Текст книги "Дыхание осени"

Глава № 13

– Надень черное платье. И красные ботильоны. Этот клатч подойдет, в нем сочетание трех цветов, – Яр достает из шкафа одежду, не дожидаясь моего согласия. Наверное, я бы спорила, если бы не Егор: попросил довериться его брату, сказав, что у него безупречный вкус, а сам сбежал на прогулку с собакой, прежде чем я успела уточнить, почему он столь низкого мнения о моем.

Впрочем, я не слишком выряжалась после больницы, хотя и сделала небольшое турне по бутикам. Джинсы и свитера мне привычней, удобней, в них легче слиться с толпой, даже в новой дубленке.

А Яр считает, что на встречу с папой, если не хочу ему сделать приятное, лучше выглядеть на все сто. Внутренне я себя так и чувствую. Я имею в виду возрастное. А внешне по-прежнему выгляжу лет на двадцать, только мой хмурый взгляд добавляет солидности.

Я буду как гнилая конфетка в блестящем фантике, если надену то, что предлагает Яр. Короткое черное платье, облегающее бедра, но без пошлости. Ни разу не выгулянные красные ботильоны Prada высотой со среднюю школьную линейку. И черно-красный клатч с вышитыми серебром иероглифами – купила так, на удачу.

И я надену. Я не хочу сделать папе приятное. Я буду выглядеть безупречно, я буду ему улыбаться. Поначалу. А потом…

Перед глазами мелькает картинка, как я тянусь через длинный стол и всаживаю в сердце мужчины нож, которым минуту назад аристократически резала отбивную. И кровь сочится из его рубахи, и капает, но он все равно дышит и продолжает есть, есть, есть, не замечая, что умирает… А я смеюсь, и под столом ударяю каблуком со всей силы по его туфлям из мертвого крокодила, а все едят и ведут беседу, не зная, что я убийца…

– Злата…

Яр встревожен, и я тоже волнуюсь – что не смогу улыбаться. И убить не смогу.

Вот он ведь тоже мой враг, тащил меня голой по коридорам за волосы, а я недавно с ним целовалась.

– Все хорошо, – говорю ему, а он знает, что вру, и продолжает всматриваться в меня, хочет понять… Нет, он все понимает… Он всегда тонко чувствует меня, и удивительно, как не почувствовал ложь тогда. Не мою ложь, а тех, кто пытался нас разлучить, тех, кто лгали.

– Злата, тебе нечего бояться. Я буду рядом с тобой.

– Именно это меня и пугает, – признаюсь, несмотря на отчаянно бьющее в ребра сердце, на кричащую от обиды душу и на секундную остановку дыхания.

– Ты не веришь…

– И не чувствую…

Поднимается, снова пересматривает отобранную на выход одежду.

– Идеально, – говорит он, бросив взгляд на часы. – Переодевайся, я выйду.

Он уходит на кухню, закрыв за собой дверь, с кем-то говорит по мобильному, вот уже с кем-то поговорил… А я все еще сижу на диване, смотрю прямо перед собой и злюсь – не время для меланхолии, но не могу заставить себя шевельнуться.

Движение – шаг вперед, а меня не отпускает прошлое. Или я боюсь его отпустить…

– Злата, у нас мало времени, – говорит Яр у меня за спиной. – А что касается твоих слов… Я не стану давить на тебя, но и не отпущу. Одевайся, если не передумала.

Поворачиваю к нему голову – он не просто серьезен, он явно не в духе, а глаза, кажется, только поднеси спичку, вспыхнут темно-синим пламенем и заставят тлеть и меня.

– Выйди, – прошу его.

Не до огня мне… не до ожогов, итак вся в шрамах, хоть их и не видно …

Яр успевает сделать еще один звонок на кухне, я – переодеться и накрасить ресницы, когда кто-то звонит в дверь. Медленно плыву на высоких каблуках, чтобы увидеть на пороге Макара.

– Привет, – говорит он, алчно меня рассматривая.

– Привет, – говорю, – удивлен, что я выросла?

Усмешка трогает его губы. Губы, которые однажды я целовала…

– Впустишь?

Я бы впустила, вот только…

– У меня в доме Яр.

– Знаю. Он попросил, чтобы я приехал.

Дверь распахиваю больше от неожиданности, чем из порыва гостеприимства. Макар ждет в прихожей, пока я вожусь с замком. А у меня руки не слушаются, и ему приходится приблизиться вплотную ко мне, чтобы помочь.

– Всегда спрашивай, кто там, или смотри в глазок, – дышит мне в шею.

– Хорошо, – соглашаюсь покорно и жду, когда отодвинется, но он не спешит.

– Это кольцо тебе больше подходит, – говорит шепотом.

И до меня вдруг доходит, что это именно он. Он сказал Яру, что я выкупила из участка Ларису. Наверное, цепочку с кулоном тот мент уже перепродал, а кольцо действительно посчитал подделкой и отдал своей дочери. Вот идиот, и погоны не лечат.

– Но без кольца тебе было гораздо лучше, – вкрадчиво продолжает Макар, практически впечатывая меня в дверь своим телом.

И я во все глаза смотрю на него – высокого, красивого, темноволосого, с легкой щетиной, которая, я помню, приятно колет ладонь, не нахожу ничего общего со своим бывшим мужем, к которому ничего не чувствую больше и… И тоже не чувствую ничего, кроме легкой симпатии, благодарности, теплого чувства дружбы.

– У нас ничего не получится, – говорю ему, почему-то зная, что должна сказать это прямо сейчас, не дожидаясь вопроса.

– Из-за того, что здесь Яр?

– Нет. Да. Не только, – путаюсь в показаниях.

– Ты уверена?

– Да, – а этот ответ однозначен.

Макар так близко, что вижу только радужки его зрачков и свое отражение в них. Слышу сладкую мяту дыхания и как бьется размеренно его сердце.

– Я тоже не сомневался, – говорит он.

Если я правильно считываю по глазам, он ничуть не расстроен. Может быть, мне показалось, что были какие-то чувства с его стороны. Может, ему показалось, что я на него запала. Но когда Макар отстраняется, мне вовсе не кажется, что Яр взбешен.

Он стоит в двух шагах, у открытой двери кухни и неспешно отпивает из чашки дымящийся кофе. Его взгляд прикован к моему лицу, но я даже не думаю перед ним оправдываться. Я ничего ему не должна, мы в разводе, и он сам пригласил Макара, так что…

Какая-то смутная мысль, мелькнув, ускользает. Ладно, потом, не к спеху.

– Зачем ты позвал Макара?

– Посмотреть, как вы с ним обнимаетесь.

Изобразив полнейшее недоумение, проплываю обратно в зал и ментально чувствую раздевающие меня взгляды. С двух сторон, одинаково не оставляющие шансов сохранить естественный цвет лица. Кажется, скоро я приучусь к пудре, только нужно выбирать на два тона светлей в следующий раз.

Оба мужчины заходят в зал следом за мной. Один приваливается у двери, второй располагается в кресле напротив, и дымит своим кофе практически в мои губы.

Я небрежно откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза, ожидая, когда паузу нарушит тот, кому больше не терпится, и вдруг смутная мысль возвращается, но на этот раз четкая, яркая и опасная.

– Это ты был тогда…

Яр делает неспешный глоток, словно не догадываясь, о чем это я.

– Ты был тогда в этой квартире…

Шепот, который не раз слышала в снах. Шепот, который казался придуманным.

«Спи… Я тебя не обижу… Больше нет… Спи, мое счастье…»

– Ты, – продолжаю настаивать.

– Не понимаю, что тебя удивляет. Я не далее как сегодня повторил тебе практически то же самое.

Оборачиваюсь к Макару. Серьезен. И как обычно, выглядит великолепно. Никогда не замечала за ним небрежности, неряшливой лени, безвкусицы, а может, и они бы не сумели испортить его фигуры. Теплая куртка, под которой виднеется горло красного свитера, черные джинсы, перехваченные на поясе кожаным ремнем, а внизу – тяжелыми берцами, и очки-авиаторы, несмотря на погоду, на то, что зима.

Он надежный, вопреки тому, что произошло между нами, или не взирая на то, что произошло. Надежный, несмотря на то, о чем я только что догадалась.

– Ты сказал Яру о кольце.

– Не только, – кивает.

– Ты позволил ему войти в квартиру, когда я первый раз была здесь и уснула.

– Да.

– Ты хотел, чтобы я вернулась к нему?

– Нет.

Так странно, он практически повторяет мой ответ самому себе, но в обратном порядке. «Нет, да, не только», – ответила я. «Не только, да, нет», – отзеркалил он.

Это как знак, что мы очень похожи и можем быть близко, но по разные стороны. Например, как зеркало и отражение. Мне все еще любопытно, зачем он здесь, что задумал Яр, но спрашивать повторно не буду. И разубеждать Яра, что не рада встрече, тоже не собираюсь. Все равно не поверит. Да и сам виноват.

– Нам пора. – Яр делает последний глоток кофе и подает мне руку. Не раздумывая, использую его в качестве опоры. – Как ты?

– В порядке.

– Да, я вижу, почти. – Он склоняется к моему лицу, но так близко, что, кажется, прямо из губ выхватывает дыхание, пожирает, присваивает себе, поглощает давящей аурой, близостью и пристальным взглядом. И как легкое перышко прикасается к уголку моих губ – так незаметно, нежно и так неожиданно, что я, не распробовав, чуть поворачиваю голову, подставляя второй уголок.

Он целует второй – еще более нежно, вынуждая закрыть глаза и податься к нему.

Может, он сделал шаг назад. Может, он оставался на месте, я сама захотела приблизиться. Я не знаю. Я совсем не чувствую пола. И не различаю, где мечты, где реальность, где недозволенное. Он целует… Нет, я целую его…

А потом что-то с треском рушится.

Открываю глаза, хочу осмотреться, но Яр удерживает мое лицо.

– Ты только что сделала выбор, Злата, – говорит, не скрывая злорадного превосходства. – Ты только что попрощалась с Макаром.

Обернувшись, я не вижу в дверях никого, и немного грустно становится от ухода Макара. Это странная грусть, непонятная. Он мог стать моим бывшим любовником, если бы взял меня силой. Мог воспользоваться моим предложением, когда я была в отчаянии.

Но не сделал этого.

– Он мой друг, – упрямо задираю голову, готовясь к долгому спору.

– Хорошо, – соглашается Яр, прижимая к себе так бережно, что охота спорить проходит. Выжидает, пока успокоюсь, мягко напоминает, что нам пора и что я могу никуда не идти, если передумала. Может, хочу отдохнуть.

– Ну нет, – говорю, – зря я, что ли, ресницы накрасила?

Смеется.

Я давно не слышала, как он смеется. В последний раз это было, пожалуй, в его большом доме – да, точно, еще до его отъезда в нескончаемую командировку.

Засмотревшись и неловко качнувшись на каблуках, попадаю в раскрытые для меня объятия.

– Думала, упаду.

– Я же говорил, что со мной тебе нечего бояться. Больше нет. Пойдем, мое счастье.

Столько слов за последние дни… столько слов, которые я мечтала услышать… раньше. И которым не верю сейчас. Понимаю, что говорит, слышу прекрасно, но они как сквозь сито просеиваются, не усваиваясь, не задевая.

И так лучше, так проще и вообще… разбитую чашу не склеить, а разбитая чаша не образное выражение в данном случае, а я…

Яр найдет себе лучше. Нас много в больших городах, Золушек, ожидающих принца. Потом, наступив босиком на разбитые хрустальные туфельки, мы становимся стервами. Это я вот никак не перевоплощусь…

– Не вздыхай, мы ненадолго, – Яр помогает надеть дубленку, удерживает у зеркала в прихожей, любуясь отражением, но торопит, когда хочу застегнуться.

– Все равно не пешком идем, запахнись, и все, – советует и выходит.

Ждет, пока я закрою двери, у лифта.

– Тебе очень идет быть на каблуках, – говорит, едва подхожу.

– Почему?

– Твои губы сейчас практически напротив моих.

Открывшись, лифт избавляет меня от ответа, но не от плотоядного взгляда.

– Я раньше ходила на каблуках, – говорю непонятно зачем.

– Жаль, я не видел.

– А если бы видел, то что?

– Тебе не пришлось бы уговаривать меня лишить себя девственности.

Снова открывшись, лифт избавляет Яра от моего гневного взгляда, но вовсе не от праведного возмущения.

– Я вовсе не уговаривала тебя!

– Хорошо, ты просто меня попросила.

– Я? Ты не бредишь?

– Ты поднялась ко мне в комнату, ты меня поцеловала, ты обхватила своими ногами мои бедра, ты…

– Хватит!

– Да, – берет меня за руку, помогая спуститься по лестнице, – мы опаздываем.

Такая невозмутимость, такая уверенность в себе, а меня буквально колотит. Я думала, у меня будет время настроиться на беседу, прикинуть, как вести себя с папочкой, а Яр дикими предположениями выбивает не только мысли из головы, но и почву у меня из-под ног.

Я не могу сосредоточиться, не могу подготовиться к испытанию, не могу накрутить себя, в конце концов!

– А ты терпеть не любишь тех, кто не пунктуален, – пыхчу недовольно.

– Предпочитаю не давать противнику даже минутной форы. – И снова невозмутимо, с ленцой и хитринкой во взгляде.

Благо у меня есть причина повертеть головой – не вижу во дворе ни Звезды, ни Егора. Ну и где они? Не на Марсе же!

– Злата, садись в машину. Егор с собакой на школьной площадке, за домом, отсюда все равно не увидишь, только шею свернешь.

Ладно, Егор не маленький, у него ключи, и вообще он коренной житель города, да и Звезда вряд ли захочет потеряться от благодетеля, несмотря на то, что я была бы не против.

В машине тепло, а я думала, буду минут десять мерзнуть, пока прогреется.

Яр сам отвечает на загадку: оказывается, машину прогрел Егор по его просьбе, а когда мы спускались, мальчишка сбежал на площадку, опасаясь, что я загоню его и собаку домой.

И был недалек от правды. Нечего так долго мерзнуть на улице, к тому же собака только первый день как начала одомашниваться… Ладно, не сляжет с кашлем после прогулки – прощу за побег.

Ехать нам минут пятнадцать, если без пробок, и я исключительно ради светской беседы интересуюсь, почему Яр записал отца в противники. Или я не так поняла?

– Если верить Эдипу… – начинает юлить.

– Яр!

– Хочешь, чтобы ответил серьезно? – Все внимание на дорогу, не знаю, заметил мой кивок или почувствовал, что мне не до словесных игр, но продолжает серьезно. – Первоначальная задача мужчины – добывать и оберегать добытое. Оберегать свое. Мой отец не имел права затрагивать тебя, но он это сделал. Теперь мы по разные стороны.

Я мгновенно вскидываюсь.

– Что значит «свое»?!

– Ты прекрасно знаешь, что это значит, – говорит Яр, не теряя интереса к дороге. – Ты – моя, Злата. В отличие от меня, ты поняла это сразу. Я – значительно позже. А когда понял… – Пронзительный взгляд синевы, сдобренный хищной улыбкой. – Я не упускаю свое. И отобрать другим не позволю. Это то, что изначально известно всем, а тебе предстоит усвоить. Но ты справишься, да, моя девочка?

Его явно заносит на поворотах, ну и я не желаю быть в аутсайдерах. Возомнил себе, понимаешь ли… думает, я буду молча кивать и слушать…

– Я не твоя вещь!

– Надеюсь.

– Я не позволю тебе управлять моей жизнью!

– Куда мне.

– Поцелуи между нами ничего не значат!

– Какая ты легкомысленная.

– Я не собираюсь к тебе возвращаться!

– Мы пересмотрим твои планы.

– И я не хочу, чтобы ты вернулся ко мне!

– Ты просто обманываешься. Добавь еще один слой пудры, дорогая, может быть, он сумеет скрыть, что ты лжешь.

– Мне спокойно, удобно, уютно, меня все устраивает, я ничего не хочу менять!

– Хорошо, раз ты настаиваешь, поцелуи оставим.

– Я не умею прощать! У меня сносит крышу, когда я вспоминаю о том, что случилось. Я хочу ударить, избить тебя, сделать тебе больно – хоть что-нибудь.

– Я уже обещал, что мы обсудим твое новое увлечение БДСМ.

– Яр!!!

– Черт, – трет ухо, в которое я пытаюсь до него докричаться, – я же просил исключить ультразвук.

– Ты не слышишь меня!

– Клевета, а как же я тогда отвечаю? И даже вижу по твоему лицу, что ты прекрасно понимаешь мои ответы.

– Яр!!!

– А, черт, – снова трет ухо, – ты явно хочешь одна поговорить с моим папой, мне останется только есть и улыбаться.

– Не могу больше, – сдаюсь, – ты совсем не слышишь меня… ты не хочешь меня понять… зря я…

Машина, резко повернув, останавливается у светящегося огнями ресторана, и не успеваю я выдохнуть после виража, Яр склоняется ко мне, обхватывает мой затылок рукой и шепчет, глядя в глаза, не моргая и не позволяя моргнуть.

– А ты попытайся, – лукавая улыбка, и мгновенное освобождение и взгляда, и затылка, и моего дыхания. – Попытайся еще раз, Злата.

Он успевает обойти машину, открыть дверь и с улыбкой, подарившей свободу ранее, приглашает на выход, а я только пытаюсь прийти в себя от всплеска страстей.

– Чуть не забыл, – открывает заднюю дверцу и ловко меняет мою дубленку на длинную шубу из серого песца.

– Под цвет моего клатча? – догадываюсь.

– Под цвет твоих глаз, – топчет догадку.

Мы под руку идем к дверям новомодного ресторана. Верхнюю одежду вежливо отбирает гардеробщик, метрдотель ведет к заждавшимся родственникам, а я, чтобы не нервничать, начинаю болтать:

– И стоило так утруждаться с шубой? Все равно твой отец ее не увидит.

Или у меня с каблуками проблема, или Яр спотыкается.

– Я покупал шубу не для отца, – говорит он, и так строго, что другой бы болтать перестал, а мне все неймется. Тем более, взгляды посетителей, мимо которых проходим, буквально ощущаю на своих бедрах, и ниже, и между… и так противно…

– А что я скажу твоему отцу?

– Все, что захочешь. Или ничего. Он сам все поймет, когда увидит тебя.

– В каком смысле?

Останавливаемся у массивной резной двери, улыбчивый метрдотель исчезает вместе с моей болтливостью.

– Мы пришли, – бросив взгляд на часы, Яр по-мальчишески радуется. – И мы вовремя.

Не могу говорить – голоса нет. Задираю по привычке подбородок (в трудности только с поднятой головой, даже если стою на коленях), выпрямляю натянутую струной спину и уверенно делаю шаг вслед за мужем.

Тьфу ты… бывшим мужем…

Главное – не стою, не мнусь, не боюсь.

И первое, что я вижу – обманчиво мягкотелого свекра, развалившегося на красном диване. Рядом с ним грациозно сидит дама в шляпе. Она тщательно что-то пережевывает, высоко подняв светлую бровь и поглядывая то на нас, то в тарелку. Классическая картина маслом – аристократка за ужином, только вместо вилки у нее в руках лысый песик размером с ладонь.

– Кто это? – спрашиваю шепотом Яра.

– Сейчас познакомимся, – говорит он.

Собственно, разговор мы начали, паузу сбили, а с ней и довольство с сытых аристократических лиц. Свекровь прижимает к груди собачку, словно мы на нее посягаем. Собачка, дрожа, пытается спрятаться под широкополую шляпу. Свекор, не изменяя себе, спокойно цедит коньяк.

– Ну, кто здесь у нас? – Яр приподнимает подбородок дрожащей собачки, и та под его пристальным взглядом принимается заунывно скулить. – Как зовут эту мелочь? Доллар? Цент? Может, Пятак?

– Бетельгейзе! – гордо представляет свекровь.

– Вводишь новую моду, – говорит мне Яр и отодвигает галантно широкое кресло.

– Мог и бы притвориться, что не заметил! – возмущается свекровь. – Злата же промолчала!

Да, но, честно говоря, едва удержалась: как-то не так я представляла себе сверхгигантскую звезду красного цвета…

– Ну, привет, – начинает светские реверансы Яр, а я пока осматриваюсь по сторонам. Не то, чтобы готовлю пути к отступлению, просто никогда не была в комнате VIP шикарного ресторана, а есть или пить все равно не собираюсь.

Обстановка располагает к тому, чтобы расслабиться и потратиться. Диван, на котором восседают и полулежат мои бывшие родственники, два кресла в тон для нас с Яром, яркая люстра как солнце – и формой, и размером, только что не обжигает, небольшой круглый стол с кружевной скатертью ручной работы, заставленный так, что не удивительно, почему у него искривленные ножки.

Двое напротив, не считая собаки.

Мы рядом.

Яр перекидывается пустыми фразами, я молча смотрю на свекра – он так спокоен и, кажется, всем доволен, в том числе и собой, и своими поступками. Тихоня, внутри которого гниль и буйство. Он чем-то похож на меня. Он – да. Больше, чем остальные. Я тоже молчу, держу все в себе, предпочитаю жить тихо, но если копнуть поглубже…

Перед глазами мелькает картинка, как я поднимаюсь, вышагиваю к дивану, на котором он разлегся хозяином жизни, и плебейски плюю ему в рожу. И дергаю с силой за переливающийся серебром галстук. И да – как же без этого – давлю каблуком на туфли из крокодила, расплющивая хрупкие пальцы, наслаждаясь хрустом и криком…

О, да…

И взгляд мужчины меняется, затуманившись – становится таким беззащитным, просящим. Он что-то мне говорит, а я продолжаю подтягивать к себе галстук. Я даже согласна съесть этот кусок ношеной ткани – только бы он не поднялся больше с дивана. Никогда. Только бы он ушел вместо меня к мертвым. Без права возврата. Без права прощения.

– Злата, – отвлекает от приятных видений Яр, – ты хочешь о чем-то спросить моего отца?

– А ты с ним наговорился?

– Я сказал, что больше не хочу его видеть, но он может общаться с Егором. Я сказал ему все, что хотел.

– А он что ответил? – игнорируя недовольство свекра и закипающую свекровь, я общаюсь только с их сыном.

– Он зациклился. Пытается доказать, что ты мне не пара.

– Он прав?

– Он ошибается, но мне все равно. Он больше не посмеет вмешаться.

– Почему?

– Потому что он ошибается. Потому что ты – моя пара. – Яр целует мою правую руку по пальчикам, языком облизывает желтый бриллиант в кольце, мне становится жарко, и я незаметно расстегиваю одну пуговичку на платье.

А тишина вдруг взрывается.

Свекровь ахает и бросает от неожиданности на пол свою звезду. Та пытается запрыгнуть ей на руку или хотя бы покорить неприступный диван, но пока у нее получается только делать затяжки на телесных колготках и тявкать. Свекор давится коньяком и роняет бокал на белоснежную скатерть чьей-то долгой работы.

– Ты… – приподнимается, тычет в меня по-деревенски пальцем и захлебывается слюной. – Ты…

Никогда не думала, что именно так ведут себя аристократы, и замечательно, что я не голубых кровей.

– Ты хоть понимаешь, что ты надела?! Ты соображаешь?!

Нет, я тоже думаю, что платье слишком обтягивает, но по сравнению с его галстуком, подкравшимся к кадыку на шее, оно безвольно болтается. Каблуки немного высоковаты, но это моя проблема, они, по крайней мере, не гоняют ветер, как шляпа у некоторых. А клатч – здесь уж не придерешься – клатч безупречен!

– Это же целое состояние! – задыхается свекор, пытаясь по новой налить коньяка.

Такое ощущение, что он дурно спал. С тех пор, как мы с Яром переступили порог этой комнаты, я переодеваться не бегала, а верещит он так, будто только меня рассмотрел. Интересно, что его так задело? Платье куплено за деньги Яра, и оно вполне себе дорогое, но вряд ли состояние миллионеров можно оценить в одно черное платье и красные ботильоны. Или все дело в расстегнутой верхней пуговичке?

На его глазах расстегиваю вторую, и он давится новым возгласом:

– Это… невозможно!

Это он еще моей шубы не видел. Эх, зря сдали ее в гардероб, зря! Сейчас бы он точно увидел ее и, захлебнувшись, умер, а я…

Нет, все-таки мы не похожи с ним… Не похожи… Я не хочу довести его до могилы – меня бы больше устроило, чтобы он жил, но мучился, чтобы хоть отдаленно прошел через то, через что прошла я, чтобы он понял…

– Сними немедленно! Яр, пусть она снимет! Это непозволительно!

– Прямо здесь? – уточняю. – При вас?

– Да! – гремит мужчина стаканом о столик. – Да! Я требую!

– Ни за что, – мягко вступает Яр. – Мы уходим. Ты увидел все, что я хотел показать тебе. Ты меня понял.

– Но она… – свекровь хватается за шляпу, мнет ее, видимо забыв, что это не голова. – Но почему она, Яр?.. Одумайся, умоляю… Твой прадед мечтал, чтобы ты женился на девушке из династии…

– Вероятно, он мечтал обо мне, – вклиниваюсь между ахами матушки, – я из династии. Строителей и шахтеров. Не подхожу? Печалька. – Поднимаюсь из-за стола и резко, чтобы не передумать, снимаю с себя черное платье. – И даже после того, как разделась по вашей просьбе? У меня мягкий характер, со мной легко можно договориться, если по-хорошему, если с любовью, если на равных… Но по-хорошему вы не умеете, вы меня ненавидите и равной никогда не считали. Знаете что? Это вы не подходите мне, и моя мягкость не безгранична. За этот день я мысленно затоптала вас каблуками и удавила галстуком. Не попадайтесь мне на глаза, пожалуйста. Между вымышленным и реальностью слишком тонкая грань, боюсь, что поддамся соблазну.

Свекровь прикрывает глаза полями шляпы, но не себе, а любимому мужу, а сама шипит, что я ненормальная и ее сын попался, увы, попался, но Яр не выглядит жертвой. Он сидит как приклеенный к стулу, жадно пожирает взглядом мой шнурованный корсет и подвязки, черно-алая гамма заводит его до того, что синие глаза оборачиваются черными и жгут мою выдержку, улыбку и смелость.

Я пытаюсь подхватить свое платье, но он берет его со спинки кресла, становится передо мной, заслоняя от свекра, пытающегося хоть что-нибудь да увидеть, одевает как куколку и говорит непреклонно, глухо:

– Мы уходим. Не беспокойте нас больше. Чревато.

Подталкивает нетерпеливо меня к выходу, обнимает, когда пытаюсь вернуться.

– Не надо, – просит, – поедем домой… пожалуйста…

– Я только сказать… еще пару слов…

Ну не зря же я в больнице насмотрелась сериалов, там всегда главных злодеев заваливают долгими признаниями, те слушают в шоке и, видимо, поэтому пропускают удар.

Яр с тяжелым вздохом отодвигается, но держит за руку крепко. Да я и не думала убегать – зачем? И куда? Не к свекру же целоваться!

– Это действительно были вы? Вы попросили Макара, чтобы он со мной переспал?

Он молчит, пьет коньяк и еще сильней меня ненавидит, а я, воодушевившись, продолжаю:

– Франсуа де Ларошфуко сказал, и я с ним согласна, что самое большое зло, какое может сделать нам враг, это приучить наше сердце к ненависти. У вас ничего не вышло. Слышите? Единственное, чего вы добились – это убили собственного внука.

Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Для него это не новость. Он знал о моей беременности, конечно, знал, ведь по его приказу купленный врач солгал о сроках моей беременности.

– Но когда-нибудь вы с ним встретитесь, – говорю я с четкой уверенностью, что именно так все и будет. – Судя по цвету вашего лица и тяге к выпивке, это может случиться довольно скоро, и мне интересно, что вы увидите в глазах Святослава? Если, конечно, вообще сумеете посмотреть ему в глаза.

Уже выйдя за дверь, я слышу хрип и невнятное бормотание, и вроде бы окрик, скулеж… Но мы с Яром не останавливаемся. Он как ледокол рассекает пространство и уверенно ведет меня за собой. Помогает надеть шубу, усаживает в машину, а когда мы вливаемся в размеренный поток машин, говорит так же, размеренно, делая паузы:

– Ты знаешь, что его деда, моего прадеда, звали Святослав Ярославович? Нет, не знаешь, конечно, я тебе не рассказывал. Так вот, прадед терпеть не мог моего отца, ему, как князю Олегу, кто-то там нагадал, что тот станет его убийцей. Всю жизнь он держал мальчика на расстоянии, а тот переживал, пытался доказать, что он хороший, что никогда бы не сделал ему плохо. Мой прадед умер в преклонном возрасте, сказав перед смертью, что однажды вновь вернется в семью и тогда посмотрит, может, и примет его за родню, признает. Больше всего мой отец мечтал, чтобы дед признал его. Больше всего на свете. Злата, ты понимаешь, что сказала ему только что? Понимаешь, как он это воспринял?

Яр надолго замолкает, а я безуспешно пытаюсь согреться после его байки.

– Я запретил ему приближаться к тебе. Я поставил отца на место, – говорит Яр, направляя мне на ноги теплый ветер обогревателя. – А у тебя получилось его раздавить.

Сижу, тереблю клатч с непонятными иероглифами, наконец чувствуя приятное тепло, разливающееся по телу. Жизнь вводит новые правила? Я – везунчик? Или все дело в клатче?

Так пусть уж сразу, чтобы не расслабляться…

Небрежно откидываю клатч на заднее сиденье и затаенно жду, когда на плечи вновь опустится длань черноты, но словно лишь для того, чтобы развеять мои сомнения, за окном начинает кружить крупный снег, пушистый и до боли в глаза белоснежный…