Текст книги "Дыхание осени"

– Идем? – предлагает Яр.

Я не спорю – смысл?

У комнаты для охраны сталкиваемся с угрюмым Макаром, он задерживает взгляд на мне, словно хочет что-то сказать, но Яр тянет меня дальше. Обернувшись на лестнице, успеваю заметить, как водитель медленно, будто нехотя, выходит из дома.

– Куда это он?

– Обход территории.

Обычное дело – да, но почему так тревожно сжимается сердце?

Яр снимает рубашку, но, даже любуясь его совершенным телом, – для меня совершенным, – не перестаю думать о водителе. Взгляд… его взгляд… было в нем какое-то предупреждение… неизбежность… и… сожаление?

– Ты далеко? – губы Яра прикасаются к моему уху, язык коварно исследует ухо, а горячее дыхание отгоняет все мысли, кроме одной. Хочу его! Всего! Полностью! Не делясь ни с прошлыми женщинами, ни со своими страхами, ни с будущим, которого мы не знаем.

– Я здесь, – поворачиваюсь в его объятиях, пожираю взглядом оголенный торс, скольжу взглядом ниже и… замираю. Как в первый раз замираю. Или я была смелее тогда. А сейчас пальцы, дрожа, прикасаются к золотистой коже – от ключиц, вдоль груди, к твердому животу, который, склоняясь, покрываю быстрыми поцелуями. Его стон перемеживается с моим. Заставляю рукой откинуться на подушки, а сама опускаюсь ниже. Мой. Весь мой. С упоением одариваю ласками, которые даже сейчас, спустя столько времени после первого раза, кажутся очень интимными, откровенными. Не могу представить, чтобы делать это с другим.

Только он.

Для него.

Стон. Еще один. Его пальцы ложатся на мою голову, его голос хвалит и называет деткой, на секунду отвлекаюсь, ища взгляд. Но он просит не останавливаться, называет по имени – значит, не путает с одной из тех, что… тоже…

Нет, не хочу думать о них…

Пусть и он забудет со мной…

Говорит, что не выдержит, говорит, что взорвется, если не остановлюсь. Ускоряю ритм, и рука его, словно смирившись, надавливает сильней. Да, вот так, громкий стон и его удовольствие мне в награду. Впитываю, забираю все до последней капли. Поднимаю голову и ползу за его улыбкой, вверх, по совершенному для меня телу. Наши пальцы сплетаются, дыхание выравнивается в унисон. Он пытается бороться со сном, говорит, что хочет подарить и мне освобождение, но я глажу его, как ребенка, по волосам, и он послушно закрывает глаза, проиграв битву с совестью.

Для меня в другой раз. Под утро, когда он проснется, а пока пусть спит.

Мой.

Удовлетворенный.

Любимый.

Никогда не думала, что это бывает вот так. Я могу дышать, могу есть – аппетит не страдает, но представить себя без него не получается. Он – часть меня. Неизведанная, туманная, закрытая на засовы. Если его не будет рядом, я выживу, но прежней уже не стану.

Отчего вдруг такие мысли?

Взгляд скользит по кольцу на моем пальце, но огромный бриллиант не приносит успокоения – наоборот, подстрекает неясные страхи. Поддаюсь порыву и снимаю его. Давит. Предупреждает.

О чем?

Мой любовник спит, а я пытаюсь рассмотреть в лунном свете его лицо. Неужели уйдет? Бросит? Нет, не верю… Зачем тогда все это? Зачем встреча? Лучше бы не пересекались вообще или расстались после единственной ночи. Это не интуиция, это глупые страхи, потому что я люблю его, а его сердце холодно. Я могу спрятаться, могу сделать шаг назад, а могу попытаться дойти к нему со свечей. И… вдруг огонек разгорится?

Ладонью провожу в области его сердца. И не только сейчас. Прикасаюсь чаще, при каждой возможности. Ночью, вечером, днем, когда мы одни, когда нет возможности уединиться…

Меня не смущают даже толпы девиц на выставке, которые не сводят с моего мужа взглядов.

Моего…

И моя рука на его груди растапливает лед. Вернее, пытается растопить. А его рука обхватывает меня вместо пояса. Весь час, что мы бродим среди огромных картин. Я не пью шампанское, чтобы не отпускать Яра. Я и так пьяна от сандала с грейпфрутом, от его близости, от его легкого поцелуя вне камер. Папарацци не гонятся за ним, как шакалы. Слава богу, есть персоны более скандальные.

Среди приглашенных замечаю несколько звезд и телеведущих, с неизменной улыбкой и микрофоном Катерину по прозвищу Вездесущая – они ходят друг за другом, по оговоренному кругу. А мы уже долго стоим у одной из картин, на которой раскинулось море. Только море и солнце – такое яркое, что щуришься непроизвольно.

– Нравится? – интересуется Яр.

– Да, красиво. Я люблю воду во всех ее проявлениях, я без нее задыхаюсь. Река, озеро, море – что-нибудь обязательно должно быть в городе. Я могу не бывать там неделями, месяцами, год, но оно должно быть.

– Водный знак, – усмехается.

– И боязнь маленьких городков, – добавляю. – Это почти то же, что и с водоемами – я могу сутками просидеть в четырех стенах, мне достаточно знать, что я могу из них выйти.

К нам подходит щеголеватый парень, и если бы Яр не представил его, никогда бы не подумала, что это художник. Я стереотипно ожидала увидеть бородатого увальня, а этот – подтянутый, челка воробьиным хохолком, запястья увешаны браслетами шамбала, на шее бусы с камнями под цвет белоснежных зубов. Да он сам как картинка!

– Никита, – молодой человек галантно целует мне руку.

Я, краснея, смотрю на мужа.

– Злата.

– Да, да, наслышан.

А вот взгляд цепкий – пожалуй, профессиональное.

– Как вам? – неопределенный взмах на картины.

Ничего в живописи не понимаю, но отвечаю, к моей радости, честно:

– Я люблю море.

Он немедленно расплывается в понимающей улыбке.

– А тебе как? – задает вопрос Яру.

Тот хмурится, всматривается в картину и долго говорит об игре света и тени, сравнивая с прошлыми работами мастера. Понимаю одно: кажется, наметился рост, а слушаю, открыв рот, вместе с польщенным художником.

– Ну а ты пишешь?

Удивленно смотрю на художника. Первая мысль – откуда он знает, что я пишу сказки?! Но он смотрит на мужа, а тот качает головой, чуть сильнее сжав меня за талию. Вопрос ему не понравился, взгляд уже в сторону – уйти, оставить…

– Нет, забросил.

– Жаль, у тебя есть способности. Поверь…

Яр делает шаг, и я почти делаю то же, но художник успевает сказать:

– Я прекрасно помню твои картины, да и те рисунки… – осекается, осознав, что сказал лишнее, но и недоговорить уже не может. Это больше бросится в глаза, а так есть шанс, что я ничего не пойму. – Где они?

– Их нет.

Яр уводит меня из выставочного зала, мимо радостных лиц, мимо счастливых улыбок, а я с болью в сердце думаю о той, что осталась на тех рисунках. Я завидую ей. Я ее ненавижу. Девушку, которую мой муж рисовал лично. Пытаюсь не думать о ней. Пытаюсь и не могу.

Яр чувствует меня и, как следствие, избегает. Ночи наши – по-прежнему. Прежними остаются утра, когда он исчезает с рассветом, а меня дожидается зеленый чай, вот только… вечеров больше нет. Вечеров на двоих. В это время он на работе или едет в машине, или в пробке, по телефону решает деловые вопросы. А я дома – одна или с Егором. Но самое главное, без него. Чаще я дожидаюсь его в гостиной, иногда засыпаю там вместе с Егором, и мой муж нас разносит по комнатам.

Но вечеров на двоих больше нет, у камина, в обнимку, с его шепотом у моего уха…

Выставки, концерты, возвращение за полночь, быстрый секс, его утомленный сон и мой взгляд в потолок…

Лето движется по календарю, вот июль сменяется августом, а я все еще мыслями в том пуховом июне. Подошла бы я сейчас сама к Яру? Сделала предложение?

Нет.

И тут же противоречу себе, почти крича мысленно: да!

Да…

Даже зная о том, что любить буду я. Даже зная, что он любит другую. Не жену бывшую, а ту девушку, что смотрела на море с рисунка.

Иногда я думаю вовсе бредовое, иногда мне кажется, что тогда, на той выставке, когда мы первый раз вышли в мир вместе, он смотрел на картину, где плескалось бесконечное море, и представлял сидящую на берегу темноволосую незнакомку.

Иногда я смотрю в зеркало, нервно накручивая на пальцы длинные светлые пряди, и ловлю себя на том, что набираю номер салона, а потом спохватываюсь, понимая, что перекраситься – это не выход. Цвет волос не бывает ключиком к сердцу.

Тогда что?

Я не знаю.

Я ведь раньше мужчин не любила.

По ночам, когда наши тела сплетаются, я пытаюсь сказать, как люблю, как он нужен мне, как хочу его сделать счастливым. Он со стоном, от которого все внутри меня радостно пляшет, принимает жаркие ласки. Дарит свои. Любит. Но не сердцем, не душой, только телом.

А мне этого мало.

Я, как в том городке, где прошло мое детство, без его любви задыхаюсь. И просить не могу полюбить меня. И заставить.

Я люблю. И жалею, что уже не исправить.

Нет, все вру!

Любить тягостно, больно и мучительно и… прекрасно. Когда с именем на устах засыпаешь. Когда с этим же именем просыпаешься. Когда сонной притягиваешь к себе подушку с вмятиной и вдыхаешь – его, но родной для тебя запах. Когда чай пьешь с закрытыми глазами, чтобы сон, где вы вместе и где он говорит то, что так ждет твое сердце, не развеялся слишком быстро. Когда в ванной берешь его гель для душа и его шампунь – резче запах, чем привыкла, но ближе, чем твой.

А потом целый день без него, с телефоном в руках, хотя есть и карманы. Позвонит? Нет… снова нет… занят… Но ни слова упрека, потому что он ничего и не должен. Этот брак без любви. Для него. А я… А мне нужно было быть осторожней. А сейчас слишком поздно. Не влюбленность, не увлечение, а болезнь с летальным исходом, если он не ответит.

Очередной выход в свет, и меня замечают камеры. Это как-то неправильно, девушка из шахтерского городка на экране, и одежда неправильная – слишком стильная, слишком изысканная, дорогая. Как блестит этот клатч! В сотый раз, наверное, я кручу эту запись, но узнать рядом с Яром себя не могу. Кто та девушка с приговоренным к мучениям взглядом? Я? Не я? Бриллиант ослепителен, а грусть диссонирует ярче. Странно. Я… но вот взгляд… разве любовь, что съедает меня – не подарок, не счастье?

Муж мой холоден изнутри, но улыбка дарит тепло. Дарит или попросту излучает? Его спрашивают обо мне, почему именно я, почему такой выбор, когда за спиной столько богатых и мечтающих о нем пассий. Я невольно оглядываюсь – да, завистливые глаза, в основном, женщин… И смотрю на него – вот сейчас улыбка не настоящая, но не зная его, не скажешь. Изумлен, говорит в красный глаз камеры: разве не ясно, почему рядом с ним именно я? Не видно? Пусть посмотрят внимательней и тогда оценят его безупречный выбор. А я ляпаю вдруг, что выбор мой – не его, потому что именно я сделала предложение. Оператор и ведущая застывают. Улыбка Яра оборачивается осколком. Но тогда я не видела – только сейчас, на сто первом просмотре…

– Значит, слухи не лгали? Злата – ваша жена?

Удивляется ведущая, удивляется оператор, но больше всего удивляюсь вопросу я.

– А вы думали кто? – вновь отшучивается Яр, незаметно подталкивая меня в сторону. – Нам пора.

Мы уходим, хотя никуда не спешим. Яр не любит быть в центре внимания прессы, я тоже не рвусь в светские дивы. Но улыбка не сходит с лица. Вот теперь те, кто не знал, те, кто еще сомневался, пусть подавятся завистью. Яр – мой муж, я не просто подружка.

Иногда он идет на приемы один, и тогда я ворочаюсь, пока он не вернется. А потом снимаю с него рубашку, брюки, прижимаюсь крепко, будто не виделись вечность и поцелуями убиваю свою тоску, гоню его отчуждение. Мой. Он мой. И я верю, что у нас все получится. Просто нужно стараться, хотеть и не уставать пробовать, как и в сексе.

Когда-нибудь все получится.

Я подожду…

Хотя знаю, что ждать не могу, не умею.

Разрываюсь, когда уезжает в командировки. Несколько дней… один раз его не было больше недели… Если бы не Егор, я бы сутками просидела в доме. А так – прогулки, споры, пара выходок, которые не скоро забуду и после которых окончательно убеждаемся, что не просто общаемся – дружим. Замечательный мальчик. Искренний, добрый. Я не против, если сын мой окажется на него похож, правда… с Яром мы еще даже не говорили о детях.

А потом календарь показывает сентябрь, и Егора отправляют в Англию. До сих пор не могу забыть этот день. До сих пор разрывается сердце. Мальчик, вздернувший нос у машины, чтобы никто не узнал, как на самом деле ему паршиво. И я. Обнимаю его, прижимаю к себе, глажу по волосам, а он даже не пыхтит ежиком и не уворачивается, только повторяет одно и то же, что он уже взрослый.

– Да, конечно, – говорю я и прижимаю его еще ближе, не оглядываясь на стоящего позади мужа.

– Я вернусь, – утешает меня Кибальчиш.

– Да, хочу, – отвечаю на вопрос в темных глазах.

– Я вернусь, потому что ты меня ждешь, – и как старший Самарский, на которого он равняется, добавляет с усмешкой: – Обещаю.

Словно пьяная, на дрожащих ногах поднимаюсь в комнату. Из моего бука выпадает белый листок. От руки записка, как мне нравилось писать свои сказки, потому что эмоции, потому что теплей, чем от компьютерных строк.

Я читаю и плачу, и практически слов за слезами не вижу:

«Ну конечно, я скоро вернусь! Я ведь ужасно хочу познакомиться с твоими родителями и нашей бабулей! Люблю, обнимаю, тащу на костер очередную твою сумку, если вздумаешь одеваться, как раньше.

П.С. Сказку отправил куда нужно. Жди гонорар.

Егор».

Он уехал и, конечно, меня не услышит, но я все равно говорю вслух, что люблю его, вредного, бойкого, никому не нужного, кроме себя и меня. Люблю сильно.

Наша бабуля…

Она так мечтала о внуке, и вот на тебе… пригласил и уехал, правда, перед самым отъездом позвонил ей, извинился и перенес встречу…

Почти сразу улетает в длительную командировку Яр, и в огромном особняке остаюсь я одна. Знал ли он? Чувствовал? Почему не кричала моя интуиция? Сотни раз я задам себе эти вопросы. И другие задам не раз. После. А тогда пустота накрывала меня полотном, а мой брак и любовь доживали последние дни перед смертельной агонией.

Глава № 11

С минуту я смотрю на маячок, булькающий на панели инструментов, и наконец доходит, что это скайп!

Яр?

Пытаясь побороть волнение, поспешно нажимаю, и пока видео не появилось, наспех поправляю волосы. Лариса наверняка сказала бы, что я выгляжу клушей – неумытая, непричесанная, в длинной майке вместо ажурного пеньюара, а уж если бы узнала, что минуту назад я сосредоточенно клацала по клавишам… эм… у нее много нелестных эпитетов в арсенале.

А, может, мне притвориться, что не услышала вызова, быстренько привести себя в порядок, а потом набрать самой? Нет… жалко времени… Я ужасно соскучилась по улыбке, по строгому взгляду мужа, не смогу ждать лишней минуты… И так почти неделю слышу только короткие фразы по телефону, сама несу в трубку чушь, а потом под навязчивые гудки корю себя, что так и не сказала, как скучаю и как он нужен мне, и как люблю… По телефону ведь легче признаться, не глядя в глаза, не видя ответ в глазах. Да и вообще, звонок может сорваться, может быть плохое соединение, может зарядка закончиться – куча причин сказать хотя бы по телефону, а я все молчу…

Неужели увижу его сейчас?

Сердце, кажется, разорвется…

Яр…

Но экран показывает другое лицо, веселое, симпатичное, очень родное, но… лицо не моего мужа. Нет, я не разочарована, просто не ожидала. Я так соскучилась по этому притворно злобному мальчику, что пальцы с дрожью проводят по виртуальным волосам, дают щелчок вздернутому к потолку носу.

– Эй, ты там как? – машет рукой Егор.

– Привет, – шепчу сиплым голосом.

– В обморок только не падай!

Мои страхи, которыми пичкала себя больше недели, отступают под магией его звонкого смеха.

– Рассказывай, – прошу его, – как ты?

Делает вид, что мое предложение не из самых приятных, но так и быть, только ради меня, раз больше поговорить не о чем… А сам не без удовольствия быстро, словно наперегонки с кем-то, делится, как живется на новом месте, среди наших снобов и иностранцев, как освоился, чем питается. Газировки такой вкусной нет, ваты тоже, друзей пока не завел, да и не старается: связи нужны его родителям и Ярославу – вот пусть и знакомятся, а у него немного другие планы, раз уж приучают к самостоятельности.

– Интересно какие?

– Ну, – подмигивает, – присматриваюсь к симпатичным девушкам, а потом выберу одну или две и познакомлюсь для длительных и серьезных отношений.

Он ждет, пока я, поперхнувшись зеленым чаем, откашляюсь.

– А почему только две?

– Потому что реально оцениваю количество свободного времени и карманных денег, что мне выделяют.

Да уж, похоже, растет настоящий искуситель, весь в старшего брата. А симпатичный мальчишка, кстати, барышням есть чего опасаться.

– Что это ты ко мне так присматриваешься? – хихикает. – Я для тебя пока еще маленький.

– Пока?

– Ага, – ничуть не смущаясь, – как ты там говоришь?.. Мм… потренируюсь на кошках, а потом, если ты разведешься с Яром, лет через пять… обсудим детали…

– На кошках… – на минуту теряю дар речи. – Разве можно так говорить о девочках?!

– Ну и что? Можно подумать, вы не обзываете мужчин котами!

– Да не только котами, – соглашаюсь, – но ты пока не мужчина!

– Стану, – отмахивается, – тоже мне, Питер Пэна нашла.

На этом тема мурлыкающих исчерпывается, но взгляд его с хитрецой, кошачий, и чтобы сбить этого новоявленного Мурзика, уговариваю еще что-нибудь рассказать о школе.

– Да как тебе объяснить, чтобы ты и в другой раз не расспрашивала? – чешет макушку, и вдруг на него накатывает вдохновение. – О, придумал! Точнее и не опишешь. Здесь так же здорово и весело, как в склепе, причем не в родном, семейном, а соседском, в который тебя по ошибке определили, и вот ты лежишь и ждешь, родственники собираются вроде бы, толпы с цветами бродят по праздникам, а ты не узнаешь ни одного. И к тебе никто не подходит. Только и остается, что это… кошек гонять.

Картина маслом ясна. Ему одиноко и пусто, но выбора нет, и он потихоньку приспосабливается, но на своих условиях. Я помню: то, что нас не убивает, по идее, делает сильнее, а у Егора настольная книга – Ницше, значит, тоже в курсе этого изречения, но если бы он был здесь, под боком, я бы чувствовала себя гораздо сильней, и ему бы окружающее не казалось склепом. Мне все-таки кажется, сила не в испытаниях, которые на тебя сыпятся, а в том, чтобы держаться вместе против бури и ветра.

– Ты, надеюсь, сбежать не собираешься? – подозрительно всматриваюсь в притихшего мальчишку. Такое ощущение, что мы думали об одном и том же. – Такой пронзительный взгляд, даже слегка жутковато.

– А что, – трет задумчиво лоб, и снова становится родным и понятным, таким притягательным невероятно, что хочется погладить ежовые колючки, – это идея. Подумаю на досуге. А как там мой братец?

– В командировке.

– Это он любит.

Любит? То есть ему нравится без меня…

– Ага, давай, накрути себя! – поощряет Егор и вздыхает расстроенно: – Эх, некому за тобой присмотреть! Слушай, он и раньше не часто появлялся дома. У него же бизнес международный, есть несколько филиалов, а замов надо контролировать, а то они любят подворовывать. Он сейчас где? В Нью-Йорке?

Киваю.

– Понятно, звонит редко, говорит быстро, – ну так там разница в двенадцать часов с нашим временем, и он собирался увольнять директора, искать замену. Пока подучит, передаст дела, проконтролирует… Он когда в Нью-Йорк мотался, я его вообще не слышал, так что это не из-за тебя. Просто ему некогда.

Ничего в бизнесе не понимаю и не пытаюсь, если честно: не мое это. Тут бы на копирайтера выучиться, а управлять кем-то – людьми, финансовыми потоками, нет, увольте. И если совсем честно, я поспать люблю, а Яра почти никогда по утрам не застаю, с рассветом убегает, но с ним понятно – мужчина, добытчик, хищник; Егор вон такой же, мне кажется, будет, разве что чуть открытей за счет чувства юмора. Я лучше у очага посторожу, на вахте.

– А у тебя как? По-прежнему сидишь дома?

По лицу мысли читает – вот точно, только подумаю – он озвучивает, и не скроешься. Но его барышне повезет: не придется ей мучиться: сказать – не сказать о чувствах, сам узнает и сам решит, нужно ли ему это, а нет – на корню остановит, а не когда все, как раковая опухоль, запущено.

– Да, но уже не без дела, – вздох у меня вырывается самовольно. – Вот, статьи изучаю. Одну написала, но сомневаюсь, примет заказчик или нет, нереально сложно хвалить сантехнику, знаешь ли.

Егор воодушевляется и сыплет стишками-слоганами, самый цивильный из которых:

 
«Если сел на унитаз —
Перекрой в квартире газ».
 

Мои уши деликатно увядают, когда фантазия мальчишки наконец иссякла.

– Ты где так наловчился? Случайно не в рекламном агентстве брата?

– Ай, – машет обиженно рукой, – он зануда! Он бы столько, как ты, не выслушал, а ведь это называется мозговым штурмом!

– Поверь, мои мозги оценили.

Хохочет, но что-то вспомнив, выравнивает спину, по-деловому скрещивает руки и чопорно интересуется:

– Что слышно по нашей сказке?

– Гонорар не получила, если ты волнуешься.

– Ладно, – расслабляется, – ждем.

У меня большие сомнения, что сказку возьмут, но разочаровывать мальчика не хочется. Киваю ему, говорю, что скоро закончу еще одну сказку и отправлю по тем же контактам, что и он, а к его приезду на каникулы поделим двойной гонорар. Мне не жалко, деление на ноль прибыли не дает, а ребенок верит.

– Эх, пора мне, – оборачивается за спину, видимо, кто-то вошел в его комнату, но остается вне кадра, – а ты мой номер добавь в контакты и звони. – Небольшая заминка, почти незаметная. – Если захочешь, конечно.

– Захочу, – успеваю ему подмигнуть, прежде чем отключился.

Не переставая улыбаться, смотрю на экран, где только что видела смешливое лицо, и ни строчки сочинить больше не получается. Сижу, думаю, как же мне повезло в этой жизни! Так и тянет обнять весь мир, крикнуть, как я счастлива, как люблю, как скучаю без своих мальчишек. Темноволосый и с пшеничными волосами – разные и такие родные, еще несколько месяцев назад абсолютно посторонние для меня люди, без которых я жила, дышала, а сейчас кажется, как не со мной все было и не в этой реальности. Монотонно, без красок, и уж точно без такого обилия красного… Алые клумбы, простыни, покрывала, свитера Яра, его машина, шляпа свекрови…

Целое королевство. А ведь это что-нибудь значит, наверное…

Забиваю в Яндекс запрос, и с усмешкой читаю. Ну конечно! Я раньше должна была догадаться: красный – чувственность и цвет власти. Долго вычитываю характеристики и значение всех оттенков – надо же, кое-что совпадает. Может, совпадений гораздо больше, только… я не так хорошо знаю Яра, как мне хочется, и… Хватит, снова строю грузные башни и сама на себя их взваливаю.

Интересно, а что означает синий? Он мне больше всех нравится. Так, затягивает, опьяняет, у него нет дна…

Эх, если бы…

Что без дна – хорошо, я не против, но сомнительно, что есть дар затягивать… Не удержала ведь, уехал один, хотя я не работаю и могла бы сейчас быть с ним…

Лучше читать дальше…

Преданность людей, предпочитающих этот цвет, иногда доходит до добровольного рабства… Чушь! Я не против подчиниться более сильному, но раболепия не переношу, в отношениях двое должны быть равными. А вот то, что синий цвет выбирают те, кто хочет гармонии и подвержен фантазиям – правда. Ну хоть что-то похоже, а то… рабство, подчинение…

Насочиняли!

Как назло, вспоминаю последнюю ночь с Яром. Я действительно была полностью в его власти, под присмотром зеркал, которые он принес в нашу комнату, но и Яра пленили мои смелые ласки. Он со стоном парил в небесах, а я почти взлетала от удовольствия, на невидимых крыльях страсти, но увы…

Я как бабочка, у которой одно крыло – и не падаю, и полностью не взлетаю…

Забиваю другой запрос в Яндекс. Про цвета мне все ясно, а если… вот оно, тысячи ссылок… закопаешься – не найдешь себя. Нет, я знала, что не одна, но чтобы столько людей задавалось, как получить удовольствие…

Я читаю, запоминаю, примеряю к себе, анализирую, но стараюсь не для себя. Мне бы и так сошло, просто знаю, что Яру бы этого очень хотелось. А пока я кончаю только под его языком, да и то не всегда. Нужно выбросить абсолютно все мысли, и тогда все получится, нужно полностью расслабиться – так советует Яндекс, но как тогда я доставлю удовольствие Яру? Как не думать о том, чтобы доставить ему удовольствие, если для меня это главное?

Не понимаю.

Одна неделя перетекает в другую: короткие звонки, пустые фразы, а я думаю о нем практически постоянно. Я жалею, что не сказала ему о своих чувствах. И я рада, что не сказала. Потому что боюсь, ужасно боюсь… не услышать в ответ молчание, а прочесть по глазам, что у меня никаких шансов. Вот с Егором я говорю открыто и обо всем, ну за исключением темы для взрослых, советоваться, как угодить в постели мужу, я понятно – не стану. Зато каждый вечер желаю ему добрых снов, а он каждое утро спрашивает о моем настроении. Как оно? Ничего? Паршиво на самом деле, но я вру, что отличное.

Яр о брате не спрашивает, это я придумываю приветы. Егор кивает, но по глазам вижу – ни на грамм в них не верит.

– А большой привет или маленький?

– С тебя ростом.

– А как пахнет?

– Как ты.

– Ой, фу! Я только что с тренировки!

Это наш привычный обмен репликами, с небольшими корректировками. А однажды он не дурачился, а серьезно сказал, чтобы я передала Яру, если тот полный кретин, лет через пять он сам на мне женится, на самом деле, потому что я классная.

– Это что за новости? – удивляюсь. – Ты же говорил, что еще маленький для меня!

– Ключевое здесь слово «еще». И потом… я тебе нужен.

А в глазах плещется неуверенность и ранимость, и ожидание, и любовь, не за что-то, а, скорее потому, что больше любить некого.

– Очень нужен, – сглатываю комок в горле, – даже не сомневайся, только муж у меня уже есть.

И опять мне кажется, что он считывает мои мысли: интересно, надолго? И нужна ли я Яру? И впервые за все время замужества я действительно задумываюсь, а к чему вообще была эта свадьба? Ладно, я – для меня встреча с Яром, – это нечто магическое, но зачем ему я? Наверняка мысль жениться на девственнице с высшим образованием посетила его не впервые, просто в баре он озвучил ее, а я услышала. Если бы задался целью найти жену именно такую, разве не логичней начать поиски среди социально равных? Присмотреться к ней, а не наводить справки у полусонных подруг, попытаться пожить вместе, а не тащить под венец, дать прочувствовать полностью эти моменты с выбором наряда, заказом букета, а не впихивать невесту в удачно подвернувшееся готовое платье. До сих пор задаюсь вопросом, что это было? Тайфун? Слепота и безумие от пятна на белом ковролине? С моей стороны понятно – нокаут в первом же раунде, но Яр…

Четыре коктейля, один разговор и кольцо с бриллиантом. Так бывает?

Да, так есть, но мне все еще кажется, что все это на грани фантастики. Сказка. Кстати, из одной редакции пришел ответ, что такое не печатают в принципе, но если мне интересно и нравится общаться с людьми, могу попробовать себя в журналистике, в их издательстве. Даже дали мобильный главного редактора, за которым уверена – многие из журфака охотятся, а мне так – подарок, которым я не воспользуюсь.

Несколько раз пишу и стираю ответ. Журналистика – не мое, но все равно жутко приятно. Обычная девушка из провинции, и редакция… ух! Накатывает ощущение нереальности, и чтобы вырваться из него, набираю телефон Яра. Он – мое настоящее, мой фундамент, вот сейчас услышу его голос и пойму, что не сплю.

– У тебя что-то срочное? Я сейчас занят, – говорит он.

Да, не сплю. Спасибо, любимый, твой ответ освежает.

– Не срочное, – нажимаю отбой и звоню по скайпу Егору.

Тот аж светится, когда зачитываю ответ из редакции. Сидит, довольный такой, руки потирает, будто уже пересчитывает купюры.

– Это только начало! – уверяет меня. – Мы с тобой еще прославим нашу фамилию!

Смех развеивает ощущение нереальности, прогоняет легкую досаду на Яра. Я смогу. Да. Мы сможем. Мы ведь одна банда – Самарские!

Когда поздно вечером звонит Яр, я уже не рассказываю о том сообщение. Прошло. Отпустило. У него дела, бизнес, а здесь я с ерундой. Зачем забивать ему голову? Пусть скорее решает свои вопросы и возвращается…

– У тебя все в порядке? – это его привычный вопрос, почти ритуальный. Вот сейчас, по идее, я отвечу, что все хорошо, и тогда он спокойно нажмет отбой. Позвонил жене, галочку поставил – и ладно. Но сегодня я немного меняю правила.

– Нет, – говорю, – не все.

Я буквально чувствую его секундное замешательство в тяжелом дыхании.

– Почему?

– Мне тебя не хватает.

Один палец держу на красной кнопке, чтобы первой нажать отбой если что, но молчание по ту сторону двух океанов затягивается. Он еще здесь? Со мной? Наконец он выдыхает так громко и вымученно, будто его пытают и убитым голосом признается:

– Я тоже о тебе думаю.

И молчим уже оба, и дышим, кажется, в унисон, а потом я зажмуриваюсь и выпаливаю, чтобы не передумать:

– Я люблю тебя.

– Что?

– Я люблю тебя.

И не просто жму на отбой, а совсем телефон выключаю. Ну вот, я решилась, сбросила тяготивший груз, а легче почему-то не стало. Руки дрожат, голова ватная, хорошо, что у дивана такая высокая спинка и мягкая. Или нет… наоборот, мягкая спинка, слишком мягкая… раздражает… Может, надо было сказать о чувствах при более удачном моменте?

А когда придет удачный момент?

Зря я все-таки Яру призналась.

Что теперь будет?

Ох, наверное, последствия узнаю только по возвращении мужа. Если он захочет ко мне вернуться…

Стоп, я живу в его доме, значит, точно вернется.

А квартиры, о которых он говорил?..

Ерунда! Ну не будет же он от меня прятаться? Разговор у нас состоится, вне сомнений, серьезный, и пока Яра нет, лучше морально к нему подготовиться, а не накручивать себя до нервного срыва…

Глубоко задумавшись, я не сразу реагирую на стук в двери. Видеть никого не хочу, но и обидеть – тоже, тем более, повариху, которая просто спасает меня от бессонницы. Если бы не ее чудотворные отвары, я бы так и бродила неупокоенной тенью по комнате, и вот же ж, настойчивая, знает, что меня легко уговорить лаской, и не уходит, хотя я упорно молчу, а причитает соловушкой.

– Злата Юрьевна? – заботливый голос за дверью. – Злата Юрьевна, я войду, ладно? Вы не против? Злата Юрьевна, начинаю беспокоиться и входить…

Ну не дом, а проходной двор, честное слово! Но сама виновата, в двери есть замок, а не закрываю. Не привыкла, да и неожиданно заметила у себя еще один вид клаустрофобии: если в комнате кто-то есть (кто-то… понятно кто, Яр), могу взаперти сутки просидеть (кхм… или пролежать, и не только сутки), а одна чувствую себя зверем в клетке. Неуютно, хочется вырваться на свободу, бежать…

А овца в клетке – страшная сила, никого не заденет, а сама пораниться может. Думается мне, все вокруг это понимают прекрасно, потому вот некоторые и суют мне безбоязно телефонной трубкой под нос.

Кто мне может звонить на домашний? Да никто! Но спасая нос, взять телефон приходится.