Текст книги "В едином ритме. Три повести"

Глава 24

Сегодня первое публичное выступление.

Концертный зал рассчитан на три тысячи человек. У меня никогда ещё не было столько слушателей. Волнуюсь сильно.

Надеюсь, не забуду партии. Мне же приходится держать их в голове, а также помнить в точности расстановку инструментов в зале. Нужно довести эти вещи до автоматизма – чтобы не отвлекаться во время игры. Потому что, когда дирижирую, я ныряю в музыку с головой – будто плыву внутри произведения, дышу в его ритме. Мне сложно выбраться наружу – во внешний мир – до тех пор, пока не прозвучит последняя нота партитуры.

Аплодисменты очень громкие. Приятно. Но не люблю шум.

Наверное, зрителям понравилось наше исполнение. Это хорошо. Ко мне подходили многие, я всех и не запомнил. Среди них был человек, которого представили как мэра. Пожимали руку ещё какие-то знаменитости. Все благодарили. Но самое приятное то, что оркестранты приняли меня: сказали, что наслаждаются работой со мной.

Старый дирижёр тоже доволен: говорит, оркестр теперь зазвучал по-другому. Он, видимо, считает своим долгом продолжать вдохновлять меня, но это лишнее – я живу музыкой.

Во время игры меня направляют сами композиторы. Я вижу автора произведения: он берёт меня под руку и ведёт по лабиринту своей задумки. Даёт мне, незрячему, ощутить как создавалась каждая партия, каждый поворот мелодии, каждое изменение темпа. Композитор впускает меня в святая святых. Пройдя вместе с ним путь его музыки, я знаю, насколько важна каждая нота и как сыграть её так, чтобы взволновать сердца слушателей.

Устал за последние недели и непривычно всё это: репетиции каждый день, заучивание партитур, ответственность за 54 музыкантов, концерт, всеобщее внимание. Конечно, это счастье – я дирижёр, как всегда мечтал! Но не привык пока. И она устала – волновалась за меня.

Едем, наконец, на море.

Глава 25

Теперь понимаю, почему он так хотел отвезти меня на море.

Не знаю, как я могла жить без моря. Хотя я также не понимаю, как могла жить без него.

Мне приходилось жить без него и приходилось жить без моря – вот и жила. Но такое ощущение, что это была не я.

Встреча с ним изменила мою жизнь. Также и море: оно будто заполнило все дырочки в моей душе. Те дыры, которые проделала сама жизнь. Утраты, разочарования, злость, страхи. Море, едва заметив меня на берегу, как будто мгновенно отсканировало эти душевные пустоты и наполнило их своей целительной влагой.

Середина ноября. Прохладно. Мы уже в зимней одежде.

Ветер с моря. Поэтому шторм. Море бросает в нас своей пеной. Она похожа на сладкую вату, которую мама покупала мне втайне от отца. Морская пена, также как и сладкая вата, тает в руках. Только не оставляет на пальцах сахарный сироп – она просто испаряется. А на вкус она чуть солёная.

Он сидит на песке и слушает море.

А море играет со мной в игру. Оно то даёт мне новые порции пены, то засасывает её обратно в себя. Я поняла, что образуют эту пену волны, которые разбиваются метрах в семи от берега. Я подбегаю к воде, когда вижу их приближение. Но море жаждет обмочить мои ботинки. Поэтому мне приходится моментально отпрыгивать, схватив кусочек солёной ваты.

С этой добычей я бегу к нему. Быстро, пока пена не успела растаять. И перекладываю её со своей на его руку. Он смеётся как ребенок! Да я и сама чувствую себя десятилетней девочкой. Мне словно подарили детство, которого у меня никогда не было.

Приходим в гостиницу. Выбились из сил, особенно я – после игры наперегонки с морем. Приятная усталость по всему телу, мне даже тяжело стянуть с себя штаны – он помогает мне.

Глава 26

Иногда мне стыдно перед миром за то безмерное счастье, которое я каждую минуту испытываю с ней. Независимо от дня недели, усталости или погоды.

Пасмурно, дождь, атмосферное давление понижено – неважно, я всегда свечусь так, будто у меня внутри своё солнце. Кажусь себе легкомысленным: у меня были самые тяжелые пять лет моей жизни, а я такой счастливый. Но это лишь потому, что я встретил её.

Жизнь была повёрнута жёстким ребром и к моей любимой. Она не привыкла смеяться, радоваться глупостям, легкомысленно наслаждаться текущим моментом. Но я чувствую – теперь она тоже счастлива!

Может быть, это безграничное счастье потому и дано нам с ней, что мы перенесли безмерное горе? Человек, который не страдал, не может в полной мере ощутить счастье.

У нас будет ребенок!

Уже есть, в её сексуальном животике! Мне кажется, это сын. Но я буду безумно рад и дочке.

Она не хотела мне говорить. Пришёл с работы, чувствовал: её что-то беспокоит, но не признавалась. После уговоров, со слезами на глазах, сказала, что беременна. Как она могла подумать, глупенькая, что я не хочу ребёнка?! Она осчастливила меня! Схватил её на руки, стал кружить.

Я не просто хотел ребёнка, я ощущал какое-то неподвластное желание «сделать её беременной». Знаю: неграмотно так говорить, но это именно то, что я чувствовал всё это время, занимаясь с ней любовью. Жаждал соединиться с ней настолько глубоко, чтобы плодом этого соединения стал плод её прекрасного тела – наш ребёнок. Но не решался говорить об этом – боялся, что она не захочет воспитывать детей со слепым отцом.

Теперь она не отвертится и станет, наконец, моей женой! Я уже два раза делал ей предложение, но она отказывалась. Не мог понять, почему. Всё выяснилось, когда старый дирижёр устраивал ужин и позвал нас. Она придумывала поводы, чтобы не идти. В процессе спора призналась, что не хочет позорить меня своим шрамом. Внушила сама себе, что её «уродство» может помешать моей «карьере и популярности в новых кругах». Я отказался идти без неё – она для меня важнее карьеры и каких-то там высших кругов.

Глава 27

Мы стали мужем и женой.

Я никогда не бывала на свадьбах, но встречала молодожёнов в городском парке. Во главе свадебной процессии обычно шёл фотограф и командовал участниками. Мне всегда казалось, что девушке жутко некомфортно в таком пышном платье, на высоких каблуках. А молодого человека, одетого в неудобный строгий костюм, вынуждали поднимать жену на руки. Их заставляли прилюдно целоваться. Этот день казался мне со стороны ненужной суетой, как будто свадьба – первое испытание, через которое молодожёнам нужно пройти вместе. Я не могла понять, за что им это? Ведь они просто любили и решили соединиться. Зачем же их за это мучить неудобными нарядами, высокими каблуками, галстуками, бессмысленными обрядами, прилюдными поцелуями…

В положенный день мы просто пошли в мэрию и получили бумажное доказательство нашей любви. Ничего не произошло – ни с отношением друг к другу, ни с чувствами. Мы по-прежнему любили и всё также сильно хотели быть вместе.

Весь день мы гуляли по городу – по нашим любимым маршрутам.

Мне хотелось сделать что-нибудь приятное для жителей дома престарелых. Мы купили 45 белых роз (хорошо, что муж уже получил свою первую зарплату дирижёра) и попросили девушку-администратора отнести по розочке в каждую комнату. Под ветвями ивы мы танцевали медленный танец молодожёнов (под музыку, которая доносилась из ресторана напротив). А когда выходили, бабушки и дедушки смотрели на нас из окон и улыбались. Я была счастлива. Он обнял меня и поцеловал в щёку.

На следующий день мы навестили родителей.

Сначала пошли на городское кладбище, где похоронены родители мужа. Плохо, что раньше он не приводил меня сюда – сказала ему об этом. Говорит, не хотел меня расстраивать. Не смогла сдержать слёз. Он очень похож на отца, а глаза, мне кажется, у него мамины.

Потом съездили на электричке на могилы моих родителей. Странно видеть как мама и папа мирно лежат рядом. Я рада, что они нашли успокоение – хотя бы в этой земле, стирающей все бессмысленные конфликты.

Зашли к крёстной. Она попросила нас наклонить головы и благословила – сказала, что мама сделала бы именно так. Она всё не могла поверить, что муж слепой, ведь он держится очень уверенно.

Глава 28

Жена! Наконец, она стала моей женой. Теперь и официально, она для меня самый важный и близкий человек.

Наша свадьба не была торжественной – она так захотела. Но я всё-таки настоял на том, чтобы мы купили ей новое красивое платье. Да, я не вижу это платье, но слышу радость в её голосе – так же радовалась новым нарядам и мама.

Утром этого прекрасного дня я встал ещё раньше обычного и принёс домой не только горячие круассаны, но и предварительно заказанные мной орхидеи, которые пахли потрясающе. Она очень обрадовалась (я часто дарю ей цветы, но, видимо, в этот раз её любимые орхидеи были особенно красивые – я говорил продавщице, что женюсь). Моя любимая порхала вокруг как бабочка, целовала меня, благодарила, и, забыв про свежие круассаны, принялась что-то делать с цветами. Оказалось, она изготовила букетик невесты, дала мне его пощупать: стебли стали короче, цветы туго перевязаны широкой атласной лентой, так что их было удобно держать. После чего она с той же лёгкостью, невероятно радостная, подбежала ко мне, обняла, и принялась за остывшие, но по-прежнему вкусные, круассаны.

Я был безумно счастлив в тот день – хотя с ней я всегда такой. Я любил всех вокруг. Даже сотрудников мэрии, которые просто выдали нам свидетельство о браке.

Мы зашли в дом престарелых, с огромной охапкой белых роз. Жена уговорила администратора принять цветы и отнести их в каждую комнату. Пройдя через двор, мы спустились к реке. Ветви ивы прошуршали над головой, закрыв нас от остального мира. На противоположном берегу реки, в ресторане, играла песня «Stand By Me». Мы держались за руки. Она встала вплотную ко мне и положила руки на мои плечи. Её дыхание было лёгким, как и она сама. Я замешкался – не понимал, что она задумала. Жена взяла мои руки и положила их на свою стройную талию, потом обняла меня за плечи и мы начали двигаться. Она вела меня, хотя я помню из школьных танцев, что это должен делать мужчина, но мне было хорошо, как и всегда с ней.

Когда уходили, она радостно рассказывала мне о том, что на нас из каждого окна смотрели улыбающиеся лица стариков. На моём лице также была счастливая улыбка.

А на следующий день мы посетили могилы родителей.

Жена волновалась, как будто шла знакомиться с живыми. Мы долго выбирали цветы – ей хотелось найти именно ромашки (я говорил как-то, что это любимые цветы мамы). Она склонилась к памятнику и, мне показалось, поцеловала портрет моих родителей. А когда уходили, не сразу ответила на мой вопрос – я понял, что она с трудом подавила слёзы. Подумал о том, что родители там, наверху, непременно приняли её как дочь и с нетерпением ждут появления на свет внука или внучки.

Потом мы поехали на кладбище к родителям жены. Я купил цветы для её мамы. Мы сидели на скамейке возле двух могил и молчали. Я не хотел приставать к ней с расспросами, только обнимал нежно и гладил по голове.

Проведав родителей, мы зашли в гости к крёстной жены. Я рад, что познакомился с этой доброй женщиной. Если бы не она, детство моей любимой могло бы быть ещё мрачнее.

Глава 29

Муж проводит много времени в оркестре. Скоро важное выступление, каждый день репетиции. Он задерживается по вечерам и иногда работает в выходные. Возвращается домой уставшим.

Меня начинает преследовать мысль, что у него появилась другая. Иногда он не берёт трубку, когда я звоню. Потом говорит, что в это время была репетиция. Мне хочется верить ему, но я видела как смотрят на него девушки из оркестра. Особенно две подруги: флейтистка и скрипачка. Однажды я случайно услышала их разговор. Они говорили о том, какой муж привлекательный, и не понимали, почему он связался с «уродиной». Я не стала рассказывать ему, для него важна приятная атмосфера в оркестре – любое напряжение мешает игре. Но я никак не могу забыть тот разговор.

Я знаю: муж любит меня. Мне стыдно говорить ему о своих опасениях. Но страх, что он предпочтёт другую, разрастается во мне так же быстро, как растёт ребёнок в моём животе.

Тревога иногда превращается в гнев, я становлюсь раздражительной. Муж переживает, пытается вывести меня на откровенный разговор. Однажды я призналась, что вижу, как на него смотрят девушки из оркестра, а они намного красивее меня.

Он расстроился, его обижает недоверие. Говорит, что выбрал меня, когда полюбил при первой встрече, и ни за что не променяет ни на какую другую. Просит бороться с этим разрушительным чувством – ревностью, хотя бы ради нашего ребёнка, который совсем скоро появится на свет.

Муж мечтает о том, чтобы удалось очистить любовь от всего постороннего – от страхов, эгоизма, заблуждений. Тогда останется только истинное – свет и теплота. И любовь станет тем, чем должна быть для человека – собственным солнцем.

Он винит в моей ревности себя. Говорит, что слишком увлёкся работой и я почувствовала себя брошенной. Теперь мы стараемся проводить больше времени вдвоём, а точнее, втроём.

Глава 30

Когда медсестра дала мне в руки новорождённого сына, я мог только осторожно ощупывать его. Будто проверял всё ли на месте, здоров ли он.

Жена сказала, что у него мои глаза (она называет их небесно голубыми). Понимаю, что она имеет в виду лишь цвет, но слышать это страшно – мои глаза не могут видеть. Я боялся, как бы сыну не перешла слепота, хоть она у меня и не врождённая.

Наш сын – здоровый малыш!

Я стараюсь помогать жене. Купаю сына, меняю подгузники. Успокаиваю его, когда он просыпается ночью. Даю жене возможность поспать – за день она выматывается с малышом, а ещё и кормит. Но я делаю это не в силу долга: любое время с сыном – удовольствие для меня.

Больше всего на свете я жалею, что не могу видеть его улыбку. Жена говорит, что он всегда улыбается, когда я играю с ним, дую в пупок или зацеловываю щёчки. Улыбается ангельской улыбкой. Я целую его ротик, чтобы почувствовать как поднимаются уголки детских губ.

Я неспособен видеть сына, но безмерно рад тому, что могу слышать его, ощупывать, держать на руках. Люди без уродств, наверное, не задумываются о том, какое это редкое счастье: обнимать, ласкать любимое существо, слышать детский лепет, ощущать нежность младенческой кожи, вдыхать запах парного молока. Я радуюсь этим, казалось бы естественным, возможностям, потому что лишён одной из них.

С ужасом думаю о том, какого было бы, если бы у меня не было рук – я не смог бы даже обнять сына; если бы был глухим – не услышал бы как он скажет первое слово; если бы оказался немым – не мог бы рассказывать ему сказки и говорить как сильно я люблю его. А значит, мне повезло.

Жена не перестаёт благодарить за помощь. И это странно: заботиться о нашем ребёнке – не только её обязанность. Но я понимаю – она вспоминает поведение отца.

А я не перестаю благодарить её. За то, что она уже дважды сделала меня самым счастливым на свете. Первый раз – когда позволила любить себя и полюбила сама. А второй – родив мне сына!

Глава 31

Мои мужчины поглощают всю меня. Я будто стараюсь дать сыну и мужу всю ту нежность, которой была лишена сама.

Но я боюсь, что иногда слишком усердствую в этом. Излишняя забота утомляет и делает зависимым.

Поначалу я даже хотела стать глазами мужа. Мне казалось, ему некомфортно с палкой-поводырём и, когда мы выходили на прогулку, я предлагала не брать её с собой. Если по дороге попадалась ступенька, я предупреждала его. Руководила переходами на светофорах. Подносила одежду, обувь, и не только когда он спешил. Муж мягко отказывался от помощи, а я думала, что ему просто неудобно утруждать меня и моё стремление помогать росло.

Но как-то он сказал, что начинает чувствовать себя неуверенно на улице, если меня нет рядом. И тогда я задумалась: та внутренняя сила, которая привлекла меня в нём, которая заставляла прохожих девушек жадно смотреть на него, была под угрозой по моей вине.

Чтобы не преследовать близких чрезмерной опекой, я решила заняться делом. Помогаю одной знакомой создавать букеты. У неё своя цветочная лавка. Мы познакомились с ней как-то в парке возле дома. Это было летом, я плела венок из ромашек – так, как учила меня бабушка. Сын поиграл с венком и надел его мне на голову (видимо, понимал, что не мужское это дело украшать волосы цветами). Женщина лет пятидесяти гуляла с внуком. Она сказала, что венок очень красивый и спросила, не хочу ли я заниматься созданием букетов. Конечно, я ответила, что хочу, ведь я обожаю цветы!

С тех пор я флорист. Занимаюсь цветами и ещё получаю за это деньги. Я делаю букеты на заказ. Общаюсь с клиентами и поражаюсь тому, как много приятных людей вокруг – раньше я их не замечала. Они улыбаются мне и с удовольствием берут букеты из моих рук, не опасаясь уродливого шрама.

Он, муж, пришёл в мою жизнь и поменял её до неузнаваемости: он изменил меня – а в ответ изменился мир вокруг.

Глава 32

Я не хочу, чтобы мы стремились стать одним целым.

Нас двое. Две пары ног тверже стоят на земле. Два сердца чувствуют сильнее. Два мнения ближе к правде. Две пары рук крепче держат семейное счастье.

Поначалу жена стала буквально заменять мне глаза. Тогда ко мне снова вернулся страх перед невидимым миром. Мы откровенно поговорили и решили бороться со стремлением поставить друг друга в зависимость.

Мы можем друг без друга. Но, оставаясь самими собой, вместе мы становимся сильнее.

То, насколько она важна для меня, было очевидно с первой нашей встречи. Когда я впервые услышал её голос, ощутил лёгкое дыхание, уловил запах любимой, – я почувствовал, будто кто-то включил фонарик в моём внутреннем мраке. Ценное и незабываемое ощущение. Вероятно, только слепые могут это понять. Пытаясь объяснить самому себе то, что она значит для меня, я вспоминаю написанную маслом картину, которую видел в детстве в местном музее. Я помню мельчайшие детали того полотна, наверное потому, что, когда ослеп, память перестала наполняться новыми видимыми творениями.

На холсте было, конечно, море. Сильный шторм. Едва различимая грань между свинцовым небом и бушующим тёмно-серым морем. Гигантские волны, которые разрывались высокими фонтанами из пены. У подножия одной из них, на палубе одинокого парусника, боролись со стихией отважные моряки. А море стремилось поглотить корабль, закусив его брызгами волн. Взгляды команды были направлены на белый свет, который широкой полосой разрезал разъярённую бездну, заполненную чёрной до густоты морской водой. Этот спасительный свет исходил от маяка, стоявшего на краю остроконечного утёса.

Таким маяком стала для меня жена.

То, что связывает нас – бесценно. Я знаю точно: это никогда и ни с кем не повторится.

Глава 33

Мы часто играем с сыном в «Облака».

Описываем фигуры, которые видим на небе, а муж должен угадать. Если он разгадывает наши загадки слишком быстро, сын закрывает мужу глаза своими ручонками. Думает, что папа подсматривает. Он пока не понимает, что, если повезло видеть мир, даже лишившись зрения, человек представляет себе, как выглядят объекты вокруг.

Но я и сама не могу посмотреть на мир незрячими глазами мужа, не могу чувствовать так, как чувствует он, не слышу мир так тонко, как слышит его он. Когда мы играем в прятки, муж находит сына быстрее, чем я. Он слышит едва уловимое хихикание, затаённое дыхание, шорох в шкафу или скольжение по полу под кроватью. Обнаруженный, сын хохочет от счастья.

Муж пытается объяснять мне свои ощущения от мира, когда я его об этом прошу, но говорит, что и сам не понял бы объяснения, если бы был зрячим. Он считает, что в понимании этого и нет необходимости, потому что видеть мир своими глазами – намного большая ценность. И я действительно начала видеть – по-настоящему. Такое ощущение, что до встречи с любимым была слепой я, а не он. Не видела возможности, не верила в силу улыбок, не понимала, что уродство, как и красота, – всего лишь внешнее, мимолётное.

Раньше я как будто жила не своей жизнью. Будто меня по ошибке поместили в чужие обстоятельства, вместо кого-то другого. Будто я была озлобленной на весь мир, потому что этот другой должен был быть таким. Муж раскрыл подлинную меня и с ним моя жизнь стала такой, какой всегда должна была быть.

Теперь я чувствую благодарность за каждый день, за красочные сны, за рассветы и закаты, которые способна видеть. За ветер, слабый и сильный. За лёгкий мартовский снег – неуловимый ладонями и в то же время расстилающий ослепительно белый ковёр на асфальте. За прикосновение крохотных влажных снежинок, которые игриво и нежно падают на лицо и оставляют тающие капли на кончике носа. За утро, когда первые лучи солнца проникают через приоткрытую штору и освещают кроватку нашего малыша.