Текст книги "Пятерка Мечей"

Глава 27

По стене, отделанной бордовыми обоями под шелк, медленно полз солнечный луч. Юрий следил за ним из-под ресниц, не открывая глаз. Сегодня он непривычно долго спал. Каждый день начинался для него с подъема в шесть утра, когда за окнами еще темно, тренинга, холодного душа, иногда завтрака.

Первый день нового года начался по-другому. Как только господин Салахов открыл глаза, сразу образ Анны встал перед ним так ясно, так отчетливо и мучительно, что сердце тоскливо и восторженно заныло. Раньше Юрий ни за что не поверил бы, что такое бывает. Оказывается, и тоска, и восторг, и желание, и страх прекрасно уживаются вместе, как близнецы-братья. Эта необыкновенная, незнакомая до сих пор палитра чувств и ощущений придавала жизни неповторимость и блеск.

– Я жил, как осьминог в мутной воде, – подумал Юрий. – Хотя почему осьминог? А потому, что у меня вместо глаз были щупальца! Я не знал главного, а искал его «методом тыка», то есть на ощупь.

Ему казалось, что он проснулся в какой-то новой стране, под новым небом…

Юрий резко встал, подошел к бару, налил минеральной воды и выпил. Взгляд его упал на стол, куда домработница складывала корреспонденцию. За то время, пока он был в Новгороде, ее накопилось немало. Уговаривая себя, что там только рекламные проспекты и поздравления с Новым годом от старых друзей, господин Салахов пересматривал цветные брошюры, газеты и конверты с открытками. Один конверт привлек его внимание: он был без обратного адреса.

Пока Юрий открывал конверт, у него лоб покрылся испариной. Продолжение в новом году старого кошмара не входило в его мечты о счастье.

Знакомый почерк сообщал следующее:

«Милостивый государь! Время идет, а то, что принадлежит по праву настоящему владельцу, так и не возвращено. Берегитесь! Эта вещь приносит с собой беду. Только тот, для кого она предназначалась, может пользоваться ею. Наше свидание не состоялось, потому что вы явились на него с пустыми руками. Я буду ждать до следующего полнолуния.»

– Черт бы побрал этого «неизвестного»! – возмутился Юрий. – Это шантаж чистой воды! «С пустыми руками»! Как вам это понравится? Каков нахал!

Он сел на диван и погрузился в размышления. Ладно, допустим, его шантажируют. Деньги вводят в искушение самых разных людей, в том числе и тех, кто явно не в своем уме.

– Уж не себя ли я имею в виду? – подумал Юрий, и эта мысль не улучшила его настроение.

Если письма сочиняет какой-то любитель развлечений, то у него весьма странные наклонности. Если же это шантажист, то почему не ставит условий? Что ему нужно? Какая-то мифическая вещь, которая «приносит беду»? Не проще ли было бы назвать сумму и место, куда положить деньги? А заодно и пояснить, что не сделает сей добрый человек, если ему заплатят? Уж очень все запутанно, сложно!

Юрий снова отвлекся, вспомнив Анну, ее холодные щеки на ветру, тихий грудной смех, пьяные глаза цвета спелой сливы… и у него закружилась голова. Только неустойчивый рассудок может находиться под таким влиянием женщины. В здравом уме это невозможно!

Господин Салахов выпил еще воды и перечитал письмо. Похоже, писала женщина. Снова женщина! Какое-то наваждение… Он вспомнил белый крест, увитый мраморными цветами, на могиле Аграфены Семеновны. Словоохотливый «монашек» не рассказал ему ничего существенного, кроме того, что кое-кто видел странную даму на могиле покойной супруги Платона Ивановича.

Юрий провел рукой по лицу: в голове все смешалось, – письма, женский силуэт на фоне зияющего оконного проема, могила, белые гвоздики…собственный страх.

«Я буду ждать до следующего полнолуния». Что это может значить? Когда это «следующее полнолуние»? Купить лунный календарь, что ли?! Пожалуй, надо позвонить отцу.

– Папа, с Новым годом! – сказал Юрий, когда Арсений Платонович взял трубку. – Как вы праздновали?

– Дома, как всегда! А ты?

– Это тайна! – усмехнулся Юрий, вспоминая, как ледяное шампанское обжигало губы, а взгляд Анны блуждал по его лицу.

– Все ясно! – неодобрительно отозвался отец. – Зайдешь сегодня к нам?

– Обязательно! Я купил вам с мамой подарки. И еще… Ты не знаешь, с кем дед поддерживал близкие отношения в последние годы? Кому он доверял? Был у него старый надежный друг?

– Наверное. – Арсений Платонович задумался. – Ты знаешь, кажется, был! У меня где-то есть его адрес. После похорон я передавал ему кое-какие вещи и деньги.

– Деньги?

– Это была воля дедушки. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… Я же разбираю дедушкин архив. Мне кажется, бумаг маловато. И вообще, мы о его жизни почти ничего не знаем! Должен был быть кто-то, с кем он мог откровенно поговорить, поделиться сердечными делами, наконец! Вот скажи, была у дедушки женщина?

– Понятия не имею…

– Видишь? Выходит, он всю жизнь прожил один? Или как-то по-другому решал проблему… Не может быть, чтобы никто ничего не знал.

– Пожалуй… – согласился отец. – Так тебе дать адрес дедушкиного друга?

– Давай. Пойду, познакомлюсь.

– Записывай.

Арсений Платонович раскрыл блокнот, продиктовал адрес, и после того, как Юрий попрощался и положил трубку, некоторое время размышлял о странном интересе сына к прошлому Платона Ивановича Салахова. Но продолжалось это недолго, до тех пор, пока супруга не позвала его обедать. За едой ученый не мог думать ни о чем, кроме своих исследований, поэтому постепенно в них и углубился.

Юрий же, перечитав в очередной раз угрожающее письмо, решил не откладывать дело в долгий ящик, и набрал продиктованный отцом номер телефона дедушкиного друга.

Ему ответил довольно бодрый голос.

– Прокофий Константинович Горин? – на всякий случай уточнил Юрий.

– Он самый! Чем могу служить?

– Вас беспокоит внук Платона Ивановича Салахова.

На том конце провода повисло молчание.

– Вы знаете, о ком идет речь? – напомнил о себе Юрий.

– Да-да, разумеется! – спохватился Горин. – Разумеется! Внук Платона Ивановича… Рад слышать! Так что вам угодно, молодой человек?

– Я бы хотел поговорить с вами.

– О чем?

Настороженная недоброжелательность Горина смущала Юрия, мешала ему ясно изложить свой интерес.

– Вы были другом дедушки… и я хочу с вами встретиться, обсудить кое-что. Это касается архива.

– Вряд ли я смогу вам помочь, – сухо ответил Горин.

Он демонстрировал свое нежелание продолжать беседу. Только приличия мешали ему положить трубку.

– Давайте поговорим об этом не по телефону! – настаивал Юрий. – Когда вы сможете уделить мне час времени?

– У меня больные ноги, и мне трудно ходить…

– Я могу подъехать к вам домой, если это удобно.

– Вы очень настойчивы, – усмехнулся Прокофий Константинович. – Хорошо, приходите. Около пяти вечера вас устроит?

– Конечно! Благодарю вас, господин Горин. В пять я буду!

Аврора Городецкая расчесывала перед зеркалом свои рыжие с золотистым отливом волосы, мечтательная улыбка блуждала по ее лицу…

– Мне скучно, – говорила она своему отражению в зеркале. – Скучно… Сон сковал мое красивое, молодое тело. Почему я никак не могу проснуться?

Артем хотел объяснить ей, что она умерла, но страшная правда застряла у него в горле.

– Поцелуй меня! – капризно потребовала девушка, глядя на сыщика. По ее бледной щеке поползла слезинка. – Почему ты не хочешь? Я тебе не нравлюсь? Это потому, что я сплю… Разбуди меня!

– Я не могу, – удрученно ответил Артем.-Не могу… Никто не может.

– Почему? Моя жизнь только началась. Я молода, прекрасна… я хочу дышать… Зачем на мою грудь навалили столько земли? Освободи меня…

Она протянула к Артему свои длинные тонкие руки, и… сыщик проснулся.

Неприятный сон взбудоражил его. Черт! Замечательное начало нового года! Желание спать пропало, и Пономарев отправился в душ, затем на кухню. Горячий кофе несколько взбодрил его. За окном вовсю светило солнце, но улицы были пустынны, – жители Санкт-Петербурга отсыпались после бурной праздничной ночи.

– Однако, сон весьма кстати! – подумал молодой человек. – Пора, наконец, браться за работу как следует!

Вчерашняя ночь у Динары, женские страхи по поводу привидений в пустой квартире Альшванга, которые там скрипят и шумят, показались смешными. По опыту Артем знал, что живые люди, из плоти и крови, гораздо опаснее, и бояться следует именно их.

– Когда же я найду его? Не призрака, а настоящего убийцу? – подумал он. – Это существо, полное зла, скользит по городу, и никто не видит его, никто не опасается… Он не сможет затаиться надолго. Он будет искать следующую жертву. Это для него что-то вроде допинга, который помогает ему жить, доказывать себе, что он чего-то стоит, что он в этой жизни всесильный вершитель чужих судеб, а не «тварь дрожащая»!

Артем побрился, оделся и отправился обходить казино. Он похвалил себя за то, что не поленился и сфотографировал Альшванга, – теперь у него было что показывать охранникам и крупье.

К вечеру он устал и проголодался, но был доволен. В трех казино крупье узнали Германа Борисовича.

– Да, этот старик приходил пару раз, – рассматривая фотографию, сказала женщина-крупье из казино «Нептун» на набережной.

– Вы уверены?

Она еще раз посмотрела и кивнула.

– Да, это он! Я запомнила, потому что он все время выигрывал. Такие клиенты невольно западают в память…

– Выигрывал? – удивился Артем.

– Ну, да! – улыбнулась женщина. – Бывают такие везучие люди! Старик выигрывал не по многу, хотя… для него это приличные суммы.

– А что он предпочитал?

– Карты… Да! По-моему, он всегда выбирал карты.

– Может быть, он как-то странно себя вел? Нервничал? Или еще что-то?

Женщина сосредоточилась, вспоминая.

– Пожалуй, нет! На азартного игрока дедушка совсем не походил. Вел себя спокойно. Кажется, выигрыши даже не производили на него особого впечатления. Как будто он к ним привык. Не знаю… мне так показалось.

Больше она, как ни старалась, вспомнить ничего не смогла. Артем поблагодарил ее и отправился в следующие по его плану игорные заведения. В двух-трех Альшванга никто не узнал, и сыщик было подумал, что старик посещал только один «Нептун». Но в казино «Питерское» молодой крупье тоже узнал Германа Борисовича.

– Да! – сказал он. – Этот старик бывал у нас! Везучий дед! При мне он каждый раз выигрывал!

– И много?

– В общем-то, нет… Суммы по нашим меркам небольшие.

– А как насчет проигрышей?

– Не припомню, – ответил крупье. – Я же говорю, везучий дед!

Казино, о котором говорила сыщику Берта Михайловна, было третьим, где опознали Альшванга, и Пономарев решил, что основное он выяснил. Дальнейшие поиски и расспросы ничего нового к уже известному, не добавят. Выяснилось, что Герман Борисович время от времени, – не часто, и только по вечерам, – посещал казино, где неизменно выигрывал небольшие суммы денег.

Ну, и что мне это дает? – спрашивал себя Артем, возвращаясь домой в полупустом троллейбусе. – Допустим, Альшванг оказался игроком и посещает казино. Ну, для пенсионера не типично, и только! Лишний раз подтверждается старая, как мир, истина, что все люди разные, и что из любого правила есть исключения.

Ладно, – продолжал свои рассуждения Пономарев, – допустим, странно, что старик все время выигрывает. Но, во-первых, суммы он выигрывает небольшие; а во-вторых, бывают везучие люди. Видимо, Герман Борисович как раз из таких! И вообще, зачем мне все это? Какое отношение имеет престарелый Альшванг к убийствам двух женщин? На роль маньяка он не годится, как ни крути. Единственное, что связывает убитых и Германа Борисовича, – это его проживание в театральном доме. В этом же доме проживает Динара, к которой приходила гадать Вероника Лебедева. Альшванг мог видеть Веронику… Ну и что? А ничего! Да, еще карты! Герман Борисович играл в карты и выигрывал, а убийца упомянул карты в своих стихах… Простое совпадение. Мало ли людей играют в карты?!

Артем никак не мог понять, что притягивает его внимание к Альшвангу. Фаворин вот тоже живет в театральном доме и тоже знал Веронику! Он, кстати, и моложе, и агрессивнее. Уж если подозревать, так его.

Нет! Ни на один шаг не приблизился Артем к разгадке. Все еще больше запуталось!

Придя домой, он долго стоял под душем, потом напился горячего чая с лимоном и улегся на диван. Мысли разлетелись в разные стороны, и он не мог их собрать. Или не хотел. Господин Пономарев устал. Сколько усилий он приложил, чтобы найти хоть какую-то ниточку! А результат? Лучше не думать об этом. Завтра будет звонить отец Авроры… Что ему сказать?

Артем расслабился и закрыл глаза. Его клонило в сон: сказывались бессонная ночь, бесплодные поиски и нелегкие раздумья. Во сне звонил телефон, – долго и настойчиво, – раз за разом. Сыщик открыл глаза, не сразу сообразив, что звонки раздаются наяву.

– Слушаю, – лениво сказал он, все еще пребывая в теплых объятиях сна.

– Это я, Динара! – взволнованно прозвучало в трубке. – Я звоню третий раз! Где вы были?

– Работал…

– В праздничный день?

– У меня нет ни выходных, ни праздников! Ни одной свободной минуты!

– Шутите? – возмутилась цыганка. – А мне не до смеха.

– Что-то случилось?

– Можно сказать и так. Это все Вольф, тот маг, о котором я вам рассказывала! Он говорил мне, что в доме пахнет смертью…

– В каком доме? – не понял спросонья Артем.

– В моем, наверное! Где же еще? – с нотками панического ужаса в голосе сказала гадалка. – Он меня предупреждал, что начнется страшное! Он говорил! А я не верила.

– И правильно делали, – старался ее успокоить Артем. – Не стоит верить всему, что говорят.

– Вам хорошо рассуждать… а мне… а я… – она подозрительно шмыгала носом, готовясь заплакать. – Я боюсь! Вы знаете, что у Альшванга инфаркт?

– В общих чертах.

– Сегодня ко мне приходила мать Лизы, ну…той девушки, что брала уроки у Германа Борисовича. Она жаловалась, что после дня рождения старика, с этим дурацким переодеванием, Лиза дрожит от страха. Она почему-то решила, что должна умереть…

– Кто? Мама?

– Нет же! – рассердилась Динара. – Маму зовут Анна Григорьевна, она приходила ко мне гадать! Понятно?

– Теперь да.

– А Лиза, – ее дочь. Это она набралась ужасных впечатлений во время «маскарада» и твердит, что должна умереть! Но тут есть еще один штрих. Дело в том, что Альшванг подарил Лизе свою квартиру!

– Подождите минуточку, – сказал Артем, потирая виски. – Я не понял. Старик подарил ученице квартиру?

– Вот именно! Вам не кажется странным такое поведение Германа Борисовича?

– Кто знает, может, у него с девочкой что-то было?

– В восемьдесят лет? Причем квартиру он подарил уже после инфаркта!

– А почему вы испугались, Динара? Согласен, что ситуация с квартирой неординарная… но страшного в ней ничего нет.

– Анна Григорьевна так не считает! Она пришла ко мне, чтобы погадать…о судьбе Лизы. И я сделала расклад…

Динара замолчала и только громко дышала в трубку.

– Динара? – осторожно напомнил о себе сыщик. – Вы в порядке?

– Разве это можно назвать порядком? – заплакала таки госпожа Чиляева. – Вокруг меня творится что-то ужасное! Я… ничего не понимаю! Ничего!

– Объясните, что произошло.

– Карты показали смерть… То есть Лиза должна умереть! Это действительно так! После того…случая с артисткой Лебедевой, я не могу говорить клиентам такое. А вдруг, в самом деле что? Как я тогда буду чувствовать себя?

– А…может так быть, что если карты предсказывают, то…

– Я уже ничего не знаю, – вздохнула Динара. – Раньше я думала, что бывает. А потом, когда сама начала этим заниматься, то поняла, что не все так просто. В общем, далеко не всегда предсказания сбываются! Но теперь, после того, как… Вольф начал мне пророчить разные ужасы…я боюсь, что все может… быть.

Артем Пономарев ощущал себя полнейшим идиотом. Если бы полгода назад кто-то сказал ему, что он всерьез будет обсуждать гадание на картах или происки «черного мага», он бы просто плюнул тому человеку в лицо! Неужели, Динара оказывает на него такое сильное влияние? «Приворожила»!

Что за ерунда лезет в голову? – рассердился он.

– Вы меня слушаете? – напомнила о себе Динара.

– Да, конечно. Вы хотите мне сказать, что Лизе грозит насильственная смерть?

– Насильственная или нет, утверждать не могу, но…смерть грозит.

– А вы меня не разыгрываете? – на всякий случай спросил Артем. – Чтобы потом посмеяться вместе с вашей подругой Изабеллой над «глупым ментом»?

– Прекратите! – возмутилась Дина Лазаревна. – Что за дикость вы придумали? Мне не до веселья! А Изабелла еще ничего не знает. Анна Григорьевна взяла с меня обещание, что разговор останется между нами. Так что я только вам… И то потому, что жалко девочку, и…страшно. Это ведь все из-за меня!

– Из-за вас?

– Конечно! Вольф так просто от своего не отступится… Он ни перед чем не остановится!

Еще один подозреваемый! – подумал Артем. – «Черный маг»! Такого в моей практике еще не было. Что за бред? Как я могу выслушивать подобное и принимать всерьез?

– Дина Лазаревна! – взмолился он. – Вы только никому не говорите ни о картах, ни о колдовстве! Над нами будут смеяться.

– Вы что, не верите мне?

– Я-то верю, но…

– Понятно! Зря я вам позвонила!

Артему пришлось уговаривать и успокаивать Динару. Он, как мог, убедил ее, что тщательно все проверит.

После разговора с ней сыщик уже спать не хотел. Как ни глупо выглядели предположения Динары, их нельзя сбрасывать со счетов. А вдруг, с Лизой действительно что-то случится? Но как можно предотвратить беду? Не ходить же за девушкой по пятам?! А может, лучше не выпускать из виду господина Вольфа?

Пономарев так и не пришел к выводу, который вполне бы его устроил.

Глава 28

– Я тебя уволю, дорогуша! – кричал главврач кардиологического отделения. От гнева он стал красный, как помидор, а его небритые щеки раздувались от возмущения. – Да еще такую славу о тебе пущу, что ты ни в одну клинику не устроишься! Пойдешь на привокзальный рынок торговать пирожками!

– Простите, Иван Анисимович! Я только на секундочку отлучилась… – оправдывалась молоденькая заплаканная сестричка, комкая в руках кусок марли, заменяющий ей носовой платок.

– Кто тебе разрешил отлучаться? Тебе что было сказано? Сидеть и ни на шаг не отходить от больного!

– Я только в туалет… – рыдала девушка, боясь поднять глаза на грозного Ивана Анисимовича.

– Почему дежурную сестру не позвала?

– Я ж на секундочку…

Главврач с ненавистью смотрел на ее испуганное, залитое слезами личико. Ему предстоял неприятный, тяжелый разговор с пожилой дамой, которая заплатила приличную сумму денег, чтобы за стариком был надлежащий уход. Вчера вечером Герман Борисович чувствовал себя вполне удовлетворительно, а утром…

– Убирайся с глаз моих! – гаркнул в сердцах главврач на растерянную медсестру, которая не преминула скрыться.

Сам же он отправился звонить Анне Григорьевне, дабы сообщить ей печальную весть.

– Господин Альшванг скончался, сегодня, в шесть часов утра, – официальным тоном сказал он пожилой даме, которая взяла трубку.

– Ка-а-ак? Вчера все было хорошо! Вы же говорили…

– Что я говорил? – вспылил Иван Анисимович. – Ну, что я говорил? Вашему родственнику восемьдесят! Вы понимаете, что это значит? Мой отец не дотянул до семидесяти…несмотря на все мои усилия!

– Но как же…

– Мы не боги, дорогая Анна Григорьевна, – устало объяснял врач. – Состояние Германа Борисовича было неплохое, но после всей этой суеты с нотариусом, стало ухудшаться. И ночью, во сне, он умер.

Старик Альшванг, действительно, держался молодцом до того момента, как все хлопоты с оформлением дарственной на Лизу были закончены. После того, как сей знаменательный факт свершился, Герман Борисович стал тихо угасать и ночью, как раз когда злополучная сестричка вышла в туалет, расстался со своим бренным телом.

– Что поделаешь, Лизонька? – расстроено говорила дочери Анна Григорьевна. – Старость берет свое… Теперь надо не плакать, а, засучив рукава, браться за дело. Все заботы по поводу похорон лягут на нас!

– Я же говорила, что все это не к добру, мама… – отрешенно глядя в окно отвечала Лиза. – Это только начало наших бед.

– Бог с тобой, Лиза! Герман Борисович был больным старым человеком, он умер естественной смертью. Не надо было устраивать такой шумный праздник: старик переволновался… вот организм и сдал. Нам с тобой не в чем себя винить!

Но Лиза стояла на своем: смерть Альшванга – предвестник чего-то страшного…

Как бы там ни было, а надо было организовывать похороны. Анна Григорьевна позвонила в районную администрацию, в театр, где до выхода на пенсию работал старик, и работа закипела. Соседи Германа Борисовича тоже не остались в стороне, – Берта Михайловна, роскошная блондинка Изабелла, Динара, Фаворин и супруги Авдеевы, – все приняли посильное участие в печальной процедуре.

Гроб с телом Альшванга выставили для прощания в театральном фойе. Было много проникновенных речей, венков и живых цветов. Само собой получилось так, что роль ближайших родственников исполняли Анна Григорьевна с Лизой. Лиза была бледна, растеряна и подавлена. Полученная в дар квартира наводила на нее ужас.

– Я не смогу здесь жить! – шептала она матери. – Я боюсь…

– Посмотри, Лизонька, какая красота! – уговаривала ее Анна Григорьевна. – Целых четыре комнаты! А потолки какие высокие! Мебель старинная, чудесная библиотека, ковры, столовое серебро… Добрый был человек Герман Борисович, царствие ему небесное!

Произнося эти слова, она крестилась и заставляла то же самое делать Лизу.

Поминки устроили в кафе неподалеку от театрального дома, столы ломились от угощения и выпивки. Герман Борисович оказался предусмотрительным человеком и оставил на похороны значительную сумму денег. Учитывая возраст, он приготовился к неизбежному, – в бюро из красного дерева лежали все документы, письмо с распоряжениями по поводу похорон и деньги.

На поминках об Альшванге говорили много: восхищались разносторонними талантами покойного, его отзывчивостью, добротой и умению «выводить в свет» молодых, подающих надежды артистов. Егор Фаворин произнес целую речь, во время которой несколько раз доставал из кармана платок и вытирал слезы. Берта Михайловна тоже всплакнула. Уход Альшванга напоминал ей о ее возрасте, о том, что большая часть жизни прошла, что молодость и надежды на счастье потеряны для нее безвозвратно…

Изабелла Юрьевна плакала оттого, что ей было жаль старика. Она, по сути, была доброй женщиной. Но никакое горе не мешало ей наблюдать за Фавориным. Воспоминания о том, как потрясающе он выглядел в старинной одежде и парике, как великолепно держался, как хорошо играл на тромбоне, приводили ее в восторг.

– Как он хорош! – думала она с присущим ей простодушным восхищением. – Настоящий Моцарт!

Динара с Анной Григорьевной несколько раз обменивались взглядами, как заговорщики. Лиза выглядела ужасно: синяки под глазами, дрожащие губы и выражение лихорадочного беспокойства на лице.

– Что вы можете сказать обо всем этом? – спросила Анна Григорьевна, подсев к Динаре. – Видите, как она встревожена? Она приводит меня в отчаяние своим страхом!

– Может быть, это пройдет? – предположила Динара. – Многие боятся покойников.

– Нет, она пришла в такое состояние гораздо раньше, еще на дне рождения. Я же вам рассказывала!

– Да, я помню…

– Надо что-то делать! Я приведу ее к вам… Пусть карты рассеют ее страх перед будущим. Вам она поверит.

– Вы думаете?

Дина Лазаревна отчего-то чувствовала себя неуютно. Ей совсем не по душе пришлось предложение Анны Григорьевны прийти вместе с дочерью. Гадалка ощущала себя словно в сжимающемся со всех сторон круге. Жизнь преподносила ей сюрприз за сюрпризом, она превращалась в кошмарный сон наяву. Слова Вольфа исполнялись так быстро, что она уже была близка к панике.

– Мне надо позвонить, – сказала она, чтобы отделаться от Анны Григорьевны, которая возлагала на нее столько надежд. – Извините…

Выйдя в вестибюль кафе, Динара попросила разрешения воспользоваться телефоном. Предлог должен выглядеть правдоподобно. Если честно, то ей в самом деле захотелось позвонить Артему, сообщить ему о последних событиях.

– Я слушаю, – сдержанно ответил сыщик. – А, это вы, Дина Лазаревна! Я вам звонил несколько раз…

– Меня не было дома, – объяснила она. – Умер Альшванг! Помните об угрозах Вольфа?

– Помилуйте, старику было восемьдесят…

– Ну и что? – горячо возразила Динара. – Он еще был крепкий и не собирался умирать! Вольф говорил, что в доме пахнет смертью…

– По-моему, вы преувеличиваете, – мягко возразил Артем. – Я проверил то, о чем вы просили. У Альшванга действительно не было родственников, так что по поводу дарственной на квартиру все чисто.

– А почему Лиза так напугана?

– У девушки слабые нервы. Это бывает сплошь и рядом.

– А смерть Альшванга? – не могла успокоиться Динара. – Вы думаете, Вольф тут ни при чем? Это он делает из-за меня! Чтобы я…

– Послушайте, люди умирают, особенно в таком преклонном возрасте! – перебил ее Артем. – Это нормальный жизненный процесс, никак не связанный с черной магией!

– Вы просто не понимаете!

– Хорошо. Давайте встретимся и поговорим!

Господин Пономарев не собирался выяснять, как смерть Альшванга связана с угрозами Вольфа. Кончина старика вследствие инфаркта не вызывала у него сомнений. А вот с Динарой ему хотелось увидеться, – не столько по оперативной необходимости, сколько по личной.

Прокофий Константинович Горин жил на четвертом этаже красного кирпичного дома без лифта. Он долго смотрел в глазок, прежде чем открыть.

– Вы Юрий Салахов? – спросил он вместо приветствия. – Дайте-ка я посмотрю на вас!

– Сделайте одолжение! – усмехнулся Юрий. – Профиль? Анфас?

– С чувством юмора у вас все в порядке, – одобрил Горин. – И с внешностью тоже. Хорош! Настоящий Салахов! Крепкий, сильный и красивый! Совсем как Платон Иванович в молодости.

– Похож?

– Очень!

Горин подождал, пока Юрий разденется, и пригласил молодого человека в гостиную. Господин Салахов прихватил с собой дорогой коньяк, апельсины, сыр, ветчину и конфеты.

– Предлагаю выпить за знакомство, – предложил он. – И за Новый год.

Горин не стал отказываться. Принес из кухни тарелки, рюмки, нарезал закуску.

– Помянем Платона Ивановича?

Юрий кивнул. Выпили, по традиции, не чокаясь.

– Ну-с, чем обязан вашему визиту, молодой человек? – поинтересовался Горин, наливая по второй. – Ведь не пить же вы ко мне пожаловали?

– Я хочу поговорить с вами о дедушке, – сказал Юрий. – Вы с ним давно были знакомы?

– Да почитай, лет тридцать. У нас много общего! Вдовство, возраст, ну и еще кое-что… Я тоже всю жизнь занимался торговлей, но не в таких масштабах, как Платон Иванович. Я служащий, а ваш дедушка – настоящий предприниматель, купеческая душа! Иногда наши интересы пересекались. Хотя с годами все меньше. Я отработал на государство и теперь живу на пенсию. А Платон всегда мечтал о своем собственном бизнесе, и как только представилась возможность, все бросил и кинулся с головой в кооперацию. Потом прикупил пару фирм, и пошло дело! Но вас, кажется, не это интересует?

– Не это, – подтвердил Юрий. – Дедушка был очень замкнутым… в том, что касалось личного. Получается, я его совсем не знал.

Прокофий Константинович молча слушал, внимательно глядя на гостя, – сам разговор не поддерживал, ждал вопросов.

– Дед что-то рассказывал вам о своей женитьбе? – спросил Юрий.

– А что рассказывать? Платон любил безумно свою супругу, но потерял ее. Любовь, молодой человек, – редкая птица! Второй раз такая удача вряд ли улыбнется… Горевал он по Аграфене Семеновне всю жизнь, больше жениться не стал. Вот и все!

– Она утонула?

– В Волге! Как персидская княжна… Платон Иванович простить себе не мог, что так случилось. Почему его в тот момент рядом не оказалось?!

– Он не объяснял, почему?

– Говорил, что играл в бильярд, а жена вышла подышать свежим воздухом… вроде ей дурно сделалось. Как она упала в воду, никто не видел.

– А потом, позже…у дедушки были другие женщины?

– Мы такие вопросы не обсуждали, молодой человек! – строго ответил Горин. – Ни один уважающий себя мужчина не сплетничает о дамах, с которыми проводит время! Подобные отношения не афишируются. Но, думаю, что женщины у Платона были. Живой человек о живом заботится. Ваш дедушка далеко не был монахом, – и выпить, и покушать умел и любил, и повеселиться был не прочь…

– Простите меня, но…ваша жена тоже умерла?

– Моя история другая, – вздохнул Горин. – Не понимаю я, зачем вам все это, но отвечу. В память о друге моем покойном. Раз его внук ко мне обратился, я ему должен помочь. У меня по-другому жизнь сложилась. Будучи молодым, я полюбил одну девушку, но она вышла замуж за офицера и уехала с ним на Дальний Восток. Вот такая банальная драма! Поначалу я даже сильно не переживал: думал, время вылечит. Но годы шли, а сердце так и не нашло себе утешения. Я, конечно, женился. Супруга моя оказалась покладистая и ласковая женщина, но… огня между нами как не было, так и не появилось. Прожили мы ровно, благополучно и… безрадостно. Вырастили сына. Он сейчас в Москву переехал с семьей, присылает мне поздравительные открытки на Новый год и день рождения. Но я не обижаюсь, я ведь тоже своих родителей вниманием не баловал. У каждого человека своя судьба, свои заботы… Жена моя умерла, а я вот остался один. Правильно Платон сделал, что не стал никому жизнь портить! Если бы не я, жена моя встретила бы другого человека, который любил бы ее. А так, прошли годы… как талая вода. Верите, что я ни о чем не жалею? Не было в моей судьбе такой поры, которую я хотел бы вернуть! Кроме той моей юношеской влюбленности…

– Прокофий Константинович, а не было у моего деда какой-то сердечной тайны? Или какой-то стороны жизни, закрытой для всех, кроме вас?

Горин задумался. Ему всегда казалось, что несмотря на занятость, на увлеченность Платона своим делом, что-то его словно глодало изнутри…

– Насчет сердечных дел не в курсе, я уже сказал! А по поводу тайны… Не знаю, может, мне это только чудилось, но иногда Платон о чем-то задумывался, глубоко и напряженно…словно была у него внутри скрытая боль или тяжелая забота. У нас была договоренность: ни о чем друг друга не расспрашивать. Он молчал, и я молчал.

– Жаль.

– У человека есть право на тайну! – возразил Прокофий Константинович. – И это право нужно уважать! Вам ведь не понравится, если кто-то придет и начнет рыться в ваших личных вещах?

– Не понравится.

– То-то! А душа – это самое сокровенное, самое…интимное. В ней рыться и вовсе не положено! Если человек захочет, он сам вам ее откроет, а если не захочет – его право.

– Да, конечно…

Горин налил по третьей рюмке и предложил тост.

– Традиционно за женщин! Есть среди них редкие звезды… вот за них и выпьем! Чтобы на вашем земном пути появилась такая. Потому что в конечном итоге, все крутится вокруг этого! Даже планеты.

Юрий уже немного опьянел. Он подумал об Анне, и ему приятно было, что есть у него в сердце, за семью печатями, та самая звезда! Как это, оказывается, сладко осознавать. Это делает мужчину победителем, который получил главный приз, особое отличие, которое нельзя заслужить деньгами или умом… это признание в нем неких качеств, которые выше обычных мерок, к которым привыкли люди.