Текст книги "Пятерка Мечей"

Пахло жареным луком, мясом и перцем. Красный абажур придавал кухне Динары уютный и своеобразный вид. На плите что-то аппетитно булькало.

– А я в плов всегда кладу лавровый лист, – сказала Людмила Станиславовна Авдеева, которая сидела за столом и пила чай.

– Некоторым не нравится запах лавра, – ответила Динара, промывая рис, чтобы бросить его в казан с мясом.

– Да… у каждого свой вкус.

Дина Лазаревна понимала, что Авдеева явилась к ней неспроста, но ни о чем не спрашивала. Такое у нее было правило. Рано или поздно гостья сама заведет разговор о том, что ее волнует.

– Диночка, я ведь к вам за советом пришла! – решилась, наконец, Авдеева объяснить цель своего визита. – Меня сны замучили. Понимаете…снится один и тот же сон, вернее… об одном и том же. Будто я с мужчиной, вдвоем, в какой-то комнате или гостиничном номере. И он сначала на меня кричит, ругается…потом бьет, а потом…убивает. Совсем, насмерть… Кровь кругом! На полу, на стенах… Мне очень страшно!

Динара накрыла крышкой казан с пловом и села напротив Авдеевой. То, что говорила Людмила Станиславовна, ей не понравилось.

– И давно вы такие сны начали видеть? – спросила она.

Авдеева задумалась, вспоминая.

– Не очень.

Людмила Станиславовна хотела бы рассказать Динаре о случайно подслушанном ею разговоре, когда неизвестный мужчина обвинял в убийстве Никитского, владельца фирмы «Альбион» и ее директора. Но не смогла, побоялась. К тому же сны стали ей сниться раньше, а после того разговора это участилось.

– И все таки… может, вспомните?

– Ну, не знаю…где-то с осени. Еще когда я ходила на старую работу!

Динара вздохнула с облегчением. Хоть это не связано с Вольфом!

– А почему вас это беспокоит, Людмила Станиславовна? Ночные кошмары не такая уж редкость. Может быть, вы переутомляетесь или нервничаете, вот сон и нарушается.

– Правда? – Авдеева вздохнула и потерла виски. – Я так не думаю. Мне стало страшно заходить в незнакомые подъезды, и даже в собственную квартиру! Особенно, когда Володи нет дома. У нас семейные отношения разладились, но все равно, мне спокойнее, когда я в квартире не одна.

– А на работе как вы себя чувствуете? – спросила Динара. – Тоже боитесь?

– Н-нет… Там много людей, и мне не страшно. Но если приходится задерживаться, то мне бывает не по себе.

– Знаете, что я вам посоветую? Валерьянка, пустырник… можно столовую ложку меда на ночь. Словом, народные средства!

– Это поможет? – недоверчиво посмотрела на нее Авдеева. – Я уже все перепробовала! Осталось одно средство – не спать вовсе! Чтобы ничего не снилось.

– Вижу, что вы сторонница радикальных мер! – улыбнулась Динара. – Но это не всегда себя оправдывает. Возьмите лучше пустырник.

Она открыла навесной кухонный шкафчик, достала оттуда бутылочку и протянула Людмиле Станиславовне.

– Ладно, попробую! – согласилась та. – Спасибо. Пойду домой, а то уже скоро пять часов!

Дина Лазаревна не стала ее задерживать, потому что вот-вот должна была прийти клиентка: та самая, о которой говорил Вольф.

Девушка явилась с небольшим опозданием, и Динара успела закончить приготовление плова.

– Меня зовут Марина, – представилась гостья, входя в гостиную. – Я пришла по рекомендации Карла Фридриховича.

– Он мне звонил, – кивнула Динара. – Присаживайтесь, Марина, и рассказывайте свою историю.

– А надо?

– Боюсь, без этого нам не обойтись! Вы ведь хотите, чтобы я вам помогла?

Девушка кивнула. Она выглядела совсем молоденькой, лет на восемнадцать. Но Вольф сказал, что ей двадцать один.

– Ну, раз надо… – Марина положила руки на колени и смотрела на них. – Даже не знаю, с чего начать!

– У вас, насколько я поняла, неприятности с молодым человеком?

– Да-а… – она немного растягивала слова. – С Вадиком. Мы начали дружить еще в школе. Потом я поступила в кооперативный техникум, а Вадик нигде не работал. Его родители не бедные люди, но все равно, они были этим недовольны. Вадик говорил, что перед армией хочет погулять! И гулял… Начал выпивать, проводить время в нехорошей компании. У него очень взрывной характер: чуть что – лезет драться! В общем, его мама была рада, что Вадика забирают в армию. Она боялась, как бы он в тюрьму не угодил. Один раз они с приятелями киоск разгромили, так родители Вадика еле «отмазали». Ну…потом я его в армию проводила…

– Простите, Марина, – перебила ее Дина Лазаревна. – А что вас связывало с таким…агрессивным юношей?

– Ой! – девушка раскрыла свои голубые глаза и захлопала густо накрашенными ресницами, как кукла. – Вадик же хоро-о-оший… Он добрый! Это просто натура у него такая… задиристая. Он мне цветы дарил и вообще… Мы с восьмого класса вместе гуляли! Когда он в армию уходил, я его ждать обещала. Целых два года ни с одним парнем не целовалась! Письма ему писала через день…

– А он вам?

– Вадик мне тоже писал, но редко. Зато почти в каждом письме обещал, что как только вернется, мы поженимся. Я его дождалась! Сначала все было хорошо… Мы поехали кататься на катере по Неве, и там договорились, что свадьбу сыграем летом, а пока погуляем в свое удовольствие. Вадик потребовал, чтобы я… чтобы у нас были интимные отношения. Он говорил, что скучал по мне, чуть с ума не сошел, и что мы все равно скоро поженимся…

– Вы согласились?

Марина кивнула и, совершенно неожиданно для Динары, расплакалась. Тушь потекла по ее нарумяненным щекам, оставляя черные дорожки.

– Я думала, он меня любит… Так продолжалось пару месяцев. Мы гуляли, спали вместе, обсуждали будущую совместную жизнь. А потом, в один прекрасный день, Вадик не пришел туда, где мы обычно встречались. Я его ждала целых два часа… Шел дождь, я сильно промокла, замерзла и заболела. Свалилась с воспалением легких. Хотя я думаю, это случилось не от холода, а от обиды и горя. За это время Вадик ни разу не позвонил мне!

Динара вспомнила, как с ней самой поступил Анатолий, и ее сердце замерло, переживая вместе с этой почти незнакомой Мариной.

– Он так больше и не появился? – спросила она, угадывая ответ.

– Нет… С тех пор Вадик как в воду канул. Я придумывала разные объяснения его поступку, оправдывала его, как могла. А спустя месяц не выдержала и позвонила. Его родители сказали мне, что Вадик с ними больше не живет. Один раз я встретила в метро его друга, спросила, где Вадик…

Марина достала из сумочки носовой платок и принялась вытирать залитое слезами лицо.

– Что он вам сказал? – вернула девушку к рассказу Динара.

– Кто, Сеня? Он сильно смутился, когда меня увидел…растерялся даже. А Вадик. говорит, к Ирке переехал, – он давно с ней встречался, еще до армии!

– Так он с вами встречался или с Иркой?

– Оказывается, с нами обоими. И письма из армии писал и мне, и ей! А когда вернулся… цель у него была одна: погулять, отвести душу после двух лет муштры. Вот и отвел. Видно, Ирка ему больше приглянулась, раз он меня бросил.

Марина замолчала и только шмыгала носом, украдкой поглядывая на Динару.

– А что от меня требуется? – спросила гадалка.

– Карл Фридрихович обещал, что вы мне поможете! Вадик не должен был так поступать со мной… Если он передумал жениться, то почему не сказал об этом? Я хочу, чтобы он поплатился за свою подлость! Пусть он почувствует страдания и боль, как их чувствую я! Мне подруга посоветовала обратиться к Вольфу; она говорила, что он все может, даже заставить Вадика просить у меня прощения, в ногах валяться. Это, конечно, лишнее, но наказать его надо! Знаете, как я его ненавидела? Готова была разорвать на кусочки! А потом ничего…прошло.

– Вы уже придумали наказание для вашего бывшего жениха? – улыбнулась Динара.

Переживания Марины были ей близки и понятны. Она решила, что выполнить обещанное Вольфу будет ей в удовольствие. Таких Вадиков нужно учить, и желательно так, чтобы они надолго запомнили. От закапывания платка большого вреда этому мерзавцу не будет, а девочка успокоится.

– Я даже не знаю… – после некоторого раздумья, ответила Марина. – Ну, может пусть он с Иркой своей поссорится, и она его выгонит! Или что-то в этом роде…

– Именно такого результата я вам обещать не могу, но кое-что предпримем! Мне нужен носовой платок вашего Вадика. Когда вы сможете мне его передать?

– Карл Фридрихович мне говорил, что нужен платок. Он у меня с собой! – девушка снова полезла в сумочку и вытащила оттуда сложенный вчетверо мужской носовой платок голубого цвета. – Вот! Вадик когда-то мне его дал… в туфлю подложить. Мы ходили в кафе, и я новые туфли надела. Ну и натерла ногу… сильно так, до крови. Потом-то я платок выстирала, хотела вернуть его Вадику… Не пришлось. Так что вы можете его взять.

Динара удивилась, как легко все получилось с платком. Сама судьба желала наказать лживого возлюбленного! Что ж, тем лучше. Она все сделает, как положено.

Марина оставила деньги и ушла, поинтересовавшись напоследок, когда можно будет ожидать результата.

– Этого я вам не скажу, – развела руками Динара. – Судьба сама распорядится! Когда гром грянет, вы узнаете!

Проводив Марину, она позвонила господину Вольфу, и тот дал ей адрес дома, во дворе которого нужно было этим вечером закопать платок. Динара дождалась темноты, вооружилась короткой лопаткой и совершила «магическое действие» в точном соответствии с инструкциями.

Вернувшись домой, она разделась, вымыла руки, села на диван и рассмеялась. Ей казалось, что в лице злополучного Вадика она отомстила всем подлецам и обманщикам, называющим себя мужчинами, в том числе и Анатолию.

После рождества у Юрия Салахова начались такие горячие деньки, что ему некогда было даже заехать к родителям. Он выходил из дому в шесть утра и возвращался заполночь, усталый и разбитый. Из всех своих друзей и знакомых он находил время только для Анны. Ей он звонил каждый день, несмотря на загруженность.

– Я очень соскучился, – полушутя говорил он. – Во время подписания важных документов представил ваши прекрасные глаза, задумался и шокировал своих партнеров!

Анна Наумовна смеялась, делая вид, что принимает его слова не всерьез. Господин Салахов притворялся, что это так и есть. Впервые бизнес не мог поглотить его целиком, без остатка, как бывало раньше во время напряженной работы. Что бы ни занимало Юрия, в его внутреннем мире оставалось место для Анны и тех чувств к ней, которые постоянно держали его в состоянии лихорадочного возбуждения, нетерпеливого, радостного волнения, какое приходит весной, в ожидании пробуждения природы. В воздухе стоит запах вербы, талого снега и мокрой земли, из которой пробивается наружу первая нежная зелень…

– Но ведь сейчас зима! – одергивал себя Юрий, заставляя сознание выходить из этого восторженного и блаженного оцепенения. Ему казалось что все, что окружало его, – и этот чудный античный город в снегах, и эти висящие над Невой мосты, и застывшие от мороза деревья, и светлое холодное небо – все было пропитано его любовью к Анне.

Он мотался по Санкт-Петербургу из конца в конец, принимал и отправлял срочные сообщения, подписывал счета, разговаривал по телефону, заключал сделки, присутствовал на презентациях и фуршетах и даже произносил там какие-то умные речи, – но сквозь все, чем он занимался, проступал образ госпожи Левитиной, ее лицо, которое он целовал тогда в санях, ее теплые колени под медвежьей шубой, ее нежно и горько пахнущие волосы, полузакрытые глаза и тихий смех… Интересно, помнит она об этих поцелуях, или нет? Кажется, они тогда много выпили…

Еще одна мысль, пока отодвинутая на второй план, продолжала беспокоить Салахова: обстоятельства смерти деда, которые оказались не так естественны, как все предполагали. Он хотел подробнее расспросить уборщицу, присутствовавшую тогда в офисе, но она уволилась. Бабка жила у дочери на самой окраине города, и Юрий никак не мог выкроить час времени, чтобы заехать и поговорить с ней.

От суеты и спешки Юрий с вечера никак не мог заснуть, а утром с трудом просыпался. В один из дней, чувствуя себя особенно разбитым и сонным, он подошел к окну и распахнул форточку. Ледяной воздух с легким привкусом бензина хлынул ему в лицо. Во дворе жались к стенам домов старые тополя, покрытые инеем. На их корявых ветках сидели несколько ворон. Через дорогу виднелась чугунная вязь ограды небольшого одичавшего парка с остатками фонтанов и парой закрытых павильонов.

Из ворот парка вышла женщина в длинном, широком пальто и шляпке с вуалью. На миг Юрию показалось, что он видит кадр из фильма по Достоевскому, или что-то в этом роде. Стоящий в воздухе морозный туман скрадывал детали, позволяя воображению дорисовывать расплывчатые образы по своему желанию…

Женщина мелкими шагами перешла дорогу и остановилась у самого толстого дерева. Она подняла голову и стала смотреть на дом, в котором проживал Юрий, медленно переводя взгляд с окна на окно. Издалека и в тумане он не мог, конечно же, этого увидеть, но странная уверенность появилась в нем с самого начала, как только дама вышла из парка.

– Мои болезненные видения или реальность? – спросил он себя, закрывая глаза.

Так прошло несколько минут. Когда господин Салахов открыл глаза, женщины во дворе не было. Смахнув со лба обильно выступивший пот, Юрий внимательно осмотрел все вокруг, насколько позволял обзор из его окон. Дама исчезла, растворилась в тумане…

– Мне показалось, – решил Юрий. – Утомление, плохой сон, нервное состояние – плохие советчики. Они видят то, чего нет, и не замечают того, что есть. Сколько раз жизнь убеждала меня в этом? И все равно я продолжаю грезить наяву! Я постоянно думаю о какой-то женщине, приходившей перед смертью к деду, о видении в полуразрушенном доме, об Аграфене Семеновне… Стоит ли удивляться, что подобные «женщины» начнут возникать перед моими глазами то там, то здесь?! Вполне естественно, что это происходит со мной!

Он достал из холодильника пиво, налил в стакан, выпил и отправился в ванную, приводить себя в надлежащий вид. Уже одевшись, он поймал себя на том, что ему хочется посмотреть в окно.

– Там никого нет и быть не может! – твердил он себе, не позволяя исполнить желаемое. – Я просто смешон со своими нелепыми подозрениями!

Выйдя на улицу, он пошел к ожидающей его машине, не глядя на то место, где стояла женщина в шляпке с вуалью. Ее там, конечно же, нет! Так что не стоит отвлекаться на всякую ерунду! Тем более, что у него сегодня напряженный день, и есть тысяча вещей, которые необходимо обдумать.

Юрий сел в машину и погрузился в свои размышления, связанные с предстоящими деловыми соглашениями. Он специально вызвал машину с водителем и охраной, чтобы спокойно взвесить все «за» и «против» по поводу подписания пары контрактов. На первый взгляд, они казались выгодными, но слишком явные преимущества всегда настораживали господина Салахова.

– Умеренная прибыль более надежна, – вспомнил он наставления Платона Ивановича. – Большая прибыль – это риск. Иногда риск оправдан и должен иметь место. Но зачастую нас пытаются привлечь легкой выгодой для совершения сомнительных операций.

Ситуация, которая складывалась на рынке, заставляла Юрия вникать во все самому. Он доверял своим аналитикам, но только не в критические моменты.

– Сверни в офис! – сказал он водителю.

Тот удивленно оглянулся. Охранник невозмутимо смотрел на дорогу. Его интересовала личная безопасность Салахова, а не его финансовые и прочие проблемы.

– Мы и так опаздываем, Юрий Арсеньевич, – осторожно сказал шофер.

– Ничего, подождут!

Салахов нахмурился и уставился в окно. Он не любил пускаться в длинные объяснения.

Водитель пожал плечами и свернул на проспект, к офису.

– Я пойду вперед, – сказал охранник, когда они подъехали к зданию фирмы.

– Ладно, – согласился Юрий, на ходу доставая ключи от своего кабинета. – Подожди меня внизу! Я через минуту спущусь.

Легко взбежав по лестнице, он открыл массивную дверь и включил освещение. Платон Иванович Салахов был волжский мужик, основательный и прижимистый. Излишний шик он считал признаком дурного тона и «щелкоперства», поэтому весь интерьер центрального офиса был добротен, тяжеловесен и лишен дорогих ультрасовременных выкрутасов. На мебель и оборудование тратилось ровно столько средств, чтобы они производили впечатление о фирме, как о солидной, обеспеченной и надежной.

– Пыль в глаза вынужден пускать тот, у кого за душой ничего нет! – учил внука старший Салахов. – Нам это без надобности. За нами стоит наш капитал и наша репутация, а это, Юра, поважнее, чем деревяшки да стекляшки! Картины должны висеть в музее, а компьютеры выполнять необходимые операции, вместо того, чтобы поражать клиента своей стоимостью. Транжира производит плохое впечатление на истинных деловых людей.

Юрий не сразу согласился с подобным взглядом на вещи.

– Жадность нам тоже не к лицу! – возражал он.

На что Платон Иванович неизменно отвечал одно и то же.

– Жадность для мужика губительна только в двух случаях! Причем первый менее опасен, чем второй. Денег нельзя жалеть на еду. Это первое. И когда речь идет о женщине, расчет и экономия должны перестать для тебя существовать, мой мальчик! Это второе. Никакие деньги не вернут тебе то, что ты можешь потерять вместе с любовью женщины! Это ты на всю жизнь запомни, Юра, и не позорь фамилию Салаховых.

Все это живо явилось на память Юрию, едва он вошел в кабинет и взглянул на портрет деда, который стоял на его рабочем столе. Платон Иванович улыбался, но глаза его оставались серьезными. На глянцевой поверхности стола, несколько в стороне от деловых бумаг, лежал конверт. Юрий медлил, прежде, чем открыть его. Он сел и вызвал секретаршу.

– Люба, откуда это письмо?

– Так вы же сами сказали, чтобы всю личную корреспонденцию на ваше имя, не просматривая, ложить вам на стол… – растерянно оправдывалась девушка.

– Да, конечно, – уже не таким резким тоном согласился Салахов. – Ты все сделала правильно. Я просто хочу уточнить! Когда пришло письмо?

– Вчера вечером я разбирала почту… Вас уже не было, и я положила письмо на ваш стол. Что-то не так?

– Все нормально, Люба! – улыбнулся Юрий. – Извини, если я был невежлив.

– Что вы, Юрий Арсеньевич! – покраснела секретарша. – Я же понимаю, какая обстановка… Все нервничают.

Она была тайно влюблена в своего молодого шефа и не понимала, почему он не обращает на нее внимания. Люба была красивой девушкой, длинноногой и стройной, с нежными чертами лица, обворожительной улыбкой и густыми белокурыми волосами. Она тщательно следила за собой, модно и стильно одевалась, знала два языка и окончила престижную школу моделей. Она умела вести себя в обществе, раскованно и изящно держаться, поддерживать светскую беседу, и вообще была в высшей степени привлекательной. Но не для Салахова! Несмотря на то, что он был холост и не имел постоянной любовницы. Любочка просто с ног сбилась в попытках обратить на себя внимание Юрия, но пока что ее усилия не увенчались успехом.

Господин Салахов отпустил красавицу-секретаршу и занялся письмом. Обратного адреса, конечно же. не было.

«Сударь! Вы имели время подумать, и, видимо, размышляли над сложившимися обстоятельствами. Но у Вас не хватает мужества признать свои ошибки, как не хватало его у Вашего достопочтенного дедушки, Платона Ивановича. Какова судьба его, Вы знаете. И все равно упорствуете! Вы напрасно надеетесь, что все образуется, уляжется само собой… Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Это не только мое желание, но и желание того, кто не может обратиться к Вам, как делаю это я.

Подумайте, сударь! Человек чести не может оставить без внимания законную просьбу вернуть то, что ему не принадлежит. Для этого должны быть веские причины. Может быть, одна из них в том, что само провидение вновь связывает нас? Сражаться с роком – задача, непосильная для человека. Оставьте эту неравную борьбу, которая не принесет Вам ничего, кроме разочарования, страданий и боли! Смиритесь перед неизбежным. Поступите так, как подсказывает Вам совесть, и Вы не пожалеете.

В противном случае Вас ждет неминуемая гибель! Месть страшна. Но она вдвойне страшна, когда мстят мертвые…»

Письмо выглядело как бы неоконченным. Будто неизвестный отправитель оказался чем-то растерян или испуган. Юрий перечитал письмо дважды, но смысл написанного продолжал ускользать от него. Послание определенно содержало две вещи – требование и угрозу. Если второе было более-менее понятно, то суть первого оставалась скрытой. Чего требовал отправитель? Почему не написать прямо? Видимо, автор послания был уверен, что Юрий знает, о чем идет речь.

Господин Салахов спрятал письмо в сейф и застыл, сбитый с толку очередной загадкой. Он забыл, что привело его в офис, и сидел, тупо уставившись на пепельницу из богемского стекла, по которой робко скользил бледный рассветный луч. Стук в дверь вывел его из забытья.

– Водитель говорит, что вы куда-то опаздываете, Юрий Арсеньевич, – тихо сказала секретарша, не решаясь войти и заглядывая в щелку.

– Да-да! – спохватился Юрий. – Спасибо!

Он молча вышел, сел в машину и с трудом переключился на насущные проблемы. Что-то в этих письмах выбивало его из колеи, действовало на нервы. В очередной раз он задал себе вопрос, не является ли вся эта история следствием раздвоения личности? Скрытыми и коварными проявлениями страшной болезни? Он боялся думать и не мог не думать об этом…

Поздно вечером, закончив все дела, господин Салахов позвонил бывшей уборщице и договорился о встрече. Бабка, моргая подслеповатыми глазами за стеклами очков, несказанно удивилась такому визиту. Юрий дал ей денег, которые использовал как предлог для встречи, объяснив, что это материальная помощь бывшим сотрудникам-пенсионерам. Деньги бабка взяла и даже обрадовалась, но удивление так и не сходило с ее лица.

Она долго не могла понять, чего от нее хотят, когда Юрий задавал ей вопросы о том дне, когда умер Платон Иванович. Наконец, с большим трудом, ему удалось выяснить, что бабка ничего толком не рассмотрела. Было темно, а у нее плохое зрение. Да, заходила какая-то женщина в кабинет к Салахову, но как она выглядела, уборщица сказать не могла.

– Странная женщина, – сказала бабка напоследок. – То ли одета была не так, как надо…то ли… не знаю. Странная, и все!