Текст книги "Шулер с бубновым тузом"

Глава 25

Лавров несколько раз был близок к тому, чтобы наплевать на все и позволить себе чихнуть. У него, как назло, ужасно щекотало в носу. А ведь ему еще приходилось по ходу беседы делать кое-какие заметки в блокноте.

Он не мог дождаться, пока Крапивин завершит свою исповедь. Однако на этом его мучения не закончились. Длиннющий подробный монолог посетителя сменился диалогом между ним и Глорией. Пошли вопросы-ответы, затем молодой человек пустился в рассуждения по поводу своего отца-не-отца, своей сестры-не-сестры и своей матери-обманщицы.

Лавров даже посочувствовал бы ему, если бы не свербеж то в носу, то в горле. Из-за этого он слушал невнимательно, отвлекался и кое-что пропустил.

Едва за Крапивиным закрылась дверь, как Роман оглушительно чихнул. Ширма чудом не повалилась от такого чиха.

Санта отправился провожать посетителя, а Глория расхохоталась.

– Апчхи-и-и! Апчхи! – не мог остановиться Лавров. – Апчхи!

Он кинулся к окну, схватил свою японскую игрушку, – бинокль с встроенной внутрь миниатюрной фотокамерой – и отодвинул занавеску. Щелк!.. Щелк!.. Щелк!..

– Что ты делаешь?

– Снимки на память, – не оборачиваясь, бросил Роман. – В разных ракурсах. Чхи! Пригодятся. Ап-чхи!

– Что с тобой?

– Что? – взвился он. – Посидела бы тут с мое, не задавала бы глупых вопросов!

– Тебе было скучно?

– Я чуть не провалил весь твой сеанс ясновидения.

– Сеанс не удался, – нахмурилась она.

Лавров отошел от окна, положил бинокль на стол и возразил:

– По-моему, наоборот. От последнего твоего заявления парень был в шоке. Он еще неделю будет под впечатлением того, что его отец – не его отец, а его сестра вовсе ему не сестра. Тьфу! Не хотел бы я оказаться на его месте. Этот Крапивин увяз по самые помидоры. Он дважды застал свою барышню над еще тепленьким трупом и пальцем не пошевелил, чтобы вызвать полицию. Теперь его можно обвинить в пособничестве преступнику… преступнице, – поправился начальник охраны. – Он хоть понимает, во что вляпался?

Глория покачала головой.

– Вот и я того же мнения, – обрадовался Лавров. – У мужика башню снесло. Конкретно! Эта Анна-Жанна умеет влиять на психику. Человек превращается в зомби и пляшет под ее дудку. Он перестает соображать и слепо выполняет волю ловкой бабенки.

– Это вряд ли.

– Скажешь, Крапивин отдает себе отчет, что творит?

– В значительной степени да.

Лавров опять чихнул в носовой платок и вопросительно уставился на Глорию.

– Ты серьезно? Полагаешь, он в своем уме? Ты вообще слышала, какую ахинею нес этот Крапивин? Про картину с игроками в карты, про бубнового туза, про какие-то стигматы, про ожерелье, которое больше двух веков в розыске?

– Калиостро предупредил меня об этом визите… – задумчиво произнесла Глория. – Полагаю, он ввязался в аферу с ожерельем в надежде заполучить реликвию Великих Моголов. Но тогда все сорвалось. Камни исчезли, а сам он угодил на скамью подсудимых.

– Допустим. А чего хочет от тебя господин Крапивин?

– Он полагает, что Анна… вернее, Жанна де Ламотт, должна знать, куда она спрятала бриллианты. В этом я с ним согласна.

– Он ничего такого не говорил.

– Крапивин думал об этом, но вслух высказать свою идею не рискнул.

– Почему же ты его не прищучила? – возмутился Роман.

– Зачем?

– Крапивин имеет дело с убийцей. Как он не боится, что эта барышня и его укокошит?! Апчхи! Ап… чхи-ии-и!

– Хватит чихать.

– Скажи своему Санте, чтобы он почаще убирал! – недовольно пробурчал Лавров. – У меня полный нос пыли набился, пока вы с Крапивиным тут болтали.

– Его Жанна не укокошит, – запоздало ответила Глория.

– Что? А-а… Ты уверена?

– Крапивин ей нужен. Давай выстроим ассоциативный ряд: Жанна – Крапивин – «Шулер с бубновым тузом» – бубновый туз – ожерелье… – Она запнулась на мгновение и добавила: – …княгиня Голицына.

– Та самая? Анна Сергеевна, про которую мы говорили?

– Запомнил? Молодец.

Лавров, наконец-то заслуживший похвалу, приободрился.

– Княгиня Голицына не просто приятельница Жанны де Ламотт… то есть де Гаше. Они стали близкими подругами. Их объединило мистическое отношения к жизни, и на этом фундаменте выстроились особые отношения, которые непременно должны были иметь продолжение… за чертой смерти! – торжественно изрекла Глория.

– На что ты намекаешь?

Туманные образы путались в ее сознании, события не разворачивались. Ей явно чего-то не хватало, чтобы привести в действие «канал связи», откуда к ней поступала информация.

– Ну… не знаю.

Лаврова беспокоило не бриллиантовое ожерелье и не тайны французского двора, а более прозаическая вещь: убийца, разгуливающий на свободе. Вернее, разгуливающая.

– Эта ваша Жанна… тьфу, Анна, убила двух человек. В том числе детектива, которого нанял Крапивин. Его хватятся, рано или поздно. Правда, шансы отыскать тело практически равны нулю.

– По-твоему, Крапивин обязан заявить в полицию?

– Боюсь, он отрезал себе путь к спасению.

– Он не может предать любимую женщину.

– Любимую? – презрительно процедил бывший опер.

– Каждый любит, как умеет, как получается. Крапивин прикрывает Жанну по двум причинам. По любви и по расчету.

– В чем же его расчет? Барышня, насколько я понял, без гроша за душой.

– А бриллианты? Нашим клиентом движет не алчность, его одолевает неуемное любопытство. Никто, кроме Жанны де Ламотт, не сможет указать место клада.

– Жанна де Ламотт – выдумка, химера! – взорвался Лавров, которому надоело подыгрывать Глории. – Вы с Крапивиным большие фантазеры. Нельзя воображаемое принимать за действительное. Стигматы – не доказательство, – опередил он ее возражения. – Слышал я о них, читал… по телику показывали. Ты же сама любишь повторять: человек – существо малоизученное. Он что угодно способен втемяшить себе в голову. Один объявляет себя Наполеоном, другой – Иисусом Христом, третий…

Начальник охраны громко чихнул, а Глория воспользовалась паузой и вставила:

– Время покажет, кто из нас прав.

– Разумеется, ты! Ты, ты и ты! Всегда ты!

– Выпей воды, – сухо посоветовала она. – У тебя начинается истерика.

Он вскочил и начал мерить шагами комнату. Его бесила та легкость, с которой Глория шла на поводу чужих домыслов.

– Ладно, – бросил он, остывая. – Надеюсь, ты не будешь оспаривать факт смерти Жанны де Ламотт, какое бы имя она ни носила?

– Не буду. Но Анна Ремизова…

– …это Анна Ремизова! – подытожил начальник охраны. – И никто другой! Она не прятала ожерелья. Она его в глаза не видела. Она опоздала родиться на двести с лишним лет!

Глорию было невозможно переубедить.

– Умирая, графиня де Гаше оставила зарубки, – упрямо заявила она.

– Зарубки! Ха-ха! Мы перешли на язык дровосеков? Какие зарубки?

– Метки… или знаки. Кому она могла их оставить? Самым близким на тот момент людям: Анне Сергеевне Голицыной и барону Боде, дальнему родственнику Крапивиных. Бубновый туз! Эта карта переходила из рук в руки, пока не оказалась на дне кипарисового ларчика. Не исключено, что владелец ларца понятия не имел о тайнике под сукном. С течением времени и не такое забывается. А если учесть революцию и три войны…

– Зачем ей было оставлять какие-то метки? – перебил Лавров. – Она умирала, в гроб бриллианты не заберешь. На том свете они без надобности. И вообще… я лично сомневаюсь в существовании этих камней. Вероятнее всего, алмазы из ожерелья были проданы еще во Франции или в Лондоне. Везти их в Россию через несколько границ – дурная затея.

Глория покачала головой.

– О чем тогда говорил с графиней де Гаше русский царь Александр I? Наедине и так долго? Уж не о реликвии ли Великих Моголов шла речь? – рассуждала она. – «Эрдэнэ», даже расколотый на части, мог бы спасти династию Романовых. Ведь падение империи и трагедия царского дома были предсказаны еще монахом Авелем[9]9
  Авель – (1757–1841), монах-провидец, предсказавший смерть нескольких монархов, нашествие Наполеона, сожжение Москвы и пр.


[Закрыть].

– Очевидно, у графини не оказалось при себе реликвии. Иначе бы она царю не отказала.

– Шесть сотен бриллиантов в скромной дорожной поклаже не спрячешь, а вот пять камушков… вполне, – задумчиво произнесла Глория.

– Бред, – фыркнул Лавров. – Чепуха.

– Едва в столице стало известно о кончине де Гаше, из Санкт-Петербурга в Симферополь срочно поскакал генерал Дибич, – невозмутимо продолжала она. – Как думаешь, зачем? Отдать последние почести безродной француженке? Вряд ли. Дибич привез губернатору депешу от Николая I. Александр-то к тому времени умер, но сообщил своему преемнику кое-что важное о французской графине. Новый царь потребовал от губернатора по прибытии к нему нарочного, отдать тому синюю шкатулку «в том виде, в каком она осталась после смерти Гаше».

– Откуда такие сведения?

– Из дневника компаньонки Анны Сергеевны Голицыной.

– Где ты его взяла? – изумленно спросил Роман.

– Нашла среди рукописей, собранных Агафоном. Он случайных бумаг не хранил.

– Скажи еще, что он заранее знал, кто поселится в его доме и станет читать его бумаги. Скажи, что он все предвидел наперед.

Глория промолчала. Это разозлило Лаврова. Проклятый Агафон каждый раз умудряется перейти ему дорогу! Глупо ревновать к мертвому, но…

– Ладно, что было дальше с этой синей шкатулкой? – насупился он.

– Губернатор тотчас же отправил чиновника в Старый Крым с приказом изъять все шкатулки, принадлежавшие покойной графине. Были допрошены ее душеприказчики, в том числе барон Боде. Он, якобы, предъявил взятую себе на память синюю шкатулку. Но того, что искали, в ней, надо полагать, не обнаружили. Ибо! По поручению самого Бенкендорфа было проведено повторное тщательное дознание.

– Даже так?

– Начальник Третьего отделения[10]10
  Третье отделение – орган политического надзора и сыска в России (1826–1880), учрежденный Николаем I.


[Закрыть] повторного расследования по пустякам не назначает, – подчеркнула Глория.

В подтверждение своих слов она достала из шкафчика несколько ветхих пожелтелых листков и положила на стол перед собой.

– Вот… читаю дословно: Бенкендорф в письменном распоряжении указал, что «на некоторых лиц, находившихся в дружеской связи с умершей близ Феодосии графинею де Гаше, падает подозрение в похищении и утайке бумаг ее»! В связи с чем он приказывает произвести розыскные действия.

– Если компаньонка пишет правду, значит, это были очень ценные бумаги, – признал Лавров.

– Какой смысл компаньонке лгать?

– Почему же эти «ценные бумаги» не изъяли у Гаше при жизни? Зачем было ждать, пока она умрет?

– Хороший вопрос, – кивнула Глория. – Я тоже задалась им.

– И какой вывод ты сделала?

– Никто из агентов тайной полиции так и не выяснил толком, что привезла с собой в Россию загадочная француженка. Как изымешь то-не-знаю-что? Я думаю, после ее кончины заинтересованные лица надеялись отыскать в синей шкатулке, с которой графиня не расставалась, те самые знаки, о которых я говорю. Предположим, перед смертью Гаше оставила ключ к тайнику, где спрятала камни. Не могла не оставить! Ее мистическая натура, ее близкое общение с графом Калиостро давали ей надежду на новое воплощение. Но где гарантия, что в новой жизни память прошлого не даст осечку? Вот Жанна де Ламотт и оставила подсказку.

– Для кого? – не понял Лавров.

– Для самой себя.

– Это уж ты хватила через край, – возразил он. – До такого ни один царский агент не додумался бы. Ему бы просто в голову не пришла абракадабра типа нового воплощения! Надо иметь особый склад ума, чтобы дойти до этого. Люди мыслят проще.

– На то и был расчет. Только зря ты недооцениваешь людей, Рома. Что касается Жанны де Ламотт де Гаше, она не заблуждалась на их счет и обставилась соответствующим образом. Представь себя на ее месте. Ты умираешь, родни у тебя нет, родового имения тоже… где тебя похоронят, неизвестно. Зато у француженки не было сомнений, что после ее смерти начнутся поиски пропавших камней. Кому она могла бы довериться?

– Никому, – покачал головой начальник охраны.

– Правильно. Довериться некому, а знаки оставить надо. Следовательно…

– …она их зашифровала.

– Но сделала это хитро и тонко, – кивнула Глория. – Графиня заранее подготовилась к своему уходу. Ума ей было не занимать, она понимала, что всех ее друзей-приятелей непременно допросят: и княгиню Голицыну, и барона Боде, и слуг. Поэтому ход с «синей шкатулкой», скорее всего, был отвлекающим.

– Для отвода глаз? – забыл о своем скепсисе Лавров.

– Именно! Похитить у беззащитной женщины шкатулку проще простого, вряд ли искушенная в интригах Жанна хранила бы в ней нечто действительно ценное.

– Пожалуй, да…

– Значит, графиня оставила знаки на виду. Там, где никто не будет их искать. Причем в таком виде, чтобы они могли пережить века и не затеряться.

Начальник охраны ощутил, как покрывается испариной. Загадка казалась ему неразрешимой и в то же время невероятно опасной.

– В синей шкатулке камней точно не было, – пробормотал он. – Это ясно. Но все остальное… полный мрак.

– У покойной остались и другие шкатулки. В одной из них могла храниться сущая безделица, например, игральная карта. Бубновый туз… который волею судьбы оказался у барона Боде, а затем перешел к его потомкам.

– И что за подсказка – бубновый туз?

Глория с сожалением развела руками. Кроме картины «Шулер с бубновым тузом» ей ничего не открывалось. Трое игроков в карты, один из которых жульничал, назойливо лезли в голову, оттесняя все прочие мысли.

– Я отыщу картину в Интернете и посижу над ней. Авось, что-то толковое придет на ум.

Лавров ощущал себя выжатым, измотанным, хотя он ничего не делал – просто прятался за ширмой и слушал чужой разговор. Ему захотелось поесть и завалиться спать на сутки, не меньше.

– Зачем этой Анне-Жанне понадобилась пластика? – спросил он, зевая.

– Чтобы вернуть себе лицо, полагаю. Она подсознательно чувствовала себя Жанной де Ламотт, только не могла понять, что с ней происходит.

– А теперь поняла?

– «Бегающий» шрам от клейма тоже подливал масла в огонь, – добавила Глория. – В какой-то момент Анна оказалась перед выбором: кто же она на самом деле? И как ей вести себя дальше? Ее замкнутость и неуживчивость объясняются серьезным внутренним конфликтом. С каждым годом «это» накатывало все чаще, и ей все труднее становилось выходить из образа Жанны де Ламотт.

Лаврова не увлекали психологические экскурсы. Он рассуждал как бывший опер.

– А не могла Анна Ремизова начитаться приключенческих романов и возомнить себя французской авантюристкой? Почва для этого в Старом Крыму благодатная. Местные легенды располагают чувствительных барышень к буйной фантазии. Анна стала одной из жертв «бриллиантовой лихорадки», обуявшей крымских кладоискателей. Она обыкновенная истеричка, и ее стигмат – проявление нервного заболевания…

Глава 26

Последний довод Лаврова заставил Глорию погрузиться в размышления.

Он расценил это как свою победу. Логика взяла верх над мистикой. Глория наконец задумалась о том, в какое положение поставил ее Николай Крапивин. Ожерелье королевы, любовь-морковь, отцы и дети, – это все лирика, а дельце-то с криминальным душком. Убийство двух человек – не шуточки.

Санта принес в каминный зал кофе и пирожные, изготовленные им по собственному рецепту.

Соседка Маруся, которая держала всякую сельскую живность и снабжала великана домашними яйцами и молочными продуктами, научила его выпекать бисквиты. Санта проникся к ней нежными чувствами и по-мужски помогал ей. Когда забор подправит, когда дымоход прочистит, лопаты да тяпки наточит. Между ним и соседкой возникло теплое чувство. Но о женитьбе и речи быть не могло. Санта прежде всего служил своей хозяйке, Глории Артуровне, а потом уж личная жизнь.

Пока хозяйка пробовала коричневый бисквит, перемазанный шоколадным кремом, великан с замиранием сердца следил за ней. Одобрит или скривится? Вкусно или не очень?

Лавров уписывал пирожные за обе щеки, но его похвала для Санты ничего не значила.

– Балуешь ты нас, – улыбнулась Глория, и слуга просиял. – Твои бисквиты лучше, чем пражские, потому что из натуральных продуктов.

Великан расплылся от удовольствия и, смущенно бормоча что-то себе под нос, удалился. В такие моменты он казался настоящим Дедом Морозом, у которого в мешке – подарки на любой вкус.

– Ты его осчастливила, – заметил начальник охраны, когда Санта скрылся за дверью. – И за что он тебе так предан? А бисквиты хороши. Я еще съем, пожалуй. Сладкое полезно для мозга.

Видимо, пирожные стимулировали его мыслительный процесс.

– Как ни крути, а трупы, судя по всему, реальные, – заявил он, насытившись. – Вряд ли господин Крапивин стал бы выдумывать. Он не совсем адекватен, однако…

– Про два убийства все правда, – перебила Глория. – Когда Крапивин говорил, я видела два мертвых тела… одно в земле, другое в воде.

– И можешь с точностью указать, где именно?

– Первое на кладбище… второе, кажется, на дне строительного котлована…

– Отлично! – Лавров отодвинул от себя пустую тарелку. – Я бы взял тебя в группу по расследованию особо тяжких преступлений. В какой-нибудь спецотдел, которые нынче охотно показывают в полицейских сериалах. Можешь конкретизировать место? Кладбищ-то много, и котлованов не меньше.

– Конкретизировать пока не могу, – вздохнула она. – Джо, похоже, уже похоронили. Чисто логически его могила должна находиться на старокрымском кладбище. А тело детектива видится мне в темной грязной воде… на окраине большого города.

– По логике вещей, это Москва, – саркастически изрек начальник охраны. – Тогда я тоже провидец.

– Каждый человек способен видеть не только глазами.

– Ну, положим, логику рано отбрасывать.

– На чистой логике далеко не уедешь.

– На чистом «видео» тоже, – парировал Лавров. – Ты ведь не знаешь, в каком именно котловане утоплено тело частного сыщика.

– Не знаю, – сдалась Глория. – Для определения места мне необходима хоть какая-то вещь погибшего. Сотовый, например, подойдет или зажигалка. Но даже при этом точные координаты я, пожалуй, не назову. Буду бродить по району поиска, улавливая сигналы.

– Какие сигналы? Типа на трупе установлен маячок?

– Вроде того. У тебя свои каналы информации, у меня – свои.

Они обменивались легкими уколами, будто дуэлянты, дерущиеся не всерьез.

– Как ты догадалась, что отец Крапивина ему не отец? – наседал Роман. – Ответ сверху спустили?

– Не совсем. Родственные связи я определяю безошибочно. Боюсь, я не сумею объяснить, как я это делаю.

– Кто же настоящий отец нашего клиента?

– Другой человек.

– Ха-ха-ха! – развеселился начальник охраны. – Звучит убедительно. Главное, не подкопаешься.

– Хочешь, чтобы я назвала фамилию? – возмутилась Глория. – Извини, не получится. Я не справочник и не паспортный отдел. Я вижу образы, причем далеко не всегда четкие. Могу обрисовать ситуацию… расставить акценты, сделать прогноз на будущее. В данном случае я могу утверждать, что у матери Крапивина есть… вернее был любовник, и он похож на ее мужа. Она понимала, что рожденный от любовника ребенок, будь то мальчик или девочка, должен хоть немного смахивать на ее законного супруга.

– Это не принципиально, кто на кого похож. Больше всего наш клиент обрадовался, что не вступил в кровосмесительную связь. Поскольку старший Крапивин был бездетным, Анна-Жанна тоже не его дочь. Жаль, нам эти факты ни к чему. Для расследования не имеет значения драма отцов и детей.

– Как сказать…

– Послу-ушай, – протянул Лавров. – А не мог карточного шулера и частного детектива убить сам Крапивин? Чем не рабочая версия? Он мутный, этот Николай. Как хочешь, но у меня он вызывает подозрения. Он одержимый. У него прогрессирует любовный психоз! Он не контролирует себя. В припадке ревности он убивает Джо… потом та же участь настигает сыщика. Я расскажу, как все произошло в Старом Крыму. Крапивин знает о предстоящем свидании Анны и Джо. Он притворяется пьяным, дожидается, пока Анна выйдет из дому, крадется следом за ней… потом опережает ее, врывается в дом к сопернику и убивает его. Джо беспечен и по-своему простодушен. Он ждет любовницу, поэтому оставляет дверь незапертой. Он, наверное, под хмельком и ничего не успевает сообразить. Зато Крапивин хладнокровно рассчитал каждый свой шаг. У него было для этого время. Итак… наш клиент беспрепятственно проникает в дом кутилы и игрока, хватает со стола нож и набрасывается на безоружного хозяина. Один удар, и тот падает замертво. Убийца выскакивает во двор и прячется в темном саду. Появляется Анна. Она обнаруживает в доме еще теплый труп. Барышня натурально в шоке. Она едва не лишается чувств. У нее тихая паника. Крапивин выжидает пару минут и «застает ее на месте преступления». Тело бедняги Джо еще не остыло, кровь не свернулась… Анна в ужасе, она не владеет собой, не в силах объяснить случившееся. У нее руки в крови, потому что она дотрагивалась до любовника, пытаясь определить, дышит ли он. Крапивин обвиняет ее в убийстве. Она плачет. У нее пропал дар речи. Спустя некоторое время барышня пытается оправдаться, но тщетно.

– Складно.

– А то! – воодушевился Лавров. – На том стоим. Я в розыске не новичок. Всякого насмотрелся и наслушался. Иной такого наплетет, мозги вскипают!

– Зачем, по-твоему, Крапивин убил детектива?

– По той же причине. Ревность! Небось, сыщик начал подбивать клинья к Анне, и Крапивин это засек. Либо взыграло больное воображение ревнивца, который часто искажает действительность и подтасовывает факты. Мы же выслушали только одну сторону.

– Ну… вторая вряд ли заговорит, – заметила Глория.

– К сожалению, детектив мертв, – кивнул бывший опер. – А к Ремизовой нас никто не подпустит. Клиент уже обжегся с сыщиком и не захочет рисковать снова. Он надежно спрятал подружку. И поскольку она не может ни слова сказать в свое оправдание, вешает на нее всех собак.

Глория усмехнулась, но спорить не стала. Ей было интересно, как Лавров выкрутится с убийством частного детектива.

– Ладно, объясни, как Крапивин умудрился расправиться с сыщиком?

– По той же схеме, что в случае с Джо, – без запинки выдал Роман. – Посуди сама, насколько это было просто. У Крапивина есть ключи от квартиры, где он поселил Анну. После перенесенной нервной горячки барышня спит, чтобы восстановить силы. Он тихо входит, берет на кухне нож и убивает сыщика. Тот не оказывает сопротивления. Он не ожидает, что Крапивин может напасть на него. Фактор внезапности сыграл на руку нашему клиенту.

– Допустим. А как сыщик оказался в квартире?

– Тому наверняка есть логическое объяснение. Например, Крапивин мог сам приказать ему охранять Анну в свое отсутствие. Причем непосредственно в квартире. Тогда… либо барышня сама впустила детектива, либо… его привел с собой Крапивин. И тут же прикончил, чтобы свалить вину на Анну.

– А та в это время спала?

– Почему бы нет? Далее. Барышня просыпается… например, от какого-нибудь звука.

– Какого?

– Сыщик мог вскрикнуть перед смертью или, падая, задеть что-нибудь. Раздается грохот. Крапивин поспешно прячется. Он заранее присмотрел укромное местечко, куда можно будет юркнуть после убийства. Анна вскакивает, бежит на звук и… застает жуткую картину. На полу бездыханное тело с ножом в груди…

– Все повторяется, – ввернула Глория. – Барышня в шоке. Она оцепенела от ужаса. Тут в комнату врывается ее так называемый брат, сперва набрасывается на Анну с обвинениями, потом разыгрывает спасителя.

– Кстати, при этом раскладе понятно, почему Крапивин в обоих случаях не звонит в полицию, а тщательно заметает следы и избавляется от улик. Он заботится о себе, а не об Анне. Крапивин все подстроил так, будто он вошел в квартиру и застукал барышню над еще тепленьким трупом. А той невдомек, откуда выскочил этот «чертик»!

– Выходит, Крапивин сознательно лгал нам?

– Сознательно или нет, но лгал. Может, он страдает раздвоением личности, – предположил Лавров. – И уверен, что убийца – кто-то другой. Этакий монстр, который вдруг бросается на людей с ножом, убивает их, а потом ничего не помнит. Сам Крапивин эту свою вторую ипостась не контролирует. Он придумывает себе «параллельную» жизнь, где нет места монстру, и искренне верит в нее.

– Ты себе же противоречишь. То Крапивин заранее все рассчитывает, то ничего не контролирует. То нарочно переводит стрелки на Анну, то не помнит, как все произошло. Ты уж остановись на чем-то одном, пожалуйста.

– Тебе что больше по вкусу? Анна-убийца или Крапивин-убийца? По сути, оба могли убить и картежника, и детектива. У обоих равные шансы быть виновными в этих преступлениях.

– Ты сам кого подозреваешь?

– Честно? Больше Крапивина. Анны я не видел, не слышал, но склоняюсь к выводу, что она стала жертвой мужской игры. Одного не пойму, зачем ей выдавать себя за сестру Николая? Ты уверена, что они – не родственники?

– Уверена. У Николая нет ни братьев, ни сестер. Я их не вижу.

– А убийцу ты видишь?

Она промолчала, разглядывая гранатовый браслет на руке. Казалось, внутри темных камней теплятся багровые искорки. Так порой и люди таят внутри приглушенный огонь.

Граф Сен-Жермен на портрете улыбался уголком рта, глядя на озадаченного Лаврова и задумчивую Глорию. «Ну-ну, – как бы говорил он. – Давайте, ребята, покажите, на что вы способны!»

Начальник охраны отвел глаза от портрета и медленно произнес:

– Если мотивы Крапивина более-менее ясны, то по какой причине могла бы расправиться с двумя мужчинами Анна-Жанна, надо еще помозговать. Вот зачем ей убивать Джо? Он мог ее шантажировать, к примеру… мог разболтать новоиспеченному братцу то, чего тому знать не полагалось.

– Анна и Джо состояли в интимных отношениях, – напомнила Глория. – Проще говоря, они были любовниками.

– Нам это известно только со слов Крапивина.

– Все, что мы здесь обсуждаем, стало известно с его слов.

– Ты ему веришь?

Глория в совершенстве овладела искусством уходить от ответа.

– Вопрос не в вере, – она сняла с запястья браслет и тряхнула им. – Человек обратился к нам за помощью…

– К тебе.

– Не придирайся, Рома. Крапивин не может справиться с ситуацией. Нужно смотреть в корень проблемы, а не довольствоваться вершками.

– Это мои версии ты называешь «вершками»? – обиделся Лавров. – Я тут распинаюсь, из кожи вон лезу, а ты уже сделала какой-то вывод и помалкиваешь? Это нечестно.

– Выводы делать рано.

– Я понял. Надо подождать, пока эта сладкая парочка еще кого-нибудь замочит. Двоих им будет мало. Аппетит приходит во время еды. Анна-Жанна решила начать новую жизнь в столице, состряпала себе новое лицо и избавляется от прошлого. Детектив мог накопать на нее в Крыму компромата, вот она и приняла радикальные меры. Где один труп, там и два.

– Ревность уже побоку?

Роман догадался, куда она клонит.

– Ты хочешь сказать, что причина раздора меж добрыми людьми – пресловутые бриллианты? Сыщик является к Анне, угрожает ей и требует выдать тайну клада?

– Я этого не говорила.

– Все, ты добилась своего, запутала меня, – рассердился он. – Что дальше? Будем сидеть сложа руки, пока не появится очередной труп?

– Ни в коем случае.

– Что ты предлагаешь делать?

– Для начала я займусь… картиной. Вещи тоже умеют говорить. Надо только знать их язык…