Текст книги "Георгий Юматов"

Адвокату удалось найти улику, которую следствие не заметило, и вряд ли можно кого-то за это винить: подозреваемый сам во всем сознавался. Но, исходя из места положения заряда дроби, можно было предположить, что Юматов в момент выстрела стоял у двери в комнату, а не сидел в углу. При повторном осмотре места происшествия эксперты обнаружили на двери след от отколовшейся щепки…

Борис Кузнецов: «И совершенно очевидно, и впоследствии эксперты это подтвердили, что этот след от отколовшейся щепки произошел в результате попадания туда острого предмета, который имел острую режущую поверхность». Следовало найти этот предмет, и он был найден. Давний друг семьи Юматовых и их помощница по хозяйству Галина Громова, с которой встретился адвокат, рассказала, что во время очередной уборки квартиры, которая происходила уже после заключения Георгия Юматова под стражу, она нашла под ванной нож. Он был передан на экспертизу, и та обнаружила на нем очевидные следы крови. Адвокат: «Ну, вот этот момент, связанный с порезом головы, с резаной раной головы, привел меня к мнению, что со стороны этого дворника были какие-то действия, направленные на покушение на жизнь Георгия Александровича». Все это доказывало, что дворник бросил в Юматова нож, а тот выстрелил из ружья. Но из-за чего это произошло? И как в руках артиста оказалось заряженное ружье? Вопросов оставалось еще много…

Адвокат старался выяснить, как оказались в квартире Юматовых патроны к охотничьему ружью «Зауэр – 3 кольца», из которого был убит дворник. Происхождение самого ружья секрета не представляло. Его подарила мать Георгия Александровича, когда тот вернулся с войны. По одной версии, она нашла его на чердаке, по другой – в 45-м подобрала за отступающими немцами. Но откуда взялись патроны, если друзья Юматова в один голос твердили, что охотником он не был, оружие хранилось как память о матери? Сам артист писал в своих показаниях, что ружье зарядил лично, желая расправиться с наглым дворником, но при этом, при осмотре квартиры эксперты ни одного патрона не обнаружили…

Догадка появилась после разговора с другом Юматова, актером Кириллом Столяровым. На страницах книги мы уже рассказывали эту историю из его уст, когда к актерской компании на стрельбищах «Динамо» присоединился Георгий Юматов. Патроны для той тренировки дал ему заядлый охотник Сергей Столяров. Все закончилось веселым застольем, вследствие чего, похоже, Юматов просто забыл разрядить ружье…

Адвокат: «Кирилл Столяров сохранил полностью обстановку кабинета своего отца у себя дома. И там мы стали вместе с ним искать и нашли патроны, которые по маркировке полностью совпали с теми, что были у Юматова в стволе ружья». Получается, что оружие 25 лет висело на стене заряженным, так что зарядить его специально для убийства дворника артист никак не мог. Тогда, может быть, это был несчастный случай – показывал ружье приглянувшемуся человеку, а оно нечаянно выстрелило? Но артист упорствовал – дворника застрелил сознательно!

Из показаний жены Георгия Юматова Крепкогорской Музы Викторовны: «Мой муж взял ружье и стал водить то в мою сторону, то в сторону мужчины. Я это как угрозу не воспринимала, так как считала, что ружье не заряжено».

Друзья и коллеги Юматова знали, что Георгий Александрович просто физически не мог терпеть несправедливости и хамства, даже если дело его напрямую не касалось.

Георгий Юнгвальд-Хилькевич: «Я был свидетелем такой сцены, когда к более мощному, сильному человеку из-за хамского отношения к женщине он применил силу, твердо зная, что проиграет битву, потому что там была очень большая сила. И действительно, ему крепко досталось, но, несмотря на это, он это сделал, совершенно не думая о том, чем это кончится».

Так что же произошло 6 марта 1994 года в доме Юматова? Как вышло, что дворник бросил в актера нож, и почему выстрелило ружье, считавшееся незаряженным?

Борис Кузнецов: «В процессе того, как этот дворник выпил практически всю водку, зашел разговор о жизни, об актерской судьбе Юматова. И этот дворник ему сказал, что ты такой известный актер, что ты снялся в таком большом количестве фильмов и при этом влачишь такое жалкое, нищенское существование… Вот если бы ты сейчас был в Германии, воевал бы на стороне Германии, то сидел бы, пил бы хорошее баварское пиво и имел хорошую пенсию…»

Этого Юматов, и за меньшее отправлявший обидчиков в нокаут, стерпеть не смог. Он схватил вдвое моложе противника за грудки, завязалась потасовка… В какой-то момент дворник бросил в Юматова лежавший на столе нож. Юматов поднял ружье…

Следователь Алексей Царев: «Оно оказалось под рукой, видимо, он стал демонстрировать его… Конечно, роковую роль это ружье сыграло, потому что он никогда им не пользовался…» О том, что ружье было заряжено, Юматов знать не мог.

«…В тот же вечер мне позвонила Муза, – вспоминает Кирилл Столяров, – просила помочь. Я ей говорю: «А что же можно в этой ситуации сделать?» Пока мы посоветовались… Через несколько дней я был у зампрокурора г. Москвы, написал заявление, которое подписали, но не сразу, в Гильдии, в Союзе кинематографистов.

Замечательный человек, зампрокурора, выслушал меня и говорит: «Вот бумажка есть, как же я могу отпустить его на поруки, посмотрите, вот он подписал…» Когда случилась эта трагедия, Георгий сам позвонил в милицию, она приехала, и составили протокол. Как часто мы видим в американских фильмах: «Вы имеете право хранить молчание, если вы скажете что-то, это может быть направлено против вас в суде». Так вот Юматова спрашивают: «Почему же так произошло?» А он отвечает: «Да если бы у меня был пулемет, я бы всех этих гадов поставил бы. Напишите, я поставлю свою подпись».

И прокурор мне сказал: «Ну, как же я могу его отпустить». Я говорю: «Но это все неправда, это все пошло из войны, вот эти выстрелы, это оттуда. Дворник ему сказал: «Да ты такое же дерьмо, как и я. Ну, подумаешь, ты народный артист, ты герой, но кому ты нужен». А вот это Юматов уже перенести не мог. Здесь была только одна форма, выработанная в юности: как себя защитить, а это воевать и драться. Если кто-то мог оскорбить Георгия, я однажды только видел, как один артист нетактично выразился по поводу Музы (это был Евгений Моргунов. – Н.Т.) Сразу последовала пощечина – раз – и человек слетел… Все! Он бьет сразу, если обижают и оскорбляют…

Я понял главное: Георгий сам себя не простил. Помню письмо Президенту России о помиловании, где рукой Жоры было написано: Несмотря на то, что при рассмотрении уголовного дела в суде я мог быть оправдан, мое состояние здоровья лишило меня сил, и я не могу дальше вести борьбу, которая приведет меня к смерти. Как верующий и честный человек, считаю себя виновным перед Богом и людьми. Хочу провести остаток своих дней в молитвах о прощении и спокойно умереть в своей постели…».

Простить такой поступок невозможно, но пытаться понять, что толкнуло Георгия на преступление, в чем его причина – необходимо. Тогда мне показалось, что виной всему была его болезнь, потрясение последними событиями, помутнение разума, расшатанная психика. Я стал готовить ходатайство от имени Гильдии киноактеров и Союза кинематографистов с просьбой об освобождении Юматова из-под стражи».

Вот текст того письма:

«Прокурору гор. Москвы

государственному советнику юстиции II класса

Пономареву Г.С.

от Гильдии актеров кино России

и Союза кинематографистов РФ

ХОДАТАЙСТВО

Неожиданным и горьким для всех нас явилось известие о трагедии, происшедшей с нашим товарищем народным артистом России Георгием Александровичем Юматовым. Просим Вас учесть, что сейчас, после ранения на войне и травм, полученных за долгие годы работы в кино, здоровье Юматова находится в крайне критическом состоянии, и мы убедительно просим Вас изыскать возможность освободить этого человека из-под стражи на период следствия. Мы знаем, что он не бандит, не злодей и глубоко переживает происшедшую трагедию. Мы ручаемся, что Георгий Александрович Юматов, будучи на свободе, не скроется от следствия и суда, будет являться по первому требованию правоохранительных органов и не допустит нарушения закона».

Кирилл Столяров: «…Когда случилось это несчастье, Георгия кинули на произвол судьбы власть, государство… Никому не нужный пожилой человек остался один на один со своим горем… Но закон есть закон. Георгия на поруки не выпустили, болезнь обострилась, и его положили в тюремную больницу. Следствие происходило очень вяло и формально. Были выдвинуты четыре версии происшедшего, но ни она из них не была достаточно проработана. В Гильдии мне предложили обратиться за помощью к известному адвокату Борису Кузнецову. Этот человек сумел глубоко прочувствовать всю трагичность события и начать детальное и внимательное расследование. Знакомясь с первоначальными материалами дела, Борис Кузнецов заметил многие упущения: во-первых, не была проведена баллистическая экспертиза; во-вторых, он обратил внимание на то, что в исходных материалах не упоминается о резаной ране головы, полученной Юматовым в день убийства. Во время уборки юматовской квартиры был обнаружен нож, и след от него совпадал с раной актера. Проведенная трассологическая экспертиза подтвердила версию о необходимой обороне».

Адвокат подал ходатайство о полном прекращении уголовного дела. Следствие по этому пути не пошло, но смягчило обвинение. Георгий Юматов обвинялся уже не в умышленном убийстве, а в превышении необходимой самообороны. Это уже была большая победа. Адвокат был уверен, что суд он выиграет, и его подзащитный будет полностью оправдан. Однако к тому моменту Юматов был уже сильно болен. Побоявшись, что судебное разбирательство его убьет, адвокат принимает решение: «Я настоял, что надо согласиться с тем, что следствие прекращает уголовное дело по не реабилитирующим обстоятельствам – превышение необходимой самообороны.

Ввиду убедительности доказательств дело было прекращено на стадии предварительного расследования, и 6 мая, ровно через два месяца после того, как в квартире Юматова прозвучал роковой выстрел, артист был выпущен на свободу».

Народный артист РФССР Георгий Юматов был освобожден из следственного изолятора. Убийство стало тяжелым крестом отпущенных ему после этого немногих лет жизни. Опасаясь его неадекватного поведения, его совсем перестали приглашать на съемки. За два года до смерти Георгий Александрович стал ходить в церковь и абсолютно самостоятельно, в одночасье бросил пить…

Кирилл Столяров: «… Трагедия, произошедшая с ним, потрясла его организм, здоровье так и не восстановилось. Обострилась язва, пришлось делать сложную операцию, усилилась болезнь сердца, и через два года Георгия не стало».

Он скончался 4 октября 1997 года на руках у своей жены от разрыва брюшной аорты. Незадолго до смерти друзья поняли его и простили…

Георгий Юнгвальд-Хилькевич: «Ну, пусть мне любой человек скажет, что он не испытывал никогда желания, когда жлоба или какого-то зарвавшегося, потерявшего совесть бюрократа он не хотел застрелить… А Жора это сделал. Это как раз такой бескомпромиссный стиль поведения».

Так обостренное чувство чести и справедливости фронтовика, достойного и гордого человека сыграло с Георгием Александровичем злую шутку. Он оказался в ловушке…

Мы помним, какую судьбу в дни юности нагадал ему сокурсник Музы Глеб Романов…

Вот что писала 17 марта 1994 года в «Вечерней Москве» Татьяна Глинка в статье «В тюрьме я, наверное, умру…». Чтобы не повторять вышесказанного, приведу лишь разговор корреспондента с главным прокурором Фрунзенской межрайонной прокуратуры Евгением Валентиновичем Залягиным и события тех дней, описанные в этой статье. Глинка просила у прокурора разрешение на свидание с задержанным артистом. И получила. Залягин ей сказал, что в день после трагедии Георгий Александрович был на грани невменяемости. Что он застрелил случайного знакомого, по его мнению, даже не в минуту аффекта, а, грубо говоря, в минуту, когда «крыша окончательно поехала». Вот их разговор:

«Два суицида, покушения на самоубийство, это как? – спрашивает он меня.

– Это страшно, – отвечаю.

– Чего же вы хотите сейчас от него?

– Спросить, когда последний раз он был на съемочной площадке.

Но этого своего вопроса я так и не сумела задать Георгию Александровичу. Из 20-й больницы, где ему сняли на время сердечные приступы, артиста увезли в 12-е отделение милиции, а оттуда в Бутырку: все в один день. А я со своим прокурорским разрешением на свидание постоянно опаздывала в эти пункты его маршрута.

В 12-м отделении милиции (случайном пункте переезда, куда у меня не было разрешения на встречу) сказали, что Георгий Александрович чувствует себя очень плохо: лежит, ничего не ест, так же, как и в больнице. Я пробыла там долго и поняла, что сотрудники милиции очень бережно к нему относились, просили выпить хотя бы молоко, которое передала жена. И хорошо понимали, что у него глубокая депрессия. Там же мне передали его слова: «В тюрьме я, наверное, умру».

Таковы разные версии происшедшего. Юматов был обвинен в совершении умышленного убийства на почве ссоры, согласно статье 103 УК, грозившей лишением свободы на срок до 10 лет. Гильдия актеров России во главе с Евгением Жариковым не оставила в беде своего коллегу и всенародно любимого артиста, обратившись за помощью в адвокатское бюро «Борис Кузнецов и партнеры». Проведя свое расследование, Кузнецов заявил ходатайство об изменении меры пресечения. В Матросской Тишине Юматов пробыл чуть больше двух месяцев. В СИЗО его все обожали и сразу же положили в «больничку», обеспечив телевизором и книжками.

Суд должен был состояться в июне, но актер домой вернулся уже 6 мая 1994 года, попав под амнистию к 50-летию Победы. Юматова выпустили на свободу, взяв с него подписку о невыезде. В конце концов, Кузнецову удалось доказать, что Юматов воспользовался оружием спонтанно, будучи уверенным, что оно не заряжено. Было доказано, что первым на актера напал сторож, а он лишь действовал в пределах необходимой самообороны. В конце 1995 года дело было прекращено.

Эта трагедия стала началом конца. Домой Юматов вернулся другим. Он так и не смог оправиться от случившегося. За короткий срок Георгий Александрович перенес два инфаркта, инсульт. Однажды вечером напуганная жена вызвала «Скорую». Георгия Александровича увезли в больницу, сделали операцию и строго-настрого запретили пить. Вернувшись, он целыми днями лежал в своей комнате на диване, читал детективы, без конца курил и ругал власть…

Виктор Мережко, работавший неподалеку и со студенческих лет боготворивший Юматова, частенько заглядывал в старикам: «После тюрьмы Юматов прожил чуть больше двух лет… Бросил пить, стал ходить в церковь. Родственники убитого Мадатова донимали Жору телефонными звонками, требовали материальной компенсации… У него была аневризма брюшной аорты, он перенес тяжелейшую операцию. Когда через год снова случился приступ и пошла кровь, врач сказал, что вторую операцию он не перенесет и остается только ждать смерти. За несколько дней до смерти Жора сильно сдал, заметно осунулся и похудел. Я видел, как он шел из магазина с авоськой – с творожком и бутылкой молока…»

Георгий Александрович и правда сильно сдал. Несмотря на богатырский резерв здоровья, последнее время бесконечно болел. Муза, как могла, поддерживала мужа, надеялась, что и на этот раз он выкарабкается. Разве могло быть иначе, ведь ее Жорик всегда был таким сильным… Часто бегала в церковь и ставила свечи за здравие… «Мой Музочек, Музочка, я так тебя люблю!» – по-прежнему не мог удержаться от ласковых слов в адрес жены Георгий Александрович. «Я не умею готовить, не люблю убираться. И чего ты во мне нашел?» – с элементом грусти, по привычке отшучивалась она. Вскоре они собирались отпраздновать золотую свадьбу. Юматов очень ждал этой даты. Сидя с женой за вечерним чаем, любил обсуждать, как они отметят свой юбилей, мысленно рассаживал гостей за праздничным столом…

Так уходили кумиры…

Муза Крепкогорская рассказывала о последнем дне Георгия Александровича – 4 октября 1997 года так: «День начался как обычно. Жорик чувствовал себя хорошо. Даже сходил в магазин за хлебом. Вот он, этот хлеб, на столе. Я его сохраню как память. Вечером я услышала сдавленный кашель и хрип в комнате мужа. Вбежала. Жорик лежал на диване, он самостоятельно смог перевернуться со спины на бок. «Значит, все еще не так страшно!» – подумала я и вызвала «Скорую». Врачи приехали через три минуты. У мужа кровь пошла изо рта. Никак не могли найти источник кровотечения. Я ползала перед врачами на коленях и умоляла спасти его. Медики делали все возможное. Но он все равно умер.

Жорика добил ремонт. Дом у нас старый. Требовались перестановки, переделки. Но менять складывавшуюся годами обстановку муж ни за что не хотел…

За эти дни не позвонил только Ельцин. А остальные – все. О том, что Жорик так популярен, я знала, но что до такой степени… не думала…»

Действительно, все квартиры в доме подлежали переоборудованию, и начавшийся летом 1997 года капитальный ремонт с заменой труб отопления стал настоящим испытанием для всех, особенно для пожилых жильцов. А именно они и составляли основное население кинематографического дома. Юматов не был исключением – затянувшаяся ремонтная сутолока тоже была ему в тягость, тем более, после тяжелейшей операции. Многое по дому он уже не мог делать сам, как прежде, а тут еще где-то за полгода до смерти операционный шов начал кровоточить. Врачи честно предупредили: увы, оставшийся срок крайне мал. Его мучила бессонница. Георгий Александрович часто просыпался по ночам, как рассказывал друзьям, от какой-то чертовщины… Начались эти кошмары после того трагического случая.

…В полдень своего последнего дня Юматов включил телевизор и в который раз увидел себя на экране. Показывали фильм «Они были первыми». Досмотреть его он так и не смог – позвонил Виктор Мережко, спросил о самочувствии. Этот вопрос не мог не вызвать глухого раздражения. Витенька (так Юматов называл сценариста) обещал заглянуть на недельке…

В середине дня Юматов позвонил продюсеру, приславшему сценарий, и решительно отказался от предлагаемой роли – продажного кагэбиста, торгующего расстрельными списками времен ГУЛАГа. Последнее время ему частенько предлагали сыграть что-то подобное: то стареющих бандитов, то паханов на пенсии, то раскаявшихся киллеров. Где-то в семь вечера Юматов попил на кухне чайку, после чего собрался покурить. И тут погас свет, что стало уже вполне обыденным делом – ветхая проводка требовала замены…

В тот вечер Георгий Александрович и Муза Викторовна ужинали поздно. Супруги сидели за столом, как всегда, молча. За полвека супружества, кажется, все было переговорено. Они давно уже понимали друг друга без слов. На столе стоял нехитрый набор продуктов: молоко, творог. Так скромно теперь питались все знакомые коллеги-актеры. Георгий Александрович мужественно переживал свое творческое и человеческое забвение. Лишь иногда жаловался друзьям, что страна стала другой и он ей не нужен.

Перед сном Юматов по привычке, выработанной годами, прилег почитать. Муза в своей комнате спокойно смотрела телевизор. Неожиданно строчки поплыли у него перед глазами, и чудовищная боль пронзила область живота. Жена, услышав крик, влетела в комнату, но было уже поздно. Потом медики установят причину мгновенной смерти – разрыв брюшной аорты…

После ухода мужа Крепкогорская, оставшись одна, так скучала, что окружающим порой казалось, что она не в себе… Как в бреду Муза все повторяла, что только Витя сможет похоронить Жору и обеспечить ей достойную старость. Спорить было бесполезно. Опеку над ней оформил сценарист и телеведущий Виктор Мережко. Поговаривали, что он без труда мог бы «выбить» для Георгия Юматова отдельную могилу, но не сделал этого. Так актера похоронили в могилу тещи Лидии Ивановны на Ваганьковском кладбище, фактически положив его гроб сверху. У Валерия, брата Музы, после этого известия случился сердечный приступ. Ему, кадровому разведчику, полковнику КГБ, дослужившемуся в ООН до одной из высших должностей – специального помощника генерального секретаря, и в голову не приходило, что рядом с его матерью похоронят не его или Музу, а кого-то еще. После этого инцидента он прожил меньше года…

8 октября в два часа дня на Ваганьковском кладбище состоялись похороны кумира экрана. Отдать последний долг ему пришли зрители, родственники, друзья, коллеги – Алексей и Лидия Юматовы, Виктор Мережко, Евгений Жариков, Алла Ларионова, Элина Быстрицкая, Лариса Лужина, Михаил Глузский, Владимир Конкин, Николай Ларин…

«После смерти Жоры Муза оказалась никому не нужна, даже родственникам. Она очень полюбила мою дочку Машу и пообещала оставить ей свои бриллианты, а мне – квартиру. В некогда роскошную «трешку» вскоре уже было страшно зайти. Муза, как всегда, не убиралась. Рядом бегала ее последняя собака с вечным запором. Она лезла ей то в тарелку, то в постель. Это было ужасно. Но я не хотел, чтобы потом говорили, будто я хожу к ней только из-за квартиры, и поэтому появлялся не очень часто», – рассказывал позже о последних днях Музы Крепкогорской Виктор Мережко в одном из интервью.

«Муза практически не выходила на улицу и при этом постоянно пила, – дополняла его рассказ Елена Крепкогорская. Дома к ее телефону подходил Мережко: «Зачем она вам нужна? Чего звоните?» А если брала трубку Муза, то уже с трудом ворочала языком… Как-то к ней в гости приехал мой троюродный брат, Юра Крепкогорский, с Волги. Привез ей домашние соленья. У Мережко чуть не началась истерика. «Ты же говорила, что никаких родственников нет!» – шипел он на нее. «Да не волнуйся, он ни на что не претендует», – тихонько успокаивала его Муза».

Последние годы она частенько жаловалась подругам: «Вою по ночам. Хочу к Жоре». Без своего Жоржа Муза прожила меньше двух лет, не дожив до своего 75-летия всего две недели. Скончалась она 26 июня 1999 года и была похоронена рядом с самыми близкими – матерью и мужем. В тот же грустный жаркий летний день, когда на Ваганьковском кладбище друзья прощались с Музой Викторовной, на другом кладбище Москвы хоронили ее сокурсника по ВГИКу Евгения Моргунова.

Возле могилы, в которой лежат теперь трое: Георгий Юматов, Муза Крепкогорская и ее мама, Лидия Ивановна, сторожа Ваганьковского кладбища до сих пор видят своры бездомных собак…

Племянница Музы Елена Крепкогорская позже возмущалась: «То, что он (Мережко. – Н.Т.) там сделал, мне категорически не нравится. Ни сама могила, ни крест, который он там поставил. А что убрал памятник моей бабушки, поставленный ее сыном и дочерью, – вообще кощунство. Мережко – известный телеведущий и сценарист – просто воспользовался алкогольной зависимостью двух стариков», – обвиняла она его в печати.

После смерти ни семья Юматовых, ни Крепкогорских не получила из рук Мережко ни одной фотографии актеров, ни документов на могилу, где покоятся их близкие родственники. Говорят, что вскоре жители кинодома видели какие-то бумаги и фото Юматова и Крепкогорской на помойке…

Так выглядит общедоступная версия случившегося. Мне кажется справедливым и логичным предоставить слово и другой стороне – Виктору Мережко, которого многие обвиняют в том, что он сыграл в судьбе Георгия Александровича и Музы Викторовны нелицеприятную роль.

Перед тем, как выслушать его версию столь запутанной истории, дадим возможность прокомментировать случившееся еще одному другу семьи, актрисе Татьяне Конюховой: «Ведь как появился Мережко… Они привезли его из Одессы – там познакомились. И стали его покровителями, его ангелами-хранителями. Когда вернулись в Москву, Виктор Иванович некоторое время жил у них, пока не благоустроился и не был принят столицей, не вступил в Союз кинематографистов. Именно Муза и Жорик считали себя первооткрывателями его таланта необыкновенного и очень гордились этим.

Когда Жорик понял, что уходит из жизни, он распорядился Музе: «Единственный, кто сможет заботиться о тебе, – Витя Мережко. Поэтому мы вот сейчас, при жизни, отпишем квартиру ему». Таково было его завещание. А поскольку квартира – частная собственность, это же кооперативный дом, они и передали ее в руки Мережко. Он до последнего вздоха Музы так о ней заботился, что трудно даже представить. И когда сегодня говорят: «Вот, он воспользовался их квартирой…», я вспоминаю, как Муза повторяла при мне слова Жорика: «Ты погибнешь без меня». Поэтому именно так он и распорядился…»

А вот что рассказал сам Виктор Мережко:

«Режиссер Валентин Корчаков пригласил меня в Одессу переписывать чужой сценарий. Там снимались Юматов, Пуговкин, Крепкогорская… Так началась наша дружба. Муза называла мою дочь Машу «крестницей». У них с Жорой не было детей, хотя они невероятно их любили.

Муза не принимала родню Жоры. Мне казалось, что это происходит от того, что сама она была из высокообразованной семьи, а Жора из простой. Поэтому он практически с родственниками и не общался, не желал о них рассказывать… О их докиношной жизни знаю, что оба они коренные москвичи. Я с ними очень дружил и всячески участвовал в их жизни. Они очень любили мою семью, детей, но я тогда по молодости лет и не думал, что они так скоро уйдут…

Когда Жоры не стало, я с Музой очень часто общался – буквально через день-два, а то и ежедневно, но и здесь мне в голову не приходило спросить ее про семью Жоры. Вот что странно. И для меня здесь есть некая неловкость и сожаление, что я этого не сделал.

По моей информации, родители Жоры были служащими среднего сословия. Если у Музы была профессорская семья (имеется, наверное, в виду преподавательская деятельность отца Музы Викторовны. – Н.Т.), брат ее Валерий был дипломатом высшего класса – служил в Нью-Йорке… Позже у него с сестрой тоже сложились весьма сложные отношения – Муза очень любила брата, но не любила его жену. Та отвечала ей тем же, были постоянные ревность, конфликты… Георгий Александрович находился в тени всего этого, а Муза, будучи человеком очень сильным, властным и достаточно резким, никогда не принимала в своем доме его родственников. Только когда Жоры не стало, они приехали и то ненадолго…

Конфликт же в семье самой Музы заключался в том, что, когда Жора умер, она положила его в могилу, в которой до этого была похоронена Лидия Ивановна, мама Музы. Валерий и его жена были категорически против того, чтобы Юматов был погребен там. И когда Муза дала «добро» на захоронение, то жена брата в прямом смысле прокляла Музу за то, что она убийцу похоронила рядом с мамой мужа. И он сам тоже очень огорчался. Потом у него случилась, кажется, онкология, и он достаточно быстро умер.

Муза невероятно страдала, оттого что у нее разрушились отношения с любимым братом и что так поступила невестка. Как можно проклинать человека при жизни? Не по-христиански это. Для нее вообще потеря Жоры была тяжелейшим горем. Она все время плакала, выпивала… Это длинная история, особая… Не хочу о ней рассказывать.

– А как можно было похоронить Юматова в могилу тещи, разве прошел для этого достаточный срок?

– Я сам занимался похоронами. Я пришел на Ваганьковское кладбище, сказал, что Муза хочет рядом с матерью похоронить Георгия Александровича. Посмотрев архивные данные, мне сообщили, что нужное время прошло и что уже можно хоронить его сверху, над Лидией Ивановной. Когда умерла мать Музы, она сама с помощью Юматова ходила, добивалась и выхлопотала в Моссовете это место, чем потом очень гордилась. Право на захоронение лежит у меня дома. Оно принадлежит моей семье и никто, кроме нас, не может распоряжаться этим участком.

– Вокруг этой истории столько скандальных моментов…

– К сожалению, такое часто случается. Ну, что ж поделаешь… Особенно злобствовала Елена Крепкогорская – племянница Музы, дочка Валерия, которая однажды давала, к сожалению, не самое лестное в мой адрес интервью, по-моему, «Московскому комсомольцу». И, честно говоря, оно меня огорчило… Я знаю, что делал и чего не делал. Конечно, я делал многое, но не жил у них, горшки из-под кровати не принимал… Я всегда выполнял то, о чем меня просили Жора и Муза. Не хочу даже отвечать на эту грязь.

Там же, понимаете, все упирается в квартиру… А то, что все медали у меня или украшения… Господи, да какие там украшения! Там была такая жалкая бижутерия… Она у меня лежит в коробочках. Откуда у Музочки могли взяться деньги? Жора же пил! К сожалению.

– А как же бриллианты, о которых шла речь…

– Какие бриллианты? Я вас умоляю… Нищета была такая!.. Вы не представляете, какая там царила нищета, просто не представляете… Я помогал им, как мог, делать тот же ремонт. В итоге, хоть немножко после смерти Жоры навели порядок.

«Волга» осталась, гараж. При жизни Муза продала машину, гараж и загородный домик под Рузой. Я видел его только на фотографии, она у меня где-то есть – такой деревянный курятник. И все.

У Музы же потом украли эти вырученные за все деньги. Причем, в день памяти Георгия Александровича, в годовщину. И она очень переживала, так как там было порядка шести тысяч долларов. Для нее это было целое состояние. Я ей, как мог, помогал. Говорю: «Музочка, да зачем тебе деньги? Я ведь рядом, и всегда у тебя будет что поесть-попить». А кто-то ведь украл… Какая-то сволочь. Она, как всегда, положила все в вазу. Переносили что-то ненужное из гостиной в спальню – вазы, мебель, стулья… Освобождали место для поминок. И кто-то свистнул все! А ведь были только свои – Муза была очень жесткий в этом смысле человек и не любила случайных людей в квартире.

– Значит, все архивы Юматова – Крепкогорской хранятся у вас: фотографии, письма? Или вы их куда-то передали?

– Нет, это все у меня. Куда я могу передать? Во-первых, не передам. Во-вторых, никто у меня и не спрашивал. Понимаете, сейчас Гильдия этим не занимается.

Вы обратите внимание, в каком состоянии могила, – это лучший показатель поддержания памяти Музы, Жоры и Лидии Ивановны.

– А ордена Георгия Александровича хранятся у вас?

– Жора был юнгой на флоте, это общеизвестный факт. Все его награды лежат у меня: и орден Ушакова – это вообще редчайшая награда, и кортик его именной. Все это я спрятал в сейф банка, потому что боюсь держать дома, не дай бог, с ними что-то случится…