Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"

Получив от Хрисанфа известие, что московское правительство готово напечатать присланные им книги, Досифей от 10 августа 1693 года посылает Московскому патриарху Адриану благодарственную грамоту, в которой пишет: «Благодарствуем, яко благоволил еси почтити патриаршеский божественный сан, понеже попекся еси о всех церквах Божиих и подвиг совершил еси яко добрый пастырь, еже напечататися книгам, церквам Божиим нужнейшим, яже отцы наша святии списаша ко отвержению утверждений и во всю высоту возносимых на разум Божий, зане чрез тые книги состоится благочестие, и свидетельствуют древнюю и отеческую и апостольскую мысль православный святыя веры нашея, и отвергается безбожный папежства догмат; сия православнии, яко оружия употребляюще, заключают уста глаголющих хульная, и, наконец рещи, благочестие держится и нечестие отвергается яже вмале не погибоша, яко иногда погибоша драхма. И вы, богопочтеннии, полагаете тые в свет, почитающе Христа и общую матерь и питательницу Святую Христову Церковь. Сия ваша честь, сия ваша слава, сие царства высота, врагов низложение и, наконец, жребий освященный, яко да сподобитися стояния в горнем Иерусалиме сущаго апостолов и пророков…»

От 22 октября 1693 года прислал Досифей благодарственную грамоту и государям. «Прославляется глава церковная, – пишет он, – Христос Бог наш, [С. 304] державнейшие и святые владыки наши, что сохраняемое в длани Его сердце ваше источило слово благое, повелев напечатать книги благочестивых писателей на нечестивых папистов, дабы церковных догматов богословие сохранилось вовеки истинно и непоколебимо. Ибо как священныя главы ваши венчаны златом и блестящими камнями, так и умы ваши украшаются евангельским и отеческим учением; ибо вы явили себя учениками и сопричастниками тех, коих вещание протекло во всю землю, и вождями всего народа христианского ко благочестию, изъяснив слова истины, некоторым образом утаенные; ибо вы раскрыли благочестие и живописали Православие, и как светила, сияющие всем верным, воссияли и Церквам, обуреваемым ложною мудростью и прелестями папежскими; руку помощи подали и истинные догматы в напечатанных книгах истинного богословия утвердили. Слово сие, когда мы пришли сюда (грамота писана из Адрианополя, куда Досифей прибыл из Молдавии), дошло до слуха святейшаго Вселенскаго Цареградскаго патриарха и блаженнейшаго папы и патриарха Александрийскаго и всего великаго и святаго Собора Константинопольскаго, и все здесь обретающиеся учители, архимандриты и игумены и весь клир и весь народ православный похваляют и ублажают вас, божественнейшие самодержцы, и говорят все они и мы вместе с ними, чрез сие смиренное наше донесение, с дерзновением и единогласно: что благоволением Божиим чрез благовенчанных благочестивых царей наших Иоанна и Петра, поборников Православия и отмстителей благочестия, все сие совершилось. Исполняются радости уста наша и язык наш радования, что чрез посредство пространнаго оглашения печатной хартии языки православных [С. 305] возглаголют оправдания Божии. Что может быть лучше, как соблюсти древнюю красоту церковных дел, и что более исполнено радостью? Поелику губительные паписты вняли оклеветанию вавилонских жрецов, которых обличает и пророчество: изыде беззаконие от иереев вавилонских, ибо вместо христианскаго действования поддерживают начало папежское, римское, и чрез то делаются изобретателями злочестивых догматов и, имея уста свои исполненными клятвы и горести, славу себе снискали побеждать только в злых делах, имея язык хульный и перо, им служащее, и печати многие, чтобы печатать свои беззаконные писания, противящиеся истинным глаголам Божиим, чем возмутили многие православные Церкви и погубили их, посеяв куколь вместо пшеницы на церковных нивах и вино смешав с водою; они помыслили ближняго своего напоить мутным питием; как настоящие аравийские волки, медведи и леопарды кожу овчюю носить притворились и истину в ложь притворили, по слову пророческому: яйца аспидов растерзали и паутинную ткань соткали, и кто будет яйца их сокрушать и есть, змея в них обретет – василиска, наполненная ядом и смертоносным дыханием, поелику так все беззаконные паписты извратили и едва ложь не победила истины. Сего ради и не потерпели вы, благочестивейшие, и кротчайшие, и храбрейшие наши государи, чтобы в ваше время такая губительная прелесть пребывала во дворе Господнем, но вы благоволили истребить ее, чтобы благосостояние церковное пребывало непоколебимо. Вы указали великое сие дело: напечатать богословские священные книги, дабы сотканное беззаконными из терновых нитей гнойное лжеучение [С. 306] разорвать и истребить, хитон же Православия распространить»[127]127
  Греческие дела 7201 г. № 4 и 38; 7202 г. № 20; Греческие статейные списка № 12, лл. 1028–1030, 1070.


[Закрыть].

Так радовался Досифей, так горячо благодарил он царей и патриарха Адриана за решение напечатать в Москве присланные им греческие книги, придавая этому делу общеправославное значение, видя в нем залог крепости и даже будущей победы Православия над латинством.

Но на деле печатание греческих книг в Москве не состоялось и, между прочим, по вине самого Досифея. Для ведения этого небывалого дотоле в Москве дела требовались сведущие люди, которые бы могли исправить привезенные Хрисанфом списки греческих книг, заключавшие в себе разные ошибки. Правда, такие люди в Москве нашлись, это были известные учители Славяно-греко-латинской академии греки братья Лихуды, присланные ранее в Москву для учительства самим Досифеем. Но Лихуды поссорились в Москве с Хрисанфом, который нажаловался на них своему дяде[128]128
  По приезде в Москву Хрисанф остался недоволен тем положением, в какое его поставили в Москве как патриаршего посланного, по какому поводу он и обратился к патриарху Адриану с особою челобитною. В ней он прежде всего молил патриарха: «Перво, да простиши мя за дерзость и второе, да благоволиши мя с тихостью послушати и нареку дело вкратце, не с намерением яко бы знати мне пред вашим святейшеством какие-либо обычаи церковные, но токмо объявите оправдание блаженнейшаго моего владыки и патриарха» (т. е. Досифея). Затем Хрисанф рассуждает, что мирской чин изменяется, «духовный же чин, яко дар Пресвятаго Духа, присно пребывает недвижим и не пременяется ниже от благополучия, ниже от злополучия; и понеже всякий чин имеет степени, ими же состоится, имеет и духовный чин разныя степени». Соответственно этим чинам святые отцы и древние «места и стояния» утвердили и между ними и такой обычай: «Егда кой патриарх пошлет к иному патриарху и патриаршескому престолу о каком-либо деле нужном и дает ему такой прономий, яко носити лице патриаршеское, аще случится при нем некий церковный Собор, сидит той, который носит лице патриаршеское, выше и митрополитов, и подписывает по чину своего патриарха, аще и иеромонах токмо будет. На прочих же повседневных собраниях не точно выше тех, котории тогожде чина, но и выше епископов, яко же частый обычай константинопольский являет». Выяснив эту мысль, Хрисанф говорит, что и его Досифей послал в Москву не просто «грамотоносца, но самое свое лицо, понеже явно пишет в грамоте вашему святейшеству сице: да приимеши его яко сущаго при нас святейшаго и апостольскаго престола лице носящаго». Ввиду этого Хрисанф заявляет, что он просит от патриарха Адриана не чего-нибудь особого, «точию предпочтения всех архимандритов святейшаго сего престола и сие вмених за удобешее, яко же и от святейшаго вашего повеления дадеся ми сицевый вход, последи же, не веем, чесо ради, иначе последова чин». Просит он этого ради того, что носит лице патриарха Иерусалимского, он не просит и не ищет чести для себя лично, а ради Святого Гроба и апостольского патриаршего престола, просит вещи не новые и не обычные, «но точно древния и от Церкве утвержденныя и святыя»; ищет он этого не по своей воле, но в силу следующего собственноручно данного ему Досифеем предписания: «Яко убо архимандрит престола, подобает тебе просити, да будеши сидети выше всех архимандрит места, еще же и выше епископов на трапезах и собраниях; аще кий собор будет местный, яко мое лицо, и выше епископов по древнему обычаю святыя Христовы Кафолическия Церкве; аще же возмнят иначе, не входи в таковая собрания». «Сия приказания, – заявляет Хрисанф, – вся суть владыки моего святейшаго. Егда услышит владыка мой: угодно ли явится ему, яко повеление приях от вашего блаженства сидети под чудовским архимандритом, или под иным которым, яко же слово бе?» В заключение челобитной Хрисанф говорит: «К сему ино не глаголю, токмо яко повинуюся, повелению вашего святейшества, яко повелению божественному, и не токмо ниже архимандритов, но буду нижайший и малых твоих рабов, понеже толико имею быти под единым, елико и ниже всех, и к тому ничесо имам рещи, ниже ходатая имам представити к твоему блаженству».
  Впрочем, указываемое Хрисанфом недоразумение не помешало ему войти с патриархом Андрианом в близкие и даже дружеские отношения, когда он прожил в Батурине целый год, откуда и посылал Адриану разные письма. Так, письмом от 20 мая 1894 год из Батурина, где Хрисанф захворал, он сообщает патриарху Адриану, что Досифей прислал к нему грамоту, в которой «новых вестей не пишет», только извещает, что новый визирь «беснуется противу христиан; он же, окаянный, разрушил и церковь некую, стоящую близ патриаршаго двора цареградскаго, а создана была от древних царей, священников же тоя на каторгу посадил. Некто же из православных устремился на обличение его, и обличал явленно пред всеми нечестие его; визирь же повеле его жестоко мучити, дабы отрекся Христа Спасителя нашего и веровал бы в Мохомета их. Добродетельный же Христов воин весьма не покорился им, наконец, мечом кончину прия и в море ввергоша его, дабы его тела христиане не взяли. Еще во граде Крите оклеветали врази некоего епископа туркам, что будто он к венецыйскому князю отписывал вести турския, и за того епископа без всякаго испытания нечестивии люто замучиша. И больше сего патриарх Иерусалимский ко мне не писал». 8 августа 1694 г. Хрисанф писал из Батурина Андриану: «Сицевое дерзновение (т. е. переписка с Адрианом) имать вину, зане приемляй от тебе последнее благословение, повелел еси дати мне весть вашему блаженству, егда уготоваюся изыти отселе, сиречь, из малороссийских городов», почему теперь извещает, что решается выехать в сентябре, ибо нашел многочисленных и надежных попутчиков-греков, и затем пишет: «Молю же и прошу о сих двух ваше святейшество: о едином – да имать всегда попечение ваше блаженство о деле Святого Гроба живоприемнаго вечныя ради мзды пренебесныя и всемирный славы; о втором же, яко да и во грядущее из вашего благоутробнаго залога мою смиренность не извержеши. Знаменования новых вестей несть, но токмо патриарх Дионисий Константинопольский пременися и паки Каллиник-патриарх возведеся. Святейший же мой владыка живет ныне в Цареграде… О печати книг ваше святейшество вем, яко печется, сего ради и не докучаю паки». Получив грамоту от патриарха Адриана, Хрисанф 20 августа 1894 года пишет: «Аз на мнозе недоумеваяся и размышляя: кто есмь аз и яковый ко мне пишай? Весь недоумении бых, содержим от нечаяннаго и не веровах очесем моим, яко бы неправо зрети им и глаголах: кто возвестит мне, яко прислася Священное Писание от вашего святейшества архипастырскаго… Новаго вашему святейшеству достойного не имам возвестити, но токмо молю паки, яко да будет моя смиренность под покровом вашего благоприятнаго архипастырского благоутробия». 24 октября 1694 года из Батурина Хрисанф извещал патриарха Адриана, что и вторую патриаршую к нему грамоту он получил, получил и дар – Евангелие для Гроба Господня, «дело достолепное и дар достодолжный», и затем пишет: «Благодарствие да будет святому Богу, яко прииде и печать, тако же и прочее совершенство прииде же ко Архангельскому городу, яко же на знамена мне прирадивый раб ваш Николай Спафарий. И в сем Божием деле вашего всесвятейшества имя бессмертно имать быти и честь всемирная, мзда от самаго Бога несравненная. Сего ради и лепо есть вашему всесвятейшеству радостью одержиму быти, яко же Соломону о совершении храма его: Давид нача созидати храм, но услыша, яко иному дело то ведеся; нача и блаженной памяти святейший патриарх кир Иоаким учинити школу и печать, но Бог благоволи сим восприяти совершение благо и полезно при брате и преемнике того, при вашем, глаголю, всесвятейшестве. И аще препятия видятся многи, обаче аще добрая и полезная дела были бы скороудобно, не достохвальны бы были. Радуйся прочее духом всесвятейшая моя главо, яко обретеся храмина от Бога составити сицевое и полезное дело всему православному роду. Будем все совершенно печися, блаженнейший мой владыко, яко же благоволил еси, еже бы человека довольнаго во учении прислати, который мог бы и школу держати и книги исправляти, и будет вашему всесвятейшеству раб и подножие ног ваших и прислан будет таким поведением, что в малом времени Божиею помощию совершенных учителей поставит из первых учеников, и потом паки возвратится восвоя. И присланы с ним будут грамоты имянно к великим государям и к вашему святейшеству. Напоследок же о дву твое блаженство молю: перво, что если сии проклятии волцы (т. е. Лихуды) избавятся, еже не буди, в школу бы паки не входили, за то, что злый всегда зол и добра от него не будет. И о втором молю, чтобы школа не праздна была, но чтоб прежде речении ученицы учение давали (разумеет учеников академии Николая Семенова и Федора Поликарпова), сколько сами прияли и доволен есть раб ваш Николай таковое дело управляти, дай Боже и другим толико научитися, елико словесность его знает. И аще ваше святейшество о иных учителях сумневается, благоволи спросити Николая Спафария, яко ученаго человека и правдиваго, за что и блаженнейшему владыке крайний друг и не учинит лицеприятства пред вашим лицом крайним ни о сих (т. е. Лихудах), ни о хотящих быти. И о прочих тако имать совершитися, яко же благоволил еси во священных ваших писаниях назнаменати. Аз же закоснех зде ради преяснаго господина гетмана, обаче ныне взях волю от него и вашими святейшими молитвами на сих днях изыду в Молдавию, откуда паки вашему святейшеству чрез смиренное мое писание поклонюся». Хрисанф исполнил свое обещание. 25 сентября, но уже 1696 года из Волох он пишет Адриану: «Новых вестей, достойных вашему святейшеству, мало, токмо что у цесаря с турецким султаном был бой и не учинилася только великая тщета между ними, однакож на том бою убито турков с пятьнадесять тысящь, а Немцов с четыре тысячи… Да благодарствуют немцы вашу святую Богом венчанную державу для того, что если бы не было препятия татарам, цезарь был бы разорен от агарян, и праведно есть вашему величайшему царству что восхощет, да просит у цесаря».
  Со своей стороны и патриарх Адриан посылал от себя письма к Хрисанфу. В одном из них он так пишет Хрисанфу: «О Святом Дусе сыну и сослужителю нашея мерности святаго и живоприемнаго Гроба преподобному архимандриту Хрисанфу здравия, спасения и благопоспешение о Господе желаем. Наша мерность елижды слышащи от писаний ваших всякаго благосердия и благожелательства к нам исполненных, купно же и о вашем здравии и мирном пребывании знаменательных, толижды паче духом порадовахомся, сугубая самому Спасителю нашему благодарения, яко ведущему благочестивыя своя от напасти избавляти, и яко Ноя проповедника правды в ковчезе божественный своя благодати от потопа воды не постоянный соблюдати, на нечестивыя же абие меч ярости навести, исповедающе, яко тако есть, по апостолу, воля Божия благотворящим обуздывати безумных (или нечестивых паче) человек невежество. К сим же изрядне блаженнейшаго патриарха Святаго Града Иерусалима, господина Досифея, нашея мерности любезнаго брата и сослужителя, сладце и братственне целуем, молящеся Богу святому, во Троице славимому, да сохранит его здрава… Присланная же прежде и со отцы сущими из обители св. Иоанна Богослова, еже есть лествицы иерусалимския, лагалище с гребнями, прияхом и не хотяще, и благодарствие творим его блаженству и твоей святыне, яко сущу таковому расстоянию и таковым обстоянием, благоизрадная его память сущия о Христе к нам братственныя любве апостольски хранима есть…» (непереплетенный сборник Московской Синодальной библиотеки № V, 10, 20, 22, 23, 25, 26, 28).


[Закрыть].

Тогда Досифей настоял [С. 307] перед московским правительством, чтобы Лихуды, как люди очень неблагонадежные, были удалены не только от книжного дела, но и от учительства в школе, вследствие чего все это так много обещавшее было дело – печатание в Москве древних греческих рукописей – заглохло потом само собою.

1 января 1694 года государи послали с возвращавшимся из Москвы Хрисанфом особую грамоту, в которой извещали его, что исполнят разные прошения патриарха, заявленные через его архимандрита, что они посылают милостыню и лампады к Святому Гробу и когда у них, великих государей, дойдет с турским [С. 308] салтаном до договоров, тогда о святых местах, чтобы они святейшему патриарху и грекам были опять отданы, своим послам о том говорить повелят.

Посольство Хрисанфа в Москву и взятое на себя нашим правительством обязательство исполнить предъявленные к нему Досифеем разные требования, и особенно обещание хлопотать перед турецким двором о возвращении грекам отнятых у них святых мест, побуждало Досифея, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, вытекавшие из враждебных отношений России к Турции, поддерживать с Москвой постоянные близкие сношения. Так, 20 июня 1698 года [С. 309] он пишет государю грамоту, в которой говорит прежде всего о том впечатлении, какое произвело на Востоке всюду разнесшееся известие о путешествии Московского государя за границу. «Вопреки всякого чаяния, – пишет Досифей, – услышали мы здесь о отшествии вашем в иностранное государство, а причины тому мы не ведаем, ведает один только Бог и святая душа ваша, в которой действует преестественно сам Господь. Однако мы и весь Собор церковный нашего народа с его старейшинами приложили молитвы к молитвам, частые эктении, коленопреклонения на божественных литургиях и прочее, чем благоугождается [С. 310] и умоляется Бог, чтобы даровал вашему христолюбивому державству благое исполненное спасение восвояси. Поганцы здешние чаяли, что пришествие вашей священной особы будет здесь в Византию для разузнания о всяких делах, а наипаче потому, что печетеся о художниках и иных потребных вещах, дабы устроить надлежащее приготовление и начать войну для избавления греков. Англичане сказали нам иное слово, сладостное не только для слуха, но и по самому делу, т. е. божественный самодержец северных стран сказал королю Аглицкому, что в лето 1700-е будет петь молебен в храме св. Софии. Мы, слышав сие, и первенствующие с нами святители не могли иное что учинить, как воздать славу [С. 311] имени Божию пред Богом и Отцом Господа нашего Иисуса Христа, да видим исполнение таких речей. Но между тем опять облак мрачный скрыл солнце надежды нашей и сделал дни наши днями темноты, скорби и печали, потому что приехали сюда посланные из аглицкой и голандской земли, возвещая здешнему в ластите льству, что римский тиранн чрез некоторых своих иезуитов писал здешним папистам, что преславный царь великой России поехал с немногими людьми в Англию, а оттуда будет и у него; а иные иначе говорили, а другие и написали, возвещая, как некогда инописменники с идолами своими противное на Израиля, суемудрствуя и ожидая нечто от вашей [С. 312] поклоняемой державы[129]129
  Здесь Досифей намекает на распространившиеся тогда за границей слухи, которые особенно усердно разносили повсюду иезуиты, что будто бы Петр Великий решился соединиться с Римскою Церковью. Относительно этих слухов Феофан Прокопович замечает, что они с 1700 г. распространены были иезуитами и другими католическими духовными в разных иноземных странах «и тем ложным слухом, как греческим, так и русским восточнаго исповедания людям, не малое чинили в вере сумнительство» (Чистович И.А. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868. С. 430).


[Закрыть]. А верховные все власти Восточныя Церкви и мы сами… были в такой печали, что от создания мира еще не видало солнце таких печальных, с рыданиями воздыхающих из глубины сердца. Но посетил нас Господь Бог и приехал к нам в Тарговист Родианин, называющий себя верным рабом вашего святаго царствия, который сказал нам более утешительные вести о вашем величестве и правдоподобные причины, ради кои изволили путешествовать, и при том известил о здравии и спасении вашем. По сему утешились мы и христолюбивый господарь и чрез грамоты наши утешили иных и умножили моления к Богу о вашем величестве».

В той же грамоте Досифей пишет, что им получены известия, будто между турками – с одной стороны, австрийцами, венецианами и поляками – с другой решено заключить мир, и говорят, «что будто и ваша божественная держава содержится в том же договоре о мире», чему Досифей решительно отказывается верить. «Мы чаем, – пишет он, – что все сие басни и вымыслы, далекие от истины, ибо ведаем, что священная глава ваша исполнена разума, мудрости и любви, – и можно ли, приуготовив толикия дела для избавления рода нашего, чтобы ты искал примириться? Не теряем надежды и ожидаем чрез ваше сильное царство [С. 313] спасения нашего». Досифей старается доказать, что русский царь и один, помимо союзников, одними только собственными силами вполне успешно может окончить войну с турками и даже совсем уничтожить последних. «Не опасайся поганцев, – убеждает Досифей царя, – но воспоминай моисеевское речение: како гонит един тысячу, а сто гонит тьмы. Да будет достоверна ваша святая душа, что имеешь поборником Господа нашего Иисуса Христа: аще Бог с нами, кто на ны?» Досифей думает, что царские союзники в войне с турками: поляки, австрийцы и венециане – не только «не надежны, но в действительности даже прямо враждебны православной России. Союзники, решительно заявляет Досифей, «ваше священное высочество уважают, просят и восхваляют только для того, чтобы помощью вашею победить неприятеля или избежать его нашествия; а буде увидят, что восстаете или распространяете пределы ваши, тогда позавидуют и будут наветовать, хотя и не явно, но тайно, по обычаю еретическому. Сего ради ваша пречестная душа, имея сведения о их любви к нам, не верь им, ниже преклоняй святыя уши свои к советам их, но держись настоящаго святаго дела (т. е. советует продолжать войну с турками), а мы по обязанности сие пишем, и уповаем на вашу божественную державу, что всеми средствами будешь держаться настоящаго святаго дела, и никакой человек не возможет никакими мерами удержать вас от святаго предприятия». И чтобы еще более убедить царя продолжать войну с турками, Досифей делает в конце грамоты такую приписку: «Христианнейший и божественнейший владыко! вспомни, что Вседержитель Бог не восхотел, чтобы Гедеон победил мадеонитов со многими, но с небольшим числом [С. 314] для того, чтобы видно было, что это дело Божие. Итак, если и помирятся еретики, довлеет вашей державе, чтобы победить неприятелей. Смотри, как мы умалены: дань за данью непрестанно от нас требуют, и в скором времени не останется ни патриаршества, ни монастыря, ни христиан. Не оставь дело, на которое вызвал тебя Бог, а если, попущением Божиим, не получим избавления, то хотя во время мира порадей, чтобы нам были отданы назад Святые Места, как было прежде сего»[130]130
  Греческие дела 7206 г. № 31.


[Закрыть].

Понятно, почему Досифей так усиленно настаивал, чтобы русские, даже помимо союзников, продолжали войну с турками. Русский царь в это время уже отнял у турок Азов и укрепил его, он построил Таганрог и усиленно строил флот, который скоро должен был появиться на Черном море. Досифей вместе с другими греками думал, что русские возьмут Крым и, опираясь на свой флот, пойдут на Константинополь, куда на помощь русским обязательно двинутся и все православные народы, восстав против своих притеснителей-турок. Казалось, что час освобождения для греков и других покоренных турками православных народностей уже наступил, стоило только еще сделать несколько усилий – и агарянское царство рухнет окончательно, древнее наследие благочестивых греческих царей законно перейдет в руки благочестивых царей русских. И вот в такое-то время до Досифея доходят слухи, что не только западные государи, так успешно воевавшие в последнее время с турками, хотят с ними помириться, но что будто бы и русский царь тоже хочет заключить с турками мир. Досифей не хочет верить последнему [С. 315] слуху, считая его за басни и вымыслы, но в то же время решается писать царю, чтобы убедить его продолжать войну с турками и в том случае, если бы все союзники его заключили с ними мир, так как пособником царю будет сам Бог, всегда помогающий ратующему за святое и богоугодное дело, каким является война царя с неверными. При этом Досифей прекрасно понял и оценил истинный характер дружеских отношений западных государств к России. Западные государи тогда только дружат с русскими, когда видят в них пригодное оружие для достижения своих каких-либо своекорыстных целей, и только тогда они просят, уважают и восхваляют русских. Как же скоро обстоятельства изменяются, и особенно когда Россия выразит стремление расширить свои пределы и могущество, они сейчас же являются врагами России, какими в душе они бывают всегда, и стараются всячески вредить ей, если и не явно, то тайно, почему царю никак не следует верить своим союзникам, дорожить ими и полагаться на них, ему одному следует продолжать войну с турками.

Царь решил, однако, поступить иначе, нежели как желал и советовал Досифей. Вместе со своими союзниками он приступил к мирным переговорам с турками, и в Константинополь (1699 г.) для окончательного заключения мира отправлен был посол Украинцев. Русское правительство не забыло ранее данного Досифею обещания: при заключении с турками мира хлопотать перед турецким правительством о возвращении грекам отнятых у них латинянами святых мест в Иерусалиме. В тайном наказе, данном правительством послу Украинцеву, предписывалось ему [С. 316] ходатайствовать перед Портою «в пристойное время», чтобы «Вселенским патриархом и всем благочестивым Христианом греческаго закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и Церковь Иерусалимская была отдана по-прежнему им, грекам, как бывало исстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена, и вольно б было русским людям и бельцам ходить ко Святым Местам в Иерусалим, и в Синайскую, и во Афонскую горы, и говорить о том по возможности, смотря по делу». В то же время в наказе послу говорилось, что если бы турецкое правительство ради возвращения грекам святых мест потребовало, чтобы русские возвратили за это отнятые ими у турок города, то подобной уступки послу не делать.

В наказе послу Украинцеву говорилось между прочим и следующее: «Буди мир по данному ему, посланнику, указу великаго государя не состоитца и ему, видевся с святейшим патриархом (Досифеем), говорить и советовать тайно о начинании войны у царскаго величества с турки, и какими образы то дело наилучшее действие свое показати может, и как возможно приступить к Дунаю, и к Кили, и народом христианским, которые в той войне обещаютца вспомогати, о чем многажды писал он, патриарх, и протчие к великому государю; и говорить о том довольно пространными разговоры и записывать у себя самому, и о том потому ж писать тайно, чтоб сего прочие не уведали».

Согласно полученному от правительства наказу, Украинцев по прибытии в Константинополь вошел в тесные сношения с Досифеем, который во все время пребывания Украинцева в Турции присылал [С. 317] ему через известных лиц всевозможные сведения, какие только, по его мнению, были полезны и нужны для нашего посла, или же обстоятельно отвечал на те запросы, с какими обращался к нему сам посол.

При заключении мирного договора с турками Украинцев, исполняя данную ему правительством инструкцию, в проект договора внес две специальные статьи: одна требовала, чтобы турецкое правительство возвратило грекам все отнятые у них латинянами святые места, в другой же говорилось: «Церквам Божиим и монастырям, греческую веру имущим, также и разных народов людем, тоеж веру употребляющим, во владении его салтанова величества пребывающим, да будет в вере всякая свобода и вольность без всякого отягчения, и чтоб церкви Божии духовные и мирские люди дочинивать, и покрывать, и съизнова строить и чины свои исстари обыклые творить могли, и никому б допущено не было, противно священным статьям и противо закона Божия, досадою или денежным прошением тех же духовных и мирских озлоблять».

Таким образом, русское правительство постаралось исполнить данное ранее Досифею обещание: при заключении мира с турками хлопотать о возвращении святых мест и первенства в них грекам. Но этим оно не ограничилось. В проект мирного договора внесена была статья, в которой Россия в первый раз открыто и решительно выступила перед турецким правительством в качестве покровительницы и защитницы всех православных народностей, покоренных турками, официально потребовала от турецкого правительства, чтобы оно даровало своим православным подданным полную религиозную свободу, оказывало [С. 318] им во всем справедливость и освободило их от вновь введенных денежных налогов.

Но домогательство нашего посла перед турецким правительством по указанным статьям не имело успеха. Турецкий уполномоченный, грек Александр Маврокордато, решительно заявил послам, что в мирном договоре «статья о Гробе Господни и о Святых Местах иерусалимских, также и о вольностях грекам написана не будет, потому что греки живут в подданстве у салтанова величества, и никогда иной государь в другом государстве иному государю в делах не указывает, и всякой-де государь над подданными своими волен, и чтобы они, посланники, о тех греках больше не упоминали, и тем салтана на гнев не приводили». Что же касается Гроба Господня, то об этом, заявлял Маврокордато, царь может ходатайствовать перед султаном особо, после заключения мира, так как он убежден, что султан исполнит царское ходатайство, особенно если об этом будут промышлять и сами патриархи, которым деятельно будет помогать и он, Маврокордато. Посланники сдались на эти убеждения, и статьи о Гробе Господнем и религиозной свободе православных в Турции не были внесены в заключенный с турками мирный договор.

Досифей был крайне недоволен таким исходом дела о святых местах. «Паче меры опечалились мы душою, – говорил он посланникам, – что дело святаго и живоприемнаго Гроба Спаса нашего Иисуса Христа, купно с настоящим его царскаго величества мирным делом, конца не восприяло и оставлено на договаривание после окончания его мирнаго дела; знатно-де их, посланников, Александр Маврокордат какими-нибудь [С. 319] словами наговорил, чтоб того не просить, или будто от того и мир не стоялся бы». Досифей настаивал перед посланниками, чтобы они заручились хотя бы словесным согласием визиря и муфтия, что святые места будут возвращены грекам, если царь обратится об этом с особою просьбой к султану при окончательном подписании мирного договора. Посланники действительно говорили об этом и с визирем, и с муфтием, и те обещали им оказать свое содействие в этом деле, что немало утешило и успокоило Досифея[131]131
  Турецкие дела 1699 г. св. 24; Турецкие статейные списки № 27 (Статейный список посла Украинцева), лл. 279–282, 787, 827, 1047,1064,1081,1176,1182,1198,1220,1250.


[Закрыть].

С послом Украинцевым Досифей прислал государю грамоты, писанные от 2 августа 1700 года. В первой из них Досифей дает совет царю крепче привязать к себе казаков и позаботиться о поддержании у них старого воинственного духа, причем вдается в подробные рассуждения о превосходстве военных качеств казаков, которых по преимуществу боятся и турки, и татары. «Держи их, – пишет Досифей, – под кровом своим, понеже суть стена нерушимая и адаманская на турки, и на татары, и прочих зломысленных соседов. Султан Осман, когда пошел воевать Каменцы, хотя и сыскал там войско польское многочисленное, однакожде имел надежду, что совершит свою волю; но когда видел, что пришли сорок тысяч казаков и совокупилися с польским войском с пещальми своими, тогда призвал бывшаго с ним мултянскаго воеводу Радула, и велел ему быть посредником, и учинил мир с поляками, и отступил назад в турскую землю». В [С. 320] заключение своего длинного рассуждения о казаках Досифей советует царю так поставить казаков, «чтобы они знали вся потребная и полезная и к Богу, и к святому и Богом почтенному вашему царствию, а наипаче, дабы были такие, яко же мнят их быти турки и татары, понеже слышим о них (казаках), что стали боязливые и ленивые от праздности, и покоя, и безделья, и не так, как прежде сего, любят бедства и воздержание, которое есть растление воинскаго состояния, почему и потребно от царскаго промысла, чтобы казаки опять получили прежнюю свою воинскую славу».

Во второй грамоте Досифей прежде всего хвалит посла Украинцева как человека доброго и разумного, который «приостро уведал дела и состояние» турок, «стоял крепок и тверд во всех статьях, яко же некий лев юный», говорит о своих услугах послу, указывает на свое самоотверженное служение интересам русского правительства, на то обстоятельство, что если послу удавалось улаживать с турками те или другие спорные дела к выгоде и чести русского государя и государства, то это во многом было и делом его, Досифея. Затем Досифей, посоветовав царю получше укрепить Азов и содержать в нем постоянное хорошо обученное войско, переходит к вопросу о святых местах.

Он указывает государю на то обстоятельство, что в Ветхом Завете особенно прославились те цари, которые пеклись о сооружении, сохранении и возобновлении святилища, каковы Давид, Соломон, Осия и Зоровавель, что и православные греческие цари вседушно пеклись о чести, создании и сохранении Господня Гроба и прочих честных поклоняемых мест, [С. 321] и покровительством «матери Церквей почитахуся христианстии самодержавцы больше, нежели почитахуся скиптрами и диадимами». Когда же пал Константинополь, «осталися христиане в Иерусалиме сиротами и пренебрежены, и от еретиков неусыпно навету емы, но всегда побеждаху о Господе». Только в самое последнее время «пришли немцы до града Софии, случися же и визирь глуп и горд, султан непотребный», а французы обещали туркам деятельную помощь на море и на суше, почему турки и отдали им святые места. В таких бедственных обстоятельствах у православных христиан осталась одна надежда на русского царя, который «пресловущь по всему миру в разуме, в бранех и победах, в гражданских делах и церковном установлении» и который особою грамотой к нему, Досифею, извещал, что он печется о возвращении святых мест грекам. Сами турки ждут царского ходатайства о возвращении святых мест, так что когда в Турцию прибыли царские послы, то все турки говорили, «что московские будут просить и прияти поклонныя места». И французы сильно этого опасались, «не благоговейнства ради, понеже предалися мирским страстем, но да не отпадет честь их и не вознесется наша во всем мире, понеже аще будет в руках православных Святой Гроб – православных же первейшее есть державное твое и Богом нареченное царствие, явлено, что величайшую честь у всех христиан имеет ваше царствие, и св. Иерусалима царь есть беспрекословно ваше великое царствие, и есть и говорится первый царь у христиан бессумненно». Упомянув затем, что визирь и муфтий дали царским послам благоприятный ответ относительно святых мест, Досифей, однако, считает этот ответ неудовлетворительным, [С. 322] так что государю нужно будет показать особое радение и теплейшее прошение перед турками, чтобы дело о святых местах приняло желанный конец. Об этом государя просит не один он, Досифей, но вся Восточная Кафолическая Апостольская Церковь, так как русский государь есть «местник ея, защититель православный веры, другий равноапостольный новый Константин, и сый и глаголемый крайний благодетель, и опасатель, и отец, и утешение всего православнаго рода». Практические меры, которые, по мнению Досифея, государь должен предпринять в видах окончательного возвращения святых мест грекам, заключаются в следующем: во-первых, государь, утверждая мирные статьи с турками, должен написать и о том, что он принимает их только под условием, «чтобы поклонные святые места, которые побрали у греков французы в Иерусалиме, отдати бы назад грекам без замотчанья». Во-вторых, когда государь отправит посла в Турцию, чтобы о святых местах написаны были три особые грамоты: одна к султану, другая к визирю и третья к муфтию, причем Досифей предлагает от себя и образец, как должны быть написаны грамоты, предоставляя усмотрению государя что-либо изменить в предложенном образце. В-третьих, государь должен крепко наказать послу, «дабы он сотворил подобающий подвиг и словом, и делом, имея сию яко нужную и первую статью мирную». Если это будет выполнено, то, по мнению Досифея, «подлинно есть и несу мнительно, яко поклонения отдадут турки православным в вечное повиновение и всемирную похвалу, и честь при всех христианских государех царех вашея богомудрыя светлости и в прибавление православный веры».

[С. 323] С послом Украинцевым Досифей прислал еще просительные грамоты к царскому наследнику Алексею Петровичу, к боярину и государственному канцлеру Федору Алексеевичу Головину и к Московскому патриарху Адриану.

В грамоте к наследнику престола Досифей просил его ходатайствовать перед своим державным отцом об исполнении просьбы патриарха относительно возвращения святых мест, так как если государь «попросит сию святейшую вещь притужно и крепко», то святые места непременно возвращены будут православным; а если теперь не будет крепкого радения и попечения со стороны русского правительства о святых местах, то они навсегда останутся у папежников «и будет стыд всемирный роду православных».

В грамоте к канцлеру Головину Досифей молил его с духовным дерзновением поближе познакомиться с делом о святых местах в Иерусалиме через расспросы посла Укранцева и чтение его, патриарших, грамот, а также ходатайствовать перед государем, чтобы «когда будет писать его божественное величество сюда, к здешним владетелям, яко принимает и отверждает мирные статьи, писати и сие: принимает мир с сим определением, чтобы отданы были Святые Места, которые взяли французы, православным».

В грамоте к патриарху Адриану Досифей говорит, что патриархи как преемники святых апостолов должны иметь особое попечение о всех Церквах. Если какое-нибудь церковное дело требует помощи со стороны царя, то «патриаршаго достоинства есть дело, еже напоминати и молити их (царей) и поощряти», как это всегда было при прежних благочестивых [С. 324] греческих царях. А так как ныне святые места отняты у православных французами и у православных есть теперь только один защитник и покровитель – русский царь, то именно он и должен заботиться «о призрении и управлении святых Церквей матере». Подвигнуть же государя на дело освобождения святых мест должен патриарх, который, однако, ничего не писал об этом с послом Украинцевым к нему, Досифею, «сего ради, – замечает он, – опечалихомся и наипаче много плакахом». Досифей выставляет на вид Адриану то обстоятельство: «Видим еретиков и пекутся всеми равне и единогласно противо православных, православных же нерадеющи и ленивы сущи, во еже пещися и помогати Церквам, а наипаче святый Церкви-матери». И далее Досифей с горечью пишет: «Аще о чести и исправлении матере Церквей не радиши, божественнейший, како хощеши показати ревность и свойственная патриаршескому твоему достоинству? Опечалихомся убо, за-не отбеже вашея памяти святый Сион, и рыдахом, и плакахом паче сынов израилевых в Вавилоне, наипаче же яко за нерадение Бог огорчевается и негодует». Досифей умоляет Адриана «придасти, притещи, умолити, упросити и ходатайствовати к Богом хранимому самодержцу, да происходатайствует честь и славу Кафолическия Церкве, и притяжет его великое его царство имя, и славу, и честь равноапостольну и в присутствующем веце и в будущем»[132]132
  Греческие дела 1700 г. № 1; Каптерев. Сношения Досифея с русским правительством. Приложения № 5 и 23.


[Закрыть].

Так в своих грамотах патриарх Досифей решался поучать самого государя Петра Алексеевича, [С. 325] как ему следует поставить себя относительно казаков, какими средствами следует ему крепче привязать их к себе, с помощью каких средств надлежит ему поддерживать в казаках старый их воинский дух, столь страшный для татар и турок, как внимательно ему нужно заботиться, чтобы войско его было хорошо обучено, обладало всеми лучшими боевыми качествами и постоянно было готово сразиться с неприятелем. Досифей решался на эти поучения государю ввиду того убеждения, что заключенный царем мир с турками непрочен, что он будет разорван турками при первом удобном случае, что все бывшие царские союзники ненадежны и скорее враги, чем друзья царя, почему русскому православному царю следует полагаться только на свои собственные силы, чтобы их одних было достаточно для нанесения решительного удара туркам и в конце для освобождения греков из-под турецкого ига, что всегда было заветной мечтой всякого грека вообще и в частности Досифея. С другой стороны, Досифей в своих грамотах молил всех: царя, наследника, патриарха и канцлера Головина – энергично хлопотать перед турецким правительством о возвращении святых мест грекам. Он был убежден, что они будут им возвращены, если только русский царь возьмется за это дело и поведет его как следует, т. е. энергично и настойчиво, так как турки уступят необходимо перед твердо заявленными требованиями царя. В то же время Досифей был убежден, что настоящий момент есть самый удобный для возвращения грекам отнятых у них святых мест и что если этот момент теперь будет упущен, то впоследствии уже трудно будет исправить раз испорченное положение дел, что и заставляло [С. 326] действовать Досифея перед русским правительством с особой энергией и настойчивостью.

Но хотя Досифей предпринял, по-видимому, все меры, чтобы подвигнуть русского государя действовать в пользу возвращения святых мест грекам, и несмотря на то, что он дал в своих грамотах самые определенные указания, как следует вести это дело перед турками, однако сомнение в успехе все-таки закрадывалось в его душу. В Москве могли в каком-либо отношении неправильно понять и истолковать его грамоты, могли, не имея постоянного поощрения, отнестись к делу или равнодушно, или не так внимательно, как требовалось; могли вопреки указаниям Досифея, руководствуясь какими-либо сторонними соображениями, избрать ложный путь для достижения цели и испортить все дело. Чтобы избежать всего этого, Досифею казалось необходимым послать от себя в Москву доверенное лицо, которое бы снова подкрепило и усилило прежние ходатайства Досифея и лично могло повлиять в Москве там, где это нужно, и так, как это нужно. Племянник Досифея, архимандрит Хрисанф, уже раз был в Москве с поручениями Досифея хлопотать о возвращении святых мест; его, как знающего Москву и знаемого в ней, Досифей решил снова отправить к русскому царю, чтобы ходатайствовать перед ним о возвращении православным иерусалимских святых мест. Хрисанф прибыл в Москву 5 января 1701 года и привез от Досифея грамоты государю, патриарху, канцлеру Головину.