Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"

В грамоте государю Досифей пишет, что хотя государю и хорошо уже известно из прежних доношений патриарха о случившемся за десять лет отнятии французами у греков святых мест, но так как слово [С. 327] Божие говорит: «Просите, и дастся вам», то он снова посылает своего племянника Хрисанфа ходатайствовать перед царем о возвращении святых мест. Досифей, как и ранее, выражает уверенность, что турки теперь готовы будут исполнить просьбу царя о святых местах, так как они уже недовольны господством в Иерусалиме французов: «Видят бо неправду, видят бездельства французские во Святой Земле, ид еже городы созидают под именем монастырей и иные безчинства творят, какие не бывали, егда имели мы службу у честных поклонений». Досифей сообщает царю, что в этом деле он рассчитывает на содействие муфтия, который «нам зело помощник», он уже помешал латинянам починить свод над Святым Гробом. Точно так же, когда послы шаха персидского хлопотали перед турецким правительством, подкупая начальных людей Порты, чтобы армяне имели в Иерусалиме одинаковое старейшинство с греками, то муфтий «вопиял и говорил: не довольно ль сколько зла учинилось грекам со стороны французская, но быть еще больше и чрез ходатайство шахово; а потом как царь Московский будет просить ключей Святых Мест, как быть и какую отповедь дадим, или как поступим?». Когда пришло в Адрианополь, повествует Досифей, письмо гетмана казацкого к хану с несколькими статьями, между которыми было и прошение о святых местах, тогда турки вопияли: «Се царь московский просит ключей, и всегда сие говорили с того времени». Ввиду всего этого, думает Досифей, теперь самое удобное время просить царю у турок возвращения грекам Святых Мест, турки, несомненно, исполнят просьбу царя.

В грамоте к патриарху Адриану Досифей, извещая [С. 328] его о посылке в Москву своего племянника, архимандрита Хрисанфа, просил его «да ваша святыня посредствует к Богом прославленному самодержцу не от нас точию, но от всея Восточныя Церкви, да печется о освобождении и чести града и изряднаго дома Божия».

С такою же просьбою обращался Досифей и к канцлеру Головину. «Порадейте и действуйте, – пишет он боярину, – советами, увещаниями, умоляя всеми средствами христолюбивого и Богом венчанного царя, дабы изволил пещись о возвращении Святых Мест в руки православных, ибо если не будет радения ныне и исправления, те Святые Места навсегда останутся в руках еретических, и не только нам будет от сего бесчестие, но последует от сего и то, что угаснет апостольский престол и большая часть православных приложится к папистам… Не видите ли, сколько протори имеют язычники гроба ради Мехмета своего? Кольми паче подобает трудитися нам Гроба ради Господа нашего Иисуса Христа, Который есть честь и похвала всем православным. Некогда разными средствами заботились блаженные самодержцы греческие о Святом Гробе и прочих Святых Местах; ныне же благочестия и самодержавнаго царствия величества наследник, храбрейший и тишайший царь, государь Петр Алексеевич, – его величеству есть свойственное дело учинить подобающее о возвращении Святых Мест».

На просьбы Досифея хлопотать перед турецким правительством о возвращении грекам святых мест в Иерусалиме государь отвечал ему от 23 января (1701 г.) особой грамотой, в которой писал: «К нам, великому государю, нашему царскому величеству, писали вы, отец наш и богомолец, святейший и всеблаженнейший [С. 329] патриарх, с нашим царскаго величества посланником с думным советником с Емельяном Игнатьевичем Украинцевым, да с архимандритом своим Хрисанфом, из которых писаней ваших выразумели есмы предложение ваше о разных делех и увещание духовное, мудро изображенное, и архипастырскою вашею молитвою и благословением исполненное. И мы, великий государь, наше царское величество, вам, всесвятейшему и всеблаженнейшему крайнему архипастырю, за толикое и душеполезное посещение и увещание сыновне благодарствуем и впредь желаем, дабы всегда благоугодные молитвы ваши о нас были не прекращены». Затем государь извещает патриарха, что он указал своему великому послу, Дмитрию Михайловичу Голицыну, «будучи у салтана турскаго на посольстве, чрез великого визиря и муфтия и иных ево ближних людей домогатца радетельно во всех мерах и поступках так, как вы, всесвятейший и блаженнейший и крайнейший архипастырь, в том ему у советуете и прикажете. А наши, великаго государя, нашего царскаго величества, грамоты о том с ним к салтану турскому, и к везирю, и к муфтию против предложеннаго вами образца посланы, и о всем ему блаженству вашему объявить наказано; а архимандрита вашего Хрисанфа, пожаловав нашим царскаго величества жалованьем, указали к блаженству вашему отпустить без замедления»[133]133
  Греческие дела 1701 г. № 1; Каптерев. Сношения патриарха Досифея с русским правительством. Приложения № 7 и 24.


[Закрыть].

Таким образом, русское правительство решилось, согласно с просьбами Досифея, настаивать перед высокою Портой о возвращении святых мест в Иерусалиме [С. 330] грекам и в этом смысле дало наказ своему чрезвычайному послу князю Голицыну, отправившемуся в 1701 году в Константинополь для ратификации заключенного Украинцевым мирного договора с турками. В правительственном наказе послу Голицыну говорилось именно: «Ему ж, чрезвычайному послу, будучи у султана и у везиря, в пристойное время при иных делех говорить, чтоб Вселенским патриархам и всем благочестивым христианам греческого закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и церковь Иерусалимская была отдана по-прежнему им, грекам, как бывало исстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена». В другой статье наказа говорилось: «И по совершении и по подкреплении дела своего об отдаче грекам Гроба Господня говорить пространно с Салтановыми ближними людьми, приводя на сие: дабы для нынешняго постановления мира, указал салтаново величество отдати Гроб Господень грекам. И о том святейшему патриарху объявить тайно, что указ великого государя он имеет ближним салтанским людям говорить об отдании Гроба Господня, и потому его, великаго государя, указу говорить он будет». Кроме того, государь отправил с послом, как того желал Досифей, особые грамоты к султану, визирю и муфтию с просьбою возвратить грекам отнятые у них латинянами святые места[134]134
  Турецкие дела 1700–1701 гг., св. 1, № 5.


[Закрыть].

Досифей должен был остаться доволен действиями русского правительства: государь, согласно его желанию, послал к султану, визирю и муфтию особые грамоты о святых местах, составленные по тому образцу, [С. 331] какой прислал Досифей; чрезвычайному послу наказано было говорить и домогаться возвращения святых мест грекам перед ближними султановыми людьми, причем ему предписывалось действовать в этом случае согласно с советами и указаниями Досифея. Правда, послу вовсе не было наказано, как на том настаивал Досифей, чтобы статья о возвращении святых мест грекам была поставлена в переговорах первою и чтобы с принятием или непринятием ее связано было окончательное заключение или разорвание мира с турками. Но так ставить дело наше правительство тогда никак не могло, так как начавшаяся шведская война ни под каким видом не дозволяла ему ссориться с турками. Оно, со своей стороны, сделало для Досифея все, что только могло сделать при тогдашних обстоятельствах.

Послу Голицыну не удалось, однако, выхлопотать у турок возвращения святых мест грекам: и султан, и визирь, и муфтий одинаково решительно отказали ему в его домогательствах по этому делу, и сам Досифей должен был признать, что русское правительство со своей стороны сделало все возможное для успеха дела, что причина неудачи заключается не в равнодушии или ненадлежащих и ошибочных действиях русского правительства, а единственно в упорном сопротивлении турок, побуждаемых к тому особыми обстоятельствами. В грамоте государю от 5 января 1702 года, присланной с послом Голицыным, Досифей пишет: «Поистине, что довелося говорити и что нужно было творити (по делу возвращения грекам святых мест), великое ваше царствие вся рече и сотвори… Препочтенные ваши грамоты поданы суть и султану, и везирю, и муфтью и, сверх того, преславный посол вашей [С. 332] божественнейшей державы говорил всем троим, что было нужно, и сотворил достойные подвиги многообразие и многовидно. И учинилось бы абие и дело после отдания прелестных грамот, но смотрят здешние на короля французскаго», которого «почитают быти крепкаго и боятся его…»

Но если посольство князя Голицына в Турцию и кончилось решительной неудачей по делу о возвращении грекам святых мест, зато оно еще теснее сблизило Досифея и с русским правительством вообще, и в частности с самим государем, высоко ценившим преданность и услуги Досифея России. Уже в наказе послу Голицыну было сказано: «И видатца ему (послу) с ним, патриархом (Досифеем), почасту и о всех великаго государя делех с ним советовать и проведать у него подлинно: поставленные мирные договоры с великим государем, с его царским величеством, салтан турской содержать хочет ли, и в дружбе и любви с его царским величеством быть желает ли, и не мыслит ли чево к нарушению тем мирным договором?» И в другом наказе послу говорится: «Ему ж (послу), будучи в Константинополе, иметь со святейшим Иерусалимским Досифеем патриархом тайные обсылки, и о всяких делех с ним разговаривать, и о ведомостях спрашивать…» Мало того, сам государь послал от себя к Досифею особую грамоту, в которой писал: «Мы блаженство ваше имеем паче прочих всех о Христе возлюбленнаго отца, и пастыря, и великодушнаго мужа, и тем паки призываем блаженство ваше, дабы как прежде сего в богоугодных молитвах своих нас никогда запомнил, и в делах наших приключающихся всегда пособника имели есмы; так и ныне потому [С. 333] ж от блаженства вашего желаем, яко от возлюбленнаго отца и пастыря, яко да во всяких делех наших, покамест наш великий посол в тех краях пребудет, был бы ему блаженство Ваше советник истинный, а мы, великий государь, наше царское величество, к тебе, возлюбленному отцу и пастырю нашему, поелико возможно не только словом, но и делом и во всех богопроходимых местах святых склонны есмы щедрою рукою способляти, токмо и блаженство ваше, как и прежде сего, всегда честными грамотами своими нас посещать благоволиши и молитвою не оставляй».

И Досифей ревностно и верно служил в Константинополе нашему послу Голицыну, сообщая ему необходимые сведения по разным предметам и вопросам, подавая ему нужные советы и указания, предостерегая его от ошибочных действий. В грамоте к государю Досифей так говорит о своих услугах послу Голицыну: «Преславный великий посол боговенчанной великой вашей державы, господин Дмитрий Михаилович, в нужные дела с нами советовал и, как нас Бог просветил, ему совет подали, и в какое дело у нас потребовал, мы служили ему по нашей силе… Пребывал здесь преразумно и превеликолепно, и во всех делех, что он просил и говорил, истинствовал и извествовал… Все люди вашего боговенчаннаго царствия, которые посылаются сюды, похваляются и почитаются от всякого рода, и языка, и от самого салтана».

Получив грамоты Досифея, посланные с князем Голицыным, государь немедленно отправил к Досифею свою грамоту, в которой писал: «Две грамоты блаженства вашего, с великим нашим послом [С. 334] князем Дмитрием Голицыным приняли: одну, в которой пишете о делах Святаго Гроба и что там ему случилось, а в другой – ответ против грамоты нашей, что мы с Георгием Кастриотом к вам писали. Выразумев из оных здравое пребывание вашего блаженства, весьма обрадовались, – дай Боже слышать нам и впредь, что в добром состоянии сохранил вас Вышний и о благословенных за нас молитвах ваших просим блаженство ваше, дабы воспоминали нас всегда во своих патриаршеских к Богу заступите льных молитвах. А о делех наших, что пишешь, что послу нашему и делом, и словом советами вашими сколько возможно способствовал, как и сам посол наш известил нас о том, весьма благодарствуем, что блаженство ваше творите дело доброе, какое приличествует такой высокой особе, достойной своего имени, как и везде блаженство ваше прославляется паче всех иных архипастырей православных. Ныне мы, великий государь, рассудили, что для наших дел, которые предстоят меж нами и Портою Оттоманскою, доведется посылать посла нашего, который бы жил несколько времени при той Порте, как и от иных христианских государей там живут. И так посылаем туда послом ближняго нашего стольника и наместника алатырскаго, Петра Андреевича Толстаго, которому указали, чтобы совещался с блаженством вашим, как и прежние наши послы делали. А от блаженства вашего желаем, чтобы к послу нашему был во всяких приключающихся ему делах пособником и делом, и словом, сколько возможно, и посему пространнее о том не пишем, поелику указали ему про всякие дела объявлять вам словесно и советовать о них, как лучше [С. 335] может быть и как Бог наставит блаженство ваше, так и творите против святаго обычая. Мы в том не только не сумневаемся, но надеемся, что блаженство ваше послу нашему будете во всех делах советником и искренним помощником, и о делах тамошних желаем от блаженства вашего, чтобы всегда, чрез посла нашего, изволили к нам писать. А у нашего царскаго величества сие радение и прилежание блаженства вашего весьма приятно и незабвенно будет»[135]135
  Турецкие дела 1700–1702 гг., св. 1, № 5; св. 2, № 1; Греческие дела 1701 г. № 1; 1702 г. № 1.


[Закрыть].

Так высоко ценил Петр Великий политические услуги Досифея нашим послам в Турции, желал, чтобы Досифей и впредь ревностно продолжал свое служение интересам России, видя в этом одну из важных причин успеха наших послов в их сношениях с турецким правительством. Царь решительно и официально приглашал Иерусалимского патриарха вести совместно с нашим послом все посольские дела и обо всем писать государю. Досифей горячо отозвался на призыв царя, горячо и усердно стал служить, помогать и советовать во всем нашему послу в Турции Толстому. «Вашей любви работаем, – пишет он Толстому 10 декабря 1702 г., когда Толстой уже находился в Адрианополе, где был турецкий двор, – за любовь почтеннаго самодержавнаго лица, и работающе православной державе, самому Богу служим, от Него же и чаем воздаяния». В другом письме к Толстому (в феврале 1703 г.) Досифей пишет: «Мы вам работаем без всякой надежды, за едину токмо любовь Божию и ради честнаго имени святаго [С. 336] величества, и служим вам в последней беде души нашея и живота и чести нашея, и в сем паки благодарствования от Бога ищем, а от вас ничего не просим».

Толстой высоко ценил политические услуги Досифея и в своих донесениях не раз указывал на них русскому правительству. В донесении канцлеру Федору Андреевичу Головину от 4 июня 1703 года Толстой пишет: «Прошу у тебя, государя моего, милости, чтобы от лица великаго государя писать ко святейшему Иеросалимскому патриарху благодарение за многое его к великому государю усердие; истинно, государь, презирая смертные страхи, работает великому государю во всяких случаях». 7 июля 1703 г. Толстой сообщает Головину, что Досифей прислал к нему, Толстому, грамоту к государю с просьбой перевести ее на русский язык и переслать в Москву цифирью, причем замечает: «Как прежде сего к вам писал, так и ныне доношу, что трудов ево (Досифея) в делах великаго государя много и усердие к великому государю имеет великое». 22 мая 1704 года Толстой пишет Головину: «Известно милости твоей, государя моего, чиню: святейший Иеросалимский патриарх Досифей из Константинополя выехал в Мултянскую землю, тамо ж бывши некоторое время, приедет и в Волошскую землю. И во время бытности своей в Андрианополи и Константинополи, зело усердствовал в делах великаго государя, и мне многие чинил ведомости о всяких делех… Прошу у тебя, государя моего, милости, чтоб к нему отписать и возблагодарить за ево многое усердие; обаче как о том воля великаго государя и твое, государя моего, рассмотрение будет». 16 июля 1705 года [С. 337] Толстой пишет Головину: «Письма мои святейший Иеросалимский патриарх начал принимать по-прежнему и в делех великого государя усердствует вельми; обаче страха ради от сих поганцев не может мне часто подавать потребных ведомостей чрез писания, как чинил напред сего, однако ж усердие являет изрядное чрез единаго грека словесно». 24 февраля 1706 года Толстой пишет Головину: «Он, святейший патриарх, вельми радеет о делех великаго государя и заплаты никакой не требует; обаче хотя бы малым чем ево потешить, чтоб прислать от лица великаго государя, зело бы он тем увеселился; воистинно забыв страх усердствует, в чем может». От 4 августа того же года Толстой пишет: «Святейший Иеросалимский патриарх пребывает в Константинополе и ко мне милостив, подает мне всякие ведомости, что может, и ныне приказывал ко мне, чтоб я к милости твоей отписал о многих ево расходах, которые чинятся во Иерусалиме; и воистинно, государь, неизреченные ныне ему во Иерусалиме чинятся убытки от тамошних мятежей; и о сем как изволение великаго государя и твое, государя моего, рассмотрение будет».

Патриарх Досифей действительно «вельми радел о делех великого государя»: он давал советы и указания послу, как ему поступать и действовать в том или другом случае, сообщал ему все необходимые сведения, какие только посол от него требовал, служил посредником при пересылке бумаг нашего правительства к послу и от посла к правительству, успевал тайно добывать султанские грамоты к иностранным государям и передавал их Толстому; раз добыл даже чертеж турецкой крепости. [С. 338] Сам Досифей так говорит о своей службе послу Толстому в грамоте государю от 31 августа 1703 г.: «Изволит святое твое царствие, что как даже доныне, так и впредь советовал бы я и способлял честному вашему послу в нуждных делех; и о сем изволь ведати царское твое величество: что в сем всегда обретаемся, как и прежде сего писах, и несть такого дела, которое бы мы ведали, что оно нужно послу вашему знати, и не обявляхом ему, ниже отлучаемся когда, чтоб ему не советывати в нуждных дел ex. И тако будем действовать покаместь живем, понеже не токмо есмы богомольцы теплейший вашея державы, но и работники усердный, а наипаче указ твой имеем, яко слово святое и глас Божий»[136]136
  Подробнее об этом см. нашу книгу: Сношения патриарха Досифея с русским правительством. С. 218–237.


[Закрыть].

Но службою нашим послам в Константинополе Досифей не ограничивался, а посылал еще к нашему правительству особые грамоты с разными политическими вестями. Так, 29 января 1702 г. Досифей пишет канцлеру Головину: «Ведомости сих стран в нынешнем времени таковы суть: султан турский во всю зиму, даже до рамазана или поста своего, гулял на ловлях между Цареградом и Адрианополем. Из Царяграда пишут и человек, который туда был послан нарочно, извещает и все подлинно говорят, что с великим радением готовят флот морской, и не только старые суда починили, но и многие вновь прибавили и беспрестанно прибавляют и с такою скоростью, что никогда такое дело не совершалось так прежде, да и никакой плотник корабельный не остался, которого бы они не взяли для работы сего флота… А какое их намерение и что с тем караваном делать, [С. 339] еще никто не может знать… Сверх того извещаем, что послан капиджибаши, еще около праздников св. Димитрия, и, начав от самаго устья Дуная тамо, где он впадает в Черное море, прошел весь берег дунайский и осматривал все города, даже до Белграда, также оружия и людей их и прочее, что надобно к обороне их. Сверх того привезли многия пушки и разделили по крепостям, где не было их довольно для обороны… От страны италийския слышим: папа Римский избрал достойных людей и послал их послами – однаго к цесарю, другаго к королю французскому, а третьяго в Испанию, с такою целью, чтобы они домогались всеми мерами привести их к дружбе и миру в ссорах, которые между ними возникли…»

От 2 июня 1702 года Досифей пишет государю: «Владеющие над нами в тихости пребывают, намерения войны не имеют, ибо начальники многих ради вин всякое воинское движение ненавидят и гнушаются им. Однако начальствующий скифами, из таврискаго острова, писал в последних числах марта к Порте, что москвитяне намерены воевать, ибо столько кораблей спустили на море Донское, почему приказали в Константинополе и в иных местах сделать тридцать галионов невеликих и изготовить двадцать семь, которые уже существуют, и иные суда, чтобы могли до будущаго года иметь в готовности сорок галионов великих и малых, двадцать четыре каторги и пятьдесят баркасов, и чтобы им начать собирать двадцать тысяч молодцов. Султанское повеление сие прочтено в Константинополе всенародно, и начались приготовления; но когда притекли священный грамоты вашего величества и узнали, что приезжает посол, то что начало делаться – делается, однако скифоначальствующаго слово [С. 340] лживым явилось. Наипаче писал он и то, что казаки запорожские ищут соединиться с ним, но ему писали от Порты удаляться от таких дел и взирать на свое, ибо зло постраждет, ежели дерзнет на такие начинания. В нынешнем году посылают некоторый суда на Черное море не для того, что имеют намерение войны, но ради охранения по обычаю, а некоторые говорят, что приготовлением стольких кораблей намереваются воевать венетов и отнять у них Пелопонис. Однако то истинно, что не имеют намерения кого-либо воевать, только слыша о кораблях и приготовлении в Азове, видя и в Италии великую войну между германцами и французами, сами находятся в подозрении и приготовляются, чтобы им предупредить, если где-либо случилось какое смущение. В настоящее время ничего больше не обретается здесь и если случится разведать что-либо яснее, пошлем человека к честным стопам вашего тишайшества».

20 июня 1704 года Досифей в грамоте государю сообщает, что между цесарем и ракоцианами идет борьба, и хотя турки сочувствуют ракоцианам, однако не решаются помочь им, между прочим, и по следующей причине: «Если будет подозрение, что ваша держава имеет придти на них (чего они сильно опасаются), то ни с каким иным игемоном христианским не будут начинать войны; однако то несомненно, что не останутся в тишине, но каким бы то ни было образом, или морем, или сухим путем, будут чинить поход на вас. Оттого ныне тайно созывают в Царьград отовсюду военачальников и начальников войсковых, приказывая им, чтоб всяк имел людей своих готовыми, и когда им повестят, чтоб все уже готово было. Припасают пушки, гранаты, [С. 341] мехи, торбы, веревки и прочее потребное для завоевания городов. Притворяются пред всеми, что будто делают то для иных причин, но намерение их сие, а не иное. Починивают крепости Кафы и окрестности ее, строят у Керчи крепости, на пристанях Чернаго моря готовят деревья для фрегатов». От 10 октября того же года Досифей в присланной им грамоте советует государю учинить одно из двух: или смирить шведов и укрепить на польском престоле саксонского, или заключить со шведами мир и укрепить в Польше саксонского. «Я прежде сего писал, – заявляет далее Досифей, – к благородию твоему, чтоб не печалился, что умирают воины, если это полезно, а наипаче когда время позовет, потому что много раз ни во что ставя время, трудно в другой раз дождаться удобного момента. Господин Димитрий (князь Голицын) ныне, как пришел в Польшу, следовало ему ударить со своими на шведа, хотя бы не учинил и победы великой, однако умалялась бы сила шведская, так как хотя бы московитяне и казаки и были побиты, на их место пришли бы иные; а если бы убиты были шведы, стало бы их меньше, тем более, как ныне слышим, под Львовом их было немного. Дела саксонскаго не покажутся храбрыми, потому что хитростью ищет победы без трудов, а между тем воинские дела требуют не только хитрости, но и дела, понеже Аристотель пишет в нравоучительной своей философии, что добродетель не в том состоит, что ведати, а в том, что делати. Богом утвержденный мой! что жалеешь казаков, буде умрут? зане, буде умрут, есть мученики. В Львове была одна горсть шведов, и казаки могли бы поглотити их живых. Воинское дело несть для какого [С. 342] упрямства, но для Православия, и без бедства как может получить конец, который ему доведется? Есть и стыд от людей, что вышло столько тысяч казаков с гетманом своим, и обратятся назад без дела. А есть и иное: когда воюют, сколько живы останутся, научаются воинскому делу, а как сидят, так и не воюют, и во время нужды ни к чему не годны. А буде есть такие люди, которые чают, что исправление воинское делается без беды, без труда, без смерти, – они бы сделали себе по камилавке и пошли бы жить в монастырь и четки свои перевертывали бы».

Присылал Досифей политические вести в Москву и в последующее время. Так, в январе 1705 года он писал государю, что новый турецкий визирь, «бесчеловечный и христиано-борец», стал раздавать государственные должности своим сторонникам; когда ехал к султану, «то ехал всегда с великою помпою», и всем этим навлек на себя подозрение султана, который и велел его утопить. На место его визирем поставлен человек молодой, ничтожный и весьма непотребный. Когда турки услыхали, что в Каменцы вошел Дмитрий Голицын с двенадцатью тысячами войска, «то устрашился весь синклит, хотя не явно, но тайно. Ввиду этого опять решили войну против вас и стали делать к тому разныя приготовления». Свои сообщения Досифей заключает: «Три вещи недостает ныне в сем царстве: разума, единомыслия и денег». В 1706 году Досифей пишет боярину Головину: «Мы пишем токмо нужнейшее и подлиннейшее всего, – что и малыя, и великия (в Турции), и вельможи, и подданные от альфы и до омеги, всяк тщится есть и пить, роскошить, хитить, заграбить, [С. 343] а попечения никакого иного, и походу, или ссор, или войны ни есть, ни разумеется, но совершенный мир и тишина». От 18 октября Досифей пишет преемнику умершего Головина Головкину: «Здесь за несколько дней слышно стало, что послал хан татарский ведомость, будто калмыки и астраханцы, ваши подданные, желают союза с Портою и позволения быть вашими неприятелями, однако люди хана крымскаго их отвергнули; и хотя после ходил господин Петр (Толстой) к визирю и доносил, что дело сие будет причиною соблазна, однако еще до отъезда его к султанскому наместнику визирь и сенат слова хана уже отвергли… Если хан татарский писал сюда истину, что изменяют подданные ваши, можете послать проведать, и к нам ваше письмо, как и наши, пришлет с любовию и безопасно мултянский владетель. И так справедливо, когда приезжают к вам люди его, принимайте их с великою любовью и честью, и жалуйте их и довольствуйте, а наипаче потому, что владетель бедствует от здешней власти и убыточится повсядневно, обличаем будучи от многих христиан и язычников, что служит священному величеству, и при всем том пребывает на службе безленостно и поныне». От 15 ноября того же 1706 года Досифей прислал грамоту государю, в которой заявляет: он так долго не писал государю потому, что ранее писал обо всем боярину Головину, а недавно сообщил все вести в письме к боярину Гавриилу Головкину, «и ныне, – добавляет Досифей, – новаго отсюду донесть не имеем ничего». Правда, он имеет в виду написать в будущем государю «многая и нуждная о церковных делах», но теперь пишет и просит государя только об одном, чтобы [с. 344] он строго и решительно запретил продавать пленных шведов в Турцию, чего никогда не делает никакое другое христианское государство; если же найдутся ослушники его повеления, то они пусть подвергнутся смертной казни. В заключение грамоты Досифей замечает: «Мы здесь не токмо имеем, елико возможно нам, попечение о после твоего царскаго величества, но и о людях его, и много о том писать не доводитца». Это была последняя грамота Досифея в Москву, так как 7 февраля 1707 года он умер в Константинополе.

В Москве были в высшей степени благодарны Досифею за присылаемые им политические вести. На его грамоты ему отвечали или боярин Головин, или же иногда и сам государь. Так, 27 сентября 1704 года Головин пишет Досифею: «По неотложной моей к блаженству твоему должности и раболепному благоговению рассудих, во объявление к вам благоговения моего, сим писанием отдати блаженству вашему раболепное и земное поклонение, моля Вышняго, дабы сохранил вас на пользу всего православнаго жительства зело здраво и благоденствующе от всякаго противнаго случая. Уведали есмы крайнее попечение и радение, которое имеет блаженство ваше о делах державнейшаго самодержца, государя моего милостиваго, толико от окончания дел, елико из доношений посла нашего, что, подавая советы и научения в делех царскаго священнаго величества, наставляет и научает его отечески, яко же и сам он пишет, пребывая благодарен научениями и советы блаженства вашего; и то я, по рабской моей должности, тотчас донес пресветлейшему моему самодержцу, что спознав, его величество порадовался не мало, и воздаст всякими [С. 345] своими царскими, Богу изволившу, пришед к Москве, благодарении блаженству вашему. Подобательно и впредь желает величество его, дабы попечение имел блаженство ваше о делех его величества как прежде, так и ныне, и посла его наставлял, о чем он просит ваше блаженство… При сем же, яко есмь обязанный и чадо ваше, за отеческое блаженства вашего благословение и письменное посещение, коленопреклонне кланяюся, желая, дабы и впредь меня содержал во своей отеческой любви, яко служителя вашего усерднаго и послу шнаго». В письме от 28 февраля 1705 года Головин пишет Досифею: «Писанные вашего блаженства в Яссах в Генваре месяце настоящаго 1705 года и присланные с знаменьщиком молдавскаго воеводы, как ко всемилостивейшему моему самодержцу, так и ко мне письма, прияхом любезно и дружески, и содержание их любезно и подлинно выразумели, наипаче и радовахомся о частых переменах язычников, которое объявил нам блаженство ваше. Даждь Господи и большую напасть нечестивым ко освобождению благочестивых, котораго вседушно и искренно желаем, яко единоверный и чада Восточный Церкве. А за объявление нам выше имянованных радований вашему блаженству зело благодарствуем и оные, когда объявлены и донесены были чрез мене священному и приснопочитаемому величеству, принял их живаго гласа словеса ваша милостиво, яко же и прочия ваши советы настоящий же и прежде учиненныя…» От 4 июля 1706 года Головин между прочим пишет Досифею: «Благодарим блаженство ваше, что от своего добраго и отеческаго произволения изволишь припоминать полезное величеству его; просим и опять писать то, что находишь [С. 346] полезным». Когда Головин умер и его место занял Гавриил Иванович Головкин, то он немедленно обратился с письмом к Досифею, в котором заявляет: «Просим ваше блаженство, дабы и впредь, как прежде, при господине Федоре Алексеевиче, и с нами имели чрез писания свои собеседования, и не сомневаемся, что блаженство ваше, по обычной своей ко всем отеческой склонности, соизволит на сие непременно; мы же, по возможности нашей, не пренебрежем явить подобающую вам службу нашу и знаки истиннаго послушания нашего».