Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"

Двадцать седьмого мая патриарх Паисий был на прощании у государя в селе Покровском, причем государь пожаловал велел дать патриарху своего государева жалованья [С. 148] – соболей на 300 рублей, да от государыни ему дано было соболей на 300 рублей, да от царевен соболей на 400 рублей.

10 июня патриарх Паисий выехал из Москвы в сопровождении пристава Ивана Юрьевича, причем на дорогу до рубежа ему велено было дать на корм деньгами 50 рублей, да множество всевозможных припасов – рыбы, хлебов, питий. Все его спутники получили также на дорогу деньги, корм и питье и, подобно патриарху, казенные подводы до рубежа. Вместе с Паисием отправились из Москвы во Иерусалим и русские люди: известный Арсений Суханов, Троице-Сергиева монастыря черный диакон Иона Маленький, Чудова монастыря черный поп Лукьян и клирики: Евфимий, Пахомий, Акила Босой и подьячий Васька Кудрин.

С первого же стана от Москвы патриарх Паисий прислал государю грамоту, в которой пишет: «Существовал древний обычай у Иерусалимских патриархов, чтобы когда Божественный Промысл хотел и бывало Божие венчание (на царство) православнейшего царя, (разумеется, Константинопольского), считал за нужное и обретавшийся тогда Иерусалимский патриарх пойти для поклонения новому царю, для молитв за него и для благословения его. А так как Божественному Промыслу и Божией премудрости, по благодати пресущественной, животворящей и нераздельной Троицы, угодно было от имени Бога венчать благочестивейшаго, могущественнейшаго, православнейшаго великаго государя, царя и великаго князя, господина Алексея Михаиловича, сына по духу вожделеннейшаго нашего смирения и самодержца всей России, – то по внушению Святаго Духа удостоился и я, богомолец великаго, [С. 149] святаго и могущественнаго его царствия, придти и поклониться новому царю и благословивши его и помолившись, как надлежало, за него и за всю палату и воинство его. И он явил милость, и принял, и весьма почтил меня, и явился новым ктитором, подобно великому между государями Константину, помощником и милостивым защитником святейшей великой церкви святого и живодавнаго Гроба». В заключение патриарх посылает свои пожелания царю и всей царской семье здравия, благополучия и т. п.

По прибытии в Путивль патриарх Паисий прислал государю (от 1 июля) грамоту, в которой сообщает некоторые цареградские вести, полученные им от одного полоняника, о ходе борьбы между казаками и поляками, заявляет, что «откуды ни поеду и что ни услышу, буду писати к царствию вашему», что он готов вообще на всякую службу государю, и затем в особой приписке пишет следующее: «Еще буди ведомо, благочестивый царь, про Арсения, который остался в царствии вашем, да распросите его добре, понеже он неутвержден в вере своей благочестивой христианской, а он был прежде инок и священник, и, шед, бысть бусурман; и потом бежал к ляхам и бысть у них учинился униатом, и имеет всякое злое на себе безделие, и распросите его добре и будете обрести вся. А те старцы, которые пришли от гетмана, мне все сказали подробну, и велите распросить великое ваше царствие, што мне те старцы рассказывали и люди Матвея воеводы (волошского): есть ли будет так или нет потому, что я писал к патриарху господину Иосифу, брату и сослужителю. Утишите притчю ту лучши, что он сам есть, штоб не было разврата церковнаго, и паки аз буду [С. 150] проведати подлинно и буду писать к великому вашему царствию, понеже есми должен, что ни услышу, то извещати и писати, потому что не подобает в ниве терну пребывати, чтоб не наполнилась нива вся тернием, и надобно отженуть такожде и тех, которые имеют ересь и есть двоеличны в вере. Я его обрел в Киеве, и зная он (Арсений) тот (русский) язык, говорил с полковником (т. е. был переводчиком между патриархом и сопровождавшим его гетманским полковником), и я взял его, а он не мой старец, как есми сказал я приставу. О беззаконии, что имеете, я не ведал, а ныне есми проведал и пишу к великому вашему царствию, да будете соблюдатися от таковы человек, чтобы не оскверняли Церквей Христовых такие поганые и злые люди». Арсений Грек, на которого доносил патриарх Паисий, явился в Москву в свите Паисия как его дидаскал, с согласия Паисия был оставлен в Москве в качестве учителя риторики, но вследствие приведенного доноса патриарха был подвергнут допросу, подтвердившему справедливость извета, почему грек Арсений и сослан был на Соловки под крепкое начало, а впоследствии взят был Никоном и сделан им книжным справщиком[80]80
  См. нашу статью: Следственное дело об Арсении-греке // Чтение в обществе любителей духовного просвещения. 1881 г., июнь.


[Закрыть].

Из Путивля Паисий прислал грамоту и государыне, в которой писал: «Для храма живодавнаго Гроба твое царствие явилось новой ктиториссой, благодаря великой твоей милости и священным сосудам, подаренным тобой, чем ты явила знак великаго благочестия подобно боговенчанной царице св. Елене. О если бы Господь наш Иисус Христос, подобно тому, как [С. 151] ты всем сердцем и душей пожаловала и облагодетельствовала великую Церковь Иерусалимскую, и тебя Он удостоил от росы небесной свыше и земных плодов, а ты увидела в плоде чрева своего государя боговенчаннаго на престоле великаго царя Константина, чтобы возликовало твое сердце, как у св. Елены. И да удостоит тебя Бог, чтобы ты всегда жаловала и заступала живодавный Гроб Христа. Много нуждается эта Церковь в твоем царствии и да благословит тебя Бог укрепить ее, подобно св. Елене, которая воздвигла его из основания. Еще об одном прошу твое царствие между многими прочими милостями, а именно: приготовить один покров для святаго и живодавнаго Гроба, чтобы и эта милость была с другими для вечной памяти о тебе. А священные покровы, посланные тобой нам, мы получили в городе Севске. Так как любовь и готовность твоя никогда не убывают по отношению к святым местам, то, мы возблагодарили и помолились Богу о долгоденствии твоей жизни».

Прислал патриарх Паисий грамоту из Путивля и думному дьяку Михаилу Волошенинову с доносом на переводчика Посольского приказа Ивана Боярчикова. Паисий между прочим писал: «Удивляюся сему тому проклятому переводчику Ивану – дьявол и изменник есть многолетняго нашего царя, чтоб хлеб его убил, что он ест! И ходя оглашает и говорит из уст своих нечистых – от патриархов не прощенный, – и тайных дел царских не хранит, яже ходит по рядом с единомышленными ворами, которых он любит, и словеса им сказывает, что он хочет. Коли то бывало пред и ныне, что тайна царева бысть явственна в миру! И той есть не человек, но сатана и дьявол!» В объяснение этого энергического доноса [С. 152] Боярчиков заявил, что патриарх Паисий еще в Москве был сердит на него по следующему обстоятельству: патриарх, будучи на Москве, бил челом за кормовых московских гречан, которые постоянно ходили к нему, чтоб их поверстали поместьями, и то дело не состоялось, хотя после, по патриархову челобитью, этим гречанам прибавили поденного корму. Причину неудачи первого челобитья гречане видели и указывали патриарху в Боярчикове, почему «патриарх в Москве на него шумел» и не велел было вовсе ходить к нему, но потом простил его, взял к себе в провожатые до Путивля, где даже дал ему, за своею рукою, прощальную грамоту. Кроме того, Боярчиков заявил: «Приезжают-де к Москве многие гречане-бельцы, а надевают на себя чернеческое платье и привозят с собою о милостыне от патриархов ложные грамоты, а не за прямыми печатьми. И он-де, Иван, узнав их воровство, преж сего сказывал про то думным дьяком Григорию Львову и Назарью Чистаго, и те-де гречане за то на него, Ивана, рьятца, и оглашают его патриарху всяким дурном». Но все старания Боярчикова оправдать себя были напрасны, он должен был отправиться в ссылку.

Двенадцатого июля патриарх Паисий прибыл в Киев, откуда прислал грамоту государю. В ней он писал: «Мы, долгоденствующий мой царь и самодержец… пишем, согласно своему обещанию, твоему великому царствию, чтобы ты обо всем узнавал и находился в ведении относительно казаков и ляхов. В день св. Владимира взял нас митрополит в св. Софию и угощал нас со всеми начальниками и полковниками. В тот день пришли от гетмана семь человек с грамотами гетмана о том, чтобы послать порох и ядра и свинец [С. 153] для войска, и было послано 12 бочек пороху и свинцу и премного ядер». Затем патриарх сообщает о положении армий казацкой и польской, о победах казаков вместе с татарами над польскими отрядами и потом пишет: «Если, даст Бог, мы будем здоровы, то не преминем известить царство твое обо всем, что ни случится. Я жду от гетмана ответа на письмо, которое было передано мной полковнику и которое я писал для ответа, чтобы, как условились мы с ним, возвестить его ответ твоему великому царствию. И для сего писал я об ответе этом гетману и сказал ему, что обо всем подробно говорил с послом царства твоего. Написал я гетману и все слова, которые говорило мне великое твое царствие, что не могло быть отвечено иначе, и относительно этого я написал ему: знаешь ты, гетман, что долгоденствующий царь имеет великую любовь к милости твоей. Но не понравились им слова долгоденствующаго царя: не призвали меня сперва для этого дела, хотя мое царство, благодаря Бога, изобилует и людьми и средствами; я способен вместе с ними разрушить и Ляхию и другие царства; но он, гетман, взял себе татар, турок и другой сброд, потому-то я, блаженнейший, и не подал им помощи; цари, когда намереваются воевать, ведут с неприятелями войну собственными силами, а не посредством сброда; поэтому-то я и не посылал. Но да ниспошлет Бог победу гетману с христианами, да победит своих врагов; и если он опасается чего-нибудь, то пусть не беспокоится: я ему помогу, так как я обязан охранять христиан и в особенности их, которых я считаю как бы своими сыновьями, соседями и сродниками своими; поэтому скажи гетману, чтобы он мужался и боролся с врагами [С. 154] веры; в случае нужды я готов подать помощь для защиты христиан, да не утратят они и другие многие блага… Опять напишем твоему царствию в подробности о том, что узнаем; у меня наготове люди, для того чтобы их послать сейчас же, если что-либо случится. Уповаю на Бога, что все случится по желанию твоего великаго царствия. И опять напиши мне, благоденствующий царь, если нужно тебе еще что-нибудь. Пошли нам письмо, чтобы оно нашло нас здесь, в Киеве… Извещай нас, долгоденствующий царь, нужно ли тебе еще что-нибудь, мы опять все исполним».

Патриарх Паисий приезжал в Москву с целью получить от государя милостыню на искупление Святого Гроба. Милостыня дана была ему от государя и царской семьи нескудная: ему пожаловано было государем на искупление Святого Гроба 4000 рублей соболями, да самому патриарху лично дано было разных подарков в разное время на 2000 рублей, а сверх того к Гробу Господню с ним посланы были церковные сосуды, ризы, иконы и покровы от царицы и царевен. Но кроме царя и царской семьи патриарху давали на милостыню власти, т. е. русские иерархи, начиная с патриарха Иосифа, монастыри, бояре и разные богатые лица, так что всего Паисий вывез из Москвы на наши деньги тысяч на полтораста. Его многочисленная свита получила особые дары, соответственно положению и рангу каждого отдельного лица. Но, кроме получения милостыни, при посещении Москвы патриарх Паисий преследовал и другую цель.

Удачное восстание Богдана Хмельницкого против поляков произвело сильное впечатление на православном Востоке, и более пылкие умы посмотрели на это [С. 155] дело как на начало имеющего скоро наступить освобождения всех православных народов из-под турецкого ига. Казаки своими отважными набегами на все побережья Черного моря наводили сильный страх и на татар, и на турок, почему православные народности Востока видели в казаках ту грозную силу, которая способна была нанести туркам решительный удар, особенно если бы казаки соединились с единоверною Москвою, образовав из себя одно государство. Для достижения этой последней цели некоторые греческие иерархи добровольно взяли на себя роль посредников между московским правительством и казаками, стараясь привести их к взаимному соглашению. Одним из таких посредников между царем и Хмельницким, возлагавшим на их союз очень большие надежды в интересах всего православного Востока, был и патриарх Паисий. На пути в Москву он виделся в Киеве с гетманом Хмельницким, благословил его на решительную борьбу с поляками, убеждал его принять подданство московского царя и вызвался хлопотать в Москве перед государем, чтобы он принял казаков под свою высокую царскую руку и оказал им помощь войсками в борьбе с поляками. Значит, Паисий отправился в Москву в качестве уполномоченного от Хмельницкого, который отправил с ним и своего полковника Силуяна Мужеловского. Но посредническая миссия Паисия в Москве, как мы видели, потерпела неудачу. Московское правительство мало доверяло казакам, союзникам ненавистных в Москве татар, и решительно отказалось из-за казаков разорвать мир с поляками, о чем официально и заявило Паисию. Последний был очень недоволен таким исходом своей миссии и не [С. 156] стеснялся открыто выражать свое недовольство сопровождавшему его из Москвы старцу Арсению Суханову. Но эта неудача не охладила, однако, участия Паисия к делу казаков и не изменила его убеждения, что казаки должны принять подданство московского царя, чтобы потом общими силами действовать против турок. У Паисия были широкие политические планы, от выполнения которых он не думал отказываться. По возвращении из Москвы Паисий долго проживал в Молдавии, и здесь ему удалось склонить господарей Молдавского и Валахского вступить в более тесные сношения с Хмельницким и Москвой для совместной борьбы с турками. Но для этого необходимо было прежде всего устроить прочное соглашение между Москвой и Хмельницким, к чему Паисий и направлял, как мы видели, свои усилия, посредничая между царем и гетманом. С этой целью Паисий послал из Ясс, куда он прибыл из Киева 7 сентября, в Москву старца Арсения Суханова, грека Фому Иванова, с которыми послал государю две грамоты.

В первой грамоте государю от 4 ноября 1649 г. он пишет, что посылает к государю честнейшего мужа грека Фому Иванова, «человека вернаго величайшему твоему царствию, вместе с преподобнейшим строителем господином Арсением, чтобы они устно сообщили все то, о чем слышали и что видели… А здесь, долгоденствующий царь, Арсений нам сказал, что он имеет от твоего царствия приказания: если он узнает что в Ляхии и Богданин, то пусть возвратится назад и донесет царствию твоему; и потому я отправил его с верным человеком. Он даже оставил у нас часть своей рухляди, сказав, чтобы я его ждал здесь». Во второй грамоте, от 10 ноября, опять пишет о [С. 157] посылке к государю строителя Арсения и затем: «Да пожалуете, изволите прислати к нам святую вашу грамату о каких делех изволите, а мы готовы о тех делех радеть и работать, яко же реклися великому вашему царствию; что ни услышим, будем всегда ведомо чинить, да будеши ведать другов своих и недругов… А будет Арсений поизмешкаетца у вас, и нам бы вы прислали честную и святую вашу грамату великаго вашего царствия, и мы опять каких дел ни проведаем, и учиним о том ведомо своими людьми». Прислал Паисий свою грамоту и патриарху Иосифу, но она не дошла до нас. Арсений Суханов прибыл в Москву 11 декабря 1649 года и в тот же день докладывал в Посольском приказе: «А приказывал-де с ним Иерусалимский патриарх словесно, а велел известить государю: прежде-де сего писал он ко государю, что турской царь велел крымскому царю итти на Русь войною, а ныне-де в совете волоской воевода Василий с мутьянским воеводою Матвеем и с запорожскими черкесы, и хотят на лето итти на Царьгород. И патриарх велел государю о том объявити, чтоб он, великий государь, велел с своей царскаго величества стороны итти морем, хотя малыми людьми. И в то время, слыша про то, пойдут под Царьгород сербяне, и гречане, и волоской, и мутьянской воеводы со всеми людьми, а ныне-де турскаго сила изнемогает, потому что венециане одолевают. А приказывал-де он про то объявить, слышав подлинно: говорят-де все христиане, чтоб им то видеть, чтоб Царем-градом владети великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, нежели немцам»[81]81
  Греческие дела 7157 г. № 6–8, 22; 7158 г. № 1. Некоторые грамоты патриарха Паисия напечатаны в приложении в книге С.А. Белокурова «Арсений Суханов».


[Закрыть].

[С. 158] 26 января 1650 года Арсений Суханов отправился из Москвы в Молдавию к патриарху Паисию с грамотой государя, который извещал патриарха, что получил его грамоты, присланные с греком Фомою Ивановым и строителем Арсением, что Суханов выполнил данное ему патриархом поручение и что он посылает ему два сорока соболей добрых и просит Паисия радеть о государевых делах и обо всем уведомлять его, государя, обещая за это не полагать патриарха «в забвении». Получив эту грамоту от Арсения, Паисий писал государю: «Хотим ехать ко Святым Местам и приняли есми честную и премудрую вашу царскую грамоту и милостыню от господина Арсения – два сорока соболей; и приняв вашу царскую грамоту, по подобию поклонилися и благодарили есми вельми. Аще и мы у вас не пребываем, но всегда нас не забываете своею царскою милостынею, понеже первое Бог, а потом ваша царская милостыня держит и хранит Святые Места».

Восьмого декабря 1650 года в Москву прибыл назаретский митрополит Гавриил и в Посольском приказе заявил, что на Светлой неделе 1650 года он послан был от Иерусалимского Собора к патриарху Паисию проведать, где он находится и зачем медлит, так как весть о нем учинилась, будто не стало его в живых. Митрополит в Царьграде был проездом только три дня и, узнав, что патриарх Паисий в Молдавии, поспешил к нему. Патриарх Паисий, сведав, что гетман Хмельницкий вместе с татарами готовится напасть на Российское государство, помня к себе государеву милость, тотчас же послал к нему его, митрополита, со старцем Арсением (Сухановым) и писал к Хмельницкому и изустно наказывал [С. 159] со многими прошением и клятвою, чтобы отнюдь не дерзал ходить войною на благочестивого государя христианского, а если на сие решится, то чужд будет христианства. Когда митрополит приехал в Чигирин, Хмельницкий тотчас же пришел к нему пеший, принял патриаршую грамоту и выслушал словесный приказ, затем велел всех выслать, и старца Арсения также, «но я удержал старца, говоря, что он послан от государя и ведает, о чем будем говорить. Хмельницкий говорил с клятвою, что он приказу отца своего духовнаго, блаженнейшаго патриарха Паисия, ни в чем не преслушает, только бы благочестивый великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, самодержец всея Руси, их челобитье и прошение не призрел и изволил бы держать под своею высокою государскою рукою, а ему, Хмельницкому, на государстве быть непристойно – не тое природы человек; а великий-де государь, его царское величество, издавна государскаго благочестиваго корени природный государь от колена благочестиваго великаго князя Владимира Мономаха, и ими владеть ему, государю, пристойно, понеже великий христианский государь благочестивый под солнцем един. И они ему, великому государю, поклоняются и хотят раби его быти, и чтоб-де великий государь для подлиннаго уверения изволил к ним прислать кого-нибудь с своею царскою грамотою с милостивым указом, чтоб как на его государеву милость быти надежным, и велел бы послати к ним в полк свое государево знамя, а они-де в его, государеве, во всем повелении быти готовы и его государеву указу ожидают с радостью. А как-де его государев указ о том к ним будет, и он-де, Хмельницкий, во всех тех [С. 160] городех, которыми ныне владеет, посадит воевод от царскаго величества и крепости всякие в городех учнет чинити». Это показание назаретского митрополита Гавриила было усилено показанием грека Исаии Остафьева, который приехал в Москву 3 января 1651 года и в Посольском приказе заявил, что, когда он был в Молдавии, призывал его к себе в городе Торговище патриарх Паисий и велел ему объявить в Москве, чтобы царское величество гетмана Хмельницкого и войско его жаловал. С тем же греком Исаиею патриарх Паисий прислал за своею печатью письмо Илье Даниловичу Милославскому и приказал сказать словесно, что прежде сего, когда перед волошскою войною крымский хан хотел идти на Московское государство и гетман писал к патриарху, что хан просит у него себе людей на помощь, то патриарх отвечал гетману, что «буде он на Московское государство начнет давать помощь крымскому хану, то все они, Вселенские патриархи, собравшись, учинят Собор и предадут проклятью и христианином называть его не будут, и чтобы он, гетман, с своим войском царскому величеству всеконечно покорность учинил и поклонился, потому что христианский государь под солнцем единый»[82]82
  Греческие дела 7159 г. № 11.


[Закрыть].

Таким образом, патриарх Паисий, пребывая по возвращении из Москвы в Молдавии, внимательно следил оттуда за ходом дел в Малороссии. Он поддерживал постоянные сношения с гетманом Хмельницким и московским правительством, всячески склоняя обе стороны к союзу и к окончательному соединению, устраняя, по возможности, в их отношениях все, что могло вести к недоразумениям или [С. 161] разрыву между ними. Когда же планы Паисия с этой стороны стали осуществляться, гетман Хмельницкий и все войско казацкое действительно сделались подданными царя Московского и вместе с ним начали счастливую войну с поляками, то Паисий пошел далее в видах достижения своей цели усилить Московское государство присоединением к нему разных православных народностей, чтобы создать из него силу, способную окончательно разгромить турок. Он хотел, чтобы вслед за Малороссией подданство московскому царю приняла бы и Молдавия, благодаря чему Россия прочно стала бы на Дунае, вошла бы отсюда в непосредственную связь и сношения со всеми другими порабощенными турками православными народностями и, опираясь на их содействие, окончательно бы уничтожила турок. В пользу своих планов Паисий, проживая в Молдавии, успел склонить самого молдавского воеводу, который уполномочил его вступить по этому делу в сношения с московским государем, вследствие чего Паисий 8 октября 1655 года прислал в Москву с греком Мануилом Константиновым грамоту государю Алексею Михайловичу с просьбой о принятии в покровительство и оборону молдавского владетеля со всею его землей, которую агаряне часто набегами своими опустошают, святые храмы оскверняют и христиан берут в полон[83]83
  Реестр греческим грамотам № 137, 8 октября 1655 г.


[Закрыть]. В следующем, 1656 году, как известно, последовало и официальное предложение, привезенное молдавским митрополитом Гедеоном, принять, подобно Хмельницкому, и молдавского владетеля в подданство России. Под просительною грамотой подписался, между прочим, и Антиохийский патриарх Макарий, который при этом свидетельствовал, [С. 162] что и Иерусалимский патриарх Паисий одобряет это дело[84]84
  Полное собрание законов. № 180.


[Закрыть]. Но, как известно, не только Молдавия не присоединилась к России, а и Малороссию на первое время удалось присоединить не всю. О войне же с турками для освобождения от их ига православных народностей, о чем мечтал патриарх Паисий и ради чего он так деятельно и горячо вмешался в тогдашние политические дела и отношения, Россия в то время не могла и думать.

Посещение Москвы Иерусалимским патриархом Паисием не осталось бесследным и в других отношениях. В это время русское правительство занято было мыслию учредить в Москве греческую школу, преподаванием в которой заведовал бы вполне надежный православный грек, приисканием которого оно в то время и занималось. Между тем в свите приехавшего в Москву патриарха Паисия оказался его дидаскал, старец Арсений, человек ученый и к тому же знавший русский язык, что было особенно важно. С согласия патриарха Паисия государь оставил Арсения в Москве «для риторического учения». Но, приехав в Путивль, Паисий, как мы видели, прислал на Арсения известный нам донос, вследствие которого Арсений вместо школы попал на Соловки под строгий начал. Тогда государь поручил патриарху Паисию приискать на Востоке другого православного учителя, который бы «не имел никакого пороку в благочестивой вере и был бы далече от еретиков». Паисий обещал исполнить это требование царя и в 1653 году, как увидим, прислал в Москву греческого учителя.

Приезд в Москву патриарха Паисия выдвинул у нас с особою силой и другой в высшей степени [С. 163] важный вопрос: о разности некоторых русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими. Как известно, русские с течением времени порознились с греками в некоторых церковных чинах и обрядах, самые богослужебные книги их, как печатавшиеся со списков неодинаковых и не одного времени, оказались также в некоторых отношениях между собою не сходными. На это обстоятельство обращали внимание и русские, и приезжавшие в Москву за милостынею греческие иерархи. Некоторые из последних старались внушить русским, чтобы они держались одинаковых с греками церковных чинов и обрядов. Так, еще предшественник Паисия, патриарх Феофан, будучи в Москве, убеждал здесь «единомудрствовати о еже держатися старых законов греческаго Православия и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися». В этом же направлении и с особой энергией и успехом действовал в Москве и патриарх Паисий. Он вел беседы с самим государем о посте в святую Четыредесятницу, а с патриархом Иосифом «учинил соглашение» об этом, подавал свое мнение о времени совершения литургии и, вероятно, по другим вопросам. Но особенно важно и богато было своими последствиями знакомство Паисия с Никоном, тогда еще архимандритом Новоспасского монастыря, а потом митрополитом Новгородским. Паисий с разрешения государя нередко стал видаться с Никоном, много с ним беседовал, причем обращал внимание Никона на некоторые особенности русских обрядов, несогласные с тогдашними греческими, и убеждал его привести русские обряды в полное соответствие с тогдашними греческими. Эти беседы с патриархом Паисием произвели на Никона глубокое [С. 164] впечатление и возбудили в нем намерение и решимость, если он сделается патриархом Московским, произвести исправление русского церковного обряда в видах его соглашения с греческим. Никон действительно сделался Московским патриархом. Между тем патриарх Паисий, возвращаясь из Москвы, прибыл в Молдавию в сопровождении старца Арсения Суханова, который в присутствии патриарха Паисия затеял известные прения с греками о вере, всячески усиливаясь доказать, что именно русские сохранили у себя неизменными весь древний церковный чин и обряд, современные же греки в церковных чинах и обрядах отступили от священной старины и ввели у себя разные непозволительные новшества, почему теперь не греки, а русские должны считаться истинными хранителями и представителями чистого Православия. Патриарх Паисий, сам принимавший некоторое участие в прениях, необходимо обратил внимание на воззрения, так резко и решительно высказанные Сухановым во время прений с греками о вере, понял, что они грозят серьезной опасностью единению Церкви Русской с Греческою Вселенскою, и потому решился действовать – напомнить Никону о своих московских беседах с ним. Он послал в Москву назаретского митрополита Гавриила, который должен был посредничать между гетманом и московским правительством, а вместе с тем должен был побудить Никона позаботиться о приведении русского церковного обряда в полное соответствие с тогдашним греческим. Исполняя поручение патриарха Паисия, митрополит Гавриил действительно беседовал в Москве с Никоном, стараясь укрепить его в решимости произвести исправление русских церковных чинов и обрядов, [С. 165] поскольку они были не согласны с тогдашними греческими. Сам Никон потом торжественно заявлял: «Зазирали иногда моему смирению, мне, Никону-патриарху, приходящие к нам в царствующий град Москву, своих ради потреб, святые Восточные Церкви святители: Вселенский патриарх Афанасий и Паисий святаго Иерусалима и Гавриил святаго Назарета и прочие, и осуждали меня много за неисправление Божественнаго Писания и за другие церковные вины, из коих одна, что мы неправильно изображаем крестное знамение двумя перстами… И мы, Никон-патриарх, не только ища пользы себе, но и прочим, по апостолу, дабы им спастись, возбужденные таким обличением, рассмотрев, решились произвести церковные исправления». Таким образом, по собственному сознанию Никона, на исправление русских чинов и обрядов, в чем они не согласны были с тогдашними греческими, побудили его греческие иерархи, приезжавшие в Москву за милостынею, и между ними первое место принадлежит, как мы видели, Иерусалимскому патриарху Паисию и назаретскому митрополиту Гавриилу, действовавшему в Москве по наказу Паисия.

Но посылкою в Москву назаретского митрополита Гавриила патриарх Паисий не ограничился. Из прений Арсения Суханова с греками о вере он увидел, какое важное значение, по крайней мере некоторые, русские придают своим обрядовым особенностям, что ради них они готовы подвергнуть сомнению Православие современных греков. Ввиду этого настояла неотложная необходимость послать в Москву такое авторитетное и сведущее лицо, уполномоченное патриархами, которое бы разъяснило русским ошибочность их взгляда на значение особенностей их обряда, [С. 166] полную несправедливость их подозрительного отношения к благочестию современных греков и которое бы убедило их в необходимости привести русский церковный обряд в полное соответствие с тогдашним греческим. Патриарх Паисий нашел и подходящее лицо, которое, казалось, с успехом могло выполнить возложенную на него миссию побудить русских исправить свой обряд сообразно с тогдашним греческим обрядом. Это был митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий, человек ученый, знавший языки греческий и славянский, ранее уже хорошо известный в Москве, так как он присылал в Москву книги, писанные на греческом и славянском языках и, кроме того, не раз присылал в Москву тайные отписки с разными политическими вестями. При этом Гавриил Власий был уже знаком с теми церковными вопросами и недоумениями, решением которых ему приходилось заняться в Москве, так как он не только был свидетелем прений Арсения Суханова с греками о вере, но и сам принимал в них участие. В рассказе Суханова об этом событии говорится: «Патриарх Паисий говорил Арсению: скажи мне, кто тебе надобен, с кем тебе говорить: даскол Лигаридий или даскол митрополит Власий? Арсений говорил: владыко святый, дай мне кого из своих архимандритов, кого изволишь, а те люди науки высокой были во Цареграде, и во Александрии, и в Риме и многие ереси заводили, и того ради и царство ваше раззорилося… Митрополит Власий Арсению говорил: Арсение, о крестном знамении ни евангелисты, ни апостолы никто не писал, как персты складать: то есть самоизвольное, но токмо подобает крестообразно кресты чтити, а то все добро и ереси, и хулы на Бога [С. 167] никакой в том нет». Значит, из бесед с Арсением Сухановым в Молдавии митрополит Гавриил Власий уже успел познакомиться и с теми церковными вопросами и недоумениями, решать которые ему придется в Москве, и с теми приемами, какие практиковали в подобных случаях русские книжные люди, так что он уже ранее был несколько подготовлен к своей особой миссии в Москве.