Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"

Князю Мышецкому дан был затем наказ, как он должен был вести себя при отправлении им должности пристава при патриархе. Наказ говорит: «А князю Евфиму (вместе с Федором Мякининым) к патриарху береженье держать и над переводчики и над детьми боярскими надсматривать, чтоб патриарху и архимандриту его и старцем и всем его служебником корм давати сполна до росписи[76]76
  Лично патриарху во все время пребывания его в Москве велено было выдавать на каждый день «прут белые рыбицы, прут семжины, да блюдо икры паюсные, да блюдо осетрины, да блюдо белужины, да два блюда пирогов пряженых, щука колодка, две ухи разных переменяясь, калач крупичатой». Питья лично патриарху выдавалось на день «кружка меду вишневаго или малиноваго, кружка меду боярскаго, кружка квасу медвянаго, полведра меду паточнаго, ведро меду княжего. Да из Болыпаго приходу на мелкое: на лук, на чеснок, на масло, на яйца, на крупы, на соль по 5 алтын на день». Всем лицам патриаршей свиты корм и питье выдавались каждому отдельно, причем количество их для разных лиц было различно – более получали высшие лица свиты и значительно менее низшие лица. По особым случаям как сам патриарх, так и вся его свита сверх обычной ежедневной дачи получали еще от государя особый корм и питье. Так, например, патриарху и всей его свите «на приезде» было послано «государева жалованья в почесть корму и питья: 3 кружки меду вишневаго, ведро меду обарнаго, ведро меду паточнаго, ведро меду цеженаго, ведро квасу медвянаго, калач крупичатой, три калача смесных, да людем их по калачу, на 18 блюд ествы добрые».


[Закрыть]. А чего патриарх и в запрос попросит, и им про то сказывать в Посольском приказе, и береженье им во всем к патриарху держать великое, и к нему приходить честно и его чтити потому ж, как и первопрестольника Российскаго государства, святейшаго патриарха Московскаго. Да и того князю Евфимию и Федору беречи, чтоб к патриарху никто не приходил гречан и турчан и иных никаких иноземцов, и его людей никого с монастыря не спущати; а что от патриарха [С. 128] и от митрополитов и от иных властей московских почнут приходить с кормом, – и князю Евфимию и Федору тех людей с кормом пущати велети. А хто иноземцов учнет к патриарху проситься, а патриарх их велит к себе пущати, или патриарх про которых иноземцов учнет говорити, чтоб к нему пущати, – и князю Евфимию о том патриарху говорить, что он про то скажет государевым бояром и посольскому думному дьяку, а без боярскаго ведома таких людей иноземцов пущати он не смеет, покаместа он, патриарх, у государя будет. А буде патриарх спросит о летех и возрасте великаго государя, царя и великаго князя Алексея Михаиловича всеа Ру сии, и им говорить: великий государь наш, царь и великий князь Алексей Михаилович всеа Русии самодержец, его царское величество, ныне в совершенном возрасте – двадцать лет, и дородством и разумом и красотою лица и милосердым нравом и всеми благими годностьми всемогущий Бог украсил его, великого государя нашего, его царское величество, хвалам достойнаго, паче всех людей, и ко всем людем, к подданным своим и к иноземцам, его царское величество милостив и щедр, и наукам премудрым философским многим и храброму ученью навычен, и к воинскому ратному рыцарскому строю хотение держит большое, по своему государскому чину и достоянию. А ныне Бог подаровал ему, великому государю нашему, его царскому величеству, сына, а нашего государя благовернаго царевича и великаго князя Димитрия Алексеевича, и нам всем, царскаго величества подданным, радость и веселье велие!» А если патриарх спросит, в каких отношениях государь теперь находится со всеми окрестными государями, говорить, [С. 129] что в дружбе. А если патриарх спросит о таких делах, про которые не сказано в наказе, «то ответ держати по делу и говорити посольскими речьми учтиво и остерегательно, чтоб государеву имяни было к чести»; а если приставу вовсе не следует о чем-либо говорить патриарху, то в таких случаях он должен заявлять, что был в дальной службе, возвратился недавно и тех дел не знает.

27 января совершился въезд патриарха Паисия в Москву согласно с составленным ранее церемониалом, а 29 января приказал государь послать к нему спросить его от имени государя о здоровье и поговорить с ним о делах думного дьяка Михаила Волошенинова. Последний, придя к патриарху, говорил: «Великий государь, царь и великий князь Алексей Михаилович, всеа России самодержец и многих государств государь и обладатель, его царское величество, воздаючи честь тебе, святейшему Паисию, Патриарху Святаго Града Иерусалима и всеа Палестины, прислал своего царскаго величества думного дьяка меня, Михаила Волошенинова, и велел тебя спросить о твоем здоровьи: здорово ли еси дорогою ехал, и зде во здравии ль и во спасении пребываешь?» «И патриарх говорил, что он милостью Божиего и великаго государя, царя и великаго князя Алексея Михаиловича всеа Русии, жалованьем в дороге ехал и зде в Москве живет, дал Бог, в добром здоровьи, да и в Иерусалиме-де он жил его государским милостивым заступлением и призрением». «И бил челом государю патриарх, чтоб государь его пожаловал, велел ему быть у себя, государя, и видеть свои царского величества очи». В то же время патриарх просил Волошенинова, чтобы его из Чудова монастыря, где он угорает и где ему [С. 130] со свитою тесно, перевели на Кирилловское подворье, что и было исполнено.

«Патриарх говорил разговором: приехал-де он к великому государю для того, что в Иерусалиме Гроб Господень в великом долгу, а оплатиться нечем, и он-де для искупления Гроба Господня – для милостыни приехал бить челом государю…

И он-де, патриарх, едучи в Польской земле, в Виннице и в Шаре городе и в иных городех и до Киева, поляков крестил многих (?) и им говорил, чтоб они вперед на православную христианскую веру не посягали. И как-де он, патриарх, был в Киеве и приказывал от себя гетману Хмельницкому, что он человек крестьянские веры, а сложась с бусурманы, многие христианские крови пролил, а ему-де было о том мочно сослаться с царским величеством. И гетман-де писал к нему, патриарху, что ему о помощи писать было неколи, а покаместо было им о помочи писать, и ляхи б их всех побили и веру искоренили, и он-де, по ссылке с татары сложася, против поляков за православную христианскую веру стоял. Да гетман же Хмельницкий писал к нему, патриарху, что он ко государю о помочи писал, чтоб он, государь, ему, гетману, на поляков помощь велел учинить и войною на них с своей стороны послал и свои городы, которые от Московскаго государства к ним, полякам, отошли, их поймал; и он-де, гетман, с своей стороны, с войском на поляков пойдет же и ему государю помогати учнет; а только бы-де государь на то изволил, что свои государевы городы у поляков отымать, и он бы де, гетман, все городы и до Смоленска под государеву руку подвел, и он-де, великий государь, помощи им, черкасом, [С. 131] учинити и городов у них взяти не изволил. А ныне они, гетман, и все войско запорожское велели ему, патриарху, бить челом царскому величеству, чтобы он, великий государь, изволил войско запорожское держать под своею государскою рукою, а они, черкасы, будут ему, государю, как есть каменная стена, и чтоб он, государь, им помощь учинил ратными людьми, а они, черкасы, ему, государю, вперед будут надобны. И он-де, патриарх, Хмельницкому говорил, чтоб они всегда искали царские милости. И гетман говорил, что он весь в его государеве воле; как государь велит, так он и делать рад. И о том-де у гетмана будет сейм, а с сейму пришлет ко государю послов, а что на сейме приговорит и с каким делом ко государю гетман послов пришлет, того-де он не ведает. Да он-де, патриарх, как у них, черкасов, был, и он всю их мысль видал, что они под государевою рукою быти желают». Заявил патриарх при расспросах и следующее: «На то-де он, патриарх, слышал у Хмельницкого: как они, черкасы, с поляки помирятся и им, сложась с крымскими татары, итти многими людьми на турскаго чрез волоскую и мутьянскую землю, а волоской и мутьянской будут с ними ж, а только-де волоскому и мутьянскому с ними на турскаго нейти и им самим от них, черкас, и от татар опасенье большое, потому что ныне у них малолюдно, многие побиты от венециана и меж себя междоусобие».

О себе и о делах Святого Гроба патриарх заявил: «Он учинился во Иерусалиме в патриарсех на патриархово на Феофаново место тому ныне 4 года; а как он ныне поехал из Иерусалима, и он-де приказал после себя ведать духовные дела вифлиомскому митрополиту, [С. 132] а мирские дела иным своим приказным людям. А поставляют-де Иерусалимских патриархов Вселенские патриархи – буде коли который патриарх прилунится, а коли патриарха не случитца, ино Иерусалимские патриархи поставляемы бывают от вифлиомского митрополита и от иных властей».

«А православным Христианом ко Гробу Господню приходити довольно, а кому-де у Гроба Господня случитца помолиться и с них емлют турки по 7 ефимков с человека. А на Гроб-де Господень благодать Святаго Духа небесным огнем сходит по-прежнему в Великую субботу: стоит-де у Гроба Господня 800 кандил, и турки-де те кандила все погасят в Великую пятницу, а в Великую субботу на вечерни отомкнут турки Гроб Господень, а с него, патриарха, снимут сак и коруну, и как на вечерни учнут пети литью и в то время входит патриарх ко Гробу Господню, а турки тут же входят и осматривают Гроба Господня – сшел ли на Гроб Господень огнь с небеси, и будет еще не сшел, от Гроба Господня выходят и ожидают, как на Гроб Господень огнь с небеси сойдет. А как огнь с небеси сойдет, и перво-де от того огню засветится в паникадиле христианском, которое стоит над Гробом Господним, свеча, а потом на камени, что на Гробе Господни, а потом по всему Гробу Господню рассыплется, что краплины, и от того-де огня он, патриарх, засвечает свечи и дает во весь мир. И было-де единова, что Софрония, патриарха Иерусалимского, как он из Царягорода приехал, турки в Великую субботу не хотели пустить в церковь, а просили у него за то подарков больших, и он им в том отказал и подарков ничего не дал, – и он-де то видел и вне церкви, как огнь [С. 133] с небеси в церковь на Гроб Господень сшол. Да в некое-де время прилунилось быть армянскому празднику – великому дню вместе с христианами, и они-де дали туркам 20 000 ефимков, чтоб им отпечатать Гроб Господень, чтоб огнь с небеси сшед на Гроб Господень при них – армянах. И как-де Гроб Господень отпечатали, и огнь-де с небеси при них на Гроб Господень не сшел, а сшел на руки и засветило свечи у некоторой инокини, которая прилунилась в то время в церкви Воскресения Христова[77]77
  Русские сильно интересовались небесным иерусалимским огнем и его свойствами, хотя относительно последнего очевидцы и разногласили. Так, русский паломник Василий Гагара (1634–1637 гг.) говорит: «Огнь же небесный багровиден, а не как прочий огнь естествен от земнаго огня. Аз же, Василий, у митрополита зажег в едину руку двадцать свеч и нача браду свою палити тем огнем, и не един от влас брады моя погибе и не сгоре; и аз грешный токмо уверовал, что небесный огнь есть, како не сожгло брады моея от огня какова бывает от естественнаго огня, что многие вещи пожигает; такоже и в другоряд и в третий палил браду свою, и никакоже прикоснулся огнь власом моим. Аз же, Василий, прощения просил у митрополита в том, что неверованием одержим был, чаях, что греки тот огнь составляют своим умышлением, а не небесный огнь сходит с небеси» (Сахаров И.П. Сказания русского народа. Ч. 2. М., 1837. С. 120). Иона Маленький, вместе с Арсением Сухановым посетивший Иерусалим в 1652 г. и видевший весь обряд при схождении небесного огня, замечает только: «А того не ведомо, как у него (патриарха Паисия) те свещи засветятся: огнь вещественн, как есть огнь». Сам Арсений Суханов, описывая церемонию небесного огня, не говорит того, как он появляется и каковы его свойства (Белокуров С.А. Арсений Суханов Т. 1. С. 290). Когда в 1653 году живший в Москве сербский митрополит Михаил отправился на поклонение святым местам, то ему дано было поручение разведать относительно небесного иерусалимского огня все пообстоятельнее. Воротившись в Москву 16 сентября 1657 года, Михаил дал такое показание о своих разведках относительно небесного иерусалимского огня: в Великую субботу перед вечернею, как пришло время идти в самый Гроб Господень, наместник патриарший (а самого патриарха не было) и он, митрополит, ходили около палатки трижды с незажженными свечами. Наместник вошел внутрь Гроба, и хотя давал митрополит почесть немалую турчину, чтобы ему войти в Гроб вместе с наместником, но он заказал турчанам, чтобы опричь его не пускать во Гроб ни митрополита, ни кого-либо иных, и дал им за то почесть большую. Наместник, войдя внутрь Гроба один, затворил за собою двери, был там полчаса и вынес с собою свечи зажженные, говоря, что они засветились от Гроба Господня действием Святого Духа, и раздавал свечи сии митрополиту, армянскому патриарху и прочим людям. «И митрополит-де Михаил того огня испытывал, и от него-де жар и палит так же, как и от прочего вещественного огня»; а каким образом у наместника патриаршего возжегся огнь у Гроба Господня, он не ведает, потому что его, митрополита, туда не пустили, а уже только по выходе наместника входил он и прочие люди для поклонения (Греческие дела 7166 г. № 3).


[Закрыть]. И во [с. 134] Иерусалиме-де есть люди десяти разных вер, только-де они, православные христиане, с ними совету не имеют и церковь христианская их не приемлет». Кроме того, патриарх говорил, что в отсутствие его из Иерусалима во время Пасхи, на вечерне Светлого Христова Воскресения, огнь с небеси на Гроб Господень сходит таков, как и при нем.

О своих отношениях к другим патриархам Паисий объявил: «А Вселенские-де три патриарха, Александрийской, Антиохийской и он, Иерусалимский, меж себя советы держат, покаместа и свет стоит, и меж себя ссылаются, а у Цареградскаго-де патриарха с своими властьми живет временем смута и почасту ему живет перемена. А папа-де наперед сего к Иерусалимским патриархом присылывал, да как отняли у него, папы, Вифлиом и с тех-де мест у папы с ними, патриархи, ссылка перестала». В заключение патриарх Паисий предъявил привезенную им для государя, государыни и всей царской семьи святыню[78]78
  Патриарх Паисий привез с собою святыню и подарков для государя: «складни – писано Спасов образ, а на другой стороне Богородица с Предвечным Младенцем, а позади Никола Чудотворец на золоте; крест резной древян со многими праздники; мощи св. Меркурия, мощи св. Пантелеймона, мощи св. Феклы; из разных мест святая земля: от святаго Вифлиема, где Христос родился, земля от Иордана-реки, от горы, где постился Христос 40 дней, от святые Голгофы, от Святаго Гроба Господня; чертеж Святаго Града Иерусалима со всеми Святыми Месты; свечи – святаго огня схождение; поясы – мера Святаго Гроба; святая вода из Иордана-реки; ладан росной, четки от Святых Мест неранжевые; водка свероборинная, водка неранжевая; бархат веницейской цветной серебряной; два полотенца шиты золотом волоченым; сорочка тонкая турская; полотенце большое; масло от Иерихона-града лечебное; мыла большие; сахару леденцу две коробки; два венчика веницейских». Государыне и членам царской Семьи Патриарх также привез от святых мест воду, землю, свечи, а затем мыла, атласы и т. п.


[Закрыть].

[С. 135] Четвертого февраля государь назначил быть у себя Иерусалимскому патриарху Паисию со свитою, да из Иерусалима же монастыря св. Саввы Освященного архимандриту Неофиту, да македонской земли Никольского монастыря архимандриту Гавриилу.

Представление патриарха государю совершилось по определенному, ранее составленному церемониалу. Государь ожидал пришествия Паисия в золотой палате на своем царском месте в царском платье, диадиме со скипетром в руках, а около него бояре, окольничие и дворяне большие были в золотном платье. В проходной палате дворяне и дьяки из различных приказов были также в золотном и цветном платье, равно как и дворяне, и дети боярские, и подьячие всех приказов, стоявшие по крыльцу до благовещенской паперти. А у собора Благовещения стрельцы трех приказов в чистом платье стояли в Кремле без ружья – от благовещенской паперти до соборной церкви Успения Богородицы и по мосту до Кирилловского подворья и святых ворот, где надлежало идти патриарху. Когда патриарх входил на крыльцо, то, по государеву указу, его вышли встретить из проходной палаты против средней лестницы окольничий князь Василий Ахамашуков-Черкасский и дьяк Мина Грязев, а при входе патриарха в царскую палату явил патриарха государю окольничий князь Федор Федорович Волконский. Государь, встав, встретил патриарха от места с полсажени, и благословил патриарх государя, причем патриарх поцеловал [С. 136] государеву руку, а государь спросил патриарха о спасении. После этого патриарх сказал государю следующую речь:

«Благочестивому, православному, Богом венчанному, державному, милостью Божиего великому государю, царю и великому князю Алексею Михаиловичу, всеа Русин самодержцу и многих государств государю и обладателю, смирение наше молит вседержителя Бога и святаго и живодавнова Гроба Господа нашего Иисуса Христа, да подасти вашему царскому величеству здравие, благоденствие, умножение на всякое благое, державу и победу на врагов видимых и невидимых, душевное спасение и телесное здравие в бесконечные веки аминь.

Слышачи мал и велик достохвальное имя мудрости, и великолепие, и добродеяние, аще и юн сый в возрасте своем царь Соломон, но велию благодать дарова ему Царь царей и Господь, восприбегали ото всего свету с великою радостью и желанием видети и восприяти пресветлое лице его и слышати гласа его, и то имели великое дарование себе. Такожде благочестивый, христианский, Богом почтенный царю и самодержцу Московский и всеа Руси, государь и великий князь Алексей Михайлович, слыша и мы, богомольцы ваши, преславное и похвальное имя, добродетельное, разумное и Богом дарованное, им же никтоже не украшен, токмо святое ваше царствие бысть, и сего ради мы не устрашилися путных трудов, не побоялись погибели морские, разбойников, ни воинских людей, но приехали есми с великою радостью получити (видети?) Богом почтенное лице державного вашего царствия в юне возрасте, а в старости смышленаго разума, аки Соломон от святости подорован. Христианский [С. 137] царю! ино вам даровал великодарный Господь толикой дар милости и благословити вас, якож и преже мене блаженные патриарси бывших благочестивых царей и самодержцев, дедов и прадедов превысочайшаго вашего царствия, благословили. Пресвятая Троица – Отец, Сын и Сбитый Дух, едино царство и господство, благословит державное ваше царствие, да умножит вас превыше всех царей и покажет вас победителем и одолетелем на сопротивных видимых и невидимых врагов, якоже и древних и новых царей – царя Давида, царя Езекия и великаго царя Константина, да утвердит вас и умножит лета во глубине старости, благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великаго царя Константина, прадеда вашего, да освободишь народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей, что поедают немилостиво; да будеши новый Моисей, да освободиши нас от пленения, якоже он освободил сынов израилевых от фараонских рук жезлом, знамением лестнаго животворящаго креста. Якоже соблюл Господь невредимо трех отроков от пещи огненной и пророка Даниила от лютых львов, такоже соблюдет и святое ваше царствие от всякаго зла и ото всякаго видимаго и невидимаго врага, да подаст вам всякое благое небесное и земное, и потом во глубокой старости сподобит вас святому его царствию и в лик благочестивых и православных царей праотцев ваших, якоже и великого царя Константина, что он бысть первый сорудитель, и освободил сбитый и живодавный Гроб Господа нашего Иисуса Христа не токмо супротивных православные христианские веры, и еще от ненавистников и еретиков и агарян, и сего [С. 138] ради нарекся от святых отец равноапостолом. О сем молим державной силе Господней, також и великое ваше царствие, воспомянеши и призриши прежних деяний, и как ныне пребывает сия святая наша Церковь, мати всем Церквам, изобижена и попираема от безбожных насильников-агарян и супротивных еретиков, для своей славы, и сего ради великое ваше царствие покажеши и объявиши милость и помощь к сей божественной нашей Церкви, получинш и будеши имети такое же имя равноапостолом царя Константина».

После речи окольничий князь Федор Федорович Волконский явил государю от патриарха святыню, перечисленную нами выше. Государь приказал принять сии священные дары казенным дьякам, а патриарха пригласил «сесть на лавке на правой стороне от себя меж окон». Затем явлено было патриарху государево жалованье через того же окольничего Волконского: «кубок серебрян золочен, бархат черн, бархат вишнев рытой, атлас гвоздичен, атлас таусик, камка зелена, камка вишнева, два сорока соболей, денег 200 рублей», а всего патриарху дано на 426 рублей[79]79
  На наши деньги несколько более шести тысяч.


[Закрыть]. Когда патриарх пошел из царской палаты, государь провожал его до тех же мест, где встретил, а бояре, и окольничие, и думные люди провожали патриарха из палаты в сени до дверей, что на красное крыльцо, и у патриарха благословлялись все; а встречники провожали до тех же мест, где встречали.

От себя государь указал идти патриарху в соборную церковь Успения Богородицы к святейшему Иосифу, патриарху Московскому и всея Руси. Патриарх [С. 139] Иосиф в то время готовился к служению в соборе и уже был во всем святительском облачении на устроенном месте, как чин ведется в службе; а от патриарха к амвону по обе стороны стояли митрополиты, архиепископы и епископы в святительских облачениях. Архимандриты, игумены, протопопы, попы и дьяконы были в саженых ризах. Патриарх Иерусалимский, пришед в собор, прикладывался к образам и чудотворцевым гробам и, обойдя всю церковь, дошел до ризы Господней, к которой и приложился, а затем подошел к Иосифу-патриар-ху, который встретил его, сшед с своего места на сажень, и меж собою во Христе целовались. Иосиф спрашивал Иерусалимского патриарха о здоровье, молвив: «Святейший патриарх Паисий Святаго Града Иерусалима и всеа Палестины во здравие ли и во спасение пребываешь»? После сего ходили к Иерусалимскому патриарху принять благословение митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протопопы и попы, которые с патриархом Иосифом в соборной церкви к службе были готовы. Певчие были государевой большой станицы. Паисию приготовлено было особое место: по правую сторону заднего столпа положены были ковер и орлец. Когда начали служить обедню, патриарх Паисий «говорил переводчику Ивану Боярчикову, что он, патриарх, той же православной христианской веры и чтоб ему в литургию стояти в олтаре и службы посмотрити». Об этом желании Паисия доложили Иосифу-патриарху. «И по выходе с Евангелием Иосиф-патриарх выслал из алтаря по Иерусалимскаго патриарха дьяконов и поддьяконов, а велел Иерусалимскаго патриарха взяти к себе в алтарь царскими дверьми, а во алтаре построено ему место у царских [С. 140] дверей от алтаря с правой стороны, и на том месте Иерусалимский патриарх стоял во всю обедню на орлеце». После обедни Паисий опять прикладывался к образам, к ризе Господней, к чудотворцевым гробам и, простясь со святейшим Иосифом-патриар-хом, пошел из церкви к себе, а провожали его до саней патриарший боярин Василий Федорович Янов, да дьяк, да пречистенский (соборный) ключарь.

22 февраля вследствие просьбы патриарха Паисия государь велел его отпустить со всею его свитою в Троицкий Сергиев монастырь помолиться. У Троицы царь указал сделать Паисию такую же встречу, какую обыкновенно оказывают там московским патриархам, т. е. «архимандрит, попы и дьяконы, – говорит царский наказ, – были б в саженых ризах и пели б вечерню и всенощное, учиня которому святому празднество, и почесть бы патриарху учинили против прежняго Иерусалимскаго патриарха Феофана, также и архимандритом, и старцом и всем служебником, которые с ним, патриархом, будут, любовь и приятельство показали; а на завтрее б учинити на патриарха стол большой и еству велети ставить на серебряных блюдах, а питье в кубках и братинах серебряных, чтоб им во всем оказаться довольством стола». Кроме того, царский наказ повелевает троицким властям оделить патриарха и всю его свиту дарами, какие даны были прежде патриарху Феофану.

Перед наступлением Великого поста патриарх Паисий прислал в Посольский приказ лист, в котором, рассуждая о важности поста, желает государю провести его «здраво и радостно и невредимо» и «соверша чисто сей святый путь, потом видети свет Святаго Воскресения». В конце своего рассуждения [С. 141] патриарх пишет и следующее: «Еще пребываючи аз при вашей милости в прошлые дни, говорил есми со преподобным архимандритом спасским Никоном, и полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный, и досуж, и верный царствия вашего; прошу да будет имети повольно приходити к нам беседовати по досугу, без запрещения великаго вашего царствия». После поставления архимандрита Никона в Новгородские митрополиты Паисий снова прислал в Посольский приказ письмо, в котором восхвалял государя за такой удачный выбор. «Похваляем благодать, – пишет Паисий царю, – что просвети вас Дух Святый и избрали есте такого честнаго мужа, преподобнаго инокосвященника и архимандрита господина Никона, и возведе его великое ваше царствие на святый престол святые митрополии Новгородские, и он есть достоин утверждати Церковь Христову и пасти словесныя овца Христова, якоже глаголет апостол: таков нам подобаше архиерей, и будет молити Бога о многолетном здравии великое ваше царствие». В заключение Паисий выражает желание, если позволит государь, подарить Никону одну мантию от святых мест.

Не с одним только Никоном вел беседы Паисий по разным церковным вопросам, но и с самим государем, а также и с патриархом Иосифом он «учинил соглашение». В письме от 15 февраля Паисий пишет государю: «Относительно святой Четыредесятницы царствие твое изволило послать своего боярина спросить нас, чтобы мы относительно ее учинили соглашение со святейшим патриархом, братом и сослужителем; и я сказал, что в продолжение всего года должна совершаться божественная литургия в два [С. 142] часа, а в святую и великую Четыредесятницу, которой научил нас Господь наш Иисус Христос, должно поститься до отпуста вечерни, так как она есть одесятствование всего года, дабы исповедывались христиане для заглаждения грехов и очищения душ, если что они содеяли во весь год. И, как говорят божественные законы и устав, мы не должны ни прибавлять, ни исключать что-либо из установлений святых апостолов и святых отцов. Я же, долгоденствующий царь, сказал твоему боярину, чтобы было так, как решено тобой, ибо в праздник святаго я спросил твое царствие о литургии, и ты приказал, как пишет устав. И мы его неуклонно держимся, а новшества отвергаем; и святую Четыредесятницу мы должны соблюдать по мере сил. Если народы, не имеющие закона, делают законное, то тем более мы, православные, должны делать это. Ия, услышав царское твое слово, что указал следовать уставу, очень возрадовался; и поэтому-то я и сказал: как твое изволение, так как мы должны содержать не иное что, как то, чему научили нас святые апостолы и что узаконили Соборы святых отцов».

Второго марта патриарх Паисий прислал в Посольский приказ грамоту к государю, в которой писал: «С надеждой помыслил писати державному вашему царствию, благочестивый царю, яко ты еси похвала и слава всем благочестивым христианам всего света, и славу благочестивого великаго вашего царствия имеем якоже солнце, освещающее весь мир своими лучами. Единый человек, многолетный царю, да воспросит единый дар от Бога с молитвою, со слезами и с молением, и то есть возможно восприяти прошение его; такоже и аз восприбегаю к милости [С. 143] и милосердию великого вашего царствия: мочь имеете освободити сию святую великую Церковь, что погибает от еретиков и до вся дни поборающе дарами ко агаряном, для взятия святых поклонных мест от наших рук; а мы труждаемся день и ночь, да не будет посрамления православным Христианом. Сего ради молим державному великому вашему царствию, да не отбудет великая ваша милость от тех святых и богостепенных мест, да тут бысть спасение наше: тут прорекоша пророцы воплощение Христа Бога нашего, ту во всяком Вифлееме родися и во Иордани крестися и на Елеонской горе вознесеся, и в сей божественной церкви распяся и погребен и воскресе, и ту же паки приидет вторый и страшный Его суд и воздаяние всякое по делам его, и ту будет восприяти благая своя. Воспомяни, великое ваше царствие, великаго царя Константина и его матерь св. Елену, что они соорудиста Святой Гроб и Святой Вифлеем и все поклоняемыя Святыя Места и монастыри, и ныне, во времяни вашего великаго царствия, да освободите Святой Гроб и церковь Христову, да наречешися и будешь воспомянен новый царь Константин, да услышишь и сподобишися гласа Господня: приидите благословении Отца моего! да возмогу и аз ехати к престолу моему на упокой и буду молити Бога день и нощь о здравии и о спасении царствия вашего. Еще молим и о сем: аще будет произволение великаго вашего царствия, да повелите святым архиереем и святым монастырем и пресветлым вельможам, да воспомянути Святому Гробу, понеже великое ваше царствие речет – и бысть, да будете имети славу и похвалу от всего мира».

Обращался патриарх с просьбой о милостыне и к членам царской семьи. Царице Паисий писал: [С. 144] «Покажи милость свою… как вам Бог известит – ризами или церковными сосуды по вашему произволению». Царевне Ирине Михайловне патриарх предлагал на выбор одарить его «ризами, или иконами, или сосуды церковными, как вам Бог известит». Царевну Анну Михайловну просил пожертвовать «хотя ризы ерейские или архиерейские, или иным, и сосуды церковными, как вам Бог известит». Икон, риз и сосудов церковных просил Паисий и у царевны Татьяны Михайловны.

После Пасхи патриарх Паисий прислал в Посольский приказ челобитную государю о своем отпуске в Иерусалим. «Потому что, – писал он, – еретики тех мест нас ненавидят и не перестанут нечестивые тех наших святых мест обижать повседневно, потому что ныне им непомешка во всем изобижати тех наших святых мест для того, что я оттоды давно отъехал, и того для ныне им во всем пространно стало изобижать тех наших святых мест… Только для утеснения, и долгу, и обид, и налог еретических, яко выше сего писано, поспешаю ехати». Вследствие этой челобитной указом 5 мая государь приказал быть у него на другой день патриарху Паисию на отпуске, который и состоялся 6 мая. Государь принимал патриарха в золотой палате со скипетром в руках, в диадиме и царском платье, при той же обстановке и при соблюдении тех церемоний, какие были и при приеме патриарха «на приезде». Думный дьяк Михаил Волошенинов от имени государя говорил между прочим: «А яже о насилии святым местом от безбожных турок содеваемая, и сие с болезнию душа и сердца нашего слышим, но воли Божией противитися никто же может, той бо весть, яже [С. 145] ко спасению нашему устрояти. Обаче же непрестанно попечение о сем имеем, чтоб Господь Бог Свой праведный гнев отвратил и Святой Гроб, о нем же и святый Град Иерусалим, возвратил в руце благочестивых царей, еже и уповаем на щедроты Его, яко, по наказании, восхощет паки помиловати люди Своя, и очи наши возведет на первообразное. А ныне мы, великий государь, по вашему прошению, тебя, святейшаго патриарха Паисия, отпускаем во Святой Град Иерусалим. А мы, великий государь, вас, отцов и богомольцев наших, в забвении не учиним и нашим царским жалованьем милостыню, аж даст Бог, вперед не оставим». Затем дьяк объявил патриарху государево жалованье «на милостыну и на искупление святому животворящему Гробу Господню собольми на 4000 рублей». Лично же самому патриарху Паисию на отпуске дано было государем разных подарков столько же, сколько и на приезд, т. е. на 427 рублей. Кроме того, «Паисею же патриарху дано в трех столех, как был у государя и велик день и на ево государевы и на царицыны имянины, на 274 рубли, на 20 алтын, 3 деньги».

Как мы видели, еще 29 января патриарх Паисий заявил в Посольском приказе, что гетман Хмельницкий и все войско казацкое уполномочили его просить государя, чтобы он оказал им помощь войском в борьбе с поляками и чтобы принял их под свою высокую руку. Когда 6 мая Паисий был на прощальной аудиенции у государя, он, вышед из царской палаты, послал пристава князя Мышецкого просить государя, чтобы государь прислал к нему своего боярина, которому он объявит «государево тайное великое дело». Государь выслал к Паисию боярина [С. 146], дворецкого Алексея Михайловича Львова и думного дьяка Михаила Волошенинова. Паисий заявил посланным, чтоб ему объявлено было решение относительно привезенного им предложения о казаках. 9 мая Львов и Волошенинов были у патриарха Паисия и говорили ему, что они доносили дело государю и тот указал им передать патриарху, «что его царскому величеству своих государевых ратных людей на помочь войску запорожскому за вечным докончаньем дати и войска запорожского с землями в царского величества сторону принять нельзя, и вечного докончанья никакими мерами нарушить не мочно. А будет гетман Хмельницкий и все запорожское войско своею мочью у короля и у панов рады учинятца свободны, и похотят быти в подданстве за великим государем нашим, за его царским величеством, без нарушенья вечнаго докончанья, и великий государь наш, его царское величество, его, гетмана, и все войско запорожское пожалует, под свою царскаго величества высокую руку принять велит». «И патриарх говорил: про то-де, что у царского величества с короли Польскими и великими князи Литовскими и с Польшею, и Литвою вечное докончанье ему, патриарху, было не ведомо; а коли-де меж обоими великими государи и их великими государствы вечное докончанье, и он-де, патриарх, и сам то знает, что ему, великому христианскому государю, его царскому величеству, того вечнаго утвержденья по делу нарушить не мочно, а надобно остерегати. А казаки-де запорожские люди простые, говорят, не знаючи ничего». «И патриарху говорено: а будет черкасом за православную христианскую веру учинитца теснота и гонение, а пойдут они за царскаго величества сторону, и великий государь [С. 147] наш, его царское величество, для православные христианские веры их пожалует, велит принять без земель, потому что после вечнаго докончанья с обе стороны переходить повольно». «И патриарх на государеве жалованьи бил челом, что-де царское величество пожаловал, велел ему о вечном докончаньи объявить, и он на государеве жалованьи бьет челом, и как будет в войске запорожском и он им про то скажет».

Двадцать первого мая патриарх Паисий прислал в Посольский приказ грамоту к государю, в которой извещает, что приехал к нему, патриарху, старец из Иерусалима, который привез к нему письмо о том, какие смуты происходят на христианском Востоке от еретиков, также и о долгах иерусалимских, причем патриарх писал между прочим: «Аще владыко наш вопросишь о царьградских вестях и о турском салтане, и он есть в юне возрасте и будет великая победа во днех его, потому что на великий их байрам ездил молитца ко святей Софеи, и пришед некие христиане, пред ним сняли шапки и кинули, – не возмогли терпеть обид великих и налог, что творят над ними, и говорили: побосурманите-де нас! И так испужалась лошадь под салтаном, и упала с него чалма и с пером, и все турки тому удивилися и возопили: Боже, Боже! и рекли, что царству турецкому вскоре погибнуть. Еще и слыша про Московскаго царя, зело страшны пребывают: чают про казаков, что они делают царским повелением вся сия…»