Текст книги "100 великих тайн Востока"

Золотая Баба

Легенды о сказочных богатствах Севера стали проникать на Русь еще в XI столетии. Побывавшие в Югре, «за Камнем» – за Уральским хребтом – рассказывали про обилие в тамошних краях серебра и пушнины, о том, что там даже «тучи разряжаются не дождем или снегом, а веверицами (белками) и оленцами». И еще рассказывали о том, что в приуральских лесах люди поклоняются «Золотой Бабе» – статуе Великой богини Севера, отлитой из чистого золота…

Слухи об этом «великом кумире» проникли на Русь еще в конце XIV в. В 1398 г. русский летописец, сообщая о кончине Стефана Пермского, писал, что святитель жил среди язычников, молящихся «идолам, огню и воде, камню и золотой бабе». В послании митрополита Симона пермякам в 1510 г. снова упоминалось о поклонении местных племен «Золотой Бабе».

В конце XV века сведения о «Золотой Бабе» достигли Западной Европы. Польский географ Матвей Меховский в 1517 г. сообщал: «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию… находится большой идол Zlota baba, что в переводе означает золотая женщина, или старуха. Окрестные народы чтут ее и поклоняются ей. Никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений. Даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстинку и, благоговейно склонившись, проходит мимо».

Одно из древнепермских изображений Великой богини

Австрийский посол С. Герберштейн, посетивший Московию в 1520-х гг., записал, что где-то за Уралом стоит идол «Золотая Баба» в виде старухи, которая «держит в утробе сына, и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук». Сам Герберштейн «Золотую Бабу» не видел и видеть не мог – ее вообще вряд ли видел кто-либо из европейцев, – но подробно записал рассказ о ней. В частности, он упомянул о таинственных трубах, окружающих изваяние «Золотой Бабы» в ее святилище: «Будто бы она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб».

Англичанин Дженкинсон в XVI в. писал: «Золотая старуха пользуется почитанием у обдорцев и югры. Жрец спрашивает у этого идола о том, что им следует делать, и сам (удивительно!) дает вопрошающим верные ответы, и его предсказания сбываются». Итальянец Александр Гваньини в своем «Описании европейской Сарматии» (1578) сообщает, что идол находится в низовьях Оби и ему поклоняются не только обдорцы (ненцы), но и народы Югры, и другие соседние племена. «Рассказывают даже, – пишет Гваньини, – что в горах, по соседству с этим истуканом, слышали какой-то звук и громкий рев, наподобие трубного. Об этом нельзя сказать ничего другого, кроме как то, что здесь установлены в древности какие-то инструменты, или там есть подземные ходы, так устроенные самой природой, что от дуновения ветра они постоянно издают звон, рев и трубный звук».

Знаменитого уральского идола пытались разыскать еще новгородцы, которые во время своих походов на Югру охотно грабили языческие святилища. Интересовались «Золотой Бабой» и казаки Ермака. Они впервые узнали о «Золотом идоле» от чуваша, перебежавшего в их стан при осаде одного из татарских городищ. Чуваш, попавший в Сибирь как татарский пленник, немного говорил по-русски, и с его слов Ермак узнал о том, что в осажденном им урочище остяки молятся идолу – «богу золотому литому, в чаше сидит, а поставлен на стол и кругом горит жир и курится сера, аки в ковше». Однако казаки, взяв приступом городок, не смогли найти драгоценного идола.

Вторично казаки услышали о «Золотой Бабе», когда попали в Белогорье на Оби, где располагалось самое почитаемое остяками капище и где регулярно совершалось «жрение» и был «съезд великий». Здесь же находилась тогда главная святыня сибирских народов – «паче всех настоящий кумир зде бо», однако ермаковцам не довелось его увидеть – при их приближении жители спрятали «болвана», как и всю прочую сокровищницу – «многое собрание кумирное». Казаки расспрашивали остяков о «Золотой Бабе» и выяснили, что здесь, на Белогорье, «у них молбище болшее богине древней – нага с сыном на стуле седящая». Сюда, в Белогорское святилище, принесли и положили к ногам «Золотой Бабы» снятый с погибшего Ермака панцирь – подарок царя, по преданию, ставший причиной его гибели… Никто из русских или европейских путешественников воочию таинственного идола не видел, поэтому неудивительно, что рассказы о «Золотой Бабе» обрастали слухами и домыслами в зависимости от фантазии рассказчиков. В разных источниках она описывается не одинаково: от 30 см до величины в человеческий рост, одетой в свободные одежды или обнаженной, сидящей или стоящей, с младенцем на руках или без такового.

Все исследователи загадки «Золотой Бабы» неизменно обращают внимание на перемещения ее святилища: северные народы опасались, что идол попадет в руки христиан, и маршрут «Золотой Бабы» полностью совпадает с направлениями распространения русской колонизации. Первоначально, во времена Стефана Пермского (конец XIV в.), «Золотая Баба» находилась в святилищах к западу от Урала. После похода русских войск в Пермь Великую в 1472 г., когда пермские земли официально были присоединены к Москве, лесные волхвы вынуждены были прятать кумира то в пещере на реке Сосьве, то в дремучем лесу на берегах Конды. Затем она очутилась уже за Каменным Поясом, в Обском Лукоморье.

После прихода Ермака священный кумир тщательно скрывали в неведомых тайниках близ низовьев Оби. А дальнейший маршрут, по которому на протяжении столетий «перемещался» идол, по одной из версий, лежит от берега реки Кызым к Тазовской Губе, а оттуда – на горное плато Путорана на Таймыре. Этнограф К.Д. Носиков, в 1883–1884 гг. много плававший по рекам Конде и Северной Сосьве, пишет, что в селе Арентур на реке Конде он повстречался с дряхлым стариком-вогулом (манси), который рассказал ему об идоле: «Она не здесь, но мы ее знаем. Она через наши леса была перенесена верными людьми на Обь. Где она теперь, у остяков ли где в Казыме, у самоедов ли где в Тазе, я точно не знаю». До сих пор в печати время от времени появляются «совершенно достоверные сведения» очевидцев, точно знающих, где хранится «Золотая Баба», а некоторые даже видели ее «своими глазами».

Кого из языческих богов олицетворяла «Золотая Баба»? По одной из версий, речь идет об угро-финском божестве Юмала. Английский историк Д. Бэддли отождествлял «Золотую Бабу» с китайской богиней Гуаньинь. А в начале XX века Н.С. Трубецкой связал образ «Золотой Бабы» с обско-угорской богиней Калтащ (Калтащ-анки у хантов, Калтащ-эква у манси) – «божественной женщиной», «божественной матерью», богиней, дающей человеку душу, покровительницей жизни, деторождения, продолжения рода. В руках Калтащ продолжительность жизни и предназначение человека, она покровительствует женщинам во время беременности и при родах. «В небе главные – Калтащ-анки и Мир-ванты-ху», – считали ханты и манси.

Таинственная «Золотая Баба» до сих пор составляет одну из неразгаданных загадок истории. Рассказывают, что она надежно спрятана в подземной сокровищнице и секрет ее местонахождения передается из поколения в поколение хантскими шаманами вместе с древними тайными знаниями их народа. А вместе с идолом хранится и стальная, окованная золоченой медью кольчуга покорителя Сибири…

В поисках забытых языков Малой Азии

В XIX и XX в. весь мир охватило увлечение дешифровкой древних письменностей, служащих ключом к изучению забытых цивилизаций. Все научные изыскания на эту тему быстро обрастали легендами, вокруг них выстраивались фантастические теории – вплоть до следов внеземного разума. История с дешифровкой хеттской и протохеттской (хаттской) письменности Малой Азии – одна из самых захватывающих в анналах древних цивилизаций.

Француз Шарль-Феликс-Мари Тексье и англичанин Уильям Гамильтон в 1839–1842 гг. сделали списки наскальных изображений около Богазкея и деревни Аладжа – Хююк в анатолийской части Турции. Сочетание изображения и письменных знаков очень заинтересовало исследователей древности. Там же, в Аладжа-Хююке, были обнаружены ворота с огромными сфингами (так правильно именовать сфинксов с женскими чертами) и упомянутые еще Геродотом статуи Ниобы и царя Сесостриса (фараона Сенусерта). Увидев иероглифы, древнегреческий историк счел все эти изображения египетскими памятниками.

Так к жизни стала возвращаться загадочная культура хеттов – народа, некогда населявшего Малую Азию. Существование хеттской державы как одного из крупнейших государств Древнего Востока сначала подтвердилось благодаря успешной дешифровке египетских иероглифов и аккадской клинописи (по-египетски их имя можно прочесть как «хетта», по-аккадски – «хатти»). Ирландский миссионер Уильям Райт, прибывший в Сирию для наставления «неверных» на путь истины, описал, заручившись поддержкой сирийского губернатора Субхи-паши, камни с хеттскими пиктограммами. Губернатор не только смог переубедить местных старейшин, считавших выемку камней со значками плохим предзнаменованием, но и щедро заплатил им.

Загадочные письмена были ни на что не похожи: сочетание фигурок птиц и людей, странные треугольники, квадраты и другие, совершенно непонятные символы. Оттиски с этих камней в конце концов попали в Британский музей. Разглядывая их и размышляя над письменами, профессор-археолог из Оксфорда Арчибалд Генри Сэйс пришел к выводу, что оставившие их люди писали справа налево, а потом слева направо. Согласно его заключению, текст следует читать «бустрофедон», то есть «как пашет вол», прокладывая борозду сначала в одну сторону, затем – в противоположную. Первые научные труды посвятили создателям пиктограмм А. Сэйс, прочитавший в 1880 г. лекцию «Хетты в Малой Азии», и У. Райт, опубликовавший в 1884 г. книгу «Империя хеттов».

Образец хеттской иероглифики

Эти открытия стали настоящей сенсацией. Ведь доказательство реальности легендарного народа, от которого к середине XIX в. не осталось ничего, кроме имени, неведомого даже античным авторам, подтверждало значение Библии как книги исторической. В русском переводе Библии «сынами Хетовыми», «Хеттеями» или «Хеттеянами» назван один из народов Палестины и Сирии. (Именно поэтому ученые сначала считали родиной хеттов эти земли.) Согласно Библии, хетты даровали Аврааму для жены его Сарры лучшее погребальное место в Хевроне, и он «поклонился народу земли той, сынам Хетовым» (Бытие. 23,7). Хеттянкой была мать Соломона.

Вообще Церковь оказала на изучение истории хеттов огромное влияние. Большинство хеттологов проводили свои работы на деньги библейских обществ: искали подтверждение Священному Писанию, как требовал от них заказчик. Но, к сожалению, раскопки велись бессистемно, часто не обозначался не только слой, из которого были изъяты те или иные таблички, но и место находок. Древние артефакты, как правило, приобретались незаконно и в случае угрозы исследователям со стороны властей, полиции, местных жителей или церковных иерархов просто уничтожались. В результате долгое время не могли разделить многие народы, населявшие Древний Восток, и называли всех хеттами.

Во многом современная хеттология обязана немецкому исследователю Карлу Хумману. Нарушая законы, он переправил для изучения в Берлин 82 ящика с 23 рельефами. Изучая его коллекцию, Леопольд Мессершмидт к 1907 г. вычленил в хеттском письме 200 мелких знаков, но расшифровке письмо не поддавалось. Ученые назвали его «хеттским клинописным», в отличие от «хеттского иероглифического», вернее, лувийского, образцы которого также были обнаружены в Северной Сирии и Малой Азии. Как выяснилось в результате археологических раскопок, основная территория распространения собственно хеттов включала в себя не Палестину и Сирию, а центральную область Малой Азии – большую часть Анатолии (современная Турция) и Северную Сирию, а частично и Северную Месопотамию.

Начать дешифровку хеттской клинописи удалось лишь во время Первой мировой войны чешскому востоковеду Бедржиху Грозному. Увлекшись культурой Древнего Востока и поставив себе цель докопаться до исторических корней народов этого региона, Б. Грозный не мог обойтись без изучения богатейших хеттских архивов.

У Б. Грозного, в отличие от «первооткрывателей» египетского и шумерского языков Томаса Юнга, Жана-Франсуа Шампольона, Георга Гротефенда и Генри Роулинсона, не было ни двуязычных текстов, ни древних словарей. Но он хорошо ориентировался в языках Древнего Востока, мог сам писать тексты в духе прежних государств. Это помогало ему полностью «слиться» с автором дешифрируемого текста, притом он старался не вносить туда ничего от себя.

Для начала ученый попытался приписать хеттским словам значения, исходя из их сходства с корнями других индоевропейских языков: хеттское «harmi» сравнивал с древнеиндийским «harmi» («есть»); «daai» – со славянским «дай», «давай»; «para» – с греческим «пара» («подле», «возле»), переводя его как «прочь». «Waatar» он отождествил с английским «water», древнесаксонским «Water», немецким «Wasser», что означает «вода». Так он догадался о значении некоторых слов, но лишь в единичных случаях. Однако этого оказалось достаточно пытливому исследователю, чтобы выявить принципы спряжения хеттских глаголов, то есть изменения их окончаний. И он понял, что начинать надо с конца – с составления словаря окончаний! На это ушел почти год. Одновременно он вел поиск имен собственных, благодаря чему обнаружил переводы еще нескольких хеттских слов на шумерский.

В 1915 г. он опубликовал свой первый набросок хеттской грамматики, а несколько позднее вышло детальное исследование хеттских клинописных текстов «Язык хеттов». Опираясь на его данные, ученые ознакомились с политикой, теологией, дипломатией, законотворчеством, административным устройством и бытом государства хеттов. Хетты вновь обрели «дар речи», и язык их оказался индоевропейским, а не семитским, как было принято считать до работ Б. Грозного.

В 1919 г. Э. Форрер, раскапывая хеттские архивы в Богазкее, пришел к выводу о восьми различных языках, существовавших на территории Хеттского царства. Исследователи смешали культуры Малой Азии: все они – лувийцы, протоармяне, ахейцы (возможно, народ государства Аххиявы, упоминаемого в хеттских и аккадских текстах, и был описан Гомером как ахейцы), ниссенцы (один из народов, населявших острова Средиземноморья), хурриты, каски, хатты и собственно хетты – называются хеттами.

Только в конце XX века «на свет» возвращаются такие государства, как Митанни и Аррарапхэ (точнее, Аррафхэ, что на хурритском, по-видимому, означает «город, принадлежащий дающим»), существовавшие на территории Анатолии в XV–XIV вв. до н. э.

Памятники письменности хаттов не найдены. Часть хаттских текстов была переписана позднее и в искаженном «хеттском» виде дошла до нас, что впервые обнаружил Б. Грозный. Из языка хаттов по этим записям дешифровали имена богов, некоторые титулы и административные должности. Ученым не удалось найти ни одной языковой группы, с которой хаттский язык мог бы быть связан. Кроме имен богов, благодаря хурритам вошедшим в индоиранский язык, к дешифрованным словам хаттского языка относится слово «binu» – «дитя», во множественном числе писавшееся «lebinu».

В.В. Иванов, опубликовавший свои переводы хеттских мифологических текстов в книге «Луна, упавшая с неба: Древняя литература Малой Азии» (1978), предположил, что хаттский язык состоит в родстве с западнокавказскими – абхазским, адыгейским и другими.

В VIII в. до н. э. Хеттское царство пало, и на части его территории возникло Фригийское государство. Найдено лишь немного кратких и обычно не поддающихся толкованию надписей по-фригийски. Однако с VIII в. до н. э. и фригийцы, и греки пользовались практически одним и тем же алфавитом – алфавитом подлинным, то есть передававшим не только согласные, но и гласные. По мнению востоковеда И.М. Дьяконова, внешне он был близок финикийским знакам начала I тыс. до н. э. и не особо походил на другие малоазийские алфавиты (лидийский, карийский, ликийский и прочие).

Клинописные таблички со словами из древних, давно исчезнувших, но все равно поддающихся расшифровке языков – ведь все они существовали и существуют для общения между людьми и развиваются по одним и тем же законам, – содержат тайны былых цивилизаций. Судя по количеству клинописных документов (только хеттских известно свыше 20 тысяч штук), среди малоазийских народов III–II тыс. до н. э. грамотных людей было значительно больше, чем в средневековой Европе. А по количеству библиотек на душу населения, наверное, европейцы нагнали своих предшественников еще позднее. Древнейшая в мире библиотека, некогда стоявшая в царской крепости столичной Хаттусы, была оборудована стеллажами, на которых «книги», в том числе многочисленные переводы, перемежались с табличками-разделителями, указывавшими название, а подробные каталоги содержали информацию обо всех единицах хранения и об их полноте – все ли таблички на месте или остались у нерадивых читателей…

Надпись на неведомом языке

Археологи по-прежнему открывают все новые виды древних письменностей. Так, в последней трети XX в. на севере Афганистана французская экспедиция обнаружила трехъязычную надпись, где наряду с текстами на «мертвых», но дешифрованных языках – кхароштхи (одна из древних индийских письменностей) и бактрийском – выделялась надпись, выполненная «неизвестным письмом».

Позднее сходные письмена нашли и советские ученые: на черепках глиняных сосудов из Туркменистана и Узбекистана и на серебряной чаше V в. до н. э. из кургана Иссык в Южном Казахстане, где был захоронен молодой сакский вождь – «золотой человек». Все эти районы некогда составляли территорию античной Бактрии.

На первый взгляд «неизвестное письмо» производит впечатление отдельных штришков, изломанных линий. При более внимательном рассмотрении становится очевидным, что это знаки, в некоторых случаях соединенные друг с другом. В отношении языка неизвестной письменности высказано немало гипотез: одни считают, что она запечатлела язык древнего населения Джагады, другие полагают, что это язык бактрийцев, перешедших после завоевания их царства кочевниками-кушанами на греческий алфавит.

Есть мнение и о принадлежности этого письма сакам. Важным доводом в пользу последней гипотезы служит находка самого древнего памятника письменности на территории Средней Азии и Казахстана. Правда, требуются дополнительные доказательства того, что «неизвестное письмо» изобрели сами семиреченские саки и активно пользовались им.

По мнению тюркологов, надпись могла быть выполнена руническим орхоно-енисейским алфавитом на древнетюркском, «алтайском» языке. Предлагаются три варианта прочтения текста, причем смысл во всех случаях оказывается совершенно разный: от религиозно-магических благих пожеланий до эпитафий. Хотя некоторые слова совпадают.

И.М. Дьяконов с коллегами – специалистами по истории Передней Азии – пришли к выводу, что две ее строки содержат в общей сложности 25 или 26 знаков, 16 или 17 из которых – разные, что свидетельствует об алфавитном характере письменности. Некоторые из них напоминают буквы арамейского алфавита, хотя по-арамейски надпись не читается. Отдельные знаки могут быть сопоставлены с буквами карийской и других малоазийских письменностей, с буквами тюркского рунического алфавита; однако текст не имеет отношения к древнетюркской рунической письменности. Вполне возможно, что саки Семиречья владели алфавитным письмом, изобретенным на основе арамейского.

Надпись на чаше, обнаруженной в гробнице «золотого человека»

Российский языковед Э.В. Ртвеладзе не исключает, что данная письменность принадлежала центральноазиатским кочевникам юечжам (токарам).

Основу населения Бактрии составляли бактрийцы, а привилегированный слой образовывали греки. Индийские надписи кхароштхи и брахми, соответствующие языкам пракрит и санскрит, оставили индийские этнические группы, чья буддийская религия играла исключительно важную роль в жизни Кушанского государства. Три значительных этноса Бактрии – бактрийцы, греки и индийцы – имели свою письменность каждый. Значит, пятое письмо должно отражать язык народа, также занимавшего в Бактрии и Кушанском государстве важное положение. Подобным народом могли быть юечжи (токары), время переселения которых в Бактрию относится ко второй половине II в. до н. э.