Текст книги "Семейная хроника: сборник рассказов. Том 1"

Был один такой необычный ведущий конструктор Стульников Юрий Васильевич. Получив задание, неделю и более кульман его не шелохнется над чистым листом – он все обдумывает! Другим конструкторам, начальник КБ таких вольностей не давал. Стульникову было можно. Но зато потом, Юрий Васильевич, как начнет «пахать», даже начальник КБ, Селиванов Николай Иванович, начинает тормозить:

– Юра, не режь электродвигатель, это же нормализованный узел! Не делай копировщицам лишнюю работу!

Конструкции его, ничего не скажешь, были интересными. Однажды в обед я стоял и рассматривал его «общую сборку». Придя с обеда, он спросил меня:

– Ну, что, нравится?

Какой, интересно, он ожидал услышать ответ, от рядового конструктора, недавно окончившего техникум и сидевшего на раздеталировке в соседней бригаде? Кстати, раздеталировать – значит вычертить каждую деталь из сборки со всеми допусками и посадками, чистотой и точностью обработки, ну и размерами согласно теории размерных цепей. Я ответил вопреки его ожиданиям:

– Что-то нравится, что-то нет. Ответ его ошарашил.

– И что же тебе, интересно, не нравится?

И я бесхитростно, не обращая внимания на чины и звания, изложил свои соображения. Это его еще больше ошарашило. Он попросил начальника КБ подойти на минутку к чертежу.

– Смотрите, Николай Иванович, что вытворяет современная зеленая молодежь! Наш с Вами вариант попал под обстрел критики. Подшипник скольжения в этом месте ему, видите ли, не понравился. Нужен роликовый упорный. И защиту от агрессивной среды уже придумал. Может быть, мне его взять на защиту в Москву?

– Я не возражаю. Оформляйте командировки. Но, вместо него, дай в бригаду Жене (мой бригадир) своего человека.

Так я в первый раз поехал в Москву. Остановиться в гостиницах нигде не удалось, и Юрий Васильевич повез меня к своим родственникам. Хозяйкой квартиры оказалась Хитяева Людмила Ивановна. Эта удивительная женщина заслуживает отдельного разговора.

РЫБАЛКА

Пенза. 1962 год. Первая половина июня. Канун выходных. Настроение приподнятое. Наконец, долгожданная рыбалка, обещанная Анатолием Ивановичем Ломовцевым. Внешне и по характеру он сильно напоминает Ивана Охлобыстина. В компанию собрались, кроме Анатолия Ивановича, еще его брат Слава, их двоюродный брат Вова Крупский и я. Мы все 1945 года рождения, а командующий парадом – Анатолий Иванович на 6 лет старше нас. Снарядили мотоцикл «М-72», принадлежащий Ломовцевым, и покатили навстречу приключениям.

Речка, куда привез нас Анатолий Иванович, оказалась действительно широкого назначения: и для рыбалки и для всякого рода дуростей, какими набиты были наши головы. В первую авантюру сразу втянул Вовка Крупский, как только увидел обрывистый берег, высотой более 8 метров:

– Надо проверить гнезда стрижей и барабанчиков на этой отвесной стене. Это будет прекрасная наживка для рыбы. Михаил Саныч всегда брал кур на рыбалку. На них, поджаренных на костре, хорошо брали сомы.

Михаил Саныч – это Шолохов. Он жил в 18 км от Вовкиного отца – Ивана Степановича Крупского, который был директором местного лесхоза. С Шолоховым они были близкие друзья, ну и, естественно, позволяли себе всякого рода совместные рыбалки. Когда Вовка был дома на каникулах на Дону, он также участвовал в этих мероприятиях. Свидетельством этого были фотографии. На одной из них он с 70 кг сомом. Голова сома на плече у Вовки, а хвост волочится по земле. Это и стало началом необычной авантюры.

Когда стало совсем темно, а ночи в Пензенском крае безукоризненно темные, все поснимали с себя тренировочные костюмы (синие х/б футболки и штаны, с вечными пузырями на коленях) и связали их все в единую веревку. Я с фонариком в зубах и в одной футболке (чтобы было, куда собирать урожай) стал опускаться по отвесному обрыву вниз на промысел. Остальные трое страховали меня за другой конец «веревки» на верху обрыва.

Сразу же из первой норки на свет фонаря стал выбегать жилец. У самого края норки надо было успеть его поймать. В состоянии аффекта, вероятно, потребовалась вторая рука, которой я держался за импровизированную веревку из тренировок. И из-за этих двух назначений, невыполнимых одновременно второй рукой, я растерялся и, отцепившись, засвистел вниз. Высота была приличной. Горизонтальной подошвы внизу у стенки не оказалось. Иначе, первое, что коснулось бы этой подошвы: рука, нога или голова, могли бы отломиться. Но, оказалось, вода подходила вплотную к вертикальной стене, и я ушел под воду с полным комплектом целых рук и ног и, вероятно, непотопляемой деревянной головой. Вскоре я понял, что мое движение по течению замедлилось. И звезды, двигавшиеся по рваным краям каньона, захороводили. Это значит, что я кружусь на одном месте, и радиус моего вращения становится меньше. Я стал отчаянно отплывать к периферии. Но неумолимая сила, как головку патефона, стаскивала меня в центр. Природа умнее и сильнее. И когда я, выбившись из сил, понял, что это конец, и по верху не уйти, я вспомнил, почему я нырял дальше всех на речке в Кевде, около т. Клавдии.

Секрет был в том, что я нырял до самого дна, и по дну бежал как можно дальше. Если под водой плыть, то расстояние будет много меньше. Мне надо было нырнуть до дна, и по дну убежать, как можно дальше от омута. Собравшись, я нырнул, в надежде добраться до дна. Но дна не оказалось. Только вращение стало еще сильнее, и я не рискнул опускаться еще ниже, и стал с максимально возможной силой уходить в сторону. Я никогда не выпускаю воздух, как другие, когда ныряют. Я его потом глотаю, чтобы подольше пробыть под водой. И когда все мои секреты были израсходованы, и в голове появились такие щелчки своеобразные, как «блокадный» метроном, я понял, что это уже «край» пребыванию под водой, надо всплывать. Эти щелчки – уже сигнал того, что стучится «костлявая», как в фильме «добровольцы» в ситуации с затяжным прыжком. «Потерпи, не раскрывай парашют, ещё немного … пора». Но, … оказалось уже поздно – земля!

Мне еще повезло. В темноте, ведь как в могиле. Не понимаешь, на какой ты глубине и сколько до поверхности. Я всплыл. Отдышавшись, понял по звездам, карусели нет. Дальше, как у ежика в тумане, неси меня река туда, где звезд больше, а, значит, каньон шире или берега положе. Тут будет легче выбраться.

Через некоторое время почувствовал холодную, ледяную воду. Вспомнил, как ловили с Володей ночью «бреднем» карпа у «Ванекина» родника. Володя тащил бредень вдоль берега и в воду глубже, чем по грудь не заходил. А я в ластах и маске тащил второй конец бредня все время на плаву. И в одном месте попалась какая-то зона просто ледяной воды. Я сразу сообразил, это «Ванекин» родник. И он живой и продолжает действовать. Отплыл немного в сторону и все пропало. Замечу, что висеть над колодцем даже в ластах и маске почему-то очень неприятно.

Поэтому, вспомнив этот случай, я понял, что подо мной что-то подобное и постарался поскорее уплыть с этого места подальше. Когда берега оказались положе, я выбрался.

По костру нашел своих. У Толи Ломовцева была какая-то куртка лётная с воротником и свитер светло-коричневый с воротом, как чулок. На меня все это надели и я согрелся.

– Ты где был-то?

– Да, в речке.

– А чего так долго пропадал?

– Да, в какую-то заводь попал.

– Ну, ладно, завтра при свете посмотрим.

По прежним купаниям они знали, что я хорошо нырял и неплохо плавал. Поэтому были спокойны за меня. Не утонет! Утром всех разбудил Толя:

– Вставайте, рыбаки хреновые, всю рыбу проспали!

А сам себя все за голову хватает, и матерится, на чем свет стоит!

– Толя, что случилось?

– Пойдемте, покажу. Как я, старый чудак с буквы «М», поддался на эту авантюру? Ну, эти молодые свистуны со сквозняком в голове! А я-то, я-то?

– Что случилось-то?

– Идите, идите, покажу.

Идем берегом всей командой по направлению течения. Дошли до того места, где ловили стрижей и барабанчиков. Идем дальше. Вдруг река почти под углом 90 градусов поворачивает влево. Посмотрели вниз. Вода ходит по кругу. В центре круга – воронка. Идем дальше. Метров через 40, река снова поворачивает, но уже направо и выстраивается в линию. Т.е. получается, что берег врезался в русло реки буквой «П», и вода проделала себе подземный ход в этой врезке. Здесь, в этой заводи, вода, вращаясь, частично уходила вниз, в свой подземный лабиринт. А там, по ту сторону буквы «П», пологим пирогом поднималась над водой!

– Теперь-то ты понимаешь, в какой заводи ты побывал?

– Понимаю.

– А ты понимаешь, что навечно мог там остаться? И никто, никогда тебя не нашел бы?!

– Ну, вода-то вытащила бы сюда.

– Ты понимаешь, голова садовая, что на таком расстоянии ты бы задохнулся? И где гарантия, что в этом лабиринте нет каких-нибудь выступающих камней, где ты мог застрять?! Ну как я, дурак старый, не пресёк вашу авантюру в самом начале? И ведь даже сам участвовал в ней! И с кого потом был бы спрос? Конечно, с меня, дурака!

Почему я об этом завел разговор сейчас? Обращаясь к молодым читателям, убедительно прошу, думайте о жизни, берегите её. Взвешивайте каждое действие и поступок, и никогда не сдавайтесь в сложной ситуации. Боритесь за жизнь всегда, даже, через не могу!

Не будьте такими легкомысленными! Сдерживайте свою браваду и бесшабашность. Жизнь одна!

Эпилог

Так хотелось побывать снова в этих местах! Но это уже, наверное, невозможно никогда, в связи с инсультом. Отослал этот рассказ участникам этой рыбалки и попросил выслать фотографии тех мест, где всё это было. Но, к сожалению, многократные попытки получить ответ – ничего не дали. Все письма вернулись обратно. На месте прежнего проживания Ломовцевых в Пензе, построен спорткомплекс «Рубин», и они там больше не проживают! Следы потерялись…

ДРОВА

Заготовка дров – одно из важнейших мероприятий у жителей Кевды. Теперь, при магистральном газе, эта проблема умерла. Но было время, когда от дров зависело выживание зимой! Чистку дров в это время уже разрешали – надо только это сделать и привезти дрова. Нам отвели место чистки в «Лещёве». Мы начистили, и когда пришла уборочная, появились всякие прикомандированные для помощи в уборке урожая. Мы и воспользовались их услугами. Командировочные попадались разные. Одни чередовали пьянку с работой, другие квасили каждодневно, без передыха. Такой попался и нам – молодой, но трезвым бывал очень редко. Приехали в лес, стали искать кучу с дровами. Отец пошёл по дороге, водитель поехал за ним. В кузове находились Володя и Толокушкин (т. Нюсин муж). Я сидел с водителем в кабине. Водителя звали Саша. Толокушкин, как водитель-профессионал, видел всю ситуацию, хорошо и заблаговременно предложил водителю свои услуги, но тот, пребывая в хорошем хмелю, отказался. Как показали последствия – напрасно. Отец, зайдя за поворот под девяносто градусов, понял, что ещё рано сворачивать – не доехали, и повернул обратно. Место для разворота машины было не удобным, и водитель решил проехать вперёд до ближайшей поляны. Проехав несколько метров, машина вдруг, неожиданно выехала из леса на край большого и глубокого оврага. Он нажимает на педаль тормоза, но реакции – никакой. Машина по-прежнему едет вперёд. Толокушкин мгновенно сообразил, в чём дело, и сиганул за борт. Володя этого не знал, продолжал стоять и держаться за передний, после кабины, щит. Машина стала убыстрять ход. Внизу подошва заканчивалась большой вертикальной промывиной. Шансов остаться в живых, при такой промывине, не было никаких. Толокушкин заорал отчаянно:

«Захар» после поцелуя с дубом. Сестра Лида нашла фото в Кевденском архиве

– Володя, прыгай! Машине трындец.

Володя, с трудом добравшись до заднего борта, закинул ногу для прыжка. Я, как резанный, кричу водителю:

– Санька – тормози!

Пропустил свои ноги к педали тормоза и нажал. Педаль провалилась до пола. И тут я понял, почему машина не реагировала на тормоза. В сложившейся ситуации водитель мгновенно протрезвел и осознал – всё крышка! Чёрт с ней с машиной, лишь бы остаться в живых, и резко поворачивает влево на единственное спасение – удариться в одинокое дерево. Удар был такой силы, что дерево вырвало с корнем, протащило несколько метров, и машина, повиснув передними колёсами в воздухе, застряла на этом дубе. Володя, перекинув ногу через задний борт, собрался прыгать, но от удара в дуб – отлетел и ударился об передний щиток. Слава Богу ничего не сломал. Я, с ногами на педали тормоза, слетел с сиденья и ударился головой о приборный щиток и ещё ногой обо что-то. Но это всё ерунда. Главное, что не отлетела голова! У отца руки трясутся от страху:

– Я уже решил, всё – конец! И попрощался с вами.

Когда освобождали передние колеса, у дуба оказалось 18 годовых колец! Спасибо этому дубу! Если бы не он, то 100 % было бы три гроба!

После этого удара, бампер – дугой, двигатель сорвало с креплений, вентилятор налетел на радиатор. Всё скрипит, свистит, трясётся, парит. Чтобы добраться до дома, хотя бы на холостом ходу, мы с Володей сходили в эту промывину. Там в промывине, с обрывистыми берегами, метров 5 в глубину, на дне оказался ручеёк. Набирали воды одним сапогом в другой. Вот такой горе – водитель. У него даже ведра не было. Так вот с этим, мучаясь, доехали до дома.

Утром, до свету, в 4 часа, отец разбудил меня. Мы с ним срубили заклёпки у бампера, выпрямили его с помощью стволов груши, отрихтовали капот, закрепили мотор, запаяли радиатор. Отец всё время удивлялся:

– Какой нерадивый шофёр!

Водитель встал, когда уже надо на работу ехать, стукнул пинком по колёсам:

– Ну, «Захар», твою мать, подлатали тебя, как и не было ничего! Мы ему задали вопрос:

– Санька, чего ж тормозами-то не займёшься? Ведь они когда-нибудь тебя насмерть угробят.

– Надо бы. Но всё руки не доходят.

Поел блинов на завтрак, и укатил куда-то на поля.

«ОГОНЁК»

Уборочная страда. Скирдование пшеничного поля около «Чулпана». Пшеница «Стеклянка». Название не случайное, зерно было полупрозрачное. Мука из этого зерна была белая, белая и пироги пеклись к большим праздникам. Еще у неё было название «Сталинская». Удивительно меткое крещение народом. У неё были длинные усы, которые в высохшем состоянии впивались в тело, как иголки. Особенно эти иголки, как с ёлки, любили вспотевшее голое тело, а мы всегда работали изза жары по пояс раздетые. Вывершивание ометов, как правило, всегда возлагалось на молодых, т.к. в этот момент запускаются в ход специальные вилы. У этих вил есть отогнутый наперед зубец и черенок в 2, или более, раза длиннее обычного, чтобы доставать до верха омета. Задирать такими вилами солому наверх, посильно не каждому. Слабые «подавальщики», в этот момент сразу отфильтровываются. Вывершивают ометы на верху, как правило, матерые люди. Работа этих людей должна гарантированно защитить омет от протечек и гниения. Умные бригадиры на эту операцию ставят проверенных вершителей, иначе корм для общественного скота может оказаться погубленным. А это статья – «вредительство» и тюрьма!

Начинается все с двух гусеничных тракторов, которые волокушами из тросов стягивают ряды с копнами после комбайнов на какое-нибудь место повыше, чтобы зимой заносило меньше снегом, а весной не подтапливало талой водой. Наша задача формировать из этих «волокуш» – омёты (скирды). И еще в задачу скирдовщиков входит собирать по полю отдельные копны, не попавшие в общие ряды. Эти копны появляются из-за аномальных мест, где хлеб вырос богаче, и копнитель комбайна заполнился досрочно. Чтобы комбайн не сломался, солома выбрасывается раньше. Такие, отдельные копны, свозятся на лошадях. Работают в это время все лошади с конюшен. И даже колхозный производитель «Огонёк», светло-серый красавец вкалывает наравне со всеми остальными. Тем более, что за жизнь свою вторую, подаренную ему Шуркой Горнеевым, «Огонёк» старался отработать!

Это героическое спасение «Огонька» описано в рассказе «Шурка Горнеев».

На работе к «Огоньку» в отличие от рядовых тружеников, был прикреплен персональный «раб» из людей, который обязан отгонять слепней и оводов. Буржуйский статус «Огонька» не позволял ему терпеть это безобразие, которое рабоче-крестьянские рядовые труженики, так же, как и люди, безропотно все терпели. Без этого «раба» он ни секунды не стоял на месте, и засвистеть сверху укладчику воза было возможно совершенно легко и непринужденно. Участь стоять наверху выпала мне, а быть «рабом», которому гонять слепней, была определена Ленонке Косырёнковой.

Подошло время обеда. Дядя Петя Ушанов велел искупать лошадей в Чулпанском пруду. Володя Машухин и Миша Ушанов освободились пораньше, и драпанули к Чулпану, а я, разгрузившись, стал их нагонять. Лошади, как люди, только говорить не умеют. Во многом остальном они очень похожи на нас. «Огонёк» оскорбился тем, что какие-то клячи бегут впереди, а он, красавец, сзади. Не бывать этому! Он, без моего принуждения, так попёр, что только ветер в ушах свистит! Запах Чулпанского пруда и стремление быть первым, сделали свое дело. Он догнал и перегнал всех и влетел в воду первым.

Но никто не знал, ни «Огонёк», ни я, что «самогонщики» Чулпанцы зимой порезали дубки на уровне льда. И теперь, спрятавшись под водой, эти остатки деревьев сделали свое пакостное дело. «Огонёк» на полном ходу влетает в воду и, споткнувшись об какой-то «шпионский» пень под водой, взлетел в воздух и, перевернувшись через голову, упал в полный мах на спину. Я с его спины, как с катапульты, улетаю далеко вперед и тоже врезаюсь в воду. Поднявшись на ноги, делаю шаг в сторону «Огонька», и спотыкаюсь об какой-то пень. Мгновенно, поняв весь ужас положения, я кинулся к нему. Как и какой частью тела влетел в воду я – мне уже было не до этого. Я боялся, что «Огонек» упав на спину, мог попасть хребтом на очередной пенёк и сломать позвоночник! Поскольку он был взнузданный, надо было в первую очередь вытащить удила изо рта, чтобы он не захлебнулся. Разнуздал. Руки дрожат, а он, к тому же, бьется всеми четырьмя ногами, обливая водой и тиной все вокруг, в том числе и мои глаза и руки.

Потом он завалился на бок и затих. Мишка и Володя слетели со своих лошадей и быстро подбежали ко мне на помощь. Стали все уговаривать его:

– Давай, давай «Огонёк», поднимайся!

Он, отлежавшись, какое-то время, встал, покрытый весь ошметками тины и грязи, превратившись в одно мгновение из красавца в жуткое чучело. Я был не лучше. Но никто от этого зрелища не захохотал. Все принялись молча отмывать «Огонька». Когда все осталось позади, вспомнили про брошенных без привязи лошадей. Они стояли на берегу, как вкопанные, не сделав ни одного шага. Видимо, также очумели, от всего увиденного, и сделали вывод.

Отец мой, как– то до этого случая, рассказывал много историй о том, какие умные животные – лошади. Это целые истории отдельных интереснейших событий.

Но вернемся к Чулпану. Когда убедились, что «Огонёк» цел, мы накупали и остальных лошадей, заводя в воду под уздцы, и осторожно проверяя все «пни-шпионы» впереди своими ногами. Перебравшись на ту сторону пруда, где улица, люди, дома, мы проехались по Чулпану. Задача была, чтобы напиться у какого-нибудь колодца. Нам повезло. В одном колодце какая-то девушка набирала воды. Как в кино, мы втроём пустили ведро с водой по кругу, не слезая с коней. Поблагодарили её, и мне показалось, что красивей этой девушки нет на всём свете. Если она жива и прочтет когда-нибудь этот запоздалый комплимент, пусть вспомнит парня на красивом белом коне. Это был я.

Вероятно, радостное восприятие всего увиденного обусловлено было не только голубым солнечным небом, красивой девушкой, но ещё и тем, что остался цел и не покалечен «Огонёк». Цел и живой остался я сам. Не сорвись поводья с руки – я остался бы под спиной у «Огонька».

Это было время моей учёбы в техникуме.

МУХРЯК

Прогремело время бурных Хрущевских реформ. По «Указу» Никиты Сергеевича, с целью удобства раздачи нарядов на работу, необходимо укрупнить поселки. Поселок Чулпан, как и многие другие посёлки, ему подобные, вырвали с корнями с обжитого, длительными годами, места. Представляю, каково было людям покидать Малую Родину! Для каждого человека, оторванного от родного дома, от родных мест, где ты с завязанными глазами можешь найти любой бугорочек, любое дерево, любую ямочку и из многих, многих тысяч различных запахов найти свой единственный и неповторимый запах родного дома – это была большая трагедия! И людей, помимо их воли и желания, лишали всего этого. Для чего? Зачем? Кому это выгодно – бригадиру, раздающему утром наряд на работу людям? А удобно ли при этом всему остальному народу? Ведь это же живые люди, а не скот! Кстати, даже скоту завяжи глаза, и он все равно безошибочно прибежит к своему дому. Вот такое было время грандиозных масштабных экспериментов. Теперь, с высоты прожитых лет, отчетливо видно насколько глупыми и неудачными были эти эксперименты, повлекшие необратимые негативные последствия! К великому сожалению, подобные эксперименты продолжаются в России и сейчас. Неподалеку от Чулпана, на углу «Вислого» леса, мы с братом Володей косили сено. После перекусывания решили навестить Чулпан, чтобы запастись водой. Подъехав на велосипедах к хорошо знакомому месту, мы ужаснулись увиденным зрелищем. Места бывших домов заросли бурьяном. Осиротело стоят колодцы. В одном из них, когда-то, красивая девушка набирала воды и напоила меня. Где теперь все это?

Чья бездумная голова умертвила всё это? Еще больше усилило боль кладбище Чулпанское. Это вид на Чулпан со стороны этих безмолвных свидетелей с кладбища. Теперь они печально взирают на когда-то бурлящий жизнью посёлок. Думали ли чьи-то родственники, похороненные здесь, что окажутся совершенно осиротевшими, забытыми, неухоженными, бесхозными, беззащитными и умершими дважды! Было очень, очень тяжело смотреть на все это. Прав был Пушкин, сказав, что все русские страдают неизлечимой любовью к отеческим гробам. В тоске и печали мы вернулись на свой покос. Накосили с запасом. К вечеру приехали отец с матерью. Мишенька с Нюрой Постновы (Черняевы) дали им лошадь, которая была у них, как у «постоянников», работавших на свинарнике. Нагрузили порядочно. Оставлять было жалко. Место ходовое и кто-то мог «помочь» в вывозе. Отец любил лошадей. И даже колхозных никогда не перегружал. Оценив обстановку сказал:

– Все. Хватит, сено – сырьяк. Лошади будет тяжело.

Мать наоборот. Полушепотом подсказывает:

– Давайте, давайте, ребятенки! «Мальчик» (так звали коня) сильный, он выпрет. Он на вольных хлебах. Ест мучель (мука крупного помола) до отвала.

Мы еще добавили. Отец, уже рассердившись, сказал:

– Хватит!!

Его многолетий опыт не подвел. Увязали, тронулись. Выезжая из старой засохшей колеи, «Мальчик» поднапрягся и … разорвал хомут! Лопнуло крепление клещей сверху. На отца было страшно смотреть.

– Ну, все! Амбец! Приехали. Это все ты, Мухряк, подзуживала! Тебе все мало. Вот теперь впрягайся и тащи на своем горбу 6 километров до дому. Чего ты теперь будешь делать?

Мать тоже растерялась. Молчит. Осознает свою причастность к произошедшей ситуации. Чтобы вывести всех из транса, я с легкой веселостью заявил:

– Да ну, разве ж это проблема? Это мы в 2 секунды устраним! Конечно, за 2 секунды не устранить, но за 2 секунды у меня родился план устранения. Отца мое поведение еще больше рассердило.

– Что ты, Алмай глупой, сделаешь, тут в полевых условиях? Где у тебя инструмент? Ты что, клещи хомута скрутишь веревочкой от багажника велосипедного? Если супонь из воловьей кожи в 100 раз прочней твоей веревочки, и то не выдержала! Если только соплями своими свяжешь!

Ладно, думаю, – разряжайся в гневе. Сейчас, через несколько минут ты будешь молча и благодарно сопеть, с еле заметной улыбкой.

С прежней веселостью и беззаботностью я сказал, засекайте время, сейчас все будет готово и исчез. И тут я начал молить Бога, чтобы он дал памяти – под каким кустом я поймал косой кусок проволоки. Вот бы найти теперь этот куст. Ведь я же повесил эту проволоку на какой-то куст, чтобы потом кому-то другому тоже не поймать косой. Где этот куст? Пометался и нашел! Полдела уже есть. Теперь, дай Бог, чтобы в подсумке у велосипеда оказались плоскогубцы. Когда выезжаем из дома куда-нибудь на такие вот дела, надо подстраховаться. Программу эту заложил отец. Кинулся к Володиному велосипеду – пусто. Ну, Арахай, вечно все забывает! Кинулся к своему – есть!! И когда успел их положить, даже не вспомнить, наверно, автоматически. Все! Ура! Дело в шляпе дальше уже семечки.

Увидев проволоку и плоскогубцы в руках, отец сразу обмяк.

– Где же ты это раздобыл?

– Плоскогубцы ты сам велел всегда брать. А проволоку случайно нашел, когда косил и припрятал. Теперь пригодится.

Проволока оказалась стальной, диаметром 4 мм. Без плоскогубцев было бы не обойтись. Через 5 минут все было сделано. Запрягли и уехали. Для подстраховки, конечно, уперлись и подтолкнули гружёную повозку сзади, когда выезжали из поперечной колеи.

Мать молча перекрестилась и тихо поплелась сзади.