Текст книги "Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства"

Часть третья
Служилые люди в XVII веке

Глава I
Боярство и местничество

Смутное время не внесло новых начал в государственную жизнь. Правительство Михаила Феодоровича восстанавливает, утверждает и развивает основы государственного строя, заложенные в предшедшем столетии. Московское государство времени царя Алексея Михайловича по главным началам своего строя не отличается от государства времен Иоанна Грозного. К 1650 году правительство окончательно прикрепляет к тяглу крестьян и посадских людей, обособляет класс служилых людей, строже обязывая его службой. Но прочное начало обособлению и закрепощению классов тяглого и служилого положено было еще во второй половине XVI века.

Княжеское боярство обнаружило в Смутное время полное бессилие в своем значении высшего правительственного класса; Боярская дума, к которой, с падением царя Василия Иоанновича Шуйского, временно перешла верховная власть над страной, не могла «устроить государства», отразить поляков и шведов и прекратить внутренние смуты. Когда московские бояре присягнули польскому королевичу Владиславу, отдавая Россию во власть польского короля, средние классы, дворяне и посадские люди, не последовали за ними, не признали их правительственного авторитета. Служилое дворянство стало во главе народного движения, которое восстановило внутренний порядок и сохранило национальную независимость недавно объединенной Руси. Новое правительство царя Михаила Феодоровича смогло успешно закончить трудную борьбу с Польшей и с казачеством и совершить «великое государево и земское дело» восстановления государственного порядка только благодаря деятельной, самоотверженной поддержке земских людей. Понимая государственное значение тяжелой ратной службы дворян для «целости православной веры и избавы крестьянской от врагов», посадские и волостные люди изъявляли на соборах готовность платить частые сверхсметные сборы на жалованье ратным людям, «оскудевшим от многих служб». На соборах 1615 и 1616 гг. выборные люди постановляли необычайные сборы пятой деньги, 20 % налога с годового дохода плательщика, сверх постоянных податей и повинностей[113]113
  Соловьев С. М. История России. Т. XIII; Платонов С. Ф. Лекции по русской истории.


[Закрыть].

Московское боярство, однако, несмотря на нравственное поражение, понесенное им в Смутное время, сохранило при новой династии свое значение наследственного правительственного круга.

Принадлежавшие к высшей знати княжеские фамилии окончательно сравнялись в это время со старыми боярскими родами. В XVII веке они не имеют уже и тени своего прежнего политического значения: после опричнины и Смуты «княжата» сохранили лишь обломки своих наследственных владений, дававших им особое влияние и силу. Виднейшие князья-землевладельцы половины XVII столетия не имели уже больших удельных вотчин; их земельные владения составлялись из отдельных участков, разбросанных по многим (от пяти до тринадцати) уездам. Богатейшим вотчинником по списку 1647 года был боярин некняжеского рода П. И. Романов, имевший более 7012 крестьянских дворов; за ним по величине вотчин следовали бояре Бор. Иван. Морозов, Ф. И. Шереметев; только князья Я. К. Черкасский и Н. И. Одоевский могли в качестве землевладельцев соперничать с этими боярами некняжеского рода. Князья Куракины, Голицыны, Прозоровские, Репнины по количеству земельных владений стояли ниже Морозовых, Стрешневых, Салтыковых.

К половине XVII века, как заметил Котошихин, «прежние большие роды князей и бояр, многие без остатку миновались». Угасли виднейшие роды князей Мстиславских, Глинских, Шуйских, Воротынских. Но место их в высших рядах правящего круга заняли другие знатные фамилии. В XVII веке так же, как в XVI, «численное преобладание в думе, – говорит проф. Ключевский, – оставалось за членами родовитых фамилий, хотя многие из этих фамилий были младшие ветви тех, которые господствовали в боярском совете XVI века»[114]114
  Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 227–229. Относительно открытого им списка боярских вотчин 1647 года, автор замечает: юго-западные князья, Черкасский, Одоевский, Трубецкой, Куракин, благодаря службе стоят выше других по богатству владений; «князья же северо-восточные преимущественно занимают места уже во второй половине списка. К старым боярским родам: Романовым, Морозовым, Шереметьевым приближаются по своим земельным богатствам представители такой неродовитой фамилии, как Стрешневы». Котошихин Г. О России… С. 25; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 382.


[Закрыть].

Пожалование высшим чином боярина зависело от усмотрения государя: он мог возвести в это звание и незнатного человека. Но в XVII столетии так же, как в предшедшем веке, в чин боярина возводились по преимуществу члены известных, знатнейших родов. Достижение этого чина было затруднено для неродословных людей необходимостью пройти последовательно ряд чинов: стольника, думного дворянина, окольничего. Напротив, члены именитых фамилий прямо возводились в боярство из низшего чина стольника, минуя окольничество. В этом состояло особое преимущество «больших родов». Получение чина окольничего низводит первостепенные роды в разряд второстепенных. В XVII столетии было 19 таких перворазрядных родов, пользовавшихся привилегией назначения в чин боярина, минуя чин окольничего, а именно: князья Воротынские, Голицыны, Кашины, Куракины, Одоевские, Олшевские, Пронские, Репнины, Ростовские-Бехтеяровы, Буйносовы, Темкины, Сицкие, Сулешовы, Трубецкие, Урусовы, Хованские, Шаховские, Шуйские и одна некняжеская фамилия Морозовых.

Второй разряд высшей знати составляли роды, члены которых назначались как боярами, так и окольничими. В этот разряд входили наполовину княжеские и наполовину старые боярские роды: Захарьины-Романовы-Юрьевы, Годуновы, Салтыковы, Стрешневы, Милославские, Нарышкины, Шереметевы и второстепенные князья Барятинские, Бельские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Лыковы, Хилковы, Черкасские и другие. Государь при назначении бояр и окольничих сообразовался с родословной честью фамилий. В 1651 году П. Головин отказался принять чин окольничего; он был за это наказан опалой, но лишь потому, что притязание его на получение чина боярина оказалось необоснованным, так как его родственники служили в боярах и окольничих. Некоторые знатные роды не поднимались вовсе выше чина окольничих; к ним принадлежали и некоторые третьестепенные князья[115]115
  Перворазрядные боярские роды (члены которых назначались в бояре, минуя чин окольничего):
  В XV веке: князья Барбашины, Бороздины, князья Булгаковы, князья Дорогобужские, князья Микулинские, Морозовы, князья Оболенские, князья Патрикеевы, князья Ряполовские, Сабуровы, князья Симские, князья Телятевские, князья Холмские, князья Хромые, Челяднины, князья Щенятевы, князья Ярославские.
  XVI века: князья Булгаковы, князья Белевские (Бельские), князья Воротынские, князья Глинские, князья Голицыны, князья Горбатые, князья Горенские, князья Кашины, князья Куракины, князья Куракины-Булгаковы, князья Курбские, князья Курлятевы, князья Микулинские, князья Мстиславские, князья Ноготковы, князья Ногтевы, князья Оболенские, князья Одоевские, князья Пеньковы (Ярославские), князья Пронские, князья Репнины, князья Ростовские, князья Ростовские-Каптеревы, князья Ростовские-Темкины, князья Ростовские-Холодковы, князья Ростовские-Хохолковы, Сукины, князья Трубецкие, князья Холмские, Челяднины, князья Черкасские, князья Шуйские, князья Щенятевы, Федоровы.
  XVII века: князья Воротынские, князья Голицыны, князья Кашины, князья Куракины, Морозовы, князья Одоевские, князья Олшевские, князья Пронские, князья Репнины, князья Ростовские-Бехтеяровы, князья Ростовские-Буйносовы, князья Ростовские-Темкины, князья Сицкие, князья Сулецювы, князья Трубецкие, князья Урусовы, князья Хованские, князья Шаховские, князья Шуйские.
  Знатные роды второго разряда (члены которых служили как в боярах, так и в окольничих).
  XV века: Заболоцкие, Захарьины-Романовы-Юрьевы, Плещеевы.
  XVI века: Адашевы, Басмановы, Борисовы, Бутурлины, князья Бельские, Волынские (Вороные-Волынские), Воронцовы, Годуновы, Давыдовы, Даниловы, Заболоцкие, Захарьины-Романовы-Юрьевы, Колычевы, князья Кубенские, Кутузовы, Морозовы, князья Палицкие, Плещеевы, князья Ромодановские, князья Ряполовские, Сабуровы, Салтыковы, князья Серебряные, князья Симские, князья Сицкие, Собакины, князья Татевы, князья Телепневы, князья Телятевские, Траханиоты, князья Троекуровы, Тучковы, князья Ушатые, князья Хворостинины, князья Хилковы, Шеины, Шереметевы, князья Шестуновы, Яковлевы (Яковля).
  XVII века: князья Барятинские, Басмановы, Бутурлины, князья Бельские, князья Волконские, Годуновы, Головины, Далматовы, князья Долгорукие, Захарьевы-Романовы-Юрьевы, Зюзины, Колычевы, князья Лыковы, князья Львовы, Матвеевы, князья Мезецкие, Милославские, князья Мосальские, Нагово (Нагие), Нарышкины, Нащокины, Плещеевы, князья Пожарские, князья Прозоровские, Пушкины, князья Ромодановские, князья Ростовские-Лобановы, Сабуровы, Салтыковы, Стрешневы, князья Татевы, князья Троекуровы, князья Туренины, князья Хворостинины, князья Хилковы, Хитрово, князья Черкасские, Шеины, Шереметевы (Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. I. С. 367–370, 389–397. Т. II. С. 440).


[Закрыть]

Опорой боярства было местничество, которое не допускало неродословных людей занимать высокие места. Назначение на ту или иную должность зависело всецело от усмотрения государя; он мог назначить на высокий пост воеводы большого полка неродословного человека. Но, в таком случае и воеводами других полков необходимо было назначить таких же неродословных людей, совсем устранив боярство, потому что никто из лиц, гордых своим отечеством, не согласился бы стать на совместной службе ниже человека невысокого происхождения. Если же государь желал воспользоваться дарованиями хотя бы немногих знатных лиц, «кому ратное дело за обычай», то при назначении полковых воевод ему приходилось уже вполне согласоваться с местническими требованиями и поручить командование большим полком лицу, наиболее высокому по отечеству. Поэтому как в XVI, так и в XVII веках весьма часто случалось, что ответственный пост первого полкового воеводы поручался лицу неспособному, но весьма знатному. Успешно охраняя правительственное значение московской аристократии вообще, местничество, естественно, не могло предохранить от упадка отдельные, те или другие знатные роды. Напротив, оно даже нередко содействовало перемещению центра тяжести от одних фамилий к другим в пределах аристократического круга. Оно точнее определяло и запечатлевало упадок одних фамилий и возвышение других за счет упавших. Возвысившиеся роды не уступали уже занятого места тем, кому оно прежде принадлежало. Отечество, древность рода сами по себе значили очень мало в местническом счете: они имели значение только в связи с разрядной службой. Места определялись по прежнему отношению лиц на совместной, высшей разрядной службе. Раз не было таких прежних примеров совместной службы или если такие примеры за давностью времени или за изменившимся взаимоотношением всех вообще родов теряли свое значение, знатный род при новых назначениях на разрядную службу не мог уже восстановить своих прав на высшие места и должен был становиться ниже других.

Службы, служебные назначения, зависевшие единственно от государя и не изменявшие привилегированного положения высшей знати вообще, оказывали могущественное влияние на изменение значения отдельных знатных родов. Род мог долгое время совсем не служить по разряду, его прежняя разрядная служба забывалась, род «худал», как тогда говорили, и потомкам, которые (Левашевы) «в закоснении родились и выросли», трудно было при занятии высших должностей восстановить свои отеческие права на высшее место. Некоторые знатные русские роды, происходившие от удельных князей, захудали таким образом в XVI веке; их родословные были неизвестны среди удержавших свое положение знатных родов[116]116
  О князьях Конинских и Спажских в родословной замечено: «Старшая ветвь многоветвистого и многоместного рода Оболенских, захудели и извелись».


[Закрыть], так как не были занесены в составлявшиеся в то время частные родословные книги. Когда в следующем столетии некоторые из членов таких опустившихся фамилий начали оправляться и снова выдвигаться на видные места, то лица менее знатные, но занявшие тем временем постепенно высокое положение отказывались считаться местами с захудавшими родами как с «неродословными». Так именно «утягивал», по специальному местническому выражению, князя Вяземского дьяк Мирон Вельяминов. Никто не отрицал того, что Вяземские были князьями Рюриковичами, тем не менее они признаны были неродословными, и правительство дало перевес над захудавшим князем Рюриковичем дьяку Вельяминову.

Когда известный род удерживался неизменно на разрядной службе, то в таких случаях, благодаря местничеству, он более или менее продолжительное время мог успешно стоять на одном и том же местническом уровне; движение его вверх или вниз не могло идти особенно резкими скачками, но зато всякое случайное понижение одного из его представителей было трудно исправимой потерей, или «потеркой», как тогда говорили; всякое повышение, или «находка», благодаря местничеству, при обычной бдительности заинтересованных лиц, были для них более или менее прочным приобретением. Каждая «потеря» и «находка» являлись на будущее время важными прецедентами, определявшими дальнейшее положение рода. Всякие такие случайные отклонения от нормы заносились в летописи жизни родов – разряды; ближайшие местнические стычки не замедлят привести их в известность, а боярское расследование спора закрепит их мотивированным судебным решением.

В XVI, XVII веках при обилии служб и местничеств, иногда решаемых правительством несправедливо, но все же становившихся исходным пунктом для последующих притязаний, число «потерок» и «находок» должно было быть бесконечным, и мы, замечает проф. Маркевич, постоянно встречаем такие указания: «князь Шуйский в меньших товарищах с князем Голицыным был, да сын князя Голицына после того много потерял», или «Андрей Измайлов в разрядах переменился», то есть изменилось его разрядное положение к тем лицам, с которыми он бывал на службе.

Важное влияние «потерь» и «находок», закрепляемых таким путем, усиливалось двумя существенными правилами местничества. Во-первых, по общему правилу, хотя и терпевшему много исключений, последнее и ближайшее служебное отношение лиц покрывало собою все предыдущие: «А искони во всех родах, кто перед кем напослед потеряет, то тому и виноват». Кто с кем-либо один раз «был в меньших», тот не мог уже на будущее время требовать, чтоб его назначили «в больших» с тем же лицом, хотя бы по отеческой службе он и был выше того, перед кем сам потерял. Когда Ив. Волынский основывал свой счет местами с Сабуровым на примере совместной службы их дедов, оставляя в стороне невыгодный для него пример совместной службы отцов, то государь ему ответил: «местничаешься безлепно не отцем, но дедом, и тебе бы так по нашему наказу быть ныне пригоже и грамоты невместной на Ивана Сабурова нам тебе не давать».

Во-вторых, каждое повышение или понижение одного члена фамилии отражалось так или иначе на всех его родичах. «Род, – говорит Валуев, – представляется, первоначально, пока не нарушена внутренняя последовательность его отношений, как одно самостоятельное целое и живой организм». Всякое повышение одного члена этого организма соответственно повышало все другие; «всякое приобретение одного являлось новой благоприобретенной собственностью всего рода, которой всякий член его мог в свою меру пользоваться на случай своего вступления в разряды государевы». Даже старшие члены рода могли воспользоваться при последующих счетах возвышением меньшего родича и на нем основывать свои притязания. Они могли это сделать, однако, только в том случае, если временно не служили в разрядах, в то время как возвысились меньшие родичи. Эти последние при таком условии являлись представителями всего рода на разрядной государевой службе и, возвышая общую представительствуемую ими честь рода, возвышали вместе с тем и бывших своих родичей. Но когда большие одновременно с меньшими служили в разрядах, то не соответствующее общему положению в роде возвышение меньших на разрядной службе было уже приобретением не всего рода, включая и старших, а только меньших, их нисходящих и всех ниже их стоящих родичей.

Старшие родичи должны были занимать высшие места, младшие – низшие. Раз это соотношение старших и младших на службе по разрядам нарушалось, прекращался и родовой счет лествицей между ними; возвысившаяся младшая линия обособлялась, не допускала счета между собой и старшей линией рода, старшей по родословцу, но меньшей – по разрядной службе. «Бывшие единородцы становились друг другу навсегда и вполне чужими» и требовали счета между собой единственно по примерам разрядной службы, как между чужеродцами: «во многих родах, что от большего брата колено пойдет, а в разрядах малы и худы будут, а от меньшего брата колено пойдет, а в разряде велики живут, – и те худые с добрыми по родословцу лествицей не тяжутся, а тяжутся по случаям разряды». Опустившиеся старшие линии, по выражению Валуева, отсекали себя от рода и не считались уже отечеством с возвысившимися младшими линиями, так как указанием на свое родовое старшинство они могли только унизить младших родичей. Старшая, но упавшая линия князей Гвоздевых из рода князей Ростовских, – говорится в одном местническом челобитьи, – с Катыревыми и Темкиными, младшими, но более знатными линиями «в отечестве не считаются и родителей своих ростовских князей тем никак не худят, что они в родстве своем по лествице больше Катыревых и Темкиных»; когда разрядное отношение не совпадало с отношением родовым, счет по разрядам покрывал собой счет по родословцу: хотя «князь Гвоздев велик по родству князю Темкину, что отец, но по разряду меньше стал Темкина, что сын».

Потеря старших представителей рода принижала весь род; потеря меньших родичей, естественно, не нарушала прав старших линий, но принижала младшие линии. Упавшие младшие ветви рода также должны были обособляться, отделяться от старших, они не могли уже ссылаться в спорах на примеры разрядной службы старших. Приниженные тем, что заняли место, не соответствовавшее им как известному звену рода, они создавали для себя уже особые от остальных родичей, разрядные прецеденты. Местничество, таким образом, точнее определяло и поддерживало повышение одних, упадок других родов, «потери» (потерки) одних ветвей рода и «находки» других.

Невысокая служебная должность сама по себе, как указано выше, не уменьшала чести по строгой теории местничества; уменьшить ее могла только совместная служба с представителем менее честного рода. Несмотря на это, уже с XVI века распространяется взгляд на унизительность для знатного человека некоторых должностей самих по себе. Считалась низкой, невместной служба в городничих, в городовых приказчиках, позднее (в половине XVII века) – в посольских гонцах, в различных стрелецких чинах, в ротмистрах и так далее. Правительство всегда старалось установить принцип, что всякая царская служба честна; но ответчик редко пользовался этим принципом для своей защиты: он отбивался скорее тем, что в таких службах служили не его родственники, но однофамильцы, до которых ему и дела нет, или же родственники слишком отдаленные. Иногда лица, которым ставили в укор службу их отцов в городничих, старались возвысить значение этой должности; князь Пожарский доказывал, что городничие в XVI веке бывали вместо осадных голов. Юрий Пильемов, когда князь Лыков утягивал его низкой службой отца в городничих, отвечал: «А в Полоцку были городничие, и на них и воеводы под руку глядели[117]117
  Местническое выражение «глядеть под руку» вместо обычного «быть меньше», ниже, «не сметь на них и глядеть» – быть несравненно меньше, ниже.


[Закрыть], а иные большие роды были и в городовых приказчиках, а ныне царской милостью взысканы те же роды и в боярах; все то делается Божиим милосердием да государевым призрением, велик и мал живет государевым жалованьем»[118]118
  Маркевич А. И. История местничества. С. 487, 509, 511, 501, 502, 506, 523–525; Валуев Д. Введение. С. 122, 128, 112.


[Закрыть].

«Велик и мал живет государевым жалованьем»; в этих словах обиженного отеческой службой человека выразилась новая точка зрения, чуждая местничеству. По главному основанию местничества государь жалует не великого и малого по произволу, но должен жаловать каждого по отечеству, то есть сообразно со службой отцов. «Бояр своих и вельмож пожалуй и береги их по отечеству», – говорили митрополиты царям при венчании на царство.

Боярство удержалось при Михаиле Феодоровиче на высших местах и с прежней энергией охраняло привилегированное свое положение посредством непрестанных местнических счетов. Судя по сохранившимся разрядам, ни в одно царствование не было такого множества местнических споров (до 400), как при Михаиле Феодоровиче. Из этих же источников видно, говорит проф. Маркевич, что, как во время правления одного царя Михаила, так и при патриархе Филарете, правительство постоянно считалось с местническими притязаниями бояр, относясь к ним, как к обычному, неизбежному явлению, и только старалось несколько умерить их вред. Наказания за неправильные притязания, необоснованное сопротивление назначениям правительства присуждались обычные: выговоры, тюрьма, «выдача головою»; только два раза правительство приняло особые меры строгости: наказало боярина князя Голицына ссылкой в Пермь за упорное местничество на первом царском бракосочетании и Волынского в 1632 году – ссылкой в Казань.

Для предупреждения стычек правительство нередко приказывало придворным людям «быть без мест», как например, во время венчания Михаила Феодоровича на царство, на обеих свадьбах царя и во время встречи королевича Вольдемара. Предписывалось также неоднократно «быть без мест» полковым воеводам, когда угрожали внешние враги, «крымские и ногайские люди». Когда ожидалось вторжение польского королевича Владислава с гетманом Сагайдачным, в 1618 году, принята была чрезвычайная мера того же рода: велено было всем чинам у всех государевых дел «быть без мест» впредь по 1620 год.

Сословно-оборонительное значение местничества, сохранившееся в XVII веке, ясно видно из любопытных местнических дел князя Дмитрия Пожарского. Бояре, гордые отеческой службой, не уступали ни шагу этому знаменитому предводителю земского ополчения 1612 года, члену захудавшего рода. «Никакая заслуга отечеству не могла возвысить лица перед судом местничества; Пожарского – спасителя России, – говорит Валуев, – могла отстоять от непрестанного ряда челобитий лишь одна неизменная благодарность царя Михаила Феодоровича, который при этом должен был прибегать к искусным обходам местнических правил. Но и милость царская не могла защитить Пожарского, возведенного ей в высшую против его отечества честь, перед Салтыковым, одним из высших членов местнической лествицы, и должна была уступить требованиям местничества в выдаче Пожарского головой».

Происходя из знатного рода князей Стародубских, Пожарский старался в местнических спорах отстоять свои отеческие права. Он доказывал, что род его не потерял своих прав, что он не потерпел никакой потери и не мог ее потерпеть, потому что временно вышел из разрядной службы вследствие государевой опалы. Пожарские в последнее время совсем не служили, но они не бывали меньше других, как своих родичей, так и чужеродцев, на совместных службах: «Пожарские меньше по случаям в своем родстве и чужого рода не бывали, – и в этом государева воля, как он меня, холопа своего, не велит учинить, только – мы в своем роду и по лествице, кого меньше, того меньше и кому в версту, тому в версту, потому что Пожарские, живучи в опалах, меньше своих и чужих не бывали, – с кем им невместно быти, не бывали, и потерки нигде не бывало».

При царе Алексее Михайловиче местничество охватывает более широкий круг служебных назначений, но правительство вместе с тем начинает относиться к нему с большей строгостью, подготавливая скорую его отмену. С древнейшего времени споры о местах возникали обыкновенно между более знатными лицами при высших служебных назначениях. Наиболее частыми и вредными для государства были местнические пререкания при назначениях полковых воевод. Довольно часты были также местничества городовых воевод с товарищами; товарищ воеводы считал для себя невместным, если в отписках-предписаниях правительство не упоминало его имени рядом с именем воеводы. Споры из-за отечества возникали постоянно между лицами, участвовавшими в торжественных придворных церемониях, за царским столом, при венчании на царство, на царских свадьбах, во время крестных ходов, при встрече послов. Местничались царские дружки, послы, стольники, рынды. Бояре местничались даже при получении царских наград. В 1572 году Замятия Сабуров отказался принять в награду полузолотой, потому что князю Димитрию Хилкову одновременно пожалован был золотой, – «а ему князя Димитрия меньше быти невместно»[119]119
  Третий, Г. Карпов, пожалованный одновременно полузолотым, также «полузолотова не взял» и, кроме того, поставил на вид, что его имя написано в списке пожалованных ниже Замятии Сабурова, «а ему в меньших Замятии быть не мочно».


[Закрыть]. Начиная с царствования Михаила Феодоровича возникают местничества среди лиц малой чести, служащих в чинах сравнительно низких. «Начиная от больших, даже до меньшей чести сице творилося», – говорит один современный литературный памятник. При Алексее Михайловиче начинают местничаться дьяки и гости (купцы). В разряды заносятся и более низкие службы, например засечных сторожей, и соответственно с этим возникают местничества людей неродовитых.

Одновременно с этим распространением счетов о местах на более широкий круг лиц и служб Алексей Михайлович начинает применять более строгие кары за местничество: Ржевский за свое упорство в споре с князем Лыковым сидел полгода в тюрьме, а поместья и вотчины его были отписаны на государя; долгое время сидел в тюрьме и Н. Зюзин за местничество с Бор. Пушкиным. Наумов был сослан на Лену в казачью службу; князья Хованский и Лобанов за местничество во время войны приговорены были к смертной казни, замененной высылкой в деревню. «Местнические столкновения, – замечает проф. Маркевич, – почти всегда оканчиваются в пользу лиц, высших по разряду, а лицо, вчинающее спор, наказывается; случаев выигрыша дела истцом почти не знаем: в лучшем случае по местничеству не бывало никакого указа. Такие результаты едва ли были следствием большой осторожности при служебных назначениях; скорее это показывает большую, чем прежде, силу правительства и возникновение в правящих классах мнения, что точное соблюдение обычаев местничества не представляется более существенно необходимым»[120]120
  Маркевич А. И. История местничества. С. 438, 458, 429, 432–434; Валуев Д. Введение. С. 50, 51, 136–137, 142, 160.


[Закрыть].