Текст книги "Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства"

Охраняя служилое землевладение, правительство должно было также обратить особенное внимание на совершавшийся в обширных размерах переход боярских и дворянских земель в руки духовенства. Переходя во владение церкви и монастырей, вотчины теряли свое военно-служебное значение. «Выход земли из службы» ослаблял служилый землевладельческий класс, разрушал военную организацию государства.

В это время монастырские и церковные имения и земли быстро увеличивались, угрожая поглотить значительную часть служилых вотчин.

Скоплению земель в церкви сильно содействовал широко распространенный, благочестивый обычай давать вотчины на «вклад» в монастырь для вечного поминовения усопших. Движимые религиозным рвением, служилые люди так же, как лица других сословий, делали богатые вклады в монастыри как при жизни, так и в особенности перед смертью: редкое завещание обходилось без оставления в пользу церкви всей вотчины или части ее. С другой стороны, множество земель переходило к церкви путем купли-продажи и заклада; богатые монастыри охотно скупали земли у обедневших князей и дворян или выдавали им ссуды под залог вотчины. Монастыри скоро богатели как вследствие доброхотных даяний благочестивых людей, так и вследствие того, что они пользовались важными льготами по отбыванию военной службы и уплате податей. Дворянское же землевладение переживало в это время тяжелый экономический кризис. Служилые люди на различных условиях занимали деньги в монастырях, всего чаще – под залог своих вотчин, а затем отказывали эти вотчины в монастыри «за долг и по душе»[100]100
  Указ 11 мая 1551 г.: ААЭ. Т. I, № 227. Указ 1557 г.: Хрестоматия М. Ф. Владимирского-Буданова. Вып. III, № VI. С. 12. – «Докуды духовная не запечатана и не совершена, и тем вотчичем на вотчины давати мерщиков и выкупити вотчины по мере, чего вотчина стоит».


[Закрыть]. «Богатый капиталист-монастырь сделался, – по замечанию новейшего исследователя этого вопроса, – банкиром для страдавшего безденежьем служилого класса».

Богатства монастырей и льготы, предоставленные им, вызывали сильное раздражение против старцев-монахов в других классах общества. «Мы, – говорили служилые люди, – кровь свою проливаем, а они, старцы, живут, ни в какую службу государю не помогают». Знаменитый Троице-Сергиев монастырь, владевший громадными землями, вел нескончаемые тяжбы с соседними землевладельцами. «Мнози отчины Сергиев монастырь имеет, мнози и ссоры прилучаются от соседствующих», – писал в позднейшее время келарь этой обители Симон Азарьин. Дворяне, как и крестьяне, иногда даже вооружались против построения новых монастырей. Когда преподобный Макарий основывал Калязинский монастырь, один из соседних землевладельцев грозил его убить, опасаясь, чтобы Макарий не присоединил его вотчины к своей пустыни. Среди бояр образовалась партия, требовавшая секуляризации церковных имений во имя идеала скитской монашеской жизни. Эта партия, так называемые нестяжатели (Нил Сорский, Вассиан [князь Патрикеев] и Максим Грек), приписывала сребролюбию и алчности иноков разрушение боярских вотчин и переход их в монастырь. Указывая на упадок нравственности среди духовенства, она требовала изъятия церковных имуществ из ведения духовенства и обращения их на благотворительные дела. «А селами и волостями с крестьянами царем не подобает жаловати иноков, и непохвально делают так цари, – сказано в «Беседе валаамских чудотворцев», вышедшей из среды бояр – противников монастырского землевладения, – лучше сложить с себя сан и венец царский, чем отвращать иноков от душевного спасения мирскими суетами». Другая партия, так называемые иосифляне, с Иосифом Волоцким во главе, энергично отстаивала право монастырей владеть вотчинами.

Не решаясь на крайнюю меру, предлагавшуюся «нестяжателями», отнятие вотчин у монастырей, правительство избрало средний путь – решило сохранить во владении духовенства земли, ранее им приобретенные, но воспрепятствовать дальнейшему скоплению вотчин в его руках[101]101
  В этом случае Иоанн Грозный следовал примеру своего деда, Иоанна III, который сделал первую попытку к ограничению перехода земель к духовенству путем запрещения землевладельцам некоторых новозавоеванных городов (Твери, Торжка, Микулина, Оболенска, Белозерска и Рязани) продавать и отдавать «по душе» в монастыри вотчины без доклада государю. Это было запрещено также некоторым служебным князьям: суздальским, ярославским и стародубским. Указ этот был целиком подтвержден в 1551 году.


[Закрыть]. В 1551 году, по приговору Стоглавого собора, князьям, дворянам и детям боярским было воспрещено продавать свои вотчины монастырям, а также архиепископам и епископам без особого разрешения государя на каждый случай («без Царева и Великого князя ведома и без докладу»).

«А кто купит, или кто продаст вотчину без докладу, и у тех деньги пропали, а у продавца – вотчина, и взята вотчину на Государя, Царя и Великого князя безденежно». В 1551 году правительство ограничилось только запрещением продажи вотчин в монастыри; отдавать же вотчины в монастырь даром, «на вечной поминок по душе», по-прежнему не возбранялось. Разрешая по старине завещать вотчины на поминовение души, правительство позаботилось только о том, чтобы обеспечить возврат вотчины в руки служилых людей посредством выкупа ее у монастыря родственниками завещателя. Следуя действовавшему обычаю, указ 1551 года не предоставил, однако, родичам безусловного права выкупа родовой вотчины, но только подтвердил их право выкупа на тот случай, если оно было особо оговорено дарителем в дарственной грамоте[102]102
  Это право родового выкупа было еще более обеспечено указом 1557 года, с целью удержать за собой завещанные вотчины, монастыри назначали несоразмерно высокую цену выкупа: закон пришел на помощь родичам, выкупавшим вотчины, и разрешал им обжаловать перед правительством неправильную оценку вотчины; правительство могло, однако, вмешиваться в такие споры только до тех пор, пока монастырь не был еще введен во владение дарованной ему вотчиной.


[Закрыть].

В 1572 году запрещено было делать земельные вклады в богатые обители: «в большие монастыри, где вотчин много, вперед вотчин не давати; а которая будет вотчина и написана, ино ее в поместной избе не записывати, и отдавати ее роду и племени служилым людям, чтоб в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила. А кто которым монастырям малым даст вотчину, у которых монастырей земель мало: и те вотчины, доложа государя, записывати, а без докладу не записывати и без боярского приговора»[103]103
  Хрестоматия по истории русского права М. Ф. Владимирского-Буданова. Вып. III, № XIX. С. 34.


[Закрыть]. Не удовлетворяясь этим указом, правительство в 1580 году поручило собору из представителей духовенства – архиепископов, епископов, игуменов и архимандритов – вновь пересмотреть вопрос о чрезмерном скоплении недвижимых имуществ в церкви. Духовный собор признал, следуя внушениям светской власти, что от многочисленных епископских и монастырских земель «нет никоего прибытка», что «села и пожни и иныя угодия земляныя по священным епископиям и по святым монастырям в пустошь изнуряются ради пьянственного и непотребного слабого жития многообразие; многая-ж и в запустение приидоша». От перехода вотчин в монастыри «воинственному чину оскудение приходит велие». Между тем этот «воинственный чин» необходимо предохранить от оскудения ввиду грозящих государству многочисленных внешних врагов, «от Турского и от Крымского, и от Нагай, и от Литовского Короля, с ним же совокупишася Польша, Угры, Немцы Лифляндские и другие свейские; сии все совокупившеся, образом дивияго зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хотяху истребити православие». Несмотря на все это, епископы и игумены не нашли возможным вернуть государству, для военно-служилых людей, какие-либо из принадлежащих духовенству имений. Все его земли и земляные угодья, все ранее данное Богом «да не исходит из митрополий, епископий и монастырей; хотя которое место и не утверждено крепостьми и того у монастыря не выкупити и вперед в монастыри о вотчинах не тягатися».

Подтверждая закон 1551 года, собор постановил, что на будущее время духовенство должно «земель не покупать, не брать в залог и не прибавливати никоторыми делы», – и вместе с тем пошел далее прежнего соборного приговора, а именно: обязал вотчинников не только не продавать в монастыри вотчин, но и не давать их безденежно «по душам». В случае же если вотчинники нарушат это постановление и завещают земли монастырю, то родственники их имеют неограниченное право выкупа вотчины, и не только родственники ближнего рода, но «хотя кто и далеко в роду»; «а будет у кого роду не будет, ни ближнего, ни дальнего, и ту вотчину имать на государя, а деньги за нее платить из казны». Это узаконение о выкупе из монастыря вотчин, данных на поминовение души, при всей его незначительности на первый взгляд, было важным нововведением. Новое постановление вело к нарушениям свято чтимой посмертной воли дарителя. Если вкладчик, проникнутый заботой о непрерывности и вечности поминовения, боязнью учинить свою душу беспамятной, давал свою землю монастырю впрок, без выкупа, то он обыкновенно грозил нарушителям этой своей воли судом пред лицом Бога, в будущем веке[104]104
  «А роду моему ни ближнему, ни дальнему того села у Живоначальной Троицы не выкупити, а кто насильством выкупит то село, и мне с ним суд будет перед Богом».


[Закрыть]. Соборный приговор обязал родичей нарушать волю завещателя, пренебрегая его грозным заветом[105]105
  СГГД. Т. I, № 200. Приговор 1584 г. (№ 202). Иная редакция в ААЭ. – Угрозы вкладчиков судом в будущем веке взяты из книги Рождественского С. В. «Служилое землевладение…» (с. 108). В грамоте 1580 г. сказано: «земель не покупати, закладней не держати»; объяснение значения слова закладни в этой цитате см. в нашей статье «Закладничество-патронат». Статья о выкупе вотчин читается так: «а от сего дни вперед с Генваря пятагонадесять дня вотчинником вотчин своих по душам не давати, а давать за них в монастыри деньги, которое село, чего судить; а село имати вотчинником, хотя кто и далеко в роду; а буде у кого роду не будет, ни дальнего, ни ближнего и та вотчина имать на государя, а деньги за нее платить из казны» (с. 685). Эта статья передается различно Блюменфельдом (О формах землевладения… С. 211–215), Рождественским (Служилое землевладение… С. 112–114) и Сторожевым (Указная книга Поместного приказа. С. 159).


[Закрыть].

Среднее дворянство XVI века жило весьма бедно и с трудом находило средства для исправного отбывания тяжелой военной службы. Являясь в полк, сын боярский обязан был иметь дорого стоившее вооружение и лошадей, должен был привести с собой людей, надлежащим образом вооруженных, наконец, запасти провиант для себя, своих людей и лошадей на несколько месяцев.

В большинстве случаев уездный дворянин не имел вотчины и жил доходами с поместья. Между тем средний размер поместного оклада был невелик, да и действительная поместная дача большей частью была меньше следовавшей ему по окладу. Свободных обработанных земель недоставало для надлежащего испомещения служилых людей. Недостаток земель заставлял сокращать поместные дачи вдвое, втрое и вчетверо против оклада, а в исключительных случаях ограничиваться выделом небольших участков усадебной земли. В 1592 году в Ряжском уезде до 30 детей боярских, с назначенными им окладами от 50 до 200 четвертей, получили лишь землю на «усадища». В 70-х годах из 168 детей боярских из Путивля и Рыльска, записанных на службу, 99 человек совсем не получили поместий; остальные были «испомещены по окладам несполна, иные вполы, а иные в третий и четвертый жеребий, а иным дали на усадища не помногу». В Невельском уезде многие дети боярские, с окладами от ста до четырехсот четей, владели лишь небольшими именьями от 16 до 85 четей (от 24 до 125 десятин). Они получили земли в пополнение их окладов при переселении в Полоцкий уезд в 1570 году; но и после испомещения в Полоцкой области их поместная дача не достигла и половины оклада. В 60-х и 70-х годах довольно обычным было испомещение в половину оклада (Венев и Казань). На южной окраине, вследствие недостатка культурной земли, правительство наделяло детей боярских в счет недостающего количества пашенной земли лесом и «диким полем». Помещики иногда отказывались брать невозделанные или запустевшие имения «за пустом», несмотря на то что правительство давало им льготу в податях (кроме «городового дела») на 8 и на 10 лет и выдавало деньги на построение хором (по 2 рубля на каждые 100 четей). Дети боярские могли сами приискивать себе удобные земли и ходатайствовать о пожаловании им этих земель; они внимательно следили за соседними имениями и, когда владельцы их почему-либо лишались права на владение поместьем, спешили обратиться к правительству с ходатайством о передаче им чужого поместья в счет поместного оклада. Правительство определяло даже новикам поместные оклады не менее 150 четей (225 десятин); но эти цифры окладов не соответствовали действительным размерам поместий. Писцовая книга Орловского уезда свидетельствует о крайней незначительности владений помещиков; например, «пашни паханые доброй земли четь, да перелогу 2 чети в поле, а в дву потому-ж, а оклад Богдану 40 четей, а не дошло в его оклад 37 четей»; или «оклад Ромашку 50 четей, а не дошло в его оклад 33 чети; оклад Епишке 50 четей и не дошло в его оклад 30 четей».

Владея, в среднем, незначительными поместьями, дети боярские, сверх того, не могли надлежащим образом вести хозяйство на своей земле, потому что военная служба весьма часто, на более или менее продолжительное время, отрывала их от хозяйственных забот. Получавшееся детьми боярскими денежное жалованье не могло служить существенным подспорьем к доходам с земли. Денежные оклады были невелики и выдавались в виде награды за участие в походах, в мирное же время – в известные сроки, через несколько лет, большей частью – раз в четыре года. Жалованье могло только покрывать издержки на вооружение и на поддержание его исправности.

Служилые люди нередко входили в долги на боевое снаряжение. Установленные в 1556 году денежные оклады были в прямом соответствии с качеством и исправностью вооружения. За приведенных помещиком ратников правительство выдавало ему по 2 рубля за человека в доспехах и по 1 рублю за человека в тегиляе. Неимение соответственного вооружения или отдельных его принадлежностей влекло за собою вычет из жалованья. В 1576 году, когда недостаток земель приводил к тому, что многие дети боярские совсем не получали поместий, правительство постановило выдавать неиспомещенным детям боярским ежегодное денежное содержание[106]106
  АМГ. Т. I, № 21; Сторожев В. Десятни. С. 344 и др.; Середонин С. М. Сочинение Дж. Флетчера. С. 353; Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 306, 307, 334.


[Закрыть].

Бедность служилых людей, в связи с большими служебными требованиями, вела к чрезмерной их задолженности. Экономический кризис, бывший следствием истощения естественных богатств центральных уездов и отлива населения на южные и восточные окраины, крайне увеличил эту задолженность в середине XVI века. Московское правительство решилось на чрезвычайное мероприятие. Указом 25 декабря 1557 года служилые люди были освобождены от уплаты процентов по принятым ими на себя долговым обязательствам, и погашение их долгов частным лицам, заимодавцам, было рассрочено на пять лет. «По старым кабалам на прошлые лета все росты государь отставил и повелел на служилых людях правити долги денежные в пять лет истинну деньги (сумму долга), без роста», – хлебные же долги велено было править «без насыпу, рассчитав на пять жеребьев». На будущее время установлен был новый законный рост, в 10 % с суммы долга, взамен прежнего 20-процентного. Существенные льготы по уплате долгов, установленные этим, так называемым ростовым приговором, были распространены на все население; но из самой редакции указа, говорящего, главным образом, о «служилых людях», видно, что эти меры были вызваны нуждами служилого класса.

Указ 11 января 1558 года, распространивший действие ростового приговора на сделки заклада вотчин, имел в виду уже исключительно облегчение тяжкой задолженности служилых людей, вотчинников.

Заклад земли сопровождался особенно тяжкими последствиями для землевладельца, потому что, по действовавшему в это время обычному праву залога, заложенная земля переходила в пользование кредитора-залогопринимателя; кредитору предоставлялось право «за рост пахати» взятую им в заклад землю. Вотчинник-залогодатель лишался, таким образом, возможности скопить из доходов с земли деньги для выкупа заложенной вотчины. В случае просрочки долга заложенная вотчина переходила немедленно в собственность заимодавца: «а полягут деньги по срок, ино ся кабала и купчая». Указ 1558 года установил пятилетнюю рассрочку уплаты долгов, обеспеченных залогом вотчин. Вместе с тем он отнял у кредиторов право «пахать за рост» заложенную вотчину. По уплате одной пятой долга закладчику возвращалось право пользования заложенной землей: «А взяти на заимщике на первый год заемных денег по расчету пятый жеребей, а вотчину отдати тому, кто закладывал». Только в том случае, если землевладелец прекращал дальнейшие платежи в погашение долга, его вотчина, взятая из заклада, возвращалась обратно в пользование заимодавца: «А не мочно будет которым вперед в те пять лет платитись, и у тех людей те вотчины велети имати, да отдавати тем же людем (кредиторам) назад в их деньгах пахати по старине»[107]107
  Указы 5 августа 1557 г. и 11 января 1558 г. в Дополнительных указах к Судебнику (в изд. Башилова); Судебник ц. и в. кн. Ивана Васильевича. СПб., 1768, № 133–143; АИ. Т. I, № 154, № VI, VIII). – В изложении указа 1558 г. о закладных вотчинах мы следуем более исправному тексту издания Башилова (№ 141): «А взяти на заимщике на первый год заемных денег по расчету на пятой жеребей, а вотчина отдати тому, кто закладывал… и та вотчина закладная, кому из закладу какову вотчину выдадут, держати за собою, доколе своему должнику выплатить, а у иного в туж пять лет тое вотчины за рост пахати не заложити ни у кого, ни продати, ни променити, ни в приданое, ни по души не отдати, доколи все деньги выплатить в ту пять лет» и пр. Исследователи обыкновенно упускали из виду этот текст и придумывали сложные объяснения несообразного текста, напечатанного в АИ. В этом издании статья читается так: «А та вотчина закладная тому, кому из закладу какову вотчину выдадут, держати за собою, доколи своему должнику выплатить, а у него в ту же пять лет тое вотчину за рост пахати, а не заложити ни у кого, ни продати, ни променити, ни в приданое, ни по душе не отдати» и пр. (одинаково в обоих списках). По этому тексту выходит, что вотчиннику право использования не возвращается; кредитор продолжает за рост пахать вотчину; вотчиннику возвращается лишь отвлеченное право владения: «держати». Но ведь с закладом вотчины он не терял права собственности и права владения на нее; странно было возвращать собственнику то, что им не было утрачено. С другой стороны, трудно допустить, чтобы московские юристы того времени строго различали права распоряжения, владения и пользования. Они различали право собственности (в реальном его проявлении: распоряжении) и право владения (в материальной оболочке пользования). Смысл указа уясняется вполне сопоставлением следующих выражений: когда уплачена пятая часть долга, то следует «вотчину отдати тому, кто закладывал; когда же заимщики прекращают платеж долга в рассрочку, то следует у них «те вотчины имати, да отдавати тем же людям (кредиторам) назад в их деньгах пахати по старине». Чтобы отдать пахать вотчину назад кредитору, очевидно, надо было ранее взять ее у кредитора и отдать пахать закладчику, собственнику (ср.: Мейер. Древнее русское право залога. – Юридический сборник. 1855. С. 249; Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. III, прим. 58; Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 102–103). Неисправная редакция указа 1558 г. в АИ справедливо заставила Рождественского удивиться: «почему на долги с земельным обеспечением не распространена льгота 1557 г., не уничтожен рост на льготные 5 лет?» Из ясного текста издания Башилова видно, что рост на долги с земельным обеспечением (за рост пахати) был уничтожен так же, как на долги без такого обеспечения.


[Закрыть].

Чрезвычайные указы 1557 и 1558 годов, существенно нарушавшие интересы кредиторов в пользу землевладельцев, показывают, что задолженность служилых людей, помещиков и вотчинников приняла опасные размеры. В последующие десятилетия уровень экономического благосостояния служилых землевладельцев еще более понизился. По тверскому списку 1585 года на 88 служащих дворян и детей боярских царя Симеона Бекбулатовича показаны 41 человек помещиков, которые «службы не служат, поместья свои запустошили, сами или сбежали, или ходят меж двор». На периодических смотрах всегда оказывалось по несколько человек обнищавших детей боярских, покинувших свои запустевшие поместья и бродящих «меж двор» или сбежавших без вести.

Наиболее тяжким было положение мелких помещиков центральных областей. С середины XVI столетия начался сильный отлив населения из этих областей на вновь колонизовавшиеся юго-восточные окраины. Разные случайные обстоятельства, как например, многолетние неурожаи пятидесятых годов, усиливали этот отлив. Иностранцы, замечает проф. Ключевский, по дороге в Москву встречали на обширных пространствах, даже по бойким торговым дорогам, одни свежие следы прежней населенности края, большие, но безлюдные села и деревни, жители которых ушли куда-то; везде народ разбегался, и пустели не только деревни, но и города. С половины XVI века вопрос о беглых крестьянах становится больным местом русского землевладения. Делаются заметными усиленные заботы землевладельцев о том, чтобы удержать на своих землях крестьян и переманить их к себе от соседей или с государственных черных земель[108]108
  Середонин С. М. Сочинение Дж. Флетчера… С. 353; Сторожев В. Десятни. С. 61, 79, 419; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 313.


[Закрыть].

Уход крестьян тяжелее всего отзывался на положении среднего класса, помещиков. Крупные вотчинники, и в особенности монастыри, удерживали и привлекали на свои земли крестьян различными льготами. Монастырские земли на основании жалованных, или тарханных, грамот пользовались важными податными привилегиями: с них не взимались «никакие царские и земские разметы». Царским Судебником 1551 года тарханы были отменены: «а тарханных (грамот) вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». Но постановление это совсем почти не применялось на практике. На соборе 20 июля 1584 года духовенству предложено было вновь обсудить вопрос о полной отмене церковных землевладельческих привилегий. Собор этот отметил факт «многого запустения в вотчинах и поместьях воинских людей» и признал главной причиной обеднения помещиков то обстоятельство, что крестьяне во множестве уходят с их поместий на монастырские земли: «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханы во льготе и от того великая тощета воинским людем прииде». Поэтому, «для великой нужды и оскудения воинского чина», собор постановил «отставить тарханы, покаместь земля поустроится», чтобы «воинский чин (дворяне и дети боярские) на брань против врагов Креста Христова ополчался крепче». Этот приговор собора был отменен через несколько месяцев, и в октябре 1584 года тарханы были восстановлены[109]109
  Царский Судебник. Ст. 43; СГГД. Т. I, № 202 (1584). С. 394, 395; Соловьев С. М. История России. Кн. 2. Т. VII. С. 647.


[Закрыть].

Крестьяне, жившие на помещичьих землях, обязаны были «слушать помещика, подати ему платить и всякое изделие делать». Работая на помещика, царского слугу, они в его лице служили государству. Но в это время, в конце XVI века, крестьяне, как выяснено новейшими исследователями, сохраняли еще древнее право перехода. Сознавая вред, какой наносился помещичьим хозяйствам разбродом крестьянского населения, правительство Иоанна IV и Феодора Иоанновича не прибегало, однако, к той крайней мере – закрепощению крестьян, которая по настоятельным ходатайствам служилых людей была узаконена впоследствии правительством царя Алексея Михайловича для поддержания воинского чина дворян и детей боярских.

Первоначально, до конца XVI века, правительство стремилось, главным образом, к тому, чтобы упорядочить крестьянские переходы. Судебник Иоанна III, следуя обычной практике, установил определенное время в году для переходов крестьян – Юрьев день (26 ноября): «А христианам отказыватися из волости в волость и из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и за неделю после Юрьева дня осеннего», – и определил размеры пошлин, взыскивавшихся помещиками с уходящих крестьян, в виде платы за пользование двором (за пожилые дворы). Этой последней мерой правительство желало предупредить постоянные споры между землевладельцами и крестьянами из-за денежных расчетов при отказе. Чрезмерными поборами с уходящих крестьян землевладельцы старались удержать их на своих землях. Вмешиваясь в эту глухую борьбу между помещиками и крестьянами, правительство Иоанна III не становилось ни на ту, ни на другую сторону, имея в виду лишь установлением размера «пожилого» предупредить столкновения между обеими сторонами. Правительство Иоанна Грозного усвоило то же самое отношение к этому вопросу. Статьей 88 Судебника 1551 года подтвержден был прежний срок крестьянского отказа (Юрьев день) и несколько повышены были размеры сборов в пользу землевладельцев[110]110
  «В поле за двор рубль да два алтына, а в лесе, где десять верст до хоромного лесу, за двор полтина да два алтына. А пожилое имати с ворот (а не с каждой избы). А за повоз имати с двора по два алтына, а опричь того на нем пошлин нет (воз с пожитками крестьянина)» (ст. 88).


[Закрыть]. Но, узаконивая обычные высокие сборы с отказывающегося крестьянина, царский Судебник вместе с тем, с целью защитить крестьянина от дальнейших притеснений, определил: «а опричь того на нем пошлин нет».

Необходимость уплатить эти пошлины, а также вернуть землевладельцу выданную им ссуду или подмогу ставила в крайне затруднительное положение крестьян, желавших перейти к другим землевладельцам. Не имея средств для расплаты с помещиком по правилам отказа, крестьяне нередко уходили тайно. Число таких незаконно ушедших, беглых крестьян значительно увеличилось во второй половине XVI века, когда усилилась колонизация окраин. Московские приказы были завалены исками о возвращении беглых крестьян. Правительство признало необходимым сократить число этих дел и указом 1597 года запретило помещикам возбуждать иски о возвращении крестьян, бежавших за пять лет до этого указа, то есть до 1592 года: «на тех беглых крестьян в их побеге и на тех помещиков и вотчинников, за кем они выбежав живут, суда не давати, и назад их, где кто жил, не вывозити»[111]111
  О христьянском отказе: ст. 57 Судебника 1497 г. и ст. 88 Судебника 1551 г.; АИ. Т. I, № 105; Хрестоматия по истории русского права Владимирского-Буданова М.Ф. Ч. II. Указ 24 ноября 1597 г.: АИ. Т. I, № 22, III. – По мнению прежних исследователей, этому указу о возвращении беглых предшествовал не дошедший до нас указ о прикреплении крестьян, который был издан около 1590 г. в царствование Феодора Иоанновича. Погодин в 1858 г. в статье «Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права» выступил решительным противником этого взгляда. По его мнению, «никакого общего безусловного указа о прикреплении крестьян к земле Борис не давал», винить в его развитии следует обстоятельства. Это мнение принято, развито и подтверждено многими новейшими исследователями (проф. Ключевский, Владимирский-Буданов, Дьяконов, Милюков). Проф. Сергеевич, в последнее время, возобновил старые поиски за указом о прикреплении крестьян 1590 года; он полагает, что понятие беглого крестьянина было понятием новым и могло иметь своим источником лишь отмену Юрьева дня и что, следовательно, указу 1597 года, говорящему о беглых крестьянах, должен был предшествовать указ о прикреплении (Русские юридические древности. Т. I. С. 243). Между тем о беглых крестьянах говорит уже писцовая книга Тверского уезда 1581 года, когда еще несомненно действовало право перехода. Эта книга различает крестьян: 1) законно вышедших по указу, с уплатой пошлин о Юрьеве дне; 2) вывезенных с отказом или без отказа и беспошлинно; 3) выбежавших и сбежавших: «дер. Олешино, Митка Иванов сбежал безвестно; Олеша Кузьмин выбежал в 88 г. в Великий пост, за князя Дм. Борятинского» (Писцовая книга. Т. II. С. 368, 293, 309, 361 и др.; о вышедших и вывезенных – С. 300, 311, 369). Литература вопроса и новые соображения в ценной статье П. Н. Милюкова (Крестьяне. – Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XVI. С. 675 и след.), а также в статье Н. Н. Дебольского (К вопросу о прикреплении владельческих крестьян. – ЖМНП. 1895, ноябрь).


[Закрыть].

Кроме незаконного выхода крестьян без уплаты пошлин и долгов, в это время получил большое распространение также вывоз крестьян одним помещиком от другого.

Помещики так нуждались в рабочих руках, что готовы были уплатить за крестьянина все его долги и выходные пошлины, чтобы только переманить его на свою землю, вывезти с земли другого помещика. Вывоз был в то время главной формой перехода крестьян, и между помещиками велась постоянная борьба из-за крестьян. Каждый из них старался удержать на своей земле своих людей, не дать другому помещику перевезти их к себе и, в свою очередь, старался переманить к себе, «вывезти» крестьян соседа. В этой борьбе брали верх богатые вотчинники, предоставлявшие крестьянам большие льготы и выдававшие им большие ссуды – подмоги. Мелкие помещики силой удерживали крестьян, требовали от них чрезмерных пошлин в виде выкупа, мстили уходившим тем, что грабили их имущество (животы).

Царь Борис Феодорович Годунов счел необходимым положить конец этому ненормальному положению дел. Идя навстречу желаниям среднего класса, помещиков, он указом 1601 года, в виде временной меры на один год, воспретил богатым землевладельцам, боярам, окольничим, большим дворянам, духовенству, вывозить крестьян на свои земли и всем московским помещикам повелел на этот заповедный год «крестьян промеж себя не отказывати и не возити». В Московский уезд, в котором владели поместьями почти исключительно служащие высших чинов, запрещено было вообще перевозить крестьян из других уездов. Всем же остальным провинциальным помещикам, дворянам и детям боярским городовым разрешено было переводить крестьян, но с тем условием, чтобы с земель одного какого-либо помещика другой помещик не перевел к себе более двух крестьян. Законодатель в этом случае стремился предупредить чрезмерное усиление одного землевладельца за счет другого.

Но, сделав эти уступки провинциальному дворянству, стремившемуся к закрепощению крестьян, указ 1601 года, вместе с тем подтверждая право крестьянского перехода, требовал, чтобы эти дворяне не удерживали насильно своих крестьян непомерными поборами, «от налога и продаж давали им выход». При распространении действия указа 1601 года на следующий 1602 год правительство настоятельно требовало, чтобы помещики «крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякия зацепки и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и сильно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им некоторых не делали». Запрещая крестьянам выход с земель крупных землевладельцев, указ 1602 года, напротив, принимал все меры к тому, чтобы обеспечить свободный переход крестьян от одних мелких помещиков к другим, всецело подтверждая их древнее право отказа. Повторяя статью царского Судебника, правительство царя Бориса Феодоровича объявило, что помещики не имеют права требовать с уходящих крестьян других пошлин, кроме пожилого (за двор рубль и два алтына). Помещикам было объявлено, что, кто из них «учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати», тот будет в великой опале от государя. Правительство позаботилось и о том, чтобы эти распоряжения сделались известны всем помещикам и крестьянам: «бирючам велено было кликать о них не один день во всех посадах и на сельских торжках»[112]112
  ААЭ. Т. I, № 20 (28 ноября 1601 г.) и № 23, 24 ноября 1602 г. Кроме того, приговор 1 февраля 1606 г. о невозвращении тех беглых крестьян, которые ушли от бедности, в голодные годы 1603 и 1604, «что было им прокормиться не мочно». Статистические данные о преобладании вывоза крестьян см.: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. I. С. 194, прим. 1.


[Закрыть].

Этот указ был последней попыткой примирить интересы помещиков и крестьян посредством урегулирования крестьянских переходов. Правительство царя Алексея Михайловича, как будет указано ниже, признало необходимым лишить крестьянское население права перехода.