Текст книги "Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства"

Военно-служилое дворянство состояло в ведении Разрядного приказа, военного министерства тех времен. «Ведомы в том приказе, – говорит Котошихин, – всякие воинские дела и города строением и крепостьми, починкою и ружьем и служилыми людьми; также ведомы бояре… дворяне и дети боярские, и казаки, и солдаты всякой службой: кого куда случится послати на службы в войну, и на воеводства в городы и во всякие посылки».

Первое по времени определенное известие о Разряде как особом учреждении в полном составе трех дьяков и нескольких подьячих относится к 1535 году. Но военно-административное ведомство Разряда должно было выделиться из общего дворцового управления в самостоятельное учреждение еще при Иоанне III, когда уничтожена была обособленность военной администрации уделов и возник класс государевых служилых людей. В первой половине XVI столетия, как и впоследствии, в этом приказе велись разрядные росписи воевод, выдавались воеводам именные списки детей боярских, участвовавших в походе, хранились составлявшиеся в уездах особые книги, «десятни», куда заносились сведения о служебной годности каждого дворянина и сына боярского.

В царствование Иоанна Грозного образовывается особый Поместный приказ. «Ведома в том приказе, – говорит Котошихин, – всего Московского государства земля и что кому дано поместья и вотчин». Разрядный приказ ведал службу детей боярских, устанавливал общие размеры поместных окладов и руководил верстанием детей боярских, то есть распределением их по статьям. Поместному приказу, или избе, принадлежало испомещение детей боярских – наделение их землей по окладам, определенным в Разряде. Поместная изба не была, однако, подчинена разрядным дьякам; она самостоятельно заведовала казенными землями и наделяла детей боярских тем или другим поместьем сообразно с окладом и имевшимися в ее распоряжении свободными землями. Разрядный приказ ограничивался тем, что определял, в каком размере должно быть дано поместье служилому человеку, но предоставлял Поместному приказу выделить ему поместную дачу из тех или иных земель[89]89
  Ключевский В. О. Боярская дума. С. 407; Сказания Массы и Германа о Смутном времени (ред. Е. Замысловского). С. 55; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки. С. 195, 204, 556, 557.


[Закрыть]. Поместный приказ при этом редко наделял детей боярских поместьями сполна по окладу; большею частью поместная дача была несколько меньше оклада.

В качестве военно-административного учреждения Разряд имел несравненно более важное значение, чем Поместная изба, с более ограниченной компетенцией государственного земельного хозяйства. Сверх того Разрядный приказ имел еще значение посредника между думой и прочими приказами; он сообщал другим приказам распоряжения государя, касавшиеся их; через него восходили в думу справки, требовавшиеся от других учреждений. Иностранцы называли этот приказ государственной канцелярией.

Думный разрядный дьяк имел большое влияние на государственные дела; от него зависели все служебные назначения. В конце царствования Иоанна Грозного думным разрядным дьяком был Андрей Щелкалов, пользовавшийся впоследствии громкой известностью. В 1571 году он был сделан старшим (думным) дьяком Посольского приказа, а его место занял младший брат его, Василий Щелкалов, который затем долгое время, до 1594 года, стоял во главе Разрядного приказа. Братья Щелкаловы, стоявшие во главе двух важнейших приказов, в царствование Феодора Иоанновича пользовались изумительным влиянием на дела. Голландец Масса говорит: «Кроме Бориса Годунова, от которого зависели все дела государственные, имел в Москве важное значение думный дьяк Андрей Щелкалов, человек необыкновенно пронырливый, умный и злой. Борис, считая его необходимым для управления государством, был очень расположен к этому дьяку, стоявшему во главе всех прочих дьяков во всей стране. Во всех областях и городах ничего не делалось без его ведома и желания. Не имея покоя ни днем, ни ночью, работая, как безгласный мул, он желал еще больше работать. Годунов не мог надивиться его трудолюбию». О могуществе и самовольстве дьяков Щелкаловых создалось в XVII веке немало легендарных сказаний; рассказывали, что они, составляя списки служебных назначений, самовластно влияли на местнический распорядок и искажали родословные росписи. Когда Василий Щелкалов, несколько уступивший дарованиями своему брату, перешел в Посольский приказ, место думного разрядного дьяка занял Сапун Аврамов (1594), долгое время бывший его помощником[90]90
  Середонин С. М. Сочинение Джильса Флетчера как исторический источник. С. 337–338, 349, 359. – В походе 1563 года бояр и детей боярских было, по итогу разрядных книг, 18 025 чел. (по счету же Середонина – 17 658 чел.); казаков – 6054 чел.; татар – 5174 чел.; сборных людей из разных городов – 2105 чел., число стрельцов не указано. Общяя цифра численности русского войска времен Иоанна IV в 110 тыс. чел. выведена в названном новейшем исследовании Середонина на основании возможно точных расчетов. Прежние ученые большей частью доверялись показанию Флетчера, который сообщает, что в его время русская армия состояла из 800 тыс. чел., Соловьев, касаясь этого вопроса, ограничивается тем, что приводит цифры из сочинения Флетчера «Of the russe Common Wealth». Беляев ошибочно полагал, что число служилых людей, получавших поместные дачи, простиралось до полумиллиона; а численность всего войска, помещиков и даточных людей, доходила до миллиона (!) (Крестьяне на Руси. С. 89).


[Закрыть].

Разрядному приказу, ведавшему дворян и детей боярских в мирное время, руководившему их пограничной (украинской) и сторожевой службой в военное время, когда дворянство призывалось к исполнению своей главной, ратной повинности, принадлежала роль современного генерального штаба. Дворянство, дворянская конница составляли главную военную силу Московского государства. В походе 1578 года участвовало дворян 10 532 человека; если положить круглым числом, что каждый помещик приводил с собою в полк по два вооруженных всадника, то дворянская конница, считая дворян и их людей, в этом походе составляла более половины всего московского войска[91]91
  Середонин С. М. Сочинение Джильса Флетчера. С. 359–361, 365, 366; Опись документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. VIII; Коломенская десятня. С. 4 и след.; Ряжские десятни. С. 333, 454–460; примечания к ним Сторожева. С. 51, 360. О бехтерце и тегиляе см.: Савваитов П. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора, в азбучном порядке расположенное. С. 11, 144.


[Закрыть]. Для похода на Полоцк в 1563 году, когда Иоанн IV собрал почти все военные силы государства, выставлено было в поле еще более всадников дворян, а именно 18 025 человек, бояр, дворян, детей боярских московских, новгородских и разных городов. Эта цифра не выражает еще наличного числа всех детей боярских. Из десятитысячного украинского корпуса не менее половины помещиков должно было остаться в 1563 году на местах, для охраны юго-восточных границ от постоянно грозившего нападения татар.

В шестидесятых годах, следовательно, в списках Разрядного приказа должно было числиться всего не менее 23 тыс. дворян и детей боярских. Все же московское войско во время Ливонской войны состояло приблизительно из 75 тыс. конницы дворян, детей боярских и их людей, из 20 тыс. человек стрелецкой пехоты и казаков, всадников и пехотинцев, наконец, из 14 тыс. татар и других инородцев и немногих иностранцев (голландцев, шотландцев, греков, датчан и др.); всего же, по счету Середонина, около 110 тыс. человек. В случае надобности собирались, кроме того, даточные и посошные люди, число которых было очень различно[92]92
  Известия Ричарда Чанслора, бывшего в России в 1553 г. (перев. Середонина) (ЧОИДР. 1884, № 4).


[Закрыть].

Войско делилось обыкновенно на пять полков: большой, правой руки, передовой, сторожевой и левой руки. Каждый полк составлялся как из дворянской конницы, так и из стрельцов, казаков и татар; последние служили разведчиками. В небольших походах бывало только по три полка: большой, передовой и сторожевой; напротив, в исключительных случаях, например, в Казанском походе 1550 года и Полоцком 1563 года, когда во главе войска находился сам государь, прибавлялись еще царский, или государев полк, и ертоуль, передовой отряд, на обязанности которого лежала разведочная часть и улучшение путей, по которым двигалось главное войско. Артиллерия, или наряд, и обоз составляли также особые части, имевшие самостоятельных воевод. Над каждым полком начальствовал воевода; это же звание носили второй и третий воеводы полка; под их начальством состояли головы, командовавшие отрядами в 1000, 800 и 100 человек; у стрельцов, кроме того, были еще начальники – пятидесятники и десятники.

Иностранцы, посещавшие Россию, очень хвалили русскую артиллерию того времени. Флетчер, подчеркивающий темные стороны Московского государства, полагает, что ни у одного христианского государя его времени не было такой прекрасной артиллерии, как у московского царя. Другие иностранцы удивлялись множеству орудий и снарядов, найденных в крепостях Полоцке и Великих Луках, по взятии их Стефаном Баторием. Нередко, однако, в крепостях недоставало пороха; именно по этой причине крепость Невель сдалась полякам. Благодаря хорошей артиллерии московские воеводы успешно отстаивали свои крепости. При защите крепостей они проявляли большую стойкость и искусство, какого не хватало им для сражений в открытом поле. Чтобы возместить этот недостаток, изобретена была особая подвижная крепость, гуляй-город, следовавшая за войском в походах. Эта крепость-обоз, по описанию дьяка Ивана Тимофеева, была «яко град, тончайшими досками соделан, щитоподобно, в ограждение верным»; она состояла из двух деревянных стен, защищавших воинов спереди и сзади; в стенах были сделаны отверстия, в которые выставляли дула орудий и пищалей; при передвижениях войска эту деревянную ограду разбирали на составные части и перевозили на лошадях.

В открытом поле русские войска часто терпели поражения, обнаруживая неумение сражаться, отсутствие искусных вождей, полный недостаток дисциплины. Одной из главных причин военных неудач Ливонской войны было вооружение, составлявшее самую слабую сторону русского войска и не годившееся уже для войны с западными соседями, поляками и шведами. В семидесятых годах дети боярские, имевшие пищали, составляли самое незначительное меньшинство среди массы, не имевшей огнестрельного оружия; оно было в то время почти исключительно достоянием стрельцов. Но и эти немногие пищали были очень тяжелы, стреляли небольшой пулей и крайне неудобно заряжались. Обычное вооружение составляли лук, сабля, реже – копье, затем панцирь, железная шапка, или шелом. Весь прибор к луку, налучье, колчан и стрелы назывались «саадаком». «Быти ему, сыну боярскому, – читаем в десятне 1577 года, – на службе на коне, в панцире, в шеломе, в саадаке, в сабле, с копьем, да за ним два человека на конях, в панцирях, в шапках железных, в саадаках, в саблях». Некоторые дети боярские вместо панциря имели кольчугу или бехтерец (род кольчуги). Беднейшие дети боярские и их люди шли на войну без доспехов, в одном «тегиляе», кафтане, подбитом пенькою или хлопком, с высоким стоячим воротником и короткими рукавами. Вооружение богатых дворян и воевод, по свидетельству иностранцев, отличалось большой роскошью и великолепием. Военачальники надевали на себя булатную броню и поверх нее одежду (тягиляй или приволоку) из золотой парчи, атласа или бархата с опушкой горностаева меха; богато изукрашенны были их мечи, колчаны, седла и конская сбруя. Во время псковской осады из Пскова выезжали воеводы в золоченых шлемах, атласе и бархате. К концу XVI столетия огнестрельное оружие получает большее распространение среди дворянской конницы. По десятне Ряжского уезда 1594 года большая часть детей боярских должны были служить государеву, цареву службу с пищалями. Однако пищали и карабины не вытеснили совершенно луков даже в половине следующего столетия; по десятне 1647 года многие дети боярские служили по старине с одними саблями и саадаками[93]93
  Развивая приведенные в тексте соображения о возникновении права родового выкупа в древнейшее время, Неволин, однако, полагает, что «в древние времена право родственного выкупа должно было встречаться весьма редко», что «право выкупа первоначально должно было существовать в той же неопределенности, в какой существуют первоначально все установления, возникающие из обычаев», и что оно у нас обязано если не происхождением, то, по крайней мере, утверждением своим новому порядку вещей (История российского гражданского законодательства. Т. III. § 415). По мнению других исследователей, царский Судебник узаконил порядок родового выкупа, созданный жизнью. «Московское государство, которому выгодно было сохранение вотчин в руках служилых людей, а не их обезземеливание, подхватило новые начала наследования, выработанные обычным правом, и, следуя постепенно за ходом жизни, развило их далее» (Блюменфельд Г. Ф. О формах землевладения… С. 176; Ефименко А. Исследования народной жизни. Вып. I. Обычное право. С. 251, 252; Сторожев В. Указные книги Поместного приказа. С. 162–163, 185–186; Башмаков А. Институт родов имуществ. – ЖМЮ. 1897, № 8. С. 23 и сл.; литература вопроса: с. 61). – По мнению проф. Владимирского-Буданова, право родового выкупа выработалось в XVI веке из прежнего права собственности на имущество всех членов рода: «до этого времени члены рода не отчуждали земли без согласия родичей» (Обзор… С. 460–461).


[Закрыть].

Иностранцы, посещавшие Россию, приходили в изумление от выносливости и неприхотливости дворян и их людей во время походов. «Думаю, – говорит англичанин Чанслор, – нет под солнцем людей, способных к столь суровой жизни, какую ведут русские. Хотя они проводят в поле два месяца после того, как земля замерзнет уже на аршин, рядовой воин не имеет ни палатки, ни чего-либо иного над головой; обычная их защита против непогоды – войлок, выставляемый против ветра и бури; когда навалит снегу, русский воин сгребет его и разведет огонь, около которого ложится спать. Так поступает большинство из них, за исключением знатных, доставляющих себе на собственный счет другие припасы. Но и эта жизнь в поле не так изумительна, как их суровость; каждый должен добыть и привезти корм для себя и для своей лошади на месяц или на два; хозяин нередко живет на воде и овсяной муке, перемешанной с солодом, лошадь его должна питаться ветвями и тому подобным». Флетчер также удивляется выносливости русских воинов: «Если бы русский солдат с такой же твердостью духа исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду или труд, или столько же был бы способен и привычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь он много уступает им и в храбрости, и в самом исполнении военных обязанностей. Что бы можно было сделать с этими людьми, если бы они были выучены дисциплине, искусству цивилизованных войск. Если бы московский великий князь имел в своей стране людей, которые могли бы научить этим двум вещам, то, я думаю, лучшие и сильнейшие христианские государи не могли бы соперничать с ним»[94]94
  Цитаты из правых грамот 1550 и 1559 гг. приведены Неволиным в примечаниях 312, 313 (История гражданского законодательства. Т. II, § 414).


[Закрыть].

Глава V
Меры для поддержания служилого землевладения

Дворяне и дети боярские составляли своеобразное постоянное войско. Не имея средств содержать на жалованье регулярные войска, московское правительство создало класс дворян и детей боярских, военно-служилых людей, представлявших нечто среднее между земским ополчением и регулярным войском. По первому призыву правительства дворяне должны были «конны, людны и оружны» являться в полки. Денежное жалованье, получавшееся ими от правительства, было очень незначительно. Они должны были содержать себя в мирное время и доставать средства для отбывания военной службы со своих земель, наследственных вотчин или пожалованных правительством поместий. Поместное и вотчинное, служилое землевладение составляло основу всей военной организации государства. Московское правительство XVI века не могло не принять мер для предохранения его от упадка.

Вотчинное землевладение было обязано службой наравне с поместными, имело одинаковое с ним военное значение. Сообразно с этим правительство, с одной стороны, устанавливает контроль над обращением земель, над переходом вотчины от одних землевладельцев к другим, с другой стороны, стремится предохранить вотчинников от обезземеливания, которое лишало их возможности исправно отбывать службу. Иоанн IV, подобно своему отцу и деду, относился враждебно лишь к крупнейшим княжеским владениям. Средние боярские и тем более дворянские вотчины не имели политического значения. Иоанн IV не только не стремится разрушать такие вотчины, но, напротив, принимает некоторые меры к тому, чтобы сохранить дворянским родам их родовые имения, преследуя при этом ту же цель, что и при наделении поместьями неимущих служилых людей, а именно: обеспечение исправного отбывания военной службы.

С целью предохранения от полного упадка дворянского землевладения Судебник царя Иоанна IV стремился обеспечить возвращение дворянским родам утерянных ими, путем продажи, наследственных владений. С этой целью Судебник узаконил существовавший с древнего времени обычай выкупа родичами их родовых вотчин.

Московское законодательство не создало этого института; в этом случае, следуя своему обыкновению, оно только воспользовалось готовым, выработанным жизнью институтом обычного права и, признав его полезным для государства, поставило под охрану закона. Право выкупа родовых вотчин восходит на Руси так же, как на Западе, надо полагать, ко времени глубокой древности. Земля в те времена составляла важнейший предмет обладания человека, она одна только давала лицу твердую точку опоры в жизни, давала прочное материальное обеспечение. «На владении землей, – говорит Неволин, – основывалось, к нему прикреплялось благосостояние и имущество как отдельных лиц, так и семей и родов. Поэтому поземельная собственность в древности была редко отчуждаема». Сильное развитие родственного чувства, родового сознания, крепость семейных и родовых союзов вели к признанию известных прав рода на вотчины родичей. Когда крайность заставляла землевладельца продавать свою вотчину, он, помня о правах его родичей на эту землю, продавал ее первоначально только условно, предоставляя своим родичам право выкупить его землю. Это право выкупа родовой вотчины должно было быть у нас столь же обширно, как и у германских племен в Средние века. С течением времени, по мере упадка родовых союзов и развития личности, ограничивалось на практике и обычное право выкупа. Владение землей все более приравнивается к владению другими имуществами, утрачивается идея неподвижного, извечного владения родовой вотчиной, земля, превращаясь в меновую ценность, все чаще переходит из рук в руки. Вотчинники нередко отказываются от своего права выкупа за себя и за своих детей и продают вотчины в дерн, впрок, навеки, без выкупа. Судебник застал обычай выкупа вотчин в период начавшегося его упадка, но счел необходимым поддержать практику выкупа законодательными определениями[95]95
  Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 93.


[Закрыть].

Для землевладельцев нередко было весьма важно вернуть в свои руки именно их родовую землю, их отчину. Они обращались в суд, когда лицо, купившее их родовую землю, отказывалось продать ее им обратно, нарушая их право выкупа вотчины. «Мы, – говорили истцы в челобитной на суде, – хотели у него, Андрея (купившего землю), нашу вотчину выкупить, а нынче он ту нашу вотчину отдает мимо нас, вотчичев, в Кирилов монастырь, хотячи, Государь, нас, холопей твоих, вконец уморити. Православный царь, Государь, покажи милость, не отведи от родителей, вели у нас за ту вотчину деньги взять». При продаже части вотчины образовывалась неудобная чересполосность владений; у родичей возникали ссоры с новым владельцем-чужеродцем, купившим часть их родовой земли: «Нам, – жаловались они, – с ним в одном месте прожить не мочно, людишек наших бьет, и садишко отнял, и рощу сечет, а нас выживает из нашей отчинки». Владение землей в одном месте представляло иногда такие выгоды, что родичи готовы были выкупить отошедший участок их наследственной земли, даже и по цене, превышавшей его действительную стоимость. Истцы, желавшие выкупить такой участок, объясняли: «Бьем челом потому, что наша вотчинка сошлась с той вотчинной землей, земля с землей, и пашню пашут и пожни косят через полосу; Царь и Государь, вели у нас за ту вотчинку деньги взять по цене, хотя и выше цены, или в то место вели нашей вотчиной земли взять в ином месте». Выкуп вотчин, будучи, таким образом, полезным для поддержания хозяйства вотчинников, кроме того, мог содействовать более равномерному распределению земель между служилыми людьми; земли, скупленные более состоятельными землевладельцами, возвращались по праву выкупа назад в роды, которые по бедности должны были ранее продать их чужеродцам[96]96
  Соображения о ст. 85 царского Судебника: Неволин К. История гражданского законодательства. Т. III, § 417, п. 1–5; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 463–464 и Хрестоматия по истории русского права. Вып. III, примеч. 207–212; Блюменфельд Г. Ф. О формах землевладения… С. 187–189; Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 93—100.


[Закрыть].

Тем не менее правительство XVI века не нашло возможным предоставить родичам право выкупа в большем объеме, чем оно было установлено жизненной практикой, и ограничилось тем, что узаконило действовавшую практику выкупа вотчин, попытавшись предупредить полную потерю служилыми дворянскими родами фамильных имений[97]97
  Ключевский В. О. Боярская дума. С. 288–289 и др.; Рождественский С. В. Служилое землевладение… С. 87–90.


[Закрыть]. Статьей 85 царского Судебника право выкупа было отнято у продавца вотчины, а также у его детей и внучат: «кто вотчину продаст, и детям его и внучатам до той вотчины дела нет, и не выкупити им ее». Как видно из купчих предыдущего времени, Судебником был узаконен все более распространившийся среди лиц, продававших земли, обычай отрекаться при продаже вотчины от своего права выкупа. Судебник на будущее время окончательно обеспечил лиц, покупавших вотчины, от притязаний самих продавцов на выкуп своей земли. От этих притязаний были устранены, кроме того, дети продавца, а также и те его родственники, которые присутствовали при сделке и подписали купчую в качестве свидетелей (послухов); подписание родичами купчей рассматривалось как знак изъявленного ими согласия на отчуждение имущества.

Но вместе с тем право родичей на выкуп родовой вотчины было формально узаконено Судебником: «А не будет братьи в послухах, и братья, или сестры, или племянники ту вотчину выкупят». Для этого выкупа назначен был сорокалетний срок; причем, вероятно, была принята в соображение обыкновенная продолжительность одного человеческого поколения.

Давая право выкупа родичам для того, чтобы сохранить за ними их родовые имущества, Судебник принял меры к тому, чтобы не допустить злоупотреблений этим правом, не сделать его источником вредной спекуляции. Для этой цели было постановлено, что выкупивший вотчину должен держать ее за собой или отдать ее своим родственникам; родич не может пользоваться правом выкупа для корыстных целей перепродажи вотчины в чужой род; он не имеет права также выкупать вотчину на чужие деньги, следовательно, для того чтобы отдать ее опять чужеродцу, от которого получены были деньги для выкупа: «А кто выкупит вотчину чужими деньгами, или заложит, или продаст, а доведет на него продавец, что он выкупил чужими деньгами и держит ее не за собою, и та вотчина прежнему продавцу безденежно»[98]98
  Особое узаконение о выкупе вотчин издано было вскоре после Судебника, в 1557 г., 5 августа, коим было определено, что плата за выкупаемый лес или рощу не должна превышать платы за выкуп пашенной земли.


[Закрыть].

Стремление правительства поддержать наследственное землевладение особенно ясно обнаруживается в узаконении Судебника относительно выкупа заложенных вотчин. Выкуп вотчин, заложенных чужеродцам, был облегчен более выкупа проданных родовых вотчин. Было определено, что под залог вотчины можно давать деньги только в размере действительной стоимости земли. Если же «сторонний человек, а не вотчич, возьмет вотчину в заклад больше той цены, чего та вотчина стоит», то владелец вотчины имеет право выкупить ее из заклада, по той цене, «в меру, чего та вотчина стоит; а что тот денег взаймы дал лишек, больше той цены, и у того те деньги пропали»[99]99
  Блюменфельд Г. Ф. О формах землевладения… С. 202–203; Павлов А. С. Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. С. 20 и сл. – Две цитаты в начале абзаца взяты из памятников XVII века (1664 и 1651), но они могут быть приведены и для характеристики положения этого вопроса в XVI веке.


[Закрыть].