Текст книги "Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935)"

Удивляемся, что до сих пор не имеем от Вас отзвука на нашу первую телеграмму. Предполагаем, не было ли какой-либо умышленной задержки. Обращаю Ваше внимание, что в упомянутой мною вчера клеветнической статье «Харбинского Времени» был злонамеренный намек о трех (?) таинственных американцах, якобы производивших таинственную работу. Таким образом, можно видеть, что, несмотря на все добрые с нашей стороны желания, необоснованное подозрение преобладает. Сообщите и об этом нашему Другу. Конечно, вся линия поведения двух негодяев лишь способствовала таким результатам. У нас здесь находятся наши друзья. Вы же со своей стороны очень внимательно последите, чтобы в местных русских газетах не продолжалась злонамеренная кампания. Говорю это также потому, что некий тип, поведение которого было очень двусмысленно, уверял, что он широчайшим образом разослал «Харбинское Время». Но оставалось неизвестным, с какою же целью он тратил энергию и марки. Сегодня мы обедаем у ген[ерала] Хорвата. Понимаю, насколько прискорбно оставлять в архивах культурных учреждений документы, подобные прилагаемому меморандуму. Но, видимо, мы живем среди средневековой инквизиции.

4 декабря 1934 г.

Для внутреннего архива

МЕМОРАНДУМ

Ввиду продолжающейся злостной кампании в блоке японских газет в Харбине и Тяньцзине считаю нужным сохранить в архиве нашем нижеследующее.

В масонские, илюминатские, в куклюкскландские, в розенкрейцеровские, в мальтийские, в мартинистские организации я не вступал. В обществах: антропософическом, теософическом, филармоническом, антропологическом – членом не состою. В рыцарях Колумба, в элках, в ротарианах, в софиянцах и сведенборианцах – участия не принимаю. Среди моих сочинений книга «Община» не имеется. К Фининтерну, Коминтерну – причастия не имею. Если бы какая-либо организация самовольно злоупотребляла моим именем, прошу принять соответственные меры для выяснения истины. Считаю нужным оставить в архивах наших настоящий меморандум, дабы многочисленные наши культурные организации в случае возникновения, подобно харбинской японской прессе, каких-либо инсинуаций могли бы иметь в виду настоящий меморандум. Прискорбно оставлять в архивах культурных учреждений подобный документ, но, видимо, мы живем опять во времена средневековой инквизиции.

Да будет стыдно злобным невеждам и завистникам.

<Н.К. Рерих>[197]197
  Чернилами от руки.


[Закрыть]

5 декабря 1934 г.

Вероятно, от пыли раздражилось горло, и потому сегодня высиживаю дома. Сегодня мы получили (из дружественного источника) еще одно указание на то, что клеветнические номера «Харбинского Времени» рассылаются довольно широко; это обстоятельство лишний раз доказывает, что происходящая травля в ниппонских газетах должна быть рассматриваема далеко за пределами редакционного свойства. Прилагаю копию моего письма к нашему представителю Черт[кову] для Вашего осведомления. Еще и еще раз мы убеждаемся, что лишь твердое и долговременное расследование может дать определенные результаты. Арнольд Павлович Фридлендер, сотрудник здешних газет, только что сообщил мне, что из Калифорнии ему присылают кипы литературы АМОРКа[198]198
  Античный Мистический Орден Розы и Креста.


[Закрыть]. Очевидно, там происходит какая-то гадость, которой нужно положить предел. Сделайте это твердо, тактично и безотлагательно. Еще раз радуюсь, что за все время нашего отсутствия Нетти удалось сделать твердую дружбу с мисс[ис] С[авада]. Об этой необходимости я писал в каждом моем письме. Именно теперь эти отношения должны дать явные результаты. Дело стоит так, что нет места отвлеченным дружеским излияниям, но что-то справедливое и действенное должно быть неотложно делаемо.

6 декабря 1934 г.

Среди выпадов «Харбинского Времени» обратите внимание и на то, что эта японская газета яро нападает на Пакт[Рериха] и на Знамя[Мира]. Подобные выпады после известного Вам поднятия Знамени и речей на конвенции и всяких пр[очих] дружественных заверений[199]199
  На открытии Третьей конвенции, посвященной Пакту Рериха (Вашингтон, 1933), советник японского императорского посольства Тошихико Такетоми торжественно провозгласил с трибуны, что в этот самый день, 17 ноября, Знамя Мира развевается над Музеем Министерства просвещения в Токио.


[Закрыть] представляются особенно странными и необъяснимыми. Среди запросов местному ген[еральному] консулу следует выделить в особый запрос это неприличное отношение к Пакту. Если бы Вам ответили, что это писалось русскими, а не японцами, то следует указать, что местная яп[онская] цензура необыкновенно сильна и без нее никакое сведение, а тем более затрагивающее международный интерес, попасть в газету не может. Нам доподлинно известно, что даже самая маленькая хроникерская заметка подвергается строжайшей цензуре. Авторы заметок говорили нам, что их писания часто бывают до неузнаваемости изуродованы цензурой. Поэтому факт ярых нападок на Пакт и Знамя, приветствованные на международной конвенции, не могут быть следствием какого-то выступления русской преступной шайки. Мы имеем поводы предполагать нечто гораздо более глубокое, требующее дознания и компенсации. Также невозможно предположить, чтобы местные официальные лица не имели ничего общего с деятелями центральных мест. Обо всем этом следует запросить генеральное] консульство. Чем больше вникаем мы в безобразные выпады определенной части харбинской прессы, тем более становится ясным, что требуются длительные, тактические дознания. Повторяю, если кто-то начнет уверять, что это деяние лишь каких-то русских отбросов, то это оправдание будет неправильным, ибо эти отбросы являются послушными наемниками. Но, спрашивается, чьими? Не забудем, что кроме поругания Пакта и Знамени выдвинуты всевозможные явно нелепые обвинения до кощунственных замечаний над именами Св. Сергия, Оригена и пр. При этом сами же эти газеты подчеркивают, что русские эмиграционные группы признают меня своим духовным вождем. Иначе говоря, это значит, что кому-то политически необходимо добиться обратного. При этом мы видим три определенные группы:

I. Блок японских газет.

II. Фашисты, подражающие в человеконенавистничестве немецким.

III. Легитимисты, которым Кирилл раздает графские и разные придворные звания.

Вполне естественно, что две последние группировки (вообще немногочисленные) всегда будут яро нападать на все строительное. Немецкая свастика всегда будет далека от народных масс. Разделение Украины и прочие обстоятельства, определенно объявленные в известных Вам книгах, не могут быть приветствованы. С другой стороны,[среди] так называемых легитимистов-кириловцев замешались люди с явно преступным прошлым. Так, напр[имер], даже начальник их штаба ген[ерал] Касаткин был приговорен за злоупотребление адмиралом Колчаком к разжалованию и крепостному заключению[200]200
  В связи с делом о злоупотреблении служебным положением офицеров его ведомства в 1919 г. В.Н. Касаткин был арестован. По решению суда был понижен в должности и приговорен к шестимесячному заключению, которое отложили до окончания Гражданской войны.


[Закрыть]. Но в наших культурных построениях подобные данные лишь должны быть известны для справедливых суждений. А вот когда перед нами встает поругание международного пакта со стороны яп[онских] газет, тогда следует обратить все внимание уже с точки зрения международного права. Если Вам скажут, что Лукин и другие преступные писатели ничтожны сами по себе, то тем более ответственность ложится на руководящие сферы, допускающие в определенных газетах выступления лживые и злонамеренные. Ведь Осава и Танака – редакторы «Харбинского Времени» – японцы. Если мы предположим, что охранение культурных сокровищ невместно большевикам, уже разрушившим столько памятников, то это будет вполне понятно. Но в таком случае мы должны бы были предположить наличность большевиков в составе яп[онских] газет, и это было бы совершенно необъяснимо. Также совершенно непонятно мне, чтобы после известного Вам поднятия флага и заверения об этом со стороны правительственного делегата японские власти сделались вдруг врагами охранения культурных ценностей. Недопустимо. Значит, всячески следует исследовать истинные причины происшедшего, а также дознаться, о какой черной доске упоминала мисс М. еще прошлой весной. Главное – во всем знать истину. Также следует обратить внимание и на другое обстоятельство. Вчера мы опять слышали, что из Калифорнии[201]201
  Имеется в виду калифорнийская штаб-квартира Античного Мистического Ордена Розы и Креста (АМОРК).


[Закрыть] рассылается определенная литература. Если бы Вы нашли, что мое имя так или иначе связано с этим, то примите меры, чтобы никаких злоупотреблений моим именем более не происходило. Ни в какие эти организации я не записывался. Также превыше всяких человеческих соображений находится приписывание мне не моих книг, а также как и крикливая ложь о масонской ложе «Белуха», или «Алатас», или «Аратас»,[что] лишь доказывает какую-то невероятную степень невежественности. После всех этих злобно-невежественных выкриков приятно оказаться в культурной атмосфере Пекина. Не удивляйтесь тому, что я как бы повторяюсь в моих письмах, но, не будучи убежден в аккуратности почты, мне представляется лучше повторить, нежели рисковать пропажею сведений.

В тяньцзинской газете «Наша Заря»[202]202
  Газетный концерн «Заря» включал в себя русскоязычные газеты «Заря» (Харбин), «Наша Заря» (Тяньцзин) и «Шанхайская Заря» (1920-1930-е гг.).


[Закрыть], говорят, появилась хорошая заметка о нашем пребывании в Пекине. Странно замечать явное разделение прессы на порядочную и на преступную.

Сегодня горло мое все еще не в порядке, и потому сижу дома.

В одной из неоконченных повестей Пушкин говорит: «Перед чем же я робею»? – «Перед недоброжелательством», – отвечал русский. Это черта наших нравов. В народе она выражается насмешкой, а в высшем кругу – невниманием и холодностью. Не могу не добавить несколько строк из пушкинского «Путешествия в Эрзерум»[203]203
  Пушкин А.С. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года. 1829–1835.


[Закрыть], которое кончается так: «На столе нашел я русские журналы. Первая статья мне попавшаяся была разбор одного из моих сочинений. В ней всячески бранили меня и мои стихи… Таково мне было первое приветствие в любезном отечестве», – так говорит Пушкин.

________

Передайте Уоллесу, что уже вчера у нас были два очень симпатичных китайских ученых – один ботаник, а другой культурный деятель – и обещали нам рекомендовать подходящего ботаника для следования в экспедицию. Конечно, этот ботаник будет не только пригоден для сбора растений и семян, но и для составления своего доклада о лучших засухостойких растениях для заживления пустынь. Таким порядком на окраинах Гоби будет проведена очень полезная работа. Не оставляем мысли и о кооперативе], для которого здесь находятся отличные перспективы. Таким образом, широкая работа для пользы человечеству может порадовать как Уоллеса, так и президента.

«Собаки лают – караван идет».

________

Только что генерал Хорват прислал нам на прочтение номера газетки «Возрождение Азии», издающейся на японской концессии в Тяньцзине. В них не только помещены перепечатки из бредней харбинской газеты, но и имеются некоторые дополнения, как, например, патологический фельетон «Каббала». Если мы достанем номера этой темной газетки, мы пришлем их для Вашего сведения и архива. Больших бредней вряд ли когда-либо появлялось на газетных листах.

<Р[ерих]>[204]204
  Карандашом от руки.


[Закрыть]

7 декабря 1934 г.

Послали в Нью-Йорк телеграмму, чтобы Друг был извещен о хороших возможностях Скул[205]205
  School (англ.) – школа.


[Закрыть]-Канзас. Действительно, для Америки эти возможности могут быть чрезвычайны. Конечно, для всего требуется прежде всего известное время, но нам хотелось, чтобы и Друг был подкреплен хорошими сведениями. Конечно, при нынешнем построении Люис должен занять одно из главных мест. Не худо было бы ему и Фр[ансис] повидаться с Другом и предварительно поговорить об этих возможностях. Предполагаю, конфиденциально, что не только возможности Друга, но и новые друзья Люиса могут подкрепить это дело. В смысле гарантий все будет обследовано и сообщено.

Переходя к газетному эпизоду, мы должны прийти к заключению, что указанные Вам вчера две партии, фашистов и легитимистов, ни в коем случае и не могли бы быть нашими друзьями, и потому их ярость и свойственная им ложь являются вполне нормальными, но, тем не менее, заслуживают и дознания, и внушения. Главным же образом остается совершенно непонятным, что ареною выпадов оказалась именно группа япон[ских] газет, и это обстоятельство заслуживает совершенно особого расследования.

Надеемся сегодня иметь от Вас телеграмму, ибо со времени нашей первой телеграммы о происшедшем безобразии прошли уже три недели. Надеюсь, что Вы всю корреспонденцию направляете сюда, на Гонконг-Шанхайский банк, минуя Харбин, который оказался для корреспонденции неприемлемым местом. Даже если Вы захотите что-либо сообщить В.К., сделайте это через нас, и мы найдем подходящие возможности.

Надеемся, что наши телеграммы и письма до Вас доходят. Очень прискорбно убеждаться в том, что вся корреспонденция там вскрывалась, а смысл ее злостно перетолковывался. Посоветуйтесь с Другом, нет ли еще кого-либо вполне достоверного для будущих сношений с Скул-Канзас.

Или же будет проще вести эту переписку лишь с Люисом. Мы не сомневаемся в том, что Вами приняты соответственные меры, как в смысле Калифорнии, так и в смысле Вонсяц[кого] и Сав[ады].

Газетный эпизод превысил по своему безобразию всякие меры и попутно затронул как достоинство Америки, так и Франции. Предложите, чтобы Друг (если можно обойтись без Старого Дома) сам снесся бы с послом С[авадой] и запросил бы его разъяснения, почему именно группа газет его страны поступила так грубо, хотя бы в международном отношении. Конечно, предоставляю это действие всецело Другу, ибо ему виднее местные условия. Можно лишь пожалеть, видя, как люди теряют свои возможности. Уже неоднократно нам приходилось быть свидетелями этого. При подписании Пакта в апреле не следует ли дать знак I степени всем главам, подписавшим Пакт (если они ранее этого знака не имели)? Запросите по этому поводу и наш Парижский Центр. Также спросите Друга, следует ли в отношении Скул-Канзас ограничиться возможностями США, или же возможно также в какой-либо мере привлечь и внимание Франции. На месте Другу виднее, что проще и ближе к делу.

8 декабря 1934 г.

Как странно, что из Китая мне приходится Вам писать о Канзасе да еще о Кооперативной] Скул. Между тем это обстоятельство чрезвычайно спешно и полезно. Нужно бы знать Ваш ответ по этому канзасскому делу как можно скорей. Я убежден, что ответ будет не только положителен, но как Друг наш, так и новые друзья Люиса примут ближайшее участие. Не мне Вам напоминать, что в Канзасе и уголь, и всякие прочие ископаемые. Вы лучше меня знаете и о скотоводстве тех мест. Нужная и гарантированная сумма относительно невелика, всего до двух американских миллионов. Друг мог бы сообщить своему начальнику, чтобы не упустить благое и просветительное школьное дело. Помню, что именно у Вас уже являлись и ранее добрые мысли способствовать учебному делу, а в случае Канзаса это является не только добрым делом, но и вполне хозяйственным. Вполне естественно, что люди спешат с решениями, а так как мне в этом случае придется быть попечителем этого школьного дела, то я прежде всего и направляю его именно в Ваши руки. Наверно, Друг найдет к нам свои каналы сообщения, но хотя бы в телеграфной форме мы должны знать Ваше принципиальное решение. Конечно, все ближайшие цифры гарантий будут сообщены Вам, но помню о Ваших давнишних к таким школьным делам устремлениях и потому уверен, что Ваше решение будет благоприятным. Друг также поймет, что во всех отношениях такое финансово-просветительное дело даст и ему, и его начальнику необыкновенную возможность. Бывают же такие странные обстоятельства, что о близком для Вас Канзасе приходится писать так издалека. Думается, что многие новые знакомые Люиса также заинтересуются этим учебным делом; но смотрите, чтобы кто-нибудь под видом ложной дружбы не перебил его, потому совещайтесь лишь с подлинными друзьями. Помнится, что именно Люис со своими и просветительными и банковскими способностями мечтал о таком деле, которое сейчас в полной мере выявилось. Наверное, и начальник Друга будет серьезно заинтересован в таком добром деле. Для нас будет истинно прекрасным Новым Годом получить Вашу принципиальную телеграмму. Так хотелось бы помочь добрым хорошим людям, да еще на вполне деловых основаниях. Вы ведь знаете, что я не очень ценю необоснованную благотворительность. Гораздо лучше сотрудничество, при котором люди выявляют свои истинные дарования. Чтобы письма случайно не терялись, нельзя ли их тогда направлять через государственную вализу[206]206
  Вализа (от фр. valise postale – «почтовый мешок») – дипломатическая почта.


[Закрыть], ведь мы, как сотрудники Департамента агрикультуры, вероятно, имеем на то право. Спешу послать Вам эти неотложные строки и буду ждать для начала Вашу телеграмму.

Конечно, для Канзаса одинаково приемлемы, или заем, или шеры[207]207
  Shares (англ.) – акции.


[Закрыть], или любая хозяйственная форма.

Мы обеспокоены, не получая Ваши телеграммы по поводу пресловутого газетного эпизода. Конечно, следует терпеливо и упорно выяснить происшедший непозволительный эпизод. Он очень прискорбен, но предложение из Канзаса как бы является светлым лучом. Шлем Вам всем наши лучшие мысли к Рождеству и Новому Году. Скажите всем нашим друзьям и всем нашим обществам мои лучшие приветы. Так часто мы о них вспоминаем и цитируем их. Будьте бодры и сильны. Шлем Вам наши лучшие мысли.

LOVE[208]208
  Слово «Love» показывает, что в тексте были использованы условные обозначения. (Amherst Centre for Russian Culture. Roerich collection. Box 3. Folder 44.)


[Закрыть].

9 декабря 1934 г.

Сижу сегодня дома с маленькой температурой, с утра 37,2. Может быть простуда, а может быть легкая инфлюенца. Вчера были на завтраке в американской легации, и когда все присутствовавшие закурили различные сигары и сигареты, мне сразу показался этот фимиам невыносимым. Посижу сегодня и завтра дома.

Уже пошла третья неделя, как мы выехали из Харб[ина], но, кроме записочки от В.Н. Грамматчикова, ничего не было получено. Странно, что из всех наших друзей Василий Николаевич – болящий и прикованный к постели – нашел нужным и возможным написать. По его словам, травля в блоке яп[онских] газет прекратилась. Но не только прекращение травли мы должны иметь в виду, но чтобы наши многочисленные друзья проявили и содержательное противодействие. Страшно подумать, что и у так называемых легитимистов, и в фашистской группе Вонсяцкого и Родзаевского невозможно припомнить порядочных людей. Существует еще одна отдельная фашистская группа, но она ничего не имеет общего с Родзаевским и К°. Про легитимистов в военных кругах говорят, что туда собрались все в свое время осужденные Врангелем и Колчаком. Итак, менее всего удивительно, что именно эти две упомянутые группировки ни в коем случае не могли бы быть приемлемыми. Сама лживость и грубость их приемов еще раз доказывает их внутреннюю сущность.

В записи вчерашнего дня говорилось о Скул-Канзас. Не только надеюсь, но убежден, что предполагавшийся «Алатырь» состоится в более подходящем месте, но и радуемся этому. Может быть множество выполнений; начиная от общественного и государственного и до частного. Как по нынешним временам легче, так пусть и будет. Главное, чтобы творилось добро. Силы тьмы особенно негодуют, когда что-либо доброе и строительное возникает. В таких случаях особенно нужно, чтобы ночные Никодимы находили в себе силы и обращались в действенных воинов.

Скоро уже будет год, как я не писал картин. За все это время произошли лишь два проекта церквей. Но именно это обстоятельство и побудило бесовскую рать обвинять меня в безбожии. Наш друг архиепископ Нестор пишет на портрете своем, данном мне, – «Боголюбивому и прекраснодушному». Так говорит просвещенный иерарх Церкви, а Родзаевский и К° называют Антихристом. Когда-то кто-то будет читать эти напечатанные нелепости и будет изумляться о глубокой степени дикости, царившей и в наш век.

Кроме метких замечаний Пушкина, я возобновил в памяти многие горько-справедливые слова Гоголя о том же. Неужели же каждое столетие нисколько не утончает сознание человеческое? Жалею, что до сих пор нам не прислали из Тяньцзина газетку «Возрождение Азии», издаваемую на яп[онской] концессии. Странно видеть, что именно на этой концессии допускаются такие безнравственно-кощунственные писания. Опять-таки, кто-то когда-то, перечтя такие «памятники словесности», очень пожалеет о случившемся.

14 декабря 1934 г.

Пекин

Получили телеграмму из Америки относительно удачных действий Адольфа и отложения действий Загса[209]209
  Здесь: Рензо Савада.


[Закрыть] до получения самих газет. С одной стороны, это желание видеть самые газеты как бы нормально, но, с другой стороны, оно отодвигает действия на длинные сроки. Между тем, судя по газетам, полученным вчера, в «Харбинском Времени» еще от 7 декабря Шилов называет меня и Греб[енщикова] агентами темных сил. В тяньцзинской газетке, издающейся на яп[онской] концессии, всякие подобные выпады продолжаются и до сего времени. Очень любопытно, какие именно радикальные действия придумает Загс, если он вообще дружественен. И мы сами, и наши друзья отлично понимаем, что вся эта кампания имеет гораздо более глубокое основание. Невозможно ограничить и ее лишь какими-то оголтелыми русскими криминалами. За их спинами имеется нечто другое; только подумайте, что вся эта безобразная травля произошла в конце шестого месяца пребывания в Харбине. Все лживые материалы, употребляемые клеветниками, вовсе не новы и, в главной мере, относятся к дурацкому давнишнему Горчаковскому журнальчику – «Двуглавый Орел»[210]210
  «Двуглавый орел» – русский монархический журнал, издававшийся в Берлине (1920–1922) и в Париже (1926–1931) Высшим Монархическим Советом под руководством Н.Е. Маркова. Почти в каждом номере журнала была рубрика «Темные силы», где публиковались «разоблачения» современного масонства, к которому авторы причисляли и Христианский союз молодых людей, теософское общество и т. п.


[Закрыть]. Из этого следует, что этот же материал мог быть пущен в обращение и много ранее, но представляется, что какая-то руководящая рука двинула эту пружину именно в последние дни пребывания. Вообще же, с точки зрения газетной, получается невероятная ерунда. Именно «Харбинское Время» писало о Пламенеющей Чаше и прочие эпитеты, имеющиеся у Вас в газетных вырезках. Еще за две недели до травли именно эта газета просила от меня статьи и только что поместила две – «Роботы» и «Письмо к друзьям». После этого сотрудник этой газеты Талызин приходил с просьбой от редакции о новых статьях, которые ему и были обещаны. А через три дня, т. е. 17 ноября вдруг началась беспрестанно продолжающаяся и до сих пор травля. Взвешивая все эти обстоятельства, невольно приходим к выводу о чем-то планомерно задуманном, с какою-то еще неуловимою для нас целью. Потому-то и требуется тоже планомерно и безудержно проводить и с нашей стороны исследование такого неслыханного эпизода. Вчера к нам приезжал секретарь здешней японской легации Муто и передал сожаление о случившемся от лица японского посольства в Синьцзяне. При этом же он передал 5 газетных вырезок, помещенных посольским агентством, о проезде нас – друзей Японии. При этом бросалось в глаза то, что эта заметка в «Харбинском Времени» помещена не была, а в японском издании этой же газеты хотя и появилась, но в значительно сокращенной форме. Конечно, мы сказали господину Муто, что эти заметки не выясняют сущности инцидента и что мы просим расследования происшедшего, ибо и после этих заметок травля в «Харбинском Времени» еще 7 декабря продолжалась. Повторяю, что без чьего-либо разрешения или попустительства русская шайка не дерзнула бы на такие неслыханные выпады. Сейчас мы пишем в Токио господину Амо, прося его производить расследования. Наше представительство в Харбине сегодня нас мало обрадовало лаконичной телеграммой – «сообщите здоровье» – а мы-то напряженно ждали все эти дни каких-либо дельных новостей. Также удивляемся, что уже более трех недель не имеем сведений от Черткова. Ведь небывало безобразные формы выпадов требуют и соответственных отражений. Иначе, если наши силы замолчат, то образуется какое-то неживое пространство. Тем любопытнее исследовать это нападение, что наша позиция в нем так безупречно и легко защищаема. Предположите на минуту, что какой-то журнал напечатает или обезображенный мой портрет, или подделанное мое письмо, или перепечатанную из других изданий статью; спрашивается, каким образом я могу отвечать за все эти подделки. Кроме того, где же это слыхано, чтобы не мои книги цитировались бы под моим именем. Во всех таких проделках чувствуется что-то злобно преднамеренное, и долг наших учреждений терпеливо и планомерно поражать и рассеивать эту тьму. Нам известно, что в Американском консульстве в Харбине переводилось резюме этих выпадов, в которых часто задевалось и достоинство Соединенных Штатов. Жаль, что не имею на руках тяньцзинской газетки, чтобы послать Вам. Вы бы очень поразились, узнав, что я «Тибетец с французским паспортом», а из фельетона «Каббала» узнали бы многое совершенно нелепое. Вчера в тяньцзинской газете «Наша Заря» были мои листы дневника «Светочи», вчера туда же по просьбе редакции был послан Рождественский листок «Священное Дерево». Воображаю, какую новую волну мерзкой клеветы возбудят эти, казалось бы, лишь человечески доброжелательные Записные листы.

Итак, будем всемерно отстаивать правду. Не сомневаюсь, что в этом случае, как и во многих других, торжество правды и справедливости будет блестяще.

15 декабря 1934 г.

Пекин

Прилагаю письмо к Черткову. Из него Вы видите мои соображения о происхождении явной несоизмеримости. Чтобы не повторяться, подчеркну только мое искреннее недоумение по поводу такой грубой несоизмеримости, чтобы кто-то ради малой шайки криминалов в трех сомнительных газетках рисковал мнением 86-ти разнообразных культурных учреждений. Совершенно недопустимо представить себе такую близорукость, чтобы предпочесть шайку заведомых криминалов столь многочисленным учреждениям по всему миру. А если мы к этим учреждениям добавим все академии и общества, избравшие меня членом, то более чем странно подумать о такой несоизмеримости, хотя бы с чисто практической для кого-то стороны. Надеюсь, что Сав[ада] вполне понимает эти обстоятельства и примет все меры, чтобы разъяснить кому следует, как действительно[об] стоит дело. Зачем кому-то жалеть впоследствии, если можно так легко исправить случившееся теперь же. Очень прискорбно, что среди всей прочей напряженной и спешной деятельности всем нам приходится уделять столько внимания и такому ненужно-мерзкому эпизоду. Но будем смотреть в сущность вещей и увидим, что каждая новая обработанная пашня принесет свою полезную жатву. При возрастающих размерах неизбежны чьи-то судороги зависти и ненавистничества. Мы опять слышали от одной приехавшей подтверждение, что мерзостный газетный выпад создал много сочувствия новых друзей – так оно всегда и бывает. Через полковника Бендерского (глава Общевоинского союза в Тяньцзине) я послал письмо и копию меморандума Архиепископу Нестору Полковник просил разрешить ему снять копию с этого меморандума и письма, чтобы прочесть кому-то из членов союза. Разрешаю ему это, ибо уверен, что он сделает это лишь в действительно полезных случаях.

Вы уже имеете теперь все газеты, и Сав[ада] может их видеть. Спрашивается, кто же будет ему переводить всю эту бесконечную гнусную белиберду?

Вчера вечером почему-то опять было 37 с хвостиком. Раздражение горла и насморк все еще продолжаются, несмотря на смазывания и полоскания. Стоят очень солнечные дни, и жаль сидеть дома. Имеем очень хороших посетителей.

16 декабря 1934 г.

Уже 14 декабря мы получили пакет из Вашингтона на Гонконг-Шанхайский банк, посланный из Америки 19 ноября. Надеялись еще вчера уже иметь что-либо от Вас через тот же банк. Ведь если из Вашингтона пакет уже мог дойти – тем более из Нью-Йорка. Будем надеяться, что завтра и от Вас будет что-либо. Посылаю Вам Записной лист «Опасность разрушений». Его можно поместить где-либо в местной прессе.

Проходящий[19] 34-й год унес многих друзей Пакта. Короли Альберт и Александр, митрополит Платон, архиепископ Иоанн, о. Георгий Спасский, доктор[Ф.Д.] Лукин, а в Тяньцзине мы узнали о смерти Филиппа Вертело. Все это очень существенные потери. Дай Бог, чтобы все эти ушедшие друзья могли бы быть для дела заменены новыми. Конечно, и новое внимание Рузвельта, и последние шаги Уоллеса, и действия Гиль Боргеса и других южноамериканских друзей дали новую подвижку Пакту. Но в смысле Европы отсюда мы мало усматриваем, в чем произошли полезные движения. Ведь все сказанные потери относятся именно к Европе, и потому восполнение их должно прежде всего происходить там же. Надеюсь, что последние газетные эпизоды воспринимаются по справедливости и из них производится новая польза.

Сегодня воскресенье – все закрыто, а кроме того, идет снег. Мы все сидим дома. Почему-то все эти дни просыпаемся около двух часов ночи. Где и что может происходить в это время? В Наггаре тогда бывает около 10 ч[асов] в[ечера]. Сегодня есть сильное ощущение того, что где-то что-то творится, но, как часто бывает, при многом происходящем трудно отнести к чему-то определенному. Конечно, из Харбина сведений опять нет, и мы как-то привыкаем к тому, что эта часть оказалась отрезанной. Во всяком случае, изучение ее весьма и весьма поучительно. Ведь, прежде всего, нужно знать.

Прилагаю копию письма к Шкляверу.

17 декабря 1934 г.

В этих же местах собралось много встречавшихся ранее людей. В Тяньцзине – Гмыркина, мужа ее в прошлом марте расстреляли в Урумчах[211]211
  С К.В. Гмыркиным Рерихи познакомились в апреле 1926 г. в Урумчи во время Центрально-Азиатской экспедиции. По воспоминаниям современников, он и ряд белогвардейцев по требованию СССР были арестованы китайцами, и спустя полтора месяца в тюрьме Гмыркин был казнен (изрублен на куски).


[Закрыть]. Приезжала к нам. Судя по виду, есть средства. Являлся Голубин. Говорил, что все гадости сообщал вовсе не он, а Портнягин. А он, мол, только хотел искать свои деньги с Кордашевского, который якобы уговорил его поместить их этим способом. Наконец, здесь, в гостинице, живут Клеверы и Крамп. К нам они не признаются, чему я не удивлюсь, т. к. триста рупий, полученных от нас, они ведь никогда не вернули. Сама миссис очень бодрая, да и оба кавалера мало изменились. Сегодня, а может быть, и завтра мы оба еще просидим дома, чтобы горло и нос окончательно наладились. Очень надеемся еще сегодня получить какие-либо вести или от Вас непосредственно через Гонконг-Шанхайский банк, или через Харбин. Во второй возможности мы изверились, так как кроме всяких трудностей, вероятно, и местные страсти обуяли нашего представителя.

Опять прекрасная погода. Смотрю на солнце и на зубцы пекинских стен и жалею, что столько дней пришлось просидеть дома. Надеюсь, что Вы все здоровы и бодры и использовали газетный эпизод именно так, как следует. Уже одно то, что эта кампания началась 17 ноября, напоминает нам о том же числе, во многом знаменательном[212]212
  17 ноября 1933 г. в Вашингтоне открылась Третья конвенция, посвященная Пакту Рериха. Рериховские учреждения в США также были открыты 17 ноября – Мастер-Институт объединенных искусств (1921) и Музей Рериха (1923).


[Закрыть]. Более чем интересно, как именно Сав[ада] решит поступить в этом деле. Конечно, Вы намекнете ему, что все наши восемьдесят шесть учреждений крайне огорчены и оскорблены таким отношением. Пусть он пошевелит мозгами о том, как именно компенсировать происшедшее. Иногда в таких случаях многие пытаются отделаться лишь сожалениями и извинениями, но ограничиться этим было бы совершенно невозможно. Именно в этих же газетах должна быть произведена внушительная манифестация, так как решительно все понимают, что без чьего-то разрешения вся эта травля и не могла бы состояться. Для душ малых и боязливых такая манифестация будет необходима. Многие никогда не поймут, что книга моя «Священный Дозор» полностью предрекает происшедшее, но Вы-то это вполне оцените.

Итак, до следующей почты.

Сейчас получили еще одну лживую вырезку из ниппонской газеты «Харбинское Время». Конечно, никакого покушения вообще не было[213]213
  10 декабря 1934 г. газета «Харбинское время» опубликовала заметку о покушении на Н.К. Рериха.


[Закрыть], и Вы понимаете еще раз всю глубину лживости этой газеты. Порадуйте Сав[аду] такими «достойными» сотрудниками.