Электронная библиотека » Николай Животов » » онлайн чтение - страница 20

Текст книги "Убийца"


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 02:47


Автор книги: Николай Животов


Жанр: Классические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

Шрифт:
- 100% +
9
У холма

Путь до Саратова был для Елены Никитишны сладким отдыхом при самой поэтической обстановке. Широко разлившаяся Волга, зазеленевшие поля, оживившаяся навигация – все это открывало картины, одна живописнее другой, точно в волшебной панораме. Тихая, ясная погода вполне гармонировала с окружающей природой и наполняла душу безотчетной радостью, заставлявшей забывать все житейские невзгоды. А у кого же было больше, чем у Елены Никитишны, этих невзгод?! Беспокойная, крикливая и неумолимая совесть требовала расплаты за смерть Онуфрия Смулева. Неясное, любящее сердце страдало за Илью Ильича Коркина, томившегося из-за нее в больнице для умалишенных. Не было только у нее жалости к самой себе, хотя пережила она много, и еще больше предстояло впереди. Если бы не добрый ангел-хранитель Галицкий, то перенесла ли бы она еще все пытки этапного путешествия! Правда, и кроме Галицкого ей все время делали разные послабления. Она сама видела, как в нескольких вагонах арестантского поезда все этапные сидели скованными попарно, то есть кандалы сковывали левую руку одного арестанта с правой рукой другого. И ее хотели сковать с ужасной лохматой женщиной, но начальник этапа шепнул конвоиру: «Не надо – она и так не уйдет». А каково было бы ей слиться на целые сутки с этой женщиной, от которой зловоние шло на несколько сажень?!

– Брр!

И мороз продирал по коже при одной мысли о всех этих минувших невзгодах, и кто знает предстоящее еще впереди при сугубой обстановке?! Ведь она идет почти на верную каторгу!

На второй день к вечеру пароход приблизился к Саратову. Елена Никитишна стояла на палубе и вперила взор в правый берег. Она искала глазами три березки на холмике, который был ей хорошо знаком с детства и который столько мучил ее в последние месяцы!

Пароход шел медленно, и весь берег хорошо было видно. Елена Никитишна боялась только, не срубили ли березки, и тогда исчезнет след к могиле Смулева, пропадет надежда раскрыть когда-нибудь истину, примириться с совестью. И она еще напряженнее впивалась глазами в берег, осматривала каждое возвышение, каждый кустик.

Вдруг Елена Никитишна вскрикнула и схватилась за сердце. Ее седенький спутник подбежал к ней на помощь. Но она не нуждалась в помощи. Она вскрикнула, потому что увидела знакомый холмик с тремя березками, стоявшими точь-в-точь, как во времена ее детства. Только березы вытянулись высоко-высоко над Волгой, раскинули свои широкие ветви, постарели и покосились. Но холмик, обрывом спускающийся к Волге, нисколько не изменился, хотя он не манил ее, как бывало в старину, под тень своих березок, а пугал и заставлял дрожать от ужаса. Елена Никитишна начала набожно креститься на холмик и шептала молитву. Пароход давно миновал уже березы и причаливал к пристани, а она все не могла оторвать взора от холмика.

– Он, он, – шептали ее губы, и она усиленнее крестилась, точно отгоняя крестом мучительные призраки.

Старичок-урядник нанял извозчика, усадил на него Коркину и повез прямо к прокурору. Так как присутственные часы окончились, то арестантку водворили в тюремный замок, находящийся на окраине города. Это заставило Елену Никитишну пережить еще несколько мучительных часов. В своем скромном, но приличном наряде, ей пришлось путешествовать с двумя городовыми по всем улицам города, где многие ее хорошо знали и могли теперь узнать. Она закутала, как только было возможно, голову и шла почти бегом, так что городовые едва поспевали за ней. Сколько воспоминаний, радостных и печальных, родили эти улицы, дома с палисадами, вывески? Вот и тот дом, где она провела детство, но теперь он перестроен и в нем открыт трактир. Только той улицы и дома, где она жила с первым мужем, им не приходилось проходить, и Коркина была рада этому. Слишком тяжелы эти воспоминания.

В тюремном замке была уже тишина, арестанты спали. Для Коркиной отвели койку в общей палате. Духота, зловоние, удушливая спертость, убогая обстановка и страшные обитатели палаты, от которых Елена Никитишна успела уже отвыкнуть, – все это привело ее в ужас, когда провожатые ушли, замок щелкнул и она осталась одна среди этих товарок. Она теперь боялась их, боялась цинизма, наглости и бесстыдства этих падших женщин, живущих скандалами, пороками и преступлениями. Коркина видела два этапа и три пересыльных тюрьмы, но нигде не видела ни одной женщины, достойной носить это имя. Нет, это не женщины, а какие-то отвратительные выродки рода человеческого. Преступники мужчины в большинстве случаев сохраняют что-то человеческое, и среди них существует дух товарищества, даже какого-то условного благородства, долг чести. Иногда порочный мужчина способен даже на отвагу, почти рыцарский подвиг. Ничего подобного нет среди женщин, потерявших высшую свою добродетель – стыд. Такие женщины отвратительны и способны доходить до последней степени нравственной наготы. С потерей женственности, стыда они теряют все святое, дорогое и способны на самую низкую подлость по отношению к кому угодно. Коркина испытала это десятки раз за свою дорогу, и потому-то теперь ей стало так жутко. Спать она не могла. Сесть было негде. Прислонившись к двери, она стояла, боясь сделать шаг вперед. С нар начали подниматься головы и с любопытством присматриваться к новой появившейся фигуре. Послышался шепот и затем возгласы.

– Барыню доставили!..

Коркина стояла ни жива, ни мертва. Палата освещалась тусклым керосиновым ночником, коптившим и распространявшим зловоние. Елена Никитишна тихонько передвинулась по стене в самый угол комнаты, куда вовсе не попадал свет ночника, и осталась там до утра. Всю ночь она бодрствовала. С первыми лучами загоравшегося дня она почувствовала облегчение, заметила у дверей табурет и, опустившись на него, задремала.

Был совсем уж день, когда в тюрьму вошел стражник и пригласил Коркину следовать к прокурору. Опять пришлось совершать путешествие по городу, на этот раз при ясном дневном свете прекрасного весеннего утра. Досаднее всего было, что путь лежал по самым людным улицам и толпы зевак собирались на всех углах, а из окон домов высовывались головы любопытных. К счастью, Елену Никитишну никто не узнавал, потому что за последнее время она переменилась до неузнаваемости, а прикрытая платком, имела вид не то кухарки, не то местной мещанки. Наконец они достигли здания суда и скрылись в воротах. Прокурор суда, пожилой, маленький господин с глазами навыкате, ждал уже Коркину и немедленно приказал ввести ее в кабинет.

Это таинственное дело интересовало его тем более, что он знал покойного Онуфрия Смулева, знал родителей Елены Никитишны и помнил ее девочкой. Никому в Саратове и в голову не приходило, что Смулев сделался жертвой гнусного заговора, в котором участвовала и его молоденькая жена. Подобное сенсационное дело и в столице не прошло бы незамеченным, а в провинциальном же городке оно обратило на себя внимание всего судейского персонала и заинтересовало своей таинственностью. Как стало известно, что бывшую жену Смулева доставили, кабинет прокурора переполнился. Члены суда, прокурорского надзора, следственные и судейские кандидаты – все спешили взглянуть на «ужасную преступницу». Однако вид слабой, утомленной женщины с кротким лицом, на котором лежал отпечаток пережитых страданий разочаровал многих.

Прокурор прочел показания Коркиной, данные у судебного следователя в Петербурге.

– Поддерживаете ли вы свое объяснение, – спросил он арестантку.

– Да, – тихо прошептала она.

– Не можете ли вы указать здесь, в Саратове, кого-нибудь из близко знавших ваши отношения с покойным мужем.

– У нас почти никто никогда не бывал. Покойный вел самый уединенный семейный образ жизни.

– Но ведь он торговал, вел агентуру?

– Мне неизвестны были его торговые дела, он не посвящал меня в них.

– Нет ли кого из близких друзей его?

– Сколько мне известно, Смулев не имел друзей и по своему замкнутому, подозрительному и крайне эгоистическому характеру он не мог иметь друзей!.. Деспот до последней степени, он и меня держал взаперти.

– Это не мешало, однако, вам иметь близкого человека?

Коркина потупилась.

– Вам угодно будет показать нам то место, где, по вашему предположению, сокрыт труп убитого?

– О! Угодно ли?! Во имя этого я пережила столько горя, перенесла столько мытарств! Я сгораю нетерпением! Идемте, идемте сейчас!

Присутствовавшие переглянулись и начали шептаться.

– Хорошо, мы сейчас отправимся, с понятыми и землекопами, – произнес прокурор.

Елена Никитишна радостно затрепетала. Наконец-то настал тот момента, которого она ждала с таким энтузиазмом, во имя которого принесла столько жертв. Что бы ни было впереди, все это ничто в сравнения с мучительной неизвестностью! Только бы скорее, скорее.

Она стала торопить, совершенно забывая, что находится в положении арестантки и не может проявлять никакой инициативы. Ей казалось, что она чичероне, вожатый всей этой судейской толпы, что она совершает какой-то христианский подвиг, а не приносит повинную, не дает ответа судьям в качестве тяжкой преступницы. Прокурор несколько раз улыбнулся, глядя на вдохновенную фигуру Коркиной. Он шепнул что-то следователю, и тот тоже улыбнулся. А Елена Никитишна ничего не видела и не слышала, сгорая нетерпением скорее, скорее разрыть холмик на берегу Волги. Точно она собиралась освободить Смулева из западни, возвратить свободу задыхавшемуся живому существу!

– Пойдемте, пойдемте, – молила она, видя что большинство не трогается с места.

Рассыльный доложил, что землекопы готовы и кареты поданы.

– Прекрасно, отправимся.

Коркину посадили в карету с понятыми и конвойными. Она должна была ехать впереди и показывать дорогу. За ними в двух каретах следовал судейский ареопаг. Многие пошли ради простого любопытства. Вдруг передняя карета остановилась. Что случилось? Коркина высунулась из каретки:

– Ради бога, пригласите священника.

– После, после, – ответил прокурор.

– Нет, прошу вас вместе, я не могу без священника.

Многие улыбнулись и пожали плечами, но не решались протестовать. Один из конвойных побежал в церковный дом, мимо которого они ехали, и через несколько минут вернулся с батюшкой. Кортеж продолжал путь. Доехав до пароходной пристани вдоль Волги, кареты остановились. Дальше дороги не было, и к уединенному холмику вела узкая тропинка. Идти пришлось около версты. Коркина шла впереди. Выпрямившись, высоко подняв голову, с блестящими глазами она шагала так быстро, что остальные едва поспевали за ней. Щеки у нее горели, дыхание было прерывистое, руки дрожали от волнения. Она была в эту минуту похожа на полководца, который вел своих солдата на верную смерть за отечество!..

– Вот, – торжественно указала она рукой на холм под тремя березами и остановилась.

Нервы не выдержали. Она бросилась обнимать землю и зарыдала. Все стояли в молчаливом ожидании. Прошло несколько минут. Елена Никитишна порывисто вскочила и повелительно закричала:

– Что же вы стоите?! Разрывайте скорее! Ну же!..

Землекопы ожидали приказаний. Прокурор приблизился к холму и внимательно осмотрел его со всех сторон. Холм состоял из довольно высокой насыпи, густо заросшей травой, так что объяснить его происхождение было трудно. Он подозвал землекопов.

– Где же мы начнем раскопки?

Те почесали в затылке.

– Земля мягкая, черноземная, копать не трудно. Надо с краю начинать и идти к березам.

– Ну, начинайте.

– А глубоко ли брать прикажете?

– Сначала возьмите пол-аршина, а после можно будет еще пласт снять.

Коркина подошла к священнику. Она вся дрожала.

– Батюшка, ведь его без отпевания закопали.

Священник ничего не ответил.

Землекопы стали копать.

Елена Никитишна тихо всхлипывала.

10
Да, виновен…

Присяжные заседатели ответили на вопросе о виновности Антона Смолина в убийстве камердинера:

– Да, виновен, но заслуживает снисхождения…

– Как же так? – удивился Антон. – Да ведь я и не слыхивал о камердинере ничего, а не только не убивал?! Как же так?!

– Молчать! – произнес председатель и увел судей совещаться.

Через две-три минуты они снова вошли.

– «Лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы на восемь лет…»

Председатель долго читал разные статьи закона, но Антон ничего больше не слышал; эти слова ошеломили его, как обухом, и вытеснили все другое из головы.

– Каторга на восемь лет… Каторга…

Вдруг кто-то стал бить его по вискам чем-то острым, зала затанцевала в глазах, люди запрыгали и… он грохнулся со скамьи на пол.

На следующий день Антон Смолин заявил в тюрьме, что он хочет сказать всю правду, и его доставили к прокурору.

– Говори, что ты хочешь сказать! – резко обратился к нему прокурор.

Смолин подробно описал убийство Сеньки-косого и рассказал о происхождении у него окровавленных денег.

– Сеньку я пальцем не тронул. Мы уговорили Тумбу простить его. Он сам помер. Смерть пришла…

– А камердинера кто убил?

– Клянусь Господом Богом, не знаю!

– Врешь! Может быть, тоже Тумба, а ты помогал…

– И знать не знаю! Понятиев никаких не имею.

– Ну, теперь, брат, об этом поздно толковать. Ты осужден и должен идти в каторгу, а про Сеньку-косого, которого вы уходили на Горячем поле, мы соберем сведения. Годика три-четыре тебе прибавят к восьми годам каторги.

– За что?!

– А ты думаешь, тебе поверят, что ты даром получил кровавые бумажки?! Полно, ведь мы не дети!

– Господи! Да что же это такое?..

И Антона опять увели в тюрьму.

Началось следствие по делу об убийстве Сеньки-косого. Рябчик, Вьюн и Тумба вместе с Антоном были привлечены к следствию. Все они, как один, отрицали даже и существование Косого и прямо заявили, что Смолин брешет.

– Пусть он покажет, где мы зарыли убитого.

Антона с конвойными повели на Горячее поле. Долго бродили там по кочкам и ничего не нашли. Антон и сам не мог найти без провожатого ни кущи Тумбы, ни того леска, куда уволокли они мертвого Сеньку.

– Послушай, – строго обратился к нему следователь, – да ты, кажется, шутки шутишь с нами, сказки рассказываешь?

– Видит бог, я говорю правду!

– Ты уж божиться-то брось! Какой Бог у разбойников Горячего поля?! Как же ты жил на поляне у Тумбы и не можешь найти?

– Никогда я там не жил! Я и был-то там всего два раза, и оба раза меня проводили товарищи. Когда я последний раз возвращался один и запутался, вышел к скотобойне, меня забрали.

– Ну, довольно нам с тобой возиться! Твой рассказ о Сеньке-косом мы признаем вымыслом и следствие прекращаем. Ты пойдешь в Сибирь, а за то, что ты обманывал нас четыре месяца и заставлял по пустякам время тратить, тебе, по прибытии на место, дадут сорок ударов плетьми. Вперед сказок не выдумывай.

Опять у Антона запрыгало и заплясало все в глазах. Он грохнулся в камере.

11
В «салошке»

Глухой шум доносился даже на улицу из ярко освещенных окон второго этажа дома, занятого «салошкою». Странный шум. Звуки какой-то кадрили, крикливое пение не то цыганского хора, не то молчановских песенников, возгласы пьяных посетителей, визг женщин – все это сливалось в один общий гул.

По устланной коврами лестнице посетители поднимались в «салошку». При входе – аквариум с фонтаном и за ним широкие двери в залу. Как ни широка дверь, а из нее, точно из бани, несется клубами спертый, почти раскаленный воздух. Только воздух этот насыщен не водяными парами, как в бане, а удушливой смесью сивухи, табака, человеческого пота, пищи и неопределенным зловонием. На свежего человека этот букет действует ошеломляюще и, чтобы остаться в этой атмосфере, нужно скорее пить и пить как можно больше.

Зал переполнен. Гуляет человек пятьсот. Вид гуляющих напоминает переполох в доме умалишенных. Все отравленные, дикие, бессмысленные и в то же время бесстыдные, наглые, циничные. Кавалеры ходят, обнявшись с дамами. Одинокие задевают «свободных» девиц. Смех перемешивается с визгом, руганью. Выпучив осовевшие глаза, раскрасневшиеся лица «ищут» друг друга. Ослабевшие ноги дают возможность передвигаться только от стула к стулу, не далее пяти-шести шагов. Более дальнее путешествие влечет падение. Впрочем, для выручки таких путешественников разгуливают по залу несколько атлетов с розетками в петличках. Это распорядители, которых короче называют вышибалами. На их обязанности водить и выводить посетителей. «Водят» таких, которые имеют деньги пить и угощать девиц, а «выводят» потерявших денежную способность. Последних у фонтана бесцеремонно выносят под руки и выталкивают на улицу. Зала огромная, уставленная вдоль стен буковыми стульями. В глубине сцена, на которой вопят и пляшут раскрашенные девицы в грошовых тюлевых костюмах. Их никто не слушает, но им полагается вопить, и они вопят. По программе это концертное отделение. После него танцы для самой публики. Три скрипки с контрабасом и барабаном режут ухо. Девицы и кавалеры, способные еще держаться на ногах, пляшут. Смех, визг, крики, возгласы совершенно заглушают скрипки.

– Господин, потише, – останавливает распорядитель танцующего, старающегося задрать ногу до плеча своего визави.

– Вход запрещу, – грубо заметил другой распорядитель девице, перешедшей все границы даже здесь дозволенного.

– Ан, врешь, не запретишь, – дразнит та и продолжает канканировать в том же духе.

К залу примыкает анфилада комнат со столиками. Это буфетная зала, где публика сидит окончательно на якоре; если бы раздался крик «пожар» или «землетрясение», то и тогда ни один из них не в состоянии был бы пошевелиться! Большинство дошло до кондиции. Еще рюмка и…

– Обирай!..

Но все это цветочки… Ягодки в глухих кабинетах, вход в которые задрапирован витринами цветов и фруктов. В кабинетах настоящий гость, а это все шантрапа, корюшка, мелочь одна. Эти берут числом. Их бывает до 1500 человек и, следовательно, по рублю составляет полторы тысячи. А в кабинетах иногда один гость платит по счету 1500–2000 рублей. И его не видно. Про то, что делается в его кабинете, знают только свои. Ему все позволено, дозволено и разрешено, потому что он платит. И платит не как-нибудь! Всем девицам в кисейных платьях по золотому. А девиц этих штук сорок. Всем им по коробке конфет и дюшесу. Батарея бутылок шипучего, целая дюжина ликеров, а простой жратвы хватило бы накормить тысячу голодных. И все это по счету оценивается ценами французских ресторанов с надбавкой за развлечение, ведь девицы пели, плясали, забавляли гостя.

Не всегда, разумеется, в кабинетах бывает такой гость, но вот теперь третий день кряду идет «ликование». Хозяин, управляющий, десять официантов и все девицы концертного отделения не отходят от главного кабинета.

– Да, такого гостя давно мы не помним, – шепчутся они.

– Деньжищ-то, деньжищ у него!

– Вчера всем по четвертной, кроме подарков, дал.

– И по счету тысячу восемьсот.

Чтобы не обеспокоить важного гостя, все остальные кабинеты закрыты и в коридор никого не пускают. Тапер непрерывно играет на рояле, девицы непрерывно пляшут и поют. Хозяин на цыпочках входит осведомиться, не прикажет ли чего «его степенство».

А «его степенство» развалился на диване, засунул руки в карманы, расстегнул жилет и откинул красную рожу на подушку дивана.

– Ходи веселей, – мычит он, – я гуляю.

Его степенство – это Иван Степанович Куликов. Он «закрутил». Он хочет повеселиться. И как же ему не повеселиться? Ганя его простила. Она ничего не сказала отцу с тем, что теперь они будут жить вместе в доме Петухова. Ганя заняла свою девичью комнату, а он поместился в двух комнатах конторы завода. У них водворился мир, и вот он решил отдохнуть, развлечься, сделать антракт! И что ему значит бросить этой челяди, этим пресмыкающимся тварям десяток-другой тысяч? У него наличными больше ста, да после тестюшки ему скоро предстоит получить тысяч полтораста. Это доподлинно теперь выяснилось: старый хрыч накопил уйму денег.

– Иван Степанович, – чуть дыша произнес хозяин «салошки», – не прикажете ли Дашкиной «Камаринскую» сплясать? Она первый сорт отмахивает.

– Чего, – протянул гость, – «Ка-ма-рин-скую?» Ну, вали, жарь на прованском!

Тапер заиграл. Молодая, рослая девица с орлиным носом, ударила по бедрам, подбоченилась и пошла по кабинету, притоптывая каблуками.

– Ходи веселей, вот так, важно, поддай пару! Ай да Дашкина! Хе, хе, хе…

– Прикажете заморозить, Иван Степанович, – поклонился управляющий гостю.

– Морозь, надо Дашкину спрыснуть, важно, важно.

– Я прикажу полдюжинку.

– Пошел прочь! Не мешай смотреть!

Девица откалывала вприсядку. На диване, на всех креслах и стульях сидели арфистки и хористки со стаканами в руках. Они делали вид, что пьют. Незаметно каждая из них выливала свое вино в стоявшее в углу ведро и ставила на стол пустой стакан.

– Доливай, – командовал гость, – пустых стаканов у меня чтоб не было! Доливай.

И опять та же история. Официанты зорко следили за ведром. Это ведь их барыш. Из ведра вино пойдет в бутылки и опять будет подаваться другим гостям, когда компания достаточно подвыпьет.

После «Камаринской» хор затянул «Среди долины…».

– Нет, стой! Брысь! Не хочу, – кричал гость, – плясовую, пляшите, черти, все, веселей, я сегодня гуляю.

На дворе давно начало светать, когда упившийся гость, еле ворочавший языком, потребовал счет.

– Сколько?

– Одна тысяча триста…

– Все тут?

– Никак нет, за пение что пожалуйте.

– Нате, черти, – бросил он пачку сторублевых на стол и хотел подняться. Ноги не повиновались.

К нему подбежало несколько человек. С трогательной заботливостью и нежностью его подняли и осторожно повели к выходу. Сзади провожала целая свита. В коридоре пробивался утренний свет. Величаво, с сознанием своего достоинства, гость передвигал ноги и посылал во все стороны ругательные эпитеты. Никто не оскорблялся. Все кланялись и улыбались. В прихожей с тою же заботливостью гостя одели и стали прощаться. Первый обнял и руками схватил болтавшуюся руку гостя сам хозяин, долго тряс ее и благодарил. За ним стали трясти ту же руку поочередно управители и девицы. Все нежно благодарили и трогательно просили не забывать их, приехать завтра. Простая публика давно разошлась, и двери были заперты наглухо, но для дорогого гостя несколько сторожей широко их распахнули. Лучи проснувшегося солнышка ворвались в двери и осветили лица свиты. О! Что это за лица?!

– На завод, – промычал гость, и коляска помчалась к заставе.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации