Текст книги "Непойманный дождь"

– Слушайте! – Денис перебил его мысли. – Почему мы решили, что диски подложил Долинин? Может, вовсе и не он, а тот, кто знает о его преступлениях: диски – это что-то вроде компромата на Долинина.

– Почему бы тогда этому кому-то не обратиться прямо к нам, зачем передавать компромат таким сложным способом? Я вполне мог и не оказаться в этом доме, эта была моя детективная вольность, собственно, я и сам не знал, что там окажусь.

– Так ведь и Долинин не знал бы. Точно так же не был бы уверен, что вы туда поедете.

– Ты прав. Вполне возможно, что компромат. Не мог по какой-то причине обратиться напрямую и потому пошел сложным путем. Во всяком случае, он знает, что Антон у Долинина. И мы должны принять меры… Надо позвонить ему, вот что!

– Когда? Сейчас? – возмутилась Оля. – Но ведь ночь давно, он, наверное, спит.

– Тем лучше. Человек со сна плохо соображает, чаще всего пугается ночных звонков и вполне может себя выдать. Сделаем так: мы с Денисом подъедем сейчас к дому Долинина, из машины я ему позвоню, посмотрим, что он станет делать – пойдет куда-нибудь или останется, ляжет сразу же досматривать прерванный сон или станет долго отпаивать себя водой на кухне, – в общем, увидим его реакцию, насколько это возможно. Потом ты, Денис, останешься у подъезда до десяти утра, а я вернусь в офис. В десять тебя сменят, посмотрим, кому удобно.

– А я? – Оля остановилась посреди комнаты с грязными чашками в руках. – Мне что делать?

– А тебя мы с Денисом проводим до дому. Мой чашки и пошли.

* * *

Долинин долго не подходил к телефону – то ли боялся, то ли так крепко спал, что не слышал. Но вот кухня слабо осветилась – в коридоре зажегся свет. Трубку, однако, он снимать не торопился. Прошло еще шесть гудков, Андрей нажал на «отбой», выждал минуты две и позвонил опять. На этот раз ему ответили, слабым, еле слышным, хриплым шепотом.

– Ефим Долинин? – весело осведомился Никитин, не для того, чтобы подбодрить этот дрожащий, умирающий шепот, а просто для того, чтобы не ошибиться в собеседнике: вдруг у Долинина кто-то заночевал и разговаривает он совсем не с тем человеком?

– Да, – развеял его опасения Ефим, но сам окончательно скис.

– Замышляете новое убийство? – не дав противнику прийти в себя, нокаутировал он его новым вопросом.

– Да, – признался оглушенный противник, но тут вдруг спохватился и стал все отрицать.

Тогда Андрей переменил тактику и заговорил с ним так, как разговаривает психиатр со своим пациентом. И был поражен реакцией – Ефим ему сразу поверил. Поверил, как поверил бы маленький, испуганный, запутавшийся ребенок доброму, сильному, умному взрослому, который сможет его защитить и спасти – просто вынесет на руках из кошмара. Долинин не стал отрицать своей вины в преступлениях, пообещал не совершать нового.

На Андрея этот разговор произвел тягостное впечатление. Ему стало жаль Ефима, ведь, очевидно, это действительно всего лишь потерявшийся сумасшедший, а никакой не злодей. Если Долинин и затевал игру, то не для развлечения, а для того, чтобы его вынесли из кошмара. Скорее всего, здесь имеет место раздвоение личности, бедняга не ведает, что творит, не хочет быть злодеем, но самостоятельно не может остановиться. Надо завтра же связаться с его психиатром, а пока… Не подняться ли к нему в квартиру, не поговорить ли по душам? Утешить, приласкать и добиться полного признания…

Он совсем уже собрался осуществить этот план, даже вышел из машины, но вовремя одумался: кто знает, как поведет себя Ефим, без предварительного разговора с психиатром нельзя предпринимать никаких таких шагов, он никогда не работал с сумасшедшими и может допустить серьезную ошибку. Не только не добьется признания, но и, наоборот, спровоцирует Долинина на какие-нибудь непредсказуемые действия.

Андрей оставил Дениса в своей машине наблюдать за Долининым, еще раз обговорил с ним всевозможные варианты, которые могут возникнуть, вызвал такси и отправился в офис.

Но как только он отъехал от дома Ефима, весь разговор стал казаться ему каким-то неправильным, фальшивым или, скорее, поддельным. Когда они продумывали этот разговор, рассчитывали, что Ефим узнает по голосу Андрея и поймет, что с ним вступили в игру, приняли его вызов. Но Ефим не узнал или, что еще вероятней, сделал вид, что не узнал, никаких новых загадок не кинул, а притворился этаким несчастным дурачком. Что это – более тонкая и сложная игра? Или не игра вовсе? Их просто морочат – сам Ефим или кто-то другой. Но с какой целью?

Если это не Ефим – то он не морочит. Потому что цель тогда может быть только одна – помочь найти ребенка, натолкнуть на правильный путь.

Если Ефим – то он тоже, вероятно, не морочит. Потому что и в этом случае цель та же – помочь им найти ребенка. Он, Ефим, не справляется со своими преступными желаниями и потому просит их…

Нет! Не то, все не то! Или только лишь отчасти то. Во всяком случае, он правильно сделал, что не вступил с Долининым в прямой контакт, не поднялся к нему в квартиру. Конечно, Антошку он держит где-то в другом месте. Теперь им остается следить за ним и надеяться, что он выведет их на мальчика. Следить очень осторожно, так, чтобы он ни в коем случае этого не заметил.

* * *

Вениамин пребывал в крайней степени возбуждения, когда Андрей вошел в офис. Он яростно барабанил по клавишам, издавал какие-то папуасские возгласы, громко смеялся. Посторонний решил бы: человек находится под кайфом, но Никитин прекрасно знал своего подчиненного и понял, что тот просто докопался до чего-то чрезвычайно интересного.

– Привет, привет! Быстро ты обернулся, – проговорил он довольным, сытым каким-то тоном, не отрываясь от монитора.

– Ничего себе быстро! – Никитин посмотрел на часы. – Меня три с половиной часа не было.

– Да? Надо же!

– Нашел что-нибудь? – спросил он, хотя и так было ясно – нашел, еще как нашел.

– А то! Тут такое! Сейчас одну штуку закончу и расскажу.

Минут пятнадцать Вениамин работал, время от времени выкрикивая нечто малоцензурное, но, очевидно, выражающее радость. Андрей, чтобы ему не мешать, налил себе остывший кофе и скромно сел в уголок у окна. От нечего делать он опять принялся анализировать свой разговор с Ефимом, что сейчас было совершенно бесполезно, даже вредно, потому что не давало никакой пищи к новым версиям, только рождало сомнения: правильно он поступил, решившись на этот звонок, или навредил делу, не может ли это спровоцировать Долинина на какие-нибудь непоправимые действия?

– Все! – Вениамин откинулся в кресле. – Я закончил. – Он снисходительно посмотрел на Андрея, усмехнулся чему-то. – Слушай, какую интересную сказку приготовил тебе дядя Веня.

– Сказку?

– Это я образно, – Балаклав нетерпеливо махнул рукой, – не придирайся к словам. Хотя ты прав, это не сказка, а настоящая жизненная повесть или, еще точнее, исторический роман, по всем законам соцреализма.

– Никогда не любил это направление.

– Я тоже, но дело не в том. В общем, слушай и не перебивай. В далеких шестидесятых годах в городе Гусеве жили-были мальчик и девочка.

– Это ты о ком?

– Узнаешь! Я же просил не перебивать. Так вот, учились они в одном классе, потом закончили школу – девочка очень хорошо, мальчик похуже, – но дружить не перестали. Мало того, дружба их переросла в более сильное чувство. Возможно, они бы поженились и прожили вместе счастливую жизнь, но мальчик попал в передрягу и оказался в тюрьме. Но любовь не прошла бесследно: у возлюбленной нашего героя родился сын. Через пять лет герой вышел на свободу и поселился в нашем городе. Через три месяца после этого сюда же переехала и она вместе с ребенком. Но почему-то и тут свадьбу справлять они не стали, оформлять отношения тоже. Прошло не так много времени, а неугомонный наш герой снова загремел в тюрягу. Вышел и через пару лет опять оказался на нарах. Сын между тем рос, мужал, взрослел и в конце концов превратился в уважаемого директора филармонии…

– Черт! Валуев? Что ж ты сразу…

– Терпение! Впереди самое интересное. Мать Валуева – женщина, наверное, весьма почтенная, но ничего особенного. А вот отец… Ты крепко сидишь?

– Да ладно, Вень, обойдемся без театральных эффектов.

– Так вот, отец у нас личность ну-у крайне неординарная – Иса. Знаешь такого?

– Смотрящий города?

– Вот-вот!

– Погоди! Все это действительно похоже на сказку. – Андрей подошел к Вениамину, заглянул через плечо в монитор. – Там что, все именно так и написано?

– Считай, это моя литературная обработка. Но факты, факты! Светлана Сергеевна Валуева – мать Валуева Анатолия Исаевича. Это-то, вот сам смотри, бесспорный факт. Сейчас я тебе найду. – Вениамин нашел нужный файл, ткнул в монитор пальцем. – Видишь, запись о рождении Гусевского ЗАГСа. Дальше. Валуева и наш Иса, в миру Стотланд Исаий Яковлевич, заканчивали одну школу в одном и том же городе, в один год – против этого факта, согласись, тоже не попрешь. А вот и доказательства. – Балаклав щелкнул мышкой. – Смотри, если не веришь. Потом он садится, у нее рождается ребенок, без мужа, но отчество, заметь, Исаевич. Переезжают они в наш город, когда он откидывается. Далее. Внешнее сходство. Фото Валуева Анатолия Исаевича в сорок лет, это тот самый снимок, что был в газете, но, если хочешь, могу еще какой-нибудь подыскать. А вот фотография нашего Исы в тридцать семь лет. Сравни-ка.

– Похожи. В самом деле похожи! Нос тот же, скулы, волосы. Но главное – нос.

– Это ты хорошо заметил – нос. Такой шнобель ни с чем не спутаешь, явное семейное сходство, ну, или не только семейное.

– Но только все это еще не доказывает…

– Доказывает. Дело не в одном внешнем сходстве, тут прочие факты, и в своей совокупности они и формируют доказательство. Я потом все это распечатаю, разберешься на досуге. Кроме того, я пробил: основным спонсором филармонии является фирма, принадлежащая нашему смотрящему. Ну с чего бы, скажи на милость, ему так заботиться о музыкальной культуре города, если бы не сын? И ты вот ломал голову, почему особняк не снесли, он не мог не мешать, когда велось строительство офисов. А при таком раскладе кто же осмелится вмешиваться, землю отстаивать? Тут, если начнешь возникать, только и добьешься земельного участка на кладбище. Так что убийство Валуева, если все-таки это было убийство, а не несчастный случай, – очень серьезная вещь. Сам-то он, конечно, простой директор филармонии, но вот папочка его совсем не простой.

– Не простой. Если он, конечно, папочка.

– Так ведь факты! – возмутился Вениамин.

– Факты-то факты, – Андрей покровительственно похлопал Балаклава по плечу, – но требуется проверка.

– Какая еще проверка?

– Человеческая, личностная. Съездить в этот Гусев надо, разыскать какую-нибудь подругу детства Валуевой, поговорить. Может, Иса с Валуевой и не дружили даже, и никакого романа у них не было. Тогда твои факты превратятся в обыкновенные совпадения.

– Совпадения!

Вениамин надулся, вылез из-за компьютера, уселся, нахохлившись, в уголке у окна, где до этого сидел Никитин.

– Мы тут старались, – он имел в виду себя и Интернет, – работали, но если так…

– Не знаю, как туда съездить. – Андрей в задумчивости бродил по комнате, словно и не замечая, что Вениамин обиделся. – Времени в обрез, людей в обрез. Завтра я хотел бы встретиться с психиатром Долинина, да и Дениса надо сменить на его посту, не может же он совсем не спать, не есть, организм, конечно, молодой, но тоже ведь возможности его не безграничны. Придется в Гусев Олю посылать. С утра пусть туда съездит, благо это недалеко, а вечером встретится с соседями Головановой. Справится ли?

– Если хочешь, я могу съездить, – все так же обиженно проговорил Вениамин.

– Ну да! – Андрей засмеялся. – Не могу же я работника интеллектуального труда так нерационально использовать. – Он подошел к Вениамину, в шутку погладил его по голове. – Ты мне здесь нужен. Работа твоя еще не закончена.

– Не закончена, но ты же плюешь на нее. – Вениамин уклонился от руки.

– Кто тебе сказал? Я очень ценю.

– Что-то не видно. – Балаклав вдруг улыбнулся, видно решив, что срок обиды закончился. – Есть тут еще одна интересная штука. Правда, эту информацию я добыл из весьма желтой газетки «Крутые новости». Короче, Иса в настоящее время является смотрящим лишь номинально, здоровье его таково, что не только никакой фактической власти осуществлять он не может, но и вообще вот-вот концы отдаст. Оказывается, болел он уже довольно продолжительное время, года полтора, а в последнее время совсем сдал. Понимаешь, к чему я клоню? В последнее время – это после гибели сына.

– Если он сын.

– Да сын, сын! – Вениамин опять обиделся. – Я понимаю, – передразнил он Андрея, – требуется проверка, потому что факты вполне могут оказаться совпадениями. Только проверить здесь, Андрей Львович, вам будет весьма затруднительно. Не знаю, какой дурак вообще решился на такую статью и за какие деньги, но уверен, дурака этого в живых больше нет.

– Как его фамилия, дурака?

– Миронов. Псевдоним наверняка. Но вряд ли и псевдоним ему помог.

– Ладно, с этим-то как раз проще всего, об Исе можно узнать из другого источника.

– Узнавай, узнавай. – Вениамин зевнул. – Устал, и время совсем уже не детское, скоро четыре, – проворчал он и откинулся на диванчике. – Поспать бы пару часиков, а?

– Да надо бы. – Андрей тоже зевнул. – Сделаем так: сейчас по домам, а завтра…

– Нет, я лучше здесь останусь, чего время зря на дорогу тратить?

– Ну хорошо, как хочешь, а я домой. В десять обещал сменить Дениса, но придется с ним, скорее всего, передоговориться, попробую с самого утра встретиться с психиатром Долинина. Я возьму твою машину, ладно?

– Бери уж, – с тяжелым вздохом разрешил Балаклав – он был немного прижимист, а уж свою машину ценил, берег и холил, как любимую жену, если бы таковая имелась.

Глава 11
Проникая в тайны
(Расследование Андрея Никитина)

Виктор Евгеньевич Мельник, врач, который наблюдал Ефима Долинина в психиатрической больнице, делал все, чтобы уклониться от встречи. В конце концов Андрею пришлось пойти на хитрость: он попросту купил в регистратуре талончик к нему на прием – в первой половине дня Виктор Евгеньевич работал в поликлинике. Минут пять Никитин вешал психиатру лапшу на уши, жалуясь на несуществующую головную боль, а потом, когда тот перешел к осмотру мнимого больного, вдруг переключился на шантаж: дескать, в вашей поликлинике торгуют талонами, можно ведь и нажаловаться куда следует, и он, Никитин, непременно так и сделает, если доктор быстренько не даст ему необходимые разъяснения по поводу Долинина.

– Что именно вы хотите узнать? – сдался доктор, предварительно услав медсестру.

– Все! – улыбнулся ему Андрей. – Всю историю его болезни и возможные последствия.

– Диагноз я вам назвать не могу, не имею права, – хмуро проговорил Мельник.

– Понимаю, – Андрей опять улыбнулся, – врачебная этика. Ну что ж, и не надо, вы мне так расскажите, без диагноза.

– Больной поступил к нам в состоянии сильного возбуждения, вызванного длительным переутомлением. Постепенно нам удалось блокировать это состояние, ну и… – Доктор развел руками. – Собственно, никакого психического заболевания у Долинина нет, переутомление, одно только переутомление. – Он с подозрением посмотрел на Никитина. – Да! Ему категорически нельзя заниматься программированием, категорически нельзя, вы это учтите!

– Да я вообще-то не собирался заказывать ему программу.

– Нет, вы это учтите! Смерти подобно для его психики близко подходить к компьютеру! Светлая голова, да что там, гений, самый настоящий гений! Вы знаете, какой у него коэффициент интеллекта?! Но может погибнуть, может превратиться просто в… И тогда мы уже не сможем ему помочь. В общем, я категорически запрещаю! – Виктор Евгеньевич погрозил кулаком. Он вдруг так разошелся, что Андрею стало жутковато. Кто, интересно, не в себе – его больные или он сам?

– Понятно, понятно, – попытался успокоить Андрей разбушевавшегося психиатра и еле сдержался, чтобы не похлопать его по руке. – Лучше скажите, могут ли у Долинина быть навязчивые идеи, ну… какого-нибудь нестандартного характера?

– Навязчивые идеи? Нестандартного характера? – Психиатр расхохотался и откровенно враждебно уставился на Андрея. – Что значит нестандартного характера?

– Ну, разные. Например, над ним тяготеет вина за поступки, которые он совершил в прошлом или не совершал вообще.

– Над всеми людьми тяготеет какая-нибудь вина.

– Так-то оно так, но здоровые люди с этим справляются, а больной человек может решиться на какой-нибудь уж совсем… э-э-э… нестандартный поступок, преступный поступок.

– Все мы преступники! – провозгласил Мельник. – А что касается Ефима Долинина, я же говорю, уровень его интеллекта… Нет, не может он совершить преступление.

– Вы за него ручаетесь?

– Ну… – Доктор замялся. – А вы его в чем-то подозреваете?

– Пока просто проверяю различные версии, – уклонился от прямого ответа и Андрей. – А например, галлюцинации у него могут быть?

– Могут, не могут? – Виктор Евгеньевич подпер кулаком щеку, облокотился на стол. – Вы знаете человека, у которого никогда не было и не могло в принципе быть галлюцинаций?

Никитин хотел ответить, что, разумеется, знает, вот, например, у него… но, к счастью, не успел, потому что доктор ответил сам:

– Такой человек либо круглый идиот, либо начисто лишен воображения!

Ответ, достойный специалиста по психиатрии, ничего не скажешь!

– Видите ли, Виктор Евгеньевич, – попробовал подойти с другого конца Никитин, – сложилась одна довольно неординарная ситуация, в которой, возможно, замешан ваш пациент Долинин. Вероятно, мне придется вступить с ним в контакт. – О том, что уже вступал с Ефимом в контакт, Андрей решил умолчать. – Так вот, я боюсь повести себя неправильно, расстроить Долинина, вывести его из равновесия, ну или не знаю… Вы должны мне помочь, подсказать, как с ним себя вести…

– Обыкновенно, как с любым человеком. Я же говорю, Долинин совершенно нормален! Вы боитесь, что он вас укусит? Напрасно! Переутомление, одно только умственное переутомление, в остальном он совершенно здоров. Как мы с вами.

– Понятно, – неискренне согласился Андрей: насчет своего здоровья он был уверен, а вот насчет психического здоровья Мельника сильно сомневался. – Видите ли, Виктор Евгеньевич, пропал ребенок, маленький мальчик…

– Ах, и вы тоже?! – Психиатр отшатнулся от Андрея. – Меня уже терзали этим мальчиком, ничем не могу помочь! Ефим…

– Кто терзал? – насторожился Никитин.

– Кто? Не знаю, такой же наглец, как и вы, только он не представился. Ефим… Ему нельзя, слышите, – я запрещаю! – ему категорически нельзя возвращаться к компьютеру.

– При чем здесь компьютер?

– Ни при чем, я и говорю! Он должен как можно больше бывать на свежем воздухе, не заниматься умственным трудом, вообще никаким!

– Что именно спрашивал этот человек о мальчике?

– О мальчике ничего, он меня просто измучил! Он требовал, угрожал… даже предлагал деньги.

– А вы и от денег отказались? – с насмешливым сочувствием спросил Андрей. – Что он тре бовал?

– Требовал, чтобы Ефим вернул мальчика и чтобы я… А я не стал этого делать, потому что тогда произойдет необратимый процесс, его будет уже не спасти.

– Кого не спасти – Долинина или мальчика?

– Да оставьте же вы меня, наконец, в покое! – закричал психиатр так, что, наверное, и в коридоре было слышно. – Оставьте! – в отчаянии выкрикнул он еще раз, но тут спохватился, приложил ладонь ко рту, помолчал немного, успокаивая себя, потом посмотрел на часы и проговорил сдержанно, совсем другим тоном: – Ваше время давно истекло, у меня полный коридор больных, а я и так потратил на вас слишком много… До свидания.

И решительно прошел к двери, позвал следующего пациента. Андрею не осталось ничего иного, как попрощаться и уйти. Визит к психиатру не дал почти никаких результатов, только задал новую загадку: кто мог обращаться к Мельнику по поводу Антоши? Хотя… хотя загадка эта сама по себе, если подумать, несла все же некоторый результат: скорее всего, это был тот же человек, что и подложил диски, следовательно, диски подложил не Ефим, а кто-то другой. Но кто этот человек, кто? Отец Антоши, Гриценко-старший? Вряд ли. Он-то уж заставил бы этого неврастенического психиатра и деньги взять, и поверить в серьезность своих угроз. И потом, диски вот так, тайно, он точно подкладывать бы не стал, а обратился напрямую. Человек от матери Антоши? Тоже невероятно. Если Жанна Гриценко была бы в курсе, что Долинин причастен к похищению ее сына, она давно бы Андрею об этом сообщила. Кто же тогда? Посыльный Ефима? Но зачем, опять-таки зачем? Сделать игру более интересной, более сложной и запутанной? Нет, тут что-то другое.

А что, если это сообщник Долинина, перешедший на другую сторону? Совесть заела или решил получить двойной заработок – и с тех и с других? Вот это вполне вероятно.

Тоже не совсем сходится. Если он сообщник, то должен знать, где Антоша, и скрывать ему его местонахождение незачем. И уж совершенно нелогично ему было бы третировать психиатра. Этот человек явно не знает, где мальчик, и кровно заинтересован в том, чтобы его нашли. Значит, никакой он не бывший сообщник. Кто же тогда?

И что именно этот человек требовал от Мельника? На этот вопрос доктор не пожелал до конца ответить. Он требовал, чтобы Ефим вернул мальчика и чтобы Мельник что-то сделал. Что? Что может в данной ситуации сделать врач? Повлиять на своего больного. Почему же Мельник не захотел влиять? Может, все дело в том, как повлиять? Может, от Виктора Евгеньевича требовали, чтобы он применил какие-то запрещенные способы воздействия? А он отказался, потому что, несмотря ни на что, человек порядочный, во всяком случае, до известной черты: одно дело – торговля в регистратуре платными талончиками, совсем другое дело – настоящее преступление. Но если он порядочный человек, то почему не попытался повлиять на Долинина незапрещенными методами? Или пытался, но ничего не вышло?

Надо бы с ним еще раз встретиться. Подъехать вечером в клинику, припереть его к стенке, выжать из него все до конца. Сейчас уже не получится – действительно, у человека прием, полный коридор народу. Да и Дениса пора сменить – двенадцатый час, а он обещал быть к десяти.

Проходя мимо стойки регистратуры, Андрей подмигнул девушке, которая продала ему талончик, оделся и вышел из поликлиники.

* * *

Денис клевал носом, но изо всех сил делал вид, что бодр, бдителен и вполне способен просидеть вот так еще сутки. Андрей отправил его домой на своей машине, а сам остался в балаклавской. За время дежурства Дениса ничего интересного не произошло – Долинин из подъезда не выходил, но поднимался ли кто-то к нему, сказать было трудно, потому что «проводить» всех входящих и не примелькаться невозможно. Кроме того, оставался неотслеженным телефон – у них не было времени поставить прослушку. Вообще такая слежка малоэффективна, Никитин это прекрасно понимал, но другого выхода пока не было.

В три часа позвонила Оля. Она только что вернулась из Гусева. Все подтверждалось – ей удалось разговорить одноклассницу Валуевой: в десятом классе у той действительно был роман со Стотландом. Очень довольная своей поездкой, похвалой начальника, обещанием повышения зарплаты и должности, Оля отправилась на новое, настоящее детективное задание – собрать все возможные сведения о Головановой. Потом позвонил Вениамин. Андрей рассказал ему о своем разговоре с Мельником и попросил разузнать о нем все, что удастся. В пять снова позвонила Оля.

– Андрей Львович! – возбужденно прокричала она в трубку – в отличие от Вениамина Денис и Ольга относились к своему начальнику с должным почтением и называли исключительно на «вы» и по имени-отчеству. – Потрясающие новости! Я и не думала, что узнаю столько всего полезного и так запросто! По-моему, во мне пропадает настоящий талант детективной актрисы. – Она кокетливо хихикнула.

– Детективной актрисы?

– Ну да! Представляете, она мне сразу же поверила, эта женщина, соседка Головановой из квартиры напротив. Я сказала, что училась в первом классе у Светланы Васильевны, а потом мы переехали в другой город. Мне ее и раскручивать особо не пришлось, сама все выложила. Чаем напоила с пирожками, потрясающе вкусные пирожки, я у Екатерины Федоровны, ну, у соседки, рецепт взяла, как-нибудь испеку, угощу.

– Прекрасно, Оленька, только давай поближе к делу.

– Да! Это потрясающе! Я столько всего узнала! У Головановой, оказывается, был любовник! Представляете?! Все же строилось на том, что она совершенно одинока – ни родственников у нее, никого, не замужем, классическая старая дева. А у нее любовник! Я думаю, это он ее и убил.

– Любовник – это действительно интересно, но с чего ты решила, что убил ее он?

– Да потому, что больше некому!

– Ну почему некому? Ефим Долинин…

– Да я же не сказала самого главного! – перебила его Оля. – Он знаете кто, этот любовник? Сторож лодочной станции!

– Ну и что?

– А то, что станция эта находится между Косулином и Валапаевкой, то есть как раз недалеко от того места, где ее и нашли. Все голову ломали, что делала на дороге одинокая женщина поздней ночью. А она от любовника шла. Они, наверное, поссорились, и вот…

– Соседка тоже считает, что Голованову убил любовник?

– Что вы!.. Екатерина Федоровна… она плачет и… очень жалеет и…

– Пирожки печет! – Андрей усмехнулся. – Молодец, Оленька, это в самом деле интересная информация. Странно, что соседка ничего милиции не рассказала. Хотя… наш народ не очень-то любит откровенничать с милицией, боится ненароком ближнего подставить. Вообще это в порядке вещей.

– Да. Тем более что Екатерина Федоровна нисколько его и не подозревает. А больше никто не знал про любовника, Голованова только соседке и сказала, по большому секрету. Екатерина Федоровна все время сетовала: вот, мол, только-только жизнь у Светланы стала налаживаться, хоть немного счастья глотнула, и материальное положение полегче, может, хоть на старости лет пожила бы нормально… Да, кстати, о материальном! Это еще одна новость! – Оля рассмеялась счастливым смехом и заторопилась рассказать – ее распирали радость и гордость собой от прекрасно выполненной работы: – Голованова не перестала сдавать кровь! Все эти полтора года она ее сдавала, только за деньги, ей стали за это хорошо платить.

– Полтора года, полтора года… – Никитин в задумчивости постучал по рулю. – Что-то крутится, никак не могу поймать.

– Как же?! Андрей Львович! Вениамин вчера – вернее, сегодня ночью – говорил, что Голованова пятнадцать лет регулярно четыре раза в год сдавала кровь, а полтора года назад вдруг перестала.

– Да нет, это понятно, что-то другое. Нет, не могу понять.

Все это время Андрей не отрываясь следил за подъездом Долинина. Люди входили и выходили, потом настало небольшое затишье. У него уже глаза начали слезиться от напряжения.

– И представьте, – разливалась Оля, – ей самой предложили оплачивать на станции переливания крови, сказали, что одному больному требуется кровь именно ее редкой группы. С тех пор она сдавала даже чаще, чем раньше, но всегда по звонку.

– По какому звонку?

– Ей звонили и вызывали – видимо, по мере надобности. Соседка говорит, что Светлана не то чтобы разбогатела, но стала жить несравненно лучше. Телевизор «Панасоник» купила, а до этого у нее была допотопная черно-белая «Чайка», пальто зимнее хорошее, шапку из норки, еще что-то по мелочи. Так что не такая она была и бедная.

– Да, наша доблестная милиция, как всегда, все прошляпила. – Андрей удовлетворенно рассмеялся. – Хотя, как я понял, богатство Головановой было весьма относительным.

– Да, она даже ремонт не успела сделать, все собиралась, но не успела. Соседка говорит, квартирка действительно производила удручающее впечатление: обои самые дешевые и потертые, полы ободранные, ну, вы понимаете?

– Понимаю. Молодец! Хорошо поработала.

– Могу еще куда-нибудь съездить, – предложила Оля, но без особого энтузиазма – видимо, тоже очень устала.

– Нет, – отказался Никитин, – пока не надо. Спасибо. Отдыхай. Позвони Вениамину, расскажи, что узнала, и можешь ехать домой.

Оля отключилась. Андрей стал класть трубку на сиденье, не глядя, не отрывая взгляда от подъезда, – и промахнулся – телефон упал на пол. Чертыхнувшись, он его поднял. Нужно было осмыслить всю эту информацию, но голова уже совершенно не соображала – сказывался хронический недосып. В шесть его должен был сменить Денис, а к семи он собирался подъехать в клинику, еще раз переговорить с психиатром. Но сначала нужно осмыслить…

Глаза уже не просто слезились, их совершенно заволокло туманом, голова отказывалась работать. И эта новая информация – в самом деле интересная – стала его раздражать. И Оля стала раздражать. Он понимал, что не прав, но ничего не мог с собой поделать.

Итак, любовник, сторож лодочной станции… Убил из ревности, убил, чтобы ограбить, а Ефим ни при чем.

Не из какой ревности любовник убить ее не мог – не была она кокетливой вертушкой, в кои веки – а скорее всего, впервые в жизни – завела любовника, завела от всех по секрету, одной Екатерине Федоровне, ближайшей своей соседке, и открылась. Ограбление тоже вряд ли – грабить там нечего: «Панасоник»? зимнее пальто? – за это не убивают. Действительно поссорились и убил в ярости? В ярости убивают на месте, а не отпускают совершить променад по дороге. Скрытая причина? Возможно. Это надо обдумать…

Но думать не было сил, думать просто совершенно не получалось. Андрей посмотрел на часы – половина шестого, до приезда Дениса оставалось полчаса. Как-то эти полчаса надо продержаться. Он позвонил домой, поговорил с Настей – все у них было нормально. Глотнул из фляжки коньяку, чтобы взбодриться, выкурил сигарету.

Взбодриться не получилось, коньяк подействовал как снотворное. Глаза закрывались и просто не могли уже смотреть на этот подъезд, мысли никак не хотели собираться воедино, разбегались по пустой его голове. Ефим не может быть ни при чем, сторож-любовник не покушался на норку, хотя, конечно, не исключено, что убил именно он. Но если сторож – убийца Головановой, какую роль тогда в этой истории играл Ефим? Свидетеля? Не то, все не то. А может, и то. Что же связано с этим сочетанием «полтора года»? Совсем недавно оно мелькало, но в каком контексте? Что было полтора года назад?

Из подъезда вышла пожилая женщина в старомодном ярко-красном плаще с таксой на поводке. Такса чихнула, тряхнула ушами и повлекла хозяйку к ближайшему дереву. Женщина на нее прикрикнула, дернула поводок, не позволяя совершить антисанитарный поступок в родном дворе.

Какая связь между Головановой, Валуевым и Антошей Гриценко? Какая связь между ними всеми и Долининым? Где он держит Антошу? Какую преследует цель? Кто он – преступник или сумасшедший? Что произошло полтора года назад? Вениамин сказал, что Голованова… Вениамин сказал…