Текст книги "Американские боги"

– Тебе не холодно? – спросил Тень.

– Моя жена была чокто, – сказал Чэпмен.

– И она научила тебя волшебным образом не чувствовать холода?

– Нет. Она думала, что я сумасшедший, – сказал Чэпмен. – Она мне, бывало, говорила: «Джонни, надел бы ты ботинки!»

Склон сделался круче, и они вынуждены были прервать разговор. Они спускались по склону холма, оступаясь и оскальзываясь, цепляясь руками за стволы берез, чтобы удержать равновесие и не покатиться кубарем. Когда склон стал чуть более отлогим, Чэпмен продолжил:

– Теперь-то она уже мертва. Когда она умирала, я, наверное, чуточку умом повредился. Это с каждым может случиться. И с тобой тоже. – Он похлопал Тень по плечу. – Клянусь Иисусом и Иезофатом, здоровенный ты парень!

– Мне все так говорят, – сказал Тень.

Они спускались с горы чуть ли не полчаса, пока наконец не очутились на огибающей холм гравиевой дороге. По ней они и пошли в сторону сбившихся в кучку домов, которые разглядели еще с вершины.

Проезжавшая мимо машина замедлила ход и остановилась. За рулем сидела женщина, она дотянулась до ручки и опустила окно.

– Подвезти вас, мужики? – сказала она.

– Вы очень любезны, мадам, – сказал Среда. – Мы ищем мистера Гарри Сойку.

– Он должен быть в клубе, – сказала женщина. Ей за сорок, решил про себя Тень. – Залезайте.

Они сели в машину. Среда занял переднее сиденье, Чэпмен и Тень уселись сзади. Разместиться с комфортом на заднем сиденье Тени не позволяли слишком длинные ноги, но он устроился как мог. Машина, подпрыгивая, понеслась по дороге.

– Откуда вы к нам пожаловали? – спросила женщина.

– Приехали друга навестить, – сказал Среда.

– Он на горе живет, – сказал Тень.

– На какой горе? – удивилась женщина.

Тень обернулся и посмотрел назад, сквозь запыленное стекло, пытаясь разглядеть гору. Но позади не было никакой горы: только облака плыли над равниной.

– Виски Джек, – произнес Тень.

– А, – сказала женщина. – Мы зовем его Инктоми. Это, видимо, один и тот же мужик. Мой дед рассказывал про него классные истории. Лучшие из них были, естественно, неприличными. – Они подскочили на колдобине, и женщина чертыхнулась. – Как вы, целы?

– Целы, мэм, – ответил Джон Чэпмен. Он вцепился обеими руками в сиденье.

– Вот такие в резервации дороги, – сказала она. – К ним нужно приспособиться.

– Все такие? – спросил Тень.

– В основном, – сказала женщина. – В наших местах – да. Даже и не спрашивайте, куда идут деньги от казино: ну кто в здравом уме припрется сюда играть в казино? Этих денег мы тут не видали.

– Жаль.

– Да нечего жалеть. – Она с треском и скрипом сменила передачу. – Вы знаете, что белое население тут уменьшается? Повсюду в округе вымершие города. Как заставишь людей сидеть на ферме, когда им по телевизору мир показывают? Да и вообще, какому белому захочется пахать на бесплодных просторах Бэдлендс[93]93
  Букв. «бесплодные земли» – районы на западе США (юго-запад штата Южная Дакота и северо-запад штата Небраска). Изрезаны глубокими оврагами и долинами, животный и растительный мир не отличается большим разнообразием.


[Закрыть]? Пришли, заграбастали себе наши земли, обжились, а теперь валят. На юг. На запад. Может, если подождать, пока они все свалят в Нью-Йорк, Майами или Лос-Анджелес, мы получим назад все наши земли без боя.

– Удачи вам в этом, – сказал Тень.

Гарри Голубую Сойку они и в самом деле нашли в клубе, за бильярдным столом, где он ловко загонял шары в лузы, пытаясь произвести впечатление на компанию барышень. Сверху на кисти правой руки у него была вытатуирована голубая сойка, а правое ухо было сплошь утыкано пирсингом.

– Хо хока, Гарри Голубая Сойка, – поприветствовал его Джон Чэпмен.

– Да отвали ты, босой психанутый призрак! – послал его в ответ Гарри Голубая Сойка. – У меня от тебя мурашки по всему телу.

В дальнем конце зала сидели мужчины постарше, некоторые играли в карты, другие просто болтали. Те что помоложе, примерно одного с Гарри возраста, ждали, когда освободится бильярдный стол. Стол был стандартного размера; зеленое сукно, с одного края драное, было заклеено серебристой герметизирующей лентой.

– У меня для тебя новость от твоего дяди, – невозмутимо продолжил Чэпмен. – Он говорит, чтобы ты отдал этим двоим свою машину.

В зале было человек тридцать, а то и сорок, и все как один сосредоточенно уставились на свои карты, или на ботинки, или на ногти, и изо всех сил постарались сделать вид, что этот разговор им до лампочки.

– Он мне не дядя.

В воздухе стоял густой сигаретный дым. Чэпмен разинул рот в широкой улыбке, продемонстрировав такие гнилые зубы, каких Тень еще ни у одного человека не видел.

– Скажи это ему сам. Он говорит, что и остается-то среди лакота только ради тебя.

– Виски Джек вообще много чего говорит! – рявкнул в ответ Гарри Голубая Сойка.

На самом деле и он тоже сказал не «Виски Джек». Тени послышалось что-то типа «Уизакеджек». Вот как они произносили его имя, а вовсе не «Виски Джек».

– Точно, – встрял Тень. – И еще он сказал такую вещь: мы тебе отдаем свой «Виннебаго», а ты нам свой «Бьюик».

– Ну и где ваш «Виннебаго»?

– Он тебе его пригонит, – сказал Чэпмен. – Можешь не сомневаться.

Гарри Голубая Сойка ударил по шару и промазал. Рука у него подрагивала.

– Этот старый лис мне не дядя, – сказал Гарри Голубая Сойка. – И пусть не пудрит людям мозги.

– Лучше живой лис, чем мертвый волк, – встрял Среда. Его низкий голос вдруг сделался похож на звериное рычание. – Так ты отдашь нам свою тачку?

Гарри Голубая Сойка так отчаянно вздрогнул, что не заметить этого было невозможно.

– Конечно, – сказал он. – Конечно. Я просто дурку гнал. Люблю подурачиться. – Он положил кий на бильярдный стол и отыскал свою толстую куртку среди груды похожих курток, висевших на вешалке рядом с дверью. – Только дайте я сначала свои манатки из тачки выгребу, – сказал он.

Он то и дело бросал взгляд на Среду, словно опасаясь, что тот с минуты на минуту взорвется.

Машина Гарри Голубой Сойки стояла в сотне ярдов от клуба. По пути им встретилась побеленная католическая церквушка; на пороге стоял мужчина в воротничке священника, провожал их взглядом и затягивался сигаретой с таким видом, будто курить ему было противно.

– Доброго дня, отец! – поприветствовал его Джон Чэпмен, но мужчина в воротничке ничего не ответил; он раздавил пяткой сигарету, поднял окурок, бросил его в урну рядом с дверью и зашел обратно в церковь.

Машина у Гарри Голубой Сойки была без боковых зеркал, шины совершенно лысые, лысее Тень в жизни не видел: идеально гладкая черная резина. Гарри сообщил, что машина жрет много масла, но зато пока масло подливаешь, бегает безотказно, если только, конечно, ее не останавливать.

Гарри Голубая Сойка покидал свои манатки в черный мусорный мешок (манатки состояли из нескольких недопитых бутылок дешевого пива с завинчивающейся крышкой, маленького пакетика с гашишем, завернутого в серебряную фольгу и кое-как припрятанного в пепельнице на двери, хвоста скунса, пары десятков кассет с музыкой кантри и потрепанного, пожелтевшего экземпляра «Чужака в чужой стране»[94]94
  Культовая книга популярнейшего американского писателя-фантаста Роберта Хайнлайна.


[Закрыть].

– Простите, что там, в клубе, выдрючивался, – сказал Гарри Голубая Сойка, передавая Среде ключи от машины. – Вы знаете, когда я получу «Виннебаго»?

– Спроси у дяди. Это он у вас спекулирует подержанными тачками, – прорычал Среда.

– Уизакеджек никакой мне не дядя, – сказал Гарри Голубая Сойка, схватил свой черный мусорный мешок, зашел в ближайший дом и захлопнул за собой дверь.

Джона Чэпмена они высадили в Су-Фоллс[95]95
  Су-Фоллс – город на юго-востоке штата Южная Дакота. Крупнейший город штата.


[Закрыть], у магазина натуральных продуктов.

Среда молчал всю дорогу. С тех пор как они ушли от Виски Джека, он пребывал в дурном расположении духа.

В семейном ресторанчике на окраине Сент-Пола[96]96
  Сент-Пол – город на юго-востоке штата Миннесота на реке Миссисипи. Административный центр (столица) штата Миннесота.


[Закрыть] Тень подобрал оставленную кем-то газету. Ткнулся взглядом в пару мест и показал Среде.

– Ты только посмотри, – сказал он.

Среда вздохнул и опустил взгляд на газету:

– Я просто счастлив, что конфликт с авиадиспетчерами был улажен без забастовки.

– Да не это, – сказал Тень. – Вот. Тут написано, что сегодня четырнадцатое февраля.

– С днем святого Валентина!

– Мы выехали где-то двадцатого – двадцать первого января. Я за датами не следил, но помню, что это была третья неделя января. В общей сложности мы были в пути три дня. Как тогда может быть четырнадцатое февраля?

– Мы почти месяц шли пешком, – сказал Среда. – По Бэдлендс. За кулисами.

– Ни хера себе срезали путь! – сказал Тень.

Среда отодвинул газету.

– Засранец этот Джонни Яблочко, задолбал уже со своим Полом Баньяном. В обычной жизни Чэпмену принадлежало четырнадцать яблоневых садов. Он возделывал тысячи акров. Он, конечно, шел в ногу с западом, но в том, что о нем рассказывают, нет ни слова правды, кроме того, что когда-то у него поехала крыша. Но это все неважно. Как твердили газетчики, если правда скучна, мы печатаем сказку. Эта страна жить не может без сказок. Вот только и в них больше никто не верит.

– Но ведь ты сидишь сейчас передо мной и своими глазами все это видишь, разве не так?

– Я в отставке. На меня всем насрать.

– Ты же бог, – тихо произнес Тень.

Среда пристально на него посмотрел. Он, казалось, хотел было что-то добавить к сказанному, но потом откинулся на спинку стула, уставился в меню и произнес:

– И что с того?

– Хорошо быть богом, – сказал Тень.

– Ты действительно так считаешь? – спросил Среда, и на этот раз уже Тени пришлось отводить взгляд.

На стене у туалета при заправке в двадцати пяти милях от Лейксайда Тень увидел самодельное объявление: ксерокопированный листок с черно-белой фотографией Элисон МакГоверн, над которой от руки было написано «Вы меня видели?». Это была все та же фотография из школьного альбома: уверенная улыбка, на верхних зубах пластиковые брекеты – фотография девочки, которая мечтала, когда вырастет, работать с животными.

Вы меня видели?

Тень купил сникерс, бутылку воды и номер «Лейксайд ньюс». На первой странице был помещен заголовок статьи лейксайдского репортера Маргарет Ольсен и фотография мальчика и мужчины: они стояли на замерзшем озере рядом с домиком для зимней рыбалки, напоминающей сарай, и держали здоровенную рыбу. На лицах сияли улыбки. «Самая большая щука: отец и сын установили местный рекорд. Продолжение на третьей странице».

Машину вел Среда.

– Прочти-ка мне что-нибудь интересное, – попросил он.

Тень внимательно проглядел газету, медленно перелистывая страницы, но ничего интересного так и не нашел.

Среда высадил его у дома, рядом с подъездной дорожкой. На дорожке сидела дымчатая кошка и смотрела на него. Когда он нагнулся, чтобы ее погладить, она удрала.

Поднявшись по лестнице на веранду, он остановился у двери и посмотрел на озеро. Оно было сплошь усеяно зелеными и коричневыми палатками для зимней рыбалки. Рядом со многими стояли машины. У самого моста красовался зеленый драндулет, так же, как на фотографии в газете.

– Двадцать третье марта, – с надеждой произнес Тень. – Примерно в девять пятнадцать утра. Так и будет.

– Это сильно вряд ли, – услышал он женский голос. – Третьего апреля. В шесть вечера. Лед оттаивает только к вечеру.

Тень улыбнулся. На Маргарет Ольсен был лыжный костюм. Она стояла у дальнего края веранды и подсыпала корм в птичью кормушку.

– Я прочел вашу статью в «Лейксайд ньюс» про самую большую щуку.

– Увлекательная история, да?

– Скорее, пожалуй, познавательная.

– Я думала, вы уже не вернетесь, – сказала она. – Уезжали ненадолго, да?

– Дядя вызвал по работе, – сказал Тень. – Время пронеслось – мы и глазом моргнуть не успели.

Она положила в поддон последний кубик сала и стала заполнять кормушку семенами чертополоха, которые были у нее насыпаны в пластиковую бутылку из-под молока. Несколько щеглов, в зимнем оливковом оперении, нетерпеливо верещали с соседней ели.

– А про Элисон МакГоверн в газете ничего не было.

– Да не о чем и писать. До сих пор ищут. Прошел слух, кто-то видел ее в Детройте, но оказалось, ложная тревога.

– Бедняжка.

Маргарет Ольсен закрутила крышечку на молочной бутылке.

– Надеюсь, она мертва, – сухо сказала она.

– Почему? – Тень был шокирован.

– Потому что в противном случае все еще хуже.

Щеглы как безумные скакали с ветки на ветку: ждут не дождутся, когда же наконец уйдут люди.

«Ты ведь думаешь не об Элисон. О сыне ты думаешь, – пронеслась у Тени мысль. – Ты думаешь о Сэнди».

В голове всплыла чья-то чужая фраза: «Я скучаю по Сэнди». Кто это сказал?

– Приятно было поболтать, – сказал Тень.

– Ага, – сказала она. – Мне тоже.

Прошел февраль – чередой коротких унылых дней. Иногда шел снег, но по большей части обходилось без снегопада. На улице потеплело, и в погожие дни температура поднималась выше нуля. Тень торчал дома, пока ему не начинало казаться, что он сидит в тюремной камере, и тогда, если только Среда не вызывал его по делу, выходил прогуляться.

Он устраивал себе длительные прогулки за город почти на весь день. Шел себе один и шел, прямо до лесного заповедника на северо-западе или до кукурузных полей и пастбищ на юге. Гулял по засыпанным снегом тропинкам «лесопильного» округа, по заброшенным железнодорожным путям и проселочным дорогам. Пару раз он даже обошел замерзшее озеро с севера на юг. Время от времени встречал местных, туристов или джоггеров – он махал им рукой и здоровался. Но обычно вообще никого не встречал, кроме ворон и зябликов, да еще два-три раза заметил ястреба, который лакомился попавшим на дороге под колеса опоссумом или енотом. Еще ему запомнилось, как однажды орел поймал серебристую рыбу посреди Уайт Пайн Ривер: у берегов вода замерзла, а в центре продолжал бежать стремительный поток. Рыба билась и извивалась в когтях орла, и ее чешуйки сверкали в лучах полуденного солнца. Тень представил: а ну как сейчас она вырвется и уплывет далеко-далеко, прямо в небо, – и мрачно улыбнулся.

Он обнаружил, что во время прогулок не обязательно думать, и это ему очень понравилось; когда он начинал думать, мысль заводила его в такие дебри, где от него уже ничего не зависело и где ему становилось некомфортно. Прогулки до изнеможения оказались для него в своем роде спасением. Обессилев от ходьбы, он уже не думал о Лоре, о своих странных снах, о вещах, которых не было и быть не могло по определению. Вернувшись домой после такой прогулки, он спал крепко, и сны ему не снились.

В «Парикмахерском салоне Джорджа» в городском парке Тень столкнулся с начальником местной полиции Чэдом Маллиганом. Тень всегда с интересом и надеждой ожидал окончания стрижки, но результат никогда не оправдывал его ожиданий. Всякий раз после стрижки он выглядел более или менее по-прежнему, вот только волосы были чуток покороче. Чэд, который сидел в кресле рядом, тоже был на удивление озабочен своим внешним видом. Когда парикмахер закончил, Чэд Маллиган с суровым видом уставился на свое отражение, будто собирался выписать ему штраф за превышение скорости.

– Тебе идет, – ободрил его Тень.

– А женщине бы такая стрижка понравилась?

– Думаю, да.

Они дошли через парк к Мейбл и заказали по кружке горячего шоколада.

– Слушай, Майк, – сказал Чэд. – Ты никогда не задумывался о том, чтобы поступить на службу в правоохранительные органы?

Тень пожал плечами.

– Вообще-то нет. Там ведь, типа, надо кучу разных вещей знать.

Чэд покачал головой.

– Знаешь, что самое главное в работе полицейского в таком городке, как этот? Сохранять спокойствие. Если что-то происходит, если кто-то наорет тебя и выматерит на чем свет стоит, нужно просто сказать, мол, ты уверен, что произошла какая-то ошибка и что ты все уладишь, пусть только все без паники покинут помещение. Только нужно быть очень уверенным в своих словах.

– А потом все уладить?

– Обычно все улаживается, когда ты надеваешь на них наручники. Но вообще-то да, ты делаешь все возможное, чтобы уладить ситуацию. Если тебе нужна работа, только скажи. У нас есть вакансии. И такие, как ты, нам нужны.

– Я это учту, если с дядей дела пойдут неважно.

Они потягивали горячий шоколад.

– Послушай, Майк, – сказал Маллиган. – А что бы ты сделал, если бы твоя кузина, ну, типа того, овдовевшая, стала вдруг тебе названивать?

– Как названивать?

– По телефону. По межгороду. Она живет в другом штате. – Он залился краской. – Я видел ее в прошлом году на свадьбе у родственника. Но вообще тогда она была еще замужем, ну, то есть ее муж был еще жив, и вообще она моя родственница. Но не двоюродная сестра. Совсем дальняя родственница.

– Ты на нее что, запал?

– Ну, я не знаю. – Маллиган покраснел.

– Ладно, зайдем с другой стороны. Она на тебя запала?

– Ну, она кое-что сказала, когда звонила. Она очень красивая женщина.

– И… что ты собираетешься делать?

– Я бы мог, например, позвать ее сюда. Почему бы и нет? Она что-то такое говорила, что не прочь приехать.

– Вы же оба взрослые люди. Не упускайте шанс – вот что я скажу.

Чэд кивнул, покраснел и снова кивнул.

Телефон в квартире у Тени не работал. Наверное, следовало бы подключиться, вот только Тень так и не придумал, кому бы он хотел позвонить. Как-то ночью он поднял трубку и приставил ее к уху: он был уверен, что слышит завывание ветра и отдаленный разговор нескольких людей, но разговаривали они так тихо, что слов почти нельзя было разобрать. «Алло! – произнес он в трубку. – Кто это говорит?». Ему не ответили, но в трубке воцарилась тишина, а потом раздался едва различимый смех, такой тихий, что он был готов поверить, что ему показалось.

В следующие недели Тень много ездил со Средой.

Он сидел на кухне в загородном доме в Род-Айленде и слушал, как Среда спорит в темной спальне с какой-то женщиной, которая никак не желала вставать с постели и не позволяла ни Среде, ни Тени взглянуть на ее лицо. В холодильнике лежал полиэтиленовый пакет со сверчками, и рядом другой – с трупиками мышат.

В рок-клубе в Сиэтле Тень наблюдал, как Среда, перекрикивая музыку, поздоровался с молодой женщиной с коротко стриженными рыжими волосами и синими спиралевидными татуировками. Разговор, должно быть, прошел успешно, потому что Среда вернулся с радостной ухмылкой.

Пять дней спустя Тень ждал Среду во взятой напрокат машине в Далласе. Среда с хмурым видом вышел из вестибюля какой-то конторы, залез в машину, громко хлопнув дверцей, и какое-то время сидел молча, весь красный от ярости.

– Поехали, – сказал он.

А потом добавил:

– Чертовы албанцы. Кому вообще до них какое дело?

Через три дня они прилетели в Боулдер и там славно пообедали в компании пятерых молодых японских женщин. Трапезу сопровождал обмен любезностями и шутливыми замечаниями, и когда Тень встал из-за стола, он так и не понял, была ли достигнута договоренность или было принято иное решение. Впрочем, Среда остался доволен.

Тень начал предвкушать возвращение в Лейксайд. Там его ждали покой и радушный прием, который он очень ценил.

Каждое утро, если он был не в отъезде, он ездил через мост в городской парк. Покупал два пирожка у Мейбл; первый съедал на месте, запивая кофе. Если на столе лежала оставленная кем-то газета, он читал ее, правда, новости никогда не интересовали его настолько, чтобы покупать газету самому.

Второй пирожок, завернутый в бумажный пакетик, он клал в карман и съедал на ланч.

Однажды утром, когда он читал «Ю-эс-эй тудей», Мейбл сказала:

– Послушайте, Майк. Куда вы сегодня пойдете?

Небо в тот день было бледно-голубое. Утренний туман рассеялся, покрыв деревья инеем.

– Не знаю, – ответил Тень. – Может, опять пойду гулять по лесным тропинкам.

Она подлила ему кофе.

– Вы когда-нибудь ходили на восток, в округ Q? Путь не ближний. Дорога туда идет от коврового магазина на Двенадцатой авеню.

– Нет, не ходил.

– Пойдите, – сказала она. – Там довольно красиво.

Красота была неописуемая. Тень оставил машину за городом и пошел пешком по обочине извилистой окружной дороги, которая петляла среди холмов на востоке от города. На холмах росли облетевшие клены, березы, белые, как кость, темные ели и сосны.

Одно время вместе с ним по дороге шла маленькая темно-бурая кошка, с белыми передними лапками. Когда Тень подошел, она не убежала.

– Привет, кошка, – почти автоматически сказал он ей.

Кошка склонила голову на бок и посмотрела на него изумрудными глазами. А потом вдруг зашипела – но не на него, а на что-то, что было на другой стороне дороги, на что-то, чего он не видел.

– Не бойся, – сказал Тень, но кошка крадучись перешла через дорогу и скрылась в поле неубранной с прошлого года кукурузы.

За следующим поворотом Тень неожиданно наткнулся на крошечное кладбище. Надгробные плиты изъело время, хотя на некоторых лежали свежие цветы. Вокруг кладбища не было ни стены, ни ограды, только по краю росли низкие тутовые деревца, склонившиеся под тяжестью инея и возраста. Тень перешагнул за обочину через сугроб грязного снега вперемешку со льдом и прошел между двух каменных столбов, которыми был отмечен вход. Ворот между столбами не было и в помине.

Он бродил по кладбищу, рассматривая надгробия. Самая поздняя надпись была сделана в 1969 году. Он смахнул снег с прочного на вид гранитного ангела и прислонился к нему. Достал из кармана бумажный пакет, вынул из него пирожок и надломил его с краю: в морозный воздух выплыло тонкое облачко пара. И запах шел просто восхитительный. Он откусил кусок.

За спиной раздался хруст. Он сначала подумал, что это кошка, но потом уловил в воздухе аромат духов, сквозь который пробивался тонкий запах тления.

– Пожалуйста, не смотри на меня, – услышал он за спиной голос Лоры.

– Привет, Лора, – сказал Тень.

Ему показалось, что в голосе у нее сквозит неуверенность, и даже более того: едва ли не страх.

– Привет, бобик, – сказала она.

Он отломил кусок пирожка:

– Хочешь?

Теперь она стояла прямо у него за спиной.

– Нет, – ответила она. – Ешь сам. Я больше не ем еду.

Он откусил еще. Пирожок был вкусный.

– Я хочу на тебя посмотреть, – сказал он.

– Тебе не понравится.

– Пожалуйста, очень тебя прошу.

Она вышла из-за каменного ангела. И Тень увидел ее при свете дня. Кое-что изменилось, кое-что осталось по-прежнему. Прежними были глаза и оптимистический изгиб у самых краешков губ. Вот только теперь с первого взгляда было понятно: она мертвая, мертвее некуда. Тень дожевал пирожок. Потом встал, вытряхнул крошки из бумажного пакета, свернул его и сунул обратно в карман.

Все-таки время, проведенное в похоронном бюро в Кейро, прошло недаром: теперь в ее присутствии он чувствовал себя куда спокойнее. Вот только совсем не знал, что сказать.

Она взяла его за руку, и он нежно сжал ее пальцы. Тень почувствовал, как сердце заколотилось в груди. Ему стало страшно – страшно от сознания привычной обыденности происходящего. Ему было хорошо оттого, что она рядом, настолько хорошо, что он был готов простоять с ней вот так хоть целую вечность.

– Я скучаю, – признался он.

– Да вот она я, рядом, – сказала она.

– В такие моменты я как раз и скучаю больше всего. Когда ты рядом. Когда тебя нет, когда ты просто призрак из прошлого или сон из другой жизни, тогда легче.

Она сжала его пальцы.

– Ну, как смерть? – спросил он.

– Тяжко. Все тянется и тянется.

Она положила голову ему на плечо, и это едва не отправило его в нокаут.

– Хочешь, прогуляемся немного? – спросил он.

– Давай, – согласилась она, и ее мертвое лицо искривила нервная, неуверенная улыбка.

Они вышли за пределы кладбища и, держась за руки, пошли по дороге в сторону города.

– Где ты был? – спросила она.

– Здесь же и был. По большей части.

– Начиная с Рождества ты куда-то стал пропадать. Иногда я знала, где ты, это длилось несколько часов или несколько дней. Ты был повсюду. А потом ты куда-то исчезал.

– Я был в этом городе, – сказал он. – В Лейксайде. Хороший маленький городок.

– Ну да, понятно, – сказала она.

Лора больше не носила синего костюма, в котором ее похоронили. Теперь на ней было несколько свитеров, длинная темная юбка и высокие бордовые сапоги. Тени они понравились, и он сказал ей об этом.

Лора наклонила голову и посмотрела на сапоги.

– Классные, правда? – улыбнулась она. – Я нашла их в одном обувном магазине в Чикаго.

– А почему ты решила приехать сюда из Чикаго?

– Я в Чикаго была проездом, бобик. Я вообще на юг еду. Не выношу холода. Тебе, наверное, кажется, что холод – это самое подходяшее для меня состояние. Потому что я мертвая. Вот только когда ты мертвый, холод – уже не холод. Это что-то вроде пустоты. И единственное, чего по-настоящему боишься, когда ты мертвый, – так это как раз пустоты. Я хочу в Техас. Хочу провести зиму в Галвестоне. Я, наверное, еще с детства привыкла зиму проводить Галвестоне.

– Это вряд ли, – сказал Тень. – Ты никогда об этом раньше не упоминала.

– Да? Может, это был кто-то другой. Не знаю. Я помню чаек – как им кидали хлеб, их было несколько сотен, все небо в чайках, бьют крыльями и хватают хлеб прямо на лету. – Она замолчала. – Если я этого не видела, должно быть, это видел кто-то другой.

Из-за поворота выехала машина. Водитель помахал им рукой. Тень помахал в ответ. Была в этом какая-то восхитительная обыденность – гулять вот так со своей женой.

– Как хорошо, – сказала Лора, будто прочитав его мысли.

– Да, – согласился он.

– Ну, и когда на этот раз я услышала зов, пришлось со всех ног мчаться назад. А я уже почти добралась до Техаса.

– Зов?

Она взглянула на него. На шее у нее блестела золотая монета.

– Это было похоже на зов, – сказала она. – Я сразу стала думать о тебе. О том, что мне очень нужно тебя увидеть. Это как чувство голода.

– Значит, ты знала, что я здесь?

– Да.

Она остановилась, нахмурилась и слегка прикусила синюю нижнюю губу. А потом склонила голову набок и сказала:

– Я поняла. Как-то вдруг, раз – и до меня дошло. Я думала, это ты меня звал, а получается, что не ты.

– Не я.

– Ты не хотел меня видеть?

– Не в этом дело. – Он не решался сказать. – Нет, я не хотел тебя видеть. Это слишком больно.

Снег хрустел под ногами и сверкал в солнечных лучах, как россыпь бриллиантов.

– Да, не так-то это просто – не быть живым, – сказала Лора.

– Ты хочешь сказать, тебе трудно быть мертвой? Знаешь, я, вообще говоря, все еще пытаюсь придумать, как вернуть тебя обратно. И мне кажется, теперь я на верном пути…

– Нет, – сказала она. – Ну, то есть спасибо тебе. Надеюсь, у тебя получится. Я столько всего нехорошего натворила… – Она покачала головой. – Я вообще-то говорила о тебе.

– Я-то живой, – сказал Тень. – Я пока не умер. Помнишь об этом?

– Не умер, – согласилась она. – Хотя я не уверена, что ты живой. Совсем не уверена.

Так разговоры не разговариваются, подумал Тень. Так вообще дела не делаются.

– Я люблю тебя, – бесстрастно сказала она. – Ты мой бобик. Просто когда ты мертвый, все видится яснее. Будто больше никого нет. Понимаешь? Будто ты одна большая сплошная человекообразная прореха в мироздании. – Она нахмурилась. – Даже когда мы были вместе. Мне нравилось быть с тобой. Ты меня обожал, ты бы сделал для меня все что угодно. Но иногда я входила в комнату, и мне казалось, что там никого нет. Я включала свет или, наоборот, выключала, и понимала, что ты тут, сидишь себе в кресле, не читаешь, не смотришь телевизор, вообще ничего не делаешь.

Тут она его обняла, словно желая смягчить резкость сказанных слов, и продолжила:

– Самое лучшее в Робби было то, что он хоть кем-то был. Иногда он был кретином, мог выставить себя на посмешище, а еще ему нравилось, чтобы вокруг были зеркала, когда мы занимались любовью, и он смотрел, как он меня трахает, но при этом он был живой, бобик. Он чего-то хотел. Он заполнял собой пространство. – Она замолчала, посмотрела на него, слегка склонив голову набок. – Прости. Я тебя обидела?

Он боялся, что голос его подведет, и поэтому просто покачал головой.

– Вот и хорошо, – сказала она.

Они подходили к зоне отдыха, где он оставил машину. Тень чувствовал, что надо что-то сказать: «Я люблю тебя», или «Пожалуйста, не уходи», или «Прости меня». Какие-нибудь слова, которыми можно будет спасти разговор, который ни с того ни с сего вдруг зашел слишком далеко. Но вместо этого он сказал:

– Я не мертвый.

– Может и нет, – сказала она. – Но ты точно уверен, что ты живой?

– А ты посмотри на меня повнимательнее, – сказал он.

– Это не ответ, – ответила ему мертвая жена. – Оживешь – сам поймешь.

– Что пойму?

– Ну, вот я с тобой и повидалась. Теперь мне пора обратно на юг.

– В Техас?

– Да без разницы. Туда, где теплее.

– А я вот никуда отсюда деться не имею права, – сказал Тень. – Жду распоряжений от босса.

– Это не жизнь, – вздохнула Лора. А потом улыбнулась – той самой улыбкой, которая всегда выворачивала ему душу наизнанку. И неважно, сколько раз он ее видел, всякий раз, когда она ему улыбалась, был – как самый первый раз.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее, но она покачала головой и отстранилась. Его машина тронулась с места и покатилась прочь, а она, присев на краешек занесенного снегом столика для пикника, провожала ее взглядом.