Текст книги "Американские боги"

Часть третья. Буря

Глава четырнадцатая

Люди бродят во мгле, люди смотрят

во мглу,

И мой огонек темный ветер задул.

Я руку тяну, может, встречу твою.

Может быть в этой мгле встречу руку

твою.

Грег Браун[107]107
  Грег Браун (р. 1949) – американский фолк-сингер.


[Закрыть]. С тобою во мгле

Машину они сменили в пять часов утра в Миннеаполисе, на долговременной стоянке местного аэропорта. Заехали на самый верх парковочного комплекса, где автомобили стояли уже под открытым небом.

Тень снял оранжевую робу, наручники и ножные путы, положил их в тот самый пакет из коричневой бумаги, где так недолго хранились его пожитки, сложил пакет несколько раз и опустил в урну. Им пришлось подождать еще минут десять, пока из двери аэропорта не вышел молодой человек с грудью как бочка и не направился в их сторону. На ходу он ел картошку-фри из пакетика от «Бургер Кинг». Тень сразу его узнал: тот самый, что сел к нему на заднее сиденье, когда они вышли из Дома-на-Скале, и мычал всю дорогу – так что машина дрожала. Теперь на лице у него красовалась тронутая сединой, будто инеем, бородка – и делала его много старше.

Он вытер руки о джинсы и протянул Тени могучую лапищу.

– Я слышал про смерть Отца Всех, – сказал он. – Они заплатят, и цену они заплатят немалую.

– Среда был вашим отцом? – спросил Тень.

– Он был Отцом Всех, – густым басом сказал бородач, и у него перехватило дыхание. – Ты им передай, всем передай, что когда будет нужно, мой народ не заставит себя долго ждать.

Чернобог сковырнул застрявшую между зубами крупинку табака и сплюнул ее на покрытый ледяной коркой асфальт.

– И сколько вас таких наберется? С десяток? А может, даже пара десятков?

Борода у человека-бочки встала дыбом.

– А что, десять наших не стоят сотни этих выродков? Кто устоит в битве против человека из моего народа, даже если он выйдет один? Но нас больше, нас куда больше – по городским окраинам. И в горах кое-кто обретается. В Катскиллах, и еще несколько – в веселых городах Флориды. И топоры у них не затупились. И они придут, если я позову.

– Позови их, Элвис, – сказал мистер Нанси. По крайней мере Тени показалось, что он назвал его именно Элвисом. Нанси уже успел сменить форму помощника шерифа на толстый коричневый кардиган, вельветовые брюки и мягкие коричневые кожаные туфли. – Обязательно позови. Именно этого от тебя и хотел наш старый мошенник.

– Они его предали. Они убили его. Я смеялся над Средой, но он был прав, а я нет. Никто из нас больше не может чувствовать себя в безопасности, – сказал человек, имя которого звучало как Элвис. – Но теперь ты можешь рассчитывать на нас. – Он легонько похлопал Тень по спине, и тот едва не отправился в нокдаун. Было такое впечатление, будто его похлопала по спине стенобитная машина.

Чернобог оглядывал автостоянку. Потом спросил:

– Я, конечно, прошу прощения за любопытство, но наша новая машина – она которая?

Человек-бочка ткнул коротким пальцем:

– Вот она, – сказал он.

Чернобог хрюкнул.

– Эта?

Оба они смотрели на автобус, «Фольксваген» семидесятого года выпуска. Заднее стекло было сплошь заклеено постером с радугой.

– Прекрасная машина. Никому и в голову не придет, что вы на такой поедете.

Чернобог обошел автобус. А потом начал кашлять, хриплым, надсадным старческим кашлем, какой пробивает закоренелых курильщиков в пять утра. Он харкал, сплевывал и тер рукой грудь, пытаясь унять боль.

– Да уж, это точно. Никто не заподозрит. А что если полиция остановит нас как явных хипстеров и начнет искать наркоту[108]108
  На таком автобусе разъезжала в свое время по Америке «хиппующая» компания во главе с Кеном Кизи, устраивая вечеринки с приемом ЛСД. Эта поездка описана в нашумевшем в свое время документальном романе Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест». Еще более прямая – хотя и куда более скользкая – ассоциация возникает с так называемой «Семьей Мэнсона», тоталитарной хипстерской коммуной, которая какое-то время разъезжала по западным штатам на разукрашенном во все цвета радуги автобусе марки «Фольксваген».


[Закрыть]? А? Нам только этой разлюли-малины не хватало для полного счастья. Надо слиться с пейзажем, а не торчать у всех на виду.

Бородач отпер дверь автобуса.

– Они только глянут на вас, поймут, что вы не хиппи, и пожелают вам доброго пути. Лучшего способа замаскироваться вам не найти. К тому же ничего другого я все равно не смог найти за такое короткое время.

Чернобог, кажется, собирался еще поскандалить, но тут инициативу мягко взял в свои руки мистер Нанси.

– Элвис, ты оказал нам неоценимую услугу. Мы очень тебе признательны. Да, и вот еще – ту, прежнюю машину нужно отогнать назад, в Чикаго.

– Мы оставим ее в Блумингтоне, – сказал бородач. – Волки сделают свою работу. Ни о чем не беспокойся.

Он снова повернулся лицом к Тени.

– Еще раз – разделяю твою боль, и прими уверения в дружбе. Удачи. И если бдение выпадет на твою долю, сочувствую – и восхищаюсь тобой. – Он пожал Тени руку своей лапищей, больше похожей на перчатку бейсбольного кэтчера. Рука у Тени хрустнула. – Передай его телу, когда увидишься с ним. Передай ему, что Альвис, сын Виндалфа[109]109
  Альвис – один из персонажей северо-германской мифологии. Имя можно буквально перевести как «Всезнайка». Посватался к дочери бога Тора, но Тор, который не хотел подобного мезальянса, заставил его разгадывать загадки – на что тот с радостью согласился – до самой зари, когда от первых лучей солнца «бледный карлик» превратился в камень. Строго говоря, северо-германские альвы, белые или черные, непохожи на средне-германских гномов.


[Закрыть], веры своей не предаст.

В салоне «Фольксвагена» пахло пачулями, ладаном и сигарным табаком. Стены и пол были оклеены выцветшим розовым ковролином.

– И кто это был? – спросил Тень, выведя машину с автостоянки и с грохотом переключив передачу.

– Он сам тебе сказал – Альвис, сын Виндалфа. Король гномов. Самый большой, самый могучий и самый славный из всего гномьего народа.

– Да какой же он гном?! – удивился Тень. – Сколько в нем росту, сто семьдесят четыре? Сто семьдесят семь?

– Вот именно. Для гнома – рост гигантский, – подал голос откуда-то сзади Чернобог. – Самый высокий гном во всей Америке.

– А что такое он говорил насчет бдения? – поинтересовался Тень.

Оба старика промолчали. Тень посмотрел на мистера Нанси, который усердно глядел в окошко.

– Ну? Он сказал про какое-то бдение. И вы оба его слышали.

Откликнулся Чернобог, с заднего сиденья.

– Тебе не обязательно это делать, – сказал он.

– Что делать?

– Брать бдение на себя. Он вообще чересчур разговорчив. Все гномы такие: говорят, говорят… Чушь все это. Выкинь из головы.

Путешествие на юг было – как путешествие во времени. Снега мало-помалу становилось все меньше, и на следующее утро, когда автобус въехал в Кентукки, он исчез вовсе. В Кентукки зима уже кончилась, и приближалась весна. Тень начал прикидывать, нельзя ли вывести на сей счет какое-нибудь подходящее уравнение – скажем, проедешь лишние пятьдесят миль к югу, и уйдешь на день в будущее. Он бы с радостью поделился с кем-нибудь этим открытием, но мистер Нанси спал на пассажирском сиденье рядом с ним, а сзади, из салона, раздавался неумолчный храп Чернобога.

Здесь и сейчас время казалось Тени фикцией, которую можно лепить как угодно, по своему усмотрению, – иллюзией, которая стоит перед глазами, пока он ведет машину. Он поймал себя на том, что пристально вглядывается в попадающих время от времени в поле его зрения животных: он присматривался к воронам, которые на обочине, а то и прямо посреди дороги расклевывали всяких раздавленных машинами тварей; стаи птиц выстраивались в небе в строчки, которые еще чуть-чуть – и можно было бы прочесть; кошки внимательно смотрели на него с заборов или с лужаек перед придорожными домами.

Чернобог всхрапнул громче обычного, проснулся и медленно перевел себя в вертикальное положение.

– Странный сон мне снился, – сказал он. – Снилось, будто на самом деле я и есть Белобог. Что испокон веков весь мир считал, что нас двое, бог светлый и бог темный, а теперь, когда мы оба состарились, я и выяснил, что все это время был один, за двоих, одаривал их, и сам же у них дары свои отнимал.

Он оторвал от сигареты фильтр, сунул ее в рот и прикурил.

Тень опустил у себя ветровое стекло.

– Рак легких заработать не боитесь? – спросил он.

– Я и есть рак, – отозвался Чернобог. – И самого себя бояться не привык.

Проснулся и Нанси:

– Существа нашей природы раком не болеют. А также атеросклерозом, болезнью Паркинсона или сифилисом. Нас убить не так-то просто.

– Ну, Среду они тем не менее убили, – отрезал Тень.

Он заехал на заправочную станцию, а потом остановился у соседнего ресторанчика: ранний завтрак. Как только они вошли, таксофон у входа принялся трезвонить.

Пожилая женщина, читавшая дешевое издание «Что нужно было сердцу моему» Дженни Кертон, с кислой улыбкой приняла у них заказ. Потом вздохнула, подошла к телефону, сняла трубку и сказала:

– Да.

И тут же, оглянувшись через плечо, добавила:

– Ага. Вроде как здесь они. Не вешайте трубку, – и вернулась к стойке, к мистеру Нанси.

– Это вас, – сказала она.

– Понятно, – сказал мистер Нанси. – Да, вот еще что, мэм, постарайтесь, чтобы картошечка у вас подрумянилась на славу. И хрустела. Пусть даже подгорит немного.

Он подошел к телефону:

– На проводе, – сказал Нанси.

– А с чего это вы решили, что я настолько глуп, чтобы доверять вам? – сказал он.

– Найду, конечно, – сказал он. – Я знаю это место.

– Да, – сказал он. – Естественно, он нам нужен. И вы знаете, что он нам нужен. А я знаю, что вам нужно от него избавиться. Так что не парьте мне мозги!

Он повесил трубку и вернулся за столик.

– Кто это? – поднял голову Тень.

– Он не представился.

– И что им нужно?

– Они предлагают перемирие, чтобы передать нам тело.

– Лгут как всегда, – сказал Чернобог. – Заманить хотят, а потом прихлопнут. Так же, как Среду. Я сам когда-то выкидывал такие фокусы, – добавил он и погрузился в мрачное молчание.

– Речь шла о нейтральной территории, – сказал Нанси. – По-настоящему нейтральной.

Чернобог хохотнул. Звук был такой, будто металлический шарик катается по высохшему черепу.

– И я так говорил когда-то, точно так же. Приходите на нейтральную территорию, говорил я, а потом ночью мы подбирались незаметно и убивали всех! Славные были времена.

Мистер Нанси пожал плечами. Потом сунул в рот несколько коричневых, прожаренных насквозь ломтиков картофеля и с довольным видом улыбнулся:

– Мм-мм. Прекрасная получилась у вас картошечка! – сказал он.

– Этим людям нельзя доверять, – сказал Тень.

– Слушай сюда. Я старше тебя, и умнее тебя, и выгляжу лучше, чем ты, – проговорил мистер Нанси, отчаянно выстукивая донышко бутылочки с кетчупом и сплошь заливая соусом свою подгорелую картошку. – Я за вечер могу трахнуть больше телок, чем ты за целый год. Я танцую как ангел, дерусь как медведь, которого загнали в угол, на хитрости горазд пуще старого лиса, пою как соловей…

– А сказать-то вы, собственно, хотели…

Карие глаза Нанси внимательно посмотрели в глаза Тени.

– Что им от тела избавиться нужно ничуть не меньше, чем нам – его заполучить.

Чернобог сказал:

– Нет таких нейтральных мест.

– Есть такое место, – сказал мистер Нанси. – Это – центр.

Определить точное местонахождение центра чего бы то ни было – задача по меньшей мере не из легких. А если речь идет о живых – о людях, скажем, или о континентах, – она и вовсе переходит в разряд сугубо гипотетических. Где, к примеру, центр у человека? А где центральная точка сна? А в случае с континентальной частью Соединенных Штатов – следует учитывать при поиске центра Аляску или не стоит? А Гавайи?

В самом начале двадцатого века был изготовлен из картона огромный макет США, основных сорока восьми штатов, и для того, чтобы найти центральную точку, его пытались уравновесить на острие булавки, пока не нашли одно-единственное место, в котором подобное равновесие было возможно.

Как приблизительно и предполагалось заранее, точный географический центр континентальной части Соединенных Штатов располагался в нескольких милях от города Ливан, штат Канзас, и приходился на свиноферму Джонни Гриба. К началу тридцатых жители города Ливан дозрели до того, чтобы соорудить в самом центре свинофермы подобающий монумент, но Джонни Гриб заявил им на это, что на фиг ему не надо, чтобы сюда приезжали миллионы туристов, топтались по всей округе и пугали чушек, так что монумент в ознаменование географического центра Соединенных Штатов в итоге был сооружен в двух милях к северу от города. Отсюда к нему проложили асфальтовую дорогу, после чего, в ожидании небывалого наплыва туристов, даже построили возле монумента мотель. И стали ждать.

Но туристы так и не приехали.

Теперь это место представляет собой запущенный маленький парк с шаткой часовенкой, в которой не поместилась бы даже самая скромная погребальная процессия, – и с мотелем, окна которого похожи на глаза мертвеца.

– Вот по этой самой причине, – констатировал мистер Нанси, как раз когда они въезжали в Гуманвиль, штат Миссури (нас. 1084 чел.), – точный центр Америки и представляет собой убогий парк, пустую церквушку, кучку камней и развалины мотеля.

– Свиноферму, – буркнул Чернобог. – Ты только что сказал, что настоящий центр Америки – это свиноферма.

– Не то важно, где он на самом деле, – сказал мистер Нанси. – А то важно, где он находится с людской точки зрения. В любом случае, точка эта – воображаемая. Именно поэтому она так и важна. Народ – он только за воображаемые вещи и готов идти в бой.

– Такой народ, как я? – поинтересовался Тень. – Или вроде вас народ?

Нанси смолчал. Чернобог издал звук, который можно было принять за смешок, а можно – и за фырканье.

Тень попытался поудобнее устроиться в задней части автобуса. Но поспать получилось всего ничего. Было странное ощущение неудобства в районе желудка. Хуже, чем бывало в тюрьме, и даже хуже, чем тогда, когда Лора рассказывала про ограбление. Скверный знак. Шею покалывало, плюс общее муторное состояние, а еще – несколько раз на него волнами накатывал страх.

Мистер Нанси остановился в Гуманвиле и припарковался возле супермаркета. Вдвоем с Тенью они зашли в магазин. Чернобог остался на стоянке, с неизменной сигаретой в зубах.

Светловолосый молодой человек, совсем еще мальчик, перекладывал на полках коробки с сухими завтраками.

– Привет, – сказал мистер Нанси.

– Привет, – откликнулся молодой человек. – Это правда, я так понимаю? Они его убили?

– Да, – сказал мистер Нанси. – Они его убили.

Молодой человек рубанул рукой по коробкам, и несколько штук отлетело к дальней стенке стеллажа.

– Им кажется, что нас можно давить как тараканов, – сказал он. – Но мы ведь не тараканы, правда? Мы кусаемся.

– Нет, – сказал мистер Нанси. – Мы не тараканы.

– Я там буду, сэр, – сказал молодой человек, и его светло-голубые глаза полыхнули огнем.

– Да-да, я знаю, Гвидион[110]110
  Гвидион — в валлийском эпосе ведун и волшебник.


[Закрыть], я знаю, – сказал мистер Нанси.

Мистер Нанси купил несколько больших бутылок «Ройал Краун колы», упаковку туалетной бумаги в шесть рулонов, коробку каких-то подозрительного вида серных сигарок, связку бананов и пачку жвачки, «Даблминт».

– Он славный мальчик. Появился в седьмом веке. Валлиец.

Автобус зигзагами шел сперва на запад, потом на север. Весна опять понемногу превратилась в вялое охвостье зимы. Канзас тянулся бесконечной серой лентой: одинокие облака, пустые окна, потерянные человеческие души. Тень навострился ловить радиостанции, мастерски лавируя между запросами мистера Нанси, которому нравились всякие обсуждаловки и танцевальная музыка, и Чернобогом, который предпочитал музыку классическую, и чем мрачнее, тем лучше, с гарниром из евангелистских радиостанций самого что ни на есть крайнего толка.

Ближе к вечеру они остановились, по просьбе Чернобога, на окраине Черривейла[111]111
  Букв. «Вишневая долина». Возможна ассоциация с «Вишневым садом».


[Закрыть], штат Канзас (нас. 2464 чел.). Чернобог привел их на луг, начинавшийся сразу за крайними домами. В тени деревьев все еще лежал снег, и трава была цвета высохшей глины.

– Подождите меня здесь, – сказал Чернобог и вышел, один, на самую середину луга.

Какое-то время он просто стоял, на холодном февральском ветру. Потом вдруг опустил голову – и начал размахивать руками.

– Такое впечатление, что он с кем-то разговаривает, – заметил Тень.

– С призраками, – сказал мистер Нанси. – Его раньше почитали в этом месте, больше ста лет тому назад. Приносили кровавые жертвы, возлияния, так сказать, – посредством молота. А потом, по прошествии времени, местные жители смекнули, что слишком много странников, которые проезжали через город, куда-то пропадают по дороге. А на этом лугу зарыто несколько тел.

Чернобог вернулся с луга. Усы у него потемнели, и среди спутанных седых косм появились черные пряди. Он улыбнулся, показав железный зуб.

– Вот теперь совсем другое самочувствие. Ах-х-х! Все-таки есть такие вещи, которые держатся долго, а дольше всего держится кровь.

Они пошли обратно, по окраине луга, туда, где оставили автобус. Чернобог прикурил сигарету, но больше уже не кашлял.

– Они это молотом делали, – сказал он. – Вотан, ему подавай виселицы да копья, а по мне, так есть одна надежная вещь…

Он выставил желтый от никотина палец и постучал им, довольно чувствительно, Тени по лбу, по самой середине.

– Очень вас прошу, давайте без этого, – вежливо сказал Тень.

– Очень вас прошу, давайте без этого, – передразнил его Чернобог. – В один прекрасный день я достану свой молот и сделаю с тобой кое-что похуже этого, да, дружок, не забыл?

– Не забыл, – ответил Тень. – Но если вы сделаете это еще раз, я сломаю вам руку.

Чернобог фыркнул. А потом сказал:

– Они должны быть благодарны, эти местные. Такая сила здесь витает! Даже через тридцать лет после того, как они вынудили моих людей уйти в подполье, здешняя земля, вот эта самая земля, породила величайшую актрису всех времен и народов. Величайшую.

– Джуди Гарленд[112]112
  Джуди Гарленд (наст. имя Фрэнсис Этел Гам, 1922–1969) – американская актриса и певица, самая известная роль которой – Дороти в фильме «Волшебник страны Оз» (1939). Мать актрисы и певицы Лайзы Минелли. Джуди Гарленд родилась в Гранд Рэпидз, Миннесота.


[Закрыть]? – спросил Тень.

Чернобог резко мотнул головой.

– Он имеет в виду Луиз Брукс[113]113
  Луиз Брукс (Мэри Луиз Брукс, 1906–1985) – выдающаяся актриса американского и немецкого немого кино, снималась в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Создала яркий и стильный женский образ, главная черта которого – короткое каре, «черный шлем» – навсегда осталась ее визитной карточкой. После того как фильмы с ее участием заново открыли в 1950-х годах (прежде всего во Франции), ее начали ставить чуть ли не выше Греты Гарбо и Марлен Дитрих.


[Закрыть], – сказал мистер Нанси.

Тень почел за лучшее не спрашивать, кто такая Луиз Брукс. А вместо этого сказал:

– Но послушайте, когда Среда пошел с ними на переговоры, они тоже обещали соблюдать перемирие.

– Ну да.

– А теперь мы собираемся получить у них тело Среды, и они опять обещают соблюдать перемирие.

– Ну да.

– И при этом нам прекрасно известно, что они с удовольствием убили бы меня или как-то иначе убрали с дороги.

– Они бы с удовольствием убили нас всех, – сказал мистер Нанси.

– Я никак не могу взять в толк – так с чего мы решили, что на этот раз они действительно будут перемирие соблюдать, если в случае со Средой вышло наоборот?

– Вот именно поэтому, – сказал Чернобог, – мы и встречаемся с ними в центре. Это… – Он нахмурился. – Какое там есть слово подходящее? Ну как «священное», только наоборот.

– Мирское, – не задумываясь предложил свой вариант Тень.

– Да нет, – поморщился Чернобог. – Я имею в виду, когда место свято в гораздо меньшей степени, чем все остальные места, даже самые обыкновенные. Такая негативная, что ли, святость. Место, в котором никто и никогда не станет строить храм. Место, в которое люди ни за что на свете не поедут, а если и приедут ненароком, то поспешат убраться отсюда как можно скорее. Место, в которое бога можно затащить разве что на аркане.

– Тогда не знаю, – сказал Тень. – Наверное, просто нет в языке такого слова.

– Это вообще всей Америке свойственно, в какой-то степени, – сказал Чернобог. – Поэтому нам здесь и не слишком уютно. Но центр… – Чернобог повел плечами. – Центр хуже всего. Как минное поле. Мы все туда и заходим-то на цыпочках, не то что договоры нарушать.

Они как раз дошли до автобуса. Чернобог похлопал Тень по плечу.

– Ты не переживай, – сказал он. – Никто тебя не убьет. Никто, кроме меня.

Центр Америки Тень отыскал в тот же вечер, в сумерках, на невысоком холме к северу от Ливана. Он проехал вокруг небольшого, раскинувшегося по склону холма парка, мимо крохотной передвижной часовенки и каменного монумента, а потом, когда увидел одноэтажный, пятидесятых годов двадцатого века постройки мотель, на душе у него стало совсем тускло. Перед мотелем был припаркован черный армейский «Хаммер». Если обычный джип отразить в кривом зеркале, получилось бы то ж на то ж: такая же приземистая, уродливая тупоносая гробина, только пулемета на крыше не хватает. Света в окнах здания не было.

Они остановились у мотеля, и тут же из его дверей в свете автобусных фар вышел человек в шоферской униформе и кепке. Он вежливо приложил руку к козырьку, сел в «Хаммер» и уехал.

– Тачка большая, да хрен маленький, – откомментировал мистер Нанси.

– Может, у них тут еще и кровати есть? – спросил Тень. – Я уже лет сто не спал в нормальной кровати. А у этого заведения такой вид, будто оно хоть сейчас под снос.

– Владеет им ассоциация охотников Техаса, – сказал мистер Нанси. – Приезжают сюда раз в год. На кого они здесь охотятся, представить себе не могу. Но по крайней мере благодаря им дом до сих пор хоть как-то держится.

Они выбрались из автобуса. На ступеньках мотеля их ждала женщина, которую Тень видел впервые в жизни. Тщательно накрашенная, тщательно уложенная. И похожая разом на всех телеведущих, которых он за свою жизнь навидался, включая по утрам телевизор, всех тех, что сидели в студиях, никоим образом не похожих на нормальное человеческое жилье.

– Какая приятная встреча, – сказала женщина. – Вы, должно быть, Чернобог. Весьма наслышана. А вы – Ананси, вечный выдумщик, не так ли? Ах вы, старый проказник. А ты, ты, надо понимать, Тень. Ну, должна сказать, пришлось же нам за тобой побегать! – Она взяла его за руку, крепко пожала и посмотрела прямо в глаза. – А я Медиа. Рада познакомиться. Надеюсь, сегодняшнее мероприятие пройдет под знаком взаимного уважения и согласия.

Парадная дверь открылась.

– Складывается такое впечатление, Тото, – сказал жирный молодой человек, которого Тень в последний раз видел в лимузине, – будто мы уже и не в Канзасе.

– Мы в Канзасе, – сказал мистер Нанси. – Такое впечатление, что за сегодня мы его весь проехали, насквозь. Ну, я вам скажу, и плоские здесь у них места.

– В этом заведении нет ни света, ни электричества, ни горячей воды, – сказал жирный молодой человек. – А вам, ребята, – безо всяких обид, горячая вода никак бы не помешала. Воняет от вас, будто вы неделю из своего автобуса не вылезали.

– Мне кажется, нет никакой необходимости вдаваться в такие подробности, – изящно перехватила инициативу женщина. – Мы ведь все здесь друзья. Входите, не стесняйтесь. Мы вам покажем ваши комнаты. Мы заняли первые четыре номера. В пятом – ваш покойный друг. А те, что за пятым номером, – свободны. Выбирайте. Боюсь, это не отель «Четыре сезона», но, с другой стороны – разве на самом деле бывают такие отели?

Она открыла и подержала для них дверь. В холле пахло плесенью, сыростью, пылью и тлением.

Там, почти в полной темноте, сидел еще один человек.

– Что ребята, проголодались? – спросил он.

– Я всегда не прочь перекусить, – тут же отозвался мистер Нанси.

– Шофер как раз поехал за гамбургерами, – сказал человек. – Скоро должен вернуться. – Он поднял голову. Было слишком темно, чтобы разглядеть лица вошедших, но тем не менее он сказал: – А, громила! Ты и есть Тень, я правильно понимаю? Тот самый мудак, который убил Лесса и Камена?

– Ошибаешься, – сказал Тень. – Их убил не я. А я тебя тоже знаю. – Он и в самом деле знал этого человека. Он был у него в голове. – Ты Градд. Ну как, уже успел переспать со вдовой покойного мистера Лесса?

Мистер Градд упал со стула. В кино эта сцена, пожалуй, выглядела бы забавно; в реальной жизни получилось просто неловко. Он тут же вскочил и двинулся на Тень. Тень посмотрел на него сверху вниз и сказал:

– Не начинай ничего такого, чего не готов довести до конца.

Мистер Нанси положил Тени руку на плечо.

– Не забывай про перемирие, – сказал он. – Мы в центре.

Мистер Градд сделал шаг назад, перегнулся через стойку и достал три ключа.

– Ваши номера в конце коридора, – сказал он. – Держите.

Он вручил ключи мистеру Нанси и ушел в темноту. Было слышно, как сперва отворилась, а потом с грохотом захлопнулась дверь номера.

Мистер Нанси отдал один ключ Тени, другой Чернобогу.

– А в автобусе у нас есть фонарик? – спросил Тень.

– Нет, – ответил мистер Нанси. – Но это же всего-навсего темнота, и ничего больше. Не нужно бояться темноты.

– Я и не боюсь, – сказал Тень. – Я боюсь тех людей, которые ходят в темноте.

– Темнота – это здорово, – сказал Чернобог. Похоже, во тьме он видел как днем. Он уверенно провел их по темному коридору, и ключи в замки вставлял точным уверенным движением.

– Мой будет десятый, – объявил он. А потом добавил: – Медиа. Кажется, что-то я о ней слышал. Это не та особа, что убила собственных детей?

– Это другая женщина, – сказал мистер Нанси. – Но разница невелика[114]114
  Мистер Нанси, естественно, имеет в виду Медею.


[Закрыть].

Сам мистер Нанси занял восьмой номер, Тени досталась комната напротив – девятая. В ней тоже пахло сыростью, было пыльно и пусто. У стенки стояла кровать с матрасом, но без постельного белья. За окном еще светили поздние сумерки, и кое-что все-таки можно было различить. Тень сел на матрас, скинул туфли и вытянулся во весь рост. За последние несколько дней он слишком много времени провел за рулем.

Кажется, он все-таки заснул.

Он шел пешком.

Холодный ветер рвал на нем одежду и бросал в лицо снежинки, крохотные и легкие, больше похожие на хрустальную пыль.

Еще были деревья, голые и безлистые, потому что зима. И высокие холмы, по обе стороны. Стоял ранний зимний вечер: небо и снег были одинаково глубокого пурпурного цвета. Где-то впереди – при таком освещении расстояние угадать было трудно – плясали языки костра, оранжевые и желтые.

Впереди, хрустко ступая по снегу, шел серый волк.

Тень остановился. Волк тоже остановился, обернулся и стал ждать. Один его глаз блеснул желто-зеленой искрой. Тень пожал плечами и снова пошел в сторону костра, и волк тут же тронулся с места.

Костер горел посреди рощи. Деревьев было, должно быть, около сотни, и они росли двумя ровными рядами. С них свисали какие-то темные фигуры. Там, куда вела эта аллея, было здание, похожее на перевернутый вверх дном корабль. Оно было деревянное, сплошь покрыто резьбой и буквально кишело деревянными тварями и деревянными лицами – драконы, грифоны, тролли и вепри – и все они плясали в неровных отсветах пламени.

Костер был настолько жаркий, что Тень даже близко к нему подойти был не в состоянии. Волк обошел это пожарище стороной и скрылся.

С другой стороны костра вместо волка вышел человек, опираясь при ходьбе о высокий посох.

– Ты в Упсале, в Швеции, – сказал человек знакомым скрипучим голосом. – Лет этак с тысячу тому назад.

– Среда? – спросил Тень.

Человек продолжал говорить так, словно Тени вообще здесь не было.

– Поначалу каждый год, потом, позже, когда пошла гниль и люди стали вялыми, каждые девять лет, они приносили здесь жертвы. Жертву девяти. Каждый день, девять дней кряду, они вешали на этих деревьях по девять животных. И одним из этих животных всегда был человек.

Он пошел от костра прочь, к деревьям, и Тень двинулся следом. По мере того, как деревья становились ближе, у висевших на них фигур начали проступать отдельные детали: ноги и глаза, языки и головы. Тень покачал головой: повешенный на дереве за шею бык представлял собой зрелище кошмарное, но при этом настолько нелепое, что невольно хотелось улыбнуться. Тень прошел мимо повешенного оленя, мимо собаки-волкодава, бурого медведя, гнедого коня с белой гривой размером разве чуть больше пони. Пес был все еще жив: каждые несколько секунд он подергивался на своей веревке и издавал придушенные скулящие звуки.

Человек, что шел впереди, перехватил свой посох, на поверку оказавшийся, как только теперь понял Тень, копьем, и одним-единственным режущим ударом, сверху вниз, распорол псу брюхо. На снег вывалились дымящиеся кишки.

– Я посвящаю эту смерть Одину, – торжественно возгласил человек. – Это всего лишь жест, – продолжил он, обернувшись к Тени. – Но жесты и есть самое главное на свете. Смерть одной собаки символизирует смерть всех собак. Девять человек они мне дали, но эти девять представляют все человечество, всю кровь, всю власть. Но и этого было мало. Однажды кровь перестала течь. А вера без крови – что в ней толку. Кровь должна литься потоком.

– Я видел твою смерть, – сказал Тень.

– В делах богов, – сказала темная фигура с копьем, и теперь Тень окончательно уверился, что перед ним Среда, поскольку больше ни за кем он не замечал этого циничного и радостного драйва в каждом сказанном слове, – не смерть важна. Важна возможность воскреснуть. А когда кровь льется ручьем…

Он обвел рукой людей и животных, что висели на деревьях.

Тень никак не мог решить для себя, что ужаснее – повешенные люди или повешенные животные. Люди по крайней мере знали, на что шли. Густой запах алкоголя, исходивший от их тел, свидетельствовал о том, что по дороге к виселице им дали одурманить себя до бесчувствия, тогда как животных просто вздернули, живых и напуганных. Лица у повешенных людей были сплошь молодые: ни единого мальчика старше двадцати.

– А я кто такой? – спросил Тень.

– Ты? – переспросил человек. – Ты – это возможность. Ты был частью великой традиции. Хотя мы оба с тобой преданы этому делу настолько, что готовы за него умереть. Так?

– А ты кто такой? – спросил Тень.

– Просто умереть и все – вот что самое трудное, – сказал человек. Костер – а Тень вдруг со смутным чувством ужаса заметил, что горели в нем человеческие остовы: грудные клетки и черепа с пышущим из глазниц пламенем там и сям высовывались из огненной груды, потрескивали и смотрели на него, выстреливая то и дело во тьму разноцветными, похожими на трассирующие пули искрами, зелеными, желтыми и синими – и все это полыхало, сияло и ревело. – Три дня на дереве, три в подземном царстве, три – на то, чтобы найти обратную дорогу.

Пламя вспыхнуло настолько отчаянным и жарким вихрем, что Тени пришлось отвести глаза и посмотреть во тьму, сгустившуюся вокруг деревьев.

Стук в дверь – теперь в окошко светила луна. Тень дернулся во сне и сел на кровати.

– Ужин на столе, – пропел под дверью голос Медиа.

Тень надел туфли, подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Кто-то уже успел найти и зажечь свечи: в холле тускло мерцал неровный желтоватый свет. Водитель «Хаммера» открыл входную дверь, неся перед собой картонный поднос и большой бумажный пакет. Не нем были длинное черное пальто и шоферская фуражка.

– Извините, задержался, – хриплым голосом сказал он. – Я всем купил одно и то же: пару бургеров, большой пакет картошки, большую колу и яблочный пирог. Сам я поем в машине.

Он оставил еду на столе и двинулся к выходу. Комнату наполнил запах фастфуда. Тень взял бумажный пакет и принялся раздавать еду, салфетки и пакетики с кетчупом.

Ели в полном молчании – только свечи потрескивали, и капал на пол воск.

Тень обратил внимание, что Градд все время на него поглядывал. Он слегка развернул стул, чтобы сидеть спиной к стене. Медиа ела свой гамбургер с салфеткой у самого рта и ежесекундно смахивала крошки.

– Ну вот. Великолепно. Бургеры почти совсем холодные, – сказал жирный молодой человек.

На нем по-прежнему были темные очки, что с точки зрения Тени было бессмысленно и нелепо – и без того в комнате полумрак.

– Прошу прощения за неудобство, – подал голос Градд. – Но ближайший «Макдональдс» аж в Небраске.

Они доели почти остывшие гамбургеры и картошку. Жирный молодой человек надкусил свой яблочный пирог, и начинка брызнула ему на подбородок. И оказалась, неожиданно для всех, горячей.