Текст книги "Звездная пыль"

Глава VI
Что сказало дерево

Тристрану Торну снился сон.

Будто бы он залез на старую яблоню и заглядывает в спальню Виктории Форестер, которая раздевается на ночь. Но, как только она сняла платье, под которым оказалась длинная и широкая сорочка, Тристран почувствовал, что сук под его ногами начинает прогибаться и трещать – и вот он уже летит вниз, кувыркаясь в лунном свете…

Он падал прямо в объятия луны.

И Луна говорила с ним.

«Пожалуйста, – шептала она голосом, очень похожим на голос его матери, – прошу тебя, защити ее. Защити мое дитя. Ей грозит опасность».

Луна явно хотела сказать что-то еще и сказала бы – но тут ее лицо стало просто отражением в далекой воде где-то внизу, и Тристран почувствовал, что по щеке его ползет паучок, а мышцы шеи давно затекли. Он поднял руку, чтобы стряхнуть паучка, и в глаза ему брызнуло утреннее солнце, а весь мир вокруг стал зеленым и золотым.

– Ты видел сон, – сказал молодой женский голос откуда-то сверху. Голос был приятный, хотя и с каким-то странным акцентом. Тристран поднял голову и увидел, что над ним шелестит ветвями ольха.

– Да, – ответил он тому, кто прятался на дереве. – Я видел сон.

– Мне тоже снился сон сегодня ночью, – продолжил голос. – Во сне я видела весь лес откуда-то сверху, и по нему двигалось нечто огромное. Оно подходило все ближе и ближе, и я поняла, что это такое. – Голос неожиданно смолк.

– И что же это было? – вежливо спросил Тристран.

– Всё, – ответила женщина. – То есть Пан. Когда я была очень молода, кто-то – может, белка, они ведь такие болтушки, а может, сорока или даже рыбка, – сказал мне, что нашим лесом владеет Пан. По-своему владеет, конечно, не как мы. Если кто-то из нас владеет лесом, это значит, что он может продать его кому-нибудь, или окружить его стеной, или…

– Или рубить в нем деревья, – подсказал Тристран.

Молчание воцарилось надолго, и юноша уже решил было, что собеседница ушла.

– Эй, – окликнул он. – Эй, вы еще здесь?

Сверху опять послышался шорох листвы.

– Не надо говорить так, – сказал женский голос.

– Простите, – отозвался Тристран, не совсем понимая, за что он, собственно, извиняется. – Вы остановились на том, что здешним лесом владеет Пан…

– Конечно, владеет, – ответил голос. – Ведь владеть чем-то очень просто. Хоть целым миром. Надо просто осознать, что нечто принадлежит тебе, а потом отпустить его. Именно таким образом Пан владеет нашим лесом. И во сне он подошел ко мне. В этом сне был и ты. Ты вел на цепочке печальную девушку. О, она и в самом деле казалась очень, очень грустной. Пан велел мне, чтобы я помогла тебе.

– Мне?

– И от этого у меня стало так тепло и чудесно внутри, что я затрепетала от кончиков листьев до самых корней. Я проснулась – и увидела, что ты спишь, привалившись головой к моему стволу, и храпишь, как пигвиггин.

Тристран почесал нос. Он перестал искать женщину в кроне и теперь обращался к самому дереву.

– Так, значит, вы – дерево? – спросил он, размышляя вслух.

– Ну, я не всегда была деревом, – отозвался голос из шуршащей листвы. – В ольху меня превратил один волшебник.

– А кем вы были до того?

– Как ты думаешь, я ему нравлюсь?

– Кому?

– Пану, конечно. Если бы ты был Повелителем Леса, разве ты стал бы давать кому-нибудь поручение приложить все усилия до последней капли сока и все такое, если бы этот кто-нибудь тебе не нравился?

– Э-э… – протянул Тристран задумчиво.

Но прежде чем он успел придумать вежливый ответ, дерево сообщило:

– Нимфой я была. Лесной нимфой. Однажды за мной погнался принц, только вовсе даже не прекрасный, а совсем наоборот. Как ты думаешь, ведь должен же принц, пусть даже и не прекрасный, знать, что существуют некие границы?

– А вы как думаете?

– Тогда я думала, что должен. Но я ошибалась. На бегу мне пришлось срочно призвать кое-каких духов на помощь, и вот – я стала деревом. Что скажешь?

– Ну, – сказал Тристран, – я не знаю, как вы выглядели, когда были нимфой, мадам, но дерево вы очень красивое.

Ольха кокетливо зашуршала листвой.

– Нимфой я тоже была симпатичная…

– А о какой помощи до последней капли сока вы говорили? – осведомился Тристран. – Не то чтобы я привередничал, но… Дело в том, что мне как раз сейчас очень нужна помощь. Вот только я не уверен, что дерево сможет мне помочь. Ведь вы не в силах отправиться со мной, или накормить меня, или вернуть мне звезду, или переправить нас в Застенье, где живет моя любимая… Я уверен, у вас бы отлично получилось укрыть меня от дождя, если бы шел дождь, – но сейчас, как видите, погода стоит ясная…

Дерево зашелестело.

– Почему бы тебе не рассказать свою историю поподробнее, – предложило оно. – А я уж как-нибудь сама решу, чем смогу тебе помочь.

Тристран попытался запротестовать. Он чувствовал, что звезда все отдаляется от него со скоростью бегущего единорога, и считал, что сейчас совсем не время рассказывать кому-то историю его жизни.

Но потом юноша вспомнил, что до сих пор ему удавалось хоть чего-нибудь добиться только благодаря посторонней помощи. Поэтому он уселся на траву и поведал ольхе все с самого начала. Он рассказал о чистой и искренней любви к Виктории Форестер. О своем обещании принести ей упавшую звезду – и не просто упавшую звезду, а ту самую, которую они вместе видели с вершины холма. О своих странствиях по Волшебной стране. Обо всех приключениях – о лохматом человечке, о маленьком народце, укравшем у него, Тристрана, шляпу-котелок, о магической свече и о том, как они со звездой прошли бок о бок десятки километров и встретили льва с единорогом, и о том, как он в конце концов потерял ее.

Тристран закончил рассказ, и воцарилось молчание. Листва дерева мягко шелестела, будто от ветра, а потом по ней словно пронеслась буря. Рассерженный голос произнес:

– Если бы звезда сама освободилась от оков, никакие силы неба и земли не заставили бы меня помогать тебе, даже мольбы Великого Пана или самой леди Сильвии. Но ты сам отпустил ее, и за это я тебе помогу.

– Спасибо, – отозвался Тристран.

– Я скажу тебе три истины. Две – прямо сейчас, а третью – в то мгновение, когда ты будешь более всего нуждаться в помощи. Тебе самому решать, когда придет это время. Первое: звезде угрожает великая опасность. Обо всем, что происходит в сердце леса, скоро узнают и на его окраинах, потому что деревья рассказывают новости ветрам, а ветры передают их дальше, из чащи в чащу. Существуют силы, которые желают звезде зла – и даже хуже, чем просто зла. Ты должен отыскать ее и защитить. Второе: через лес ведет дорога – обойди вон ту старую ель (кстати, я могла бы порассказать об этой ели такого, что и камень покраснеет!) и выйдешь прямо на дорогу. Через несколько минут по ней в нужную тебе сторону проедет экипаж. Спеши, ты не должен его пропустить. И, наконец, третье: подними руки ладонями вверх.

Тристран повиновался. С самой верхушки дерева слетел лист и стал, медленно кружась, падать, пока не оказался точнехонько на правой ладони юноши.

– Возьми этот лист, – сказало дерево. – И смотри, не потеряй его. А когда настанет самый трудный час, послушай, что он скажет. Кажется, экипаж уже на подходе, – поторопила его бывшая нимфа. – Беги! Беги же!

Тристран подхватил свой саквояж и помчался, на бегу запихивая лист в карман камзола. Он уже слышал впереди приближающийся топот копыт. Юноша понял, что опаздывает, и уже отчаялся успеть вовремя, но не остановился и понесся еще быстрее. В конце концов он не слышал уже ничего, кроме биения крови в ушах, оглушительного стука сердца да свиста, с которым втягивал воздух в легкие. С треском проломившись сквозь заросли папоротника, он вывалился на дорогу в тот самый миг, когда на ней показался экипаж.

Черная карета неслась, запряженная четверкой вороных лошадей. Правил ею какой-то бледнолицый тип в длинной черной одежде. Когда экипаж оказался шагах в двадцати от Тристрана, юноша замер на обочине как вкопанный, прерывисто дыша, и хотел окликнуть возничего – но дыхание его еще не восстановилось, и из сухого горла вырвался только хрип.

Карета проехала мимо, даже не замедлив хода.

Тристран сел на землю и постарался отдышаться. Однако тревога за звезду заставила его встать, и он пошел по дороге – так быстро, как только мог. Не прошло и десяти минут, как он наткнулся на черную карету. Огромный сук – размером с целое дерево – отвалился от стоявшего на обочине дуба и перегородил лесную дорогу прямо перед мордами коней. Возница пытался убрать помеху с пути.

– Вот проклятье, – выругался он. Это был мужчина лет сорока с небольшим, одетый в длинную, вроде монашеской, рясу. – И ведь ни ветра не было, ни бури какой. Просто так упал. Лошади перепугались. – Его низкий голос звучал гулко, как из бочки.

Тристран помог ему распрячь коней и привязать их к злосчастному суку. Потом четверка лошадей потянула, а двое людей подтолкнули – и общими усилиями им удалось оттащить обломок дерева на обочину. Тристран мысленно поблагодарил дуб, который пожертвовал ради него своим суком, а заодно и ольху, и лесного Пана. А потом спросил мужчину, не подвезет ли тот его до опушки леса в своем экипаже.

– Я не беру пассажиров, – отказался незнакомец, потирая заросший щетиной подбородок.

– Это ваше право, – согласился Тристран. – Но без меня вы бы застряли тут надолго. Само Провидение послало меня вам на помощь – так же, как и вас мне. Я же не прошу вас свернуть с дороги, к тому же кто знает – вдруг опять что-нибудь случится, а ведь две пары рук всегда лучше, чем одна.

Владелец кареты пристально оглядел Тристрана с головы до ног. Рука его нырнула в бархатный мешочек на поясе и вытащила оттуда пригоршню квадратных гранитных пластинок.

– Выбери одну, – приказал он Тристрану.

Юноша взял табличку с вырезанным на камне значком и показал хозяину.

– Гм-м… – протянул тот. – А ну-ка, еще одну.

Тристран подчинился.

– И еще.

На третий раз черный человек потер подбородок и кивнул.

– Ты можешь ехать со мной, – сказал он, – руны в этом уверены. Хотя опасность все равно остается. Но, я надеюсь, поваленные деревья нам больше не встретятся. Если хочешь, можешь составить мне компанию и сесть рядом со мной.

Экипаж был роскошный, но не без странностей. Тристран вскарабкался на сиденье возничего и заглянул внутрь кареты. Ему показалось, что там сидят пятеро бледных джентльменов, одетых в серое, и печально смотрят на него. Чтобы удостовериться, юноша глянул туда еще раз – и убедился, что внутри никого нет.

Грохоча и подскакивая на выбоинах дороги, экипаж покатился под золотисто-зеленым сводом листвы. Тристран все больше беспокоился о звезде. «Конечно, характер у нее скверный, – думал он, – но на самом деле у нее были причины так себя вести!» Он очень надеялся, что в его отсутствие звезда не попадет в беду.

Легенда гласила, что серо-черный горный кряж, протянувшийся, как хребет огромного зверя, с севера на юг через всю Волшебную страну, некогда был великаном. Гигант стал чересчур большим и тяжелым и в один прекрасный день устал жить и двигаться. Тогда он улегся на равнине, вытянувшись во весь рост, и уснул так глубоко, что между ударами его сердца проходят века. Это было очень давно, если вообще было, – в Первую эру, когда миром правили огонь, вода и ветер. Мало кто из живших в те времена дожил до наших дней и может сказать наверняка, правдива эта история о великане или нет. Но и по сей день четыре высочайшие вершины темного кряжа зовутся Лоб-Гора, Плечо-Гора, Живот-Гора и Колено-Гора. А южные предгорья носят общее название Ступни. Горы прорезают глубокие ущелья – одно между головой и плечами, там, где предположительно должна находиться шея, а второе – к югу от Живот-Горы.

В этих диких местах способны выжить лишь самые нелюдимые создания: серые каменные тролли, волосатые дикари, бродячие вудво[6]6
  Вудво (wodwo) – в англ. фольклоре – дух вроде лешего. (Примеч. пер.)


[Закрыть], горные козлы, гномы-рудокопы. Тут находят убежище отшельники и изгои и можно наткнуться на ведьму-одиночку. Хребет нельзя причислить к самым высоким вершинам Волшебной страны – его не сравнить, например, с той же горой Хуон, на которой построен Штормхолд. Но преодолеть его непросто, особенно одинокому страннику.

Королева ведьм проехала ущелье к югу от Живот-Горы за пару дней и остановилась, чего-то ожидая. Козлов она привязала к колючему кусту, и те без особого энтузиазма жевали утыканные шипами ветки. Сама колдунья сидела на распряженной колеснице и затачивала ножи о точильный камень.

Это были очень старые ножи с костяными рукоятками и лезвиями из осколков обсидиана, черного, как гагат, с навеки вмерзшими в него белыми вкраплениями, похожими на снежные хлопья. Первый нож, поменьше, формой напоминал тесак мясника с тяжелым и широким, как у топора, лезвием и предназначался для того, чтобы разрубать грудную клетку, расчленять и разделывать на куски. Второй же, длинный и тонкий, как кинжал, – чтобы вырезать сердце. Наточив ножи до такой степени, что лезвия стали тоньше волоса, королева ведьм отложила их в сторону. Приставь она любой из них к вашему горлу – и вы не успели бы охнуть, как ваша жизнь уже хлестала бы неудержимым потоком из перерезанной артерии.

Колдунья подошла к своим козлам и шепнула каждому из них на ухо Слово Силы. Через мгновение на их месте появилось два человека: мужчина с короткой белой бородкой и хмурая девочка, сильно смахивавшая на мальчишку. Оба молчали.

Ведьма склонилась над колесницей и снова прошептала несколько слов. Ничего не произошло, и женщина раздраженно топнула ногой.

– Старею, – сообщила она двум своим слугам, которые не подали виду, что услышали ее и поняли. – Неживая материя всегда хуже поддается колдовству, чем живая. Души предметов куда более старые и тупые, их труднее уговорить. Будь я и в самом деле молодой… проклятье, ведь на заре мира я умела превращать горы в моря и облака – в дворцы! Я могла создать из морской гальки людей и населить ими целые города! Ах, если бы я была моложе… – Она вздохнула и подняла вверх руку: по пальцам ее пробежало голубое пламя и погасло, когда она коснулась колесницы.

Женщина выпрямилась. Ее иссиня-черные волосы теперь казались тронутыми сединой, под глазами залегли темные круги. Но колесница исчезла, а на ее месте у самого входа в ущелье появился маленький трактир.

Вдалеке тихо пророкотал гром, сверкнула синеватая молния.

Вывеска трактира раскачивалась, поскрипывая на ветру. На ней красовалось изображение колесницы.

– Вы двое, – обратилась ведьма к слугам, – ступайте внутрь. Она едет прямо сюда, и ей не миновать этого ущелья. И все же я должна убедиться, что она в него въехала. Ты, – женщина указала на бородатого мужчину, – мой муж Билли, владелец трактира. Я – твоя супруга. А это, – она ткнула пальцем в сторону унылой девочки, некогда бывшей Бревисом, – наша дочка, служанка и горничная.

Новый раскат грома, громче прежнего, эхом прозвучал в горах.

– Скоро будет дождь, – сказала колдунья. – Давайте же разожжем очаг.

Тристран чувствовал, что звезда где-то впереди и движется дальше, не меняя направления, а расстояние между ним и ею сокращается.

К его великому облегчению, карета следовала именно туда, куда ему было нужно. Правда, один раз на развилке он испугался, что она свернет не в ту сторону, и уже приготовился соскочить на землю и продолжить путь пешком, но этого, к счастью, не пришлось делать: его спутник натянул поводья, слез с сиденья и вытащил из мешочка свои руны. Посовещавшись с ними, он взобрался обратно на козлы и направил карету налево.

– Не сочтите за праздное любопытство, – вежливо спросил у него Тристран, – но могу ли я узнать, что вы, собственно, ищете?

– Я ищу свою судьбу, – помолчав пару секунд, ответил тот. – Свое право на власть. А ты?

– Я обидел своим поведением одну юную леди, – ответил Тристран. – И теперь хочу извиниться. – Только произнеся эти слова, он понял, что сказал чистую правду.

Возница хмыкнул.

Свод из листвы над их головами постепенно раздвигался, деревья редели, и вскоре Тристран увидел впереди горный хребет. Юноша так и ахнул.

– Вот это горы! – выдохнул он.

– Когда станешь постарше, – сказал его спутник, – обязательно приезжай погостить в моей цитадели на горе Хуон. Вот это я понимаю – гора так гора! По сравнению с ней здесь не горы, а так, всего лишь холмики, – и он презрительно махнул рукой в сторону Живот-Горы.

– Сказать по правде, – признался Тристран, – я надеюсь провести остаток жизни в Застенье и пасти там овец на пастбище моего отца. А чудес и приключений мне хватит до конца жизни – всяких там волшебных свечей, говорящих деревьев, юных девушек и единорогов. Но все равно я с благодарностью принимаю ваше приглашение. А вы, если когда-нибудь окажетесь в Застенье, тоже заходите в гости: я угощу вас овечьим сыром и тушеной бараниной.

– А ты неплохо воспитан, – отозвался возница. Дорога, усыпанная гравием, теперь стала куда ровнее, и он без устали нахлестывал вороных коней. – Говоришь, ты видел единорога?

Тристран уже хотел подробно рассказать своему спутнику о встрече с единорогом, но вовремя одумался и просто сказал:

– Да. Это очень благородное животное.

– Единороги – создания Луны, – сообщил возничий. – Я ни одного в своей жизни не встречал. Но слышал, что они служат Луне и исполняют все ее приказания. Мы доберемся до гор к завтрашнему вечеру. На закате я собираюсь устроить привал. Если хочешь, можешь спать в карете, а я лягу у костра. – Голос его не изменился, но Тристран вдруг понял, что его спутник чего-то боится. Причем боится до ужаса.

Той ночью горные вершины то и дело озаряли вспышки молний. Тристран спал на кожаном сиденье кареты, положив голову на мешок овса; ему снились какие-то призраки, а еще – луна и звезды.

Дождь начался на рассвете, внезапный и сильный, как будто небеса вдруг стали океаном и обрушились на землю. Низкие серые облака скрывали горы из виду. Тристран и хозяин кареты под дождем запрягли лошадей и тронулись в путь. Дорога шла вверх по склону, и кони могли двигаться только шагом.

– Ты бы лучше залез внутрь, – посоветовал Тристрану возничий. – Зачем нам мокнуть обоим.

Они надели дождевики из промасленной кожи, которые нашлись под сиденьем, но это не спасало от дождя.

– Чтобы промокнуть сильнее, чем сейчас, – ответил Тристран, – мне осталось разве что прыгнуть в реку. Уж лучше я посижу с вами. Может, лишняя пара глаз и рук нас спасет.

Его спутник хмыкнул и смахнул дождевую воду с лица мокрой замерзшей рукой.

– Да ты, оказывается, дурачок, парень. Впрочем, спасибо. – Он намотал поводья на левую руку, а правую протянул Тристрану. – Меня зовут Праймус. Лорд Праймус.

– Я Тристран. Тристран Торн, – ответил юноша, чувствуя, что этот человек заслужил-таки право знать его настоящее имя.

Они обменялись рукопожатием. Ливень все усиливался, кони едва плелись вперед, дорога превратилась в полноводный ручей. Пелена дождя застилала все вокруг не хуже самого густого тумана.

– Есть один человек, – проорал лорд Праймус, стараясь перекричать ливень, и ветер относил его слова в сторону. – Он высокий, немного похож на меня, но более худой. Смахивает на ворона. Глаза у него безразличные и пустые, но из них смотрит сама смерть. Его зовут Септимус, потому что он седьмой сын нашего отца. Если ты когда-нибудь встретишь его, беги и прячься. Ему нужен только я, но ничего не стоит убить и тебя, если ты встанешь у него на пути. Или использовать как орудие, чтобы вернее покончить со мной.

Дикий порыв ветра швырнул Тристрану за шиворот целый ушат воды.

– Похоже, это опасный человек, – заметил он.

– Самый опасный из всех, кто только может встретиться тебе на пути.

Тристран молча вглядывался в дождливую темень. Сгущались сумерки, становилось все труднее рассмотреть дорогу. Праймус снова заговорил:

– Если хочешь знать мое мнение, в этой буре есть что-то неестественное.

– Неестественное?

– Ну, или сверхъестественное, если хочешь. Надеюсь, где-нибудь по дороге нам попадется какой-нибудь трактир. Лошадям нужен отдых, да и я бы не отказался от сухой постели и горячего вина. И от хорошего ужина.

Тристран прокричал, что полностью согласен. Они сидели на облучке и уже промокли до нитки. Юноша думал про звезду и про единорога. Наверное, девушка сейчас тоже замерзла и промокла… Он переживал, как там ее сломанная нога и не отбила ли девица себе все о спину единорога. И виноват в этом не кто иной, как он, Тристран! Бедняга чувствовал себя просто ужасно.

– Я – самый несчастный человек на свете, – признался он лорду Праймусу, когда они остановились покормить лошадей подмокшим овсом.

– Ты молод и влюблен, – отозвался Праймус. – Каждый парень на твоем месте считает себя самым несчастным на свете.

Тристран подивился, откуда лорд Праймус догадался о его чувстве к Виктории Форестер. Он представил, как будет у камина рассказывать ей о своих приключениях, когда вернется в Застенье, но почему-то уже не чувствовал себя героем.

Похоже, в тот день рассвет сразу превратился в сумерки, а к вечеру небо стало совсем черным. Дорога все поднималась вверх по склону. Дождь ненадолго утих, а потом полил с удвоенной силой.

– Что это там светится? – спросил Тристран.

– Ничего не вижу… Может, блуждающий огонек или молния вспыхнула, – пробормотал Праймус. Дорога сделала резкий поворот, и он признался: – Нет, к счастью, я ошибся. В самом деле что-то светится. Хорошее у тебя зрение, парень. Но здесь, в горах, нужно соблюдать осторожность. Будем надеяться, что этот огонек не предвещает опасности.

Кони, словно почуяв скорый отдых, рванули вперед с новыми силами. Вспышка молнии ярко озарила ущелье и отвесные стены гор, вздымавшиеся по обе стороны дороги.

– Нам повезло! – воскликнул Праймус, и бас его раскатился громовым эхом. – Похоже, это трактир!