Текст книги "Дело пропавшей балерины"

X
Дама под вуалью

Все-таки интересно, почему Назимов пригласил их именно в «Прагу»? Просто совпадение? Война, посетителей в ресторанах все меньше и меньше, кажется, военных можно считать чуть ли не единственными завсегдатаями подобных заведений. Михал Досковский не был военным. Однако сейчас он сидел здесь, за соседним столиком.

Его идеально выутюженная белая рубашка притягивала взгляд. Тарас Адамович старался не смотреть в его сторону. Впрочем, он ведь знал, как выглядит аферист: слишком прямая осанка, почти военная выправка, спокойная тональность голоса. Ему за тридцать, но точный возраст неизвестен – Досковский мог нарисовать любые даты в своих поддельных паспортах.

Младшие полицейские чины, которым приходилось по долгу службы говорить с Досковским, заверяли, что он их гипнотизировал. Но в прошлый раз они не смогли напасть на его след, и теперь он спокойно ужинает в «Праге». Неужели настолько уверен, что его не разыскивают? Либо же еще не успел развернуть деятельность, за которую его начали бы искать? Но объявление в газете указывало на то, что «садовник» за работу принялся. Или это навязчивая идея поймать Досковского играет с бывшим следователем злую шутку?

Тарас Адамович протянул руку, но не к бокалу с шампанским, а к стакану с водой. Глотнул, поймал на себе удивленный взгляд Назимова. Офицер молчал. Тарас Адамович моментально принял решение.

– Господин Менчиц, уверен, у вас тоже есть вопросы к штабс-капитану.

– У меня-я-я… – протянул тот почти беспомощно, но перехватив взгляд Тараса Адамовича, продолжил уже уверенней: – Да, конечно.

– Извините, я на минутку покину вас, нужно срочно позвонить по телефону знакомому.

Мира удивленно взглянула на бывшего следователя, но промолчала. Тарас Адамович встал из-за стола и направился к выходу с террасы, где, словно атлант, подпирающий небо, стоял метрдотель. Назимов перевел ироничный взгляд на молодого следователя. Тот мгновенно посерьезнел и начал с нападения:

– Как вы охарактеризуете ваши отношения с Верой Томашевич?

Назимов сощурил глаза и насмешливо ответил:

– Как романтические.

Это было последнее, что услышал Тарас Адамович краем уха из их разговора. Он вовсе не выдумал о телефонном звонке. Оставалось только надеяться на то, что тот, кому он собрался звонить, все также верен своим традициям. Бывший следователь мысленно поблагодарил Бернара Семадени за то, что кондитер, во-первых, выкупил для своей кофейни первый номер телефона – заказать столик в «Семадени» можно было по номеру 1, а во-вторых, что главный следователь сыскной части Киевской городской полиции титулярный советник Александр Семенович Репойто-Дубяго привык проводить пятничные вечера за одним из мраморных столиков кофейни на Крещатике. И вот он уже слышит в телефонной трубке ответ. Тарас Адамович представился, попросил пригласить к телефону постоянного посетителя кофейни, и, услышав «одну минуту», вздохнул облегченно.

Итак, его бывший коллега не изменил своим привычкам. Тарас Адамович перевел взгляд на столик, за которым собирался наблюдать и дальше. Правда, с этого ракурса он мог видеть только даму и частично – плечо ее собеседника. Наконец на другом конце провода услышал бодрый голос главного следователя. Разговор был недолгим. Тарасу Адамовичу нужно было узнать только одно:

– У нас есть что-либо на Досковского?

Репойто-Дубяго не удивился. Впрочем, он давно привык к тому, что следователь Галушко не любитель долгих телефонных разговоров. При встрече он мог говорить сколько угодно, углубляться в лирические отступления и воспоминания, рассказывать о вареньях и наливках. Но телефонные беседы с ним были подчеркнуто лаконичными. Поэтому главный следователь просто ответил:

– Нет. Совсем ничего. Мы знаем, что он в городе, но нет ничего, за что его можно было бы задержать. Ты его нашел?

– Да, в «Праге». Но это не суть важно.

Молчание. Потом Репойто-Дубяго, очевидно, все взвесив, произнес:

– Можно задержать его. Я пришлю людей.

– Со мной Менчиц. Но задерживать – только спугнуть и его, и тех, кто за ним стоит. А у нас ничего на него нет.

Опять молчание.

– Могу ли я чем-то помочь? – наконец спросил главный следователь.

Тарас Адамович мысленно вздохнул.

– Пока нет. Максимум, что мы можем сделать, – проследить за ними.

– За ними?

– Он с дамой.

– Что ж… не мне тебя учить, Тарас Адамович. Если нужна будет помощь – всегда рад помочь. Яков Менчиц в полном твоем распоряжении.

– Благодарю, – закончил разговор Тарас Адамович.

Он вернулся за столик, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Хотя и понимал – вряд ли Досковский помнил следователя, который когда-то за ним охотился. Ведь это не аферисту приходилось часами рассматривать его фотографии, изучать отчеты свидетелей и собирать информацию по крупицам.

Тем временем разговор за столиком, где он оставил штабс-капитана и своих помощников, приобретал все более причудливый характер. Вероятно, господин Менчиц использовал все возможности своей фантазии, чтобы придумать вопросы к Назимову. Когда Тарас Адамович садился за столик, офицер почти умоляюще посмотрел на него.

– Рад, что вы вернулись, – искренне признался он.

Молодой следователь захлопнул записную книжку и тоже облегченно вздохнул.

– Последний вопрос, – вдруг сказал Тарас Адамович.

– Любой, если будете спрашивать вы, – улыбнулся Назимов.

– Почему вы не пошли посмотреть выступление Веры в Интимном театре?

– Не люблю это место. Когда поют романсы – еще можно терпеть, но там на сцене часто показывают такое занудство, что я засыпаю.

– Тогда где вы были во время выступления Веры? Между семью и девятью вечера?

– В «Семадени», где и ожидал ее. Я уже отвечал вашему… помощнику.

Тарас Адамович краем глаза заметил движение за столиком Досковского – официант принес блюда.

– А что вы делали, не дождавшись Веры?

– Нас была целая компания из первой резервной роты. Я… не скучал. Уже собираясь уходить, почти на пороге встретил Миру. Она расспрашивала о сестре. Я не мог ничего сказать. Знал только, что она не пришла. И, если честно, подумал, что она нашла другую компанию. Рассердился, – он грустно посмотрел на девушку. – Потому и не пошел тогда с вами, не помог.

– Это очень странно, – сказал Тарас Адамович.

– Что именно? – с нескрываемым интересом спросил Назимов.

– В тот вечер Вера договорилась о встрече с тремя людьми. С сестрой, которая ожидала ее в театре. С вами – в «Семадени». И… как вы сказали – с шут… шутником – художником Олегом Щербаком – в Шато де Флер.

– Она собиралась встретиться с ним?! – резко вскрикнул офицер, чем привлек внимание нескольких посетителей за соседними столиками.

Хмурый чех удивленно взглянул на Назимова. Тарас Адамович, спокойно выдержав паузу, сказал:

– Да. Однако ни на одну из встреч Вера не пришла. Поэтому остается вопрос – она намеренно назначила встречи почти одновременно и проигнорировала каждую из них, или все-таки намеревалась прийти хотя бы на одну, но ей помешали?

– Я не удивлюсь, если у нее были планы встретиться еще с кем-то, но мы об этом не знаем.

Тарас Адамович кивнул:

– Да, и это тоже нельзя упускать из виду. Однако факт остается фактом. Каждый из вас имеет алиби, – он заметил, как Мира удивленно вскинула брови, и повторил: – Да, каждый из вас. Миру видели в Интимном театре, художника – в Шато де Флер. Официанты в «Семадени» запомнили вас, вы пришли в семь и покинули заведение около 22.00.

Назимов слушал спокойно, потом, улыбнувшись, сказал:

– Вы хорошо поработали.

– Однако не получил ответа на свои вопросы: как пропала Вера? И почему? Мы знаем, что это случилось между восемью часами и двадцатью минутами девятого. Можно сократить этот промежуток до десяти минут, если бы знать точно, когда она спустилась со сцены за кулисы. Но номера в Интимном хотя и имеют более-менее четкие временные рамки, все-таки могут сдвигаться. Потому я и беру промежуток времени в двадцать минут.

– Как же вы собираетесь выяснить, что случилось? – спросил Назимов.

– Есть обязательные условия, по которым можно определить преступника. Первая – мотив преступления. Если Вера пропала – кто от этого выигрывает? Художник, получающий возможность продать картину с балериной втридорога? Офицер, совершающий акт мести неверной любовнице?

Яков Менчиц снова открыл записную книжку и начал что-то быстро записывать.

Мира холодно спросила:

– А относительно сестры?

– Тут большой вопрос, кто из сестер в выигрыше: та, которая пропала, или та, которая разыскивает пропавшую.

– Но, кроме мотива… – вмешался молодой следователь.

– Конечно, – прервал Менчица Тарас Адамович, – кроме мотива должна быть возможность совершить преступление. С этим сложно, ведь, как мы видим, никто из названных мною лиц, этой возможности не имел – все они были совсем в других местах во время исчезновения балерины. И тут мы можем подозревать разве что саму Веру.

– К чему вы склоняетесь? – прямо спросил Назимов.

– К тому, что мы что-то упустили из виду. Располагаем недостаточной информацией, делаем выводы на основании догадок, а не фактов. Есть одна деталь, которая меня беспокоит…

Три пары глаз за столиком внимательно смотрели на него. Три пары ушей ожидали его ответа. Однако услышали совсем другое – на первом этаже отеля взвыла сирена. Скрипка смолкла, а на террасе мгновенно воцарилась напряженная тишина, потом посетители засуетились. Кто-то крикнул:

– Пожар!

Однако Тарас Адамович на это не среагировал, как почти не слышал просьб официантов, приглашающих посетителей организовано пройти к лифтам. Он смотрел на то, как высокий элегантный господин в темном костюме быстро поднялся, предложил руку даме. Она вложила свою руку в его ладонь, поднялась и направилась вместе с ним туда, где уже собиралась небольшая шумная толпа. Тарас Адамович обратился к Назимову:

– Прошу вас проследить, господин офицер, чтобы барышня Томашевич вышла из отеля целой и невредимой.

– А вы? – спросил штабс-капитан.

– Я встречу вас на улице. Но сейчас у меня срочное дело.

Мира удивленно посмотрела на него, ничего не сказала. Тарас Адамович остановил Якова Менчица, едва коснувшись его локтя.

– Мне нужна ваша помощь. Видите даму под вуалью? Проследите за ней.

Молодой следователь спокойно кивнул. Тарас Адамович не был уверен, но чувствовал: в суматохе у лифтов эта экстравагантная парочка непременно расстанется. Если Досковского привели сюда дела, он не потянет с собой женщину. Или потянет? Знать бы.

Лифтов в отеле всего два. Вмещают в кабине по двенадцать пассажиров. Метрдотель твердит, что спускаться нужно по лестнице – может отключиться электричество, и тогда лифты застрянут. Однако люди напуганы – остаться на седьмом этаже, когда пылает первый, никто не желает. Кто-то из наиболее нетерпеливых бросился к лифту, нажал кнопку, и тяжелая кабина двинулась вниз. Официанты нервничают, метрдотель убеждает, что пожар несерьезный, все успеют спуститься. Но он был здесь, на седьмом этаже, поэтому откуда ему знать, что там на первом?

Вряд ли Досковский воспользуется лифтом – уж больно комично было бы застрять в нем с кучкой паникеров. Тарас Адамович уже приготовился проследовать за ним по лестнице. Этажей не так уж и много. Но аферист удивил его: пропустил в лифт почтенную даму и нырнул вслед за ней. Следователь только теперь понял, что дама под вуалью куда-то исчезла. Искать в толпе Менчица времени не было, поэтому Тарас Адамович, пропустив вперед в кабину лифта нескольких человек, вошел сам. Дверцы закрылись, кабина медленно поплыла вниз. Оглядываться нельзя – дабы не привлекать лишнее внимание.

Несомненно, пожар вспыхнул в «Праге» не случайно. Но что именно собирается делать Досковский? Зачем ему пожар? Есть ли у него сообщники или он действовал сам? Может быть, его единственная соучастница – та странная спутница, прятавшая под вуалью свое лицо? Оставалось надеяться на то, что Яков Менчиц не упустит ее из виду.

Лифт остановился. Тарас Адамович вышел одним из первых – стоял близко к дверям. В холле отеля оглянулся, дождался того, за кем следил. Персонал успокаивал посетителей, говорил, что пожар на кухне, в подвальном помещении, и его уже почти ликвидировали. Пожарная бригада находилась в отеле, суматохи не было – похоже, возгорание и вправду несерьезное. На улице, куда Тарас Адамович вышел вслед за Досковским, было многолюдно. Кто-то положил руку на его плечо, следователь резко обернулся – рядом стоял Репойто-Дубяго.

– Ты уже здесь?

– Боялся, что он что-то натворил. Поэтому, как услышал о пожаре – сразу сюда.

– Пожар несерьезный, – отмахнулся Тарас Адамович и успел увидеть Досковского, запрыгивающего в фаэтон.

– Да и не пожар это, – почти шепотом сказал главный следователь. – Так, имитация. Много дыма без огня. Кто-то очень старался отвлечь внимание.

– Не понимаю, от чего? – пожал плечами Тарас Адамович.

– А где он?

– Вон он, отъезжает, – кивнул Тарас Адамович в сторону фаэтона.

– Шустрый. Я прикажу остановить извозчика.

– Думаю, не стоит. Он ничего не сделал. Только спугнем.

– То есть как это – ничего? Разве не он поджег «Прагу»?

Тарас Адамович качнул головой.

– Не уверен. Если и вправду он – не понимаю, зачем это ему? Он просто уехал, будто… – и вдруг бывший следователь замер, пораженный догадкой.

– Что случилось? – не понимая, переспросил Репойто-Дубяго.

– Кажется, я следил не за тем, за кем нужно было, – грустно сказал Тарас Адамович главному следователю. – Надеюсь, хотя бы Менчиц порадует нас информацией. А вот и он!

Молодой следователь порадовал частично. Он добросовестно следил за дамой под вуалью, а потом – за той же дамой, но без вуали: она ее сняла, когда искала сумочку, забытую на террасе.

– И где эта дама?

– Исчезла, – грустно сказал Менчиц и добавил: – Но она не спускалась ни на лифте, ни по лестнице – я сразу побежал вниз.

– Я выставлю людей у лифта и лестницы, – решительно заявил Репойто-Дубяго. – Мы обыщем террасу.

– Я объясню… – начал было Менчиц.

– Да, но завтра. Сейчас у нас есть дела поважнее. Надеюсь, вы хорошо запомнили лицо барышни, за которой следили.

– Думаю, да, – утвердительно кивнул следователь. – Но… я позволил ей исчезнуть…

– Все в порядке, – спокойно сказал ему Тарас Адамович. – Это я должен был предусмотреть. Впрочем, мы можем сейчас опросить свидетелей пожара и выяснить, что именно случилось. Кроме того, попробуем как можно скорее свести вас с художником. Однако, сначала нам следует найти штабс-капитана и барышню Томашевич. Поможете мне?

Но прежде чем они отыскали в толпе Миру и Назимова, Тарас Адамович, кивнув на руку Менчица, спросил:

– Что это?

Молодой следователь поднял руку и увидел, что держит легкое облачко темной органзы.

– Оставила мне, видимо, в насмешку – объяснил он Тарасу Адамовичу.

Бывший следователь молча взял ткань и спрятал в карман пиджака.

– Пойдемте искать наших знакомых, – повторил он.

И, пробираясь сквозь толпу, они вместе отправились на поиски.

XI
Лифты и лестница

Кадки стояли ровным рядом вдоль стенки подвала. В них лежали еще твердые желтобокие яблоки, залитые рассолом. Через несколько недель они размякнут, напитаются ароматами трав, добавленных хозяином дома в кадку, приобретут новый вкус. Тарас Адамович готовил рассол по дедовскому рецепту. Еще мальчишкой прислушивался к поучениям старика: дерево в конце сада позднее, антоновка, сушить с него яблоки – нельзя. На варенье тоже лучше оставить летние сорта. Поздние и зимние яблоки дед приберегал для кадушек в подвале. Внук продолжил эту традицию.

Рассол готовил тщательно: размешивал соль и муку, добавлял мед. Пока остывал раствор, Тарас Адамович промывал листья смородины, базилика, укладывал зелень на дно кадки. Далее – самое интересное: накладывал слоями яблоки и травы в ее деревянное брюхо до самого верха, заливал остывшим рассолом. Две недели наполненные кадки ждали своего часа у подвала, Тарас Адамович заглядывал под пресс, собирал пену. Потом созывал ребятню, и они все вместе не спеша переселяли кадки в темную прохладу подвала. Однако непревзойденным ценителем моченых яблок Тараса Адамовича, приготовленных по рецепту его деда, до сих пор оставался Сильвестр Григорьевич. Затянувшаяся пауза в их переписке требовала развязки, поэтому хозяин яблоневого сада решил на сегодняшний день завершить ежегодный ритуал с кадками и наконец-то засесть за ответ старому другу.

Сильвестр Григорьевич в предпоследнем письме уже вывел вперед пешку, на которую, похоже, возлагал большие надежды. Фастовский шахматный партнер Тараса Адамовича был весьма неравнодушен к эксельсиору. Ему почти никогда не удавалось завершить этюд так, как планировал – обменом пешки на ферзя, однако он упрямо надеялся на это. Тарас Адамович иногда даже сомневался в стремлении своего партнера к победе. Временами ему казалось, что его главной целью в игре была именно эта пешка и ее путь.

Калитка скрипнула, Яков Менчиц, как и обещал, явился к Тарасу Адамовичу сразу по завершении ночного задания. Утренние газеты еще лежали нечитанные на веранде. Хозяин дома отвлекся от кадок, пригласил гостя к столу. Молодой следователь излучал энтузиазм.

– Нашли дом? – вместо приветствия спросил Тарас Адамович.

– Да, это было несложно, – кивнул молодой человек, – он довольно заметный, я не раз слышал о нем фантастические истории.

– В самом деле?

– Говорят, что коты у окон защищают жильцов дома. Но архитектор, кажется, и впрямь сумасшедший – не понимаю, зачем было лепить наверху еще и черта?

– Кто его знает, – пожал плечами Тарас Адамович.

– Хозяина не было дома, пришлось подождать, – продолжил Яков Менчиц. – Но господин Щербак, когда вернулся и услышал вашу фамилию, сразу согласился помочь.

Тарас Адамович кивнул, пододвигая гостю чашку со свежесваренным кофе и кринку со сливками.

– Добавляйте сахар по вкусу, – предложил хозяин и взял в руки папку, протянутую гостем. Открыл, хмыкнул.

– Хороша?! – то ли спросил, то ли констатировал гость и смутился.

– Споры о красоте – вечные споры, – улыбнулся Тарас Адамович, глядя на карандашный портрет девушки.

– Господин Щербак не удивился столь позднему визиту?

– Вовсе нет. Рисовал быстро, хоть я и не смог вспомнить многих деталей. Не уверен, такой ли у нее разрез глаз, цвет их вообще не запомнил. Сначала мне казалось, что губы были полнее, но когда художник их увеличил, я понял, что нет. Пришлось перерисовывать несколько раз. Сейчас она, как по мне, не слишком похожа на оригинал, но я не могу точно сказать, что именно не так.

Тарас Адамович потер подбородок, еще раз взглянул на портрет, затем отложил папку. Достал из кармана записную книжку и открыл ее.

– Попробуйте вспомнить как можно больше деталей. Расскажите о вашей встрече с этой барышней.

– Хорошо, попробую рассказать подробнее. Я постоянно вспоминал ее, пока художник рисовал: каждое ее движение и слово.

Тарас Адамович начал записывать. Мира придет лишь после полудня, напечатает показания Менчица, чтобы приобщить их к делу. И все же почему Михал Досковский в тот вечер оказался в ресторане? Кем приходится ему эта дама под вуалью? И почему она за столиком скрывала свое лицо?

– Я не спускал с нее глаз, как вы и приказали. Думал, она направится к лестнице, однако она пошла в другую сторону. Я поспешил за ней, она остановилась у террасы и оглянулась.

– Вуаль все еще была на ней?

– Да. Но я видел, что это молодая девушка. И голос у нее был звонкий.

– Что она сказала?

– Что не надеялась на сопровождение. Однако сделает исключение для такого… приятного господина, – Яков Менчиц покраснел.

– Что было дальше?

– Я сказал, что нужно вернуться и спуститься по лестнице. Во время пожара пользоваться лифтом опасно. Она опять засмеялась. Сказала, что забыла сумочку на террасе и хотела вернуться.

Тарас Адамович внимательно слушал, иногда что-то записывал. Поглядывая искоса на его записную книжку, Менчиц продолжал свой рассказ:

– Я сказал, что сумочка не стоит жизни. Однако она ответила, что в ней – чрезвычайно ценная для нее вещь и она готова рискнуть.

– Странно забывать сумочку со столь ценной вещью, – заметил Тарас Адамович.

– Да, я тоже об этом подумал. Она спросила, готов ли я рискнуть жизнью вместе с ней.

Тарас Адамович внимательно посмотрел на собеседника, перевел взгляд на яблоню, медленно сбрасывающую на землю листья. Она стояла уже без яблок. Ароматные ее плоды он собрал еще месяц назад, аккуратно нарезал ломтиками и высушил на чердаке. Теперь сушеные яблоки висели на кухне в мешочках. Тарас Адамович любил ими лакомиться или щедро насыпать полные горсти прибегавшим к нему мальчишкам. Иногда варил узвар, хотя и редко пил его, не в силах даже ненадолго отказаться от кофе и чая, страстным любителем которых был. А та девушка под вуалью… В аромате ее духов в тот вечер он почувствовал почти неуловимую яблочную нотку, которую сложно перепутать. Или же он слишком много времени уделяет своему яблоневому саду?

– Что было дальше?

– Она сняла вуаль.

– Почему только теперь? Вы задавались этим вопросом?

– Да… Мне показалось, что… она не боялась меня, не воспринимала, как угрозу. Все уже спускались по лестнице, наверху, кроме нас, никого не было. Вероятно, она не хотела показывать свое лицо кому-то из посетителей ресторана.

– Возможно.

– А еще… Мне показалось, она… хотела, чтобы я увидел ее лицо. Она улыбалась, будто…

– Привораживала?

Яков Менчиц, на миг заколебавшись, кивнул.

– А потом?

– Мы прошли на террасу. Ходили между столиками, искали сумочку. Она не могла вспомнить, за каким столиком сидела. Спросила, где сидел я.

– Вы ответили? – скосил взгляд на собеседника Тарас Адамович.

– Нет, сказал, что меня пригласил друг, и я не обратил внимания, какой именно столик был наш. Затем я сказал, что следует поторапливаться, внизу пожар, а нам еще спускаться с седьмого этажа. Однако она спокойно искала сумочку, будто не слыша меня. У одного столика она присела на корточки, потом радостно крикнула, что нашла сумочку. Я находился в нескольких шагах от нее. Обрадовался, что мы наконец-то сможем спуститься. И вдруг я… потерял ее.

– То есть вы уже не видели ее?

– Нет, вы же помните эти скатерти.

Конечно же, Тарас Адамович помнил. Белоснежные и длинные, как подвенечные платья невест… Бывший следователь сжал в руке карандаш. Он уже знал, чем закончится рассказ господина Менчица, однако спросил:

– Что было дальше?

– Я подошел к тому столику, обошел его, но не нашел ее. Она исчезла.

– И?

– Заглянул под стол. Но нашел там только вуаль. Схватил ее, выпрямился, но на террасе девушки не было, вероятно, она побежала к лифту или лестнице. Я бросился в ту сторону, однако шагов ее не слышал. У лифта встретил официанта, спросил, не видел ли он минуту назад здесь девушку. Он сказал, что никому не разрешал входить в лифт, всех направлял к лестнице. И добавил, что мне тоже оставаться наверху дольше опасно. Я сказал, что из полиции, заглянул в обе кабинки лифта, они были пусты. Еще раз спросил, не видел ли он блондинку в темном платье. Официант ответил, что нет, и напомнил, что нам следует спуститься вниз.

– Почему же он сам до сих пор находился наверху?

– Ему поручили проверить террасу, посмотреть, все ли покинули ее.

– И?

– На лестнице ее тоже не было. Я спустился на первый этаж, выбежал на улицу и встретил вас.

– То есть она осталась наверху?

– Не знаю. Но официант ее тоже не видел. Она могла остаться на террасе.

– Ваши коллеги обыскали террасу. Девушки там не было.

– Возможно, она спустилась на лифте или по лестнице позже?

– В это время никто не спускался, за лифтом и лестницей следили.

Молодой следователь устало потер лоб, затем молвил:

– Растворилась в воздухе?

– Думаете? – улыбнулся Тарас Адамович. – Не слишком ли часто в этом городе молодые девушки растворяются в воздухе?

Господин Менчиц в изумлении поднял на него глаза. Знать бы, о чем думает бывший следователь. О сестре Миры, пропавшей при столь странных обстоятельствах? Но Вера Томашевич перед своим исчезновением не ужинала с Михалом Досковским. Или же они что-то упустили из виду? Тарас Адамович поднялся, жестом остановил гостя, который тоже вскочил.

– Я возьму некоторые бумаги, вернусь через минуту, – сказал он и пошел в дом.

Комната Эстер встретила его теплыми солнечными лучами из-под занавески, окутала уютом. С появлением Миры она преобразилась. Раньше эта комната казалась ему холодной, в ней его охватывала тревога. Картотечный шкаф нависал глыбой, а от пустых ящиков веяло забвением. И хотя сейчас бумаги они складывали только в один из них, следователь чувствовал – шкаф не такой, как прежде. Как и Эстер. Говорят, дома, в которых не живут, быстро ветшают. Может быть, печатные машинки, клавиш которых долго не касаются пальцы, также умирают? Может, он слишком жестоко обошелся с Эстер, оставив ее в одиночестве так надолго?

Она величественно стояла на столе, как королева. Однако утреннее солнце не страшилось этой холодной неприступности, тысячекратно посылая в гости к ней игривых зайчиков. А в послеполуденную пору придет Мира, коснется клавишей своими тонкими пальцами, напечатает еще один протокол. Конечно, все эти их бумаги не имеют официального статуса. Протокол – документ, издаваемый учреждением и заверенный должностным лицом. А кто они? Просто старик и девушка, которая разыскивает сестру. Куда пропала балерина? И как? Тоже спряталась за вуалью, пофлиртовала с последним видевшим ее мужчиной и растворилась в воздухе, как та блондинка с яблочной ноткой в духах?

Он решительным движением выдвинул ящик, достал папку. «Дело похищенной балерины» – написано аккуратным почерком Миры. Но в самом ли деле похищенной? А если Вера Томашевич пропала так же, как и таинственная спутница Михала Досковского? Вот и нужный лист. Протокол допроса свидетеля Миры Томашевич. Абзац, который он искал.

На веранду к молодому следователю хозяин дома вернулся в глубокой задумчивости. Две вещи беспокоили его, однако о них он не обмолвился ни словом. Поставил на стол яблочный пирог, только вынутый из печи.

Яков Менчиц, ни о чем не спрашивая, с удовольствием принялся за угощение. Иногда он обладал неплохой интуицией – сейчас Тарасу Адамовичу было не до ответов на его вопросы. Бывший следователь разложил перед собой письма, на которые не было времени ответить уже несколько дней.

Мосье Лефевр писал о победах на французской части фронта и, похоже, вдохновленный успехами соотечественников, также перешел в наступление – на шахматной доске. Тарас Адамович расчистил вертикаль для ладьи, скупо похвалил французских союзников, воздержался от комментариев по поводу событий на русской части фронта. Вежливо поинтересовался гастролями русского балета в Париже, чтобы дать мосье Лефевру повод описать свои походы в театры, и отложил письмо.

Жаль было оставлять без ответа письмо герра Дитмара Бое – партия обещала быть интересной, но отправить корреспонденцию немецкому партнеру сейчас было не проще, чем арестовать Михала Досковского. В конце концов, все войны рано или поздно заканчиваются, а шахматные партии могут длиться бесконечно. Надобно просто подождать.

Тарас Адамович взял в руки последний, еще не вскрытый конверт. Этот из Грузии, от князя Эристави, история которого так заинтриговала Миру. Читать его надлежит, попивая знаменитый чай грузинских князей. Он также должен стать внушительным атрибутом для рассказа девушке о том, как именно деду Андрея Михайловича Эристави удалось создать первую в Грузии чайную плантацию. Поэтому пока письмо стоит отложить. Князь Андрей Эристави был грозным соперником, хотя чаще всего выигрывал те партии, когда писал из Грузии. Письма князя из Петрограда, где он временами жил, нередко приносили Тарасу Адамовичу победы с легким привкусом неудовлетворенности – князь писал поспешно, часто ошибался.

Может быть, и сам он ошибся из-за спешки? Не предусмотрел, не обратил должного внимания – потому Михал Досковский так легко выиграл «партию». Или еще не выиграл? Еще есть надежда? Впрочем, сейчас Тараса Адамовича смущало прежде всего то, что он до сих пор не постиг логику событий: каким образом пропала балерина и почему? Неужели это единственное, что побуждает его проводить расследование, – то, что он все еще не понимает роли Михала Досковского в случившемся?

И в очередной раз он мысленно возвращался к протоколу, напечатанному Мирой почти две недели назад. Это были ее воспоминания о том вечере, оставившие след в памяти девушки. Клавиши Эстер запечатлели на бумаге: «я вошла в гримерную, а Веры там не было. Другая балерина сказала, что Веру позвал знакомый. Я не удивилась, села подождать, однако Вера не возвращалась. Девушка предложила мне спуститься в партер, чтобы успеть занять место. Сказала, что к своему выступлению Вера точно вернется».

Кто этот знакомый, говоривший с Верой Томашевич перед выступлением? Не был ли это…

Сплошные догадки. Нужны факты. Кроме того, была еще одна деталь – бывшего следователя никак не покидала мысль о том, что аромат духов с яблочной ноткой определенно был ему знаком.

– Тарас Адамович, – прервал размышления хозяина дома Менчиц.

– Слушаю.

– Я не понимаю, как она могла исчезнуть, эта блондинка под вуалью. Это озадачило меня.

– Что вы предлагаете?

– Хочу вернуться в «Прагу», дабы обследовать помещение еще раз. Опросить свидетелей.

– Вчерашней ночью я это сделал: изучил помещение и опросил свидетелей.

– И у вас есть ответ?

– Возможно. Но вы же хотите прийти к выводу самостоятельно, не так ли?

Яков Менчиц, кажется, колебался.

– Думаете, она осталась на террасе? Спряталась, и ее не нашли? – спросил молодой следователь.

– Думаю, она спустилась.

– На лифте или по лестнице?

– На этот вопрос все же попробуйте найти ответ в «Праге», – улыбнулся хозяин дома.