Текст книги "Дело пропавшей балерины"

XII
Имитатор

Он стоял на балконе отеля «Прага». Киевляне называли строение громадиной и, по всей видимости, смирились со своей участью, когда хозяин решил достроить седьмой этаж – под ресторан. Тем временем с его летней террасы открывался невероятный панорамный вид – город был как на ладони. Поэтому местные эстеты и модницы слетались в «Прагу», как пчелы в яблоневый сад Тараса Адамовича: одни – насладиться красотой Киева на закате солнца, другие – дабы продемонстрировать новые наряды на этом фоне.

Яков Менчиц поднялся на балкон третьего этажа отеля не ради пейзажей, да и панорама отсюда открывалась не столь впечатляющая. Его внимание привлекли узорчатые, витиеватые перила балкона. Он рассматривал лепестки цветов, повторявшиеся в орнаменте. Их восемь. Восьмерка – число искателей приключений – так когда-то говорил ему отец. Владимир Менчиц ценил это число, поскольку и сам пребывал в постоянных поисках. Сын время от времени получал от него письма из Херсона или Николаева, затем удивлялся телеграммам из Петербурга – не успевая следить за перемещениями отца. И не находил объяснения, какие дороги его манили, что побуждало снова и снова оставлять родной город ради неизвестных, Богом забытых селений и пыльных дорог.

– Если вы уже здесь, я бы советовал вам подняться на террасу ресторана – ваши коллеги там, – прервал поток его мыслей метрдотель.

Метрдотеля уже опросили, однако ничего интересного он не поведал. Он, как и полагалось, почти все время находился на седьмом этаже в ресторане, следовательно, о пожаре узнал одновременно с гостями.

«Прага» – не самый дорогой отель в городе, вряд ли она могла бы на равных соперничать с первоклассными «Гранд-отелем», «Савоем», «Французским» или «Континенталем». Однако здесь, в ресторане, нередко можно было встретить самых состоятельных людей Киева – они приходили полюбоваться панорамой. Поэтому, бесспорно, эвакуация гостей оттуда стала для его персонала недюжинным испытанием. Вероятно, вчерашняя ночь выдалась не самой лучшей и для метрдотеля.

– Если вам более ничего не нужно, я вынужден буду покинуть вас, – напомнил о своем присутствии главный официант. Менчиц кивнул.

Полиция осматривала «Прагу» с ночи. Во время вчерашней суматохи было совершено несколько ограблений, однако обошлось без человеческих жертв. Неужели пожар имитировали ради нескольких побрякушек и кошельков, которые были украдены из незапертых номеров? Не упустили ли они из виду что-то более важное? Яков Менчиц устало потер висок и покинул балкон.

Итак, лифт или лестница? Бывший следователь говорил уверенно, будто точно знал, как именно незнакомка под вуалью спустилась в холл. И почему Тарас Адамович попросил следить за ней? Почему она прятала свое лицо? Куда исчезла?

Поднимаясь на террасу ресторана на лифте, он с сомнением осматривал узкую кабинку, которая, по словам метрдотеля, могла вместить двенадцать человек. Сегодня ресторан на седьмом этаже был закрыт, гостям предлагали выбрать первый этаж, где располагалась кофейня «У чешской короны».

По террасе прогуливался Тарас Адамович в сопровождении Миры и высокого элегантного господина, которого Яков Менчиц узнал не сразу.

– О, мой ночной гость! – весело воскликнул молодой человек, и работник антропометрического кабинета понял, кто перед ним. Художник Олег Щербак в темном костюме и с плащом на сгибе руки вовсе не производил впечатления растрепанного чудака, вернувшегося домой далеко за полночь и натолкнувшегося с порога на молодого следователя с его странной просьбой.

– Спасибо, что помогли мне вчера с портретом, – слегка поклонился Менчиц.

– О, не стоит благодарности. Со своей стороны я обещал помочь господину Галушко. Никогда еще не рисовал портреты с чьих-то слов, – Щербак улыбнулся, – хоть я и не уверен, что девушка вышла похожей на оригинал, но это был интересный опыт. Правда, вы заставили меня понервничать – никогда не думал о том, сколь невнимательны могут быть следователи. Если бы я говорил с художником, получил бы намного больше информации. На вашем месте, Тарас Адамович, я бы предложил учредить краткий курс портретной живописи среди ваших коллег.

– Интересная мысль, – улыбнулся в ответ Тарас Адамович, затем, после короткой паузы, повернулся к Менчицу и вопросительно выгнул бровь:

– Что скажете, господин Менчиц?

– Вряд ли руководство одобрит идею.

– Нет, я об ответах на ваши вчерашние вопросы. Нашли их?

– Не уверен.

– Отчего же?

Молодой следователь невольно взглянул на Миру. Прекрасна, как всегда, в темно-коричневом платье, оттеняющем глаза. Если бы она позировала на тех портретных курсах, он, вероятно, с большим энтузиазмом поддержал бы идею Щербака. Его ответ прозвучал не сразу:

– Я не уверен, что задал правильные вопросы.

Тарас Адамович удовлетворенно кивнул. Молодой следователь и впрямь не безнадежен. Задавать вопросы – это определять приоритеты расследования, делать выбор в пользу той или иной версии. Неуверенность – осознание следователем, что каждая из версий имеет слабые и сильные стороны.

– На какие вопросы вы все-таки хотели бы получить ответы? – прямиком спросил Тарас Адамович коллегу.

Тот, поколебавшись, ответил:

– Куда исчезла девушка?

– Я говорил вам – она спустилась.

– Почему вы в этом уверены?

– Несколько работников отеля четверть девятого видели, как из коридора на первом этаже выбежала девушка и попросила помочь мужчине, которому якобы стало плохо. Он находился в номере, расположенном в дальнем конце коридора.

– Откуда вы знаете, что это была она? – спросил молодой следователь.

– Блондинка, темное платье – так описали ее свидетели. К тому же в номере, о котором она говорила, никого не оказалось. Ей нужно было отвлечь внимание, чтобы незамеченной покинуть отель, – объяснил Тарас Адамович.

– И ее никто не остановил? – удивилась Мира.

– К сожалению, нет. Несколько полицейских бросились в указанный ею номер, пожарные слонялись в холле, занятые проверкой помещения. На улице стояла толпа зевак. Думаю, сработал и психологический трюк.

– Какой? – спросил художник, все это время внимательно слушавший следователя Галушко.

– Если бы из пустого коридора выбежал мужчина, что, по-вашему, сделали бы полицейские?

– Задержали бы его, – догадавшись, куда клонит Тарас Адамович, ответил молодой следователь.

– А когда выбежала испуганная барышня? Один из полицейских проводил ее к выходу и даже предложил помочь найти знакомых. Хотя спустя некоторое время и пожалел об этом – я спрашивал, не показалось ли ему странным то, что девушка спустилась значительно позже всех прочих гостей отеля.

– Вы сказали – четверть девятого? – уточнил Менчиц.

– Совершенно верно.

– Я был внизу двадцать минут девятого. Выходит, она опередила меня всего на пять минут? Но как? Вы говорили, что за лифтами следили!

Тарас Адамович задумчиво посмотрел будто сквозь Менчица.

– Хотите, я покажу вам, как она это сделала? – неожиданно спросил бывший следователь.

– Покажете? Я не понимаю…

– Мира, господин Щербак, поможете мне?

Мира согласно кивнула. Художник с готовностью ответил:

– Конечно!

Тарас Адамович окинул глазом всех троих и начал пояснять:

– Барышня Томашевич сегодня сыграет роль полиции – будет контролировать лестницу. Если заметите меня, – обратился он к Мире, – можете смело арестовывать.

Девушка удивленно взглянула на бывшего следователя и спросила:

– Если я просто скажу, что вижу вас, это будет считаться арестом?

– Да. Ведь полиция не смогла заметить нашу ночную незнакомку, пока та не очутилась на первом этаже.

Затем он повернулся к Щербаку.

– Вы же, господин художник, в своем щегольском костюме попробуете сыграть роль вышколенного официанта знаменитого ресторана «Прага».

– Когда-то мечтал о карьере актера, – рассмеялся Щербак. – Поэтому с удовольствием!

– Итак, вы будете контролировать лифты. Ведь официант у лифта, допрошенный вчера и мной и господином Менчицом, и в самом деле не видел блондинку в темном платье.

– А что делать мне? – спросил Менчиц. – Какая роль осталась?

– Самая сложная, – улыбнулся Тарас Адамович. – Вам придется играть самого себя и найти ответы на вопросы.

Молодой следователь кивнул. Осмотрел зал с аккуратными рядами столиков в праздничных убранствах из белых скатертей. В конце террасы – барная стойка, телефон – за стенкой, у лифта. Вероятно, чтобы музыка и шум за столиками не мешали разговаривать. Терраса напоминала ему оранжерею – стеклянные стены от пола до самого потолка слыли изюминкой «Праги». Ему захотелось очутиться здесь, за одним из столиков, но при других обстоятельствах. Не ради расследования, поиска неуловимых блондинок или поджигателей, похищающих кошельки. А ради…

– Что я должен делать? – спросил он, отвлекаясь от мыслей.

– Напомните, где вы стояли, когда принялись искать сумочку дамы под вуалью?

Молодой следователь направился к центру террасы и остановился у одного из столиков.

– Кажется, здесь.

– Что ж, – кивнул ему Тарас Адамович, – теперь можем отпускать наших актеров на их позиции.

Мира и Олег Щербак направились в конец террасы, где за стеной прятались два лифта, а чуть поодаль виднелась дверь, которая вела на лестницу. Следователи остались на террасе вдвоем. Тарас Адамович спросил:

– Где стояла девушка?

Яков Менчиц медленно показал рукой в направлении столика в нескольких метрах от него.

– За тем столом, у куста, – объяснил он, кивнув на экзотическое зеленое растение в кадке.

Тарас Адамович пошел в направлении, указанном коллегой. Остановился у высокого лимонного дерева. Опустил взгляд на пол. Паркет. У одной из стен террасы притаилось фортепиано. Может быть, здесь устраивают и танцевальные вечера?

– Пообещайте мне, что повторите ваш маршрут. Пройдете только там, где вчера, – сказал Тарас Адамович.

– Я попробую, – кивнул Менчиц.

– Что ж, начнем, – сказал Тарас Адамович, затем неожиданно воскликнул: – Ах, моя сумочка! Как хорошо, что я ее нашла! – и исчез за столом, покрытым скатертью.

Яков Менчиц медленно подошел к тому месту, пытаясь воссоздать свои действия вчерашнего вечера. Присел на корточки у стола, заглянул под скатерть. Опять нашел вуаль – вероятно, Тарас Адамович предусмотрительно прихватил ее с собой ради эксперимента.

«Эксперимент» – не слишком приятное слово, особенно если подопытный – ты. Он скривился при этой мысли, но спокойно пошел к выходу, сожалея, что вчера не остался на террасе и не заглянул под все столики. Но ведь она спустилась раньше него! Разве же она смогла бы это сделать, сидя под столом и ожидая, пока он наговорится с официантом у лифта и наконец, повернет к лестнице? Солгал ему вчера официант или нет? Но сейчас у лифта Щербак и он не будет лгать – это же эксперимент.

Следователь подошел к лифту, у которого скучал художник.

– Вы не видели здесь блондинку? – спросил он у художника.

– Ни блондинки, ни старого насмешливого бывшего полицейского, умеющего делать невероятное варенье из лука, я не видел. Но я бы советовал вам спуститься вниз – в отеле пожар, – вполне серьезно проинформировал молодого следователя художник. Актер из него был неважный, может быть, и хорошо, что он не осуществил свою давнюю мечту.

– Я еще немного поболтаю с вами, чтобы точнее воссоздать события, и обязательно спущусь, – пообещал Менчиц.

Мира караулила на лестнице. Он снова отогнал мысль о вечере за столиком в «Праге» с ней, хоть фантазия упорно рисовала их силуэты на фоне стеклянной террасы.

– Спустимся вместе? – предложил он ей, и сам удивился своей смелости.

Она ответила:

– Почему бы и нет?

Пока они спускались, вряд ли в эти минуты он думал о том, каким образом Тарас Адамович собирается его опередить.

– Вы нашли ответ? – спросила его Мира, между пятым и четвертым этажом.

– Полагаю, да. Но лучше было бы мне догадаться об этом вчера.

Когда они спустились в холл, то увидели исполнителя роли неуловимой блондинки за чтением газеты на роскошном горчичного цвета диване.

Тарас Адамович отложил газету, улыбнулся помощникам, затем поднялся с дивана.

– Вы выиграли, – резюмировал Менчиц.

– Возможно. Однако прежде чем мы вернемся к нашему охраннику лифта, скажите мне, как я это сделал.

Яков Менчиц пытливо взглянул ему в глаза.

– Вы нашли третий лифт? – спросил он.

– А разве в отеле «Прага» не два лифта?

– Два лифта для гостей. Вы же, вероятно, воспользовались служебным лифтом. Но я, если честно, не знал, что он есть в отеле. Откуда же узнали вы? Опросили официантов?

– Нет. К тому же, если я мог опросить официантов, почему же вы этого не сделали?

– Потому что не знал, о чем спрашивать, – сознался Менчиц.

Тарас Адамович улыбнулся.

– Да. Я узнал о служебном лифте еще вчера. На то было несколько причин: во-первых, официанты не поднимали еду в ресторан в лифте для гостей. Когда на улице я узнал, что пожар начался с кухни и мне сказали, что кухня размещается в подвале, я удивился. Поскольку не увидел в лифтах тележек с едой и официантов. Потом я подумал о том, каково это – подниматься семь этажей вместе с чьим-то ужином. А если желающих подняться много, официанты пропускают гостей и ждут, пока еда остынет? Это показалось мне не слишком удобным. О лестнице я даже не думал, поскольку…

– Вряд ли заказы носили бы по ней на седьмой этаж, – закончила его реплику Мира.

– Я предположил, что должен быть еще служебный лифт, хотя бы небольшой – для доставки еды в ресторан.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я понял, что девушка не могла воспользоваться одним из двух лифтов или лестницей. Выходит, она знала иной способ. Наиболее логичным был служебный подъемник.

– Но она исчезла.

– Спряталась под одним из столиков. Думаю, если бы вы заглянули под соседний, то обнаружили бы ее там, а она рассмеялась бы и сказала, что это шутка.

– У меня не было опыта поиска девушек под столами в ресторанах, – пожал плечами Менчиц.

Тарас Адамович кивнул.

– Когда же вы побежали к лестнице, она выбралась из-под стола и пошла к лифту, спрятанному за барной стойкой.

– Я должен был догадаться. Итак, она спустилась на первый этаж?

Тарас Адамович кивнул.

– Начиная с этой части истории, сознаюсь, задавать правильные вопросы сложно даже мне. Но вернемся к нашему художнику-актеру.

– Что-то мне подсказывает, что быть художником у него получается лучше, чем актером, – улыбнулся Менчиц.

Мира улыбнулась, Тарас Адамович уверенно направился к лифту, поневоле зацепившись взглядом за знакомую фигуру, примостившуюся на диване подле роскошного растения. Вспомнились слова Назимова о незаурядных талантах его партнера по игре в покер – хмурого чешского репортера – по части дегустации вин. Сейчас он не пил – снова писал что-то, время от времени отвлекаясь на суету в холле. Бывший следователь постарался сосредоточиться на мыслях о вчерашнем пожаре.

Пока громоздкая красная кабина с решетчатой дверцей поднимала их наверх, Менчиц спросил:

– И все же почему вы попросили меня следить за той девушкой? Она выглядела подозрительно?

– Нет, я ни в чем ее не подозревал, пока вы не рассказали мне о вашем разговоре.

– Тогда почему же?

– Я знаю мужчину, с которым она ужинала. Он опасен. Но после я понял, что нам следовало следить именно за ней.

– Она как-то связана с пожаром?

– Да.

– Откуда такая уверенность?

– Попробуйте догадаться.

Мира хотела что-то сказать, но сдержалась, вопросительно посмотрев на молодого следователя. Он ответил, укоряя себя за то, что не заподозрил этого вчера:

– Уж слишком спокойно она искала сумочку. Вряд ли она вела бы себя столь спокойно, не будучи уверенной, что пожар – ненастоящий.

Тарас Адамович добавил:

– А поскольку ей было известно о служебном лифте, я подумал, что она и поднялась в ресторан именно таким способом. И возможно – прямиком из кухни.

Молодой следователь посмотрел на него и сказал:

– Нам следует еще раз опросить работников кухни!

Дверь лифта отворилась на седьмом этаже. Улыбающийся художник радостно воскликнул:

– Я вижу вас, Тарас Адамович, вы арестованы!

– Вы же официант, а не полицейский, – улыбнулся Тарас Адамович.

– А что может сделать официант, чтобы задержать подозреваемого? – спросил Щербак.

Тарас Адамович пожал плечами:

– Хм. Позвать полицию?

Они вновь вошли на террасу и расположились за одним из столиков. Сейчас, днем, здесь было немного душновато. Золотым диском сияло солнце, а рядом, как будто соревнуясь с ним, ослепительно сверкал купол Софии Киевской. Как же далеки мысли девушки, сидящей напротив, которая любит белое вино и театр, от розовеющего закатного неба, отражающегося в огромных окнах летнего ресторана на седьмом этаже. Он должен найти ее сестру, и уже затем пригласить на балет или в «Прагу». А сейчас… Это панорама города его отвлекает, как та блондинка, снявшая вуаль и так улыбавшаяся ему вчера.

– Я опросил работников кухни, – начал Менчиц, – ничего странного они не заприметили.

– А вы спрашивали, не заходил ли вчера в помещение кухни кто-то посторонний?

– Спрашивал. Главный повар и несколько помощников сказали, что приходил санитарный инспектор, но подобные проверяющие часто посещают рестораны.

– Что вы имеете в виду?

– Ресторан проверяется по разным показателям. Кажется, вчера проверяли, не используется ли труд женщин и детей в ночное время. По крайней мере, мне так сказали, – уже не так уверенно продолжил Менчиц, заметив, как Тарас Адамович сощурил глаза.

– Говорите, санитарный инспектор, – повторил Тарас Адамович. – И как он выглядел?

Яков Менчиц достал записную книжку, раскрыл на нужной страничке. Поднял глаза на Тараса Адамовича и спросил:

– Это был ее соучастник, да?

Мира и художник вмиг перевели взгляды с Менчица на Тараса Адамовича.

– Могу вас заверить – нет, – ответил бывший следователь. – Но попробуйте задать вопрос правильно – и я отвечу.

Менчиц, слегка нервничая, начал расспрашивать:

– Инспектор сымитировал пожар в «Праге»?

– Да.

– Но он не был сообщником блондинки под вуалью?

– Нет.

– Тогда зачем нужна была имитация?

– На этот вопрос можно ответить только тогда, когда будет установлена личность имитатора.

– Но ведь вы установили…

Тарас Адамович качнул головой.

– Я лишь предполагаю. Фактов все еще недостаточно, однако мы с вами постараемся раздобыть недостающую информацию. Если, конечно, вы все мне в этом поможете.

Три пары глаз с готовностью следили за ним. Бывший следователь мысленно улыбнулся. Имитатор оказался изобретательным. Что ж, придется потратить немного больше времени, но ответы будут найдены. Вот только времени – маловато. Тарас Адамович закрыл глаза и вспомнил, что в утренней газете увидел второе объявление Киевского общества садоводства. Выходит, времени у них и вовсе в обрез.

XIII
Санитарный инспектор

В яблоневом саду было по-домашнему уютно. Длинные скатерти «Праги», ее узкие коридоры и высокие белые двери номеров на веранде дома Тараса Адамовича, вспоминались, как тревожный сон. Здесь можно было шутить о шахматах и варенье из черники, которым щедро угощал гостей хозяин, предупреждая, что испачкаться им намного легче, чем потом отстирывать одежду. Здесь Мира слушала поражающие воображение сказания о грузинском князе, которого путешествие в Поднебесную вдохновило заняться выращиванием китайского чая на родине.

Князь Эристави так проникся этой идеей, что уже видел себя первым в Грузии владельцем чайной плантации. Он был человеком амбициозным и привык воплощать задуманное в жизнь. Правда, в этот раз ему на пути встала такая «малость», как императорский закон, которым воспрещалось вывозить семена этой культуры за пределы страны. Но князь не собирался отказываться от своего намерения из-за прихоти императора, тем более, что другой император – русский – был не против, чтобы чай начали выращивать по другую сторону китайской границы.

Чтобы не привлекать к себе внимания, князь втянул в эту сомнительную авантюру местного работника по имени Лу, который согласился вывезти семена, засыпав их в бамбуковые палки. А уже впоследствии приписал эту роль себе, мол, спрятал семена в элегантной трости, с рукояткой, изготовленной по заказу из слоновой кости.

– Он преступил закон? – изумленно спросила Мира.

– Он так не считал, – улыбнулся Тарас Адамович, пододвигая к ней еще один кусок пирога на тарелке, разрисованной птицами. – Сам термин «Поднебесная» трактуется у нас не совсем правильно. Мы называем так Китай, однако для самих китайцев «Поднебесная» – это весь наш мир с Китаем в центре. Поэтому формально он закон не преступил. Семена высадили в Аджарии, нынче принадлежащей Грузии и отвоеванной империей у Турции вместе с городом Батуми. Часть семян высадили также в Гурии. Китаец Лау поселился в рыбацком поселке Чакви, возможно, он и поныне выращивает чай на берегу Черного моря.

– Из вас вышел бы успешный адвокат, – улыбнулся Щербак, отставляя пустую чашку. – Вы блестяще оправдали князя-похитителя.

– А из князя вышел неплохой контрабандист, – констатировал Менчиц, отрезая еще один кусок пирога.

– У каждого имеется собственный багаж неиспользованных возможностей, – рассудительно сказал Тарас Адамович и обратился к художнику: – Вы, например, говорили, что мечтали стать актером.

Менчиц скептически хмыкнул. Щербак, пренебрежительно окинув взором младшего следователя, ответил Тарасу Адамовичу:

– Бабушка была против, а меня воспитывала она, – объяснил художник.

– Почему была против? – поинтересовалась Мира.

– Не уверен, но, кажется, в ее жизни случилась какая-то трагическая любовная история, героем которой был актер. Возможно, он мог стать моим дедом, – пожал плечами художник.

– А ваша бабушка была актрисой?

– Вы удивитесь: она была балериной.

Легкая тень пробежала по лицу Миры. Менчиц попробовал сменить тему разговора:

– Мой отец – фольклорист. Он мечтал, чтобы я продолжил его дело. Не то, чтобы мне это не нравилось, но…

– Наше время слишком ограничено, дабы воплощать чужие мечты, – улыбнулся Тарас Адамович.

Менчиц задумчиво посмотрел на него.

– У вас неплохо получается совмещать профессию садовника с розыскной деятельностью.

– Такой двойной жизнью я обязан лишь своему секретарю, – шутливо сознался хозяин дома.

Нежный румянец заиграл на щеках Миры, а бывший следователь продолжил:

– А наш поджигатель отелей весьма недурно совмещает свою деятельность с работой санитарного инспектора. Поэтому я вынужден попросить вас, господин Менчиц, отвлечь нас от истории о грузинском князе и китайском чае и рассказать, что вам удалось узнать на кухне. А вас, Мира, напечатать протокол.

Мира внимательно посмотрела на него.

– Итак…

– Да, думаю, инцидент в «Праге» может иметь отношение к нашему делу.

Тарас Адамович принялся убирать со стола пустые тарелки, освобождая место для Эстер.

Рассказ молодого следователя сопровождался звонким постукиванием пишущей машинки. Мира печатала быстро, поэтому Менчиц старался говорить связно, не перескакивая от одного показания к другому. Рассказал о том, как опросил главного повара и трех его помощников. Все они подтвердили, что в шесть вечера метрдотель привел невысокого бородатого господина в светлом сером костюме. Господин предъявил документы санитарного инспектора и сообщил, что должен осмотреть помещение кухни. Поскольку у персонала было полно работы – посетители к тому времени заняли уже почти все столики в ресторане, – к инспектору приставили в качестве экскурсовода одного из младших помощников.

– По словам главного повара, от него все равно было мало толку, – добавил Менчиц.

Мира, отстучав это предложение, выжидательно посмотрела на Менчица. Он продолжил свой рассказ.

Экскурсоводом к инспектору был приставлен пятнадцатилетний Ивась Тетерский, в обязанности которого обычно входила уборка на кухне, чистка овощей и мытье посуды. Парнишка обрадовался, что хоть на время избавился от скучной работы, поэтому водил проверяющего по всем закоулкам. На вопрос, оставлял ли он инспектора одного, Ивась сначала ответил отрицательно, но потом сознался, что дважды выбегал на улицу покурить.

– Где он взял папиросы? – Тарасу Адамовичу скорее хотелось убедиться в своих догадках.

– Инспектор угостил, – подтвердил догадку старшего коллеги Менчиц.

После второго перекура Ивась инспектора уже не нашел: на кухне сказали, что тот поехал на лифте наверх, в ресторан, поэтому парня отчитали и отправили чистить картошку.

– В котором часу инспектор сел в лифт?

– «Сел» – это слишком громко сказано. Я видел тот лифт, точнее – подъемник для блюд. Посетители им не пользуются, но инспектор все же настоял. Сказал, обязан проверить шахту. Это известно лишь приблизительно. Один из поваров сообщил, что вроде бы в семь вечера, другие утверждали, что раньше.

Мира послушно отстучала следующее предложение и, остановившись, спросила:

– Выходит, мы с вами могли видеть инспектора в ресторане?

Однако в ресторане инспектора никто не видел. Один из официантов вспомнил, что удивился, когда подъемник остановился на пятом этаже. Он вызывал на седьмой, но подъемник приехал пустой.

– Почему же инспектор не доехал до ресторана? – спросил Щербак.

– Лифт имеет четыре остановки, – объяснил Тарас Адамович. – Это же просто подъемник. На первом, третьем, пятом этаже и последнем – ресторанном. Ехать в ресторан – привлекать внимание, вряд ли официанты не заметили бы чудака, катающегося на подъемнике. Да и гости тоже могли обратить внимание. Думаю, была еще одна причина, однако пока я ее не озвучу. Меня больше интересует тот факт, что инспектора в сером костюме с тех пор, как он сел в подъемник, больше никто не видел.

– Растворился в воздухе… – сказала Мира.

– Что-то вроде того.

– Это все, что я узнал о вечере поджога, – сказал Менчиц.

– Вы основательно поработали, – одобрительно молвил Тарас Адамович. – Хотя… – и увидев, как напрягся молодой коллега, мягко добавил: – Кое-что все же ускользнуло от вашего внимания.

Щербак поднял бровь и скосил взгляд на Менчица. Пальцы Миры замерли на клавишах, она пристально взглянула на Тараса Адамовича. На веранде сразу как будто похолодало, вероятно, пора было предложить гостям пледы – вечера уже напоминали о том, что лето закончилось. Тарас Адамович едва коснулся виска, мысленно улыбнулся. Странно, в эти последние несколько дней спокойные часы за письмами или шахматами стали редкостью. А если продолжит углубляться в расследование, глядишь, они и вовсе превратятся в роскошь. Качнул головой, однако вслух сказал:

– Думаю, никто не будет против еще одной порции грузинского чая?

– Если вспомнить, что семена похищены в Китае, то чай – китайский, – заметил Щербак тоном князя. Он привычно откинул непослушную прядь волос со лба, и Тарас Адамович поймал себя на мысли, что художнику вполне под стать была бы изящная трость с рукояткой из слоновой кости.

– О, об этом можно спорить долго, – улыбнулся он, – если, конечно, верить этой легенде. Ведь есть и другая.

– Какая же? – с интересом спросила Мира.

Бывший следователь настроился на рассказ только после того, как наполнил ароматным напитком чашки гостей. И лишь отпив первый глоток, он начал свое повествование:

– В самом начале Крымской войны в сухумском порту было арестовано небольшое британское коммерческое судно. Как выяснилось, один моряк из его команды не только был ценителем чая, но даже работал на чайных плантациях Цейлона. Князь Эристави привез британца в свое имение, и они вместе начали работу над выращиванием первых чайных кустов в Грузии. Их вдохновенный и добросовестный труд принес замечательные плоды.

– Согласно данной версии, грузинский чай на самом деле – английский, – протяжно молвил Щербак.

– Как знать, – лукаво сощурив глаза, сказал Тарас Адамович. – Где именно англичанин и дед князя Эристави взяли семена, об этом история умалчивает.

– Сложно что-либо утверждать, когда картина неполная, – сгримасничал художник.

– Согласен, – кивнул Тарас Адамович. – Однако, скажем, следователям приходится работать с неполными картинами постоянно.

– И как вам это удается?

– Что именно?

– Вести расследование.

– Логика событий в любом случае должна быть сохранена, – тщательно подбирая слова, принялся объяснять бывший следователь. – Та или иная деталь может казаться ошибкой либо абсурдом, но только потому, что мы не видим перед собой полную картину. Как только мы найдем недостающие детали, тотчас воссоздадим всю картину и увидим логику событий.

– Я все равно не понимаю, – Щербак картинно откинулся на спинку кресла-качалки, превратившись в Париса. Рядом с ним Менчиц выглядел неуклюжим увальнем. Молодой следователь нахмурился, будто и впрямь почувствовал свою мешковатость.

– Я продемонстрирую вам это на примере. Расскажите мне, что произошло в «Праге», даже если это будет казаться вам абсурдным. Однако без предположений. Попробуйте просто пересказать события, свидетелем которых вы были или о которых слышали от других.

Щербак улыбнулся, бросил задумчивый взгляд на дорожку, выложенную плиткой, и сказал:

– Попробую. Но предупреждаю: рассказчик из меня еще хуже, нежели мнение господина Менчица о моих актерских способностях.

Молодой следователь зарделся, Мира хихикнула. Художник, приняв серьезный, напыщенный вид, принялся повествовать:

– Вчера ночью ко мне пришел господин Менчиц, назвал вашу фамилию, господин Галушко, и сообщил, что я должен нарисовать портрет девушки. Девушки с ним не было, что меня слегка удивило. Он сказал, что ужинал в «Праге», и мне показалось, что там подавали, скорее всего, только шампанское…

Перехватив грозный взгляд Менчица, рассказчик тут же исправился:

– Мой ночной визитер объяснил, что видел девушку, которую вы в чем-то подозреваете, и я должен набросать ее портрет. Мою работу вы уже видели. Господин Менчиц также сообщил мне, что в «Праге» несколько часов назад вспыхнул пожар, и вы спускались с седьмого этажа ресторана, однако девушка, которую я рисовал, не спешила, а потом вообще исчезла. Сегодня я узнал, что у Тараса Адамовича есть подозрение, что пожар в «Праге» устроил санитарный инспектор. Поведение этого господина выглядело весьма странным: он сначала бродил по всем закоулкам кухни, отвлекая приставленного к нему паренька, а затем и вовсе отправился кататься на служебном подъемнике. При этом до ресторана он так и не доехал – я бы на его месте такой ошибки не допустил, ведь у них имеется неплохое вино, – счел уместным такой комментарий художник, – а потом вообще куда-то исчез. В отеле начался пожар, всех вывели на улицу. Представляю, какая паника царила вокруг, какая толчея у лифтов и давка на лестнице, при этом следует отметить, что господин Менчиц искал сумочку хорошенькой блондинки.

Молодой полицейский бросил на рассказчика еще один убийственный взгляд, но смолчал.

– Потом блондинка спряталась под одним из столиков ресторана, а когда господин Менчиц побежал к лифту, спокойно спустилась вниз на служебном подъемнике, затем прокричала в холле что-то о мужчине, которому якобы стало плохо в номере на первом этаже, и исчезла в неизвестном направлении.