Текст книги "Сезон пурги и пепла"

Девица склонила голову.

– Я не вру, – буркнула она. – Да, я не такая дура, чтобы не сложить два и два. Любому ясно, зачем вы пришли. Да, может, немного попыталась надавить на жалость! Но, – она с вызовом посмотрела на Азаря, – всё было именно так, как я и сказала. Можешь пытать меня, чем захочешь.

– А почему бы и не испытать? – как бы между делом заметил Азарь.

Молодой философ подошёл к печи и, распахнув пылающий зев, пошурудил там кочергой.

– Видишь ли, Люба, мы с Луги бывали в разных местах и кой-чего повидали. У людей бывают разные обычаи, порой даже странные. И многие из них произрастают из религии, которую исповедовали их предки, – всё это Азарь говорил, не отрываясь от печного творила. – Иногда попадаются весьма причудливые суеверия. Но вот что интересно: почти во всех местах, где мы бывали, люди свято верят в непогрешимость огня.

Азарь обернулся и в упор посмотрел на девушку. Та вся сжалась под этим взглядом и посмотрела исподлобья.

– Они верят, – продолжал Азарь, – что огонь может послужить судьёй. Если ты виноват, он сожжёт тебя, как сухую щепку. Но если нет…

Азарь голыми руками вынул из печи раскалённый докрасна уголёк и, повертев его перед глазами, положил на стол.

– Он не причинит тебе вреда. Вот лично я ни в чём тебе не соврал, девица, и, как видишь, цел, – он продемонстрировал действительно вполне здоровую пятерню. Разве что испачканную сажей.

Девушка сглотнула.

– Азарь…

– Тише, Луги, не вмешивайся! Я со всем разберусь. Ну же, не бойся, – поторопил девушку молодец. – Так мы будем уверены, что тебя не стоит убивать.

Любомира бросила на Лугина затравленный взгляд, но старый философ отвернулся в другую сторону. Узор на занавесках его интересовал, видимо, больше, чем судьба бедной девушки.

Азарь кашлянул, привлекая внимание.

Любомира стиснула зубы и подошла к головешке.

– Если оно не причинит мне вреда, вы от меня отстанете?

– Да, – сказал Азарь.

– Чёрт! – выругалась девушка. – Чёрт, чёрт, чёрт! Вот же вляпалась!

На лбу красавицы выступили капли пота. Девушка проглотила ком в горле и занесла руку над головнёй.

– Я соврала. Меня зовут не Любомира.

– Так как же тебя зовут, краса ненаглядная?

– М…

– Млава? – ехидно спросил Азарь.

– Млада. Млада я! Я правда случайно набрела на землянку комов, а они потом взяли меня к себе в услужение. Они сами насмотрелись где-то теремов и решили выстроить себе такой же. Я здесь только служанка. Служанка!

– Это всё? – теперь тон Азаря стал строгим.

– Да, – девушка стояла с опущенной головой ни жива ни мертва.

– Значит, бояться нечего. Бери головню.

– Но я же…

– Бери!

Млада закрыла глаза и, как прыгнув в омут с головой, взялась за уголёк. Тот же час она завизжала и отбросила его от себя. Девушка уставилась на обожжённую ладонь с таким видом, будто и впрямь поверила, что огонь её не обожжёт.

Азарь схватил девицу за запястье и поволок в сени. Там, как помнилось Азарю, стояла кадушка с водой. Кадушка оказалась на месте. Засунув туда ладонь Млады, Азарь приветливо улыбнулся:

– Не таи обид, красна девица. Зато теперь мы можем быть уверены, что всё было именно так.

В дверях показался Лугин Заозёрный. Он стоял со сложенными на груди руками и был темнее тучи.

– Как? – пролепетала Млада. Её губы затряслись, но девчонка удержалась от слёз. – Я ведь провалила испытание…

Азарь ухмыльнулся.

– Праведность огня – такое же суеверие, как и многое другое! – охотно пояснил молодой философ. – Тут дело в другом. Ты поверила, что уголёк может наказать только виновного, и поэтому в последний момент выдала своё настоящее имя. В тот момент, когда твои пальцы коснулись горящей деревяшки, ты пребывала в полной уверенности, что теперь твоя совесть чиста и можно попытать удачу. Вот что я хотел увидеть. И увидел, Млада.

Девица вдруг обмякла и осела на пол, как будто из неё вдруг выдернули стержень, на котором девушка держалась до этого.

– Значит, вы меня не убьёте?

– Уж точно не сейчас, – с улыбкой сообщил Азарь.

Он сел перед девушкой на корточки, и она вдруг разрыдалась.

Тут уже подоспел Лугин. Он отечески обнял красавицу и помог ей подняться.

– Давай, девонька, подымайся. Нечего тут сидеть, с улицы тянет, а тебе ещё детей рожать… Умордовал тебя этот супостат? Прости, что сомневались в тебе. И я, дурак старый, ведь сразу понял, нет, доверился этому живодёру…

Так Лугин Заозёрный тараторил всё время, пока вёл девицу обратно в светёлку. Там он усадил Младу за стол и тотчас сунул в руки кружку со сбитнем.

Азарь сел напротив и побарабанил пальцами по столешнице.

– Ладно, с этим, положим, разобрались. Кажется, Трес слегка преувеличил твоё влияние на комов. По крайней мере, ты в это свято веришь сама. Но что делать с тобой, краса ненаглядная? Они ж тебя со свету сживут.

Девушка пожала плечами. Она сидела ссутулившись и смотрела в кружку. Младу всё ещё трясло, но рыдания прошли.

Лугин строго посмотрел на ученика и отрицательно покрутил головой, предчувствуя, что будет дальше. Но Азарь сделал вид, что не заметил.

– Один этот Трес чего стоит, – продолжал молодец. – Ладно с нами тебе повезло, но этот же хмырь не успокоится.

У девушки снова начиналась истерика, поэтому Азарь поспешил, чтобы успеть до неё, пока Млада ещё более или менее в здравом уме:

– Хотя, пожалуй, я знаю, как тебе помочь.

Девушка с надеждой посмотрела на него.

– Но ты должна понимать, что я спасаю тебе жизнь. Комы обязательно расправятся с тобой – ты им как кость в горле, Млада. А коли я спасаю тебя, то твоя жизнь будет принадлежать мне. Согласна ли ты на такие условия?

– Чего? – оторопело переспросила девица.

Азарь терпеливо ей повторил.

Млада перевела удивлённый взгляд на старого философа. Тот виновато развёл руками.

– Да, милая, он так всегда. Убил бы, честное слово.

– Так почему не убил? – пролепетала Млада.

– Потому что Луги ценит свободу воли. И я тоже. Поэтому даю тебе выбор. Я тебя, в общем, даже не тороплю. Просто знай, что каждое упущенное мгновение – это лишнее время Тресу придумать что-то ещё, как бы вернее тебя извести.

– Что я должна буду делать?

Азарь улыбнулся.

– Как в сказке: волю первую мою ты исполнишь, как свою. Ну, или не мою, а того, кто придёт от моего имени.

– А если этот человек потребует раз… – девушка сглотнула. – Раздвинуть перед ним ноги?

– Значит, раздвинешь.

– А прямо сейчас ты не можешь мне сказать, что это будет за услуга?

Азарь усмехнулся и встал из-за стола. Подойдя к каменке, он поворошил кочергой угли.

– Нет. Может, я вообще никогда к тебе не обращусь. Такое тоже бывает, – и, обернувшись, Азарь смерил девицу взглядом. – Не бойся, твои прелести меня не интересуют.

Девица покраснела.

Азарь, казалось, потерял к ней всякий интерес и принялся обсуждать с Лугином какую-то чушь про вероятность множественности богов.

– Я согласна! – выдохнула девушка. – Я сделаю всё, что захотите, только спасите меня от этих медведей.

Азарь улыбнулся.

Его план был прост, как тарганский шиллинг.

Сразу после этого разговора парень отправился искать Треса. Ком ошивался неподалёку от терема своих вожаков. Должно быть, ему не терпелось самому увидеть, что же станут творить чужаки с человеческой женщиной.

Когда Трес заметил Азаря, то поспешил ему на встречу.

– Мы решили твою проблему, – начал с главного Азарь. – Скоро вы даже и не вспомните, что эта девушка когда-то появлялась в вашем селении.

Медведь пошевелил ушами и довольно оскалился. Положив лапу человеку на плечо, ком проревел:

– Спасибо тебе, Безлеп!

– Моё имя Азарь, – напомнил Азарь.

– Я в точности так и сказал. Азарь, – нахмурился ком.

– В общем, эта девушка больше не будет докучать вам своим обществом. Если только…

– Если только что?

– Если у нас получится увести её достаточно далеко, Трес. Она оказалась действительно сильной колдуньей. Млада владеет самым страшным видом магии…

У медведя шерсть на загривке встала дыбом.

– Магией слов, – закончил Азарь.

– Я надеюсь, у вас всё получится, – медведь дружески потряс человека за плечи.

– Я тоже. Но ты должен знать, Трес, что это очень опасно. Скажу прямо, это может стоить нам с Луги жизней. Так она сильна, эта женщина.

Медведь опечалился.

– Что же делать? Ты же не хочешь отказаться?..

– Я хочу сказать, что по подвигу и награда быть должна. Я могу попробовать решить твои проблемы, Трес, но и ты…

– Обижаешь, Азарь. Я за добро плачу добром. Чего ты хочешь?

– Как в сказке: волю первую мою ты исполнишь, как свою.

– Годится! – ни секунды не сомневался ком. – Только убери отсюда эту женщину!

– Ну, смотри, Трес, – хищно улыбнулся Азарь, – ты обещал.

Договорившись таким образом ещё и с комом, ученик Лугина распрощался с Тресом и двинул быстрым шагом на восток, подальше от селения разумных медведей.

К вечеру ударили заморозки и мелкой крупой пошёл снег. Дорога петляла и вилась. Она то пропадала вовсе, то худо-бедно показывалась среди валежника и сухостоя.

За очередным поворотом Азарь ещё издалека увидел трёх здоровенных комов. Они стояли на задних лапах, воинственно изгибая спину. Парень бы запросто мог обойти их по широкой дуге, если бы прямо перед медведями не стояли Лугин и Млада.

Азарь замер, не зная, что делать.

Пойти и поговорить с комами – стр. 162

Попытаться убить комов – стр. 71

Попытаться найти помощь – стр. 81

Азарь резко остановился и чуть присел на месте. Весец, что шёл позади него, не успел вовремя остановиться, отчего на полном ходу налетел на чужака. Азарь слегка перенаправил его падение и свалил таким образом сразу пятерых. Ещё несколько человек хотели броситься на него, но ученик философа успел извернуться так, что оказался аккурат за спиной старосты. За неимением никакого оружия парень просто сжал пальцами кадык Вуды.

– А теперь всем стоять смирно, ребята, – отчеканил Азарь. – Вы же не хотите, чтобы вашему драгоценному голове свернули шею?

Весьцы остановились, не зная, как поступить.

– Скажи им: пусть стоят здесь, пока ты не вернёшься, – процедил Азарь на ухо старосте.

– Вы слышали его? – гаркнул Вуда, и голос его дал петуха. – Чтоб никто мне даже с места не сдвинулся, покуда я не вернусь.

– Дык как же быть, благодетель? – встрял узколобый верзила. Он грозно сжимал в руках деревянное топорище и недоумённо таращился на старосту. – А ежели они тебя того?..

– Чего «того»? Не каркай, пень дырявый! А то давай ещё подскажи им пару хороших идей, как меня лучше «того».

Верзила пошёл красными пятнами.

Повинуясь взгляду ученика, Лугин вломился в кусты. Всё так же держа старосту за кадык, Азарь нырнул следом и утянул Вуду за собой.

Философы ломились через самые страшные чащи и буреломы. Азарь, конечно, понимал, что так они создают слишком много шума и оставляют непозволительно много следов, но через такие дебри, по крайней мере, не вдруг перебросишь большую толпу. Сначала Азарь собирался растянуть возможных преследователей на самое большое расстояние, какое только возможно. Пора заметать следы ещё настанет, но не сейчас.

Пока проламывались, успели хорошенько согреться, так, что даже чудовищно сильный мороз последних дней уже как будто бы и не докучал.

Первым выбился из сил староста, а через полверсты он уже не мог переставлять ноги. Лугин тоже раскраснелся, взмок и кое-как дышал, но жизнь странствующего философа, за чью голову в нескольких государствах, к слову, была назначена награда, научила Лугина Заозёрного очень долго не обращать внимания на такую мелочь, как усталость.

Они бросили Вуду у разлапистой коряги: полумёртвый староста – лишняя причина весьцам прекратить преследование и спасти вожака, вернув его к родному порогу. Тут главное, чтобы он дожил до момента, когда найдут, а то эффект может выйти обратный.

После этого Лугин останавливался ещё несколько раз, чтобы хоть немного перевести дыхание. В такие моменты Азарь оставлял его, а сам уходил обратно, чтобы на скорую руку замести следы.

Однако от проживших всю жизнь в этих местах весьцев оказалось не так-то просто отделаться.

Троих самых упрямых и злых Азарь встретил на четвёртой стоянке учителя. Молодой философ как раз занимался тем, чтобы состряпать новые следы, тем самым пустив возможную погоню по ложному следу, но не успел. По крайней мере Азарь вовремя услышал, как кто-то ломится через кусты, и спрятался.

От того, что он увидел, волосы встали дыбом.

Это были твари с птичьими головами. Чем-то они напоминали ворон, только с более массивными хищными клювами. Одеты существа были в точности как весьцы, из чего логично было предположить, что это они и есть. Только – как и зачем? – принявшие вид чудовищ.

Азарь тихо развязал кушак. Дождавшись, когда твари приблизятся, бывший лазутчик выпрыгнул из укрытия.

Первому он удавкой захлестнул пояс на шее и для верности перекинул птицеголового через себя, используя собственную спину как точку опоры. Послышался хруст переламывающихся позвонков.

Второму ударом в колено сломал сустав. И пока весец клекотал от боли, барахтаясь в грязи, Азарь попытался достать третьего, но тот оказался быстрее.

Клювоголовый ловко отпрыгнул в сторону и выхватил нож. Ученик философа намотал на левый кулак пояс и вскинул руки вверх.

– Сдаюсь!

Тварь осторожно приблизилась. И тогда Азарь схватился за запястье весьца, обрушившись на него всем своим весом. Клювоголовый не устоял и взрыл носом грязь. Этого Азарю хватило, чтобы выкрутить оружие у того из рук и прирезать его, а следом и того, что всё ещё орал от боли в сломанной ноге.

И только после этого молодой философ заметил, что у самого весь рукав в крови. Должно быть, распорол предплечье, когда хватался за руку с ножом.

Наскоро наложив себе повязку, Азарь оторвал у одного из мертвецов рукав и дополнительно накрутил на рану, чтобы ненароком не запятнать снег кровью – не хотелось оставлять для преследователей «хлебные крошки». С двух других он содрал тулупы и забрал их с собой.

Убедившись, что все трое мертвы, Азарь всё-таки замёл следы и вернулся к учителю.

Лугин встретил его с дикими глазами.

– Кто это кричал? – выпалил старый философ сразу же, как заметил ученика.

– Три хмыря выкатились, я их напугал малёхо. Слушай, Луги, подсоби немного.

И Азарь размотал свою руку.

Рана была глубокая, и по-хорошему её следовало бы зашить. Но ни времени, ни нужных инструментов у беглецов не было, поэтому Лугину пришлось хорошенько повозиться с повязками, чтобы максимально стянуть ближе все края. После этого они двинули в путь.

– Жалко, – вздохнул учитель, когда уже наступила почти кромешная тьма и философы сделали привал.

– Что пришлось удирать во все лопатки?

Старый философ снова вздохнул.

Азарь в это время занимался поиском лапника, чтобы устроить кое-какой ночлег.

– Да уж. Бегство наше весьма бесславно. Но, по крайней мере, мы теперь знаем, что в Горнем мире всё ещё существуют культы языческих богов. Не всех Храмовые скалы подгребли под свою пяту. Кстати, Луги, те три твари, чьи крики ты слышал… Они были и впрямь с птичьими мордами! Мужик на постоялом дворе не врал. В общем-то пищи для размышлений мы тут набрались.

– Девчонку жалко, – сказал Лугин. Он сидел на кривом разлапистом пне, опустив голову. – Заклюют её там.

Азарь бросил раскачивать пушистую ветку голубой ели, которую собирался приспособить под шалаш, и подошёл к учителю. Сел перед ним на корточки так, чтобы их глаза встретились.

– Мы не можем спасать каждого по отдельности, Луги. Всей жизни на это не хватит. У нас просто не было никакой возможности увести её с собой. Но мы можем попытаться изменить этот мир. Сделать его лучше. Для Маклы… И таких, как она.

– Или мы можем обратиться за помощью к говорящим медведям, – предложил Лугин.

Попросить помощи у медведей (если Лугин и Азарь ещё там не были, то ступайте на стр. 192)

Попросить помощи у медведей (если Лугин и Азарь помогли комам и расстались с ними друзьями, то ступайте на стр. 282)

Послушать Азаря и попытаться жить дальше – стр. 143

Азарь подпёр доской дверь избы и отошёл, чтобы окинуть результат придирчивым взглядом. Изба как будто бы была надёжно заблокирована – все двери и ставни молодец хорошенько подпёр разными досками, жердинами и оглоблями, что в избытке находились на каждом дворе.

Так он поступил со всеми постройками в проклятой веси, даже с давно брошенными – на всякий случай.

Пока Азарь обходил селение, ему несколько раз встречались патрули из четырёх-пяти птицеголовых тварей, которые стерегли покой и сон своих товарищей. По крайней мере Азарь надеялся, что к ночи они бросили искать беглецов и вернулись к родному очагу.

Твари к этому времени сильно устали и валились с ног. Молодой философ и сам едва держался, но у него за плечами были годы жестокого воспитания отца, который мечтал сделать из Азаря великого воина, а потом к этому добавилась служба лазутчиком в Родове. У клювоголовых не было шансов, будь они хоть трижды чудовища.

Азарь нападал почти бесшумно из темноты. Если его и успевали заметить, то что-то предпринять – уже нет. И молодой философ там и здесь укладывал мёртвых обитателей проклятой веси рядком по-над заборами да в сугробы – чтобы в случае чего привлекали меньше внимания.

Собаки срывались с цепи по всему селению и давились лаем. Однако их хозяева так вымотались за день, что в большинстве своём продолжали спокойно спать. Некоторые, и таких было очень мало, всё-таки просыпались и выбегали на крыльцо посмотреть, всё ли в порядке. Выбегали кто с чем: мужики с топорами или ножами, бабы со скалками. Кого-то из них Азарь убивал прямо на пороге, а потом подпирал дверь, чтобы остальные не успели выбежать. От других он хоронился где-нибудь в темноте, предпочитая переждать, когда хозяин уберётся обратно.

Как бы то ни было, но ещё до первых петухов все дозоры были убиты, а постройки накрепко подпёрты или вовсе заколочены так, чтобы никто оттуда не спасся.

Когда Азарь убедился, что всё улажено, он ещё раз обошёл весь. На этот раз он поджигал всё, что могло гореть. Промёрзшая за несколько дней лютых морозов древесина никак не хотела зажигаться. Азарь ругался и, невзирая на усталость с ломотой в костях, не успокоился, пока вся проклятая весь не занялась пламенем.

После чего под ужасный вой и нечеловеческие крики Азарь принялся сооружать из оставшихся досок некое подобие помоста.

К помосту подошёл Лугин. Заслон из лютой пурги пропустил философов, поскольку старый философ нёс на руках Макланегу, которая провела здесь всю свою жизнь.

Учёный ступал вдоль объятых пламенем улиц среди пламени и криков.

Они с Азарем недолго спорили, достойны ли весьцы такой участи. После тех зверств, что они учинили над бедным ребёнком, клювоголовые представлялись безусловным злом, которое не подлежало ничему иному, кроме как немедленному и самому жестокому истреблению.

Когда всё было закончено, они уложили дочку старосты на доски. Девочка была завёрнута в полушубок и шали, в которых Лугин выкрал её с жертвенника. Никакой другой одежды у философов не было, а Азарю даже не пришло в голову разжиться вещами для девочки, пока поджигал весьцев. А если бы и пришло, то ни времени, ни сил на это всё равно бы не осталось.

Удивительно, но домовина, что философы соорудили для девочки, запылала сразу, от одной-единственной искры. Будто кругом царило засушливое лето, а не стояли трескучие морозы.

– Наверно, надо что-то сказать? – произнёс Лугин Заозёрный, глядя в огонь.

Азарь поморщился.

– Эти дурацкие погребальные обычаи всё равно полнейшая глупость. Но если какая-то загробная жизнь всё-таки есть, то давай просто надеяться, что Макла теперь там, где её наконец-то оценят по достоинству.

– Да, – кивнул Лугин, – и пусть там её встретят мама и бабушка.

– Аминь. Ладно, пошли, Луги. А то у меня от этих воплей уже голова раскалывается.

Азарь обнял учителя, и вместе они поспешили вон, подальше отсюда.

Проклятая весь выла потусторонними голосами и корчилась от боли, объятая пламенем. В воздухе кружился пепел. Поднималась пурга. Она смешала снег и пепел, и человеческий глаз ни за что бы не отличил одно от другого. Пурга выла и мела. Она не могла задуть пожаров, напротив – раздувала их всё сильнее.

Наутро, когда последние почерневшие остовы прогорели и обвалились, а едкий дым затянул собою всё на две версты вокруг, впервые за несколько дней мороз спал.

Но двое философов так и не узнали об этом. Они ещё долго уходили глубокой тайгой подальше отсюда без сна и отдыха. А в густом лесу было теплее с самого начала.

КОНЕЦ

Никто не знает, каких трудов стоило Лугину Заозёрному не пуститься следом за учеником. Он ждал до последнего. Стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и, надсаживая горло, всё звал Азаря и звал.

И вот, в момент, когда отчаяние уже подступило к старому философу так близко, что он был готов пойти на поиски ученика, из пурги показался Азарь.

Молодой вымотался до крайности и едва переставлял ноги. Лишь поравнявшись с учителем, он рухнул в снег и раскинул руки в стороны.

– Да, Луги… Зря я предложил тебе выбор. Надо было сразу по-моему делать. Сейчас отдохну, и пойдём на капище звать наших весьцев.

Лугин только вздохнул.

Отдыхал Азарь недолго.

Встав, он наполнил железный котелок снегом и двинул к лесу. Пристыженный учитель потащился следом.

А уже там начались приготовления – стр. 130

Азарь медленно с улыбкой обернулся и посмотрел на хозяина. Глухарь буравил философов подозрительным взглядом.

– Мы тут днём кое с кем пообщались, и он пригласил нас прогуляться ввечеру. – Азарь задумчиво почесал подбородок. – Вот только не помню, как там его звали? Трудно привыкнуть к вашим звериным и птичьим именам, уж не взыщи, хозяин. Пазей, ты не помнишь?

Старый философ помотал головой.

– Юлишь, гость дорогой, – прищурился старик. – Куда это вас звала Мышка на ночь глядя?

– Это не она, – надулся старый философ.

– С чего ты взял, что это она? – усмехнулся Азарь. – Ей спать давно пора.

– А чего она всё время таскается за вами? Ежели узнаю, что дурите ребёнку голову…

– Ты лучше скажи, чего там такого у вас интересного творится, что обязательно средь ночи гулять надо? – перебил его Азарь. – Правда, почему не днём? Праздник какой особый?

– Вот же дурья башка! – усмехнулся Глухарь, кутаясь в шаль. – Праздники, они же радость в себе несут. Оттого и справляют их днём. Днём и жизнь кажется светлее. А ночью люди справляются со своим горем, оставаясь с ним наедине… Кто же ночью чего празднует?

– Какое у вас горе, Глухарь? Может, помочь чем? – спросил Азарь.

– А кто говорил, что у нас горе?

– Ты же сам только что и сказал!

– Не знаю, кто вам там чего наплёл, а у меня всё просто прекрасно! А ну, вертайтесь назад, пока из избы всё тепло не выдуло с вами, полуношниками! Да и мне зябко уж… Айда.

С этими словами Глухарь скрылся в темноте сеней, оставив дверь открытой.

Философы переглянулись. Вопреки словам хозяина отправляться на разведку означало навлечь на себя его гнев. А они здесь всё-таки гости. И так что староста, что сам Глухарь на них недобро косятся. Не стоило ссориться со стариком.

Поэтому философы вошли обратно. Азарь закрыл за собой дверь.

Глухарь сидел за столом в неверном свете лучины и ложкой доедал вчерашний кисель. Азарь сел напротив него и, положив локти на столешницу, пристально уставился на старика.

– Расскажи нам про Позвида, Глухарь, – сказал чужак.

Хозяин подавился киселём и долго кашлял.

– Про Позвида?

– Ну да. Мы с Пазеем здесь люди пришлые, чужие. Местных законов не знаем. А ну как нарушим какие-нибудь негласные уложения? Нехорошо. Просвети нас, Глухарь.

– Поздно вы что-то об этом вспомнили, – проворчал хозяин.

– Почему? Мы уже что-то нарушили? – быстро спросил Лугин.

Глухарь наградил его тяжёлым взглядом, а потом вернулся к киселю.

– Нет. Но добрые гости обычно о таком спрашивают в первый же день, а не на исходе седмицы.

– Мы добрые гости, – заверил его Лугин Заозёрный и добавил, взглянув на Азаря: – Только малость тупые.

Эта нехитрая шутка Лугина разрядила обстановку. Глухарь посмотрел на одного, другого, а затем расхохотался. Вдруг сообразив, что может перебудить жену с внуками, хозяин закрыл себе рот ладонью и какое-то время смеялся едва слышно.

Азарь всё это время сидел по-прежнему напротив него и терпеливо ждал. Лугин налил себе киселя и стал с удовольствием уплетать.

Отсмеявшись, Глухарь заговорил:

– Вообще-то вам, наверное, и впрямь стоило бы знать несколько правил. Староста вам наверняка уже какие-то озвучил, так что не серчайте, коли повторюсь. Уж не знаю, какие у вас нравы там – на большой земле, а у нас девок портить до свадьбы нельзя. А жениться вам на них всё равно никто не даст, красавчик, так и знай!

Азарь выставил руки, дескать, даже не претендую. Глухарь продолжал.

– Не знаю, кто вам и чего наплёл про хозяина нашего, но вообще-то он дюже не любит, когда его по имени поминают почём зря.

– Хозяин – это, в смысле, Позвид? – уточнил Азарь.

– Тише ты, тише! – тотчас зашипел Глухарь. – Ты что, уши дерьмом забил? Сказано тебе не упоминать почём зря.

Лугин воспользовался случаем и отвесил ученику подзатыльник. Пришёл черёд шипеть Азарю.

– Мы поняли тебя, хозяин, – с серьёзной миной кивнул старый философ.

В общем, за этот вечер Азарь и Лугин вытянули из Глухаря ещё много полезных сведений. Наверное, даже больше, чем это было бы, удайся им ночная вылазка. Во-первых, они узнали, что хотя Позвид здесь и главное божество, но далеко не единственное, и в проклятой веси существует даже свой небольшой пантеон. Более того, философы наконец вызнали что-то о мифологии проклятой веси.

Согласно местным верованиям некогда очень давно ничего не было – только великая пустота и ночь. Как ни странно, но это была одна сущность, и звали её Сва. Она находилась в полном одиночестве бессчётные века, пока не стала тяготиться своим одиночеством. И тогда Мать Сва пролила о себе горькие слёзы. И из слёз этих вышел Великий Хлад, ибо в пустоте и ночи не может родиться ничего иного. И хлад этот был Позвид.

Позвид устроил в пустоте твердь, которая, конечно, была ледяная. Остатки пролитых слёз Сва упали на эту твердь и обратились морями. И были эти слёзы столь горькими, что растопили лёд.

И от волшебных слёз Вечной Матери на месте льда встала сыра земля. И от этих же слёз явилось всё живое и неживое в мире.

Кстати, мир в проклятой веси привыкли величать вовсе не Горним, а Корзнем.

– Есть легенда, – тихо скрипел голосом под вой пурги за окном Глухарь, – что где-то в мире ещё остались крупицы тех предвечных слёз Матери Сва. Но это, конечно же, чушь.

Глухарь совсем разболтался довольный тем, что нашёл самых благодарных слушателей за всю жизнь. Под это дело на столе появился небольшой бочонок местного медвяного пива. А под пиво пошло сало с хлебом, луком да солью. Так мало-помалу допрос Глухаря перешёл в гулянку, где уже никто не заботился о том, как бы не разбудить домочадцев, да что можно чужакам рассказывать, а чего нельзя.

Куропатка несколько раз пыталась унять разговорившегося мужа, но того уже несло так, что не остановишь. Тогда она плюнула, загнала малышню обратно на лежаки, а сама уселась рядом, чтобы хотя бы знать, чего там её благоверный наплетёт.

Ещё философы узнали от Глухаря, что Позвиду от матери достался болезненный страх одиночества. Поэтому бог холода вечно нуждается в слугах, но и не только. Слуги, конечно, хорошо, но ещё ему нужна семья. А более всех из семьи – внучка.

Прозвучало это столь же красиво, сколь и пугающе. А на деле вышло ещё хуже: кровавому зимнему богу приносили в жертву девочку, которая ещё не успела закровоточить. Она становилась его до тех пор, пока не надоест или пока весьцы не прогневают чем-то Позвида – тогда приходилось отдавать ещё одну внучку. Это могло случиться через год, пять лет или десять, а могло и на следующий день – никто не мог знать в точности.

Когда Глухарь рассказывал об этом, философов продрал мороз. Они очень надеялись, что такой случай настанет ещё нескоро, поскольку оба совершенно точно поняли, на кого жребий падёт в этот раз. Кого весьцы изберут внучкой кровавого бога.

Потом Глухарь напился так, что стал нести уже какую-то совсем несусветную чушь о том, как когда-то кто-то из проклятой веси спутался с какой-то волшебной птицей, весьцы этого не оценили и пристукнули извращенца, чтоб приличных людей не позорил. А волшебные птицы за это прокляли всю весь.

– Так вот откуда у вас этот волшебный заслон вдоль околицы? – выпалил Азарь.

– Да нет. Это его благодетель наш поставил, шоб…

Глухарь замолчал, уткнувшись лбом в столешницу, а двумя мгновениями позже захрапел.

Куропатка попросила дотащить «пьяного увальня» до полатей. Философы помогли, а после завалились и сами.

Проснулся Азарь оттого, что его вяжут колючими верёвками по рукам и ногам. На удивление времени не было, молодец боднул в нос ближайшего мужика, что склонился над ним. Тот заорал и схватился за лицо. Второго Азарь оттолкнул обеими ногами и засучил ими в попытках скинуть верёвки.

– Луги, подъём! Наших бьют!

Старый философ завозился у стенки.

Азаря в это время стянули на пол и принялись пинать. Отбиваясь, он лягнул одного в голеностоп, раздался хруст. Мужик упал на пол, держась за ногу и крича как ненормальный. Второго Азарь уложил на пол подсечкой и, цепляясь за третьего, сумел подняться на ноги.

Остальные тотчас разбежались в стороны. Азарь успел удивиться – чего это они, их же всё равно больше? – как кто-то разбил об голову парня черенок от ухвата, и уже гаснувшим сознанием Азарь сообразил, собственно, чего это они разбежались.

Давали простор, чтобы размахнуться.

Пока одновременно десять мужиков возились с Азарем, ещё четверо быстро и ловко связали Лугина Заозёрного.

– Да вы с ума сошли! – воскликнул он, увидев своего ученика на полу и с разбитой головой. – Что ж мы вам сделали-то?

– Ничего, – печально ответил староста. – Но после того, что вам рассказал ночью этот кретин Глухарь, мы не можем отпустить вас.

– Так предложили бы нам остаться!

Староста вздохнул и устало потёр глаза. Вуда прошёл из угла в угол, а потом сел на лавку перед философом.

Сам Лугин стоял, вытянувшись во весь рост, со связанными за спиной руками. По обе стороны от него напряжённо держались и ждали любой неожиданности два крепких юноши. Третий сидел перед философом на корточках и связывал ему ноги.

Вуда со звонким шлепком упёрся ладонями в бёдра и чуть наклонился в сторону Лугина.

– Так-то идея хорошая. Мы бы так и сделали, будь на дворе весна или хотя бы лето. А на пороге зимы брать в избу лишний рот – это отбирать кусок хлеба у кого-нибудь из наших. Кормить пару седмиц пришлых сказочников – это не страшно. А вот взваливать себе на горб нахлебников, считай, до осени – это совсем другое дело. Поэтому не взыщи, Пазей, но вас придётся убить. Не думай, что мне или кому-то из наших это доставит такое уж удовольствие. Но…