Текст книги "Сезон пурги и пепла"

– Мир суров и иногда приходится выживать всеми доступными способами, – перебив его, закончил старый философ.

Староста кивнул.

– Ну, что-то вроде того. Ладно, парни, вяжите молодого.

Связанными их потащили к жертвеннику. Азарь по-прежнему был без сознания, и в этот момент Лугин страшно ему завидовал. Мороз стоял такой, что слёзы на глазах брались льдом, а одеть чужаков так никто и не удосужился. Как подняли с постели, так и связали, так и потащили вон.

Лес преобразился. Кто-то развесил на деревьях гирлянды из разноцветных лоскутков и деревянные колокольчики. Последние медленно покачивались на ветру и издавали нестройный глухой звон, от которого кровь стыла в жилах.

Дорога к жертвеннику была усеяна перьями и головами птиц. В основном это были вороны, хотя глаз мог заметить и глухарей, тетеревов, голубей и даже воробьёв.

Капище заботливо расчистили и расстелили вокруг жертвенника красные ковровые дорожки. К двум обелискам были привязаны козёл и баран. Оба схваченные ремешками на мордах, наверное чтобы не орали.

Философов привязали к двум другим обелискам лицом к жертвеннику. Лугина трясло от дикого холода так, что зуб на зуб не попадал.

Азарь глухо застонал, приходя в себя.

– Эй, малыш, ты цел?

– Да, Луги, кажется, да… Вот только ощущение такое, как будто мы с тобой пили всю ночь, а потом меня били всё утро и привязали потом голого на диком морозе.

– Кажется, шутки кончились, Азарь. Посмотри, что делается.

Азарь, впрочем, и сам всё видел.

Толпа тем временем всё прибывала. Местные разбились на три группы. Первая затянула унылый и монотонный напев без слов. Вторая занималась тем, что окуривала его разными травами. Третья группа потолкалась рядом, а потом куда-то исчезла.

Впрочем, вернулись они быстро, как и пришли сюда – с песнопениями да под звон деревянных колокольцев. В центре толпы шла Макланега. Девчонка была белее снега. Её лицо опухло, а глаза покраснели от слёз.

Дочку старосты подвели к жертвеннику и принялись раздевать в девять пар рук.

– Вуда, какого дедера?! – выпалил Азарь.

Старик посмотрел на него с невыразимой печалью и ничего не ответил.

– Позвид может гневаться оттого, что ему одиноко, – печально произнесла какая-то баба, что мгновение назад окуривала жертвенник, а теперь стояла у обелиска Азаря. – В таких случаях ему дарят внучку. Это должна быть невинная дева, которая ещё ни разу не кровоточила.

– Идиотизм! – простонал молодой философ. – Ладно мы, а она-то тут причём? Почему бы вместо неё не притащить сюда Глухаря? Это же он всё выболтал! Хотя я не понимаю, что во всём этом такого тайного!

– Он тоже получит своё, – посулилась всё та же баба.

Но Азарь не унимался. На этот раз он принялся кричать старосте, требуя ответить, за что он так с собственной дочерью? Вуда послал ему ненавидящий взгляд, но при этом по-прежнему молчал.

– Как вы вообще можете это вытворять? – увещевал Лугин Заозёрный. – Что ж вы за люди-то такие? Это же дитя! Это ваш ребёнок! Как так можно?

– Она – порченое семя, – сказала, как плюнула всё та же баба, что стояла рядом с Азарем. – Родилась от блажной потаскухи и сама такая же блаженная. Всё в облаках где-то летала, бестолочь. Кем ещё жизнь веси выкупать, как не такими вот?

– Какую ещё жизнь, мать вашу? – прохрипел Азарь.

– Морозы, которые крепнут с каждым днём. Это гневается Позвид. Если так пойдёт и дальше, все озимые погибнут, и весь ждёт голод. Позвида придётся задобрить.

– Да вы издеваетесь… – простонал Азарь.

Баба пожала плечами и отвернулась от него.

К тому времени Маклу успели раздеть догола, а вещи выбросили за воображаемый круг, образованный обелисками. На морозе тело девочки быстро пошло красными пятнами.

Лугин заплакал и отвернулся.

Ступайте на стр. 134

Собравшись с духом, Азарь согнулся в три погибели и припустил обратно в сторону избушки Глухаря, благо далеко отойти не успел.

Старый философ ждал его и не находил себе места. За время отсутствия ученика он не только сам додумался, но и успел согреть полный ушат воды, куда Азарь с удовольствием опустил ноги, едва показавшись в светёлке. А мгновением позже перед молодцем появился душистый отвар из кипрея, малины, смородины и мяты. Азарь взял деревянную ладейку, куда учитель налил питьё, и осторожно прикладывался губами к её краю всё время своего рассказа.

Парень не забыл ничего из того, что увидел и узнал этой ночью.

– Жаль, конечно, что так и не увидел то, что хотела нам показать Макланега, – мрачно обронил он. – Но, с другой стороны, если бы не она, завтра бы по утряни нас с тобой взяли тёпленькими, а мы б только глазками лупали – за что?

– Недоноски! – фыркнул Лугин.

Старый философ, сидевший до этого перед учеником, встал и переплёл руки на груди.

– О, Луги, да ты умеешь ругаться!

– Это не смешно, Азарь! Почему ты не пошёл за ними и не спас бедную девочку? Очевидно же, что местные придурки и рядом с тобой не стояли, хоть вдвоём, хоть всемером.

Азарь допил отвар и некоторое время отплёвывался от сморщенных листьев, что набились в рот вместе с остатками. Поставив ладейку на воду, он толкнул её ногой. Посудина закружилась по ушату.

– Потому что, как ты всегда и учил меня, старая перечница, приходится думать о последствиях. Кто такая эта Грая? Может, тварь первостатейная, а я, рискуя всем, ломанусь её спасать. Нельзя защитить всех, как бы того ни хотелось. Зато я могу спасти тех, кто мне дорог. Например, тебя, Луги. Так что, кажется, загостились мы тут. Пора и честь знать.

– Но мы так ничего здесь и не нашли!

– Если нас завтра схватят за изнасилование, то и не найдём. Причём нигде.

– И то верно, – насупился учёный. – Ну, каковы негодяи… Может, айда к старосте? Прямо сейчас?

Азарь саркастически посмотрел на старика, и тот удручённо покивал:

– Ну да, ты прав. Наше слово против их…

– Учитывая, что Вуда изначально нам не доверял и как раз что-то подобное подозревал. Помнишь, как он предупреждал девок не бесчестить?

– Вот это, может, и навело наших молодчиков на сию светлую идею.

– Может, – кивнул Азарь. – Но это уже не наше дело. Собирайся, Луги.

Старый философ полез за печку, и мгновением позже оттуда вылетели два вещевых мешка – его и Азаря. Сам же ученик в это время насухо вытер раскрасневшиеся ноги и принялся наматывать на них онучи.

– Может, шалью ещё сверху? – вслух размышлял он. – Дубарина стоит. Эй, Луги, как думаешь, Глухарь сильно осерчает, коли утром пары шалёнок не досчитается?

– Что мы будем делать с этой девочкой? – спросил Лугин, пропустив слова Азаря мимо ушей.

Философ уже собрал вещи и теперь натягивал на плечи видавший виды полушубок.

– С Граей?

– С Макланегой, дурень! Если верить твоему рассказу, то девочку здесь не ждёт ничего хорошего. Если эту Граю те козлы решили изнасиловать по случаю, пока мы здесь, то, судя по всему, попользоваться Макланегой, когда подрастёт, тут считается нормальным.

– Да, возмездия за неё они не боялись… – сказал Азарь. – Хотя дочка старосты же. Как так? Ничего не понимаю…

– Как так – это мы потом у неё можем спросить. Когда вытащим отсюда. Подумай, что здесь ждёт этого ребёнка? Мы могли бы отвести её в место поприличнее.

Азарь перелил остатки сонного отвара в небольшой бурдюк, а потом осторожно вытянул у глухарёвцев из-под голов мешочки с душницей.

– Ай, Луги, ты и мёртвого уговоришь! Тем более что эта девочка, скорее всего, может нас провести через снежный кордон.

– Не прикидывайся расчётливым ублюдком! Я знаю, что тебе тоже жалко бедную девочку.

Вдвоём они покинули жилище спавшего беспробудным сном семейства Глухаря. Ночь стояла такая же тёмная, как и вчера, практически ничего нельзя было разглядеть. Лугин всё так же держался за ученика, только разве что теперь уже не за его пояс, а за лямку заплечного мешка. Другой рукой старый философ шарил перед собой, чтобы ненароком на что-нибудь не напороться. Азарь по-прежнему ориентировался в темноте, как кошка, и уверенно привёл учителя к калитке старосты.

Собаки, как прежде, разрывались от лая. Однако, кажется, это больше никого не тревожило. Азарь надеялся, что местные обошли на несколько раз всю весь и, так никого и не обнаружив, отправились на боковую. Во всяком случае, за всё время путники не заметили ни одного признака, чтобы по селению шатался кто-нибудь, кроме них.

– И что будем делать? – спросил Лугин Заозёрный. Имел в виду он, конечно, то, что серый арапейский волкодав старосты оказался ни к чему не привязанным, и теперь он со страшным лаем колотился в высокую калитку.

– Скотина! – выругался Азарь. – Хорошо ещё, через забор перепрыгнуть не может.

Скрипнула дверь.

Азарь среагировал мгновенно. Он толкнул учителя в сугроб и сам нырнул следом. Притаились.

– Пушок, а ну фу! – раздался девичий голосок. Потом хруст снега, шелест грубой ткани, и над забором показалась покрытая шалью голова Макланеги. – Эй, есть здесь кто-нибудь?

Азарь поскрёб ногой по забору. Догадливая девчонка всё поняла правильно и прошептала:

– Я тут одна. Это вы?

– Мы, мы, – подтвердил Азарь. – Сматываться надо, Макла. Сама знаешь, что жизни тебе тут не будет. Но если не уйти сегодня, сейчас, то завтра будет уже поздно!

– Я поняла, – совсем по-взрослому кивнула она. – Ждите здесь, я быстро!

– Постой! – Азарь встал и протянул Макле через забор бурдюк и несколько узелков. – Здесь сонное зелье. Не пугайся – ничего опасного. Твои родные просто хорошенько выспятся. Но, чтобы ты могла спокойно уйти, придётся напоить их этим. Как уж ты это сделаешь – думай сама. В узелках душница. Их надо положить родителям под голову, чтобы не проснулись раньше времени. Ты всё поняла, Макла?

– Да! Я быстро!

И действительно, быстро-быстро захрустел снег.

– Думаешь, староста ничего не заподозрит? – спросил Лугин.

Азарь пожал плечами, как будто учитель мог его видеть.

– Нам остаётся надеяться, что Макла проявит такую же находчивость и здесь, какую она показала, когда вывела нас с тобой на чистую воду. Ох, если не выгорит, надеюсь, мы успеем унести ноги, прежде чем Вуда переполошит всю округу…

Потянулось ожидание. Оно было тем невыносимее, чем морознее делалось на улице. А холодало с завидным постоянством, словно весь мир грозился обратиться ледником.

Наконец хлопнула дверь, и торопливые шаги маленьких ног сообщили философам, что всё устроилось как нельзя лучше. Макланега шикнула на Пушка, отправив его в конуру, и вышла за калитку.

Девчонку колотил озноб, и нельзя было сказать, от чего больше – от холода или страха перед неизвестным?

– Ты готова? – осторожно поинтересовался Лугин Заозёрный.

Макла судорожно кивнула.

Они пошли в направлении околицы: два пришельца – великий философ Лугин Заозёрный, его лучший ученик и ближайший друг Азарь, да несчастная девочка Макланега, рождённая в проклятой веси, одинокая и слишком непохожая ни на кого из местных, чтобы ей дали спокойно жить.

Как уроженка проклятой веси Макланега легко вывела философов за околицу, а позже к лесу. Никакая магическая защита из лютой пурги не преградила дорогу. Так Азарь и Лугин получили ответ хотя бы на один свой вопрос: колдовская метель существовала здесь всё-таки для того, чтобы оградить проклятую весь от всего прочего мира, а не наоборот. Это наводило на новые мысли, вроде той, что коль скоро местные никак не стеснены в перемещениях, стало быть, когда-то здесь жили достаточно сильные чародеи, способные создать этот кордон и защитить весь… От кого?

Вопросов оставалось слишком много, но их важность таяла, как вешний снег, по сравнению с тем, что рядом вышагивала живая, дышащая Макланега. Напуганная от неизвестности, но в то же время решительная, только что совершившая то, чего здесь наверняка уже давно, а то и вовсе никогда не знали – навсегда покинула весь. Впереди её ждала таинственная и страшная, но зато свободная жизнь.

А чтобы девочка и в самом деле попала, быть может, на единственный островок свободы в Горнем мире – за этим проследят Азарь и Лугин.

…Утром они вошли уже так далеко в лес, что снега почти не было видно и стало ощутимо теплее. К моменту, когда проснулось семейство старосты и была обнаружена пропажа, путники уже были так далеко, что отыскать их не представлялось возможным.

* * *

Рассветное солнце окрасило мир в тёплые оранжевые тона. Его лучи играли в отблесках росы, и казалось, будто мир покрыт волшебными самоцветами.

Открывались избы, и мало-помалу выкатывались заспанные люди. Постепенно раскачиваясь, они принимались за свои повседневные обязанности – привычно, практически уже не замечая их.

Избы здесь стояли разные, каждый украшал свою кто во что горазд. Кругом были резные наличники, расписные ставни, узорчатые коньки – да чего только не было. У одной избы даже над дверьми висело деревянное изображение птицы сирин.

Эта-то дверь и открылась одной из последних. Из-за неё, из душного сумрака сеней появились Азарь и Лугин Заозёрный. Оба свежие и отдохнувшие. Азарь одет по-походному – в крепкие сапоги, серые льняные порты и рубаху без вышивки или каких-либо других опознавательных знаков. За спиной заплечный мешок. Старый философ вышел в исподней рубахе, из-под которой выглядывали босые ноги.

– Что ж тебе всё у печки не сидится-то? – спросил философ.

Азарь сжал ладонью плечо учителя. Улыбнулся.

– Ты знаешь, старая перечница, что у нас ещё очень и очень много дел. К тому же я тут подумал… Наверное, пора забирать Горислава из Храмовых скал[3]3
  Об этом в романе «Крылья нетопыря. Часть I. Сон разума».


[Закрыть].

– Наконец-то что-то путное возникло в этой бедовой голове! – проворчал Лугин Заозёрный.

– Доброе утро самым лучшим сказочникам!

Мужчины оглянулись. К ним бежала Макланега. Макла поселилась в избе бездетных супругов, которые тотчас признали смышлёную девчонку дочерью и не чаяли в ней души. Вот и сейчас Макланега появилась перед философами в заботливо вышитой красной нитью верхней рубахе и летних полусапожках, что были даже по местным меркам зажиточной Безымянной веси дорогим удовольствием. Голову девочки венчало красное очелье с золотыми налобными кольцами.

– Здравствуй, Мышка! – улыбнулся Лугин.

– Гой еси, красна девица! – усмехнулся Азарь. – Куда путь держишь спозаранку?

– К чудам. Мусса мне обещал прямо с утра показать один жутко древний трактат, пока Альхазред не видит! – девчонка заговорщицки прищурилась. – Представляете?

– Ох, задаст вам Альхаз, если узнает! – рассмеялся Азарь. – Он тот ещё скряга. Ну, беги тогда скорее!

Сверкнув улыбкой, Макланега припустила к концу улицы.

– Всё-таки не зря мы побывали в проклятой веси, – вымолвил Лугин Заозёрный, пристально глядя ей вслед. На глазах навернулись слёзы. – Какая, в сущности, разница, узнали мы что-то о верованиях тех странных людей или нет, если теперь она имеет возможность жить так, как того хочется ей самой?

Азарь обнял старого учителя.

– Да, Луги, ты прав. Как думаешь, она скучает?

– Конечно, скучает. Но Макланега умная девочка, она лучше нас с тобой знает, какая судьба ждала её в проклятой веси.

Они постояли так ещё некоторое время, а потом разошлись. Лугин захлопнул дверь избушки под сирином и отправился к себе. А Азарь поправил лямки заплечного мешка и быстрым шагом направился в сторону околицы. Он действительно очень радовался за Макланегу и ничуть не грустил по тому поводу, что тайны проклятой веси так и остались тайнами.

Тем более что в подземельях Безымянной веси по личному распоряжению Азаря, на основе всех сведений, которые успели добыть сами философы и что сумела сообщить Макланега, готовилась новая экспедиция в проклятую весь.

Теперь туда собирались люди, известные в Безымянной веси как мифотворцы.

КОНЕЦ

Лугин Заозёрный сидел с таким видом, словно оказался единственным трезвым на пьяном гулянии.

– Это самое безумное, что мне предлагали сделать в жизни.

– То есть ты согласен? – настаивал Азарь.

– Что-то не припомню, чтобы я такое говорил.

Азарь встал и, взглянув медведю в глаза, попросил того ненадолго выйти. Тот кивнул и безропотно исчез снаружи.

Старый философ хмуро смотрел на ученика.

– Я знаю всё, что ты мне скажешь, – враждебно произнёс старый философ. – Мы не станем убивать или как-то иначе избавляться от этой девушки.

– Даже если она и впрямь колдунья? – хитро прищурился ученик.

– Азарь, мы с тобой не какой-нибудь Синод Храмовых скал, чтобы казнить девушку только за то, что она вдруг оказалась ведьмой. Если она действительно таковой является. В чём лично я весьма сомневаюсь.

– Хорошего же ты обо мне мнения, старая перечница! Тебе никто не предлагает убивать или как-то иначе избавляться от бедной девушки, которую жизнь, видать, допекла так, что бежала дальше, чем видела, и вынуждена теперь жить с тремя медведями.

Лугин вздохнул и, закрыв ладонью глаза, наклонился.

– Господи, как же ты любишь зайти издалека…

– Но мы выслушали только одну сторону, я просто предлагаю дать слово и другой. И тем более Луги, – Азарь ещё более хитро прищурился и подался вперёд к учителю, как бы намекая, что разговор теперь пойдёт строго между ними, – неужели тебе не охота посмотреть на девицу, из-за которой весь сыр-бор?

Лугин снова вздохнул.

– Ты хитрый жук, Азарь.

Молодой философ просиял самой лучезарной своей улыбкой и воскликнул:

– Чёрт возьми, Луги, есть у тебя ещё порох в пороховницах!

Учёный горестно покивал. Азарь расхохотался и позвал Треса. Ощущение было такое, будто медведь ещё с порога догадался, что люди возьмутся за это дело. В действительности же он просто подслушивал.

Трес провёл философов по лесу и показал им жилища основных комов, о которых людям надо было знать. То есть тех, с кем наиболее вероятна встреча в ближайшее время. Среди них, конечно, были и вожаки – Кудер, Мунда и Зок. Никого из этих троих философы пока не видели, но насчёт нрава уже успели сделать определённые выводы. Для этого достаточно было бегло взглянуть на их жильё.

Если даже самые знатные комы продолжали следовать вековой традиции и селились в полуземлянках-полуберлогах, то у этих стоял полноценный добротный сруб на высоком каменном подклете. На крыше дорогущая даже по лихоборским меркам керамическая черепица. И двор обнесён крепким забором.

Навидавшийся княжеских и боярских дворов Азарь оценил размах. Особенно для эдакой глуши.

– Всем миром строили, – произнёс Трес тоном существа, которого распирает от гордости за своё творение.

Теремок и впрямь был что надо, вот только не шёл ни в какое сравнение с остальными берлогами. И Азаря съедало чёрное любопытство: что об этом думали сами комы?

На прямой вопрос Трес только пожал плечами: «А нам оно на что? Мы – комы простые. И они были простые, пока не появилась девица».

– Вырисовывается, однако, интересная ситуация, – задумчиво говорил Азарь, пока они с Лугином на почтительном расстоянии обходили терем.

– Что ты имеешь в виду?

– Трес описал нам эту девицу как безусловное зло. Но что мы видим по итогу?

– И что?

– По крайней мере, сейчас я вижу, как дикое племя зверолюдов приобщается к достижениям цивилизации. В терему ведь не в пример теплее и суше, чем в их землянках-берлогах. Я думаю, Треса бесит не сам факт того, что молодка руководит тут всем, а то, что она вмешивается в их внутренний уклад.

– Чего? – нахмурился философ.

– Того. Представь, комы веками живут в землянках, а тут у главарей появляется зазноба, и жизнь постепенно начинает меняться. Вожди больше не роют землю, а выстраивают себе высокий и наверняка богатый по местным меркам терем. Думаю, Луги, пришло время постучаться в теремок к трём медведям.

И они постучались.

Дверь открыла сама Млава.

Девица, безусловно, красивая, есть отчего голове пойти кругом. Огромные, будто вечно удивлённые глазищи глубокого песочного цвета. Чётко очерченные губы и скулы, ровная кожа, пышная коса. Загляденье, а не девка.

Лугин и загляделся. Его молодой спутник, напротив, остался весьма холоден к её красе. Он вежливо поздоровался и попросил разрешения войти. Сбитая с толку девица посторонилась, пропуская мужчин внутрь.

Видимо, уж кого-кого, а двух мужиков человеческой наружности она явно не чаяла здесь увидеть.

Сени утопали в мягком полумраке. Стены были обшиты берестой, на которой чья-то умелая рука вытравила затейливую плавную вязь старинного неревского узора. На деревянном полу лежала красная вытканная дорожка.

Когда вошли в светлицу, в глаза тотчас бросилась жарко натопленная печь-каменка. Она стояла ровно посередине, и от трубы в противоположные стороны расходились узорчатые занавески, делившие светлицу напополам. В той части помещения, что не была скрыта покровами, путники увидели дубовый стол, вокруг которого стояли две широкие лавки с изразцами на ножках. На лавках белые покрывала. На столе белая же скатерть с красным шитьём. На полу всё такие же красные дорожки, как и в сенях. Всё чисто выметено, прибрано. Из печи тянет чем-то вкусным.

Ведьма там или нет, но хозяйкой Млава, судя по всему, была отменной.

– Можно? – спросил Азарь, взглядом указав на лавку.

Всё ещё не произнося ни слова, девушка кивнула.

– Ты прости, что ворвались так непрошено, – виновато улыбнулся Лугин. Старый философ пристроил свой вещмешок в углу у самого выхода, чтобы не пачкать сияющие чистотой дорожки, а сам остался стоять подле ученика. – Просто нам сказали, что в этом медвежьем селении живёт человек, разве после этого мы могли пройти мимо?

– Представляю, что они вам наплели, – буркнула девица. Очевидно, её успокоил ласковый тон старого учёного. Млава слегка пришла в себя и оттаяла. – Хлеб да соль? Мы гостей не ждали, но, может, отведаете и нашей повседневной снеди?

– С удовольствием! – блеснул зубами Азарь.

Девица кивнула и принялась метать на стол еду. И впрямь первыми там оказались хлеб и соль, потом нарезанная крупными дольками репа, рядом кружочками сахарная свёкла, сытый мёд и мёд в сотах. Чуть позже из пылающего зева печи показался увесистый горшок с густой наваристой похлёбкой. От запаха, что шёл из горшка, у философов потекли слюнки. Не успела Млава разлить варево, как пришельцы вооружились ложками и принялись хлебать да нахваливать, отчего губы хозяйки тронула робкая улыбка.

– Меня, кстати, Азарем кличут. А вот эту старую перечницу…

– Лугин Заозёрный, – сказал Лугин Заозёрный, и Азарь не то фыркнул, не то хохотнул. А потом подался чуть вперёд и сообщил девушке:

– Вообще-то, обычно он Пазеем называется в незнакомой компании, но, кажется, ты внушаешь ему доверие!

– Это приятно, – кивнула девица. – Хоть кому-то я внушаю его. Моё имя Любомира.

Ложки философов замерли в полпяди ото рта.

– Прости, почтенная хозяйка, – осторожно начал Лугин, – но нам говорили, что тебя величают Млавой. Или здесь есть ещё…

– Никого тут больше нет. Они просто всех человеческих девок Млавами кличут. Медведи они и есть медведи, что с них взять? Даром что по-нашему балакать научились.

– Серьёзно? – удивился Азарь. – А мужиков они как зовут?

– Безлепами. Но эти хоть по полу нас различают, а я слышала, что драконы Нефритовых скал всех людей зовут Георгиями.

Философы переглянулись.

Пока они ели и беседовали, Любомира суетилась у печи и готовила ещё что-то.

– Могу себе представить, – проговорила девица, не отрываясь от своего занятия, – чего комы вам про меня наплели. А ещё, поди, не кто-нибудь, а Трес, – хозяйка бросила на мужчин короткий взгляд. Те сидели с самым честным видом. – Ну, я так и думала. Этот вообще любитель. Он считает себя самым умным, потому что какая-то весьевая девка научила его читать. Вот начитается всякой дряни, а потом сам небылицы сочиняет.

Философы в который раз переглянулись.

– Любомира, – вкрадчиво произнёс Азарь, – мы бы хотели знать, как всё на самом деле.

– Да что тут знать? – горько усмехнулась она и поставила перед молодым мужчиной ковш с горячим душистым сбитнем. – Из дому меня выгнали. В лес ушла. Так и бродила, уж и не знаю сколько. В этом лесу время идёт как-то по-особенному… Набрела на избушку-землянку. Двери нараспашку, других срубов нигде не видать. Думала, зимовье какое или охотничья времянка. Кто ж их знал этих комов, что они любители жить наособицу и не ведают ни замков, ни затворов?

Любомира встала и загремела посудой. Потом достала какие-то плошки да черепки и принялась скоблить их чистенькой тряпочкой.

– У них тут такой гадюшник был, честное слово, чёрт ногу сломит… Ну, я и решила, что в землянке давно никто не живёт. Хотела устроиться пока тут. Навела порядок, подновила занавески, поесть, конечно, приготовила. От суеты сомлела, а когда проснулась, то увидала прямо над собой три чудища. Три здоровенных медведя свирепо глазели на меня да ещё и рычали. Представляете? Я чуть богу душу не отдала.

Девица перевела дух.

Философы успели расправиться с похлёбкой и теперь лениво жевали сладкую репу и запивали её сбитнем.

– Потом, когда сожрали всё, что я наготовила, медведи сменили гнев на милость. Оставили меня у себя. Служанкой.

– Значит, ты не руководишь тут всем? – уточнил Азарь.

Девица расхохоталась.

– Руковожу? Да, со временем эти трое стали лучше ко мне относиться, но вряд ли настолько полюбили, что готовы слушаться хоть в чём-то.

Девушка подобрала полы своей верхней рубахи и присела на краешек лавки напротив Лугина.

– Прости нам наше любопытство, прекрасная Любомира, – осторожно проговорил старый философ. – Но как же так вышло, что тебя прогнали от родного очага?

Девчонка помрачнела окончательно. Она опустила голову и смяла в тонких изящных ладонях подол.

– Я родилась, как и все нормальные люди, у мамы с папой. В богатстве не купались, но жили себе не тужили. Отец вообще-то пахарь у меня, но тут вдруг втемяшилось ему в дружину пойти…

Азарь ехидно посмотрел на учителя, дескать, гляди, не один я люблю зайти издалека.

– Уж не знаю как, но он попал в отроки к самому Оридею Соловью. А тот был знатный рубака. Столковались они как-то с Поволодом Змееборцем и пошли каких-то очередных гадов бить. Это был первый поход моего отца. И последний. Вернулся он уже без ног. Как вы понимаете, кормилец из него вышел так себе. Да ещё, как назло, все старшие дети девками выдались. Мы, конечно, за плуг все впряглись, и братья, и сёстры. Да толку? В тот год на нас беды так и сыпались, будто кто проклял. Одного брата медведь подрал, другого трясучка зимой свалила – еле отходили. Поняли: ртов много, надо девок замуж пораздавать. На меня первую охотники нашлись. Парня неплохого выбрали, я за такого как будто бы и сама не супротив была. Но в пути его волки сожрали. А кости разбросали по-над всей околицей.

– Ой-ёй-ёй, – покачал головой Лугин Заозёрный.

Азарь нахмурился, уже предчувствуя, куда ветер дует.

– Все решили, что это я проклята, – хрипло проговорила Любомира. – Вот и выгнали к лешему. Серьёзно, отвели в лес и бросили у дерева – для хозяина леса.

Девица не выдержала и разрыдалась.

Лугин тихонечко подсел к ней и, притянув к себе, отечески обнял. Девчонка доверчиво прижалась к его груди и притихла. Лишь часто вздрагивали плечи.

– Почему ты всё это нам рассказала? – спросил Азарь. – Пришлым людям, вообще не пойми кому. Вот так запросто взяла и выложила.

Любомира оторвалась от груди учёного и посмотрела на него.

– Я хочу, чтобы, когда вы станете меня убивать, то помнили, что губите человека, а не какого-то монстра.

– Боже мой, Любушка, откуда такие мысли? – изумился учёный.

Девица фыркнула.

– А то я не знаю, для чего эта скотина Трес мог вас подослать!

– Мы пока ничего не решили, – обронил Азарь. Навалившись локтями на стол, он в упор посмотрел на девицу. – За угощение и ласку спасибо, но как быстро ты поняла, зачем мы пришли?

Девушка помедлила.

– Ну, – поторопил её Азарь.

– Сразу же.

– Выходит, – медленно проговорил Азарь, глядя куда-то поверх головы Любомиры, – ты могла всё это и выдумать, чтобы спастись. Выбить скупую слезу из глаз тупых мужланов, дескать, пожалейте сиротку – и так от жизни досталось.

– Нет. Не могла.

– А так, в порядке бреда: настоящая ведьма на твоём месте могла бы так сделать?

– Наверное, могла…

– Тогда у нас с тобой два пути. Первый: ты рассказываешь, как всё было на самом деле. И второй… Он не очень тебе понравится.

Лугин в ужасе уставился на ученика. Лицо старого философа было белее мела.

Путь 1 – стр. 196

Путь 2 – стр. 64

Азарь был обескуражен тем, что полагал, и не без основания, будто его весьма трудно застать врасплох. Тем более глубокому старцу, чьё прозвище Глухарь.

– Сердце, – не моргнув и глазом соврал старый философ, хотя обычно за ним такой находчивости не водилось. – В нашем возрасте, сам знаешь, это часто бывает. Надо подышать, а то в духоте и концы отдать недолго.

– Это уж как водится, – согласился Глухарь, усаживаясь на завалинку поблизости от крыльца. – Вы не против?

Конечно, философы ответили, что только «за».

Весь остаток ночи проклятый дед таскался за философами, как привязанный. К следующей полуночи они решили действовать иначе.

Ступайте на стр. 32

Азарь долго и печально смотрел на учителя. Лугин хотел что-то сказать, но ученик остановил его.

– Нет, Луги, что бы ты ни хотел сказать – молчи. Это только моя боль и только моя ноша. Не пытайся ни облегчить её, ни поменять. Я сам. Я должен сделать это сам…

Лугин Заозёрный покорно склонил голову. Азарь повернулся к верзиле и посмотрел тому прямо в глаза.

– Ты, кажется, считаешь меня круглым дураком, если решил, что я поверю в такой выбор. Нас ты привязал, а Макланегу приволок прямо к жертвеннику, да ещё и раздел. Вероятно, она важнее для вашего скотского ритуала, чем я или Луги. Что бы я ни выбрал, ты не отпустишь Маклу. Но если в тебе есть хоть что-то мужское, если ты способен держать своё слово хотя бы наполовину – отпусти старика. Ему и так недолго осталось. Он, может, даже сдохнет где-нибудь в лесу, так и не добравшись до ближайшего людского поселения. Но он хотя бы умрёт свободным человеком, а не как скот – под жертвенным ножом.

Детинушка расхохотался.

– Хорошо сказал, чужак! Даже попытался «на слабо» меня взять! Но я пошутил. И если ты не заметил, никаких слов я тебе не давал. Да и кто ты такой, чтобы я давал тебе слово? Пришлый негодяй, у которого даже родного очага нет! Ты грязь, Азарь. Таким, как ты и твой друг-сказочник, не место под этими небесами.

Он плюнул на Азаря и подошёл к жертвеннику.

Философы переглянулись.

Ступайте на стр. 134

Азарь долго и печально смотрел на учителя. Потом повернулся к верзиле и заглянул тому в глаза.

– Ты, верно, считаешь меня круглым идиотом, коли решил, что я поверю, будто ты дашь мне реальный шанс спасти хоть кого-то из этих двоих. Да и кто ты такой? Ты – никто! Так, мальчик на побегушках у старосты! Ты здесь ничего не решаешь. Так что пшёл на хрен, дерьма кусок!

Рожа верзилы побагровела от злости. Он рванулся к Азарю с явным намерением хорошенько разукрасить тому морду перед обрядом, однако молодой философ оказался быстрее. Он ногами обвил здоровяка за пояс и рванул на себя. Тот, не ожидая ничего подобного, неловко взмахнул руками, и был вынужден вцепиться в обелиск, чтобы не упасть.