Текст книги "Годы в белом халате"

Легенды сумасшедшего дома

На свободу

Вы знаете, что такое районная больница? Нет, вы не знаете, что такое районная больница. Сюда привозят ВСЕХ. Милицейские патрули преподносят подобранных на улице бомжей. Везти их в участок, потом оформлять – долго и нудно. Поэтому патрульные, недолго думая, выискивают на лице бомжика ссадину (а если таковых не находится – делают сами) и с предположительным диагнозом ЗЧМТ радостно доставляют нам.

Мужики выпили, не поделили последнюю рюмку. Один у другого на голове пустую бутылку разбил. К нам! Чтоб он ещё и с санитарами в приёмной подрался!

Особенную радость персонала больницы вызывают сумасшедшие. Да, эти товарищи тоже травятся неспелыми сливами, ломают руки и ноги и дерутся. Город небольшой. Всех местных оригиналов медики знают в лицо.

Про одного из наших пациентов этот рассказ.

Жил в городе тихий шизофреник Петров (фамилия изменена). В зимне-летний период никого не трогал, но осенью и весной у этого типа начиналось обострение. И тогда Петров проникался важностью своей миссии на планете Земля и начинал вещать.

Для проповеди он обычно выбирал группы гоповатых молодых людей, которые вечерами отдыхали, философствуя в тени парковых аллей. Молодые люди терпели его проповеди минут пять. Потом вежливо и аккуратно «наносили лёгкие телесные повреждения». И Петров попадал к нам! Мы лечили товарища проповедника и отпускали восвояси. Через неделю он попадал к нам снова.

Жил Петров хорошо. Имел собственную квартиру, но там было неинтересно. Поэтому Петров периодически уходил за город. А там, на свалке, имелся городок бомжей (привет, девяностые). Стояли шалаши из полиэтилена и палок, горели костры. Романтика, блин. Петрова там принимали за своего и любили.

И вот, попав однажды к нам с очередными побоями, Петров заскучал и решил отправиться в милый его сердцу городок на свалке. Прямо в больничной одежде и тапочках он выбрался через окно и побежал по городу. Смеркалось. В больнице тревога: Петров сбежал. Во двор залетает «буханка» скорой и милицейский «бобик».

– Да к бомжам он побежал, – горячится водитель Валера, молодой и азартный. – По Ленина пойдёт. Там его и перехватим.

Два санитара грузятся к Валере. Летим.

Окраина города. Тёмная улица. В свете фар показывается Петров в тапочках и штанах на два размера больше.

– Стойте, с-сударь! – кричит Валера.

Но Петров уже вкусил ветер свободы. Он съёживается, принимает низкий старт и бьёт рекорды по стометровке в тапочках.

– Не уйдёшь! – орут в матюгальник менты.

В окнах квартир любопытные лица.

Петров скрывается между домами. Мы едем следом. Дома кончаются. Начинается картофельное поле, за которым сияет зарево городка бомжей. Петров бежит по бурьяну и картофельной ботве, высоко задирая ноги.

– Твою мать! – в азарте Валера бросает казённую машину на штурм поля. Менты свою машину жалеют и отстают.

Санитары внутри «буханки» чувствуют себя на родео. Их бросает под потолок и с размаху бьёт о жёсткие скамейки. Машина настигает бегущего шизофреника, и Валера, в лучших традициях гонконгских боевиков, тигром бросается на Петрова прямо с водительского места. Налетают санитары, прибегают менты.

Петров с тоской смотрит на далёкое зарево городка бомжей и не сопротивляется.

Через неделю его таки оформили в психиатрическую больницу.

По грибы

В начале двухтысячных я уже учился в медицинском университете и проходил многочисленные практики в различных больницах города. В центральной психиатрической больнице я познакомился с тихим пациентом 62 лет. Назовём его Михалыч. Михалыч был душевным человеком. Всю жизнь отработал на солидной должности в какой-то строительной организации, любил собирать грибы, был женат и имел двух взрослых сыновей.

К сожалению, шизофрения не выбирает. Михалыч и в молодости отличался странностями, а с возрастом совсем зачудил. Жена обратилась к специалистам, и те поставили неутешительный диагноз.

Михалыч со свойственным ему добродушием принял свою болезнь. Покинул пост в организации, устроился сторожем. И зажил спокойно и мирно.

От нормальных пенсионеров он отличался только тем, что осенью и весной пропивал курс специальных препаратов. Ну и в больнице иногда полёживал.

Трагедия приключилась осенью. В самое грибное время. Михалыч уехал к своему двоюродному брату в деревеньку неподалёку от нашего города. За грибами. А препараты по стариковской рассеянности дома забыл. «Ну ничего, – подумал он, – за три дня ничего не случится».

И ничего не случилось бы. Грибов Михалыч набрал много. И, возвращаясь домой, стоял на перроне, дожидаясь электрички. В руках у него была корзина с грибами. В кармане – хороший такой нож.

Вполне мирный, безобидный старичок. Вот на эту безобидность и купились три несовершеннолетних оболтуса, которые решили дедушку обидеть и, возможно, слегка поживиться за его счёт.

Как утверждают свидетели, Михалыч минут пять отбрёхивался, пытался отшутиться. Но потом один из подростков совсем разошёлся и ударил ногой по корзине с грибами.

И тогда мирный и тихий Михалыч встал.

Первый хулиган получил проникающее ранение брюшной полости и сполз на асфальт, держась за живот. Второй успел повернуться, чтобы дать дёру, поэтому дедушка ударил его в спину. Нож прошёл между рёбрами, зацепил лёгкое. Третий хулиган бросился-таки бежать. Шизофреники – люди упорные. Дедушка преследовал обидчика минут пятнадцать, пока юные, но прокуренные лёгкие не сдались. Тогда дедушка нанёс обидчику четырнадцать ножевых ран (три из них смертельные) и вернулся на перрон. Там он деловито добил ползающую по окровавленному асфальту парочку, собрал грибы и сел на скамейку дожидаться электричку. Никакой агрессии к остальным пассажирам и прибывшему наряду милиции дедушка не проявил.

Здравствуйте, я Том

Вы, наверное, смотрели фильм «Память»? Или хотя бы «50 первых поцелуев»? Но однажды мне пришлось столкнуться с подобным пациентом.

Однажды на занятие по психиатрии преподаватель привёл нам пожилого мужчину в больничном халате.

– Опросить, поставить диагноз, – скомандовал психиатр и уселся на диванчик, издали наблюдая за нашими потугами.

Всей группой мы окружили пациента. Тот охотно шёл на контакт, много рассказывал.

– Зовут меня Николай Иванович. Работал я врачом-травматологом. Попал в аварию, получил травму головы. Теперь лежу здесь. Сын у меня тоже врач.

Опросили, пациента отправили в палату, собрались на консилиум.

– Ну что? – хитро улыбается преподаватель. – Ваш диагноз, коллеги?

– Какие-нибудь последствия травмы? – пожимает плечами староста. – Вроде, всё в порядке у него. Адекватен, во времени и пространстве ориентируется. Честно говоря, не знаем, что с ним.

– Если бы он был здоров, он бы у нас не лежал, – вздохнул преподаватель. – Даю подсказку.

И он повесил на карман халата бейджик со своим именем – «Зарецкий Николай Иванович».

– Пациента зовут Иван Павлович. Работал он на стройке прорабом. Получил открытую травму черепа какой-то балкой, сорвавшейся с креплений. Полгода провёл в реанимации. Думали, уже не выживет. Две дочери у него. Каждое утро Иван Павлович просыпается и придумывает себе жизнь. Видит – вокруг люди в белых халатах. Значит, он в больнице. Но ведь у него ничего не болит – значит, он врач. Увидел вас – о, и у меня сын есть. А имя придумал, прочитав мой бейджик. Память Ивана Павловича держится от двадцати до сорока часов. Соответственно, ставим мы Ивану Павловичу травматическую амнезию. И прогноз весьма неутешителен. Поражение тканей мозга было серьёзным. Функция памяти вряд ли восстановится.

Ивана Павловича было жалко. Был он нам симпатичен своей открытостью и добродушием. И когда через несколько лет я увидел в кинотеатре комедию «50 первых поцелуев», я вспомнил Ивана Павловича. И мне было совсем не смешно.

Её высочество

На одном из следующих занятий мы познакомились с милой девушкой по имени Анжелика. Анжелику перевели в больницу сразу из роддома. И до родов она отличалась странным поведением, врачи диагностировали у неё первые признаки шизофрении. А тут ещё и послеродовый (пуэрперальный) психоз наложился.

И возникла у Анжелики бредовая идея. Любила она читать книжки в мягких обложках про любовь. А в каждой второй книжке героиня обязательно какая-нибудь принцесса или герцогиня. Вот Анжелика и решила, что она такая. Вывела свою родословную к Бернадотам (правящая династия шведских королей) и всем рассказывала, что приходится внучкой не абы кому, а Карлу Густаву.

Предметом Анжелика владела на удивление точно (что, кстати, не редкость среди шизофреников). С лёгкостью бросалась именами и фамилиями членов правящего дома. Рассказывала, что дружит с кронпринцессой Викторией (герцогиней Вестерготландской), а Карл Филипп к ней неравнодушен (это Джон Сноу шведского разлива). В подтверждение своего происхождения Анжелика показывала тонкие запястья с бледной кожей, под которой змеились голубые вены.

– Вот видите – кровь голубая, – торжественно говорила Анжелика. – А голубая кровь только у аристократов.

– На самом деле я могла бы претендовать на трон, – по секрету рассказывала Анжелика нашим девчонкам. – Но Виктория такая симпатичная. Мне жалко её расстраивать.

Тёмный лорд ситхов

А ещё была тихая бабушка с возрастными изменениями психики. Бабушки вообще сходят с ума довольно однотипно и скучно. Решают, что их травят соседи (выливают яд под общий забор), облучают антенны с крыши (шапочки из фольги прилагаются) или слишком шумят жители квартир выше этажом (жалобы участковому, кучки фекалий на коврике).

Эта бабушка была оригинальна. Несмотря на шестьдесят лет, прожитых в деревне, она решила стать ни много ни мало – правителем Вселенной. На справедливый вопрос, чем же она занимается на этой ответственной и важной должности, бабушка невозмутимо отвечала:

– Планеты вращаю, звёзды зажигаю. Да много всего делаю.

Так что если у кого вопросы по вращению нашей планеты – могу дать адрес ответственного человека.

Побег

Когда я работал санитаром в приёмной хирургии, мы часто наносили визиты в другое не менее интересное для медиков место, а именно – в тихую районную психбольницу. Пациентов из этого советского аналога Бедлама нам привозили частенько. Эти товарищи любили и подраться, и голову себе разбить, и выпить чего-нибудь для полировки мебели. А после выписки или оказания первой медицинской помощи мы по инструкции должны были доставить их в родные стены. То есть – в психбольницу. Для этого организовывали скорую и в сопровождение давали двух санитаров. Мало ли что по дороге придёт в голову пациенту.

Больница находилась на другом конце города, в глухом и мирном частном секторе. В разные стороны от кирпичной стены, покрашенной в традиционную жёлтую краску, разбегались кособокие избушки.

Пока пациентов оформляли и документировали, мы, «хирургические» санитары, общались с местными работниками носилок и швабры. Истории из жизни районных психбольных занимали достойное место в моей коллекции медицинских баек.

В «тихом» отделении больницы доживала свой век старушка. Бабушку сдали недобросовестные дети, вселившись в её дом, но пациентка этого, кажется, даже не заметила. Жила она в своём мире. Тихонько ела больничную кашу, послушно ложилась во время вечернего отбоя, принимала лекарства, выписанные лечащим врачом, и ждала, когда дети сподобятся перевести её в какой-нибудь дом престарелых. В больнице старушку жалели и не обижали.

Отличительной чертой бабушки была её подвижность. В погожие деньки бабушка пользовалась относительной свободой и нарезала бесконечные круги по внутреннему больничному двору. Зимой или дождливой осенью меряла шагами длинный коридор. Часами.

И вот как-то перед отбоем медсестра заглядывает во все палаты и не обнаруживает старушку на месте. Она выходит во двор – пациентки нет. В ужасе бросается к наружным дверям – так и есть! Какой-то охламон забыл их запереть, и пациентка тихой сапой выбралась на улицу.

Медсестра в панике звонит санитарам «буйного» отделения. На её зов примчались два здоровенных мужика, сердитые от того, что им не дали доиграть в карты.

– Ребята, у меня бабушка пропала! – нервничает медсестра. – Пробегитесь вокруг, она не должна была далеко уйти.

– Ага! – синхронно кивнули санитары и бросились в погоню.

Выскакивают на улицу и озираются по сторонам. Смеркается. Вдаль уходит тихая улочка одноэтажных домишек, едва освещаемая редкими фонарями. И где-то вдалеке под этими фонарями неспешно ковыляет бабушка. Цветастый больничный халатик, аккуратно подвязанный платочек, растоптанные тапочки. Могучим рывком санитары догоняют бабушку, без лишних слов подхватывают её на руки и тащат в больницу. Они ж в карты не доиграли!

– Это не моя бабушка, – говорит медсестра.

– Как это не твоя? – удивляются санитары. – Бабуля, ты откуда?

– Да я тут через три дома живу, – отвечает старушка. – К соседке ходила сериал смотреть, а тут вы.

– Так чего ж ты молчала?! – искренне удивились санитары.

– Я думала, может, насильники какие. Стукнут ещё. Вот и молчала.

Похищенную отпустили. Пациентку объявили в розыск. Утром её нашли на другом конце города. Бабушка неспешно и деловито двигалась в сторону шоссе.

История интимная

Это сейчас все грамотные и интернетов начитались. А я, когда впервые услышал слово «эксгибиционист», даже не знал, кто это такой. Подумал, что это какая-то политическая партия.

Однажды у нас в городе объявился эксгибиционист. Тёплыми вечерами он подкарауливал свою жертву в парке и ПРЕДЪЯВЛЯЛ. Предъявлять, по свидетельству жертв, было что, поэтому лица маньяка никто толком не запомнил. Однако даже по этой скрытой примете милиция вскоре поймала эксгибициониста и, проведя экспертизу, доставила его на лечение в психбольницу. История на самом деле грустная. Жил обычный мужик, ну с очень большим достоинством. Кому радость, а ему – горе. Из-за размеров не удавалась ему личная жизнь. Девушки бежали от него как от огня. На почве этого у мужика слегка поехала крыша. Стал он по вечерам по парку прогуливаться и орган свой всем показывать. Видимо, всё-таки пристроить надеялся. За что и загремел за жёлтые стены.

Видел я его через окошко в палате, обитой мягким материалом. Там эксгибиционист разговаривал со своим органом, ругал его. Иногда даже бил. Что с ним потом стало – не знаю. А сейчас бы его определённые сайты с руками оторвали. Ну, или с чем ещё, что этим сайтам нужнее.

Мессия

Минчане знают один интересный автобусный маршрут, который начинается на ДС «Восточная» и проходит через самое сердце города – площадь Победы.

Утром автобусы этого маршрута наполняются тремя категориями пассажиров. Первые погружены в глубокомысленные разговоры с собой любимым и не прочь половить розовых слонов. Вторые покашливают, аристократически бледны лицами, но часто благоухают дешёвыми алкогольными напитками. Третьих тоже отличает запах. Въевшийся в одежду и волосы запах медикаментов.

Всё потому, что в самом конце волшебного маршрута находится известная на всю страну психиатрическая клиника и Центр пульмонологии и фтизиатрии. Первые две категории – это пациенты, а третья, соответственно, сотрудники.

На третьем и четвёртом курсе медицинского университета дважды в неделю я вливался в утренний поток туберкулёзных больных и сумасшедших, для того чтобы посетить практические занятия. Через пару месяцев пациенты начали меня узнавать, и однажды почти двадцать минут мне пришлось поддерживать интереснейший диспут с пациентом Ивановым о том, что его племянница является агентом иностранной разведки. В процессе разговора к обсуждению подключились ещё полдесятка пассажиров, и вскоре я готов был поверить в любую чушь, лишь бы от меня отстали.

Ехать было далеко. Автобус неспешно тянулся через полгорода, останавливаясь у каждого столба. Хуже всего было зимой. По закону подлости автобус неизменно уходил из-под самого носа, а ждать следующего приходилось не меньше получаса.

И вот однажды стоим всей группой на остановке, мёрзнем. Девчонки постукивают каблучками по заснеженному асфальту, светят коленками. Мне холодно в джинсах и кальсонах (да, я их носил, и что?!). Завидую женской морозоустойчивости и прикидываю шансы повторить в автобусе плохо вызубренные главы по психиатрии.

Остановка медленно заполняется сонными серыми фигурами.

И тут к нам подходит строгий седоватый джентльмен с прямой спиной отставного военного и в чёрном пальто.

– Молодые люди, 18-й здесь останавливается? – бодрым голосом спрашивает он.

Его голос вступает в диссонанс с серым зимним утром, сонными мыслями, полутёмным городом. В нашу сторону оборачиваются несколько пассажиров.

– Здесь, – киваем мы.

– А давно ушёл?

– Через десять минут будет.

– Ага, – энергичному джентльмену, очевидно, скучно, и он не прочь поболтать с молодёжью. – Студенты, наверное?

– Да, на практикум едем.

– Интересно. Я вот тоже в юности хотел в медицину.

(Почему в разговоре со мной каждый второй рассказывает, что он хотел в медицину, но не смог или не решился? Поэтому теперь работает главным инженером тракторного завода, выращивает кабачки или торгует носками на рынке.)

– Да, хотел. Но Родина позвала, – задумчиво продолжает седовласый. – Сорок лет отдал Отечеству. Я, между прочим, полковник в отставке. Ордена имею и другие награды. Сам президент вручал. Мог бы я вам рассказать много интересного, но это всё большой секрет. Пришлось бы вас потом ликвидировать, хе-хе, – джентльмен показал безупречные искусственные зубы в знак того, что последняя фраза была шуткой.

– А в Новинки зачем едете? К родственнику? – в разговор бесцеремонно влазит моя однокурсница Анечка.

– По делу еду, – посуровел джентльмен. – На пенсию я заработал. А вот сидеть дома – не привык. Скучно. Вот и решил на работу устроиться, пока здоровье не подводит.

– Врачом, что ли? – ехидничает Аня.

– Вот зря вы ёрничаете, девушка, – не дрогнул голосом седовласый. – Еду я устраиваться начальником службы безопасности.

– А что, в Новинках такая есть?

– Несомненно, – кивает джентльмен. – Среди пациентов разные люди попадаются. Есть и опасные, за которыми глаз да глаз нужен. А есть, наоборот, те, кому угрожают извне. Поэтому человек с моим опытом и необходим.

Тут подъехал долгожданный автобус и прервал наш разговор. Пациенты и медики принялись с воплями штурмовать стонущее транспортное средство. Седовласый брезгливо поморщился, с аристократическим достоинством поднялся в салон, согнал с сидячего места какого-то плохо одетого мужичка и обратил взор на проплывающие мимо пейзажи.

– Доброе утро! – бодро приветствовал нашу группу преподаватель по психиатрии. – Сегодня, молодые люди, я продемонстрирую вам интереснейший случай. Как всегда – с вас диагноз. Темы, заданные на сегодня, надеюсь, все выучили?

– Ага, – неуверенно промямлили мы.

– А перед свиданием с пациентом я покажу вам несколько интересных документов.

И преподаватель выложил перед нами на стол пачку исписанных мелким, но чётким почерком листков. Это были письма.

Письма предназначались весьма непростым адресатам. Папе Римскому, Роуэну Дагласу Вильямсу и Елизавете Второй как главам англиканской церкви, Патриарху Московскому. Таинственный автор называл себя мессией, воплощением Иисуса Христа на земле. Он призывал глав церквей объединиться против демонов, в качестве которых выступали мусульмане и почему-то США. А для обсуждения стратегии военных действий призывал всех встретиться в Минске на Первом Вселенском Съезде.

Что удивительно – письма были очень грамотно составлены. Ни одной орфографической или грамматической ошибки. Язык – прям-таки дипломатический. Титулы и звания адресатов указаны верно. Обилие заглавных букв немного смущало, но и только.

– Интересно? – спросил преподаватель, как только мы ознакомились с документами и отложили исписанные листки в сторону.

– Ещё чуть-чуть, и я бы ему поверила, – сказала Аня. – Все складно и чётко.

– И главное – красиво. Пациент ополчился на американцев и мусульман. Он называет Буша-младшего не иначе как посланцем дьявола, а Кондолизу Райс обвиняет в близком родстве с приматами. Тот ещё расист, кстати. В иные времена он мог бы основать политическое движение или даже секту. И ведь никто не догадывался о его болезни, даже близкие родственники и супруга. Пациент бомбардировал письмами посольства Италии и Великобритании, Московский патриархат. А поймали его и направили к нам только тогда, когда он решил включить в список адресатов и приглашённых на Вселенский Съезд Александра Григорьевича. Того самого. После второго письма на него и обратили внимание соответствующие органы.

В дверь постучали.

– А вот и наш герой, – сказал преподаватель. – Коллеги, прошу вас отнестись к своему делу серьёзно. Особенно вас, Анна Сергеевна, попрошу не ржать, как обычно. Входите!

Как вы уже догадались, в кабинет преподавателя ввели нашего утреннего знакомца седовласого джентльмена, уже переодетого в больничную пижаму и тапочки.

А ведь я поверил в «начальника охраны».

Коля

Только садисты из нашего деканата ставят пару по психиатрии первой. С самого утра, едва продрав глаза, тянемся через полгорода в клинику. Переполненный автобус, кашель туберкулёзных больных, едва слышное бормотание «наших» пациентов. По вязкой снежной каше ковыляем в серый корпус. Холодный зимний ветер несёт нам в лицо колючую крупу и запахи больничной пайки.

Первым навстречу попадается улыбающийся Коля. Помните персонажа мультфильма «Южный парк», который знал только своё имя и радостно его выкрикивал – «Тимми!»? Колин словарный запас немного больше. Он даже заткнёт за пояс бессмертную Эллочку-людоедку. Но имя – это его любимое слово, и он с видимым удовольствием его употребляет. Диалог с Колей всегда поднимает настроение.

– Привет!

– Коля! – улыбается пациент.

– Как тебя зовут?

– Коля! – улыбка ещё шире.

– Где ты работаешь?

– На кани!

Коля – дитя сельских алкоголиков. Ему семнадцать. Несколько лет с ним билась какая-то спецшкола, но читать и писать Коля так и не научился. В родной деревне не дали хлопцу пропасть. Председатель доверил ему телегу с конём и поручил возить молоко с фермы. Лошадей Коля любит – они отвечают ему взаимностью. Какая-никакая, а всё-таки работа. Она приносит Коле копейки, но если прибавить пенсию, которую Коле платит государство, – с голоду не помрёшь.

Из-за этой пенсии соцслужбы не оставляют Колю в покое. Они всё надеются, что каким-то чудом он выздоровеет, и можно будет прекратить выплаты. Поэтому Колю каждые полгода кладут в больницу на обследование. К больнице Коля привык.

Ему тут нравится. Его тут любят монашки и развлекают студенты. И никто не бьёт. А к досаде соцслужб выздоравливать Коля не собирается. Изменения в его мозгу необратимы, о чём каждые полгода пишут местные специалисты.

Коля всегда улыбается. Его привлекают наши девчонки. Особенно блондинка Аня. Коля идёт следом, что-то бормочет, периодически вздрагивая и торжественно выкрикивая своё имя. Потом встречает монашку из женского монастыря, покровительствующего больнице, и уходит за ней.

У бокового крыльца маются трое в военной форме. Опять военврач привёз «косарей». «Косари» – два худых парня с испуганными лицами, уткнулись в землю, периодически сплёвывая. Офицер злобно смотрит на них.

– Ну, Иванов, если тут диагноз не подтвердят – я тебя, «косаря», на гауптвахте сгною!

Солдаты молчат. Им страшно, серый корпус больницы их угнетает. Они уже жалеют, что решили «косить по дурке». Лучше бы лезвий наглотались.

Получаем задание от профессора. Попасть в отделение не так легко. Двери никто не запирает, зато на них нет ручек. Ручки носят с собой в карманах медсёстры и санитарки. Раньше запирали двери на ключ, но некоторые пациенты приноровились их красть и проглатывать. Дверную ручку не проглотишь, а дверь без неё не открыть.

Мой сегодняшний пациент – министр. Минут двадцать я слушаю его рассказ о том, какие реформы нужно провести в стране, чтобы всем стало хорошо:

– во-первых, запретить милицию, потому что вся преступность – это миф. Её организовывает сама милиция, чтобы имитировать свою работу и оправдывать высокие зарплаты;

– во-вторых, покрасить стены домов в яркие цвета – красный, розовый, пурпурный. Это поднимет настроение людям и улучшит эмоциональный фон;

– в-третьих, посадить в тюрьму, а лучше выслать в сибирские лагеря брата министра. Потому что он, гад, сдал реформатора в психушку. А сам при этом готовит переворот оппозицией.

Уверяю министра, что в случае переворота я буду на его стороне. Реформатор радуется и крепко жмёт мне руку.

Приносим профессору написанные истории болезней. Преподаватель читает, покачивая головой.

– Петров, – это он мне. – Вы опять потакали пациенту в его фантазиях?

Ага, медсестра слышала наш с министром разговор и сдала.

– Никак нет, Виктор Иванович. Это я ему наводящие вопросы задавал.

– Ну-ну, – профессор откладывает в сторону исписанные листки. – Что за несерьёзное отношение к предмету? Если бы я не знал, что вашему факультету мой предмет для развлечения добавили, я бы вам влепил два балла и заставил серьёзно готовиться к экзамену.

Покаянно опускаю грешную голову. Виктор Иванович смягчается, добродушно что-то ворчит. Он вообще отличный дядька. Только годы работы с пациентами наложили на него свой отпечаток. Виктор Иванович их «зеркалит». Например, приводит в кабинет какого-нибудь пациента и начинает спрашивать. Анамнез собирает – залюбуешься! Ему бы в следователи, колол бы преступников, как орехи.

И тут пациент в процессе разговора начинает покачиваться. И не из стороны в строну, а вперёд-назад. А через минуту и Виктор Иванович начинает покачиваться ему в такт. Причём сам этого не замечает. Со стороны – жутковато.

Заканчиваются наши пары в клинике, и предстоит долгий путь через полгорода на кафедру патфизиологии. Нехотя собираемся и выходим под мокрый снег.

У крыльца стоит и курит Надежда Ивановна, лаборантка. Руки трясутся.

– Что случилось? – спрашиваем мы.

– Да Иванов, гад, из второго отделения, который начальник ГАИ, пришёл сегодня анализы сдавать. Да, видно, с утра таблетки не принял. Я ему палец колю, а он как завизжит и давай в меня пробирками с кровью бросаться. Пока санитары прибежали, я уже вся в крови. Уволюсь я отсюда, сил моих больше нет!

У белоснежного бюста академику Павлову дежурит Коля. Он осторожно складывает у постамента мучителя собачек какие-то листья, ветки. Видимо, возлагает венок.

– Коля, мы пошли! – кричат девчонки.

– Коля! – машет нам рукой счастливый пациент.

Конечно, счастливый. Ему же не надо ехать через полгорода на невыученную патфизиологию.