Текст книги "Деяние XII"

Однако со временем пришло понимаение, что не так уж этот Петя прост. Первый раз Руслан заподозрил это, случайно зайдя в пустой класс и обнаружив там его и Герша, судя по выражению лиц, занятых серьезной беседой. При его появлении оба затихли. Очевидно, скрытый смысл в маленке почуяли и другие послушники. Это произвело негативный эффект – стали подозревать, что он наушничает наставникам. Тем более, как-то слишком часто Петю вызывали к Игумену. Стукачество в Обители не поощрялось, но, как и в любом закрытом иерархическом обществе, имело место. Разоблаченные же стукачи становились среди послушников изгоями – вплоть до перевода их в другую Обитель. Это же грозило и Пете, который пару раз оказался довольно сильно бит на основании одних подозрений. Но, к счастью для него, ни одного очевидного случая осведомленности наставников о послушничьих проказах, про какие он знал, не проявилось. Постепенно враждебность ушла, и к Пете снова стали относиться как к забавному недотёпе.

Руслан был почему-то уверен, что в наушничестве Петя неповинен. Скорее, был склонен думать, что он родственник, может быть, незаконный сын, какого-нибудь знатного артельщика, – да хоть того же Игумена, – о чём, скорее всего, сам не подозревает. Впрочем, у Руслана имелись гораздо более важные дела, чем расследование семейных тайн однокашников.

– Привет, Пёрышко, – рассеяно бросил он и хотел идти дальше. Однако тут в голову ему пришла одна мысль.

– Слушай, – обратился он к юнцу, – ты ведь постоянно мотаешься к Игумену? Зачем?

Лицо Пети помрачнело – похоже, решил, что его снова будут пытать на предмет стукачества.

– Ничего не постоянно, – угрюмо буркнул он. – Он сам меня вызывает зачем-то, расспрашивает, как живу, как учусь. А я ему ничего такого не говорю…

– Да ладно, ладно, – успокоил Руслан. – Я на тебя ничего такого и не думаю. Просто мне надо к Игумену, да так, чтобы вестовому об этом не докладывать. Можешь договориться?

Петя просиял оттого, что в кои веки понадобился своему кумиру.

– Да запросто! – затараторил с азартом. – Он же мне сказал, мол, приходи в любое время, всегда приму. Я прям щас побегу и договорюсь!..

Развернулся и исчез за поворотом коридора, крикнув через плечо:

– Жди здесь!

С первого памятного дня послушничества Руслан не был в кабинете Старшего наставника. Индивидуально с послушниками Игумен общался редко, а у тех столь же редко возникала необходимость приватно пообщаться с главой Обители. В этом случае полагалось доложить о своем желании дежурному вестовому, изложить интересующие вопросы и ждать вызова, который, впрочем, мог и не последовать. Но теперь Петя устроил всё в лучшем виде.

В кабинете ничего не изменилось: та же архаическая мебель и футуристический аппарат на столе. Теперь Руслан знал его название – компьютер, и даже умел им пользоваться.

Он изложил Старшему наставнику свои тревоги, не упомянув, впрочем, разговоры с Гершем и Княжной – решил, что не стоит. Игумен слушал с терпеливо-скорбным выражением на благородном азиатском лице. Весь его вид говорил о том, что ему до смерти скучно внимать несерьезным подозрениям сопливого послушника со второго уровня, но он скрупулезно выполнит свой педагогический долг и разрешит все недоумения мальчика. Правда, когда заговорил, стало понятно, что ничего он особо не разрешит.

– Знаете что… э-э-э… Ставрос, я не думаю, что тревожащие вас вопросы лежат в сфере вашей компетенции…

Руслан вспыхнул, но субординация заставила лишь склонить голову.

Игумен заметил, что юноша обижен и попытался его ободрить.

– Впрочем, такая наблюдательность и беспокойство за общее дело похвальны. Похвальны…

Его карие глаза ушли в сторону, на портрет Государя Императора, словно он пытался о чем-то посоветоваться с ним. Но, судя по ещё более погрустневшему лицу, никакого совета не получил.

– Так вот… Ставрос, руководство Артели, разумеется, осведомлено о рассказанном вами. Конечно же, они предоставляют мне полную информацию…

По правилам, Старший наставник Обители не мог занимать в Артели никакой другой официальной должности, и, соглашаясь на этот пост, уходил со всех остальных. Руслан, конечно, не мог знать, какой пост в Артели раньше занимал Игумен, но, судя по проявившемуся у того на секунду несколько брюзгливому выражению, отлученность от Совета его задевала.

– Предатель установлен нами достоверно. Я, разумеется, не могу сказать вам, кто это, но вы, я смотрю, весьма наблюдательный молодой человек, и уже сделали собственные выводы… Да-да, весьма… Смею уверить, очень скоро Артель примет меры, и проблема будет решена. Раз и навсегда.

При последних словах, сказанных словно бы и не для Руслана, по тёмному лицу Игумена пронеслось нечто жёсткое, даже жестокое… Юноша внутри вздрогнул. Смерть больше не была для него абстракцией, и сейчас он явственно ощутил её смрадное дыхание.

– Вам нужно от меня ещё что-нибудь? – осведомился Игумен своим обычным грустно-доброжелательным тоном.

Руслан отрицательно мотнул головой.

– Ну, тогда вы свободны.

Под дверью кабинета ждал Петя. Руслана слегка передернуло – ему сейчас вовсе не улыбалось отвечать на взволнованные расспросы мальчишки. Чтобы сразу пресечь их, быстро зашагал по коридору. Но, к его удивлению, Петя не проявлял ни малейшего интереса к содержанию беседы со Старшим наставником. Вместо этого поплелся сзади, горячо дыша в плечо.

– Слышь, Ставрос.

Пете пришлось повторить это несколько раз, прежде, чем Руслан отбросил надежду, что от удастся отделаться так легко, и со вздохом спросил:

– Ну что?

– Я тут такое нашёл! Давай посмотрим.

– Ну, покажи.

– Да не могу я, в подвале она. Большая очень…

– Ты лазил в подвал?

Тот кивнул.

– Один?

Тот кивнул.

Пёрышкин удивил неслабо. Подвалы Обители были целым царством, все помещения и переходы которого полностью которые знал, разве что, одноногий наставник-эконом. А может, и тот до конца не знал. Послушники шептались, про сверхсекретное оружие, про подземную тюрьму для осужденных Артелью, про хитрые ловушки, и многое другое, жуткое и таинственное. Но точно было известно лишь, что там имелись лазы за территорию Обители, парой из которых пользовались избранные послушники. На самом деле лазов было, наверное, гораздо больше. Поговаривали даже, что через подвалы можно попасть в сеть городских коллекторов и в систему метро. Разумеется, послушникам строго запрещалось спускаться в подземелье без сопровождения наставников – запрет, который мальчишки всецело игнорировали. Но чтобы оболтус Петя самостоятельно исследовал подземное царство… Руслан поневоле начал проникаться к нему уважением. И, конечно, любопытство повело его за ним.

На главном входе стояла охрана, но с первого этажа вполне удобно было попасть в подвал, минуя пост – сквозь несколько секретных отверстий. Руслан не раз уже бывал здесь, но до сих пор его захватывало восторженное, с жутчинкой, чувство при мысли о скрытых тайнах. Впрочем, тайны, если и были, то пребывали за надежно запертыми железными дверьми, вскрыть которые не просматривалось ни малейшей возможности. Они то и дело попадались в стенах длинных тускло освещённых тоннелей. Были и не запертые ответвления, из одних тянуло затхлой сыростью, из других – призрачным ветерком.

Здесь не было никого, кроме снующих по кирпичным стенам белесых длинноногих паучков и сигающих порой под ногами откормленных крыс, к которым Руслан испытывал величайшее отвращение. А Петя, казалось, чувствовал себя, как дома. Руслан вспомнил, что, когда начинало пахнуть жареным, Перышко частенько исчезал, и ищущие его для расправы старшИе оставались с носом. Теперь он начал догадываться, где тот прятался. Мальчик уверенно сворачивал в ответвления, не колеблясь, продирался сквозь периодически попадавшиеся груды хлама. Не снижал темп даже на тех участках, где совсем не горели и так редкие люминесцентные лампы.

Они уже зашли по переходам так далеко, как Руслан до сих пор не забредал. Прикинув, где они могут находиться, тихо присвистнул: выходило, они уже давно покинули территорию Обители.

– Игумен говорил, что подвалы начали копать ещё в прошлом Узле. Хозяин завода был артельным, а мануфактуру держал для прикрытия, – заметил Петя.

– Долго ещё? – спросил Руслан.

– Почти пришли. Здесь осторожно: яма под полом, наступишь – провалишься.

Голос Пети сделался уверенным, в нём больше не слышались заискивающие нотки.

Вжавшись в стену, они прошли, казалось бы, вполне обычный участок тоннеля. Просто пыльный пол с крысиными следами. Но Руслан предпочел поверить Пете.

Завернув за угол, уткнулись в неожиданно роскошные дубовые двустворчатые двери, украшенные искусными медными рельефами, изображающими какие-то батальные сцены. Дуб был потемневшим, медь – позеленевшей.

Пёрышко толкнул створки и они легко разошлись. В глаза мальчиков ворвалось ослепительное сияние. Лишь через несколько секунд смогли увидеть.

Круглый зал был огромен и пуст. Только в центре его, на покрытом мраморными плитами полу, возвышалось нечто вроде аналоя. Свет исходил из источников, скрытых под потолком. Но очевидно было, что это позднейшее добавление, самый же зал очень стар. Руслан разглядел в центре высокого потолка, покрытого неясными потемневшими фресками, мощный крюк, с которого, надо думать, раньше свисало нечто вроде громадного паникадила.

Но ослепительное сияние исходило не от ламп – их свет отражала и многократно усиливала стена, которая, похоже, сплошь была позолоченной. Однако, приглядевшись, Руслан понял, что она просто была от потолка до пола покрыта золотыми надписями. Недоуменно повернулся к Пете:

– Что это?

– Пойдем.

С затаённой робостью они пересекли пустоту, пройдя мимо аналоя, на котором сейчас ничего не лежало, и подошли к стене. Золотом на ней были написаны имена. Тысячи и десятки тысяч имен. После каждого стоял крест.

Через несколько секунд до Руслана дошло, что он тупо вперился в находящуюся прямо перед ним надпись: «Пржевальский Николай Михайлович +». Опустил чуть глаза, и его словно ударило: «Валиханов Чокан Чингисович. Отрок +». Слово «Отрок» было не золотым, а пурпурным.

«Болотников Иван Исаевич +», – несколько выше. Надпись была чёрной, как будто кислота полностью разъела позолоту. Руслан подумал, что и в других местах стены тоже видел такие чёрные имена. Но погодил размышлять над значением этого факта.

– Это – Игра?.. – повернулся он к Пете.

На серьезном и даже торжественном лице того играли золотистые блики.

– Да. Игроки со стороны Артели…

Голос Пети сделался звучным, и в нём проявилось… проскользнуло… Что-то в нём проскользнуло ещё, чего Руслан не смог уловить, но тут же забыл об этом, потому что Пёрышко продолжал:

– Это уже умершие артельщики.

– А живые?

Без слов Петя развернул Руслана.

Оказалось, «Золотой список» занимал лишь часть стены. Он начинался слева от дверей, в которые вошли мальчики, огибал почти весь зал, но, не доходя до правой стороны дверей, сменялся серебряным. Впрочем, по сравнению с золотым, этот участок казался небольшим. Он тоже обрывался, не достигая дверей, а дальше шла пустая каменная стена.

– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра, – торжественно продекламировал Петя.

Его лицо было отрёшенным. Стоял неподвижно, лишь беспокойно пошевеливал пальцами. Руслан пристально посмотрел на него, потом повернулся и пошёл к серебристому сиянию.

Здесь не было имен, лишь артельные псевдонимы. Руслан нашел знакомых: «Ак Дервиш», «Княжна», «Учитель», «Игумен». Содрогнулся, увидев «Ставрос». Просто «Ставрос»…

– Говорят, Отрок нынешнего Узла уже родился, – шёпот Пети удивительно совпал с его мыслями. – Так где же он тут?

– Наверное, – ответил Руслан, помолчав, – то, что он был Отроком, напишут после его смерти…

Юношу словно бы обдало ледяным дыханием, но он переборол нахлынувший ужас, сохранив бесстрастное выражение.

– Пойдем, поищем остальных.

– Я искал, – Петя по-прежнему говорил тихо, похоже, первоначальный всплеск энтузиазма в нём иссяк, – но там… там… Пойдем, сам увидишь.

Они подошли к началу списка. Но прочитать ничего не смогли – имена были записаны совершенно невозможным образом. Впрочем, хорошо знавший историю Руслан узнал клинопись. Потом были египетские иероглифы, дальше… тоже, кажется, египетские, то ли иератические, то ли демотические – Руслан их путал. Потом… кажется, критского «линейного А», до сих пор не дешифрованного («А может, кто-то из артельщиков его и понимает», – промелькнуло у юноши.) Знаки последующих надписей определить не смог, но вот греческие буквы, впрочем, тоже мало читабельные. Ещё дальше – наверное, руны. А может, и не руны… Но очень похоже. Какие-то «чёты и резы», Бог знает…

Надписи шли как по горизонтали, так и по вертикали, создавая причудливый узор. Вертикальные были выполнены отдаленно знакомой вязью. Что-то из Центральной Азии, сообразил он – уйгуры, монголы.

Так, вот что-то более знакомое: глаголица. Руслан ее почти не читал. А теперь кириллица.

В рябящем море золотых строчек иногда попадались чёрные. Но он искал другие – пурпурные. И находил. Правда, не мог сказать точно, сколько их было – часть надписей была слишком высоко, чтобы их видеть.

Но вот тут низко… Латынь.

– Balduinus IV rex Hierosolymae Adulescens, – вслух прочитал Петя золотисто-пурпурные слова. Произношение его было отличным.

Руслан вопросительно вскинулся.

– Балдуин le Lépreux – Прокажённый. Король Иерусалима, – пояснил Петя.

– Отрок.

– Отрок…

В тоне Пети опять скользнуло что-то. Руслан почувствала себя так, словно большая рыба неожиданно коснулась его ног во время купания…

– Как ты нашел это? – взволнованно спросил он. Всё было слишком поразительно, чтобы сохранять маску безразличия.

Пёрышко неопределенно пожал плечами:

– Бродил тут везде…

– Почему нам об этом не рассказывали?

– Наверное, только члены Совета знают. Ну, и батыри. А может, и никто…

– Но кто-то же должен всё это писать?

Петя посмотрел странно.

– Ставрос… Знаешь, они ведь того… Сами пишутся.

Руслан посмотрел на него, как на помешенного. Петя вспыхнул.

– Правда-правда! Я видел! Когда Тигр умер…

Руслан вспомнил почившего на прошлой неделе наставника по геополитике, старого-престарого азиата, с трудом передвигающегося, но исполненного юного энтузиазма. Его лекции завораживали послушников тем, что напрочь переворачивали обыденные представления о взаимоотношениях держав Нового времени. Особенно запомнился Руслану рассказ об операции Клаба по расчленению Индии под кодовым названием «Святой», основным фигурантом которой был Мохандас Карамчанд Ганди. Казалось, наставник лично наблюдал те события…

– И что?

– Смотри.

Петя ткнул в одно из золотистых имен, из тех, какие находились вблизи серебряного участка.

– Субхас Чандра Бос, – прочитал Руслан и недоуменно взглянул на Петю.

– Помнишь, меня тогда Ангелок искал, чтобы побить?..

Руслан кивнул: одно из необъяснимых исчезновений Пёрышка.

– Я здесь прятался, в подвалах. И тогда этот зал нашел, – с Пети слетела вся неожиданная торжественность, заикался, как мальчишка, пытающийся убедить приятеля в своей правдивости.

– Я долго ничего понять не мог, ходил, читал… Потом понял. Потом стал смотреть знакомых – где серебро. Всех нашел. Ставрос, клянусь, я не знал, что Тигр умер…

Петя умоляюще глядел ему в глаза, и Руслан верил. Хоть и не должен был.

– Гляжу, написано «Тигр». И… На моих глазах, понимаешь… надпись исчезает.

Похоже, Петя испытал тогда неподдельный ужас, который ещё жил в его глазах и темных тенях возле скул.

– И тут же, вот здесь…

Он ткнул пальцем.

– Появляется вот эта, золотая…

«Субхас Чандра Бос +»

Руслан не знал, что об этом думать. Рассеяно глядел на серебрящиеся имена живых артельных. «Герш». Ну конечно, великолепный плейбой наверняка бы с негодованием отверг мысль выступать под псевдонимом, но Зал Игры сам решил, как его сейчас именовать.

«Петя Пёрышкин»…

Руслан медленно развернулся к Пете, молча воззрился. Тот смущенно опустил голову.

– Да… Это мое артельное имя. Не Перышкин я…

После отбоя, в полусне, Руслан с очевидностью понял, почему некоторые надписи в Зале стали чёрными. Это были имена людей, предавших Артель.

Беспокойно поёжился: дело, которое предстояло ему ровно через неделю, вполне могло завершится почерневшим именем на стене: «Загоровский Руслан Евгеньевич +»

8

Есть примета – вот я и рискую:

В первый раз должно мне повезти.

Да я его замучу, зашахую –

Мне бы только дамку провести!

Владимир Высоцкий «Игра»

СССР, поселок Перово Калининской области, 23 сентября 1983

Кажется, он всё проделал правильно – то есть, незаметно. Главное, нигде не наследить. По причине плохой погоды электрички были довольно пусты, и это, конечно, нехорошо. Но все-таки лучше, чем с комфортом ехать часов семь на поезде, пусть даже билет взят по виртуозно подделанному паспорту. Во время следствия кто-нибудь его да вспомнит – кассир, проводница, попутчик, и это может повлечь неприятности.

Нет, добираться следовало «на собаках» – способом, освященным поколениями романтической молодежи, путешествовавшей из Петербурга в Москву и обратно. Дёшево и сердито: можно вообще не тратиться на дорогу – контролеры ходили редко. Для Руслана это означало преодолеть четыре сотни километров наподобие ангела, совершенным невидимкой. Только ехать очень долго: от конечной до конечной на пяти электричках тащились иной раз и сутки. Но если хорошо изучить расписание и подгадывать на пересадках прямо под нужный поезд, можно уложиться часов в десять. Тем более, Руслан не собирался ехать до первопрестольной. Путь его лежал в Перово, ныне поселок городского типа, уже больше ста лет служащий железнодорожной станцией меж двух столиц.

Выскочив у убогого вокзальчика, Руслан сразу же поднялся на виадук над путями. Момент был довольно напряжённый: это всё-таки не был большой город, где так легко исчезнуть в толпе. Хорошо ещё, из-за отвратительного моросящего дождя на улице совсем не было прохожих. Но, осторожно обходя лужи, он кожей ощущал любопытные взгляды из окон деревянных домов. Разумеется, много не высмотрят – ничем не примечательный парень, трудноопределимого возраста, без особых примет, в ширпотребовской одежде, со спортивной сумкой, каких в стране миллионы. Скорее всего, просто забудут – чать, не глухая деревня, где любой чужак, все равно, что цирк приехал. Однако неприятно.

Изучение крупномасштабных карт не прошло даром. Он знал, что сразу за почтой – речка с заболоченными берегами, заросли ивы, а потом – густой кустарник, постепенно переходящий в лес. Но туда ему было рано, сначала следовало взглянуть на место действия.

Дом сестры диссидента Садовникова очень удачно расположился на самой окраине, прямо у выезда из поселка. Удобно это было и Руслану, и чекистам, которые вечером прибудут из Калинина брать антисоветское подполье. Дело «Паствы» завершалось. Писатель Началов понял все подтексты проведенной с ним в Доме писателей беседы, и через пару дней на звонок Садовникова с предложением написать ещё одну статью, ответил кратко: «Не могу я, Саша. Болею, понимаешь… В запое». Положив трубку, Владимир Владиславович взял уже наполненный стакан водки и, тяжело вздохнув, медленно переместил содержимое в себя.

Остальное время ушло на подготовку ареста всей банды. Вот с этим не заладилось. Ни 190-прим, ни, тем более, 70-ю по содержанию альманаха пришить было невозможно. За исключением, конечно, злокозненного творения писателя Началова. Но как раз оно никак не должно было фигурировать, поскольку тогда бы пришлось вытащить на свет Божий автора, через что поиметь неприятный скандал. В конце концов, решили, что против Садовникова следует возбудить дело о тунеядстве, арестовать, а во время обыска в перовском доме, где он был прописан и периодически жил, милиционеры найдут настоящую серьёзную антисоветчину. Подсунуть её намеревался сам подполковник Казаков, который, как и территориал из Калининской управы, должен был присутствовать в качестве «понятого». Сам же арест исполнялся местной милицией. Изъятые материалы станут основой нового уголовного дела, по которому Садовникову и ещё двум-трем причастным лицам светили немалые сроки.

План придумал сам Серафим Тихонович. Сейчас он приближался к Перово на своих «жигулях», следуя за машиной калининского коллеги. После ареста собирался сразу отправиться в Питер – провести субботу у любовницы, продавщицы из гастронома на Васильевском, с которой уже пару недель имел связь. А утром в воскресенье намеревался возвратиться к жене.

Руслан наложил на это свой собственный план, венчала который смерть соперника.

Нет, неожиданного удара не будет. Подполковник Казаков был не мелким мерзавцем Рудиком, а боевым офицером. А Руслан – послушником Обители, артельщиком XIV ранга, и имел честь. Будет дуэль. Он знал, что у Казакова с собой восьмизарядный ПМ и запасной магазин. Точно такой же пистолет и два магазина лежали сейчас в сумке Руслана. Когда подполковник сядет в машину, Руслан с «макарычем» поднимется с заднего сидения, объяснит ситуацию и вызовет соперника. На особенно глухом лесном отрезке Ленинградского шоссе они вместе уйдут поглубже в мокрый ночной лес. Вернётся Руслан один. В этом он ничуть не сомневался.

Был, конечно, вариант, что Казаков откажется стреляться. Ну что же, тогда он просто умрёт на месте. Но, зная афганское досье супостата, Руслан всерьёз не рассматривал вариант увиливания того от дуэли. Соперник будет драться, и драться хорошо. Просто Руслан окажется лучше.

Показался нужный дом – выкрашенный в весёленький голубой цвет, но заметно покосившийся. Начинало смеркаться, и в окнах уже горел свет. Руслан знал, что в большой комнате идет занятие христианского семинара. Сначала у него была мысль предупредить Садовникова о плане ГБ, но он её отбросил: ради диссидентов, которых недолюбливал за полную неспособность сотворить что-либо серьезное, не стоило рисковать собственной операцией.

Разумеется, будет тщательное расследование, но убийцу не найдут. А в случае чего, Артель замнёт дело. О том, как наставники и Совет отнесутся к его акции, Руслану думать не хотелось.

Издали окинув взглядом место действия, он прикинул, где остановятся машины и как удобнее будет незаметно к ним подкрасться. По его расчетам, до прибытия милиции и чекистов было не меньше трёх часов. Мозолить глаза местным не собирался – ловко скользнул за поворот дороги. Перебежав речку по подрагивающему хлипкому мостику об одной периле, он оказался в густом ивняке, окаймлявшем грязную речушку.

Впрочем, не задержался и здесь – слишком сыро, подошвы кроссовок глубоко погружались в перенасыщенную влагой почву. Скинув с плеча сумку, извлек пистолет, вставил магазин и сунул за пояс, содрогнувшись от прикосновения к голому животу холодной стали. Запасную обойму положил в карман. Вывернув чёрную куртку, явил зеленоватую, с коричневыми разводами, подкладку. Облачившись, полностью слился с печальным пейзажем осеннего леса.

Уйдя подальше и выбрав укромное местечко у корней поваленной бурей огромной сосны, откуда хорошо просматривалось шоссе, убедился, что, увидев машины, успеет к месту даже быстрее их. Уселся на землю, набросив на себя ворох палой листвы, и приступил к дыхательному комплексу, необходимому для вхождения в состояние, которое тибетские монахи называют «туммо». Вскоре нахлынувшая волна внутреннего жара сообщила, что он достиг цели. Теперь мог бы неподвижно просидеть в стылом лесу под моросящим дождиком хоть всю ночь, не то, что пару вечерних часов.

Оставалось ждать.

Но ждать пришлось недолго.

Шедший к нему через лес человек совсем не скрывался. Задолго до того, как тот приблизился, Руслан уже знал, что он один, не стар, в лесу не новичок и прекрасно знает, куда идти. Последнее его обеспокоило, и ПМ прыгнул в руку. Пришелец остановился за спиной, но Руслан не сомневался, что успеет пристрелить его, как только почувствует враждебное действие.

– Спрячьте-ка оружие, послушник Ставрос, – раздался знакомый голос, на сей раз, звенящий от гнева.

Руслан изумлённо развернулся.

Таким разъяренным он Палыча ещё не видел. Учитель молча стоял над ним, прожигая взглядом из-под запотевших очков. На его дорогое пальто кое-где налипли жёлтые листья, брюки промокли до колена.

– Убери пистолет, я сказал! – рявкнул учитель.

Юноша поспешно спрятал ПМ и вскочил. Что следует говорить, он понятия не имел.

Зато Палыч знал это очень хорошо. Руслану никогда не доводилось слыхать подобных слов от всегда выдержанного и корректного педагога. Более того, в жизни он не внимал столь складным и вычурным матам, ни один из которых за те минуты, в течение которых учитель изливал своё недовольство, не повторился. К концу тирады на лице Руслана помимо воли возникло нечто вроде почтительного восхищения.

Палыч прервал свой антипедагогичный шедевр так же неожиданно, как начал и, не отрывая от ученика гневного взора, тяжело уселся рядом с ним.

– Я надеюсь, ты не собирался зарезать русского офицера, как того пидора? – спросил он после тяжёлой паузы, в течение которой Руслан успел побывать во всех областях ада.

Не в силах говорить, мальчик мотнул головой.

– Ах да, ПМ… Бретёр хренов! Ты хоть понимаешь, что, при твоей подготовке, это все равно убийство?! Да ещё из-за бабы… – Палыч возмущенно всплеснул руками. – Гений… мля… парадоксов друг!

Руслана язвили жала проснувшейся совести. Он вдруг ясно осознал, ЧТО собирался делать. И сделал бы наверняка, не окажись здесь чудом Палыча.

– Всё, Загоровский, – решительно произнес тот, словно они всё ещё были в энской школе, – кончилась твоя прохладная жизнь. Тебе многое прощалось – и за хорошую учебу, и за то, что испытание уровня выдержал отлично. А главное, потому что Отрок… «Артель виновата, что у него папу убили, мальчик прав».

Последнюю фразу Палыч произнес тоненько, явно, передразнивая кого-то, и Руслан вскинул голову, догадавшись, кто мог заступаться за него звонким, как колокольчик, голосом.

– А то, что пришлось нашим человеком в МВД рисковать, чтобы дело об убийстве Бородавкина закрыли, его это не касается! – рявкнул Палыч, и Руслан вновь потупился.

– Роман, у него, видишь ли, самоволки, походы в Дом писателей, блядство с женой подполкана ГБ! Да если бы другой послушник половину этого учудил, его бы давно уже вот в этом лесу закопали!.. Или подальше. Ибо игрок должен быть, как жена цезаря – выше подозрений! Без страха и упрека! Юности, мля, честнОе зерцало! Чистые руки, холодное серд… Тьфу! Короче, Загоровский…

Руслан понял, что эмоциональная часть наказания, она же самая лёгкая, завершена. Он не знал, что произойдет дальше. Нисколько не удивился бы, окажись сейчас в руках любимого учителя пистолет с глушителем или клинок. А то и простая удавка. Он бы не сопротивлялся – сейчас сам уже не видел иного выхода, кроме собственной казни. Ставя себя на место членов Совета, прекрасно сознавал, что паршивца следует ликвидировать, дабы из-за его неуправляемости не подводить под удар всю Артель.

– Послушай, Руслан…

Теперь голос был смертельно спокойным и беспредельно усталым. Руслан вдруг понял, что его учитель на грани нервного истощения.

– Я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. И ты прав – будь ты обычным послушником, не я бы сюда пришел, а ликвидатор… Но ты Отрок, мы и раньше были в этом уверены, а теперь и подавно… И что с тобой делать? Вот Отрок Султан, рано вступил в Игру, был одним из первых, поднялся в Артели очень высоко. Но до него добрались… скажем так, агенты влияния противника. Тогдашний Совет знал это, и видел, что Султан поддается на их провокации, что может переметнуться… Но они не смели тронуть его – он был Отрок, о котором возвестил Небесный Батырь.

Руслан слушал во все уши – об этих вещах знал позорно мало.

– Мы проверили твоё окружение. Клабом не пахнет. Но такое впечатление… Впрочем, впечатления к делу не пришьешь. В общем, пока противник на тебя не вышел. Значит, то, что ты творишь, исходит из тебя самого. Правильно, с Отроками всегда непросто. Но эта твоя любовь, Руслан, она не может ли сбить тебя с предназначенного пути?

Последние фразы Руслан выслушал, уже закипая. Гнев излился из него неожиданно и свободно, как юношеский сонный грех.

– Я, Павел Павлович, никуда сбиваться не собираюсь, – начал он осипшим от ярости голосом. – И присутствие Клаба проверить у меня самого ума хватило. Так что зря вы беспокоились.

Палыч хотел что-то сказать, но Руслан не дал.

– Вы опасаетесь, что моя девушка может меня отворотить от… чего там? Кажется, это называется Деяние?

Палыч кивнул, внимательно, но чуть отстранено глядя на расходившегося ученика, как смотрел во время поединка, оценивая противника.

– Так вот, Павел Павлович, я бы вам это сказал точно, знай, что такое есть это самое Деяние. А то ведь никто мне до сих пор не объяснил. Может, просто забыли?.. Или это такая тайна, которую не положено знать и самому исполнителю? А?..

Его гнев достиг высшей точки. Ему уже было всё равно.

– Но если кто-то, будь то Совет Артели, или Клаб, или чёрт лысый посмеет встрять между мной и Ингой!..

Юноша сжал зубы так, что послышался легкий хруст. Правая рука рефлекторно дернулась к пистолету.

Небрежным движением Палыч сжал его кисть так, что все усилия Руслана освободиться ни к чему не привели.

– Вот теперь хватит, – спокойно констатировал учитель. – Будем считать, что оба выплеснули эмоции.

Тяжело дыша, Руслан смотрел на него исподлобья. Но гнев проходил быстро. Почувствовав это, Палыч отпустил руку.

– Руслан, об этих вещах знает очень узкий круг. Остальные артельщики имеют только общее представление. Пойми, это сердце Игры, слишком опасно распространять такие сведения. В своё время ты узнаешь всё, поверь мне.

– После того, как совершу Деяние? – он спросил это уже не гневно, но иронично.

– Нет, гораздо раньше, – серьезно ответил учитель.

Чуть подумав, Руслан кивнул.

– Ладно, Пал Палыч. Что делать-то будем?

– Мне нужно в Москву. Возьму тебя с собой. У меня тут машина недалеко.

Руслан упрямо мотнул головой.

– У меня в Обители увольнительная до понедельника, и я хочу вернуться в Питер, – проговорил, потупившись.

Палыч вздохнул.

Знаешь, – неохотно буркнул, – возможно, где-то ты прав…

Руслан вскинул голову, глаза его загорелись надеждой. Учитель с трудом скрыл невольную усмешку.

– Мы, пожалуй, действительно, не вправе становиться между тобой и твоей любовью.

Теперь лицо юноши выразило чистое детское ликование.

– Так что, если приспичило в Питер, можешь забрать мою машину, – заключил Палыч с уже откровенной улыбкой.

– Так точно! – радостно гаркнул Руслан.

– Только поосторожнее веди, а то на ГАИ нарвешься.

Руслан пренебрежительно пожал плечами и кивнул на сумку.