Текст книги "Деяние XII"

11

Только прилетели – сразу сели.

Фишки все заранее стоят.

Фоторепортёры налетели –

И слепят, и с толку сбить хотят.

Владимир Высоцкий «Игра»

СССР, Ленинград, 31 декабря 1983

Совет Артели очень редко собирался в этом доме. Для заседаний столь засекреченной организщации имелись места более удобные по всем городам и весям Союза. Там можно было быстро собраться, не привлекая лишнего внимания властей и в тайне от противника, и так же быстро рассыпаться, бесследно растворившись на просторах громадной страны.

Но этот трехэтажный, розового гранита, особняк с цветистой полоской мозаики над верхними окнами, особняк в самом центре бывшей столицы, в двух шагах от Исаакия, незаметным назвать было невозможно. Сейчас в нём прозябала какая-то скучная советская контора, но в славные имперские времена им владели люди значительные: директор Царскосельского лицея, пара сенаторов и даже один из убийц императора Павла. Перед самой российской катастрофой одна богатая дама подарила его своему мужу – деятелю из тех, кто усердно катастрофу эту на свою голову приближал: видному члену партии кадетов и депутату Госдумы. Но прославлен дом был не им, а его сыном, ставшим в эмиграции знаменитым, хотя и с оттенком скандала, писателем. Несмотря на то, что его произведения оставались в СССР под запретом, все нынешние обитали дома были прекрасно осведомлены, у кого гостят, и с некоторым пиететом относились к останкам легендарной старины – огромному, во всю стену, зеркалу на площадке второго этажа, чудом сохранившемуся цветному витражу в стиле рококо, а главное – к бывшему будуару хозяйки, высокому помещению с лепниной, дверями резного дуба и умопомрачительным камином, дерзко оправленным в дерево. Разумеется, камин давным-давно не функционировал, да и всё здание требовало основательного ремонта. Но пребывание в нём всё равно возвышало.

Запасной штаб-квартирой Артели дом был уже давно, чуть ли не с самого бегства хозяев за кордон. Но какая-то информация о тайном использовании помещений всё равно просачивалась в администрацию многих сменившихся здесь контор, что ослабляло конспирацию. Потому дом относился к Артели, скорее, как музейный экспонат, напоминающий о грозных временах смуты.

Но сегодняшнее совещание Ак Дэ почему-то назначил именно здесь, а в Артели не принято обсуждать приказы Батыря батырей. Провели обычные спецмероприятия: соответствующим чиновникам были спущены нужные указания, кто-то получил денежное вознаграждение, кто-то дефицитный подарок. По случаю приближающегося Нового года сотрудников конторы распустили засветло. Охрана на эту ночь со здания была снята, сигнализация отключена, и, как обычно бывает при общем сборе батырей, точка была плотно блокирована секретами соработников – пластунов, стражей и снайперов.

На сей раз Совет был в полном составе – Герш Лисунов восседал в кресле у камина, покуривая драгоценную манильскую сигару. В другом кресле основательно укоренился владыка Назарий. Мастер, как всегда, практически, слился со стеной. Остальные сидели за длинным столом посередине комнаты, служащим в конторе для утренних пятиминуток. У дальнего его конца красовалась наряженная ёлочка, чье легкомысленное убранство резко контрастировало с суровым видом сидевшего на месте директора Ак Дервиша.

– Господа Совет, – произнес он негромко, но в резко нарушенной тишине все одновременно вздрогнули. Кроме Мастера, конечно.

– Дела наши незавидны, – продолжил глава Совета, и собравшиеся кивками подтвердили этот бесспорный факт.

– Я не собираюсь оправдываться, хотя и чувствую свою вину в том, что отпустил Отрока с отрядом «Лейла». Однако вы должны понять, что выхода у меня не было: в предчувствиях Отрока я не властен.

– Мы понимаем, – с горечью уронил Палыч.

Он сильно осунулся, не спрашивая разрешения, прикуривал одну сигарету от другой.

– Прекрасно, – кивнул Дервиш, – значит, мы можем перейти к обсуждению текущей конфигурации. Поскольку операцию «Лейла» курировал я сам, мне и докладывать.

Он недовольно втянул носом табачные миазмы, и вдруг, к изумлению большинства присутствующих, вытащил из кармана кисет, старую изогнутую трубку, и стал тщательно её набивать с помощью миниатюрного серебряного уплотнителя. Говорить, впрочем, при этом не прекратил.

– Явной целью операция имела заброску агента «Лейла» в ставку лидера моджахедов Ахмада Шах Масуда в Панджшерском ущелье. Лейла получила задание войти в контакт с Масудом и вызвать его доверие с целью дальнейшей агентурной работы под прикрытием. Неприятель об этих планах был осведомлен. Мы рассчитывали, что Клаб беспрепятственно пропустит группу, дабы получить контроль над внедрённым агентом. Однако…

– Однако они предпочли перестрелять их, – горько уронил Палыч, нервно давя в пепельнице очередную сигарету.

– Батырь Учитель, позвольте напомнить вам о субординации, – мрачно одернул Ак Дервиш, но тут же сам согласился:

– Да, мы не учли, что у противника может быть иная логика. Впрочем, о судьбе отряда ничего не известно с 20 декабря, когда мы получили от него радиограмму, что он попал в засаду и принял бой в горах афганского Бадахшана. Наши вертолеты были там через час, однако поиски на месте боестолкновения ничего не дали – ни трупов, ни раненых, лишь кровь на снегу, осколки и стреляные гильзы.

Он, наконец, набил трубку и долго раскуривал от спички. Выпустив клуб дыма, заключил:

– Разумеется, мы не прекращаем поиск. Но надежды всё меньше день ото дня.

– На днях я еду в Афганистан, – тихо произнес Мастер, и все, как всегда, вздрогнули, осознав его присутствие.

– Мы с тобой уже говорили об этом, – поморщился Дервиш. – Должен ехать я, в конце концов, это мой регион.

– Ты нужен здесь, – Мастер отвёл возражение так, что стало понятно – он делает это далеко не в первый раз. – А я разыщу Руслана где угодно.

– Если он жив… – обронил Дервиш.

– Если он жив, – без всякого выражения повторил Мастер.

– Кто ещё причастен к этой операции? – нервно бросила Княжна. Лицо её напоминало маску слоновой кости.

– Учитель и Герш, – ответил Батырь батырей из клуба дыма.

Княжна дернулась и гневно уставилась на Лисунова, который ответил ей любезной улыбкой.

– Полноте, Ваше Сиятельство, – спокойно проговорил Ак Дэ, и дамский гнев съёжился.

– Зачем вообще было посылать на эдакое дело юную девицу? – пробасил из своего угла Назарий.

Палыч поморщился и переломил не закуренную сигарету.

– Думаю, остальным членам Совета пора узнать подробности, – мягко заметил Дервиш.

– Её нашел я, в Москве, случайно, – неохотно начал Палыч.

Потянул, было, ещё одну сигарету, но передумал.

– Я с ней познакомился… да что там, она познакомилась со мной, в школе рабочей молодёжи – вёл там три-четыре часа в неделю на полставки, нужно было, чтобы зачли стаж работы на предприятии. Там училась её мать. Дочку она оставляла в пустом классе, пока занималась. Там я её как-то и обнаружил – срочно требовалось поработать над артельными бумагами, и я искал тихое место.

Лицо его от воспоминаний на миг просветлело.

– Вы знаете, что я тогда состоял в Приказе вербовки, и в этих делах разбираюсь. Лицо человека, способного принять Игру как свою жизнь и смерть – оно особое. Конечно, у детей это не так выражено, но Алиса – да, её зовут Алиса – была чрезвычайным ребенком. Я опешил – не столько от того, что вижу в пустом классе маленькую девочку, сколько от этого выражения готовности к жертве и радостного ожидания… чего-то, что она ещё не понимает. Точно такое же лицо было у Руслана, пока он не узнал об Игре… А потом – целеустремленность и покорность долгу.

Учитель всё-таки зажег новую сигарету и молчал, пока не выкурил треть.

– У Алисы тоже стало такое лицо – когда она узнала… Но тогда она просто и серьёзно поздоровалась со мной, спокойно объяснила, что тут делает и попросила разрешения остаться – откуда-то знала, что я тут преподаю.

– Вы что, сразу решили, что она пригодна для Игры? – бесстрастно спросил Мастер.

– Нет, конечно, – помотал головой Палыч. – Вы же знаете, я сам безотцовщина… Долгое время был таковым… Судьба этого ребенка, оставленного одного, пока мама учится, была для меня очевидна. Мать-одиночка, лимита, крохотная комнатка в общежитии, где они спали на одной кровати, ткацкая фабрика, вечером – ШРМ… Просто… мне стало её жалко. Ну, и предчувствие какое-то, это обязательно… Короче, мы вместе дождались её мать, и я с ней познакомился. Конечно, та подумала, что я заинтересован ею. Это могло быть правдой: Мария Загорянская была очень красива. Её обстоятельства были на виду, но о прочем она никогда не рассказывала. По крайней мере, при её жизни я так и не узнал, кто был отцом Алисы. Она записала её на имя своего отца – Петровна, я сначала подумал, что девочка – отпрыск инцеста, такое случается, вы знаете. Но потом понял, что ошибаюсь: о покойном отце Маша всегда говорила с уважением, и из родной Коломны уехала только после его смерти. Она мечтала поступить в ГИТИС, и, думаю, у неё были шансы.

– Др-руг мой, – мягко вступил Герш, – всё-таки объясните, какие у вас были основания вводить девочку в Игр-ру?

– Я с первой минуты не сомневался, что она создана для Игры, – твёрдо ответил Палыч. – У неё феноменальные данные, которые до сих пор ставят в тупик наших специалистов. Интеллект, способность к адаптации, актёрское мастерство. При этом – абсолютное хладнокровие в экстремальных ситуациях, стратегическое мышление и умение волевым усилием подавлять рефлексии. То, из-за чего Руслана батырь Мастер именует «ходячей смертью»… И всё это врождённое, наставникам в московской обители Святого Георгия почти ничего не пришлось ей ставить, только нарабатывать технику.

– Готов поверить, – кивнул Мастер. – Но почему мне не дали поработать с этим ребенком? Было бы интересно…

– С ней работали специалисты-дамы, – ответил Дервиш, выбивая трубку в хрустальную пепельницу директора конторы. – Ты должен понимать, почему.

Мастер скептически пожал плечами.

– В моём деле женщина не может быть специалистом.

Княжна злобно, но тихо фыркнула.

– И тем не менее, – закрыл тему Батырь батырей.

– Мне бы не хотелось говорить про девочку плохо, – осторожно вставил владыка Назарий, – но я несколько раз с ней беседовал и у меня сложилось впечатление, что её духовный рост не поспевает за житейским. Может быть, это обычный подростковый максимализм, но я не рекомендовал бы её сейчас для серьёзных операций.

– Это переходный возраст, владыка, – возразил Палыч. – И в любом случае мы вынуждены были рисковать. Под угрозой – Деяние…

– У Руслана таких проблем не было. А ведь они почти ровесники… – заметил Назарий.

– Руслан – мужчина, – веско произнёс Дервиш. – А в этом деле, уж поверьте старому шпиону, необходим агент-женщина. Но любая разведка, использующая женщин, напоминает игрока, идущего ва-банк: он или всё приобретёт, или всё потеряет…

Архиерей тяжело вздохнул и замолк.

– Я устроил Алису в свою закрытую спецшколу для отпрысков советской элиты, – Палыч продолжил, будто его не прерывали. – Она прекрасно училась, но чувствовалось, что ей хочется много большего, и что она знает, что рано или поздно с ней произойдет… нечто. Потом она мне говорила, что всегда понимала: это придет через меня, что я не просто так появился в её жизни…

Он снова потянулся к пачке, но вдруг злобно скомкал её и выбросил в корзину.

– Примерно через полгода после перевода в спецшколу на неё вышел Клаб. Один Бог знает, как им это удалось, очевидно, рыскали за Отроком по всей стране и цеплялись ко всем неординарным ребятам.

– Они на это задействовали несколько тысяч агентов по всему Союзу. Кроме того, их прогнозисты сумели вычислить кое-какие данные, сузившие круг. Алиса попадала в него идеально, – пояснил Дервиш.

Палыч кивнул.

– Алиска и сама не особенно береглась, хотя я осторожно пытался её урезонить. Проделывала такие кунштюки, что я за голову хватался…

– Да, они должны были обратить внимание на ребёнка, который вместо заболевшей подруги, заморочив голову родителям и всем надзирающим органам, уехал на неделю с детской делегацией на Кубу, да ещё произвел фурор в тамошнем обществе… – заметил Ак Дэ. – Нам пришлось немало попотеть, чтобы сгладить ситуацию.

– Я знаю за ней ещё десяток подобных хулиганств, – в голосе Палыча промелькнула гордость. – А ведь ей ещё не было десяти лет. Не знаю, с каких пор, но вскоре клаберы абсолютно уверились, что имеют дело с Отроком. То, что Отроки всегда были мальчиками, их почему-то не смутило.

– А почему это должно было их смутить? – заметил Герш. – Нигде не написано, что Отрок обязательно должен быть мужчиной…

– Нигде не написано, что Отрок вообще должен быть… – парировал Палыч.

– Интерес к себе неких сил она заметила очень быстро, а вскоре агенты Клаба уже говорили с ней прямо. Разумеется, про Игру всё изложили в своей интерпретации: благородный цивилизованный Запад противостоит варварским ордам с Востока. И просчитались. До этих пор Алиса думала, что вот, началось то, для чего она предназначена. Её только несколько удивляло, что я в этом никак не задействован. Но после таких бесед она поняла, что имеет дело с неприятелем. И сразу всё рассказала мне.

– Положение было щекотливое. Я тогда даже не ставил вопрос об участии Алисы в Игре, поскольку по уставу мы не можем привлекать детей до тринадцати лет. Но она уже знала очень многое. Я вынес вопрос на Совет, и, как некоторые тут помнят, получил разрешение посвятить её в суть дела…

– Го-оспода, – прервал его Герш, взглянув на свои старинные карманные часы, не иначе, как принадлежавшие некогда князю Потёмкину-Таврическому – настолько они были усыпаны бриллиантами, – Новый год через две минуты.

– Батырь, неужели вы способны материализовать сейчас бутылку шампанского? – с иронической улыбкой оборотилась к нему Княжна.

– И не одну, Ваше Сиятельство, – невозмутимо подтвердил почтенный плейбой, пододвигая к своему креслу объёмистый чемодан.

Будучи раскрыт, он предстал переносным холодильником, удобно разместившим в ячейках три бутылки Дом Периньон 1973 года и шесть хрустальных бокалов.

Против кратковременного перерыва никто не возражал. Только Мастер проворчал:

– Крымское было бы патриотичнее…

– Теперь оно называется «Советским», – заметил Палыч, поглядев на артельного ликвидатора с удивлением. Похоже, до него одного дошел невероятный факт: Мастер изволил отпустить шутку.

Вино быстро разлили и посмотрели на Ак Дервиша в ожидании тоста.

– Господа соработники, – не заставил тот себя ждать. – Мы пережили год тяжёлый и волнительный. Игра не всегда конфигурировалась так, как хотелось бы нам. Конец года был трагичен. Но вся история нашей Игры до сих пор подтвердила всего один, но зато бесспорный факт. Вы знаете, какой.

– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра, – почти хором произнесли члены Совета Артели.

– Так, – кивнул Дервиш. – А значит, рано успокаиваться и переживать своё поражение. Мы живы, живы неприятели, и – я горячо уповаю на это – живы наши потерянные дети вместе с Отроком. А значит, нам предстоят бои, и не имеет значения, победим ли мы в них или будем биты. За Игру!

– За Игру! – выдохнуло собрание, и все опрокинули бокалы.

– Герш, ты не обидишься? – грохнув пустой бокал о пол, спросил Дервиш.

– Я бы обиделся, если бы ты этого не сделал, – отвечал Лисунов, грохая свой.

Его примеру последовали все остальные.

За окном раздались хлопки и крики. Никто не обратил на них внимания – советское население вылезло из квартир после телевизионной речи генерального секретаря и первых бокалов и стопок, закушенных «оливье» и «шубой». Но Ак Дервиш встрепенулся и приблизился к окну, осторожно заглянув за шторы. Палыч посмотрел на него вопросительно. Батырь Совета резко подал знак к молчанию.

– Господа, – произнес он вполголоса, – должен сообщить вам преприятное известие: нас атакуют клаберы.

– Какие клаберы? – глаза Княжны под очками округлись.

– Как клаберы? – привстал из кресла владыка Назарий.

Палыч вопросительно уставился на Ак Дэ.

Спокойствие сохраняли только Мастер и попыхивающий сигарой Герш.

– Обычные клаберы, наши дорогие противники.

Глаза Ак Дервиша почему-то искрились смехом. Словно в сиротский приют явился не скучный ряженый, а истинный и неподдельный Дед Мороз.

В руках Палыча вырос длинный ствол «стечкина». Княжна сжимала маленький «вальтер».

– Глушитель поставьте, Ваше Сиятельство, – невозмутимо заметил Мастер, непостижимым образом оказавшийся у окна. – Шум-то нам ни к чему.

Действительно, то, что происходило на улице, напоминало схватку под ковром двух очень тихих бульдогов. На противоположной крыше бесшумно метались чёрные силуэты, резко вскидывая ноги и руки. Изредка негромко хлопало. На улице тоже хлопало – бутылки шампанского в руках ничего не понимающих гуляк, выползших отметить Новый год, и бесшумное оружие клаберов и артельных. Несколько человек уже упало, их быстро оттащили в подворотни. Похоже, среди них были и случайные прохожие. Истошно заголосила женщина и тут же замолкла. Размахивая пистолетом и что-то крича, через улицу по диагонали бежал одинокий милиционер. Две тени подались к нему, быстро сбили с ног и оттащили к раненым.

– Надо уходить, – бросил Дервиш и Совет в полном составе покинул будуар матери писателя.

Охрана в приёмной была готова к бою. С третьего этажа уже доносились выстрелы и приглушенная возня. Очевидно, противник проник через крышу. Несколько хлопков слилась в один громкий «пух-х-х» и драгоценное зеркало на площадке брызнуло мелкими осколками под автоматной очередью. Перед своей гибелью оно отразило резво слетавшие по лестнице гибкие фигуры в чёрном.

– Направо, – скомандовал Дервиш, – наши должны держать выход для прислуги насмерть.

Совет спешно переместился за угол коридорчика, где оказалась узкая винтовая лестница. Охрана осталась прикрывать отход начальства.

Считанные минуты понадобились батырям, чтобы скатиться до полуподвального помещения. Последним, пыхтя и задыхаясь, однако не отставая, двигался толстый Назарий.

Ак Дэ уверенно отодвинул от стены всякий хлам. Показалась маленькая железная дверца, на первый взгляд, наглухо заваренная. Однако открылась она от одного толчка. За ней был полуподвал, отделанный под жилое помещение: встроенные шкафы, мягкая мебель, приятным тёплым деревом обитые стены.

– Бывшая дворницкая, – прокомментировал батырь. – Теперь используется как квартира для важных командировочных. Здесь переждём.

– Переждём? – холодновато спросил Палыч.

– По ситуации, – пожал плечами Дервиш, подходя к защищенному снаружи решёткой окну и вглядываясь во внутренний дворик.

Раздался негромкий лязг ведущей во двор двери, и смутная тень растворилась в темени новогодней ночи.

– Мастеру, конечно, не сидится, – хмыкнул Дервиш себе под нос.

Послышались приглушенные вопли.

– Вы как хотите, а я пошёл, – нервно бросил Палыч.

– Пожалуй, действительно нечего нам здесь сидеть, – кивнул Дервиш. – Ваше Сиятельство, владыко, вас я попрошу остаться.

Княжна и Назарий одновременно отрицательно помотали головами. Ак Дервиш сокрушенно пожал плечами и двинулся к выходу. Все последовали за ним.

Бой был в разгаре. Удивительно, как мало привлекал он внимание здешних жителей, притом, что свет горел почти во всех окнах дома: контора занимала только фасадную часть, всё остальное – квартиры. Разумеется, многие из жильцов в этот момент лихорадочно накручивали диски телефонов, вызывая милицию. Разумеется, им это не удавалось – связь не работала ни здесь, ни в прилегающих кварталах. На улицу выскочить тоже никто не мог – обе парадных были блокированы дюжими артельными.

На грязном снегу валялось пять-шесть трупов. Ещё десятка два бойцов, очевидно, расстрелявших все патроны, сцепились в свирепой рукопашной. Сверкали клинки, шмелями жужжали сёрикены, раздавался треск нунчаков. Капли крови и частицы раздробленных черепов летели в разные стороны. То тут, то там мелькал силуэт Мастера, он был безоружен и не суетился, но любой его противник тут же валился и больше не вставал.

Палыч пристрелил кинувшегося на него с мачете клабера, Княжна дважды выстрелила в появившегося из арки парня с автоматом, заставив того поспешно отскочить под прикрытие. Дервиш бросился в гущу схватки, проворно работая руками и ногами. Герш, было, рванулся за ним, но подкравшийся сзади клабер накинул ему на шею удавку. Увидев это, Княжна вновь подняла пистолет. Но выстрелить не успела: захрипев и схватившись руками за петлю, батырь подтянул супостата к себе, движением торса перекинул через плечо, схватил за голову и крутанул, ломая шею.

Только Назарий, так и не вытащивший оружия, стоял среди кровавой вакханалии, крестясь и скорбно покачивая головой.

Бой, впрочем, уже закончился. Во дворе лежало человек десять убитых клаберов и трое артельных, остальные утирали пот и перевязывали раны. Владыка Назарий начал читать отходную.

Судя по всему, с неприятелем было покончено и на улице, и в конторе. Большая часть окон уже не светились: жители жадно смотрели на происходящее. Чистильщикам Артели придется трудиться всю ночь и ещё много дней, прежде чем происшествие будет замято. С органами милиции и КГБ работа уже шла, в конторе прибирали следы ночного побоища. Когда третьего января служащие придут на рабочие места, они найдут всё в полном ажуре, и на втором этаже по-прежнему будет сиять драгоценное зеркало.

Вся диверсионная группа Клаба была уничтожена, но и артельные понесли значительные потери. Нескольких пленных в эти минуты уже допрашивали в Обители.

– Пошли, – приказал Ак Дервиш.

Под прикрытием сплошного кольца телохранителей они двинулись к припаркованным неподалеку машинам. Через полчаса никого из них не должно было быть в городе.

– Что это значит? – тихо спросил Палыч Дервиша, вновь ощутив его непонятную радость.

– Это значит, – так же тихо ответил тот, – что агент «Лейла» приступил к действиям.