Текст книги "Город несколько лет спустя"

ГЛАВА 26

Робот посмотрел на часы. Ровно полночь. Он сделал еще один круг, затем снизился к Плаза, чтобы сбросить баллоны, наполненные составом, который мгновенно распространял в воздухе омерзительное зловоние, напоминающее запах скунса. Сей шедевр Тигр творил несколько дней, запершись в доме на краю Города.

Сделав свое «грязное» дело, Робот, весьма довольный собой, постепенно набирал высоту, оставляя внизу выстрелы и оглушительную ругань. Над заливом в чернильном небе завис полумесяц, окрашивая серебром выступающие контуры небоскребов. Сугробы на Плаза в сумерках приобрели вид почти фантастический, светясь изнутри призрачным сиянием.

Солдаты внизу суматошно бегали, размахивая руками, пытаясь скрыться от ужасающего зловония. Наконец большая часть их укрылась в Сити-Холл и библиотеке. Робот удовлетворенно улыбнулся. Что ж, свою миссию он выполнил, остается только надеяться, что они просидят там достаточно долго, чтобы Джекс смогла беспрепятственно проникнуть в лагерь, а затем покинуть его. Но вместо того чтобы вернуться в штаб, механик решил полетать. Была чудесная ночь, тихая и таинственная. Пролетая над «Холидэй Инн» на Восьмой авеню, он увидел Дэнни-боя и Змея, копошившихся на крыше. Через несколько минут в воздухе с оглушительным треском расцвел яркий искрящийся цветок – первый залп фейерверка, призванного отвлечь внимание солдат Звездуна.

Джекс кралась по внутренним артериям Города, внимательно прислушиваясь. Включив фонарик, она посмотрела на изящные золотые часы на своем запястье, которые мисс Мигсдэйл дала ей перед операцией. За несколько минут до полуночи девушка вылезла из люка на небольшой аллее, примыкавшей к дому генерала.

Дэйв клялся и божился, что часовых на аллее нет, и Джекс с огромным облегчением убедилась, что солдат не соврал. Замерев в тени деревьев, она ждала следующего сигнала от друзей. Звезды на узкой полоске неба над ее головой казались холодными и безразличными. Глаза слезились от едкой вони.

Когда небо расцветилось фейерверками, Джекс уже карабкалась по пожарной лестнице на четвертый этаж дома. Заглянув в окно, она увидела темные силуэты двух часовых, любующихся салютом у окна на противоположной стороне холла.

– Никогда не видел ничего подобного! – восхищенно выдохнул один из них.

Солдаты не заметили, как тень скользнула за их спинами к двери спальни Четырехзвездного. Притворив дверь за собой, Джекс некоторое время стояла в полной темноте, прислушиваясь к равномерному дыханию спящего человека, затем подкралась к кровати. Луч лунного света освещал лицо генерала. Вблизи он казался намного старше. Седые волосы спутались во сне, цвет лица нездоровый, под глазами тени и глубокие морщины. Интересно, что ему снится?

Затаив дыхание, она вытащила тряпочку, смоченную эфиром, из пластикового пакета. Когда Майлз выдохнул, девушка аккуратно приложила материю к его носу. Голова генерала беспокойно заметалась по подушке, затем веки его задрожали, дыхание выровнялось, стало спокойным и глубоким. Черты лица разгладились.

Когда Джекс убедилась, что Майлз спит, она спрятала тряпочку в пакет и распахнула окно, впустив в комнату вечерний воздух, подпорченный, правда, зловонием. Избавившись от легкого головокружения и сонливости, вернулась к кровати.

Странно интимным жестом девушка отвела со лба генерала седую прядь. Сейчас он был совсем не похож на врага, внушающего ужас. Просто старый и безмерно усталый человек. Джекс обвела глазами комнату. Форма генерала аккуратно сложена на стуле; фуражка висит на спинке; на столе стоит бутылка виски, произведенная еще до Чумы. На столике рядом с кроватью лежит открытая книга в мягкой обложке – судя по всему, шпионский роман.

Красной краской, которая уже успела стать ее отличительным знаком, девушка вывела «УБИТ» на его лбу и свое имя на щеке. Когда во сне Майлз начинал поворачивать голову, ее сердце замирало, и она тотчас подносила к его носу пропитанную эфиром тряпочку. За окном все еще грохотали фейерверки. То тут, то там залпам вторили ружейные выстрелы.

Джекс старалась не отвлекаться на тревожащие звуки – слишком мало времени. Закончив, она вложила в руки Звездуну «Свидетельство о смерти» и подошла к окну. Улица внизу была тиха и безлюдна. Муниципальное здание закрывало луну, давая лазутчице отличное укрытие.

Девушка привязала один конец прочного каната к изголовью кровати, другой выкинула из окна и бесшумно соскользнула по нему к темной земле. Небо над ее головой расцвечивалось искрящимися узорами. Как только ее ноги коснулись асфальта, из-за угла на аллее показался солдат. Джекс вжалась в стену дома, стараясь слиться с ночью, но она была уверена – он ее заметил. Часовой метнулся к стоящей на обочине машине и замер, вглядываясь в темноту. Пока он не стрелял. В наступившей тишине девушка почти ощущала его дыхание, почти слышала мысли. Столько раз его пугали тени, он стрелял в призраков. Что там, в темноте? Еще одно привидение? Или реальная угроза?

Джекс понимала: главное сейчас – затаиться, убедить его, что увиденное – лишь плод его воображения; стоит ей побежать, и он, не раздумывая, откроет огонь. Она отчаянно боролась с паникой.

Внезапно она уловила краем глаза движение на другом конце улицы. Запах марихуаны. Аллея заполнилась невесть откуда взявшимися людьми: мужчины и женщины шагали рука об руку. Казалось, их лица светятся в темноте. В руках у некоторых плакаты: «Штаты – прочь из Центральной Америки!» и «Долой войну!». До Джекс доносился невнятный гул огромной толпы, сливающийся в речитатив «Остановить войну!».

Солдат из-за машины принялся палить по демонстрации, но люди не обратили на него ни малейшего внимания. Колонна продолжала идти. Часовой бросился наутек.

Джекс вышла из своего укрытия и через толпу прошла к люку, ведущему в туннель, откуда она пришла. Люди улыбались ей, она чувствовала тепло их тел вокруг себя. Девушка подняла крышку люка и, прежде чем скользнуть в прохладное подземелье, бросила на призраков прощальный взгляд. Одна из женщин ласково улыбнулась ей, и она узнала маму в счастливые годы. Джекс помахала ей в ответ и скрылась в люке.

Бесшумно двигаясь по холодному темному туннелю, она улыбалась, чувствуя на своем лице призрачное солнце далеких добрых времен. Еще долго она слышала наверху невнятный гул демонстрации. Джекс бежала, переполняемая истеричной радостью, которая часто сопровождает счастливое избавление от опасности, а вслед ей несся глухой речитатив: «Нет войне!»

* * *

Робот возвращался в штаб, когда темноту под его автожиром разорвала вспышка золотого света. Сначала он принял ее за залп фейерверка, но, свесившись вниз, ничего не увидел. Его окружала полная темень. Подняв голову, Робот понял, что ошибся. В небе над Городом парил золотой Ангел.

Разглядеть создание в деталях не удавалось – только блеск золотых глаз и отсвет лунного света на отполированных крыльях. Но Робот физически чувствовал его присутствие, остро, как разряды электрического тока, пропускаемого через тело. Ангел пришел за ним.

Летательный аппарат следовал за небесным посланцем, даже когда тот опускался совсем близко к крышам домов, виляя по узким улочкам. Робота наполнило странное чувство, что все, что с ним происходит сейчас, правильно. Так оно и должно быть. Ангел так прекрасен! Механик любовался красотой механизмов, взаимодействующих без малейшей заминки. Простота и совершенство поглотили все его внимание, он даже не заметил, как оказался в центре Города. Они летели в считанных сантиметрах над крышами, но Робота это не волновало. Главное для него было не потерять Ангела из виду, ни на минуту. Однако в следующее мгновение его отвлекли звуки выстрелов. Несколько солдат палили в брошенную на тротуаре машину. В секунду, ослепительную, как вспышка серебряной молнии, он увидел, что за ней прячутся Дэнни-бой и Змей. Патруль Майлза медленно окружал их, сжимая кольцо.

Все происходило, как в замедленной съемке, и заняло то ли несколько мгновений, то ли целую вечность, он не понял, да ему было и не важно. Змей тянется за оружием; лицо Дэнни-боя перепачкано гарью; глаза солдат светятся голодным блеском разъяренных волков, возбужденных запахом крови. Робот точно знал, что надо делать; он знал, зачем Ангел привел его сюда. Он что-то крикнул, и звук его голоса слился с ревом мотора, когда резким движением механик направил свой аппарат вниз.

Ах, это была такая чудесная ночь! Свежий прохладный ветер ласкал его лицо, сердце бешено колотилось в груди. Робот громко рассмеялся, когда, стремительно приближаясь к асфальту, увидел искаженные ужасом лица солдат.

– Я это сделала! Я его убила! Пометила и убежала, никаких проблем! – дрожащим голосом сообщила Джекс Лили, врываясь в штаб, расположенный в жилом здании в Пасифик-Хайтс.

Руки Джекс тряслись, и она никак не могла их унять.

– А где остальные? Еще не вернулись?

– Пока нет, – ответила Лили. В ее голосе отчетливо звучала тревога. – Фейерверк закончился полчаса назад, но никто еще не пришел. Джекс, да ты же вся дрожишь!

– Пустяки, – отмахнулась девушка, но дрожь не прошла, даже когда Лили накинула ей на плечи теплое одеяло.

Художница попыталась убедить ее подняться наверх, где новостей ждали еще несколько человек, но она отказалась.

– Мне надо поговорить со Звездуном. Прямо сейчас! Пусть он знает, что мы его достанем в любое время!

Джекс принесла рацию и уселась на ступеньках рядом с Лили.

– Эй, Джонсон! – окликнула она часового. Поскольку после первого разговора ни один из охранников не согласился назвать ей своего имени, она называла их всех «Джонсонами». – Позови хозяина, надо поговорить с ним.

Лили обняла девушку за плечи. Теперь, занимаясь делом, Джекс начала потихоньку успокаиваться. Со своего места на ступеньках перед ними открывался полный обзор дороги к Плаза, где все еще горели прожекторы. Через некоторое время генерал ответил. Голос его звучал слабо и неуверенно.

– Ну что, вы готовы сдаться? – перешла Джекс прямо к делу.

Послышался скрип кресла. Он сел. Наверное, сейчас на нем была та самая военная форма. Седая прядь падает на лоб, но красная надпись видна отчетливо.

– Я не сдаюсь, – глухо отозвался он. – Я не умею.

– Вы все равно не победите. Это место принадлежит нам, а мы принадлежим ему. Вам ничего с этим не поделать.

Долгая пауза, слышно только его неровное дыхание.

– Хитрый трюк ты использовала, чтобы сбежать, – прозвучало вскоре, неожиданно мягко.

– Это был не трюк. Город спас меня. Эти призраки тоже живут здесь.

– Я не верю в призраков. Я не верю в духов. Я верю только в то, что можно потрогать. – На какой-то момент ей послышалось сомнение в его голосе, но Майлз поборол себя, и голос его вновь стал властным и уверенным. – Я поймаю тебя и убью. Убью по-настоящему.

– Зачем?

– Чтобы доказать, что ты всего лишь женщина, и ничего больше. Мои люди верят, что ты призрак. Некоторые боятся тебя больше, чем меня. Поэтому мне придется тебя убить. – Кресло заскрипело под ним, когда он подался вперед. – Ты же понимаешь, мне надо, чтобы меня боялись; а чтобы породить страх – надо пролить кровь.

– Ты не сможешь поймать меня.

– Как мы в этом уверены! Может, ты уже и сама поверила в легенду о неуловимой Джекс? Может, и сама веришь, что неуязвима?

Девушка молчала.

– Ну, так вот, в этом случае ты ошибаешься. – Генерал слегка задыхался, очевидно, все еще сказывалось действие снотворного. – Когда-то мои солдаты верили, что я больше, чем простой смертный. Теперь-то, конечно, вы их разубедили. Но даже в самый пик своей популярности я не делал этой ошибки – я всегда помнил, что я всего лишь человек. И ты об этом не забывай. Помни, я могу убить тебя!

– Ты меня не поймаешь!

Джекс резко выключила микрофон.

– Слышишь, кто-то идет! – воскликнула Лили.

Она вскочила и вгляделась вниз, в дорогу, ведущую к дому. Одеяло соскользнуло с плеч Джекс, когда она схватила ружье. Возвращались Дэнни-бой и Змей.

Подойдя к ступенькам, Дэнни замер. Девушка подбежала к нему и обняла, но он стоял неподвижно, словно окаменев.

– В чем дело? Как же я рада, что вы здесь, все же хорошо?

Она подняла голову и увидела на его перепачканном копотью лице дорожки слез.

– В чем дело?

Молчание. Джекс положила руки ему на плечи.

– Пожалуйста, скажи мне, что произошло?

За Дэнни ответил Змей.

– Робот погиб. Нас преследовал патруль. Он направил свой автожир прямо на солдат и сам разбился.

– Разбился? Погиб? – непонятливо повторила Джекс. Дрожь возвращалась к ней, и теперь она знала, ей будет очень трудно с ней справиться.

– Мне надо было пристрелить генерала! Тогда хотя бы Робот погиб не зря! – выкрикивала она.

Когда Дэнни аккуратно вытер ее лицо, она осознала, что плачет. Девушка отпрянула от него. Молодой человек стоял перед ней, опустив руки.

– Джекс, – сказал он и замолчал, словно не зная, как продолжить. Когда он хотел обнять ее снова, она сделала шаг назад. – Куда ты? Пожалуйста, не уходи!

Она все-таки ушла. Дойдя до конца квартала, девушка осознала, что Дэнни идет рядом. Он попытался взять ее за руку, но она вырвалась, ожесточенно сверкая на него бешеными глазами.

– Уйди с дороги, Дэнни-бой! Хочешь воевать по-своему – воюй, но мне не мешай воевать, как я привыкла!

Она бежала по Городу. На улицах клубился туман. Ветер доносил до нее голос Дэнни-боя, зовущего ее по имени; от этого голоса она и пыталась спрятаться. В отдалении грохотали выстрелы. Темнота вокруг нее казалась пришедшей из кошмарного сна, где некоторые предметы болезненно-отчетливы, а некоторые расплываются, теряют очертания в зыбком мареве. Фонарь с женским лицом; хриплый вой ветра, поющего жуткую песню; витрина магазина, декорированная человеческими черепами.

Джекс не знала, куда идет. Убегала, вот и все. Может быть, там, в темноте, находится то, что она ищет – тихое место, где нет друзей и, следовательно, нет боли. Любовь причиняет боль – вот что узнала она за эти месяцы в Сан-Франциско, а она боли не хочет. Она устала и хочет покоя; а здесь вокруг нее толпятся призраки, не давая ступить и шага. Из окон всех домов за ней наблюдают те, кто когда-то тут жил.

Над головой послышалось хлопанье крыльев. Сквозь туман блеснул словно бы солнечный зайчик. Подняв ружье, Джекс выстрелила в Ангела. Дымка помешала ей прицелиться – а может, слезы, которые струились по щекам. Звук крыльев уводил ее все дальше по черным улицам, она стреляла в золотые блики, пока не кончились патроны, и тогда девушка в отчаянии швырнула ставшее ненужным ружье на асфальт.

Она мчалась в неизвестность и темноту, чтобы найти Ангела, как и в свой первый день в Городе, но нашла солдата. Бледный овал его лица неожиданно возник перед ней из тумана. Джекс увернулась от его рук и побежала дальше. Она не испугалась, ей просто нужно было во что бы то ни стало найти Ангела. Но часовой уже свистнул патрульным, и один из них, выпрыгнув откуда-то из темноты, повалил ее на землю, скручивая руки за спиной. Когда звук золотых крыльев стих вдали, Джекс перестала вырываться. Резким движением ее поставили на ноги.

Внезапно успокоившись, девушка рассматривала их. Пятеро молодых людей, трое из них помечены «УБИТ». Двое держат ее за руки, остальные стоят на почтительном расстоянии, держа ее на прицеле. Ее обыскали. На асфальте выросла кучка вещей: нож, баллончик с краской, дымовые шашки.

Джекс потерла лоб. Взглянув на руку, увидела красный сгусток. Ее кровь. Вторая рука тоже болела. Открыв ладонь, она обнаружила, что содрала кожу. Девушка смутно помнила, что падала и пыталась опереться на руку, но где и когда это произошло, ответить бы не смогла. Прикоснувшись к ране пальцем, почти с удивлением почувствовала боль.

Солдаты вели ее по улицам, через колючую проволоку под слепящий свет прожекторов.

– У нас пленница! Слышишь! – орали они, проходя мимо часовых.

Те удивленно таращились на Джекс. Встающее солнце освещало сцену бледными лучами.

– Ой, да она совсем маленькая. Навряд ли из артистов, – выкрикнул кто-то.

Ее конвой ничего не ответил. Они торопились к дому Майлза. С деревьев радостно приветствовали восход мелодичным кваканьем лягушки. Джекс огляделась, впервые за столько дней видя Плаза в дневном свете. Грязный снег таял в сточных канавах. Солдаты, стоящие у походной кухни, выглядели опухшими и неопрятными.

– Пленница! Видать, из артистов, – неуверенно пробормотал один из них.

Ее привели прямо к генералу. Пока она ждала в холле, ее окружили любопытные солдаты, но конвоиры быстро разогнали толпу. Джекс окружали лица, помеченные «УБИТ», она смотрела сквозь них, не желая встречаться ни с кем глазами. Наконец ее проводили в комнату Майлза.

Волосы генерала были всклочены, как будто он только что проснулся. На мятой рубашке – пятно от кофе. Он выглядел изможденным.

– Говорить можешь? – был его первый вопрос.

– Да.

– Отвечай «Да, сэр!».

Джекс внимательно смотрела на него, безучастно размышляя о том, что должно произойти.

– С какой стати?

Улыбаясь почти любезно, он наотмашь ударил девушку по лицу. Уклониться от удара она не успела.

– Не будь идиоткой. Ты не вооружена, вокруг мои люди, бежать тебе некуда. Так что отвечай «Да, сэр!».

Она продолжала безразлично его разглядывать. В конце концов, какая разница?

– Да, сэр.

– Хорошо. Очень хорошо. Имя?

До Джекс внезапно дошло, что никто не помешает ей соврать. Можно назвать чужое имя, и никто никогда не узнает. Она колебалась, рассматривая собственную подпись на лице врага. Майлз стоял, сцепив руки за спиной. Нет, он должен знать, кто перед ним. Она хотела, чтобы он это знал.

– Меня зовут Джекс.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Лицо пленницы ничего не выражало.

– Ясно. Когда я сказал, что поймаю тебя, никак не рассчитывал, что это произойдет так скоро.

Джекс пожала плечами.

– У нее нет оружия? – обратился генерал к конвою.

– Никак нет, сэр!

– Хорошо, тогда отпустите ее и можете идти. У двери оставьте часового.

На лицах у солдат отразилось облегчение, и они поспешно ретировались. Генерал не отрывал взгляда от лица девушки.

– Садись!

Джекс опустилась на стул, генерал сел напротив. Его глаза, казалось, сверлили ее насквозь.

– Я, конечно, понимаю, что тебе ничего не стоило убить меня ночью.

– Да, – кивнула она.

– А стоило бы, пожалуй. Если ты думаешь, что я признателен тебе за свою сохраненную жизнь, то глубоко ошибаешься.

Джекс молчала. Ни о чем таком она и не думала, но объяснять ничего не хотелось. Генерал тоже сидел тихо, подперев рукой подбородок.

– Как же тебя сюда занесло? – наконец нарушил он тишину. – Ты же так хитро действовала все это время, просто не могу поверить, что неуловимая Джекс бездарно напоролась на патруль!

– Я шла за Ангелом, – задумчиво произнесла она, безучастно смотря куда-то сквозь Майлза.

– За ангелом?

– За Ангелом. Я услышала хлопанье его крыльев и пошла на звук.

Внутри у Джекс было пусто и холодно. Слова доносились до нее откуда-то издалека, словно из подземелий Города.

– Значит, это ангел привел тебя ко мне? Выходит, то был Ангел Смерти? Неплохо получается.

Подавшись вперед, генерал налил из бутылки виски, все еще стоящей на столе, два бокала. Один он отдал Джекс, из второго сам сделал большой глоток. Девушка пригубила алкоголь и поморщилась – защипало потрескавшиеся губы.

– Я убью тебя без малейших колебаний, – просветил ее тем временем Звездун. Она молча глотнула еще виски. – Я все ждал, когда же фортуна наконец отвернется от вас. Похоже, дождался. Вопрос теперь стоит следующим образом: что мне с тобой делать?

– Мне кажется, вы уже все сказали.

– Конечно, – кивнул он, явно довольный собой. – Но тогда ситуация была совсем иная. Я никак не мог заставить тебя сказать «Да, сэр!» во время нашего последнего разговора.

– Это точно.

– Отвечай «Да, сэр!».

– Зачем весь этот цирк? – резко переспросила она. – Ваших людей здесь нет.

Его ухмылка стала еще шире.

– Может, это доставляет мне удовольствие?

Его самодовольство потихоньку начинало выводить Джекс из себя. Она почувствовала, что скоро взорвется. Он может позвать охрану, избить ее, сделать все, что угодно, но ей было наплевать.

– Слушайте, хотите убить меня – давайте убивайте, но доставлять вам удовольствие – нет уж, увольте!

Генерал от души расхохотался, хлопая ладонью по подлокотнику кресла.

– А ты мне нравишься, Джекс. Столько злости, столько высокомерия! Знаешь, я, может быть, и не убью тебя.

Джекс сохраняла невозмутимое выражение лица, тщательно маскируя удивление. Странно, думала она, до чего же это все странно. Этого она не ожидала.

– Мне нужна информация, – деловито продолжил генерал. – Для начала ты могла бы сообщить мне, где располагается ваш штаб. Надеюсь, он все-таки у вас есть?

– Месторасположение штаба меняется каждый день. Сейчас он уже переехал, – равнодушно прокомментировала Джекс.

– Где он был? Где он был в последний раз?

Майлз подался к ней. Когда она не ответила, он снова ударил ее по лицу. Боль показалась Джекс какой-то странно отдаленной, как будто ударили не ее. Она помотала головой, приходя в себя, и глотнула виски. Холодная капля упала на ее ногу.

– Мне казалось, мы уже прошли это.

– Я просто напоминаю. Так что, расскажешь мне о вашем штабе?

– Ничего интересного рассказать я все равно не могу. Временные штабы могут быть где угодно. Оружие мы всегда носим с собой. Даже если я расскажу все, что знаю, вам это вряд ли поможет.

Он откинулся в кресле и задумался.

– Н-да, к сожалению, я тебе верю. Конечно, я могу заставить тебя говорить, но что толку… Вот интересно, а они предложат за тебя выкуп? Как думаешь, во сколько оценят твою голову, Джекс? – Майлз потер подбородок. – Или вот еще – что, если заставить тебя сотрудничать со мной? В обмен на жизнь ты публично присягаешь мне на верность на центральной площади Сан-Франциско! Как тебе такой вариант?

Джекс облизнула губы и ощутила привкус крови. Она смотрела в лицо врага и понимала, что больше не боится его. Нисколько. Он предложил ей сделку, как обычный барыга на рынке.

– Если я соглашусь, что будет?

– Расскажешь мне все, что знаешь. А затем я соберу свое войско и торжественно приведу тебя к присяге.

– А если нет?

– Думаю, в этом случае мы устроим публичную экзекуцию. Вздерну тебя на ступенях Сити-Холл.

Джекс подумала, что любит жизнь. Она глотнула из своего стакана. Хорошо быть живой и чувствовать, как щиплет губы от алкоголя. Вдалеке гудели колокола Гамбита, но молчание в комнате тем не менее казалось абсолютным. Какая разница, присягнет она Звездуну или нет? Да никакой. Это всего лишь слова, а слова ничего не значат. Все равно что сказать: «Да, сэр!»… и спасти жизнь, которую она, оказывается, любит так сильно.

Джекс задумчиво вертела бокал между ладонями. А вот Дэнни-бой сказал бы, что слова – это символы. Они воевали с символами и при помощи символов. Но Дэнни-бой сумасшедший. Он не прав. А она очень любит жизнь.

Генерал тем временем разглагольствовал:

– На мой взгляд, повешение – один из наиболее зрелищных и изощренных способов казни. Почти идеальный. Во-первых, чего стоит одно ожидание узника, пока строят виселицу. Солдаты сколачивают эшафот, вокруг них собирается толпа зевак – всем интересны приготовления к смерти. Ждут самой казни – гробовая тишина, которая воцаряется на площади, когда осужденного выводят из темницы и ведут к виселице – бр-р-р, от этой тишины кровь стынет в жилах! Трогательный момент – бедняге предлагают встретить смерть с завязанными глазами. Затем палач накидывает петлю ему на шею. Оглушительный треск – открывается люк, – мощный выдох всей толпы и замирание сердца при виде повешенного, извивающегося в петле, борющегося за жизнь из последних сил. Это все быстро заканчивается, но память остается. Виселица отбрасывает тень на площадь, ветер колышет труп, постоянно напоминающий всем о том, что смерть – вот она, рядом. Само собой, твой труп будет висеть на площади до конца войны.

Джекс смотрела на генерала, хотя не слышала его слов. Он кивнул ей, хищно ухмыляясь.

– Что, страшно? Конечно, страшно и эффектно. У тебя есть шанс поучаствовать в последнем представлении в твоей жизни, Джекс.

– Надо было тебя убить, – пробормотала девушка. – Все-таки Дэнни был не прав.

Майлз легкомысленно пожал плечами и вновь наполнил ее бокал.

– Конечно, надо было. Знаешь, в некоторой степени я в вас разочаровался. Ведь вы называете себя артистами. Только вот искусство войны вы восприняли чересчур поверхностно. – Он глотнул виски. – Так сказать, выбрали путь наименьшего сопротивления, не стали рисковать.

– Да что ты вообще об этом знаешь?

– Я знаю, что вы рисовали глупые картинки. Вы хотели умереть за искусство, но почему-то не хотели за него убивать. – Он подался вперед и заговорил почти страстно: – Хорошая смерть тоже может стать произведением искусства, так же как и хорошая казнь. Вставай на мою сторону и сама убедишься!

– Не думаю.

Генерал улыбнулся, и надпись на его щеке исказилась.

– Дело твое. Значит, завтра ты умрешь.