Текст книги "Повелитель снов"

Глава 68

– Алеф мог сколько угодно маяться завистью, но вряд ли бы что предпринял… Аскер сжился с ролью, был в большом авторитете… Просто… Случилось непредвиденное обстоятельство, впрочем, как всегда в нашей профессии… Вернее, череда непредвиденных обстоятельств…

– А именно?

– Во-первых, Аскера прямо на въезде в Бактрию – а приехал он с шиком, на «порше», – опознал один товарищ из Курдистана… Типа – беженец, их тут много зависает, чтобы потом тихохонько в Европу перетечь… Так вот: в те далекие времена, если помнишь, курдов мы особо привечали, их национально-освободительное движение против турецкого ига поддерживали и субсидировали… И Аскер на заре юности проходил стажировку как раз в курдском лагере, на территории Ирака, заодно подтягивая языки и перенимая обычаи… Кстати, именно там Аскер узнал – какая он, оказывается, важная птица, в смысле происхождения… И указал в отчете.

Так вот: в курдском лагере Аскер был обычным советским военспецом по диверсионной подготовке. Курды были почти свои, информации через них текло море… Потом курд тот незадачливый – делать-то ничего не умел, только воевать, – успел пострелять и в Афгане, и в Чечне… И теперь, увидев Аскера, подъехавшего эдаким фертом, подойти постеснялся, но сотрапезнику своему и выложил: видишь, как бывшие чекисты теперь заматерели… Дескать, из простых лягушек выдвинулся…

А сотрапезником того курда был некий Мустафа Азалиф, здешний представитель гуманитарной миссии «Исламское единение». Правда, оформлен он в Бактрии наверняка туристом долгосрочным… И Аскера он по той южной стране запомнил – был он и у них в офисе мельком… Короче, этот Мустафа порасспросил курда подробнее и с пристрастием, воспылал гневом и решил самолично и самочинно лазутчика Аскера пригасить. Нет, не по правилам, конечно, ему бы доложить сперва… Но он решил стать героем… Да и – брат у него младшенький всего полгода как сложил буйну голову на границе Ингушетии… А старшего, по слухам, умучили в застенках пророссийского чеченского режима…

Дом Мустафа отследил, местную братву, из средних, зарядил авансом, три дня готовился…

– Это ты когда успел выяснить, Сергей Сергеевич?

– Это не я, это сам Аскер супротивников срисовал… А Мустафа, как уже все смазано было, отправил Алефу невнятный мейл: дескать, разоблачил он шпиона, вредителя и диверсанта в рядах «Исламского единения» и принял решение сего недотепу отправить к праотцам. И совсем коряво, вроде постскриптумом, сообщил: дескать, это небезызвестный вам Аскер.

Сообщение мы, понятное дело, перехватили и расшифровали, но вот только что… А Алеф тем временим уже на пути в Бактрию был… И это все – первая несвязуха.

– Есть еще?

– А как же. Целых две. Ты и Дэвид Дэниэлс. С кого начать?

– С меня.

– Ответ неверный. Начнем мы с Дэниэлса: он объявился раньше. И поселился в том же доме. Вроде бы просто случай: самый богатый и престижный дом на набережной. А вот интерес – сиречь легенда, стопроцентно совпал с легендой Аскера. Аскер мимолетно Дэниэлса сфотографировал, выяснилось: да, он бывал в Бактрии четырнадцать лет назад, с женой, и занимался удочерением той самой Ани… Скорее следуя правилам, чем что-то особенное подозревая, прогнали фото папы через компьютер… И вот тогда напряглись основательно! Очень капитально! Ты даже не представляешь себе как!

– Все-таки оружие и наемники?.. Или?..

– Или. Такое «или», что и в плохом сне при таких раскладах присниться может раз в пятилетку. Перед съездом партии. – Бобров оскалился в улыбке, и тут стало особенно заметно, как он постарел… И зубы все сплошь фарфоровые, без единого пятнышка… – Дэвид Фитцджеральд Дэниэлс до выхода в отставку являлся руководителем подразделения в МИ-8. В чине полковника. Тебе напомнить, что это такое, или не стоит?

– Не стоит.

МИ-8. Служба технической разведки и контрразведки. Одна из самых засекреченных и совершенных в Соединенном Королевстве. В ведении этой службы находятся в Великобритании, доминионах и, в определенной степени, странах Содружества все научно-исследовательские проекты, касающиеся… Много чего касающиеся.

Собственно, то, что об этом не знала ни Аня, ни Мэри, – в порядке вещей. Работа такая.

– Что он указал в анкете по удочерению?

– Чистую правду: агент. По оптовым продажам. Представляешь, какая головная боль упала на всех нас, когда мы все это выяснили?

– Подожди, генерал. Вся каша заварилась, когда… безвременно умер член?..

– Это юмор?

– Это быль. Я имею в виду сенатора.

– Да.

– Тогда – не понимаю. Предположим, некто овладел методикой – путем тех или иных воздействий на психику отправлять на тот свет людей и даже целые группы… Почему бы ему не связаться с заинтересованной стороной по налаженным каналам и… – Я запнулся на полуслове. Спросил быстро: – Работает непрофессионал?

– Именно. Дилетант.

– И сенатора он завалил ради паблисити, так, кажется, это теперь называют?

– Угу. Промоушен. И запустил запись в Интернет. Запись гибели сенатора.

– «…А человек без рези в животе, без тошноты, без боли умирает…»

– Да. Все, кто профессионально занимается смертью, обратили внимание. Навели справки. И – назначили, я полагаю, цену.

– Дилетанты непредсказуемы и опасны.

– Если отметить, как он пачками «валил» – из лабораторного или иного интереса живых людей… О, это почерк настоящего профессионала. Но – в науке… как они это называют?

– «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот сможет достигнуть ее сияющих вершин, кто упорно, не страшась усталости, будет карабкаться по ее каменистым склонам…»

– Где-то я это читал. Герберт Уэллс?

– Маркс и Энгельс.

– Старею. Так вот – контактов, выходов на людей действия у нашего гения нет. Вернее – не было.

«С подобными импровизациями Эжен выступает лишь дважды в год, и знают о них лишь посвященные…»

Генерал с треском распечатал пачку сигарет, закурил, затянулся яростно, выдохнул вместе с дымом:

– Сам понимаешь, методика даже в «домашнем варианте» – устранение «естественным путем» того или иного политика – бесценна! А если представить…

– …как весь великий китайский народ под красным знаменем коммунистической партии, с кличем «Москва – Пекин – дружба навек!» и песней «Вот солнце восходит над речкой Хуанхэ…» отмарширует в полном составе в Желтое море…

Лицо генерала Боброва осунулось совершенно, и выглядел он теперь полностью и абсолютно несчастным… И было непонятно – жалко ему безвременной гибели китайцев или – он вообще затосковал о несовершенстве мира?.. Даже с генералами бывает.

– И это не юмор, – мрачно констатировал он. – Ты, Дронов, с журналистикой заканчивай. Обладаешь силой художественного убеждения. Романы пиши. У тебя получится. Классиком станешь. У нас в России это просто.

– Да?

– Чтобы стать классиком, нужно пережить современников.

Глава 69

– Ну вот. Теперь ты знаешь если не все, то многое.

– Ты забыл основное, Сергей Сергеевич.

– Что же?

– Кого. Перечисляя проблемы, ты назвал меня. Понятно, по порядку, а не по значению. Пока я играл с нехорошими террористами и их наймитами в «обознатушки-перепрятушки», Аскер набрел на что-то очень серьезное. Раз он в коме. Он успел передать результат?

– Нет. Ты так все запутал…

– Я?

– А что делал целые сутки ты, Дрон?

– Разговоры разговаривал. Но один вопрос совсем упустил: что делал здесь сенатор? Ведь ему по рангу и охрана положена, и все такое… Он приехал частным порядком?

– Да.

– А он, вообще, кто?

– Труп.

– Теперь – понятно. При жизни?

– Был председателем Комитета Совета Федерации по особым технологиям.

– А до этого – тоже в Комитете?

– Да.

– Генералом?

– Полковником. Генералы тогда в Комитете были наперечет. А он еще молод был.

– И в каком управлении спину гнул? В смысле – трудовыми успехами радовал? Хочешь, угадаю? Да не страдай ты так, генерал, я лицо частное, да еще и творческое, язык без костей, молотит себе…

– Мы не на току.

– Что-то ты помрачнел, Сергей Сергеевич… Или, полагаешь, эту комнату кто-то помимо тебя контролирует?

– Прослушка? Исключено. А то бы – говорил я с тобой…

– На всякую хитрую… технику найдется свой винт с болтом. С резьбою влево.

– Не тот случай. Папочку на столе видишь? Вещь грубая, но ломовая: глушит и своих, и чужих, и сочувствующих…

– Тогда почему бы не поговорить начистоту? Вернее… пофантазировать? Какой с меня, писаки, спрос?

– Раньше бы…

– Эка вы, батенька, хватили – раньше. Раньше пчелы были с гуся, и каждая по два ведра меда носила… В Одиннадцатом Главном слесарил будущий сенатор? В управлении спецпроектов?

Генерал кивнул.

– Ну вот и славно. И случайностей все меньше… А закономерностей – больше. И вот что я думаю себе, как будущий художник слова, разумеется… Полковник в девяносто третьем – чин не великий, но и не маленький… Как его величали?

– Владлен Владимирович Зарубин.

– Предположим, именно товарищ Зарубин и курировал специнтернат, вернее, детдом, из какого мы с Дашей Беловой эскортировали деток… И знал о них нечто такое, что, кроме него, не знал никто. И решил детей – или одного из них, обладающего уникальными, исключительными, необъяснимыми способностями, – похитить… Мы с Беловой были подставлены в охрану «пушистыми зайчиками», и если бы не Даша… Сам я вряд ли бы справился с нападавшими. Пойдем дальше?

– Ты выдумывай, тебе можно. Пока.

– Благодарствуйте, барин. Похищение не удалось. Потом грянул октябрь, разгон Думы, перетряска в спецслужбах… Мог полковник отчеты наши изъять? Особливо если во время событий октября занял нужную сторону и получил соответствующие полномочия? В определенной степени исключительные?

– В разведке так не бывает. Не то что управления, отделы как отсеки подводной лодки…

– Согласен. Но везде работают люди. А люди…

– Только без сентенций.

– Без них. Хорошие профессионалы хотят остаться на службе и приносить пользу отечеству – так хорошо? – а какой-то назначенец-инспектор в чине теперь уже генерала – правильно? – может зарубить – да с такой-то фамилией! – их карьеру под корень… И с оргвыводами. Нет, никто ничего не нарушил, просто все смотрели в другую сторону, пока господин генерал-инспектор рылся не в их личных делах, а в каких-то докладных каких-то капитанов… Красиво изложил?

– Как по писаному.

– Извини, Сергей Сергеевич, но я тебя огорчу. Мой отчет был направлен в аналитическое управление и миновать возглавляемый тогда тобою отдел не мог…

– Пес с тобой, Дронов, ты правильно мыслишь. Приходил тогда ко мне Зарубин. И – с исключительными полномочиями от царя Бориса. И – что я сделал? Да подсунул ему гору второстепенных бумаг, чтобы он, не дай божок, в агентурные вопросы носа не совал и систему не ломал…

– Ушлый малый.

– Я?

– Он. Как Зарубин при новом так близко присоседился?

– Политика.

– Слова… Люблю слова, которые все объясняют. И в подробности вдаваться не нужно.

– Вот и не вдавайся. Тебе хорошо, ты птица редкая и вольная, тебе если что и терять, так только голову…

– Что ж вы все такие нежные и незлобивые, а?

– Кто – все?

– Генералы.

– И много ты генералов повидал?

– Случалось. Генерал – это не человек, а… вымысел.

– Ты хорошо выспался?

– Плохо. Но согласись, между полковником и генералом расстояние вовсе не на одно звание, а на всю длину лампас… Да и лампасы, если философски, – это две параллельные прямые, нигде не пересекающиеся… А если и пересекающиеся, то совсем в ином пространстве…

– Тебе кофе сварить? Или коньяку?

– …и человек, делаясь генералом, невольно подгоняет себя под этот вымысел… Становится строг, статичен, неприступен, грозен и монументален. И бессознательно мечтает сделаться монументом, чтобы века и века возвышаться на гранитном постаменте над подвластным миром и взирать поверх его – за горизонты вечности.

Глава 70

Сергей Сергеевич плеснул на донышко стакана «Хеннесси», нацедил в чашку из кофеварки крепчайший эспрессо, протянул мне обе емкости:

– Глотни. Поможет.

Я только вздохнул:

– Думаешь, не безнадежен?

И правда – помогло. Я спросил:

– Пойдем далее по тексту? Художественному, разумеется.

– Попробуй.

– Попыток своих Зарубин не повторил. Или – возможностей не хватило, или… У него ведь должен был быть сообщник. Из ученых. Тебя кто-то консультировал на сей предмет?

– Да. Был у меня… эксперт.

– Что за эксперт?

– Дедушка лет семидесяти с гаком. Леонид Ильич Аркадин.

– Божий одуванчик?

– Не знаю, чей он одуванчик, а только… Пятаки в трубочку сворачивает.

– В смысле?

– В прямом. Большим и указательным пальцами.

– Прямо атлет! Откуда объявился?

– В Славинске он сейчас, пенсионером. Жена, дети, кошки, мыши, тараканы…

– В голове?

Бобров задумался на секунду.

– И в голове – не без них. Сам костист, жилист, с виду – тихий отставник.

– Одиннадцатого Главного?

– Точно так. По Бактрии он нам много любопытного поведал.

– А именно?

– Детишек сюда высылали. Тех, что не преодолели «планку».

– Какую?

– На гениальность.

– Выбраковка.

– Что?

– Да так, вспомнилось… Слышал я уже этот термин.

– Под «крышей» конторы некий ученый амбиции удовлетворял. Господом Богом себя возомнил. Или доктором Фаустом. И создавал гениев.

– Зачем?

– Наверное, человечество решил осчастливить. Вернее, облагородить.

– Евгеника…

– Она самая. Кстати, нашему Аркадину он тоже какую-то амброзию приготовил. С тех пор Леонид Ильич помолодел, похорошел, тягу к противуположному полу ощутил нешуточную… Силен, здоров и…

– Счастлив?

– Вот это – не знаю. Жаловался он… Побочный результат. Говорил, раньше жил размеренно, знал свое дело, знал, что правильно, что нет… А с той поры – то кураж на него найдет – мир этот перевернуть вверх тормашками, то – тоска такая, хоть волком вой… То – страх беспричинный, что бежать надо, а некуда…

– Земля-то круглая…

– Ты его встречал?!

– Нет.

– Он ответил именно так. Слово в слово.

– У дураков мысли сходятся.

– А дурак у нас – не глупость, а особый склад ума… – раздумчиво проговорил Сергей Сергеевич.

– И теперь Аркадин в Славинске?

– Да.

– До Бактрии от него – два с половиной часа на хорошей машине… Или – морем… «Что это движется там по реке…»

– Мы думали над этим.

– Выставили наружку?

– Какую смогли.

– Учитывая, что он профессионал… От наружки уйти…

– Да и мы не кони вялые! – Генерал понуро опустил голову. – Хотя – ты прав. Двоих отрядили, но они в том Славинске люди новые, и если нужно Аркадину сорваться с поводка – не удержим. И если он раньше бывал здесь…

– Вот такие забавы профессионалов… А что за ученый?

– Мамонтов Игорь Олегович. Ныне покойный.

– Из куратора супермена сотворил, а сам – помер?

– Сгорел на работе. В том же девяносто третьем.

– Во как!

– В прямом смысле сгорел. По версии следствия – уснул на тахте в лаборатории, пьяный – неравнодушен был к змию зеленому; да сигаретку не притушил… Утром – обгорелый труп.

– Его?

– По словам Аркадина, ученые не поленились, провели генетическую экспертизу, в отчете указали – его.

– Бумага все стерпит. Что помрачнел опять, Сергей Сергеевич? Закапывая могилу, убедись в наличии трупа… Останки кремировали?

– Естественно.

– А потому эксгумировать и провести независимый генетический анализ теперь…

– Заткнись, а?

– Не далее как вчера встретил я одного доктора…

– Патологоанатома?

– У тебя черный юмор прорезался, генерал? Это ободряет.

– Так что за доктор?

– Пластический хирург.

– Эка невидаль…

– Имеем два неизвестных и неопознанных объекта и…

– Дальше – не продолжай.

– А подытожить?

– Итожить я и сам умею. Потому и генерал.

– И что скажешь, генерал?

– Мы в полном дерьме.

– И если…

Генерал сверкнул на меня гневным взглядом:

– Вот только не нужно мне снова про генералов, как явление, и про великий китайский народ!

Снаружи раздалась какая-то возня, Бобров подошел к двери и – мгновенно был сбит на пол мощным ударом. Несколько человек в масках и с автоматами на изготовку ввалились в помещение; не дожидаясь, пока треснут железкой по носу, я упал лицом вниз. На меня навалились, жестко притиснули… Генерал лежал с разбитыми в кровь губами и расквашенным носом, и на лице его было написано столь неподдельное удивление…

– Ты хохочешь, Дрон? Это нервы…

– Видел бы ты себя со стороны, генерал… «Меня, конопляного муравья, мордой в грязь! И – кто?! Бычьё!!!»

Глава 71

Вслед за бойцами «Беркута» в комнату прошел полковник Свиридов, посмотрел на пробитый пулей экран, произнес, покачиваясь с пятки на носок:

– Я – полковник Свиридов, начальник Бактрийского райотдела милиции. – Огляделся, ухмыльнулся. – И куда труп дели, господа хорошие?

– Расчленили. Разрезали и съели, – рявкнул с пола Бобров.

– Шутить изволите… э-э-э… господин помощник депутата Госдумы? – Свиридов раскрыл выпавшее из кармана генерала удостоверение.

– В пиджак загляни. Там паспорт.

– Поди, дипломатический…

– Да. И у моих людей – тоже. Если не хочешь очень крупных неприятностей…

– Не нужно, Сергей Сергеевич, волкодава волками стращать…

– Жалоб будет гора. Обещаю.

– Не имею права.

– Че-го?!

– Не имею права лазать по личным вещам иностранных господ без соответствующей санкции прокурора. У нас не Россия – демократическая страна и с этим – строго.

– А-а-а…

– А следователь прокуратуры что-то задерживается. Наверное, транспортные пробки. Такой у нас город. Да и понятых пока сыщешь… Так что, кроме удостоверения помощника депутата, других документов я не видел. Вот, бойцы подтвердят. А помощник вы, может статься, липовый, на оргпреступность подрабатываете… Да и документик в экспертизу надо бы отправить, вдруг – подделка?

– Издеваешься, полковник?

– Когда издеваюсь, у меня подозреваемые в «слоников» играют… А пока – так, болтаем.

– Как же ты без прокурора в мирный дом вломился? Без санкции? Это в демократической-то стране?

– Обстоятельства заставили реагировать немедленно. Закон это дозволяет. Добропорядочная гражданка сообщила по ноль-два, что в доме на набережной слышна пальба и труп вроде вынесли уже… Как должна отреагировать милиция? Адекватно. Вот мы и отреагировали. А кстати, те двое, во дворе, с оружием оказались!

– Да не может быть… – усмехнулся генерал.

– Точно. Мы правда не разобрались пока, газовое или боевое… Но сопротивление они оказали, в протоколе отметим непременно. И если они, как и вы, дипломаты, вышлем из страны с соответствующей нотой. По линии Министерства иностранных дел. И кто по холке получит, я или вы, господин помощник депутата Госдумы Бобров, или как вас там?..

– Сопротивление оказали, говоришь? Да если бы они оказали – твои орлы, пардон, «беркуты», лежали бы сейчас во дворе вялыми бройлерами… И ты, полкан, рядышком. – Лицо генерала посуровело. – А теперь – хватит комедию ломать; вели своим птенцам убраться и – наручники сними.

– Не то – что? Осерчаете, гражданин?

– Увидишь. Жду десять секунд. Время пошло.

Лоб полковника Свиридова прорезала поперечная морщина; что-что, а мужчина он был тертый… И понял, что сейчас с ним никто не шутит и дальше будет или плохо, или – очень плохо… Можно не только лицо потерять, но и голову…

Ровно через девять отпущенных секунд в комнате объявился Александр Петрович Гнатюк: загорелый, улыбчивый, благоухающий дорогим одеколоном, в легком летнем костюме и – белой шляпе. Шляпу он бросил на кресло, сказал:

– Коллега прав. Хватит комедии. Будем играть драму. Сними с них кандалы и покури с бойцами… И не во дворике – в автобусе. И – ребят его туда же. Вместе со стволами. А мы – поговорим пока… о делах наших скорбных.

– А ты красив, Гнат… Белая шляпа… Масоном на маскарад решил нарядиться? – бросил Бобров.

– Мечта босоногого детства. В белом костюме, на белой яхте, со смуглой девочкой… Ну и при шляпе, разумеется… Как в кино!

– А тут ты нам театр устроил? Вроде репетиции?

Гнатюк поморщился:

– Что возможности театра – рядом с телевидением? Пространство – определено, герои – прописаны, финал обозначен в первом действии – ружье на стенке висит…

– Зато характеры каковы!

– А красоты – нет. То ли дело – синематограф! Небеса, океаны, каньоны… И весь мир – под ногами!

Сергей Сергеевич промокнул платком разбитые губы, протянул правую руку:

– Ну здравствуй, раз уж так свиделись…

Александр Петрович лениво, словно раздумывая – а стоит ли? – протянул ладонь и – рухнул на пол, опрокинув кресло, от мощного удара с левой. Вгорячах вскочил на ноги и – получил еще удар – жестокий правый крюк, но расчетливо: вскользь, по губам… И – снова кувыркнулся на пол.

Бобров присел на краешек стола, бросил белоснежный платочек:

– Вот теперь и драму можно играть. А то как-то криво дебют вышел: мы в дерьме, ты весь в белом…

– Забыл я, что ты левша…

– Левша… – протянул Бобров. – Но блох подковывать не будем. И обиды перебирать – тоже. Времени нет.

Признаться, генеральские свары мне любопытны, но неинтересны. И пока они оба-двое выясняли отношения, я подошел к окошку, глянул за занавеску… Двор был пуст. И на втором этаже напротив – тихо: похоже, милицейский спецназ громыхал только здесь и Аня продолжает смотреть сны…

Гнатюк промокнул губы платочком:

– Зря ты так, Сергей Сергеевич…

– В этой жизни ничего не зря, но многое – напрасно.