Текст книги "Дервиши в мусульманском мире"

Первоначальное назначение гашиша очевидно не было назначением возбудителя. Он назначался как “духовное” снотворное, производящее спокойствие души, столь дорогое для восточного человека и известное во всех странах, находящихся под арабским влиянием под именем “кейфа”. Но это глупое уничтожение идей было недостаточно для более экзальтированных натур; они нашли высшую силу в снадобье – силу возбуждать воображение до той степени, пока оно не достигнет блаженной реализации радостей будущей жизни»⁴⁷⁹.

Из этого очевидно, что гашиш дервишей ведет свое начало от тех средств, к которым с давних пор любил прибегать и прибегает восточный человек для приведения себя в любимое состояние безжизненного покоя. А восточный человек мог научиться этим искусственным усыплениям от греков, римлян, египтян и др., с которыми ему приходилось постоянно сталкиваться некогда. Но гашиш в мусульманском мире может мириться только с чисто дервишским учением; Корану же Мухаммеда он противен, а тем более – настоящему аскетизму.

Жизнь дервишей после приобретения ими спиритуалистических сил

Приобретши спиритуалистические силы с помощью описанных выше средств, дервиши вступают затем в дальнейший момент своей жизни, в котором они занимаются уже расточением этих сверхъестественных сил. В этот момент дервиши не перестают совершать своих обычных намазов и других религиозных обрядов; но теперь они делают это лишь по простой привычке. Также и главные средства они продолжают употреблять в это время, но употребляют уже не по привычке, а для большего и большего преуспеяния в спиритуалистических подвигах. Характерной чертой настоящего момента являются особенные действия, совершаемые в это время всеми дервишами. В этих действиях дервиши одного ордена видят отличие от всякого другого. Это отчасти справедливо. Но и то справедливо, что во многом эти действия, какого бы ордена дервишами они ни совершались, вовсе не различаются между собою. Гораздо больше разности можно находить между действиями вообще дервишей, 1) живущих постоянно на одном месте, 2) бдящих над памятниками мусульманских святых и 3) странствующих по разным странам, независимо от принадлежности первых, вторых и третьих к тому или другому ордену.

Описываемый момент дервишской жизни, служа завершением характеристики того, как дервишество проявляется в практической жизни, в то же время свидетельствует и об отношениях дервишей к магометанским народам.

1. Жизнь дервишей, постоянно живущих на одном месте. В настоящем моменте дервишской жизни ничто не делается дервишами без спиритуалистической силы воли шейха. Сила эта обнаруживается или непосредственно самим шейхом, или чрез посредство лиц и бездушных предметов. Она может употребляться, по словам дервишей, и с доброю и с дурною целью. Но большою частью она употребляется с доброю целью.

Для мусульманского народа спиритуалистическая сила, какой обладают шейхи и простые дервиши, служит источником всех благ и средством к удалению всевозможных житейских бедствий и несчастий. Простой мусульманский народ видит в дервишах небесных врачей, целителей всяких болезней. Такое убеждение у него сложилось под влиянием самих же дервишей. Последние сами выдают себя за врачей. У дервишей существует своя медицина для лечения народа от болезней. Для того чтобы составить себе понятие о дервишской медицине, достаточно ознакомиться с основаниями и с самыми характерными средствами, какими дервиши руководствуются и какие употребляют в дело.

Для излечения дервишей, нанесших себе раны во время совершения зикра, шейх читает молитвы над их ранами, дует и мажет их своей слюной. Но такие средства действенны только для дервишей, постоянно живущих под его духовным влиянием. Народ же не находится в таких условиях. И потому для него употребляются другие, более действенные средства. Когда, например, турецкие и египетские дервиши совершают зикр, галереи залы наполняются зрителями; более постоянными и многочисленными между ними являются при этом женщины. Они приходят сюда не по одному любопытству, а с целью получить от дервишей какую-либо помощь или для самих себя, или для детей, которых в таком случае они также захватывают с собою. Сюда же стекаются и одержимые разными недугами мужчины. Когда окончится зикр, к шейху подводят больных детей, кладут их на пол, и он становится на их спину и грудь своими нотами, а если больные – люди взрослые и их несколько, то они подряд ложатся на пол вверх спиной, и шейх прогуливается по ней; затем они встают, целуют его руку и уходят⁴⁸⁰. Как сам шейх, так и болящие воображают, что через такую операцию его спиритуалистическая сила делает врача легким как пух и излечивает болезнь. А в Туркестане описанный способ лечения дервишами не употребляется. Но когда здесь шейх или даже простой дервиш желают исцелить больного, то они кладут свою руку на голову больного, делают мистические дуновения на его лицо (нефес) и прикасаются к больным частям. Гораздо, же чаще туркестанские и других стран дервиши употребляют в дело по отношению к народу 1) бузусы (заклинания) и 2) нуски (чары). Те и другие не произносятся шейхом, а пишутся на бумажках, которые потом свертываются в дудочки. Пишутся на них обыкновенно или стихи из различных глав Корана, и в особенности последние две главы, 113‑я и 114‑я, кои касаются чародейства, или имя Али, или четырех первых халифов, или же самого Мухаммеда, или разные мистические вычисления из букв, арабского алфавита, или же, наконец, буквы, из которых состоят слова, обозначающие собою четыре мировых элемента, т. е. воду, землю, огонь и воздух. Причина, почему шейх должен соединять свою сверхъестественную силу с указанными сейчас надписями, заключается во всеобщем веровании обыкновенных мусульман и дервишей, что 1) каждый стих Корана владеет соответственными его содержанию «спиритуалистическими силами», 2) имена таких священных лиц, как Мухаммед, Али и др., также обладают теми же силами и 3) каждая буква арабского алфавита, обладая известной мистической силою, имеет в то же время в своем услужении и джинна, приставленного к ней Богом, который (джинн) должен безусловно повиноваться знающему секреты его буквы, а между всеми буквами особенно могущественны буквы четырех мировых элементов. Умением употреблять все это в дело владеют дервиши. Вручая больным ту или другую записочку, шейх дает при этом различные наставления, что делать с ней. Одним он велит положить ее в чашку воды и пить эту последнюю спустя несколько времени, другим советует носить ее при себе или повесить на шею на пятнадцать, тридцать или шестьдесят дней, причем они должны прочитывать известные молитвы.

Такие каббалистические записки шейх раздает не только больным, но и всем, находящимся в добром здравии. Этим последним они даются как предохранительные средства против всяких физических зол и нравственных скорбей, имеющих когда-либо случиться. Одни из получивших подобного рода записки носят их при себе в течение всей своей жизни в золотых или серебряных ящичках, другие – на руках, третьи в верхней части своих шапок или в тюрбанах; наконец, четвертые привешивают их к шее на золотом или шелковым шнурке между сорочкой и верхним платьем.

Нефес, бужусы и нуски шейх употребляет в дело не только тотчас по совершении зикра, но и при всяком удобном случае. Нередко его нарочно приглашают потом для излечения больного; и здесь он рекомендует те же самые средства. Их могут практиковать и практикуют обыкновенно и все простые дервиши; только нефес они должны делать не во имя собственной силы, а во имя силы своего шейха, или пира, а бужусы и нуски действенны в их руках бывают тогда, когда они даны им собственною рукою шейха… Это более или менее общие для всех дервишей средства врачевания больных. Но некоторые из средств дервишского врачевания составляют специальность только одного какого-нибудь ордена. Между такими средствами, особенно замечательна два, из коих одно практикуется дервишами шинави – ветвью ордена бедави, а другое – сагади. И то и другое практикуется только один раз в год. Первое употребляется в день рождения великого патрона ордена шинави, Саида Ахмада аль-Бедави, а второе – в день рождения Мухаммеда… Эти праздники называются мулид. Вот; как Лейн описывает врачующее средство, употребляемое дервишами шинави в день рождения их патрона: «Шинави приучают осла принимать странное участие в обрядах последнего дня мулида своего великого патрона, Саида Ахмада аль-Бедави в Тунте. Осел по своей собственной воле входит в мечеть Саида, идет к памятнику и становится здесь; между тем толпа стекается вокруг его, и каждое лицо, которое может приблизиться к нему довольно близко, выдергивает несколько волос из его шкуры для употребления их в качестве чар, до тех пор пока кожа бедного животного не сделается такая голая, как ладонь человеческой руки»⁴⁸¹. По верованию дервишей и магометанского народа, волосам этого осла сообщается спиритуалистическая сила их пира вследствие того, что осел стоит на его памятнике. Такая операция над ослом совершается в Египте, где она пользуется большой популярностью. И другое средство практикуется дервишами также в Египте. Оно употребляется не только для лечения или предохранения человека от болезней и несчастий, но и для убеждения народа в святости шейха и дервишей, а также и в том, что и шейх, и дервиши, несомненно, обладают сверхъестественными спиритуалистическими силами. Поэтому оно практикуется по преимуществу одними дервишами. Но ими могут пользоваться и пользуются и обыкновенные магометане, как здоровые, так и, в особенности, больные: первые – для предохранения себя от всякого несчастного случая, а вторые – для излечения от постигшей их болезни. Это средство называется дозэх (топтание). Дозэх довольно сложный и торжественный обряд. Краткое описание его можно найти у Клота Бея⁴⁸². Но Лейн подробно описывает его. Вот как; последний изображает совершение дозэх, виденное им самим в Египте: «Шейх дервишей сагади, который состоял в должности хатиба (проповедника) мечети, проведши часть ночи в уединении и молитвах, отправился на следующий день (в пятницу) в мечеть Хасана, чтобы исполнить здесь свой обычный долг! Окончивши полуденные молитвы и проповедь, он поехал отсюда в дом шейха аль Бакри, который считается главою всех дервишских орденов в Египте. Дом его находится на южной стороне Биркет эль-Эзбеки. На пути к шейху присоединилась огромная толпа дервишей сагади из разных округов; у членов каждого округа была пара своих знамен… В этот день шейх был одет в белый бениш и белый каук (или подбитую шапку, покрытую сукном); тюрбан его был сложен из муслина темно-оливкового цвета, едва отличимого от черного, с полоской белого муслина, пересекающею чело крест-накрест. Лошадь, на которой он ехал, была средней вышины и тяжести… Шейх въехал в Биркет эль-Эзбеки, предшествуемый многочисленной процессией дервишей… Процессия остановилась на небольшом расстоянии перед домом шейха аль Бакри. Здесь значительное число дервишей и других лиц (их было более шестидесяти) легли на землю бок о бок, возможно близко друг к другу, вверх спиной, вытянувши ноги, а обе руки подложивши под лоб. Они непрестанно бормотали слово “Аллах”. Около двенадцати или более дервишей (большинство из них без обуви) затем пошли по спинам своих распростертых товарищей; некоторые из идущих били в базы, или маленькие барабаны полусферической формы, держа их в левой руке и выкрикивая “Аллах”; а за ними приблизился и шейх; его лошадь в продолжение нескольких минут колебалась пройти по спине первого из распростертых людей; но ее тащили и понукали сзади, и, наконец, она вступила на спину первого из лежащих; и затем, быстрым шагом пошла по всем людям, ведомая двумя дервишами, которые сами также шествовали спокойно по распростертым людям; иной раз лошадь становилась на ноги, а в другой – на головы лежащих. Зрители тотчас подняли продолжительный крик “Аллах ля-ля-ляллах”. Никто из попираемых таким образом лошадью, по-видимому, не обнаруживал боли; но почти каждый, после того как лошадь проходила по нему, вскакивал и бежал за шейхом. Каждый из них получал два топтания от лошади: одно – от передних ног, а другое – от задних. Говорят, что эти лица, равно как и шейх, произносят известные слова (истах-маалюля Эсма), т. е. повторяют молитвы и призывания в день, предшествующий этому обряду, для того чтобы выносить без вреда топтание лошади, и что те, которые не бывают приготовлены таким образом, но осмелятся лечь, для того чтобы по ним прошла лошадь, не раз были убиваемы до смерти или получали жестокие раны. Совершение считается чудом, производимым сверхъестественной силою, которая даруется каждому последующему шейху сагади… После того как шейх совершил такой странный обряд, не произведши никакого несчастного случая, он поехал в сад и вошел в дом шейха аль Бакри в сопровождении только немногих дервишей»⁴⁸³.

Практикуя такие и подобные средства для убеждения в действительности своих спиритуалистических сил, а также и для лечения народа, дервиши в то же время стараются обосновать их на авторитете Мухаммеда, чтобы ни один правоверный не мог сомневаться ни в том, ни в другом. Для этого они подыскивают или сами выдумывают подходящие предания о жизни Мухаммеда. Так, для того чтобы подтвердить, что бужусы и нуски имеют несомненную силу и действенность, они ссылаются на следующее предание, передаваемое историком Ахмедом Эфенди.

В десятый год хиджры Али, четвертый халиф, намереваясь предпринять поход против провинции Йемена, войско которой было превосходнее его, выразил некоторое беспокойство относительно успеха своей экспедиции. Мухаммед, чтобы возбудить мужество в своем двоюродном брате, покрыл его голову одним из своих собственных тюрбанов и затем приложил свои руки к его груди, произнося при этом следующие слова: «О Боже мой! Очисти его язык, укрепи ею сердце и направь его ум»⁴⁸⁴.

В случае неудачи или неуспеха в лечении других дервиши ничуть не стесняются и ловко избегаюсь упреков. В неудачных случаях они сами являются обличителями тех, кого пользовали своими средствами. Дело в том, что главным условием действенности рекомендуемых ими средств они считают и требуют от всякого пациента самой твердой веры; поэтому в случае неуспеха дервиши прямо заявляют, что это произошло единственно от слабости или недостатка веры. Если магометанские народы безусловно поручают шейхам и дервишам свою жизнь, свое здоровье, то во всех других случаях жизни они тем более считают своим долгом обращаться к ним за помощью. Молодые люди обоего пола обращаются к дервишам, чтобы приворожить к себе известную личность; новобрачные просят дервиша разрушить магическую связь (баг), которая, по их верованию, препятствовала их бракосочетанию⁴⁸⁵. Замужние женщины обращаются к нему затем, чтобы он дал им средство поддерживать в своих мужьях любовь к себе, а мужья хлопочут о женах, чтобы они любили их. На все эти требования дервиши охотно отвечают заговорами и чарами. За всем тем один хозяин просит дервиша о том, чтобы он отыскал ему своей высшей силой вора или карманщика; другой хлопочет о том, чтобы дервиш отыскал в его доме змеиное гнездо и изгнал из него змей; третий убедительно молит дервиша растолковать ему пригрезившийся прошлую ночь сон и пр. и пр. В таких случаях дервиши действуют несколько иначе, чем в предыдущих. Чтобы указать вора, растолковать сон или прогнать и дома змея, дервиш обращается к прозорливой способности или к пророческому дару своего пира, будет ли то простой дервиш, или шейх⁴⁸⁶. А при изгнании змей дервиши совершают еще некоторые особые операции⁴⁸⁷

В описанных сейчас случаях расточение дервишами спиритуалистических сил имеет преимущественной и главной целью благо других. Только в рассказе о дозэх проглядывает и желание дервишей доказать присутствие в себе спиритуалистических сил. Но в жизни дервишей часто бывают случаи, в которых они преследуют главным образом обнаружение могущества своих сил, собственное благо, личную пользу. В подобных случаях благо или польза других сообразуется с личными интересами самих дервишей; если ради дервишских интересов необходимо причинить кому-либо вред, то дервиши нисколько не задумываются над этим. В подобных случаях главную роль играют большею частью шейхи, а иногда, впрочем, и простые дервиши. Примеров для знакомства с такими случаями можно найти в жизни дервишей бесчисленное множество. Но для характеристики достаточно познакомиться с немногими из них. Автор одного дервишского сочинения «Решихат» рассказывает про себя: «В юности я всегда находился при нашем господине Молане Саиде ад-Дин Кашгари в Гериде. Случилось однажды, что, гуляя вместе, мы попали с ним в общество жителей одного местечка, которые упражнялись в борьбе. Чтобы испытать нашу “силу воли”, мы согласились помочь ею одному из борющихся, так, чтобы другой был побежден им, а сделавши это, переменить наше намерение в пользу побежденного. Таким образом, мы остановились и, обращаясь к партиям, дали полное влияние наших соединенных сил одному, и он тотчас преодолел своего противника. Как только мы избирали кого-нибудь из состязавшихся, тот и побеждал другого. Тот, которому мы желали доставить верх, становился сильнейшим из двух, и таким образом сила наших собственных желаний ясно обнаружилась»⁴⁸⁸.

Тот же автор рассказывает и другие примеры про своего шейха. Между прочим, в одном из них описывается столкновение его с придворным чиновником среднеазиатского владетеля и с этим последним. Он пишет: «Однажды шейх отправился в Самарканд с целью побеседовать с владетелем этого места, Мирзою Абдуллахом бин Мирзой Ибрагимом бин Мирзой Шаграхом. Тогда я был у него в услужении и пошел с ним. Когда мы прибыли, при Мирзе Абдуллахе прислуживал один офицер; шейх объяснил ему причину своего посещения и прибавил, что он не должен сомневаться в великой пользе для владетеля от этого свидания. На это офицер отвечал грубо, что его Мирза – бесстрашный юноша и что он может хорошо обходиться и без обращения к дервишам. Такая речь не понравилась шейху; последний заметил офицеру, что он имеет приказание сообщаться с владетелями, что он пришел сюда не по своему собственному желанию и что если его Мирза бесстрашен, то он (шейх) может удалить его и дать место тому, кто боязлив. Офицер удалился; во время отсутствия офицера шейх написал имя правителя на стене дома, где он тогда жил, и тотчас же стер надпись своими собственными руками, говоря про себя, что он не мог получить радушного приема ни от владетеля места, ни от его офицеров. В тот же день шейх возвратился прямо в Ташкент. Спустя неделю умер офицер, и в тот же месяц Абду Саид Мирза Акзы явился из Туркестана против Мирзы Абдуллаха и убил его. Из этого обстоятельства оказывается, что Абду Саид обязан своим успехом духовной помощи священного шейха»⁴⁸⁹. Далее автор Решихата рассказывает: «При другом случае шейх находился в месте, называемом Фарката; в этот раз он попросил нас снабдить его пером и чернилами, которыми он написал на бумаге много имен. Между ними было имя Султана Абу Саида Мирзы; написавши, шейх положил бумажку в свой тюрбан. В это время никто не знал о существовании такого лица. Некоторые из присутствующих спросили шейха, почему ему угодно было оказать такую великую любовь к именам, что он поместил их в свой почтенный тюрбан. Он отвечал, что это имена известных лиц, которых он, мы и все жители Ташкента, Самарканда, Харассана должны почитать. Вскоре после этого Султан Абду Саид Мирза явился из Туркестана. Он увидел во сне, что наш любимый шейх вместе с хаджой Ахмедом Тессеви произносил фатиху с особенным указанием на него (Мирзу). Последний спросил у хаджи Ахмеда об имени нашего шейха, держал его в своей памяти и усердно искал его по всей стране. Скоро он узнал, что действительно такое лицо живет в Ташкенте, и он тотчас отправился искать его здесь. Как скоро наш шейх услышал о его приближении, он отправился в Фаркат. Мирза пришел в Ташкент и, не находя здесь шейха, отправился в Фаркат; когда он приближался к этому месту, наш шейх вышел навстречу ему. Когда Мирза увидел шейха, лицо его изменилось и он воскликнул: “[Клянусь?] Аллахом! Ты подлинно то самое лицо, которое я видел во сне”. Он бросился к ногам шейха и с великим усердием испрашивал у него молитвенной помощи. Шейх был крайне приветлив к Мирзе, вследствие чего последний сильно привязался к нему»⁴⁹⁰.

После этого автор «Решихата» описывает, как этот самый шейх устроил победу Абу Саида Мирзы над Абдуллахом, офицер которого так оскорбил его: «Когда Мирза (Абу Саид) возымел намерено собрать войско и идти против Самарканда, он посетил нашего шейха и просил у него позволения и помощи в пользу своей компании. Шейх спросил его, по какой причине он вознамерился сделать это? “Если, – прибавил он, для того чтобы утвердить закон Божий и поступать по-человечески, то ты будешь иметь успех”. Мирза объявил “да”, и шейх после этого приказал ему выступать со своими похвальными намерениями. Некоторые рассказывают, что шейх сказал при этом Мирзе: “Когда ты станешь против своих врагов, то не нападай на них до тех пор, пока не заметишь стаи ворон, летящих с твоей стороны”. Вследствие такого наставления, когда Мирза Абду Саид выставил свои войска против войск Мирзы Абдаллаха, а последний приказал своей кавалерии напасть на войска первого, Абу Саид не пытался встречать их, пока огромная стая ворон не показалась сзади его войск; а как скоро она явилась, сердца его воинов наполнились радостью и мужеством, и, устремившись на войска Абдуллаха, они (воины) совершенно победили последних. Во время поражения Мирзу Абдуллаха стащили с коня, взяли в плен и предали смерти».

Все приведенные рассказы относительно удивительного шейха автор «Решихата» заключает таким образом: «Из предыдущего очевидны духовные силы священного мужа, который посредством их может подавать помощь лицам, отделенным от него большим пространством, предсказывать будущие события и помогать тем, в благосостоянии и успехе коих он видит благочестивую пользу для блага»⁴⁹¹.

По рассказам туркестанских мусульман, все хорошие и великие магометанские государи находились и находятся под влиянием какого-либо знаменитого дервиша, по советам которого они обыкновенно и действуют. Даже знаменитый Тамерлан, коего гробница хранится в Самарканде и доселе, находился под руководством своего учителя ходжи Ахрара. Вот в чем проводят свою жизнь дервиши, постоянно живущие на одном месте, после приобретения ими спиритуалистических сил, вот на что и с какою целью они растрачивают эти силы!

2. Одиночная жизнь дервишей, бдящих над памятниками мусульманских святых. Вопреки прямому повелению мусульманской религии не воздавать Божеского почтения ничему и никому, кроме одного Бога, между магометанскими народами широко и глубоко распространилось чествование святых, чествование, дошедшее до того, что вместо Бога они поклоняются теперь людям, и даже животным и бездушным предметам. К лику святых у них причисляются так называемые вяли, шейхи, дервиши и другие прославившиеся святостью жизни лица.

В честь этих лиц воздвигают мечети, каменные или деревянные памятники, смотря по важности и популярности святого. К этим людям они обращаются с молитвой о какой бы то ни было помощи; им дают различные обеты, к их памятникам совершаются религиозные путешествия и проч. и проч. Мало того, мусульманские народы воздают чуть не божеское почтение животным, которых эти святые употребляли для езды в своей жизни, остаткам от их одеяния и даже разным предметам, побывшим лишь несколько времени на их памятниках или близ этих последних.

К памятникам мусульманских святых удаляются для уединенного жития после приобретения спиритуалических сил и многие из дервишей, в особенности неженатые, которые ищут более совершенной жизни.

Жить при памятнике какого-либо святого или охранять его у мусульман дозволяется людям благочестивым, прославившимся святою жизнью, а таковыми они считают прежде всего дервишей, и в особенности посвятивших себя уединенной жизни при памятнике какого-либо умершего святого; поэтому, если для кого, так именно для дервишей доступ к таким памятникам совершенно открыт. Поселившись при каком-либо памятнике, известный дервиш своими подвигами и видимым благочестием мало-помалу приобретает себе такую популярность между магометанским народом, что совершенно затмевает славу того умершего святого, над памятником которого он бдит, и ореол святости последнего переносится на первого: вместо того чтобы обращаться за помощью или с выражением почтения к умершему святому, народ начинает обращаться к живому.

К памятникам святых идут дервиши из разных орденов – накшбанди, бедави, хальветти, джагрие и др. Поселившиеся при них обыкновенно носят звание шейха, имеют при себе одного или двух мюридов, которые живут при них в качестве слуг и питаются они их духовною пищею. Шейх наставляет их или в течение всей своей жизни, и в таком случае кого-либо из них назначает своим преемником, или же до поры до времени, а затем отпускает их на все четыре стороны; себе же ищет другого мюрида.

Нельзя сказать, чтобы жизнь бдителей-дервишей отличалась в этом моменте чем-либо существенно особенным от жизни всех дервишей вообще: и они, как и все, продолжают совершать свои обычные религиозные обряды; и они употребляют те же средства во влиянии на народ, что и постоянно живущие на одном месте дервиши. Но все-таки, благодаря особенному положению, жизнь их имеет и свои некоторые отличия. Чтобы познакомиться с жизнью бдителей-дервишей, лучше всего воспроизвести здесь одну, хотя и длинную, но в высшей степени характеристичную историю о действительной жизни бдителей-дервишей, чрезвычайно искусно и с большим юмором изображенную пером Джона Брауна. Из нее как нельзя лучше можно познакомиться и с отличительными чертами в жизни дервишей, охраняющих памятники святых, и с влиянием их на народные массы, и с суевериями и верованиями мусульманских народов и самих дервишей, и, наконец, с тем, до чего могут исказить религиозное чувство последних принципы дервишского учения в связи с исламом.

Мне, – пишет Джон Браун, – рассказывали забавную историю про одного шейха, жившего близ одного из обширнейших городов Малой Азии, который в течение многих лет бдел над памятником умершего дервиша-святого; ему прислуживал мюрид, которому тот сообщал свое духовное знание. Шейх владел обширною репутациею за благочестие, спиритуалистическую силу и влияние и, следовательно, был часто посещаем и крестьянами и соседней знатью, особенно женщинами. Тюрбе (мавзолей) над могилой был видным предметом и имел в себе два или три небольших отделения, в которых жили шейх и его ученик и которые служили приютом для всякого странствующего дервиша… Лампада висела в головах могилы, и она всегда зажигалась ночью и даже в известные дни, например, в день рождения умершего и по пятницам, когда всего естественнее можно было ожидать посетителей шейха с целью предложить ему равные пожертвования, испросить у него молитв и благословений и вознести молитвы над прахом умершего святого. Окна небольшого мавзолея буквально были покрыты лоскутками тряпок, прикрепляемых сюда многими лицами, которые делали обеты, или «незр» святому; и почтение, оказываемое живому и умершему святым, доставляло хороший доход шейху и его смиренному мюриду. Шейх в течение многих лет владел приличным ослом, на котором он ездил с визитами к своим друзьям, живущим в соседстве, и небольшая часть почтения, изливаемого на его господина, доставалась на долю и этого смиренного животного. Что до мюрида, то он хорошо знал свои дела по тюрбе. Он носил шапку ордена своего шейха, хотя остальной костюм его состоял из лохмотьев вследствие продолжительной носки… А сам шейх носил полный костюм своего ордена, и даже прибавил к нему зеленый тюрбан, который указывал в нем потомка Мухаммеда, чрез его единственную дочь Фатиму и ее мужа Али, двоюродного брата и зятя пророка… этот тюрбан делал его сеидом… и доставлял ему еще более прав на народное почтение, хотя он владел и необходимым сенед (генеалогическим списком) для поддержания своего происхождения от такого почетного источника, в случае если бы кто вздумал спросить его об этом; но никто не осмеливался сделать этого, а тем более подвергнуть сомнению этот вопрос в отношении к шейху, который проводил целые дни и даже множество ночей в молитвах над священным памятником дервиша, коего имя и добрые черты были описаны в эпитафии над его головой.

Ученик, которого звали Али, не был особенно замечателен по своему разуму, но в отношении благочестия и знания обязанностей своего положения невозможно было найти в нем никакого недостатка. Он постепенно усвоил тихую и спокойную внешность благочестивого дервиша и постоянно владел достоинством такого поведения, которое совершенно очаровывало умы посетителей тюрбе. Было предсказано, что через несколько дней он, наверное, будет великим шейхом, и судьба, казалось, сильно подвигала его вперед в этом направлении. О происхождении и отечестве его, равно как и шейха, было весьма мало известно; но это имеет мало значения для дервиша, ищущего не какой-либо другой славы, а только той, которая приобретается собственными духовными силами и личной репутацией. Шейх был его непосредственным духовным наставником, или муршидом, и всем знанием, каким Али владел, он обязан устному наставлению, полученному от шейха. От шейха он принял бийят; он проводил долгие ночи в молитве и размышлении, а видения его были исправно доносимы и толкуемы шейхом к великому удовольствию и поощрению ученика. Пришло наконец время, когда, согласно правилам ордена, ученик должен был предпринять путешествие с целью посетить разные священные памятники, рассеянные по магометанским странам, и продолжать свои странствования даже до памятников пророка и Каабы или до гробниц в Кербеле, где покоится прах внуков Мухаммеда – Хасана и Хусейна – и других жертв жестоких похитителей халифата по смерти четвертого халифа Али. В одну пятницу вечером, после того как все посетители разошлись по домам, шейх и его ученик остались совершенно одни в тюрбе, первый возобновил разговор, на который и прежде при удобном случае слегка намекал, – разговор о необходимости для последнего предпринять путешествие. В это время решено было с согласия обоих, что на следующий день, в субботу, молодой мюрид должен начать свое путешествие. «Я наставлял тебя с великим старанием, – сказал шейх, – и научил всему, чтб необходимо знать для тебя, и твое дальнейшее пребывание здесь не только не полезно для тебя, но и вредно для твоей будущности. Как ты хорошо знаешь, я владею ничтожным количеством мирских благ, но и из того, что я имею, ты получишь обильную долю. Теперь ты сделался уже мужем и способен совершать свой путь в мире, а чрез свои благочестивые обращения к щедрым и богатым людям ты всегда можешь получить помощь, в какой будешь нуждаться. На следующее утро я приготовлюсь снарядить тебя в длинное и тягостное путешествие и излить на тебя свое благословение». Такая доброта глубоко тронула сердце и ум молодого Али и так сильно подействовала на него, что вместо всякого ответа он благоговейно поцеловал руку шейха и удалился размышлять о своем будущем и заниматься тем, какие духовные видения могут быть посланы ему пиром ордена или даже самим благословенным пророком.