Текст книги "Дервиши в мусульманском мире"

Учение дервишей о Боге, вселенной и человеке

Суфийское учение обещает человечеству открыть в себе истину, и оно видит его только в себе одном.

Как же оно учит о Боге? Дервиши говорят, что для Бога совершенно безразлично, какое бы понятие о Нем кто ни имел. Для Него дорого одно чувство в человеке – любовь. Вот как рассуждает об этом знаменитейший суфийский поэт и основатель известного ордена – мевлеви, Джелаль ад-Дин ар-Руми в своей глубоко мистической поэме «Месневи Шериф»:

«Когда кто находится вне кягбэ (кягбэ; кааба) на аллегорическом языке дервишей означает божественную любовь), то полезно обратить его взоры к ней; но для того, кто находится в кягбэ, – все равно, куда бы его взоры ни обращались». «Однажды, – продолжает он, – Моисей встретился с пастухом, который, с пламенным жаром обращаясь к Богу, восклицал: “О, мой Господь! О, мой Владыка! Где Ты, чтобы я мог сделаться твоим рабом, чтобы я чинил твою обувь, чтобы я расчесывал твои волосы, чтобы я мыл твои одежды, чтобы я мог служить Тебе молоком моих коз Тебе, которого я почитаю? Где Ты, чтобы я мог целовать твою прекрасную руку, чтобы я отирал твои прекрасные ноги, чтобы я выметал твою комнату, прежде чем Ты удаляешься на покой?” Так говорил простой пастух. Моисей, воспламененный ревностью к религии, которую он послан был возвестить, упрекал этого человека за богохульство, говоря ему, что Бог не имеет тела, что Он не нуждается ни в одежде, ни в пище или комнате, и окончил тем, что назвал его неверным. Пастух, разум которого не мог возвыситься до понимания бытия, которое не имело бы тела, подобного его собственному, подверженного одним и тем же недостаткам, был поражен упреками Божия посланника, впал в отчаяние и отказался от всякого богопочтения. Бог обратился к Моисею и сказал: “Ты отогнал моего служителя от Меня; я послал тебя привлекать ко Мне других, а не удалять их. Всякое бытие получило образ существования и различные средства для его выражения. То, что ты находишь богохульным, достохвально в другом. То, что ты называешь ядом, есть мед в его глазах. Чистота, нечистота, леность и проворство – все эти различия ниже Меня. Индийский язык хорош только для индийца, зендский – для зенда. Их выражения не могут унизить Меня; напротив, они очищаются искренностью чествования, которое они воздают Мне. Слова – ничто для Меня; я смотрю на сердце, и если оно смиренно, то чего я должен остерегаться, когда язык говорит противное? В сердце заключается сущность любви, а слова – только пустые изменения. Мой служитель имеет сердце моей любви и не заботится ни о мысля, ни о выражениях. Компас служит для направления молитв тех, которые находятся вне кягбэ, между тем как кто в ней, тот не знает его употребления”»²²³. Этот отрывок приводить в своем известном труде М. Убисини. Но в «Месневи Шериф» есть еще одно место, которое гораздо прямее и рельефнее выражает ту же самую мысль дервишей. Это место приводит от себя уже Джон Браун. Вот оно: «Один восточный государь заметил, – начинает Джалаль ад-Дин ар-Руми, – что ученые и благочестивые люди его времени слишком глубоко разнятся в своем суждении и понимании Божества; каждый приписывает Ему черты, отличные друг от друга. Поэтому он ввел тайно в свою столицу слона и поместил его в темной комнате; затем, приглашая ученых людей, он сказал им, что у него есть животное, которого никто из них никогда не видал, и повел их в темное помещение слона. Подойдя к слону, он сказал, что животное теперь перед ними, и спрашивал, видят ли они его. Получив отрицательный ответ, он приказал приблизиться к животному и ощупывать его, что они и сделали, дотрагиваясь до него в разных частях. После того как они вышли на свет, государь спрашивал их, как они полагают, действительно ли это было животное, или только нечто, подобное ему? Один из ученых объявил, что это огромный столб, другой – что это огромные полы какой-то грубой одежды и проч.; но ни один не мог сказать правильно, какое животное это было. Возвратясь затем в ту же самую комнату, в которую теперь вполне проникал небесный свет, эти ученые люди увидели в первый раз предмет своего любопытства и узнали, что, в то время как каждый из них был прав в том, что говорил, все они далеко отстояли от истины. – “Таков, – сказал после этого государь, – и Бог; люди судят о Нем по своим чувственным способностям, различаясь друг от друга; но все одинаково правы, когда они чувствуют и исследуют правду, не сомневаясь в Его бытии”»²²⁴. Дервиши утверждают еще, что «за недостатком слов, способных выразить сущность Божества и Его совершенства, мы должны употреблять такие выражения, которые кажутся самыми близкими к нашим идеям, и говорить об этом в мистическом смысле»²²⁵, но что еще лучше вовсе не рассуждать о Божественном существе и совершенствах, так как это – вещи неизреченные²²⁶.

Выражая подобными доводами ту мысль, что никакие человеческие рассуждения не приближают человека к Богу, кроме чувства любви, дервиши в то же время, очевидно, хотят еще сказать этим, что Бог непостижим для человеческого разумения и Его сущность не выразима на нашем языке. Но хотя дервиши и говорят, что Бог непостижим так же, как сущность всякого бытия, – хотя самые великие мистики из них и прибавляют к этому, что о подобных вещах не следует вовсе и рассуждать, и смотрят на всякую попытку говорить о них, как на искушение, – вопреки всему этому они же утверждают, что пред ними как людьми, всецело преданными божественной любви, открываются лицом к лицу и сущность Божества, и весь невидимый мир, и сущность всех вещей в природе, но только при известных условиях²²⁷. Утверждая таким образом, они впадают в глубокое противоречие, во-первых, с самими с собой, а во-вторых, с Кораном, по которому, как известно, Бог не доступен ни для кого из людей и может открываться чрез вдохновение или покров²²⁸.

Как бы то ни было, но дервиши знают и учат о сущности Божества и всех вещей природы. По их учению, в мире ничто не существует в действительности, кроме единого вечного бытия, которое и есть Бог²²⁹. Предлагая учение о едином Божестве, дервиши воображают, что в этом они совершенно согласны с Кораном, и даже подтверждают себя его авторитетом. Этого мало. Подобно Корану и его последователям, они видят в единстве Божества его сущность, наделяют Бога теми же прекрасными именами Божиими, выражающими Его существо, какими хвалятся и обыкновенные магометане, и потому вместе с ними придают этим именам чрезвычайную Божественную силу, как это видно будет ниже²³⁰. Но, хотя в этом и заметно влияние Корана на суфийское учение, надо, однако ж, заметить, что дервиши понимают Божественное единство совершенно иначе, чем ислам, и между ними существует в этом отношении глубокая разница. В самом деле, что такое вечно единое бытие дервишей, как не та жизненная сила, как не та самая жизнь, которая одушевляет и существует в этом материальном мире?²³¹ Бог есть абсолютное единство; в его Божественном величестве нет ни я, ни ты, ни мы, потому что в единстве нет никакого различия²³². Бог, которого дервиши, по примеру Корана, называют Творцом, разлит, говорят они, во всех своих тварях. Он существует везде и во всем. Принцип жизни, какой существует во всей природе, происходит не от Бога, но из Бога. Все в природе есть эманация Его божественной сущности и духа²³³.

Что же такое после этого материальный мир, материя по учению дервишей? Малкольм, один из знаменитых ориенталистов, замечает на это: «Трудно понять, как суфии думают о материи. Некоторые из них употребляют выражение “алямю-ль-хиаля”, т. е. мир обольщений. Под этим выражением они разумеют, что по отношению к “маддех” (материи) мы постоянно находимся в обмане наших чувств и что она существует только от Божественного света, или одушевляющего принципа, который делает нас способными видеть ее, а ее делает видимой; иначе говоря, сама в себе она есть ничто. Творение, говорят они, произошло вдруг от блеска Божества, которое излило свой дух на вселенную, как общее разлитие света распространяется по земле при восхождении солнца; и как отсутствие этого светила производит всеобщую темноту, так частное или всецелое отсутствие Божественного блеска или света производит частное или общее уничтожение»²³⁴. После того как Бог излил свой Дух во вселенную, ее свет распространяется повсюду, и разум засиял в духе человека. Это называется Вахдат аль-вуджуд, или «единством бытия» – единым Богом, существующим везде и во всех вещах²³⁵. Как все вещи суть эманации Божества, так и душа человека есть бессмертная часть, эманация Божественного Духа²³⁶.

Все эманации Божественной сущности дервиши сравнивают с лучами солнца и говорят, что они подобны солнечным лучам, которые постоянно испускаются и снова поглощаются. Кроме этого, они делают и другие сравнения подобного рода. Вот еще одно, приводимое Убисини: «Вы говорите “море и волны”; но вы не думайте, что этими словами означаете различные предметы, потому, что море, когда оно бушует, производит волны, и волны, когда они успокаиваются, опять делаются морем; подобным образом и люди суть волны Божества и после смерти возвращаются в Его лоно. Или: вы пишете чернилами на бумаге буквы алфавита a, b, c; но эти буквы не отличны от чернил, которые делают вас способными писать их; так и творение есть алфавит Бога и теряется в Нем»²³⁷.

Таким образом, по учению дервишей, «мир есть не что иное, как Сам же Бог, воспроизводящий Себя во вне… Вселенная есть продукт взглядов, которые Божество бросило на свою собственную сущность. Что касается произведения вселенной, то Бог видел в Себе самом бытие и небытие; чрез произведение вселенной Он увидел Самого Себя во всех предметах природы, как в зеркале, которое отразило бытие»²³⁸. Эти слова Сильвестра де Саси приводит в своем сочинении г. Шмёльдерс для характеристики учения дервишей о вселенной.

Проповедуя пантеистическую эманацию, некоторые из суфиев описывают даже способ, или «истинный порядок», в каком следовали эманации Божественного духа – одна за другой. Вот что говорит один из них – Тел Эрани – в предисловии к своему комментарию на мистическую поэму Ибн аль-Фареда: «То, что существует, происходит из атрибута “единство”, какой произошел от единого, а оба они происходят от Верховного Бытия, которое есть ни более ни менее как само единство. Мистики называют эту эманацию обнаружением. Первым обнаружением Божества было обнаружение сущности в самой себе; оно заключает в себе совершенство, которое обладает способностью заставлять существовать и являться… Оно образует мир реальностей, т. е. самую высшую ступень лестницы Божественных обнаружений и магометанскую истину… Из этих обнаружений (входящих в состав последней) происходят другие, которые касаются манифестации hebaienne (от хеба – атом), каковая есть степень представления. Отсюда происходит трон, затем престол, затем сферы, затем мир элементов, затем мир сочетания. Все это образует мир собрания, что, обнаружившись, получает название мира отделения»²³⁹. Этот порядок эманаций представляется у де Саси в следующем виде: «В первой манифестации созерцающий (дервиш) – видит абсолютное бытие под образом какого-либо телесного бытия; во второй он видит его деятельным творцом или раздаятелем форм, в третьей – бытием, одаренным свойствами, как то: знанием и жизнью, в четвертой – сущностью»²⁴⁰. Отсюда очевидно, что дервиши различают четыре момента в саморазвитии Божества. Таким способом, по учению дервишей, Бог «постепенно превратился в тот прекрасный и разнообразный мир, в каком мы живем теперь. Отожествляя Бога с природою, дервиши этим самым утверждают вечность последней. Вот что замечает относительно этого дервишского пункта де Саси: «Мир существует после Бога только по природе своего существования, а не по времени»²⁴¹.

Из сказанного следует: 1) когда дервиши употребляют слово «творение», то понимают его в пантеистическом смысле; 2) признавая Бога вечным, они представляют его вечно обнаруживающимся, т. е. вечно творящим не один, а многие миры, существа и вещи. Причем все последние в сущности своей вечно остаются одними и теми же и только получают различные формы. В таком именно духе дервиши учат и о творении человечества. Так в «Месневи Шериф» знаменитого Мевлеви говорится, что «все человечество сотворено на небесах, или на одной из небесных сфер задолго, прежде чем Бог сотворил настоящую сферу, и, может быть, прежде всякой планеты, что в этом мире люди продолжают существовать в разнообразных состояниях, прежде чем примут форму человечества, и что, сверх того, они продолжают существовать и после в других формах, прежде чем окончательно возвратятся к своему началу в сферу блаженства, – к Творцу, из которого они истекли»²⁴².

Всякий знакомый с индийской и греческой философией сразу может заметить, что пантеистическое представление Божества и теория эманаций заимствованы дервишами из индийской философии, а способ истечений и учение их о вечности мира и творении человечества и сильной степени напоминают собою греческие философские школы, и в особенности неоплатонизм²⁴³. Однако дервиши воображают, что, уча таким образом, они проповедуют настоящее учение Корана, и даже для большей уверенности ссылаются на некоторые места этой книги, где говорится вообще в обыкновенном смысле слова, что Бог, сотворив все, заставит свое творение опять возвратиться к Себе.

Пантеистические же принципы лежат и в основе частнейшего учения дервишей о взаимном отношении Бога к человеку и человека к Богу, т. е. о религии, назначении и обязанностях человека и проч.

Учение дервишества о предопределении, зле, о религиях вообще, христианстве и магометанстве в частности и об их писаниях; о пророках, Иисусе Христе, Мухаммеде, Али, Магди, пирах, муршидах и мюридах

Вопрос о предопределении касается собственно человека и необходимо вызывает за собою другой вопрос о зле; а оба они тесно связаны с учением о религии и нравственности, потому что затрагивают самую основу их – личную свободу человека: без свободы нет ни религии, ни нравственности. Поэтому, прежде чем излагать взгляд дервишей на религию, необходимо сказать о том, допускают ли они предопределение, зло в мире и человеке и проч.? Предопределение как-то не вяжется с деистическим понятием о Боге, какого держится Коран. Но где проповедуется крайний пантеизм, там, по надлежащему, о предопределении не может и не должно быть и речи, или уж оно должно господствовать здесь в абсолютной степени. Дервиши в этом отношении последовательны. Держась пантеистических принципов, все они проповедуют абсолютное предопределение. По их учению, все вещи и существа суть эманации Божества, вся их жизнь и дела в то же время и Божии; поэтому все, что происходит из Бога, не может ничего сделать без Его воли и не может удержаться ни от чего, если Он желает того²⁴⁴. И в этом дервиши совершенно согласны с Кораном, который проповедует фатализм²⁴⁵, и также не упускают случая подтвердить себя его авторитетом. Но в вопросе о зле они держатся не такого взгляда, как Коран²⁴⁶, и даже сами несколько расходятся между собою. Одни из них положительно отвергают существование зла, потому что, говорят они, всякая вещь происходит из Бога, следовательно, должна быть хорошею. Всякий предмет или явление в мире они считают типом красоты и силы Божества. В нечестивых поступках Немруда и Фараона они видят и удивляются всемогуществу Его силы. Один суфийский учитель, Салих Ибн-Абдуллах – из Шистера писал, что «тайна души в первый раз открылась, когда фараон назвал себя богом»²⁴⁷. Держащиеся такого взгляда суфии восклицают вместе с одним из своих поэтов: «Писатель нашей судьбы – прекрасный писатель, и он никогда не напишет того, что дурно»²⁴⁸.

Другие же из дервишей утверждают, что зло в мире существует. Только они говорят, что человек есть не свободный деятель, и каждый из них повторяет слова Хафиза: «Моя душа ввергнута в трактир (грешный мир) рукою Всемогущего. В таком случае скажи мне, учитель, где мое преступление?»²⁴⁹ Впрочем, держащиеся такого взгляда в существе дела не расходятся с предыдущими, а являются только более уступчивыми пред действительностью. Дело в том, что по мнению тех и других суфиев зло вошло в мир только вследствие невежества и есть причина заблуждения и разъединения между людьми. На этот предмет они приводят следующий рассказ. «Четыре путешественника – турок, араб, персиянин и грек – сошлись вместе и порешили иметь общий стол. Так как каждый из них имел только десять парк, то они стали советоваться, что бы купить им на свои деньги. Один говорит: изюму, другой – инеб, третий решил в пользу ингура, а четвертый настаивал на стафилионе. По этому поводу завязался между ними спор, и дело приближалось уже к драке, когда проезжающий мимо них крестьянин, знающий языки всех четырех, принес им корзину винограду. Тут они увидели, к своему великому удивлению, что каждый из них имел пред собою то, чего желал»²⁵⁰. Очевидно, если бы эти лица знали язык друг друга, то спора между ними не возникло бы, потому что все они желали одного блюда, только каждый из них называл его на своем языке. Вот от такого-то невежества и происходит зло. Но это – такого рода зло, что или его можно устранить, как показывает и приведенный сейчас рассказ, или оно есть дело Божественного провидения, почему его и нельзя назвать в собственном и строгом смысле злом. Следовательно, суфии, держащиеся такого взгляда на зло, остаются верными своим пантеистическим принципам. Это подтверждается и тем, что все они без исключения не признают никаких наград и наказаний в будущем, так как это несовместимо с их идеями о возвращении души в Божественную сущность. Наглядным выражением такого убеждения суфиев служат следующие слова четвертого халифа, Али, обращенные к ранившему его убийце, какие влагает в уста этого халифа знаменитый поэта Мевлеви: «Я владыка страны, но своего тела я не касался. Не ты поразил меня; ты – только орудие Провидения; а кто осмелится отмщать Провидению? Поэтому не печалься о том, что ты сделал; завтра я твой защитник»²⁵¹.

Впрочем, все дервиши также верят при этом, что души добродетельных людей, как высшие, в будущей жизни займут сферы, высшие этого мира, ближайшие к сущности Божества, а души злых, как низшие, будут осуждены на формы и состояния низшие сравнительно с теми, в каких они существуют и находятся здесь²⁵². Но такой метемпсихоз, по смыслу дервишского учения, не есть следствие свободных действий, а дело вечного Божественного предопределения, или, вернее, есть не что иное, как процесс постепенного саморазвития Божественного духа.

Отсюда заранее становится понятным, как должны смотреть дервиши на религию и нравственность, если хотят оставаться верными своим философским принципам? И надо заметить, что по возможности они и в этой области стараются проводить свои философские взгляды, и даже на все чисто магометанское смотрят глазами своего учения.

Где все есть Бог, где все совершается в силу роковой необходимости, там немыслима никакая религия, никакая нравственность.

И дервиши устраняют первую или, по крайности, смотрят на нее не так, как принято вообще. По их учению, все вещи суть эманации Божества, следовательно, почитать Бога должно в его тварях²⁵³; затем, люди суть также эманации Божественного духа; поэтому они, как все в природе, необходимо должны стремиться к возвращению в лоно Божества, к совершенному соединению с Ним. Человек, как совершеннейшее существо из всех тварей, может почитать Бога и стремиться к Нему, сообразно со степенью высоты своей жизни. Вот три главные идеи, которые лежат в основе дервишских взглядов на религию.

Под влиянием принципов известной уже нам шиитской секты носейри дервиши разделяют историю общечеловеческого развития на четыре степени «духовной жизни», как они выражаются: 1) шариат, 2) тарикат, 3) магрифат и 4) хакикат. Эти степени поставлены здесь в таком порядке, что первая из них есть самая низшая в истории развития, а последняя – самая высшая, до какой только человечество способно достигнуть и достигло лишь в лице одних дервишей, и то не всех. Первую степень, по учению дервишей, составляют все существующие религии, и даже само магометанство. Все они имеют лишь временное значение: с развитием своих последователей они становятся излишними и должны уступить место второй – высшей ступени. Однако, по сравнению между собою, религии имеют далеко не одинаковое достоинство. Хотя каждая из них в свое время и хороша, но в сравнении с другими известная религия может быть ниже, между тем как другие – выше и совершеннее, и та, которая грубее, со временем должна уступить место высшей. Низшей формой религии признается вообще идолопоклонство, высшей – иудейство и христианство, т. е. религии людей Писания. Но выше всех религий стоит магометанство. Оно-то собственно и называется шариат. Кто считается последователем известной религии, тот непременно должен исполнять все внешние обряды богопочитания, предписанные ей. Мусульманин должен исполнять все предписания шариата (внешнего религиозного закона), как то: предписания о богослужении (салат), о милостыне (зякят), о посте (саум), о религиозном путешествии в Мекку (хадж) и об очищениях (тахарат).

Ислам, по особенной своей высоте пред другими религиями, причисляется дервишами даже ко второй степени «спиритуалистической жизни». Но собственно вторую степень составляет тарикат (путь или закон разрушительных правил). Он предназначен для душ более глубоких и развитых, которые чувствуют способность или нужду войти в более внутренние отношения с Божеством. Человек, стоящий на этой ступени, возвышается посредством «спиритуалистической силы» и добродетели до духовного и внутреннего богопочитания, и внешние обряды религии для него теряют уже свое значение. Тариката достигают многие люди. Зато меньшее число людей достигают третьей, еще высшей степени – магрифат (ведения, или мудрости). На этой ступени «спиритуалистическая сила» возрастает посредством постоянного созерцания природы и непосредственного познания сущности всех вещей до того, что сообщает человеку сверхъестественные познания. Еще меньшее количество людей может достигнуть четвертой, последней, степени – хакикат (истинной веры, или истины). На этой ступени человек мало-помалу возвышается до совершенного познания истины и до действительного и непосредственного соединения с Божеством, или абсолютного погружения в Него. Для человека, стоящего на этой ступени, не существует более никаких ни религий, ни степеней, ни даже его самого²⁵⁴.

Отсюда видно, что во взгляде на религию дервиши остаются верными своему учению, что историю общечеловеческого развития они делят соответственно четырем моментам Божественного саморазвития и видят в этой истории не что другое, как то же самое развитие Божества.

Совершенно так же, как на религию, дервиши смотрят и на св. книги всех религий, и в частности на св. книги христианской и магометанской религий. Впрочем, не говоря в отдельности о писаниях языческих религий, дервиши останавливаются по преимуществу только на Св. Писании иудеев и христиан и на Коране. По их взгляду, Коран и религиозные книги иудеев и христиан содержат в себе не один шариат или не одну первую степень, а все четыре. Только надо уметь открыть их здесь. А это возможно сделать единственно лишь с помощью аллегорического толкования, таинственного смысла. Прибегая к такому способу толкования, дервиши находят, что как «Коран, так Св. книги Ветхого и Нового Заветов делятся на три части, именно: на историческую, биографическую и чисто духовную, внутреннюю. Историческая и биографическая части этих книг могут заключать в себе ошибки, опущения, преувеличения, и даже могут быть более или менее изменены время от времени переписчиками; между тем как чисто духовное содержание их, свойственное душе человека, всегда существовало неизменным и таким будет оставаться до конца времен»²⁵⁵.

Если же не держаться аллегорического или мистического толкования, то все Св. книги, а также и Коран, по учению дервишей, представляют собою только собрание слов, лишенных всякого смысла. А для человека, достигшего второй, и в особенности двух последних степеней «спиритуалистической жизни», при помощи иносказательного толкования, со всею ясностью открывается, что формы и внешние обряды богопочитания, о которых говорится в Св. книгах, для него совершенно не нужны и не имеют никакого смысла²⁵⁶.

На замену одной религии другою, на изменение внешних форм богопочитания, наконец, на замену одной степени «спиритуалистической жизни» другою – с одной стороны, и на употребление аллегорического способа при толковании Св. книг – с другой, по учению дервишей, не все из людей имеют право, а только пророки и особого рода «благочестивые люди»²⁵⁷. Из пророков одни суть основатели, а другие – устроители религий. К этому разряду дервиши относят почти всех ветхозаветных пророков, Иисуса Христа и Мухаммеда. Но под «пророком» они разумеют совершенно не то, что под ним понимают Коран²⁵⁸ и простые магометане. Прежде всего, сообразно со своим основным принципом, они видят в пророках эманации Божества, и притом такие, которые выше и ближе других стоят к Его сущности. Затем все пророки, по взгляду дервишей, в то же время и совершеннейшие суфии, потому что они обладают даром пророческим. Достоинство же суфиев сообщает им чрезвычайные, сверхъестественные «спиритуалистические силы», которые делают их всемогущими, всеведущими и свободными от всего, чему обязаны повиноваться простые смертные люди. Таким именно достоинством пророка-суфия, по словам дервишей, обладали все ветхозаветные пророки. Но выше всех их стоит Иисус Христос. Он выше их и по рождению, и по полноте своего Божества. Дервиши признают, что между тем как все пророки, и даже сам Мухаммед, родились, как обыкновенные люди, Иисус Христос, которого они вместе с простыми мусульманами называют «Рух Аллах», т. е. Божий Дух, произошел от Божественного Духа, вошедшего во чрево Девы Марии. Поэтому Он обладает Божественной природой²⁵⁹. Но все же Он не есть Абсолютный Бог, а «только Божественная Эманация самого высшего разряда», т. е. такая, в которой больше, чем в ком-либо из пророков, обитает Божество²⁶⁰. В таком именно смысле надо понимать и следующие слова одного суфийского шейха, Моху ад-Дина, касающиеся отчасти Иисуса Христа. «Назаряне (христиане) не потому неверующие, что считают Иисуса Богом, а потому, что Его только одного из людей считают Богом»²⁶¹. По-видимому, и дервиши, как обыкновенные мусульмане, ставят Мухаммеда – последнего пророка – выше самого Иисуса Христа, хотя и признают, что он родился обыкновенным образом – от мужа и жены. Но относительно существования Мухаммеда, до явления его в этот мир, они учат в чисто пантеистическом духе. Так, они утверждают, что дух Мухаммеда создан прежде настоящего мира из Божественного света (Нур), что до своего явления на земле он жил в качестве духа среди множества небесных существ в присутствии Божества, что, наконец, «его пришествие в мир в подробных чертах было предсказано Иисусом Христом»²⁶². В подтверждение последней мысли они приводят даже несколько мест из подлинного и истинного Евангелия (Инджиль), которое, говорят они, распространено между магометанами. На самом же деле эти места представляют грубую и очевидную подделку, составленную в подражание Евангелиям, но не в евангельском духе, а в духе Корана. Вот одно из них. «В последнее время родится дитя, которое будет носителем вести от Бога (пайгамбар) и никогда не будет произносить неправды. Местом рождения его будет Мекка, откуда он совершит бегство в Медину; имя его будет Мухаммед, и характер его – достохвален. Я (И. Христос) верю, что поклоняющиеся ему войдут в рай; Он будет в этом мире отмстителем и завоевателем; Он завоюет земли Кайзер-и Рум, т. е. императора константинопольского²⁶³. Подобного же характера и другие места дервишского и мусульманского Инджиль, приводимые Джоном Брауном. Желая как-нибудь отличить Мухаммеда от всех других пророков, вместе с прочими мусульманами дервиши называют его на арабском языке расуль (посланник) и неби (пророк), на персидском, турецком и татарском Пайгамбар (благовестник), – печатью пророков. Кроме того, у дервишей существуют свои особые названия для Мухаммеда, именно: «золотой камень», «обладающий даром пророчества»²⁶⁴ и «гордость всех существ»²⁶⁵.

Пророки, по учению дервишей, время от времени посылались Богом в среду человечества, для того чтобы вывести его из заблуждения или невежества, сообщить ему истинное познание о Себе и установить или поддержать соответствующие формы богопочитания, а для людей более духовных среди человечества указать особый образ религиозной жизни, т. е. суфизм.

В период появления пророков до Мухаммеда включительно среди человечества появлялось еще много суфиев. Эти-то лица и составляют тот разряд «благочестивых людей» особого рода, на которых было указано выше и которые у магометан известны под именем «святых» (аулия) и «благочестивых» (салихин). Те и другие, хотя также высшие эманации Божества, признаются только совершеннейшими суфиями²⁶⁶, а не пророками. В их число дервиши записывают из ветхозаветных исторических лиц – Адама, Сифа, Ноя, Иова, Иосифа, и в особенности Авраама²⁶⁷.

К разряду аулия принадлежат, по учению дервишей, также четвертый халиф Али и двенадцать имамов, происходящих от него по плоти, а также все их духовные преемники (пиры). Али почитается дервишами в двух отношениях: как законный преемник – халиф – Мухаммеда и как основатель суфизма. Почитание дервишами Али простирается до того, что они называют его «владыкою царей и людей». Поэтому его личность изукрашена у них всевозможными чудесными чертами в пантеистическом духе. Так, напр., Али, по учению дервишей, считается полнейшим воплощением Божества. Его дух, так же, как и дух Мухаммеда, был сотворен прежде мира и жил до своего воплощения вместе с духом Мухаммеда в присутствии самого Божества²⁶⁸.

Чтобы оправдать право Али и его потомство на законное преемство Мухаммеду или на имамское достоинство, дервишам нужно было только применить свое пантеистическое объяснение к шиитскому учению об имамстве. Они так и сделали. Дервиши учат, что законный имам есть непременно воплощение Божества, или высшая, а не низшая эманация Его. А такими эманациями являются Али и его двенадцать потомков²⁶⁹. Принимая известных уже нам двенадцать шиитских имамов за эманации, дервиши особенно много останавливаются на личности двенадцатого имама, которого они называют Махди, т. е. «духовным руководителем». Тогда как различные мусульманские секты спорят о том, из какого рода и кто именно будет Махди, дервиши единогласно утверждают, что он будет из рода Корейшитов и есть тот самый Махди, сын имама Хусейна, который скрылся таинственным образом в 266 году хиджры 15-го числа Шагбана, что пред концом этого мира он опять явится. Но о времени, когда он придет, дервиши говорят различно; только то верно, по их учению, что перед его пришествием на землю сначала явится Иисус Христос и восстановит мир на земле. Тогда уже придет и Махди, окончательно победит Антихриста, завладеет всеми земными царствами и доставит полное наслаждение всем верующим (мусульманам)²⁷⁰. Но для самих дервишей он будет духовным главою. В отличие от Мухаммеда, они называют Махди «печатью святых» «серебряным камнем», «одаренным совершенною святостью»²⁷¹. Кажется, что такого взгляда на Али и его потомство дервиши держатся, помимо других причин, еще и потому, что они признают его главным основателем суфизма. Правда, суннитские дервиши считают и Абу Бакра основателем своего института; но и они признают Али главнейшим лицом в деле основания суфизма. Такой взгляд мог сложиться и сложился у суннитских дервишей под влиянием шиитских суфиев, которые признают Али единственным основателем своего учения. Вот отчего личность Абу Бакра у всех вообще дервишей вовсе стушевывается пред личностью Али.