Текст книги "Темза. Священная река"

Река, однако, стала гораздо более спокойным местом. Подсчитали, что если увеличить число находящихся сейчас на Темзе судов в десять раз, мы все равно не получим того количества, что было сто лет назад. В 1880-е годы по реке плавали шесть тысяч пароходов и пять тысяч парусных судов. Ныне подчас самый громкий звук здесь – крик чаек. Плыть по эстуарию к устью Темзы – значит пересекать воды, которые зачастую кажутся заброшенными. В XIX веке “драчливую громкость” реки сопоставляли с ее безмятежным прошлым. На протяженных участках эта безмятежность сейчас вернулась.

Развились вместе с тем новые формы регенерации. С июля 1981 года по март 1998 года “Доклендс девелопмент корпорейшн” (“Корпорация развития района лондонских доков”) занималась преобразованием тех восьми с половиной квадратных миль приречного пространства, что в прошлом занимали лондонские доки. Зона работ включала в себя Саутуорк, Тауэр-Хамлетс и Ньюэм. Там, где были пустыри, заросшие кустами и сорной травой, окруженные осыпающимися стенами старых доков или заборами из колючей проволоки, выросли новые офисные и жилые здания. Некогда район доков был физически изъят из тела Лондона, и он долго оставался для большинства горожан неведомой территорией. Ныне же одной из первых задач градостроителей стало соединить берег Темзы с остальным городом новыми средствами общественного транспорта. Возникли новые дороги и новые линии метро; были приняты меры, поощрявшие транспортное строительство и позволившие лучше связать между собой два берега реки. Айл-оф-Догс, издавна считавшийся несчастливым местом, был объявлен “зоной предпринимательства”, что привлекло инвесторов и бизнесменов. Река словно бы вновь получила от города заряд жизни и энергии.

Развитие шло иной раз хаотически, подчиняясь не столько требованиям общественной пользы, сколько императивам извлечения прибыли. Но такова уж натура города. Такова и натура Темзы на протяжении ее человеческой истории. На первом этапе преобразований возникли дома и сады в Бектоне и в районе Суррейских доков, но вскоре стало ясно, что первостепенную важность имеет сам речной берег. Склады, к примеру, решили переоборудовать под жилье и создать модные “лофты”, для которых близость Темзы играла существенную роль. Вид на реку снова стал интересовать потенциальных жильцов. Поначалу спрос не поспевал за предложением, и на узких обновленных улицах, образованных бывшими складами, улицах, по которым в прошлом ходили большей частью грузчики, было больше агентств недвижимости, чем продовольственных магазинов. В особенно ущемленном положении часто оказывались коренные жители. Среди них возникло активное движение за возможность более прямого участия в разработке планов застройки и развития, и, разумеется, выдвигались требования учесть их нужды, касающиеся в первую очередь работы и жилья. Начался долгий процесс согласования и реконструкции, который еще идет.

Возникновение нового финансового центра в районе, известном ныне под названием Канари-уорф, преобразило социальную и экономическую жизнь этого участка берега. Перемена совпала по времени с “дерегулированием” рынков Сити и получила поэтому символическое значение. Она ускорила развитие системы местных автомагистралей и сети “легкого метро Доклендс”, которая продолжила Юбилейную линию лондонской подземки. Обновились оба берега Темзы. На месте ветхих складов теперь стоят большие жилые дома. В старых каналах, соединявших доки, устроены пристани для яхт. К примеру, док св. Екатерины, располагавшийся чуть ниже Тауэра и закрытый в 1968 году, до реконструкции пребывал в запущенном состоянии, ныне же это новый центр городской жизни с торговыми центрами, жилыми зданиями, пабами и прогулочными аллеями. В каком-то смысле этот речной берег возвращается сейчас к своему старинному состоянию, когда энергия била здесь ключом, когда жители и их дома еще не уступили место портовым сооружениям XIX века.

В 1937 году Управление Лондонского порта представило зрителям фотопанораму Темзы и ее берегов. По сравнению с этими черно-белыми снимками то, что мы видим сегодня, – некий новый мир, возникший на месте старого, мир не обязательно более интересный или более изящный, но несравнимо более яркий и чистый; некоторые здания и городские ориентиры остались как были, но ни дыма, ни копоти больше нет. По реке уже не плывут живописные баржи и буксиры, но сама вода выглядит более свежей и прозрачной. Стало больше зелени, больше открытых мест. Снята серая патина, исчез унылый налет речной жизни. Да, многие новые здания смущают своим видом, нарушают пропорции; многие всего лишь функциональны. Но это только первая стадия процесса, который будет продолжаться и продолжаться. Дух реки присутствует здесь всегда. Просто он является нам в разных обличьях.

Так или иначе, мало-помалу возникают новые архитектурные формы, заимствующие эстетику у самой Темзы. Прибрежные здания всегда в какой-то мере отражали натуру реки, пусть даже хотя бы в том, что в каждом регионе их строили из своих местных материалов. Окрестности Оксфорда, например, изобилуют известняком, Беркшир-Даунз – мелом и кремнем. Однако нынешняя архитектура Темзы отдает дань реке в более прямом смысле. Иные многоквартирные дома – это перестроенные склады, но есть новые здания, сознательно спроектированные похожими на склады начала XIX века. Можно назвать это новоделом, но не исключено, что так выражает себя подлинный “гений места”, в очередной раз изменивший облик. Очертания некоторых домов напоминают корабли, плывущие по волнам. В Ратклиффе, где в прошлом были причалы для беспошлинной торговли, выросли гигантские комплексы, похожие на океанские лайнеры. Джон Утрам, архитектор насосной станции на полуострове Айл-оф-Догс, сказал, что здание, по его замыслу, должно “ассоциироваться с рекой и с ландшафтом, откуда текли ливневые воды”. Рей Моксли, архитектор комплекса Челси-Харбор, заявил, что вдохновлялся “кораблями, башнями, куполами”, которые увековечил Вордсворт в “Сонете, написанном на Вестминстерском мосту”.

Иным из зданий на берегу Темзы были приданы фараоновско-египетские черты, что соответствует легенде о Темзе-Исиде. Грандиозный небоскреб на Канари-уорф (Кабот-хаус на площади Канада-сквер) был, по словам архитектора Сезара Пелли, построен в виде “прямоугольного параллелепипеда с пирамидальной вершиной – в традиционной форме обелиска”. Этот мощный “талисман” стал ныне одним из бросающихся в глаза береговых ориентиров. В новостройках Доклендс встречаются и другие египетские очертания и мотивы; существует, между прочим, более старое “неоегипетское” офисное здание на берегу Темзы – Аделаида-хаус, построенный в 1926 году. Видна преемственность. Фараоновские ассоциации, судя по всему, сочетались с идеей огромности. Газохранилища Гринвича были самыми большими в мире; сегодня в том же районе находится колоссальный купол “Миллениум Доум” – это самая обширная тканевая крыша в мире. Доки Темзы намного превосходили по размерам все прочие доки мира; ныне Баттерсийская электростанция – одна из крупнейших кирпичных построек на свете. Список можно было бы продолжить.

Архитектурный ритм зданий на южном берегу, к числу которых относится открывшийся в 1976 году Национальный театр, называли “текучим”; по словам архитектора театра Дениса Ласдена, он хотел создать ощущение, что “зрители втекают в залы, как речные воды во время прилива. Затем прилив ослабевает, и они растекаются по ручейкам и небольшим пространствам, образуемым всеми этими террасами”. Между тем террасы – один из древнейших атрибутов Темзы. И не случайно, может быть, то, что офисы двух ныне живущих архитекторов, оставивших в Лондоне наиболее заметный след, – Нормана Фостера и Ричарда Роджерса – находятся в непосредственной близости от реки. Оба они возведены в пэры: один с титулом “лорд Фостер берега Темзы”, другой – с титулом “лорд Роджерс речного берега”. Архитекторы вправе говорить о себе на языке Темзы.

Проведение Олимпийских игр 2012 году в Стратфорде и других частях лондонского Ист-энда материально поможет развитию и обновлению реки как важнейшего городского ресурса. На ее берегах уже заметно появление новых предприятий и новых отраслей индустрии. В частности, в долину Темзы пришли высокотехнологичные электронные компании, и подле реки возникло много “индустриальных парков”.

Есть и другие проекты. Один из них – “Ворота Темзы”. Корпорация “Темз гейтуэй девелопмент” занимается обновлением северного берега реки вплоть до так называемого Барьера (плотины на Темзе в восточном Лондоне). “Коридор восточной Темзы” должен продлить город вдоль эстуария до Тилбери в Эссексе и до острова Шеппи в Кенте. Как возможные “точки роста” проектировщиков уже интересуют Дартфорд, Грейвзенд, городки на реке Медуэй и Темзмид. Они думают о новых мостах, о расширении “легкого метро Доклендс”, о мосте или туннеле между Силвертауном и Гринвичским полуостровом.

Лондон снова станет тогда речным городом. Его движение на восток противоречит всем историческим тенденциям. Но, если на то пошло, сам его нынешний возврат к реке многие считали антиисторическим. В какой-то момент река, по мнению городских планировщиков, стала ненужной городу. Она, казалось, не имела будущего в транспортном отношении. Но если город в новом столетии двинется вдоль Темзы, новые виды речного транспорта неизбежно возникнут. Река опять станет национальной магистралью.

IX
Природная река

Лейлхемский паром

Глава 27
“И дождь, и град, и ветер…”[48]48
  Шекспир, “Двенадцатая ночь”, перевод Э. Линецкой.


[Закрыть]

Темза творит свою собственную погоду, которая, конечно же, отличается сыростью, а то и промозглостью. Воздух зачастую становится дополнительным измерением реки, что особенно остро чувствуется в верхнем течении Темзы и на примыкающих к ней лондонских улицах. В XIX веке часто говорили о “речной сырости”. От нее лишь один шаг до обильных туманов, которые были постоянным атрибутом речного ландшафта. Мягкий, обволакивающий туман кажется неповторимой составной частью климата Темзы.

В ее верховьях по характеру утреннего тумана предсказывали погоду на день: если он окутывает вершины холмов – жди дождя, если остается у их подножья – будет сухо. В Долине Белой Лошади туман называли дымом от “курева Белой Кобылы”. С туманами в этой долине связывали обилие гроз в летние месяцы. Знаменитые “конденсирующие водоемы” в известковых холмах южной Англии, пополняемые по ночам за счет летних туманов, якобы никогда не пересыхали. Один натуралист в 1902 году писал, что на высоких холмах летние туманы – обычное явление; по его словам, они “до того сыры, что в четыре утра одежда у тебя становится хоть выжимай и со всех деревьев капает”. Словно бы река на короткое время совершала набег на сушу. В летнюю жару ветер разносил по полям и лугам увлажнявшие их речные испарения. Делалось знойно, душно. Поздней осенью и зимой туманы, распространяемые Темзой, считались источниками опасной простуды и лихорадки. В ноябре-декабре эти туманы становились пронизывающе холодными, подлинно убийственными для легкомысленных путешественников.

О здешних туманах и хмарях писали еще в древности. Тацит упоминает о них, рассказывая о вторжении Цезаря, и во все последующие века о них говорилось как о чем-то обычном, как о естественном порождении реки. Многие застроенные прибрежные районы – например, Вестминстер и Ламбет – стоят на заболоченной почве, и в них дыхание тумана и сырости более ощутимо, чем на лондонских холмах. Туманы Вестминстера были в свое время знамениты. В некоторые зимы прибрежные лондонские деревья конденсировали столько воды, что около них возникали озерца. Особенно плотные туманы наблюдались в районе устья. В 1807 году в Эссексе один путешественник жаловался на тамошнюю “густую и вонючую хмарь”. Но это была природная хмарь, создаваемая болотами, а не та, которую творит индустрия.

Однако в XIX и XX столетиях речной туман превратился в мглистый, сернистый смог. В конце XIX века Лондонский порт очень часто был окутан этим смогом полностью. Он поглощал доки и причалы, скрывал от глаз суда на великом речном пути. Он приглушал и звуки: пароходные гудки, удары колокола, голоса терялись в его необъятности. Было много случаев, когда пешеходы – и даже лошади с экипажами – падали в реку по той простой причине, что не видели ее среди серых или серо-зеленых завихрений тумана. Этот туман описывает Диккенс в начале “Холодного дома”:

Туман везде. Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туман в низовьях Темзы, где он, утратив свою чистоту, клубится между лесом мачт и прибрежными отбросами большого (и грязного) города. Туман на Эссекских болотах, туман на Кентских возвышенностях. Туман ползет в камбузы угольных бригов; туман лежит на реях и плывет сквозь снасти больших кораблей; туман оседает на бортах баржей и шлюпок[49]49
  Перевод М. Клягиной-Кондратьевой.


[Закрыть].

Можно представить себе саму Темзу как туман. Она не течет, а наплывает клубами. Она медлит в Лондонской долине, как густая хмарь застаивается в низинах. Она состоит из хмари, и все суда на ней тоже. Поистине Темза XIX столетия – река-фантом. И этот фантом просуществовал дольше, чем можно было бы ожидать. Даже в 1960-е годы плотный туман окутывал Темзу в среднем 237 часов в год.

Есть особый ветер – тот, что проносится над рекой. В Лондоне преобладают западные ветры, а на мосту Ватерлоо, кажется, с запада дует постоянно. Но главный ветер Темзы, по-видимому, юго-западный. В этом одна из причин того, что вниз по реке плыть быстрее. В 1710 году немецкий путешественник Ц. К. фон Уффенбах отметил беспрерывный ветер над лондонскими водами, игравший злые шутки с париками. “Зюйд-вест” славился силой и ледяным холодом, хотя зимой с ним соперничал в этом отношении другой ветер – северовосточный. Ветер все приводит в движение – камыш, траву, воду, лебедей, даже коров на прибрежных пастбищах. Он может дуть очень упорно – так, в ноябре 1703 года свирепый шторм продолжался несколько дней и нанес всему, что было на реке, тяжелейший урон. Суда выбрасывало на берег, и между Шадуэллом и Лаймхаусом они валялись кучами; такая судьба постигла каждое второе судно. Погибло пятьсот лодок – одни утонули, другие разбило друг о друга; шестьдесят барок было разрушено, еще шестьдесят пошли ко дну. Людские потери на реке оценить было невозможно, но сообщалось, что на кораблях погибло примерно восемнадцать тысяч человек. Подсчитали, что объем энергии, высвобождаемой во время летней грозы, такой же, как при взрыве атомной бомбы в 110 килотонн, и над рекой эти природные катаклизмы происходят с особой силой.

Где ветер, там, конечно, и дождь. В том, как вода падает в воду, есть для нас что-то специфически умиротворяющее. Смотреть на дождь, поливающий реку, – примерно то же самое, что смотреть на языки пламени внутри общего огня; мы с затаенным удовольствием наблюдаем, как стихийная сила, покинувшая на время родное лоно, возвращается в него, пусть даже Темза кажется из-за дождя встревоженной и неспокойной. Неспокойное движение воды может иметь разные причины. Еще Теофраст в III веке до н. э. заметил, что при обильном дожде к поверхности воды поднимается множество пузырей. Снижение атмосферного давления высвобождает внутренние газы, удерживаемые рекой. И есть еще такое любопытное явление, как водяные вихри. Один обитатель берега Темзы описывает их как “изящных эльфов, пляшущих на широкой, покрытой рябью водной поверхности”. Не исключено, что эти эльфы рождены речной мифологией, хотя в физическом плане это небольшие завихрения или водовороты. Интенсивное изучение пока не приблизило нас к объяснению их природы.

Дождь необходим для пополнения реки. Среднегодовое количество осадков в долине Темзы составляет от 29 дюймов в нижнем течении до 25 дюймов в верхнем, и это значит, что она протекает в одном из самых сухих районов Великобритании. Но мощь природного мира такова, что даже эти сравнительно скудные осадки дают в среднем примерно 4350 млн галлонов воды в день. Половина этого огромного количества испаряется или же вбирается растениями; прочее составляет так называемый “естественный сток” в реку.

Дождь – одна из причин наводнений. Замечено при этом, что дождь, принесенный с востока или северо-запада, менее опасен в этом плане, чем дождь, пришедший с юга или юго-запада. Наводнения происходили на Темзе постоянно. Первое из тех, что документально зафиксированы, случилось в 9 году н. э., хотя, разумеется, множество наводнений и потопов, пережитых нашими предками, нигде не отражены. В 38 году новое великое наводнение унесло, как пишут, около десяти тысяч жизней. Археологи отмечают снижение людской активности в Лондоне и прилегающих регионах в 360-е годы, и, судя по всему, этот десятилетний упадок – результат катастрофических разливов реки.

История Темзы – история ее постоянных вторжений в человеческую жизнь как в нижнем, так и в верхнем течении. В 1332 году был почти полностью разрушен городок Таплоу. В 1768 году в Рединге вода за полчаса поднялась на 2,5 фута. В 1774 году снесло мост в Хенли. В 1821 году дороги близ Темзы стали непроходимы, в 1841 году главная улица Итона оказалась под водой. Большие наводнения произошли в 1852 и 1874 годах, причем оба раза 17 ноября. Самое сильное наводнение в той части Темзы, что не подвержена приливам, случилось в 1894 году, когда менее чем за месяц выпала треть годовой нормы осадков. Река, как мы видели, не может вместить такую массу воды, и она разливается, творя хаос и вызывая разрушения. В 1947 году река чуть ниже Чертси разлилась на три мили, а Мейденхед ушел под воду на 1,8 м. Окрестности Мейденхеда всегда были опасной зоной в этом отношении, и в начале нашего столетия там был введен в действие канал для сброса паводковых вод.

В периоды наводнений люди уповали на то, что вода будет спадать постепенно, – иначе, как считалось, она могла опять нахлынуть. Как гласит старинная поговорка, “чем скорее вниз – тем скорее вверх”. Зимние наводнения были не так опасны, разве только для распаханных полей и для жилищ в непосредственной близости от реки. В равнинных и заболоченных районах верховий Темзы местные жители порой на несколько недель оказывались практически в водной осаде. Вот почему дома в тех краях старались делать толстостенными, из прочного камня. Ныне массовое строительство новых жилищ в низинах и заманчивая перспектива обитания на берегу реки чреваты риском для тысяч строений. В сельскохозяйственных же районах летнее наводнение может причинить огромный ущерб травам и злаковым культурам.

Любопытно между тем, что паводка, кажется, никогда никто не ждет. О случившемся наводнении забывают, пока не произошло следующее. Странным образом люди сегодня полагают, что от набегов реки их теперь защищает Барьер – плотина в восточном Лондоне. Помимо того очевидного факта, что Барьер не оказывает воздействия ни на участки реки ниже его, ни на берег эстуария, стоит еще отметить, что он не влияет и на верховья Темзы, не подверженные приливам: наводнения там сегодня так же вероятны, как в любую другую историческую эпоху. В начале 2003 года, к примеру, было подтоплено 550 домов; уровень воды в районе Мейплдаремского шлюза был всего на 12 дюймов ниже, чем во время разрушительного наводнения 1947 года.

Если дневной расход воды, протекающей через Теддингтонскую плотину, составляет в среднем примерно 4500 млн галлонов, то один-два раза в год он повышается до 5500 млн галлонов, что считается опасным уровнем, близким к наводнению. Во время наводнения 1947 года за день через эту плотину проходило 13 572 млн галлонов. В 1968 году расход воды достиг 11 404 млн галлонов в день, в 1988 году – 7650 млн галлонов в день. Эти огромные цифры иллюстрируют мощь и разрушительный потенциал Темзы.

Но самые большие наводнения происходили в низовьях реки, подверженных действию морских приливов. Там особые погодные условия в сочетании с приливным движением воды могут создавать громадные водяные “стены”. В 1090 году взбунтовавшаяся Темза снесла Лондонский мост, а девять лет спустя, согласно “Англосаксонской хронике”, “в день св. Мартина воды морские поднялись так высоко и столько бед причинили, что никто не упомнит в прошлом подобного несчастья”. Это наводнение 1099 года имело, кстати говоря, одно неожиданное следствие. Воды Темзы целиком залили поместье графа Гудвина и остались там навсегда, так что оно превратилось в песчаную отмель – в “гудвиновские пески”, которых и сегодня опасаются рыболовы и моряки. В 1236 году Темза поднялась до такого уровня, что Вулидж, по словам Стоу, был “весь в воде” и по Вестминстер-холлу плавали на лодках. Хронист Мэтью Парис писал, что это наводнение “срывало с якорей и уносило со всех стоянок суда, утопило множество людей, уничтожило стада овец и прочего скота, вырывало деревья с корнем, валило дома, размывало берега”. По странному стечению обстоятельств оно случилось 2 ноября – в день св. Мартина, как и 137 лет назад. В 1242 году река вышла из берегов в районе Ламбета и разлилась на 6 миль. В 1251 году прилив на Темзе был на 6 футов (1,8 м) выше обычного. В 1294 году были предприняты береговые работы, и берег подняли на 4 фута (1,2 м) “по причине морского буйства”. В 1313 году Эдуард II издал хартию, где констатировал, что “море в тех краях больший ущерб причиняет, нежели в былые времена”. В 1324 году под воду ушло 100 000 акров земли между церковью св. Екатерины и Шадуэллом.

В каждом столетии случались “аномальные” приливы, творившие немало бед. 4 февраля 1641 года, как сказано в брошюре тех лет, “у Лондонского моста два прилива было, один после другого спустя час с половиною, причем второй пришел с таким беснованием и шумом”, что даже бывалые лодочники “устрашились”. Между этими двумя приливами Темза полтора часа не текла вовсе – точно “уснула или померла”. Второй прилив накатил “с волнами, ревом и пеною, с яростию такой, что всех, кто видел, обуял ужас”. Это было “диво дивное, о коем самые древние старики даже и не слыхивали”. Тут налицо некоторое преувеличение: восемнадцать лет назад, 19 января 1623 года, было два прилива с промежутком в пять часов. 7 декабря 1663 года. Пипс написал в дневнике, что “прошлой ночью был самый большой прилив на этой реке, какой помнят в Англии; весь Уайтхолл залило водою”. В 1707 году наводнение пробило в береге близ деревни Дагнем знаменитую “брешь” длиной в 30 м, которая закрылась только через семь лет. 14 сентября 1716 года сильный и упорный ветер остановил приливный поток, и Темза стала такой мелкой, что, согласно дополненному изданию Страйпа “Обзора Лондона и Вестминстера” Стоу (1720), “тысячи и тысячи людей переходили ее вброд как выше, так и ниже Моста”.

В 1762 году воды Темзы поднялись так высоко, что “подобного нет на памяти ни у кого”. Менее чем за пять часов ее уровень повысился на 3,6 м, и люди тонули на больших улицах Лондона. В XIX веке было шесть крупных наводнений – в 1809, 1823, 1849, 1852, 1877 и 1894 годах, – приведших к многочисленным разрушениям и жертвам. Тем, кто жил у реки, хорошо знаком был крик: “Заливает! Заливает!” В 1881 году в Вестминстере Темза поднялась на 17 футов 6 дюймов, и репортеру “Таймс” довелось увидеть “душераздирающие сцены”.

В декабре 1927 года прилив достиг отметки 17 футов 3 дюйма, в следующем году – 18 футов 3 дюйма. В районе Миллбэнка река вышла из берегов, и четырнадцать человек утонуло. 6 января 1928 года из-за морского шторма образовалась такая приливная волна, что Темза поднялась до наивысшего уровня за все годы. В Хаммерсмите и Миллбэнке прорвало береговые дамбы. В Вестминстере в подвалах утонуло четырнадцать человек. Еще одно сильное наводнение случилось в марте 1947 года, и в большинстве шлюзов Темзы две самые высокие отметки уровня относятся к 1894 и 1947 годам.

Но самые большие разрушения вода причинила в ночь на 31 января 1953 года, когда громадная приливная волна, пришедшая из Северного моря, затопила эстуарий Темзы. Было холодно, дул штормовой ветер, и в два часа ночи по реке прошла водная гора. Погибло более трехсот человек, было разрушено двадцать четыре тысячи домов и затоплено 160 000 акров сельскохозяйственных угодий. Ущерб понесли двенадцать газовых заводов и две электростанции. Остров Кэнви затопило полностью; многих его обитателей успели эвакуировать, но восемьдесят три человека утонули. Это было тяжелейшее бедствие со времен Второй мировой войны. Если бы вода не прорвалась на поля Эссекса и Кента, где не выдержали земляные дамбы, она нахлынула бы на Лондон с невообразимыми последствиями.

Стало ясно, что опасность, которой подвергается Лондон, год от года растет. Примерно 155 кв. км столицы лежат ниже наивысшей отметки прилива, и в случае наводнения глубина воды на затопленных улицах могла составить до 3 м. Если бы такие массы воды влились в систему метрополитена, городской транспорт надолго был бы парализован. Людские жертвы тоже могли бы оказаться очень велики.

Поэтому в 1972 году был принят Акт о Барьере на Темзе, и одиннадцать лет спустя это сооружение начало действовать. Предполагалось, что Барьер будет закрываться для борьбы с неблагоприятными погодными явлениями в среднем три раза в год, но в первые четыре месяца 2001 года он закрывался четырнадцать раз, в первые месяцы 2003 года – восемнадцать раз, из них четырнадцать раз для борьбы с приливами, следовавшими друг за другом. Это ясно показывает, насколько опасной может быть Темза.

Барьер способен выдержать давление, при котором за секунду по речному руслу проходит 50 000 тонн воды, но в будущем этого окажется недостаточно. Считают, что к 2030 году Барьер перестанет удовлетворять требованиям. Средняя высота приливов растет со скоростью примерно 0,6 м в столетие, и ввиду таяния полярных ледников и того, что Лондон за каждые сто лет опускается на 8 дюймов, вскоре нам понадобятся новые и более сложные защитные сооружения. Был, в частности, предложен план построить барьер длиной в 10 миль от Ширнесса (графство Кент) до Саутенда с таким количеством ворот, которое позволяло бы воде беспрепятственно протекать во время нормальных приливов.

Одно необычное природное явление непосредственно затрагивало жизнь Темзы в былые столетия. Река имела обыкновение замерзать у дна, продолжая течь ближе к поверхности. Лодочники называли этот придонный лед icemeer, и куски его нередко всплывали, неся с собой гравий и камни. Когда еще не было многочисленных мостов, в чрезвычайно холодные зимы полностью замерзала и поверхность Темзы, что давало повод не столько для изумления, сколько для празднеств. Река становилась ареной разгульной и экстравагантной “морозной ярмарки”. Первую такую ярмарку устроили, как сообщается, в 695 году, когда на льду были поставлены лотки и шла торговля. Между VII и XVII столетиями Темза замерзала одиннадцать раз. Самой суровой была зима 1434–1435 года, когда лед держался с 24 ноября по 10 февраля и люди пешком добирались по нему от Лондонского моста почти до Грейвзенда. Холиншед писал, что в 1565 году на льду реки “играли в футбол без всякой опаски, точно на суше; иные из состоявших при дворе ежедневно упражнялись в стрельбе по мишеням, установленным на Темзе”.

В одной анонимной брошюре за 1683 год говорится о “неслыханных рандеву” на замерзшей реке, где сплошными рядами стояли торговые палатки, лотки и лавчонки, где ездили сани, экипажи и фургоны, где на импровизированных аренах травили медведей и быков, где можно было поесть печеного, вареного или жареного мяса и запить его кофе, элем, бренди или вином. Здесь имелись и пекари, и повара, и мясники, и проститутки. Вразнос торговали фруктами, устрицами, листовками с последними новостями. Процветали всевозможные “амуры, интриги, надувательства и шутки”, честные люди становились жертвами грабежей и мошенничества. Предлагали свои услуги наемные экипажи; рассказывается, как по “белому пути” от Уайтхолла до Лондонского моста проехала карета, запряженная шестеркой. Устраивали даже лисью травлю. Словом, на льду толщиной, как писали, в 18 дюймов (45 см) вырос целый город в миниатюре. Все это называли “второй Варфоломеевской ярмаркой”, а еще – “Ледяной ярмаркой” и “Ярмаркой одеял”. Мясо, которое там продавали, окрестили “лапландской бараниной”. В честь события слагались стихи:

 
Взгляни на нынешнее чудо света:
Поток, застыв, огромной сценой стал.
Не попусту я говорю вам это,
На Темзе – ярмарка и карнавал.
 

Вода стала сушей, поток превратился в дорогу. Можно было видеть рыб, замерзших во льду. Людей веселило ощущение непривычной свободы: возможность ходить по водам была настоящим чудом, и то, что могучую Темзу теперь пересекали где угодно, само по себе было достойно восхищения. Такие органические свойства Темзы, как эгалитаризм и склонность к разнузданному буйству, проявились здесь в крайней форме.

Впрочем, радовались не все лондонцы. Те, кто кормился рекой, дошли до последнего края нужды. Особенно бедствовали рыбаки, хотя лодочники, кажется, сумели сориентироваться и стали брать с людей деньги за вход на ярмарку. Огромная армия тех, кто трудился на пристанях и в доках, оказалась без работы, и обильные кушанья, которые готовились на реке, были им не по карману. Уголь стал чрезвычайно дорог. Многие умерли от голода и холода.

Зимой 1715–1716 года Темзу снова сковал большой лед, и на нем очень быстро вырос парусиновый город. Как пишет бюллетень “Докс-ньюслеттер” за 14 января, там “была воздвигнута огромная харчевня”, где “джентльмены обедали столь же часто, как в обычной кухмистерской”. Однажды четверо молодых людей решили, не используя протоптанных троп, пройти по речному льду так далеко, как только можно будет; в “Лондон пост” говорится, что они “отважно отправились в путь, и ни об одном из них с той поры нет ни слуху ни духу”. Холод их убил или река – неизвестно.

Между 1620 и 1814 годами Темза останавливалась двадцать три раза. Когда она вскрывалась, это происходило резко и внезапно. Лед приходил в движение за несколько часов. Он крушил все суда на своем пути и причинял немалый ущерб мостам. Иных зазевавшихся уносило на льдинах, люди поспешно прыгали в барки, еще не освободившиеся от ледяных оков.

Морозная ярмарка 1814 года, когда по льду была проложена “Городская дорога”, оказалась последней. Разрушение старого Лондонского моста в 1831 году покончило, как выяснилось, и с ледовыми карнавалами. Без его опор и всего, что к ним прибилось, препятствий для приливных потоков и общего течения реки стало меньше и мороз не мог больше сковывать Темзу. Ускорило движение воды и строительство набережных. Считают, что низовья Темзы, подверженные приливам, не замерзнут больше никогда.