Текст книги "Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты"
Автор книги: Полина Дашкова
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
Извлечение ренты – ненадежный бизнес
Земледелие зародилось независимо в нескольких регионах земли. На территории современной Мексики тоже появились государства и общества, сумевшие построить постоянные поселения и поддерживать в них жизнь с помощью оседлого сельского хозяйства. И так же как натуфийцы, они смогли добиться умеренного экономического роста. Экстрактивные институты, сформировавшиеся в городах-государствах на севере современной Мексики, в Белизе, Гватемале и Западном Гондурасе, легли в основу довольно изощренной цивилизации. История цивилизации майя иллюстрирует не только возможности роста при экстрактивных институтах, но и принципиальные ограничения, с которыми этот рост сталкивается, а именно угрозу политической нестабильности: различные группы, соперничающие за контроль над рентой, начинают воевать друг с другом, и это в конце концов приводит к крушению общества и государства.
Первые города майя появились около 500 года до н. э. Однако их век оказался сравнительно недолгим, и уже к I веку н. э. они перестали существовать. Новая эпоха – так называемый классический период – продолжалась с 250 до 900 года; это было время расцвета культуры майя. Но за следующие шестьсот лет и эта цивилизация пришла в упадок: к началу XVI столетия, когда в эти края прибыли испанские конкистадоры, величественные дворцы и храмы майя в Тикале, Паленке и Калакмуле заросли тропическим лесом. Их руины были заново открыты только в XIX веке.
Города майя никогда не были объединены в одно государство, хотя некоторые города находились в подчинении у других. Они были связаны между собой главным образом тем, что их жители говорили на родственных языках (общим числом тридцать один). Кроме того, города часто объединялись в союзы ради войны друг с другом. Мы можем идентифицировать около пятидесяти городов майя по сохранившимся глифам (знакам письменности майя).
От майя дошло около 15 тысяч надписей, в которых освещены многие аспекты жизни, культуры и религии майя. Кроме того, эта цивилизация разработала сложный календарь, в котором для больших промежутков времени использовался так называемый «длинный счет». На наш современный календарь он был похож тем, что тоже отсчитывал годы от некоей фиксированной даты и был един для всех майянских городов. «Длинный счет» начинался в 3114 году до н. э., но мы не знаем, какое значение этот год имел для майя – даже самые ранние предшественники этой цивилизации появились гораздо позже.
Майя были хорошими строителями и самостоятельно изобрели строительный цемент. Их сооружения, а также надписи на них (они часто содержат даты «длинного счета») служат богатым источником информации о развитии городов майя. Благодаря этим надписям археологи могут подсчитать, сколько зданий было построено в том или ином году во всех городах майя. Скажем, в VI веке н. э. строили немного. Например, к дате «длинного счета», которая соответствует 514 году по нашему календарю, относятся всего десять зданий. Но после этого начался рост, и к 672 году возводилось уже около двадцати зданий в год, а к середине VIII столетия эта цифра достигла сорока. Но затем темпы строительства снова пошли вниз, причем стремительно: к IX веку общее число новых построек сократилось до десяти в год, а к X веку и вовсе до нуля. Эти цифры дают ясную картину развития, расцвета и последовавшего коллапса цивилизации майя после VIII века.
Сведения о числе построенных сооружений можно дополнить списком правителей майя. В городе Копан, сейчас это Западный Гондурас, сохранился знаменитый монумент, известный как «алтарь Q». Надпись на монументе содержит имена всех правителей города, начиная с основателя династии К’инич-Йаш-К’ук’-Мо, «Царя Зеленого Солнца, кецаля и ары», названного, как мы видим, не только в честь Солнца, но и в честь двух экзотических птиц Центральной Америки, перья которых очень ценились у майя. Согласно дате «длинного счета» на алтаре Q, К’инич-Йаш-К’ук’-Мо пришел к власти в Копане в 426 году н. э. и основал династию, которая правила городом четыреста лет. У некоторых наследников К’инич-Йаша были не менее занимательные имена. Глиф тринадцатого правителя означает «18 кроликов», его преемника звали «Бледно-голубая обезьяна», на смену которому пришел «Бледно-голубой панцирь», умерший в 763 году. Последним царем Копана был Йаш-Пасах-Чан-Йопат, или «Первое рассветное небо, освященное богом», – шестнадцатый по счету потомок К’инич-Йаша, наследник Бледно-голубого панциря. После этого нам известно только одно имя – Укит-Ток, «Хозяин кремней». После Йаш-Пасаха строительство зданий (и, соответственно, записи об этом) прекращается: судя по всему, династия была свергнута. Укит-Ток, по-видимому, даже не стал правителем, а так и остался всего лишь претендентом на власть.
Еще один способ проникнуть в историю Копана предложили археологи Анн-Коринн Фретер, Нэнси Гонлин и Дэвид Уэбстер. Постепенный закат и падение Копана на протяжении 850 лет его истории, с 400 по 1250 годы н. э., они смогли проследить с помощью так называемой гидратации обсидиана, которая позволяет датировать вулканическое стекло по процентному содержанию в нем воды. После извлечения из вулканической породы обсидиан теряет воду с известной скоростью, благодаря чему археологи могут установить дату извлечения. Фрейтер, Гонлин и Вебстер проследили, где именно в долине Копана были найдены те или иные образцы обсидиана, и таким образом смогли оценить, до какого момента город расширялся и когда его территория снова начала сокращаться. Поскольку мы умеем довольно точно оценивать, сколько жилых домов и других зданий помещалось на определенной территории, то можно подсчитать и общее число жителей. В 400–449 годах население города было ничтожным – может быть, шестьсот жителей или около того. Однако это число достаточно быстро росло и достигло максимума в 750–799 годах, когда в городе насчитывалось 28 000 жителей. Хотя сейчас эта цифра не кажется нам особенно внушительной, по тем временам это очень много: получается, что Копан был больше и Парижа, и Лондона того времени. А ведь другие города майя, такие как Тикаль или Калакмуль, были гораздо более обширными, чем Копан. Данные анализа дегидратации обсидиана подтверждают то, что нам уже известно из дат «длинного счета»: около 800 года Копан достиг пика своего расцвета. После этого начался упадок, и к 900 году население сократилось до 15 000. Затем спад пошел еще более быстрыми темпами, и к 1200 году число жителей упало до минимума восьмисотлетней давности.
Основы экономического развития городов майя классического периода были теми же, что факторы первоначального успеха у бушонгов и натуфийцев: экстрактивные институты и централизация государства. В составе институтов майя имелось несколько ключевых элементов. Примерно в 100 году н. э. в городе Тикаль (территория современной Гватемалы) возник новый тип правящей династии. Представители элиты, которые назывались ахавы («правители», «вожди»), консолидировались вокруг царя, который именовался кухуль-ахав («священный владыка»), образовав иерархию аристократов. Священный владыка правил с помощью этой элиты и выполнял функции посредника между людьми и богами. Насколько нам известно, такая политическая система не предполагала никакого участия простого народа, но обеспечивала некоторую стабильность и для него. Кухуль-ахав собирал с земледельцев дань и заставлял работать на строительстве грандиозных государственных сооружений. Экономика Тикаля пережила серьезный подъем. Для нее, как и для экономики других городов майя, были характерны разделение труда и высокий уровень специализации. До нас дошли сведения об искусных гончарах, ткачах, плотниках, слесарях и ювелирах майя. Кроме того, жители Тикаля торговали вулканическим стеклом, шкурами ягуаров, морскими раковинами, какао, солью и птичьими перьями, причем как друг с другом, так и с другими городами майя. У них, по-видимому, была какая-то денежная система, и они, так же как позже ацтеки, использовали бобы какао в качестве валюты.
Классический период майя очень напоминает эпоху расцвета Королевства Куба: в обоих случаях развитие стало возможным после укрепления экстрактивных институтов, а Йаш-Э’б-Шоок сыграл в Тикале ту же роль, что и король Шиам у бушонгов. Новые политические институты Тикаля привели к значительному росту материального благосостояния, при этом большая часть выигрыша, конечно, досталась ахавам и кухуль-ахаву. Эта система окончательно оформилась приблизительно в 300 году н. э. и уже мало менялась в дальнейшем. Мы знаем, что в эту эпоху происходили улучшения в технологиях ирригации и водоснабжения, однако в целом сельскохозяйственные технологии оставались крайне примитивными. Мастерство строителей, художников и ремесленников со временем стало более совершенным, но в целом технологические инновации были редким исключением в экономике.
У майя не работал процесс созидательного разрушения. Зато другие формы разрушения были представлены в изобилии. Богатства, накопленные элитой и кухуль-ахавом в результате контроля над экстрактивными институтами, тратились на разорительные и все более частые войны с соседями. Хроники войн зафиксированы в надписях майя, причем специальный глиф сообщал о том, когда именно по «длинному счету» произошел конфликт. Планета Венера почиталась как небесная покровительница войны, и некоторые ее положения на орбите майя считали особенно благоприятными для боевых действий. Глиф, символизировавший войну, археологи называют «звездные войны» – на нем изображена звезда, которая поливает землю не то кровью, не то водой.
Надписи также содержат сведения о конфигурации военных союзов и о противостоянии между этими союзами. Более крупные города-государства: Тикаль, Калакмуль, Копан и Паленке – воевали друг с другом, одновременно превращая в своих вассалов города поменьше. Свидетельства этому мы находим в глифах, которые обычно фиксируют престолонаследие: в этот период мы видим, что власть в небольших городах перешла не к законному наследнику, а к правителю соседнего города.
На карте 10, составленной по результатам исследований археологов Николая Грубе и Саймона Мартина, показаны основные города майя и различные виды контактов между ними. Карта лишний раз демонстрирует, что хотя крупные города – такие как Калакмуль, Дос-Пилас, Пьедрас-Неграс и Йашчилан – наладили активные дипломатические контакты, некоторые из них периодически оказывались в подчинении у других городов. И все они часто воевали.
Мы знаем, что коллапс цивилизации майя совпал по времени с крушением политической модели, согласно которой власть была сосредоточена в руках кухуль-ахавов. Как мы уже видели, в Копане после смерти в 810 году кухуль-ахава Йаш-Пасаха верховных правителей уже не было. Примерно в это время опустели и царские дворцы. В двадцати милях к северу от Копана, в Киригуа, последний «царь Нефритового неба» взошел на престол между 795 и 800 годами. Последнее построенное в городе здание датировано 810 годом – годом смерти Йаш-Пасаха. Вскоре опустел и весь город.
Эта история характерна для заката цивилизации майя: политические институты, в свое время обеспечившие условия для развития торговли и сельского хозяйства, для роста населения, вдруг прекратили свое существование, причем внезапно. Дворцы опустели, прекратились пышные придворные церемонии, никто больше не украшал храмы… И как только рухнули политические институты, процесс централизации государства обратился вспять, разразился экономический кризис и население начало быстро сокращаться.
В некоторых случаях крупные города погибли в результате внезапной вспышки насилия. Классическим примером тут может служить Петексбатун (также на территории современной Гватемалы); его величественные храмы были в какой-то момент разрушены ради того, чтобы возвести из полученного камня оборонительные стены (как мы увидим в следующей главе, нечто подобное происходило и в поздней Римской империи). Позже даже в таких городах, как Копан, где изначально насилие не было таким уж частым, многие общественные сооружения и монументы были повреждены или разрушены. В некоторых городах элита смогла остаться у власти даже после свержения кухуль-ахавов. По некоторым данным, в Копане продолжали возводить публичные постройки еще в течение двухсот лет, но и там цивилизация в конце концов сошла на нет. В большинстве же городов элита исчезла сразу после того, как был свергнут «священный владыка».
Карта 10. Города майя и схема контактов и конфликтов между ними
Имеющиеся у нас археологические данные не дают определенного ответа на вопрос о том, почему кухуль-ахавы были свергнуты, почему окружающая их элита потеряла власть, а политические институты, лежавшие в основе классического периода цивилизации майя, рухнули. Мы знаем, что это было как-то связано с возросшим уровнем насилия внутри самих городов. Правдоподобной кажется версия о том, что в городах появилась оппозиция (возможно, в виде какой-то группировки внутри самой элиты) и начались междоусобные распри.
Хотя экстрактивные институты позволили городам майя достичь известного уровня процветания, а элите – разбогатеть и получить возможность строить грандиозные сооружения и создавать уникальные художественные ценности, система оказалась нестабильной. Экстрактивные институты, обогащавшие узкий слой элиты, создавали огромное неравенство и, что еще важнее, обостряли борьбу за контроль над ресурсами между противоборствующими группировками. Этот конфликт в конце концов привел цивилизацию майя к закату.
Что же пошло не так?
Экстрактивные институты столь часто встречаются в истории, потому что в их основе лежит действительно сильная логика: они могут обеспечить относительно высокий уровень благосостояния всем гражданам, перераспределив при этом большую часть доходов в пользу элиты, которая поэтому заинтересована в поддержании этих институтов. Чтобы в условиях экстрактивных институтов начался рост, требуется в первую очередь политическая централизация государства. Когда она достигнута, правительство – или контролирующая его элита – обычно получает мощные стимулы для того, чтобы инвестировать в экономику и развивать ее самостоятельно или создавать условия для того, чтобы это делали другие (поскольку расширение экономики расширяет размер ренты, которую может извлечь элита при помощи экстрактивных институтов). Элита даже может попытаться воспроизвести некоторые атрибуты инклюзивных институтов и рынков. В случае карибских плантаций главной функцией экстрактивных институтов было принуждение рабов к работе на сахарных плантациях. В СССР Коммунистическая партия перенаправляла ресурсы из сельского хозяйства в промышленность и пыталась выстроить систему стимулов для рабочих и директоров заводов. Как мы убедились ранее, эти усилия были подорваны самой логикой системы.
Перспектива экстрактивного роста подталкивает правителей к централизации государства. Именно ради этого король Шиам создал Королевство Куба, а натуфийцы разработали пусть примитивные, но все же нормы закона и порядка, политическую иерархию и институты, которые в конце концов привели к неолитической революции. Похожие процессы, по-видимому, стали катализатором зарождения оседлых обществ в Америке и их перехода к земледелию. Ярчайшим примером того, к чему могут привести подобные процессы, стала цивилизация майя, построенная на гиперэкстрактивных институтах, принуждавших большинство населения работать на благо узкого слоя элиты.
Однако рост при экстрактивных институтах значительно отличается от роста при институтах инклюзивных. Самое главное – он неустойчив. По своей сути, экстрактивные институты не способствуют процессу созидательного разрушения и в лучшем случае помогают добиться очень ограниченного технического прогресса. В результате экономический рост, основанный на таких институтах, имеет естественный «потолок» и рано или поздно закончится. Советский опыт иллюстрирует эту проблему очень ярко. Пока Советский Союз догонял наиболее технологические развитые страны и перераспределял ресурсы из низкоэффективного сельского хозяйства в промышленность, экономический рост был очень высоким. Но в конце концов стимулы, предложенные производителям во всех отраслях сельского хозяйства и промышленности, не смогли побудить их заниматься инновациями. Инновации появлялись только в некоторых областях индустрии, куда ресурсы лились рекой и где система поощрения была более совершенной, потому что именно в этих областях СССР прямо конкурировал с Западом. Экономический рост в СССР, каким бы высоким он ни был в определенный момент, не мог продолжаться долго и начал затухать уже в 1970-е годы.
Отсутствие созидательного разрушения и инноваций – не единственная причина, по которой рост при экстрактивных институтах принципиально ограничен. История городов-государств майя иллюстрирует более зловещий и, увы, более частый итог такого роста, также обусловленный внутренней логикой экстрактивности. Поскольку экстрактивные институты создают колоссальные богатства для элиты, у других общественных групп возникает огромный соблазн силой отнять у элиты власть над этими институтами и заменить собой элиту. Поэтому нестабильность и вооруженная борьба за власть являются родовыми чертами экстрактивного роста. Причем они не только усиливают неэффективность, но и могут обратить вспять процесс консолидации государства, а иногда даже ввергнуть страну в пучину полной анархии и хаоса, как это случилось с городами-государствами майя на закате классического периода.
Итак, экстрактивный рост имеет естественные ограничения. Однако пока он их не достиг, этот рост может производить большое впечатление на современников. Многие жители СССР (и еще больше жителей других стран) были впечатлены ростом советской экономики в 1920–1960-е и даже в 1970-е годы – точно так же, как сейчас они восхищаются сногсшибательным ростом китайской экономики. Но как мы подробнее обсудим в главе 15, коммунистический Китай – это еще один пример страны, которая быстро растет при экстрактивных институтах, но вряд ли сможет сделать этот рост устойчивым, если только в ней не произойдет фундаментальной политической реформы и не утвердятся инклюзивные политические институты.
Глава 6
Отдаляясь друг от друга
Как Венеция превратилась в музей
Группа островов, образующих Венецию, лежит на севере Адриатического моря. В Средние века Венеция была одним из богатейших городов мира, с отлично развитым набором инклюзивных экономических институтов, опиравшихся на постепенно развивавшуюся политическую инклюзивность. Она обрела независимость в 810 году, в крайне удачное время. Экономика Европы понемногу возрождалась из упадка, последовавшего после коллапса Римской империи, а германские короли, и прежде всего Карл Великий, восстанавливали сильную и централизованную политическую власть. Это вело к стабильности, повышению уровня общей безопасности и расширению торговли, чем Венеция могла отлично воспользоваться благодаря своему уникальному положению. Это была держава мореплавателей, располагавшаяся в самом центре Средиземноморья. Из стран Востока сюда привозили специи, а из Византии – различные ремесленные изделия, а также рабов.
Венеция быстро разбогатела. К 1050 году, когда город уже в течение столетия (а то и больше) переживал экономический бум, его население составило 45 000 человек. К 1200 году эта цифра выросла более чем в полтора раза, до 70 000. А к 1330 году население вновь выросло на 50 % и достигло 110 000 человек: примерно столько же, сколько в Париже того времени, и втрое больше, чем в Лондоне.
Одной из основ экономического развития Венеции стала серия инноваций в области контрактного права, сделавшая экономические институты значительно более инклюзивными. Самым знаменитым из этих изобретений была комменда (commenda), зачаточный тип акционерного общества, срок существования которого ограничивался продолжительностью одного торгового плавания. В состав комменды входило два партнера – купец-путешественник и остававшийся в Венеции инвестор (commendator). Инвестор вкладывал в предприятие капитал, а второй партнер сопровождал груз, чтобы продать его в месте назначения и закупить новые товары. Обычно коммендатор вкладывал львиную долю капитала, так что молодые предприниматели, еще не имевшие собственных оборотных средств, могли начать с того, чтобы отправиться с товаром в путешествие по договору комменды.
Если путешествие оказывалось прибыльным, то договор комменды предусматривал два типа распределения прибыли. В случае «односторонней» комменды инвестор предоставлял 100 % капитала и получал 75 % прибыли. Если же комменда была двусторонней, то остающийся в Венеции партнер предоставлял 67 % капитала и получал 50 % прибыли.
Изучая официальные документы, легко заметить, насколько важным инструментом социальной мобильности была комменда: в торговых документах Венеции то и дело появляются все новые имена людей, не относившихся к прежней венецианской элите. В документах за 960, 971 и 982 годы количество новых имен составляет соответственно 69, 81 и 65 % от всех имен.
Подобная экономическая инклюзивность и возвышение все новых семей, разбогатевших на торговле, вынуждали политическую систему становиться все более открытой. Дож, управлявший Венецией, избирался на свою должность пожизненно общим собранием всех граждан, хотя на практике голосованием управляли представители нескольких влиятельных семейств. Хотя полномочия дожа были весьма широки, его власть постепенно все более ограничивалась вследствие общих изменений в политических институтах. После 1032 года одновременно с дожем стали избирать советников (consiglieri), деятельность которых была направлена как раз на предотвращение концентрации в руках у дожа абсолютной власти. Первым дожем, избранным по новой системе, стал Доменико Флабьянико, зажиточный торговец шелком, происходивший из семьи, представители которой прежде не занимали высоких постов.
За этими институциональными изменениями последовало значительное расширение венецианской торговой и морской мощи. В 1082 году венецианские купцы получили серьезные торговые привилегии в Константинополе. В столице Византии даже появился венецианский квартал, в котором уже очень скоро насчитывалось 10 000 жителей.
В развитии Венеции мы снова вполне отчетливо видим, как инклюзивные экономические и политические институты начинают поддерживать друг друга. Экономическое расширение республики, оказывавшее все большее давление на политические институты, приобрело взрывообразный характер после убийства дожа в 1171 году и последовавших за этим политических и экономических реформ. Первой важной новацией было создание Большого совета, который с этого момента стал единственным источником политической власти в Венеции. Большой совет составлялся из граждан, занимающих различные государственные посты, например судей, в нем преобладали представители аристократических семейств. Каждый год специальный номинационный комитет, четыре члена которого избирались из состава Большого совета, выдвигал сто новых кандидатур в совет. Кроме того, Большой совет избирал членов двух нижестоящих органов – Сената и Совета сорока, выполнявших различные законодательные и исполнительные функции. Наконец, Большой совет избирал советников дожа (consiglieri), число которых теперь было увеличено с двух до шести.
Второй законодательной новацией стало создание еще одного органа, Малого совета, который избирался из членов Большого совета и, в свою очередь, избирал дожа. Формально этот выбор должен был быть утвержден общим собранием граждан, однако поскольку выдвигалась всего одна кандидатура, выбор дожа оказывался полностью в руках Малого совета. Третье нововведение состояло в том, что новый дож должен был при вступлении в должность принести присягу, которая ограничивала его власть. Со временем все эти ограничения были довольно последовательно ужесточены – дож теперь должен был подчиняться городским чиновникам, любое его решение должно было быть одобрено советниками дожа, которые также контролировали, чтобы дож подчинялся всем решениям Большого совета.
Эти политические реформы вели к развитию дальнейших институциональных инноваций – появлению независимых выборных чиновников, судей и апелляционных судей, выработке новых форм частных контрактов и законов, в том числе и о банкротстве. Эти новые венецианские экономические институты позволили создать новые юридические формы бизнеса и новые типы контрактов. Быстро развивались и финансовые инновации, и уже в то время в Венеции можно различить некоторые черты современной банковской системы. Казалось, ничто не способно остановить динамичное движение Венеции в сторону полностью инклюзивных институтов.
Однако во всем этом развитии наблюдалось определенное напряжение. Экономический рост, поддержанный инклюзивными венецианскими институтами, сопровождался созидательным разрушением. Появление каждой новой волны предприимчивых молодых людей, разбогатевших благодаря комменде и подобным экономическим институтам, приводило к снижению доходов представителей старой элиты. И дело не ограничивалось снижением доходов – порой речь заходила об угрозе их политической власти. Аристократы, заседавшие в Большом совете, постоянно испытывали искушение закрыть доступ к системе для новых людей.
В первые годы существования Большого совета выборы в него проводились ежегодно. Как мы уже видели, в конце года четыре выборщика, избранные по жребию, выдвигали сто новых кандидатур на следующий год (после чего их утверждение происходило автоматически). Однако 3 октября 1286 года в Большой совет было внесено предложение о том, чтобы кандидатуры претендентов утверждались большинством Совета сорока (этот орган находился под полным контролем аристократических семей). Предлагалось также, чтобы члены Совета сорока обладали правом вето в отношении новых кандидатур (ранее такого права у них не было).
Предложение было отклонено. Однако уже через два дня была выдвинута новая инициатива, и на этот раз она была одобрена. Теперь кандидат автоматически утверждался в случае, если в Большом совете в свое время заседали его отец или дед. В остальных же случаях было необходимо утверждение кандидатуры советниками дожа. А 17 октября была принята еще одна поправка – теперь кандидат в Большой совет должен был быть утвержден Советом сорока, советниками дожа и самим дожем.
Эти дебаты и поправки 1286 года проложили путь для нового регламента, введение которого в истории Венеции известно как «Закрытие» (La Serrata). В феврале 1297-го было принято решение о том, что если вы были членом Большого совета в предыдущие четыре года, то ваша кандидатура автоматически выдвигалась снова и автоматически одобрялась. Новые же кандидатуры должен был одобрять Совет сорока, однако для этого было достаточно лишь двенадцати голосов. А после 11 сентября 1298 года для действующих членов совета и членов их семей одобрение уже не требовалось. Так Большой совет был фактически закрыт для кандидатов извне, а участие в нем стало по сути дела привилегией наследственной аристократии. Это положение в 1315 году зафиксировала «Золотая книга» (Libro d’Oro) – официальный реестр венецианской знати.
Граждане Венеции, оказавшиеся за пределами этого узкого круга нарождающейся правящей элиты, не хотели поступиться своими правами просто так, без борьбы. В 1297–1315 годах в Венеции сохранялось постоянное политическое напряжение. В попытках найти компромисс с самыми ярыми противниками нововведений аристократы увеличили численность Большого совета с 450 до 1500 человек. Но расширение совета сопровождалось и расширением репрессий. В 1310 года в городе была учреждена полиция, и гайки стали закручиваться все туже, чтобы обеспечить консолидацию нового политического порядка.
После политического «закрытия» Большой совет решил произвести и экономическое. Наряду с переходом к экстрактивным политическим институтам начался переход к экстрактивным экономическим институтам. Самым важным было запрещение комменды – то есть одной из самых значительных институциональных инноваций, которые и сделали Венецию богатой. Это не должно нас удивлять. Комменда была выгодна для новых игроков на рынке, и сложившаяся купеческая элита пыталась им помешать. Это был еще один шаг в сторону более экстрактивных экономических институтов. Следующий шаг был сделан в 1314 году, когда республика принялась национализировать торговлю. Была организована система принадлежащих государству торговых галер, и начиная с 1324 года граждан, желавших заняться коммерцией, стали облагать высокими налогами. Международная торговля окончательно сосредоточилась в руках старых семей. Это было началом конца Венеции как процветающего государства. После того как все основные направления бизнеса оказались монополизированы узкой прослойкой элиты, падение только ускорялось. Венеция могла бы стать первым в мире инклюзивным обществом, однако не смогла этого сделать в результате политических интриг. Политические и экономические институты становились все более экстрактивными, и скоро Венеция столкнулась со снижением торгового оборота. К началу XVI века ее население сократилось до ста тысяч человек. В период 1650–1800 годов, когда население Европы бурно росло, в Венеции шел обратный процесс.
В наши дни единственная отрасль экономики, существующая в Венеции (если не считать незначительные объемы рыболовства), – это туризм. Венецианцы, которые когда-то открывали новые торговые пути и развивали передовые экономические институты, сегодня пекут пиццу, делают мороженое и выдувают поделки из разноцветного стекла на потребу ордам иностранных туристов. Иностранцы приезжают посмотреть на диковины эпохи, которой положила конец La Serrata, – на Дворец дожей и на коней собора Св. Марка, отнятых у Константинополя в те времена, когда Венецианская республика правила Средиземноморьем. Венеция превратилась из лидера экономики в музей.
В этой главе мы поговорим об историческом развитии институтов в различных частях мира и объясним, почему они развивались по-разному. В главе 4 мы видели, каким образом траектория развития институтов Западной Европы начала расходиться с траекторией развития институтов Восточной Европы, как английские институты начали все сильнее отличаться от институтов остальных стран Западной Европы. Это расхождение было следствием небольших вначале институциональных различий, возникавших в основном в результате появления точек перелома на пути институционального развития. Довольно заманчиво думать, что эти институциональные различия представляют собой верхушку огромного исторического айсберга, при этом глубоко на его подводной части находятся английские и европейские институты, неумолимо дрейфующие в сторону от институтов других частей света под влиянием событий, произошедших много тысяч лет назад. Так сказать, остальное – история.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.