Текст книги "Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты"

Промышленная революция

Промышленная революция повлияла на все сферы английской экономической жизни. Она принесла многочисленные улучшения в транспорте, металлургии, использовании паровой энергии. Но самой серьезной областью инноваций была механизация текстильного производства и развитие ткацких фабрик. Этот динамичный процесс начался благодаря институциональным изменениям, берущим начало в Славной революции. Речь идет не только о запрете внутренних монополий, установленном в 1640 году, или о различных налогах и доступе к финансовым ресурсам. Речь идет прежде всего о фундаментальной реорганизации экономических институтов в интересах изобретателей и предпринимателей, которая стала возможна из-за повышения надежности гарантий прав собственности.

Эффективные гарантии сыграли, в частности, ключевую роль в революции на транспорте, которая проложила путь промышленной революции. После 1688 года все больше средств вкладывалось в строительство каналов и платных дорог. Эти инвестиции снижали стоимость транспортных услуг и явились важным условием для начала промышленной революции. До 1688 года инвестиции в транспортную инфраструктуру сдерживались самоуправными действиями королей династии Стюартов. Изменения, произошедшие после 1688 года, живо иллюстрирует случай с рекой Солверп в графстве Вустершир. В 1662 году парламент выпустил акт, поощряющий инвестиции с целью сделать эту реку судоходной, и семья Болдуин вложила в это предприятие шесть тысяч фунтов. За это Болдуины получили право взимать пошлину за плавание по реке. В 1693 году на рассмотрение парламента был внесен билль о передаче прав на пошлину графу Шрусбери и лорду Ковентри. Этот акт был оспорен сэром Тимоти Болдуином, который немедленно представил парламенту петицию, в которой говорилось, что предложенный билль, по существу, лишает прав собственности его отца, который уже сделал значительные вложения в превращение реки в судоходную, ожидая покрыть издержки взимаемой за навигацию пошлиной. Болдуин заявлял, что «новый акт имеет целью сделать недействительным вышеупомянутый акт и аннулировать все действия и средства, использованные для его исполнения».

Подобную передачу прав как раз и практиковали Стюарты. Болдуин отмечал, что «лишение прав собственности без согласия любого лица, приобретшего их в соответствии с парламентским актом, может иметь весьма опасные последствия». В описанном случае новый акт не был принят и права Болдуинов были восстановлены. После 1688 года права собственности стали гораздо более защищенными – частично благодаря тому, что защита этих прав была в интересах многих членов парламента, частично из-за того, что на созданные к этому времени плюралистические институты можно было оказывать влияние путем подачи петиций. Здесь мы видим, что после 1688 года политическая система стала значительно более инклюзивной и создала в Англии условия относительного равенства.

В основе транспортной революции и, если взглянуть более широко, всей реформы землевладения, которая протекала в XVIII веке, лежали парламентские акты, изменившие саму природу собственности. До 1688 года считалось, что вся земля в Англии в конечном счете принадлежит короне (прямое наследие феодальной организации общества), однако это была всего лишь юридическая фикция. Многие участки земли были обременены различными архаичными формами владения и многочисленными встречными тяжбами. Много земли находилось также в так называемом доверительном владении (equitable estates), а это означало, что владелец не может заложить, сдать в аренду или продать свою землю. Общинная земля часто могла использоваться только для традиционных нужд. Существовало огромное множество препятствий к тому, чтобы использовать землю экономически наиболее выгодным образом. Парламент начал менять такое положение дел, разрешив группам землевладельцев обращаться с петициями, в которых они просили упростить и реорганизовать права собственности. Соответствующие изменения затем были включены в сотни парламентских актов.

Эта реорганизация экономических институтов проявилась и в возникшем на повестке дня вопросе защиты английского текстильного производства от импорта. Неудивительно, что в этом случае парламентарии и их избиратели не возражали против различных входных барьеров и монополий. То, что могло увеличить их собственный рынок и их прибыль, встречало поддержку. Однако, что существенно, работа плюралистических политических институтов – тот факт, что парламент представлял широкие слои общества, наделял их властью и прислушивался к ним, – означала, что эти барьеры входа не должны душить других предпринимателей или препятствовать появлению новых, как это произошло в Венеции благодаря La Serrata (стр. 209). Могущественные производители шерсти вскоре сделали это открытие.

В 1688 году одним из главных предметов импорта в Англию были ткани из Индии, ситец и муслин, что составляло примерно четверть всего текстильного импорта. Также имел значение шелк из Китая. Ситец и шелк импортировались Английской Ост-Индской компанией, которая до 1688 года владела государственной привилегией на монопольную торговлю с Азией. Однако эта монополия и политическая мощь Ост-Индской компании поддерживались огромными взятками, которые компания давала королю Якову II. После 1688 года компания оказалась в уязвимом положении и вскоре подверглась атаке. Борьба вокруг Ост-Индской компании протекала в форме напряженной войны петиций, которые подавали купцы, желавшие свободно торговать на Дальнем Востоке и в Индии. Они требовали у парламента, чтобы им предоставили возможность конкурировать с Ост-Индской компанией, а компания, в свою очередь, отвечала встречными петициями и заодно предлагала ссудить парламенту денег. Компания в конце концов проиграла, и для конкуренции с ней была создана еще одна, новая Ост-Индская компания. Но производители текстиля желали не только того, чтобы торговля с Индией была открыта для новых игроков: они также хотели, чтобы импортируемые из Индии дешевые ткани облагались пошлиной или даже вовсе были запрещены. Английские производители с трудом конкурировали с дешевым индийским импортом. И хотя в тот момент наиболее крупные английские мануфактуры производили шерстяные ткани, производители тканей из хлопка становились все более заметными и с экономической, и с политической точки зрения.

Производители шерсти начали предпринимать попытки защитить себя уже в 1660-е годы. Они инициировали принятие ряда законов против роскоши, которые, среди прочего, запрещали использование более легких тканей. Также они пролоббировали в 1666 и в 1678 годах законы, согласно которым хоронить покойников разрешалось исключительно в шерстяных саванах. Эти меры должны были защитить рынок шерстяных тканей от натиска конкурентов из Азии, с которым английским производителям пришлось столкнуться. Однако в то время Ост-Индская компания все еще была достаточно сильна, чтобы противостоять попыткам ограничить импорт азиатских тканей.

Ситуация изменилась после 1688 года. В 1696–1698 годах производители шерсти из Восточной Англии и западной части страны объединились с изготовителями шелка из Лондона, Кентербери, а также с Левантийской компанией с целью ограничения импорта. Импортеры шелка из Леванта, пусть они и потеряли незадолго до этого свою монополию, все же хотели запретить импорт шелка из Китая, чтобы создать нишу шелков из Оттоманской империи. Эта коалиция обратилась в парламент с петицией, в которой требовала установить ограничения на ношение азиатского хлопка и шелка, а также на окрашивание и набивку азиатских тканей в Англии. В результате в сентябре 1701 года парламент издал «Акт о более действенном найме на работу бедняков посредством поддержки производителей в нашем королевстве». В нем говорилось:

«Все выделанные шелка, бенгальский хлопок и материи, смешанные с шелком, от производителей из Персии, Китая или Ост-Индии, все ситцы, раскрашенные, набитые, окрашенные или расписанные там, которые ввозятся или будут ввозиться в наше королевство, запрещаются для ношения».

Итак, носить азиатские шелка и ситцы было теперь в Англии противозаконно. Однако их было все еще можно импортировать с целью реэкспорта в континентальную Европу или в другие части света, особенно в американские колонии. Более того, необработанный ситец можно было ввозить в Англию и обрабатывать там, а муслиновые ткани не были под запретом. После еще одного длительного раунда борьбы все лазейки в законодательстве (или то, что таковыми считали английские фабриканты шерстяных тканей) были закрыты Ситцевым актом 1721 года:

«После 25 декабря 1722 года для любого человека или группы людей будет противозаконно использовать или носить в Великобритании, в составе любого предмета одежды или швейного изделия, любой набивной, раскрашенный, расписанный или окрашенный ситец».

Хотя новый закон избавил английские шерстяные мануфактуры от азиатской конкуренции, он по-прежнему вынуждал их конкурировать с английскими производителями хлопка и льна – эти материалы смешивали для производства популярной фланелевой ткани. Избавившись от азиатской конкуренции, шерстяные фабриканты начали атаку на лен. Лен по большей части выращивался в Шотландии и Ирландии, что давало английским шерстянщикам некоторые формальные основания для того, чтобы требовать запрещения импорта из этих стран.[29]29
  Шотландия вошла в состав Великобритании только в 1707 г.


[Закрыть] Однако влиятельность производителей шерсти имела определенные границы. Их новые притязания встретили сильное сопротивление со стороны производителей фланели в активно развивающихся промышленных центрах – Манчестере, Ланкастере и Ливерпуле.

Плюралистические политические институты подразумевают возможность доступа различных групп к политическому процессу. Петиции выходили из-под пера обеих сторон, множество подписей было собрано «за» и «против», и в результате победу в этом противостоянии одержали новые интересы. Манчестерский акт 1736 года признал, что

«большие количества материи, сделанной из льняной нити и волокон хлопка, были произведены в течение нескольких последних лет, а также окрашены и расписаны в пределах Королевства Великобритания».

Далее в тексте содержалось следующее положение:

«Ничто в упомянутом Акте [1721 года] не должно толковаться или быть интерпретировано в смысле запрета ношения или использования в предметах одежды, домашнего обихода, мебели или иного подобного любого вида материи, сделанной из льняной нити и хлопка-волокна, произведенной и окрашенной или расписанной любым цветом или цветами в пределах королевства Великобритания».

Манчестерский акт стал важной победой для становившихся на ноги производителей хлопка. Но еще более важным оказалось его историческое и политическое значение. Во-первых, он продемонстрировал высоту входных барьеров, допустимую в условиях плюралистических политических институтов парламентской Англии. Во-вторых, в течение следующих пятидесяти лет именно технологические инновации в производстве хлопковых тканей сыграли центральную роль в промышленной революции, а внедрение системы фабричного производства привело к фундаментальным изменениям в общественном укладе.

Хотя после 1688 года на внутреннем рынке и были созданы единые правила игры, на внешнем рынке парламент пытался сохранить неравноправие. Это намерение явно подтверждают не только Ситцевые, но и Навигационные акты, первый из которых был издан в 1651 году и которые с некоторыми изменениями оставались в силе в течение следующих двухсот лет. Эти акты издавались с целью облегчить Англии монополизацию международной торговли, хотя в основном эта монополизация проводилась не государством, а частным сектором. Основной принцип заключался в том, что английская торговля должна осуществляться с помощью английского флота. Акты запрещали транспортировку товаров из-за пределов Европы в Англию и ее колонии иностранными кораблями. Также закон запрещал кораблям третьих стран ввозить в Англию товары из любой европейской страны. Такое преимущество английских торговцев и производителей естественным образом увеличивало их прибыли и поощряло дальнейшие инновации в этих новых и чрезвычайно прибыльных отраслях экономики.

К 1760 году сочетание всех этих факторов: обновленных и усовершенствованных прав собственности, улучшенной инфраструктуры, изменений в системе налогового регулирования, упрощения доступа к финансам и активной поддержки торговцев и производителей – стало давать результаты. С этого времени отмечается увеличение числа запатентованных изобретений и ускорение технологических изменений, которые станут основой промышленной революции. Перемены становятся очевидными. Модернизация происходила во многих отраслях, отражая улучшение институционального климата. Одной из важнейших областей была разработка силовых приводов, и здесь наиболее известной инновацией стала усовершенствованная Джеймсом Уаттом паровая машина. Первой революционной идеей Уатта было добавление дополнительной камеры-конденсатора, так что теперь цилиндр, в котором ходил поршень, мог постоянно оставаться горячим, его больше не приходилось то нагревать, то охлаждать. Затем Уатт внедрил много других идей, в том числе более эффективных методов трансформации энергии пара в механическую энергию, в особенности планетарную зубчатую передачу. Эти усовершенствования Уатта базировались на работах предшественников – прежде всего английского изобретателя Томаса Ньюкомена, а также французского физика и механика Дени Папена.

История изобретения Папена представляет собой еще один пример того, как в условиях экстрактивных институтов боязнь созидательного разрушения препятствует совершенствованию технологий. Папен разработал проект парового котла еще в 1679 году, а в 1690 году переработал его в паровой двигатель с поршнем. В 1705 году он использовал этот элементарный двигатель для постройки первого в мире парохода. К тому времени Папен был профессором математики в университете города Марбург в немецком ландграфстве Гессен-Кассель. Он решил испытать свой пароход, спустившись на нем по реке Фульда до реки Везер. Любое судно, шедшее этим маршрутом, должно было останавливаться в городе Мюнден. В те времена судоходство по рекам Фульда и Везер было монополизировано гильдией лодочников. Папен, вероятно, предвидел возможные неприятности, и по просьбе изобретателя его друг и учитель, известный немецкий физик Готфрид Лейбниц, написал главе государства, курфюрсту Касселя, прошение о том, чтобы Папену «позволили без затруднений пройти через Кассель». Однако просьба Лейбница не была удовлетворена: он получил довольно резкий ответ, в котором говорилось, что

«советники курфюрста не нашли возможным удовлетворить указанную просьбу и без объяснения причин просили сообщить Вам об их решении, и, как следствие, Его Высочество не дает согласия».

Несмотря на эту неудачу, Папен все же решился предпринять свое путешествие. Когда его пароход прибыл в Менден, гильдия лодочников сначала попыталась заставить местного судью вынести решение о конфискации судна, но не достигла успеха. Тогда лодочники напали на корабль Папена и разломали его на куски вместе с паровым двигателем. Папен умер нищим и был похоронен в безвестной могиле. В Англии Тюдоров или Стюартов изобретателя, вероятно, постигла бы та же судьба, но после 1688 года все изменилось. На самом деле первоначально Папен планировал доплыть на своем суденышке до Лондона.

Основными усовершенствованиями в области металлургии в 1780-е годы мы обязаны Генри Корту. Он ввел в употребление новые технологии лигатур, что позволило ему выплавлять ковкое железо значительно более высокого качества. Это сыграло решающую роль в производстве деталей машин, гвоздей и инструментов. Производить значительные количества ковкого железа с использованием технологий Корта стало еще проще благодаря нововведениям Абрахама Дерби и его сыновей, которые впервые использовали каменный уголь для плавки железа в 1709 году. В 1762 году этот процесс был улучшен Джоном Смитоном. Он применил силу воды для приведения в действие мехов, которые нагнетали воздух в горн доменной печи. После этого появилась возможность заменить древесный уголь, который применялся в черной металлургии, каменным углем, значительно более дешевым и доступным.

Хотя инновации явным образом накапливались, качественный скачок приходится на середину XVIII века. И особенно заметно это было на примере текстильной промышленности. Базовой операцией при производстве тканей является прядение, которое заключается в сплетении между собой волокон растительного или животного происхождения (например, хлопка или шерсти) для получения нити. Затем из этих нитей ткется ткань. Одним из величайших технологических нововведений Средневековья была прялка, которая заменила ручное прядение. В Европе это изобретение появилось около 1280 года и было, возможно, позаимствовано на Ближнем Востоке. После этого технология прядения не менялась вплоть до XVIII века. Существенный сдвиг произошел в 1738 году, когда Льюис Пол запатентовал новый способ прядения с использованием цилиндров, вытягивающих нить, – раньше прядильщик производил эту операцию вручную. Машина работала не слишком хорошо, но технологические новшества, которые добавили Ричард Аркрайт и Джеймс Харгривз, произвели в прядении настоящую революцию.

В 1769 году Аркрайт, которого мы теперь считаем одним из столпов промышленной революции, запатентовал свою прядильную машину, которая была большим шагом вперед по сравнению с машиной Льюиса. Он создал партнерство с двумя производителями чулок, которых звали Джедидайя Стратт и Сэмюел Нид. В 1771 году партнеры построили в Кромфорде одну из первых в мире фабрик. Новые машины приводились в движение силой воды, но позднее Аркрайт ввел существенное улучшение, заменив воду паром. К 1774 году на его предприятии работали шестьсот рабочих, а он активно расширял производство, основывая новые фабрики в Манчестере, Мэтлоке, Бате и Нью-Ланарке в Шотландии. Инновационные разработки Аркрайта дополнил в 1764 году Харгривз, который изобрел прялку «Дженни», а та, в свою очередь, была доработана в 1779 году Сэмюелом Кромптоном, построившим мюль-машину. Позднее Ричард Робертс разработал автоматическую мюль-машину. Последствия этих инноваций были поистине революционными: в начале XVIII столетия прядильщики, работавшие вручную, тратили 50 тысяч часов, чтобы спрясть сто фунтов хлопка. С помощью водяной мельницы Аркрайта эту работу можно было выполнить за 300 часов, а с помощью автоматической мюль-машины – за 135.

Параллельно с механизацией прядения шла и механизация ткачества. Первым важным шагом в этом направлении было изобретение в 1733 году Джоном Кеем самолетного челнока. Хотя в самом начале благодаря этому изобретению просто увеличилась производительность ручного труда ткачей, главным последствием стало начало общей механизации ткацкой отрасли. В 1785 году Эдмунд Картрайт предложил механический ткацкий станок, в котором использовался самолетный челнок. Начиная с этого момента возник целый ряд инноваций, которые в конце концов привели к замене ручного труда в ткачестве машинами, что мы уже видели в области прядения.

Английская текстильная промышленность не только выступила движущей силой промышленной революции, но и революционизировала мировую экономику. С 1780 по 1800 год английский экспорт, главным продуктом которого были хлопковые ткани, удвоился. Рост этого сектора двигал вперед всю экономику. Соединение технологических и организационных инноваций создало модель экономического прогресса, изменившую экономики мира и сделавшую мир богаче.

Новые люди с новыми идеями были определяющим фактором этого процесса изменений. Рассмотрим инновации в области транспорта. В Англии прошло несколько волн таких инноваций: сначала каналы, затем дороги, наконец железная дорога. Каждая из этих волн выводила на сцену своих новаторов. Строительство каналов начало развиваться в Англии после 1770 года, и к 1810-му каналы уже связывали между собой важные районы с растущим производством. По мере развития промышленной революции каналы сыграли важную роль в уменьшении затрат на транспортировку объемных товаров, таких как хлопковые ткани, и исходных ресурсов для них, таких как хлопок-сырец и уголь для паровых машин. Среди первых новаторов в области строительства каналов были такие люди, как Джеймс Бриндли, которого герцог Бриджуотер нанял для строительства Бриджуотерского канала. Этот канал связал важнейший промышленный город Манчестер с портом Ливерпуля. Родившийся в сельской местности Дербишира Бриндли был по профессии слесарем. Он был известен как человек с инженерной смекалкой, умеющий находить интересные решения технических задач, и это привлекло внимание герцога. У Бриндли не было опыта работы в транспорте – как и у других знаменитых каналостроителей, например Томаса Телфорда, который начинал как простой каменщик, или Джона Смитона, который делал рабочие инструменты.

Точно так же не было никакого специального опыта у знаменитых строителей дорог и железнодорожных путей. Джон Макадам, который около 1816 года разработал технологию строительства дорог с щебеночным покрытием, был вторым сыном мелкого аристократа. Ричард Тревитик, построивший в 1804 году первый паровоз, был сыном угледобытчика из Корнуолла, и Ричард с раннего возраста принимал участие в делах отца. Его воображение поразили паровые двигатели, которые использовались для откачки воды из шахт. Еще более значительными были инновации Джорджа Стефенсона, сына неграмотных родителей, а позднее – изобретателя знаменитого паровоза «Ракета». Он начинал карьеру в роли механика на угольной шахте.

Новые люди стояли и у руля критически важной отрасли – хлопкового текстильного производства. Некоторые пионеры этой новой отрасли промышленности ранее серьезно занимались производством и продажей шерстяных тканей. Например, когда шерстянщик Джон Фостер в 1835 году переключился на хлопок и открыл фабрику «Блэк Дайк Миллз», на него работали семьсот ткачей, управлявшихся с ручными ткацкими станками. Но люди, подобные Фостеру, были в меньшинстве. Лишь примерно каждый пятый из ведущих промышленников того времени имел ранее хоть какое-нибудь отношение к какой-либо производственной деятельности. Это и неудивительно. Прежде всего, производство хлопковых тканей развивалось в новых городах на севере Англии. Фабрики были абсолютно новым способом организации производства. Производство шерстяных тканей было организовано совершенно иначе – сырье выдавалось работникам на дом, и они пряли и ткали его независимо друг от друга. Поэтому у большинства производителей шерсти не было достаточно современного оборудования, чтобы они, подобно Фостеру, могли перейти к производству хлопковых тканей. Новички в этой отрасли, они были просто вынуждены развивать и внедрять новые технологии. Быстрое распространение хлопковых тканей разорило производителей шерсти – вот созидательное разрушение в действии.

Процесс созидательного разрушения перераспределяет не только доход и богатство, но и политическое влияние – в этом пришлось убедиться Уильяму Ли, когда власти не приняли его изобретение, опасаясь политических последствий. Но как только индустриализация распространилась на Манчестер и Бирмингем, владельцы новых фабрик и группы представителей среднего класса, возникшие в фабричных городах, начали выступать с протестами против ограничения своих прав и политики правительства, не соответствующей их интересам. Первой мишенью их атак стали Хлебные законы, которые запрещали ввоз зерна – всех зерновых и злаковых, но прежде всего пшеницы, – если цена на зерно на английском рынке падала слишком низко. Таким образом поддерживались на высоком уровне прибыли крупных землевладельцев. Но если подобная политика была очень выгодна крупным землевладельцам, которые выращивали пшеницу, она была очень невыгодна для промышленников в городах, потому что им приходилось платить работникам больше, чтобы компенсировать рост цен на хлеб.

С увеличением численности рабочих на новых фабриках и в промышленных городах им стало легче организовывать протесты и устраивать гражданские беспорядки. К 1820-м годам стало понятно, что новые промышленники и новые промышленные центры не будут долее терпеть свое отчуждение от политического процесса. 16 августа 1819 года на площади Сент-Питерс-филдс в Манчестере был запланирован митинг протеста против политической системы и государственной политики. Организатором митинга был Джозеф Джонсон, владелец фабрики по производству щеток и один из основателей радикальной газеты Manchester Observer. В числе его соратников были Джон Найт, производитель хлопковых тканей и активист-реформатор, и Джон Такер Сакстон, издатель Manchester Observer. Собралось около 60 тысяч протестующих, многие из них держали плакаты «Нет Хлебным законам», «Всеобщее избирательное право», «Голосование бюллетенями» (имея в виду, что голосование должно быть тайным, а не открытым, как в 1819 году). Власти были очень обеспокоены и подтянули к месту событий шестьсот кавалеристов из Пятнадцатого гусарского полка. Когда начались выступления, местная мэрия выдала ордер на арест ораторов. Но когда полиция попыталась выполнить этот приказ, участники митинга начали сопротивляться и возникла драка. В этот момент на собравшихся налетели гусары. В течение нескольких беспорядочных минут были убиты 11 и ранены еще примерно 600 человек. Manchester Observer назвала эти события «бойней при Петерлоо».

Однако, учитывая изменения, произошедшие к тому времени в экономических и политических институтах, репрессии не могли стать в Англии долгосрочным решением проблемы. «Бойня при Петерлоо» так и осталась единичным инцидентом. После манчестерских беспорядков политические институты Англии стали уступать давлению реформаторов под угрозой еще более опасных волнений. Эта угроза стала особенно актуальной после Июльской революции во Франции (1830), которая смела с престола короля Карла Х, пытавшегося воссоздать абсолютизм Бурбонов, существовавший до Французской революции 1789 года. В 1832-м британское правительство приняло Акт о народном представительстве (The Representation of the People Act), предоставлявший широкие права Бирмингему, Лидсу, Манчестеру и Шеффилду и увеличивший число избирателей. Теперь и фабриканты могли быть представлены в парламенте.

Это изменение в распределении политической власти направило политический процесс в сторону, благоприятную для новых интересов, представленных в парламенте. В 1846 году логика этого процесса привела к отмене ненавистных Хлебных законов, и это вновь продемонстрировало значение созидательного разрушения для распределения не только доходов, но и политической власти. И естественно, изменения в распределении политической власти в свою очередь привели к дальнейшему перераспределению доходов. Именно из-за инклюзивной природы английских институтов сам этот процесс стал возможен. Те, кому созидательное разрушение наносило ущерб, те, кто страшился его, теперь уже не могли его остановить.