Текст книги "Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты"

Как лопаются тресты

Исторические корни инклюзивных институтов США можно усмотреть в политической борьбе в колониях Вирджиния, Мэриленд и Северная и Южная Каролина в эпоху британского владычества (стр. 19–28). Затем эти институты были закреплены Конституцией США с ее системой сдержек и противовесов. Однако принятие Конституции не означало конца развития инклюзивных институтов. Как и в Британии, они становились все сильнее в результате действия механизма благотворной обратной связи.

К середине XIX века все белые мужчины (но не женщины и не чернокожие) в США имели право голосовать. Экономические институты стали более инклюзивными – к примеру, этому способствовало принятие Закона о поселенческих участках (1862), который давал возможность поселения на землях фронтира всем желающим, вместо того чтобы оставить их в распоряжении политической элиты. Однако, как и в Британии, угрозы инклюзивным институтам существовали в Америке всегда. С окончанием гражданской войны на севере США начался быстрый экономический рост. Некоторые предприниматели смогли воспользоваться развитием железнодорожной сети, промышленности и торговли, чтобы сколотить себе крупные состояния. Столь быстрый экономический успех привел к тому, что многие из этих людей и их компаний стали использовать все более и более нечистоплотные методы. Подобных бизнесменов называли «баронами-разбойниками», потому что они действовали весьма грубо, стараясь добиться монополии и не допустить вхождения на рынок новых игроков, которые могли бы стать для них конкурентами, будь правила игры одинаковы для всех. Одним из самых известных таких «баронов» был Корнелиус Вандербильт, знаменитый своей фразой: «Какое мне дело до закона? Разве у меня мало могущества?»

Еще один «барон-разбойник», Джон Рокфеллер, основал в 1870 году компанию Standard Oil. Он быстро устранил всех конкурентов в городе Кливленд, штат Огайо, где находилась штаб-квартира компании, и попытался монополизировать транспортировку и продажу нефти и нефтепродуктов. В 1882 году Рокфеллер создал на основе своей компании огромную монополистическую группу – как мы сказали бы сегодня, трест. К 1890 году Standard Oil контролировала 88 % всей нефтепереработки в США, а в 1916-м Рокфеллер стал первым в истории миллиардером. Карикатуры того времени изображают Standard Oil в виде гигантского спрута, чьи щупальца обвивают не только нефтяную промышленность, но и Капитолийский холм.

Почти столь же одиозной фигурой был и Джон Пирпонт Морган, основатель банковского конгломерата J. P. Morgan, который после многочисленных слияний превратился в сегодняшний JP Morgan Chase. В 1901 году Морган и Эндрю Карнеги основали компанию U. S. Steel – первую фирму с капитализацией более чем в миллиард долларов и в течение долгого времени крупнейшую сталелитейную корпорацию мира.

В 1890-х годах большие тресты стали проникать почти во все отрасли экономики, многие из них контролировали более 70 % своего сектора. К ним относились такие известные бренды, как Du Pont, Eastman Kodak и International Harvester. Исторически в северной и центральной части Соединенных Штатов рынки были относительно более конкурентными и с более ровными условиями для всех участников, чем в остальных регионах страны, особенно в южных штатах. Но в описываемый период конкуренция уступила место монополиям, а имущественное неравенство стало резко расти.

Частью плюралистической политической системы США к тому времени уже был широкий слой граждан, имеющих доступ к политической власти, и этот слой граждан был способен противостоять подобным эксцессам. Те, кто стали жертвами монополистических действий «баронов-разбойников» или не были готовы терпеть их бесцеремонное хозяйничанье в целых сферах промышленности, стали объединяться. Сначала возникло Популистское, а впоследствии – Прогрессивное движение.

Популистское движение зародилось на волне долгого аграрного кризиса, поразившего Средний Запад в конце 1860-х годов. В 1867 году была образована Национальная ассоциация по защите земледелия (The National Grange of the Order of Patrons ofHusbandry), призванная мобилизовать фермеров на борьбу с нечестными и дискриминирующими способами ведения бизнеса. На местных выборах 1873 и 1874 годов Ассоциация получила большинство в 11 избирательных округах Среднего Запада, а недовольство сельского населения вылилось в 1892 году в создание Народной партии, представитель которой получил 8,5 % голосов на президентских выборах этого года. На двух следующих выборах «популисты» участвовали в двух безуспешных кампаниях кандидата от Демократической партии Уильяма Дженнингса Брауна, который взял на вооружение многие их лозунги. Первоначально стихийная оппозиция трестам теперь была достаточно хорошо организована, чтобы противостоять влиянию Рокфеллера и прочих «баронов-разбойников» на национальную политику.

Подобные народные объединения постепенно начинали влиять на политическую повестку дня, а затем и на законодательство, особенно в той его части, что касалась роли государства в регулировании монополий. Первым важным законодательным пакетом такого рода стал Акт о торговле между штатами (1890), согласно которому была создана Комиссия по торговле между штатами и началось развитие федерального регулирования в промышленности. Вслед за ним вскоре последовал Антитрестовый акт Шермана. Этот закон, до сих пор остающийся краеугольным камнем антимонопольного законодательства США, стал плацдармом для наступления на тресты «баронов-разбойников». Самые серьезные шаги по ограничению влияния трестов предпринимали президенты, в предвыборных программах которых значились реформы и обуздание «баронов-разбойников»: Теодор Рузвельт (1901–1909), Уильям Тафт (1909–1913) и Вудро Вильсон (1913–1921).

Ключевой политической силой, стоявшей за антитрестовым движением и добившейся федерального регулирования индустрии, было все то же «фермерское голосование». Инициаторами первых попыток отдельных штатов в 1870 году ввести государственное регулирование на железных дорогах были фермерские организации. И в самом деле, почти все 59 антитрестовских петиций, направленных в Конгресс до принятия Акта Шермана, были инициированы в сельскохозяйственных штатах и сформулированы такими организациями, как Союз фермеров, Альянс фермеров, Ассоциация взаимопомощи фермеров и Союз защитников животноводства. Фермеры видели свой коллективный интерес в том, чтобы противостоять монополистическим практикам в промышленности.

Крах «популистов», сильно ослабленных после того, как они всем своим авторитетом поддержали проигравших на выборах демократов, вызвал к жизни «прогрессистов» – пестрое по составу реформистское движение, программа которого позаимствовала много пунктов у «популистов». Начальный этап деятельности Прогрессивного движения тесно связан с фигурой Тедди Рузвельта, который был вице-президентом при президенте Уильяме Маккинли, а после убийства последнего в 1901 году занял президентское кресло. Прежде чем поселиться в Белом доме, Рузвельт был бескомпромиссным губернатором штата Нью-Йорк и приложил на этом посту много сил для искоренения политической коррупции и «аппаратной политики». В своем первом обращении к Конгрессу в качестве президента США Рузвельт поднял вопрос о трестах. По его словам, процветание Соединенных Штатов базируется на рыночной экономике и предпринимательском духе, но в то же время

«существуют действительно серьезные недостатки, а также широко распространенное в умах американцах убеждение, что большие корпорации, известные как «тресты», в определенных своих проявлениях и тенденциях вредят общему благосостоянию. Это мнение проистекает не из зависти или придирчивости и не из недостатка гордости за великие промышленные достижения, которые поставили нашу страну во главе наций, борющихся за экономическое первенство. Оно основано не на недостаточном понимании того, что переменам в условиях ведения бизнеса должны соответствовать новые методы, и не на игнорировании того факта, что для больших свершений, которых требует мировой прогресс, необходима концентрация капитала. Это мнение опирается на искреннее убеждение, что концентрация капитала, хотя ее и не следует запрещать вовсе, должна стать предметом постоянного внимания и строгого контроля. И я убежден в правильности этого мнения».

И далее:

«Задачей тех, кто отвечает за социальные улучшения, должно стать как освобождение бизнеса от преступного мошенничества, так и освобождение всей политической жизни от преступного насилия».

Заключение же речи было таким:

«В интересах всего народа, всей нации было бы, не вмешиваясь в компетенцию властей штатов в существенных пунктах, учредить властные органы, отвечающие за надзор и регулирование деятельности всех корпораций, ведущих дела в разных штатах. Это особенно необходимо, когда речь идет о корпорациях, получающих часть своих доходов благодаря определенным монополистическим элементам или тенденциям их бизнеса».

Рузвельт предложил Конгрессу создать федеральное агентство, которое имело бы полномочия расследовать дела больших корпораций и, если это необходимо для учреждения такого агентства, принять соответствующие поправки в Конституцию. В 1902 году Рузвельт использовал Акт Шермана, чтобы расформировать компанию Northern Securities, а это ущемляло интересы Моргана. В дальнейшем антимонопольные иски были предъявлены компаниям Du Pont, American Tobacco и Standard Oil. В дополнение к Акту о торговле между штатами по инициативе Рузвельта в 1906 году был принят Акт Хепберна, который расширял права Комиссии по торговле между штатами, предоставляя особые полномочия по проверке финансовых отчетов железнодорожных компаний и вводя в ее компетенцию новые сферы бизнеса. Преемник Рузвельта на посту президента Уильям Тафт преследовал тресты с еще большей настойчивостью, венцом же его антитрестовской деятельности стал роспуск компании Standard Oil в 1911 году. Тафт провел и другие важные реформы, в том числе и установление федерального налога на прибыль, который был введен с принятием Шестнадцатой поправки к Конституции (1913).

Апогеем «прогрессистских» реформ стала предвыборная кампания Вудро Вильсона в 1912 году. В своей книге «Новая свобода», вышедшей годом позже, Вильсон писал:

«Если монополии продолжат существовать, они навсегда займут место у кормила государства. Я не думаю, что когда-нибудь монополизм захочет ограничивать сам себя. Если в этой стране есть люди, достаточно влиятельные, чтобы наложить руку на управление Соединенными Штатами, они постараются это сделать».

Рузвельт приложил усилия для расширения действия Акта Шермана, добившись принятия Антитрастового акта Клейтона (1914) и создав Федеральную торговую комиссию, призванную следить за исполнением последнего. Кроме того, после расследования, проведенного «Комитетом Паджо»[44]44
  Pujo Committee – следственная комиссия в составе Комитета по банкам и финансам Конгресса США, которую возглавлял конгрессмен от Луизианы Арсене Паджо (Ars ne Pujo).


[Закрыть] по делу так называемого денежного треста, Вильсон стал выступать за усиление регулирования и финансового рынка также. В 1913 году он создал Федеральный резервный фонд, который должен был пресекать попытки монополистических действий в финансовом секторе.

Появление на сцене «баронов-разбойников» с их монопольными трестами в конце XIX – начале ХХ века показывает, как мы уже отмечали в главе 3, что рыночная экономика сама по себе еще не гарантирует устойчивость инклюзивных институтов. Несколько фирм могут захватить рынок, заломить заоблачные цены на свою продукцию и при этом не пускать на рынок других, более эффективных игроков и новые технологии. Рынок, если его предоставить самому себе, может перестать быть инклюзивным институтом и стать жертвой влияния экономически и политически могущественных сил. Для устойчивости инклюзивных экономических институтов необходим не просто рынок, а инклюзивный рынок, предоставляющий равные для всех условия входа на него и экономическую перспективу для большинства участников. Монополии, которые поддерживает политическая власть, этим условиям противоречат. Однако описанная нами реакция на появление монополистических трестов демонстрирует, что политические инклюзивные институты представляют собой силу, способную противодействовать попыткам сделать рынок менее инклюзивным.

Вот она, благотворная обратная связь в действии! Инклюзивные экономические институты представляют собой основу, на которой могут строиться инклюзивные политические институты, а последние, в свою очередь, препятствуют попыткам упразднить первые. Процесс уничтожения трестов в США, в отличие от того, что мы наблюдали в Мексике (стр. 38–40), демонстрирует эту способность благотворной обратной связи. В то время как в Мексике не оказалось политического института, способного запретить монополию Карлоса Слима, акты Шермана и Клейтона в Соединенных Штатах на протяжении последнего столетия неоднократно использовались для запрещения трестов, монополий и картелей – иными словами, для того, чтобы рынок оставался инклюзивным.

Американский опыт первой половины ХХ века показывает также важнейшую роль свободных СМИ в формировании благотворной обратной связи. В 1906 году президент Рузвельт ввел в обиход термин «разгребатель грязи» (muckraker), намекающий на одного из персонажей «Путешествия пилигрима» Джона Баньяна.[45]45
  Джон Баньян – английский писатель-моралист XVII века.


[Закрыть] «Разгребателями грязи» Рузвельт называл газетчиков, которые казались ему слишком навязчивыми. Слово прижилось и стало обозначать журналистов – пусть и навязчивых, но эффективных, – которые вытаскивали на свет темные дела «баронов-разбойников», включая подкуп местных и федеральных политиков. Пожалуй, самой знаменитой «разгребательницей грязи» была Ида Тарбелл, чья вышедшая в 1904 году книга «История компании Standard Oil» сыграла ключевую роль в том, что общественное мнение было настроено против Рокфеллера и его бизнеса, и в конце концов это привело к расформированию Standard Oil в 1911 году. Еще один известный «разгребатель» – адвокат и литератор Луис Брендайс, которого президент Вильсон впоследствии назначил председателем Верховного суда. Брендайс в своей книге «Чужие деньги и как банкиры их используют» исследовал ряд финансовых скандалов, и эти исследования оказали большое влияние на деятельность «Комитета Паджо». Газетный магнат Уильям Рэндольф Херст также играл заметную роль в «разгребании грязи». В 1906 году он разместил в своем журнале Cosmopolitan серию статей Дэвида Грэма Филлипса под общим названием «Измена Сената», которая положила начало кампании за прямые выборы в Сенат – еще одна ключевая реформа «прогрессистов», ставшая реальностью с принятием Семнадцатой поправки к Конституции США (1913).

«Разгребатели грязи» сыграли важную роль в том, чтобы вдохновить политиков на действия против трестов. «Бароны-грабители» ненавидели журналистов, но политические институты Соединенных Штатов не оставляли им возможности заставить своих врагов замолчать. Инклюзивные политические институты поощряли процветание свободных СМИ, а свободные СМИ, в свою очередь, уменьшали вероятность того, что попытки подорвать инклюзивные экономические и политические институты останутся незамеченными и тем более окажутся успешными. И наоборот, подобная свобода невозможна в условиях экстрактивных политических институтов, при абсолютизме или диктатуре, когда у режима есть возможность предотвращать появление сколь-нибудь серьезной оппозиции. Информация, предоставляемая свободными СМИ, стала важнейшим фактором в политической жизни США первой половины ХХ века. Без такой информации граждане Соединенных Штатах не узнали бы об истинных масштабах злоупотреблений «баронов-разбойников» и не смогли бы в конце концов обуздать тресты.

Свои люди в суде

Франклин Делано Рузвельт, кандидат от Демократической партии и двоюродный брат Тедди Рузвельта, был избран президентом в 1932 году, в разгар Великой депрессии. Он пришел к власти, получив таким образом от народа мандат на реализацию пакета масштабных мер по преодолению кризиса. Ко времени инаугурации Рузвельта в начале 1933 года четверть всех работоспособных граждан Америки были безработными, множество было ввергнуто в нищету. Выпуск промышленной продукции упал вдвое по сравнению с периодом до начала депрессии (1929), инвестиции практически прекратились. Политика, которую Рузвельт предложил для того, чтобы выйти из этой ситуации, получила название «Новый курс».

На выборах Рузвельт одержал убедительную победу: за него было отдано 57 % голосов, а демократы получили большинство и в Конгрессе, и в Сенате, – этого было достаточно для того, чтобы провести «Новый курс» в жизнь. Тем не менее некоторые из предполагаемых законодательных нововведений представляли из себя конституционную проблему, и дело дошло до Верховного суда, для которого электоральный мандат Рузвельта имел гораздо меньше веса.

Одним из краеугольных камней «Нового курса» был Акт о восстановлении национальной промышленности. В первой его статье были перечислены меры, которые Рузвельт и его команда считали важнейшими для возрождения экономики: ограничение конкуренции в промышленности, наделение рабочих более широкими правами по организации профсоюзов и регулирование условий труда. Вторая статья учреждала Управление общественных работ, инфраструктурные проекты которого включали в себя строительство железнодорожного вокзала на Тридцатой улице в Филадельфии, моста Трайборо, гидроэлектростанции Гранд-Кули, а также шоссе, соединяющего острова архипелага Флорида-Кис с материком. Президент Рузвельт подписал Акт о восстановлении национальной промышленности 16 июня 1933 года, однако он вскоре был оспорен в Верховном суде. 27 мая 1935 года Верховный суд единогласным решением постановил, что Статья I Акта не соответствует Конституции. Вердикт суда гласил:

«Исключительные обстоятельства могут требовать исключительных мер. Но исключительные обстоятельства не могут создавать новые или расширять существующие конституционные полномочия».

До того как решение суда вступило в силу, Рузвельт реализовал следующий пункт своей программы и подписал Акт о социальном обеспечении, заложивший основы «социального государства» (welfare state) в США: система пенсий, пособий по безработице, помощь семьям с несовершеннолетними детьми, некоторые элементы общественного здравоохранения и пенсии по инвалидности. Был также подписан Акт о регулировании трудовых отношений, который вновь расширял права рабочих по организации профсоюзов, наделял их правом вести коллективные переговоры или проводить забастовки в случае спора с работодателями. Эти меры также столкнулись с противодействием Верховного суда, и пока в рамках судебной системы шла борьба, Рузвельт был переизбран в 1936 году с еще более впечатляющим результатом – 61 % голосов. Получив столь значительную поддержку населения, он вовсе не был расположен позволять Верховному суду вмешиваться в его политические решения. Свои планы он изложил в одном из регулярных обращений к народу, которое было передано по радио 9 марта 1937 года. Рузвельт начал свою речь с напоминания о том, что во время его первого президентского срока все его насущно необходимые решения едва не были заблокированы Верховным судом. Затем он продолжил:

«Я вспоминаю тот вечер 9 марта, четыре года назад, когда я впервые обратился к вам по радио. Мы тогда находились на самом дне банковского кризиса. Вскоре после этого, поддержанные авторитетом Конгресса, мы попросили население сдать все имеющееся у него на руках золото по честной цене правительству Соединенных Штатов.[46]46
  Речь идет о президентском указе 1933 г., в соответствии с которым в США была проведена фактическая возмездная экспроприация золота частных лиц. За несколько месяцев население страны должно было сдать по фиксированной цене в банки все имеющееся у него золото. Запрещались сделки с оплатой золотом или в золотом эквиваленте. Требовать в суде золото по уже заключенным до Указа сделкам подобного рода стало невозможным: ответчики присуждались к выплате бумажных денег по соответственному курсу, – см. дальше цитату из Рузвельта (прим. перев.).


[Закрыть] Сегодняшнее оживление банковского сектора показывает, что эта мера была правильной. Но когда почти два года спустя вопрос о соответствии этих действий Конституции разбирался Верховным судом, то их конституционность была подтверждена с перевесом всего пять голосов против четырех. Если бы один голос лег на другую чашу весов, то великая нация снова была бы ввергнута в хаос. В самом деле, четверо судей постановили, что право требовать по частному контракту в точности то, что там прописано, – это право более священное, чем основные цели, провозглашенные Конституцией, то есть процветание и укрепление нации».

Очевидно, допустить подобную ситуацию впредь было нельзя. Рузвельт говорил:

«В прошлый четверг я уподобил американскую форму правления тройке лошадей, которых Конституция дала американскому народу, чтобы он мог возделывать свое поле. Эти три лошади – Конгресс, исполнительная власть и судебная система. Сегодня две лошади: Конгресс и исполнительная власть – тянут в одну и ту же сторону. Но третья – в обратную».

Затем Рузвельт напомнил, что в действительности Конституция США изначально не давала Верховному суду полномочий проверять конституционность законодательных актов, что такое право было предоставлено ему только в 1803 году. Однако тогда же судья Верховного суда Башрод Вашингтон подчеркнул, что Верховный суд должен «считать закон действующим, пока его несоответствие Конституции не доказано без всяких обоснованных сомнений». Рузвельт замечает:

«За последние четыре года это разумное правило – выносить решение лишь при отсутствии обоснованных сомнений – было отброшено. Верховный суд действовал не как юридический, а как политический орган».

Рузвельт считал, что его электоральный мандат дает ему право изменить эту ситуацию и что «по зрелом размышлении о том, какие реформы нужны, представляется, что единственный конституционный метод действий… это влить новую кровь в наши суды». Президент также высказал предположение, что судьи Верховного суда перегружены работой и что эта нагрузка слишком тяжела для пожилых судей – а именно они и голосовали в суде против его законодательных инициатив. Он также предложил, чтобы судьи Верховного суда выходили в отставку по достижении семидесяти лет и чтобы коллегия была дополнена шестью новыми судьями. Представленный Рузвельтом Билль о реорганизации судебной системы должен был вывести из игры судей, назначенных при прежних, более консервативных администрациях и по большей части настроенных против «Нового курса».

Хотя Рузвельт умел очень искусно завоевывать поддержку населения, в данном случае опросы общественного мнения показали, что лишь 40 % респондентов одобряют план судебной реформы. Луис Брандейс был в это время судьей Верховного суда. Несмотря на то, что он по большей части одобрял законодательную деятельность Рузвельта, он высказался против попыток президента ограничить полномочия Верховного суда, а также не согласился с его мнением, что судьи якобы перегружены. Демократическая партия Рузевльта имела большинство в обеих палатах Конгресса, однако Палата представителей также по большей части отказалась иметь что-нибудь общее с биллем Рузвельта.

Тогда президент решил попытать счастья в Сенате. Билль был направлен в Судебный комитет верхней палаты, однако члены комитета после нескольких бурных заседаний так и не пришли к единому мнению. В конце концов комитет вынес негативное заключение, что билль являет собой «бесполезный, бесплодный и крайне опасный отход от конституционных принципов… не опирающийся ни на какой прецедент или юридическое обоснование». Сенат 70 голосами против 20 вынес решение вернуть билль в Комитет для исправления. Все положения, касающиеся «расширения» суда, были из него удалены. Рузвельт оказался не в состоянии обойти препятствия, которые поставил на его пути Верховный суд. Однако несмотря на эти препятствия компромисс все же был найден – акты о социальном страховании и регулировании трудовых отношений были признаны Верховным судом соответствующими Конституции.

Но еще более важным результатом, чем принятие двух этих законов, стал урок, который можно было вынести из сложившейся ситуации. Инклюзивные политические институты не только препятствуют отступлению от инклюзивных экономических институтов, но и успешно противостоят атакам на них самих. В интересах Конгресса и Сената, где большинство составляли демократы, было бы поменять состав суда и тем обеспечить законодательную поддержку «Новому курсу». Но точно так же, как британская политическая элита начала XVIII века, осознавшая, что отмена принципа верховенства закона ставит под удар ее собственные завоевания в борьбе с монархией, конгрессмены и сенаторы 1930-х годов поняли: если президент поставит под сомнение независимость суда, то это нарушит баланс власти в системе, которая защищает от произвола президента их самих и обеспечивает существование плюралистических политических институтов.

А вдруг в следующий раз Рузвельт решит, что добиваться большинства в законодательных органах – слишком сложное и долгое дело и гораздо удобнее править с помощью указов? Это полностью подорвет политическую систему США. Конгресс, конечно же, не одобрил бы подобного, но президент вправе напрямую обратиться к нации, заявить, что Конгресс мешает проведению мер, необходимых для борьбы с Великой депрессией. Он может, в конце концов, с помощью полиции разогнать Конгресс…

Звучит фантастически? Но именно это случилось в Перу и Венесуэле в 1990-е годы. Президенты Фухимори и Чавес, воспользовавшись мандатом, который им выдал народ, разогнали в своих странах парламенты, не желавшие идти им навстречу, и переписали конституции так, чтобы усилить власть президента. Боязнь вступать на скользкий путь, который может привести к ослаблению плюралистических политических институтов, – именно в свое время удержало Уолпола от давления на британский суд, а Конгресс США эпохи Рузвельта – от поддержки президентского плана судебной реформы. Так Рузвельт столкнулся с мощью механизма благотворной обратной связи.

Однако эта логика действует не всегда, особенно если речь идет об обществах, имеющих определенные инклюзивные черты, но в глубине своей экстрактивных. Мы уже рассматривали подобные общества на примерах Рима и средневековой Венеции. Еще одну иллюстрацию из этого ряда можно получить, сравнив безуспешные попытки Рузвельта повлиять на состав Верховного суда с аналогичными попытками в Аргентине – в этой стране похожая борьба развернулась в условиях доминирования экстрактивных институтов.

В 1853 году, согласно Конституции Аргентины, был учрежден Верховный суд примерно с той же юрисдикцией, что и у Верховного суда США. В 1887 году аргентинский Верховный суд, как ранее и его американский аналог, был наделен полномочиями выносить решения о конституционности тех или иных законов. Теоретически аргентинский Верховный суд мог стать одним из важнейших инклюзивных политических институтов в Аргентине, однако политическая и экономическая система страны в целом оставалась в высокой степени экстрактивной. Широкие слои населения Аргентины не были вовлечены в политический процесс. В 1946 году президентом Аргентины на демократических выборах был избран полковник Хуан Доминго Перон, появившийся на политической сцене после военного переворота 1943 года, когда он был назначен министром труда. На этом посту он создал политическую коалицию вместе с профсоюзами и рабочим движением, и эта коалиция стала главной опорой для его президентской кампании.

Вскоре после победы Перона его сторонники в парламенте внесли предложение об импичменте четырех из пяти членов Верховного суда. Обвинений было несколько. Одно из них – судьи, вопреки Конституции, признали законными два военных переворота (в 1930 и 1943 годах) – было практически издевательским, поскольку в последнем из них сам Перон играл заметную роль. Кроме того, судей обвиняли в том, что они отклонили некоторые законодательные акты – совсем как чуть ранее в США!

Но прежде всего судьям ставили в вину, что непосредственно перед избранием Перона президентом Верховный суд вынес решение, согласно которому перонистская национальная программа новых трудовых отношений являлась неконституционной. Как и Рузвельт, подвергший суровой критике Верховный суд в ходе своей кампании 1936 года, Перон сделал то же самое на выборах 1946-го. Через девять месяцев после начала процесса импичмента нижняя палата парламента отправила в отставку троих судей (четвертый был уволен еще раньше). Сенат одобрил эти действия, и Перон назначил четырех новых судей Верховного суда. Теперь на пути Перона не было никаких препятствий: он обладал неограниченной властью, такой же, как и у военных режимов в Аргентине до его президентства. Назначенные им судьи, например, признали конституционным тюремное заключение для Рикардо Бальбина, одного из лидеров оппозиции и постоянного критика Перона. Теперь Перон мог править, как диктатор.

С того момента, как Перону удалось сформировать удобный для себя состав Верховного суда, подобная практика стала обычной для всех последующих президентов Аргентины. Политический институт, призванный ограничивать исполнительную власть, ушел в прошлое. Режим Перона прекратил существование в результате очередного военного переворота в 1955 году, затем последовала длинная чересполосица военных и гражданских режимов, причем и те и другие вводили в состав Верховного суда собственных ставленников. Но смена состава суда происходила далеко не только при переходах власти от военных режимов к гражданским диктатурам или наоборот.

В 1990 году Аргентина наконец увидела два демократически избранных правительства подряд – одно демократическое правление сменилось другим, президентом стал кандидат от Перонистской партии Карлос Саул Менем. Однако в том, что касалось Верховного суда, демократический лидер повел себя примерно так же, как лидеры военных хунт. Действовавший на тот момент состав суда был назначен в 1983 году президентом Раулем Альфонсином. Так как в дальнейшем передача власти произошла демократическим путем, у Менема, казалось бы, не было никакой причины менять судей. Однако Менем продемонстрировал свои намерения уже в ходе выборов: он постоянно (хотя и безуспешно) призывал членов Верховного суда подать в отставку и даже запугивал их. Судье Карлосу Фиату он публично предложил должность посла. Однако Фиат в качестве ответа отправил Менему экземпляр своей книги «Закон и нравственность», сделав на нем надпись: «К вашему сведению, эту книгу написал я».

Не смущенный подобным отпором Менем через три месяца после вступления в должность направил в Палату представителей законопроект, предлагающий расширить состав Верховного суда с пяти членов до девяти. Одним из аргументов был тот же, который Рузвельт использовал в 1937 году: судьи перегружены. Закон был одобрен обеими палатами парламента, и это позволило Менему назначить четырех новых судей и обеспечить себе большинство в Верховном суде.