Текст книги "Мозаика странной войны"

– Ты стонал во сне, господин мой, – прошептала девушка, снова прижимаясь к нему. – Я сделала что-то не так?

– Ну что ты, что ты! – поспешил он успокоить ее. – Все было прекрасно. Я буду помнить тебя всю жизнь.

Польщенная девушка засияла, как лампочка на полкиловатта, а Пилот с мрачным юмором подумал, что «всю жизнь» совсем не обязательно означает «очень долго».

– Ты собираешься нас покинуть, Пилот?

Женщина застала его неожиданно, рука автоматически потянулась к кобуре, а рефлекторно дернувшись, он гулко боднул головой фонарь кабины.

– О, прости! – смех ее разлился тысячей серебряных колокольчиков и был вовсе не обидным.

– Ничего страшного, леди, – галантно ответил Пилот. – Это стекло крепче железа.

Хозяйка снова рассмеялась, и Пилот снова залюбовался ее открытой улыбкой и ослепительно белыми зубами.

Женщина подошла ближе и с некоторой робостью опустила ладонь на черную матовую поверхность штурмовика.

– Этот твой… дракон. Он не бросится на меня?

– Ни за что на свете! – поспешил успокоить ее Пилот. – Наоборот, он с удовольствием будет служить тебе верой и правдой…

Пилот чуть было не ляпнул «всю жизнь», но вовремя опомнился и почти без запинки произнес другое:

– …До самого отлета.

– Дракон – служить мне?

Пилот заметил, как женщина была польщена этой мыслью. "Еще бы, – подумал он с неизбежным мужским цинизмом. – Персональный дракон. Это получше даже персонального «кадиллака».

Хозяйка снова протянула руку и погладила обшивку штурмовика – уже смелее.

– А сможет ли он… – она умолкла.

– Да, леди?

– Ах, нет…

– Смелее, леди! Если это в его… или в моих силах, то мы с удовольствием выполним любое твое желание!

Грудь женщины бурно вздымалась, она взглянула прямо в глаза Пилота со странной надеждой и, слегка порозовев, выстрелила:

– Я всю жизнь мечтала подняться в небо!

Пилот расхохотался – мысленно, разумеется. Да, в мире, где разумная жизнь все еще беспомощно ползает по дну воздушного океана, такое желание могло показаться трудным, дерзким и почти невыполнимым. Он раскрыл было рот, дежурная фраза вроде «нет ничего проще» уже сама ложилась на язык, как вдруг взгляд его упал на тесную одноместную кабину, «умное» ортопедическое кресло с разъемами ППК[9]9
  Противоперегрузочный костюм. Представляет собой скроенный по фигуре комбинезон с системой шлангов, подключенных к воздухопроводам. При перегрузках в шланги подается воздух, и ППК сжимает особо чувствительные к перегрузкам органы – живот, бедра и т. п.


[Закрыть]…

Женщина перехватила его взгляд.

– Я занимаю не так уж много места… – немного насмешливо продолжила она. – И если тебе не будет очень неприятно посадить меня к себе на колени…

Штурмовик по привычке задрал было нос – но тут же снова опустил его к самой земле – Пилот вовремя вспомнил, как при крутом взлете из-за пульта вылетают пылинки, куски изоляции и слабо закрученные винтики. На этот раз машина взлетела плавно и медленно, как пассажирский авиалайнер, и хозяйка замка тут же прижалась к фонарю, закрывая весь боковой обзор.

Впрочем, что могло грозить чудовищной боевой машине в этом мирном до отвращения небе, не знавшем даже монгольфьеров?

Женщина ахнула от восторга, увидев, как превращаются в муравьев фигурки людей, суетившихся во дворе, как постепенно становится игрушечным замок – довольно приличных размеров, как она полагала раньше, как быстро раздвигается в стороны привычный холмистый горизонт, лес становится зеленым пятном, а поля больше напоминают желтые лоскутки; Пилот заложил мелкий вираж – разумеется, без всяких переворотов и двенадцати «же» сверху вниз, без вращения и болтанки, штурмовик возмущенно вздрогнул, и если бы обладал возможностью ругаться, не замедлил бы обложить пилота всеми возможными непристойностями – но хозяйка, разумеется, взвизгнула от восторженного ужаса, когда пространство вокруг наклонилось и невидимая сила мягко прижала ее к Пилоту; затем штурмовик пронзил облака и ослепительное солнце ужалило глаза, и черная крылатая тень побежала по волнистым белым холмам внизу, и Пилот, внутренне усмехаясь, слегка увеличил содержание кислорода в дыхательной смеси кабины, и эйфория овладела обоими…

Пилот сделал широкий круг, оглядывая окрестности, заметил далеко на севере еще один замок – почти такой же, окинул взглядом непроходимые болота на юге, дремучий лес на востоке и холмы на западе, еще раз восхитился чистотой и красотой этого мира и, скрепя сердце, так же плавно послал машину вниз.

Перед самой посадкой штурмовик все-таки схулиганил – боевым заходом спикировал на невысокий холм, где возились в земле несколько крестьян, врубил сирену и с жутким воем пронесся над самыми головами.

Люди стояли, разинув рты, и только когда штурмовик уже завис над замковой стеной, додумались хлопнуться наземь.

«Интересно… – насторожился Пилот. – Угроза с воздуха им знакома… хотя и не мотающаяся с такой скоростью…»

Женщина выпрыгнула из кабины, слегка покачнулась, все еще не придя в себя после сказочного приключения, обернулась и внезапно на миг прижалась губами к губам Пилота – его обожгло, голова закружилась и мгновение спустя мир показался серым и неприглядным по сравнению с испытанным только что ощущением.

– Почему бы тебе не остаться еще на некоторое время? – вопрос ее прозвучал неожиданно, как выстрел, и как выстрел же поразил Пилота.

Сказать что-нибудь он не смог – только молча кивнул, но горящий взгляд, очевидно, дал понять, что он думает по этому поводу, и женщина с легким смешком скрылась в замке, а в это время трезвая и расчетливая часть сознания обозвала все остальное неприличным словом и снисходительно бросила: "Ладно. Но только до вечера – сегодняшнего вечера!"

«Но…” – возмутилось было “все остальное».

«Война».

Пилот вздохнул и с тоской взглянул на часы.

– Я должна тебя отблагодарить, Пилот! – заявила женщина за обедом – таким же восхитительным, как и предыдущий. – Как ты относишься к верховым прогулкам?

Вопрос застал его врасплох и слегка даже смутил.

– Говоря честно… – начал было он, затем взглянул на снисходительно улыбающегося рыцаря и сказал правду: – На коня я залезал три раза в жизни… а слезал только два.

– Это как? – заинтересовался хозяин. – Насколько я могу видеть, сейчас ты сидишь в кресле, а не в седле.

– Один раз я упал, – честно признался Пилот.

Дружный хохот сопровождал его откровенность, и даже залегшая у ног хозяина гончая подскочила и замоталась по залу, весело и оглушительно гавкая.

– Тогда моя женушка преподаст тебе несколько уроков, – все еще улыбаясь, предложил Рыцарь. – Она у меня лучшая наездница во всем…

Рыцарь запнулся.

«Королевстве? – предположил Пилот. – Нет, у них же нет верховной власти. Ну-ка, ну-ка…»

–…Нашем мире!

«Да… кажется, я несколько поторопился с объяснением концепции множества миров. Впрочем… в этом отсталом мирке судьба Джордано Бруно ни ему, ни, тем более, его супруге не угрожает. Да и вообще вряд ли здесь что-нибудь кому-нибудь угрожает…»

Ящик выдал пару гипотез, касающихся отсталости этого мира и отличия его обитателей от стандарта. Самыми неприятными оказались отличия в хромосомном составе живых созданий этого мира от жизни в привычных и уже изученных линиях. Этот мир был растительным в

гораздо большей степени, чем даже цветок в горшке на подоконнике – в горшке так или иначе шла яростная борьба микро– и макроорганизмов за выживание, тогда как здесь ген агрессивности отсутствовал напрочь.

«Разумеется, детей от пришельца из иного мира у той малышки, с которой я провел ночь, никогда не будет».

Сексуальность оказалась тесно связанной с агрессивностью – или наоборот, но в любом случае женщинам этого мира соплеменницы Пилота не позавидовали бы…

«То-то малышка сильно удивилась, когда я начал домогаться второй раз… и третий…» – с некоторым самодовольством подумал Пилот, но следующая мысль была о полной безрезультатности визита в этот мир и настроение сразу упало.

Ему выбрали самого спокойного коня – но и тот слегка всхрапнул и нервно переступил с ноги на ногу, когда Пилот взгромоздился ему на спину.

– Сама не понимаю, что с ним, – недоуменно сказала хозяйка, грациозно вспрыгивая в седло своей кобылки. – Это самое смирное создание… во всем нашем мире.

– Очевидно, почувствовал чужака, – пожал плечами Пилот. – Я отличаюсь от вас и запахом, и мыслями… животные чувствуют это… по крайней мере, у нас.

– О, у нас они тоже очень чувствительны! Моя собачка откликается на малейшее изменение настроения, и или радуется вместе со мной… или пытается как-то утешить – лизнуть в нос, например, или повилять хвостиком.

– Я надеюсь, ей не часто приходится приходить на помощь таким образом? – галантно поинтересовался Пилот.

– О, нет! Очень редко. Мы живем мирно и счастливо. И я… Честно говоря, я не очень понимаю тот огонь, который горит в твоих жилах.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты все время стремишься куда-то… к чему-то, к какой-то заведомо недостижимой цели.

– Ну да, разумеется!..

– Но зачем?

Пилот задумался – и надолго.

Они отъехали уже довольно далеко от замка, и холмы стали круче, и серые зубы скал уже начали показываться из-под почвенного покрова, и копыта уже не глухо ударяли в землю, а звонко цокали – почти как по мостовой.

– Я также не могу понять, почему вы остановились на месте, леди. Вы не уступаете нам в IQ[10]10
  Коэффициент интеллекта.


[Закрыть]… в разуме, но техника и наука у вас находится на уровне, который мы прошли давным-давно, даже не задержавшись на нем. Я видел вашу водяную мельницу… ваше оружие… инструменты. Они же примитивны! Неужели не хочется сделать их лучше, удобнее, быстрее, сильнее, производительнее?

– Но зачем?

«Ген агрессивности, однако… Действительно, зачем совершенствовать меч, если никто не угрожает? И ген сексуальности…»

– Извини за немного бестактный вопрос, леди… Я видел всего одного или двух детей в вашем мире. Что, они живут где-то отдельно?"

– Нет, – удивленно взглянула на него женщина. – Просто у нас их немного. Одна семья – один, ну, два ребенка… и с большим перерывом. А у вас что, разве не так?

Пилот улыбнулся, вспомнив толпы на улицах городов своего мира, орды грязного потомства в бедных кварталах, налог на бездетность и награды «матерям-героиням» – и мысленно сплюнул.

– Да, у нас их побольше. Плодят все, кому не лень…

– Но это же прекрасно! Дети, это… это…

– Цветы жизни, – иронично подсказал он.

– Вот именно! – воскликнула хозяйка. – Как ты правильно сказал! Как я хотела бы, чтобы в нашем замке толпами бегали малыши, чтобы теребили меня за платье, плакали и смеялись…

От такой картины Пилота передернуло и он поспешил перевести разговор на менее скользкую тему.

– А что это за развалины там, впереди? Там кто-то жил?

Женщина вздрогнула и поморщилась.

– Да… но лучше не стоит туда ездить.

– И все же?

– Говорят, что когда-то, очень давно, в нашем мире жили… жила еще одна разновидность людей. Точнее, не совсем людей. Они были великанами, огромными, волосатыми, страшно сильными – и они любили убивать. Еще говорят, что там стоял их замок… или город… в общем, жили они именно в этом месте. Но правда ли это, и куда они все делись – я не знаю.

– Интересно! – руки Пилота уже сами тянули уздечку, разворачивая голову коня вправо. – Давай заглянем!

Женщина – с явной неохотой, но еще менее желая показать свое недовольство гостю, также повернула кобылку вправо, и слегка пришпорила, чтобы догнать вырвавшегося вперед Пилота.

Развалины действительно были древними. Раствор между камнями то ли выветрился, то ли сам превратился в такой же камень, и стены казались монолитными; ветры и дожди превратили башни в причудливые скелеты, от стен остались только слишком правильной формы хребты, по которым можно было лишь примерно определить величину строения – но ничего более.

Тем не менее, от мрачных останков веяло чем-то мрачным и недовольным, словно древние духи камня не желали видеть людей в этом никогда не принадлежавшем им месте.

Кони всхрапывали, хозяйка нервно озиралась по сторонам, и только Пилот, попавший в свою стихию, жадно впитывал в себя впечатления древней неизвестной жизни.

– Мне кажется, нам лучше уйти отсюда, – нервно заговорила женщина. – Посмотри, и лошади беспокоятся. Это плохое место, давай…

Она пронзительно взвизгнула, когда крупная глыба вдруг вывалилась из отвесной скалы, открывая черную глотку пещеры; огромная, волосатая, только отдаленно напоминающая человека фигура с низким угрожающим рыком показалась из темноты и двинулась вперед, запирая людей в тесном ущелье.

Эпизод 10

Погода была теплой и солнечной, и человек, вышедший на пригорок, долго щурился, вглядываясь в желтые и зеленые квадраты на склонах холмов.

Урожай обещал быть не просто хорошим – а отличным. Правда, странная болезнь подпортила помидоры – листья покрывались темными пятнами, гнили, и до плодов дело так и не дошло – ну так что ж… Когда беда у всех сразу – не так обидно, а это даже и не беда, а так, мелкая неприятность.

– Ну чего ты там раскорячился? – донесся со двора недовольный женский возглас. – Полей никогда не видел?

Человек вздохнул, привычно ссутулился и обреченно побрел вниз.

– Глину кто месить будет? – встретила его жена, уперев руки в крутые бока. – Соседа попросим?

«Черта попроси…» – мелькнуло в голове мужа, но он благоразумно оставил эту мысль при себе. Выслушивать длинную проповедь о необходимости замесить глину, оборвать виноград, заделать дырку в заборе, через которую куры лазят к соседке, а та, воровка, и свинья к тому же, уже одного петушка палкой покалечила, и о том, что думать о детях надо, и есть надо вовремя, пока горячее, а не когда все остынет, и в кого ты такой уродился, ничтожество, и плинтус неделю прибить не можешь… – все это он слышал неоднократно, и в таких вариациях, что удивлялся, как это возможно каждый раз придумывать что-то новое – однако же любимой жене это удавалось.

Глина была холодной и вязкой, и отвратительно чавкала под ногами, а солома колола босые пятки, недовольно-воспитательное ворчание время от времени доносилось то из кухни, то из свинарника, пот со лба капал в рыжую жижу под ногами, и вредные размышления о бессмысленности всего сущего снова подползали – подло и незаметно.

– Бог в помощь!

Голос был знакомым, но вот интонация – откровенная насмешка – никакой симпатии не вызывала.

Человек поднял голову.

На крыше сарайчика, из-за которого выглядывали два одинаковых странных крылатых механизма, сидел… он сам.

– Что… Кто ты? – прохрипел ошеломленный крестьянин.

– Об это чуть позже, – широко усмехнулся гость. – Сначала скажи – только честно! – как тебе нравится такое вот существование?

– Кто ты такой, чтобы задавать подобные вопросы! – уже возмущенно воскликнул хозяин.

– Хорошо, давай так. Я – это ты. Ты, такой, каким мог бы стать, если бы не…

– Не – что?

– Не все это! – человек небрежно повел рукой вокруг – охватывая жестом весь двор с хозяйством, курами и странно молчащими собаками, поросенком в свинарнике, огородом на полкилометра и прочим, прочим, прочим…

Крестьянин скрипнул зубами. Было ли случайностью, что мысли его так вот совпали со словами пришельца?

– А что есть у тебя? – спросил он со все еще недовольными интонациями.

– Все.

– Как – все?

– А вот так. Денег – сколько угодно… вот только они мне не очень нужны. Техника – сам видишь. У вас вообще такой нет. Бабы – на любой вкус в любых количествах…

– Ну, этим как раз лучше не увлекаться. Вон, с одной справиться не могу, – крестьянин досадливо поморщился.

– С одной? – голос пришельца стал подозрительно сочувственным. – А что, наверное, говорит много?

– Много?! Это называется много? – хозяин хмыкнул. – Это очень много!

– У меня предложение, – наконец перешел к деловой части гость. – Бросай к черту все это… хозяйство и полетели со мной.

– Что? А, нет, не могу.

– Это почему же еще?

– Ну, жена… дети… нет, не могу.

Гость улыбался – молча.

– Хозяйство, опять же… жена, дети…

Гость улыбался.

Все обошлось бы благополучно – для хозяйства, жены и детей, разумеется, если бы жена, бдительным оком углядевшая что-то подозрительное, не выскочила во двор с благородным намерением прогнать очередного друга-пьяницу, и призвать к порядку, то есть к работе своего бездельника, и не успела открыть рот:

– Опять…

Этим «опять» она и ограничилась, а рот ее так и остался открытым, потому что чудовищные черные птицы за сараем и затянутый в черное пилот никак не подпадали под знакомые и привычные категории – но крестьянину хватило и этого. С неожиданной ловкостью он взлетел на опасно затрещавший забор и прыгнул в кабину второго аппарата. Гость тоже среагировал мгновенно, фонари захлопнулись, и только приемник со сбитой настройкой в саду у соседа неожиданно прохрипел насмешливым голосом:

– А как же жена, дети?

И сам же себе ответил:

– А черт с ними!

Через несколько минут с ясного безоблачного теплого неба донеслись приглушенные громовые раскаты.

А еще через минуту женщина, придя в себя, неожиданно завыла и зарыдала что-то вроде: «Да на кого ж ты нас покинул… бездельник чертов!.. бродяга!..», но и на это не среагировал никто, кроме соседки, да и та была озабочена только тем, чтобы ее, волокущую с чужого огорода два кочана капусты, никто не заметил.

Эпизод 11

Трава была пушистой и мягкой до неправдоподобия, воздух – чистым и светлым, далеко-далеко на горизонте высилалась цепочка ЛЭП, а где-то в прозрачной голубизне неба прятался жаворонок, и дразнил людей звонкой задорной песней.

Людей было двое, и сопровождали они небольшую самоходную тележку. Судя по внешнему виду, главной частью тележки был толстый, бронированный, измазанный в глине шланг – впрочем, вся установка так и называлась – «Der Grosse Schlange» – очевидно, у разработчиков было свое представление о юморе.

Впрочем, у эксплуатационщиков оно тоже оказалось своеобразным.

– Какой воздух, а! Ганс, ты принюхайся, какой воздух!

В ответ второй громко этот воздух испортил и захохотал.

– Тьфу! – в сердцах сплюнул первый и весьма заковыристо выругался. – Никакого в тебе романтизьму.

– О, да, – важно согласился Ганс. – Зато у тебя, Иван, никакого.... как это... чувство ответственности и технический знаний.

– Это почему же? – набычился тот, но немец только небрежно ткнул пальцем в один из приборов на панели управления, Иван охнул, снова выругался – на этот раз с другой интонацией, очевидно, обозначающей легкое смущение и поспешно начал вращать верньеры настройки.

– Ха-ха, – Ганс покровительственно похлопал его по плечу. – Можно не так спешить. Я не собираюсь запускать schlange, пока ты не закончить.

Иван возился минут пять, немец успел еще раз продемонстрировать «отсутствие романтизьму», выкурить сигарету и отыскать взглядом жаворонка в небе. Тот не обращал на людей никакого внимания, и самозабвенно выводил свое «тень-тень-тень».

Как колокольчик.

Даже не верилось, что прямо здесь, под всем этим природным великолепием, под тонким слоем земли лежит целый слой перемешанных с глиной костей.

– Кстати, – Иван явно старался отвлечь внимание от своего промаха. – Ганс, а ты не знаешь, кто это?..

Он попытался кивнуть головой в сторону предполагаемых залежей, но поскольку кивать пришлось вниз, получилось черт-знает-что; немец однако понял его правильно.

– Скорее всего, наши ваших, – голос его звучал невозмутимо, и если бы коллега не знал его несколько лет, то ни за что не догадался бы, что Ганс шутит.

Немец, однако, выдержал паузу, затем так же невозмутимо добавил:

– Или ваши – наших...

Иван с готовностью хохотнул. Война была короткой и глупой, фюреры вовремя одумались, армии объединились, и обрушились на правильного врага. Мелкие идеологические разногласия отложили, а после победы они как-то сами собой исчезли. В самом деле – что значит ариец – не ариец по сравнению с покорением Марса? Как говорил parteigenosse Hering

«У себя в штабе я сам решаю, кто у меня еврей, а кто нет!»

Тьфу, ерунда.

Schlange, наконец, сориентировался на местности, втянул спутниковую антенну, заурчал и перебрался на несколько шагов в сторону. На первый вгляд никаких выгод это не принесло, но можно было смело заключать пари, что под прошлым местом оказался камень, либо с новой позиции шлангу требовался на один изгиб меньше, либо... вообщем, немецкая машина с русской программой в японских мозгах сама знала, что делать.

Зарычал бур. Наконечник шланга впился в дерн, с легкостью прорезал его и скрылся. Уже сейчас было заметно, что траектория его будет наклонена к северу. Еще через минуту шланг содрогнулся и протолкнул сквозь себЯ первую порцию добычи.

Из-под краев дыры изредка прорывались серые струйки дыма, они тут же рассеивались, но запах оставался, и через некоторое время становился невыносим. В нем было все – гниль, затхлось, горелая кость – и хотя некоторые романтики называли его ароматом веков, становиться с подветренной стороны они почему-то избегали.

К счастью, продолжалось это недолго. Шланг снова содрогнулся, выдохнул последнюю порцию дыма и медленно начал выползать. Установка послушно наматывала его на себя. С бронированных сегментов сыпалась сухая, перемолотая в микроскопический прах почва со всеми ее мелкими составляющими. Еще через минуту из-под земли показалась буровая головка, отряхнулась, фыркнула и удовлетворенно улеглась на специальный держатель.

Иван снова занялся приборной доской.

– Ну что? – лениво поинтересовался немец через минуту.

– Что-то есть, – довольно протянул Иван. – Что-то музыкальное. Ля-ля-ляяяя...

Он закашлялся и улыбнулся.

– Ну да ладно. На базе разберемся. Эй, Schlange! Zu Hause!

Тележка снова заурчал, развернулась и неспешно двинулась в сторону ЛЭП.

– Кстати, слышал историю? Пару дней назад ворвался в атмосферу какой-то летательный аппарат – ваше Люфтваффе, его, конечно, завалило через минуту, пикнуть не успел… но дело не в этом. Аппарат-то оказался неопознанным, представляешь?

– Да, не может быть!

– Да в натуре!

– Ну… может, какой-нибуль ушлый еврей соорудил корабль и удрал из Марсинанского концлагеря?

Оба захохотали.

На передней крышке теліжки блеснула облупившаяся уже надпись, сделанная каким-то шутником:

«Количество мозгов на планете ограничено...»

На противоположной стороне когда-то было написано продолжение:

«...а население растет!»

Но недавно Иван напился и направил тележку задним ходом в кусты, крышка смялась, и ее пришлось сдать в металлолом.