Текст книги "Полночь и магнолии"

Он ничем не был ослеплен. Он понимал все четко и ясно, и ничего не поражало его, кроме доверительной улыбки Пичи.

– Что же ты не говоришь мне о своей любви? – спросила она. Сенека ничего не ответил, а она изучающим взглядом посмотрела на него. Его взгляд был не из счастливых. Возможно, он не желал ее любви, возможно…

– Я не хочу твоей любви, Пичи. Это твоя обязанность, – эти его слова вертелись у нее в голове. В их брачную ночь он постарался убедить ее, что он не нуждается в ее любви. Она не хотела тогда слушать, как и не хотела верить ему сейчас. Она села на кровати. Ее непослушные кудри разметались по плечам.

– Единственное, что я хочу сказать тебе, Сенека, так это то, что любовью нельзя крутить направо и налево. Я люблю тебя, это ясно, ты слышишь? Он встал и начал одеваться.

– Я никогда и никого в своей жизни не встречала, кто мог бы любить так, как ты, – сказала она ему. Он молчал и надевал свои туфли.

– Ты не любишь меня, Сенека, так? – спросила она вновь.

Он пристально посмотрел на нее.

«Зачем она хочет услышать слова, которые причинят ей боль?» – недоумевал он.

– Ну, я полагаю, что молчание – знак согласия. Ты не любишь меня. Хотелось бы знать, почему?

Сенека направился к двери. Ему не хотелось отвечать на вопросы. Но она настойчиво вопрошала:

– Что же ты молчишь? Ответь мне!

Сенека остановился у двери, а Пичи продолжала:

– Я… я уверена, что у тебя нет чувства ненависти ко мне, А если это так, то я просто могу нравиться тебе. Только я знаю, что когда-нибудь ты сможешь полюбить меня, если я тебе хоть чуточку нравлюсь. Любовь начинается с симпатии. Знаешь, ты мне сначала понравился, а потом я тебя полюбила. Я, конечно же, вся в расстроенных чувствах из-за того, что ты меня не любишь. Но мне печально еще и потому, что я скоро умру. Вещая птица ведь всегда вещая птица.

Сенека, молча, открыл дверь. – Я люблю тебя, Сенекерс. Спокойной ночи! Он быстро вышел, захлопнув за собой дверь. В ушах стояли ее слова: «Я люблю тебя, Сенекерс».

«Сенекерс. Она назвала его Сенекерс!» В одну и ту же ночь она подарила ему две вещи, которых у него в жизни не было: любовь и прозвище.

Глава 12

Утро. Яркий солнечный свет заливает великолепный зал для аудиенций. Тетушка Виридис направляется к самому неудобному креслу в комнате. Ее седые волосы серебрятся под солнечными лучами. Сенека наблюдает, как тетушка Виридис садится. Она садится так, что спиной не касается стенки кресла. Интересно, много ли потребуется ей времени, чтобы научить Пичи манерам поведения.

– Сенека! – раздался ее громкий голос. Сенека очнулся от своих мыслей. Ему было нелегко выбросить Пичи из своей головы, но он постарался сосредоточить все свои мысли на тетушке Виридис.

Сенеке было интересно знать, что Пичи подумает про нее. Виридис начала обычный формальный разговор.

– Как поживает твой отец? – спросила она.

– Болеет. Лежит в кровати. Боль не унимается, – ответил он.

– Жаль слышать это, – сказала Виридис.

– Премного благодарен вам, что вы согласились йьггь одной из придворных дам Пичи, – сказал Сенека.

Тетушка слегка кивнула головой.

– Полагаю, что для нее ты подобрал много придворных дам, но тебе придется их сократить до шинимума, иначе мне не справиться с ней, – сказала тетушка Виридис.

– Я пригласил только леди Шеррингхейм, – произнес принц. Виридис заулыбалась.

– Я уверена, что Вэстон сильно взволнован поэтому поводу, – сказала она.

– Взволнован – это не то слово, – закончил Сенека.

– Что ж. Августа Шеррингхейм будет прекрасной придворной дамой, – продолжала Виридис. – У нее отличные манеры поведения, и она окажет хорошее влияние на принцессу. Да, а принцессе давали какие-либо инструкции, как себя вести после свадьбы? Должна заметить, – говорила она сухим тоном, – что поведение принцессы на свадебном торжестве было просто ужасным!

– Да, она была одета не в наших традициях и вела себя не в соответствии с нашими традициями, – согласился Сенека.

– Ты ее защищаешь? – спросила тетушка Виридис.

Сенека понял, что он, действительно, защищает ее.

– Я просто напомнил, что для публики Авентины она была необычна. И еще, прошу вас называть ее Пичи, – сказал он.

– Пичи! «Фруктовое» имя. Означает «похожая на персик». А не знаешь ли ты, – обратилась она к Сенеке, – есть ли у нее другое имя?

Сенека вспыхнул. Ему нравилось имя Пичи.

– К сожалению, а может быть и нет, у нее есть только одно имя – Пичи, – ответил он.

– Может быть, ты расскажешь мне, Сенека, о том, чему ее уже научили? – попросила тетушка Виридис.

Сенека вспомнил тот день, как Пичи съехала по перилам центральной лестницы и он ей «прочитал лекцию». Воспоминание о том, как она буквально свалилась им на головы с лестницы, заставило его улыбнуться.

– Я… Вам будет приятно узнать, что принцесса больше не съезжает по перилам лестницы… Виридис нахмурилась.

– Я же говорила: чего можно было ожидать от нее? У нее нет никаких изысканных манер поведения…

Сенека перехватил ее взгляд и продолжил:

– Я бы не сказал «изысканных». Здесь лучше подходит слово «общепринятых» правил поведения. Виридис отрицательно покачала головой.

– Общепринятые правила поведения? Да разве можно отнести к общепринятым правилам поведения ее вчерашнее поведение в деревне? Я уже знаю, что она рубила дрова и играла со свиньями.

– Она не играла со свиньями. Она рассказывала крестьянам о том, как нужно правильно их кормить. Виридис сурово взглянула на Сенеку.

– А забота о кормлении свиней входит в обязанность принцессы Авентины? Сенеке стало не по себе:

– То, что Пичи делала вчера… Впрочем, все что она сделала со времени своего прибытия в Авентину, то сделала! Для меня главным является то, что вы – здесь. Да, и я забыл сказать вам, что у вас только один месяц для обучения.

– Месяц, – переспросила она.

– Уже немного меньше.

Сенека не стал ничего ей объяснять, так как сговор был между ним и его отцом и касался только их.

– Тогда, я думаю, – сказала она, – мы начнем обучение немедленно. Где она? – спросила Виридис. Сенека предполагал, что Пичи спит. Спальня… Боже, как она была желанна и хороша прошлой ночью… Такая нежная, очаровательная и прекрасная.

– Сенека! – вновь позвала Виридис. Сенека очнулся.

– Она поздно легла спать, и, возможно, еще спит. Если вы немного подождете, то я попрошу ее слуг…

– Не стоит… Я уже сказала, что я начну обучение сразу. Если она спит, то я разбужу ее. Где я могу найти ее?

– В розовых комнатах.

– Очень хорошо. У меня будет возможность преподать ей урок в одевании. Да, и предупреждаю тебя, Сенека, что я не потерплю твоего вмешательства в процесс обучения. Ты сам попросил о том, чтобы я ее учила. Так что терпи. Я буду терпелива с ней! – сказала Виридис, встала с кресла и торжественно вышла из комнаты.

У Сенеки в ушах стояли последние слова Виридис:

«Я буду терпелива с ней!»

«Но будет ли терпелива с ней Пичи?» – этот вопрос мучил Сенеку все больше и больше.

Пичи сидела в кресле у окна и наблюдала за тем» как тетушка Виридис суетилась у выдвижного ящика шкафа, заполненного перчатками.

– Это скучное занятие, тетушка Вардис, – сказала Пичи.

Виридис посмотрела на нее и нахмурилась.

– Меня зовут Виридис. И для человека самое главное – хорошо одеваться. А еще ты не должна говорить таким тоном. Это Сенека позаботился о том, чтобы у тебя был такой роскошный гардероб.

«Сенека», – подумала Пичи. Она улыбалась, вспоминая проведенную с Сенекой ночь. Она все равно собиралась любить его, нравилось ему это или нет. Она докажет ему свою любовь и сделает все, чтобы он полюбил ее. Вдобавок ко всему, она еще не умирала.

– Пичи! – раздался голос тетушки Виридис. Пичи вздрогнула и взглянула на нее.

– Что? – произнесла она.

– Леди не должна грезить, когда с ней кто-то разговаривает. А теперь сядь ровно, ноги поставь прямо на пол, подними высоко подбородок. Держи спину так, чтобы она не касалась спинки кресла. Вот так, моя дорогая, ты – принцесса Пичи, и ты должна выучиться королевским манерам поведения.

Пичи едва сдерживалась от гнева. Она взглянула на Кэтти и Нидию, стоявших у стены, затем – на Августу, которая сидела в кресле напротив окна. Кэтти и Нидия уставились в пол. Августа сидела, сжав руки. Пичи казалось, что ее подруга Августа хотела что-то сказать, но не знала, как это сделать. А Виридис все учила и учила Пичи, как правильно сидеть в кресле.

– Ты опять грезишь, Пичи, – заявила Виридис. – И ты опять извиваешься, как червяк. Леди никогда так не сидят, Пичи.

Пичи желала, чтобы тетушка прикусила себе язык.

– Посмотрите, тетушка Вердис. Я… – Не Вердис, а Виридис, – перебила ее тетушка. – Весдис! Я все учусь и учусь на тот счет как стать леди. Но я поклялась Сенеке, что стану ею!

– Не слишком ты стараешься стать ею! – ответила ей Виридис.

Виридис стояла посередине комнаты с высоко поднятой головой.

– Твое поведение вчера в деревне – безобразие! Пичи, как ты, принцесса, могла рубить дрова? А как ты могла общаться со свиньями?

Августа подняла голову и сказала:

– Извините меня, леди Элсдон, но Пичи не общалась со свиньями, она…

– Августа, тебя это не касается, – сказала ей Виридис. – Поведение Пичи в деревне было крайне непристойным, и она должна понять это.

Пичи крепко ухватилась руками за кресло.

– Я бы не стала колоть дрова или заботиться о свиньях, если бы кто-нибудь мог это сделать. Тот, кто мог бы это сделать, занят на полях с цветами, которые продает этот чертов король. Как вы этого не поймете, Вирдис?

Виридис покачала головой. Хотя между ней и королем не было большой симпатии, она все равно не разрешит подданной отзываться так о короле…

– Я в последний раз говорю, что меня зовут Виридис. И я настаиваю, чтобы ты не распускала свой язык. Король – высшее лицо в государстве, и ты никогда, слышишь, никогда не должна так о нем отзываться.

– А сейчас, – приказала ей Виридис, – завтракай, пока я подберу тебе одежду.

– Я надену сегодня утром свое красное атласное платье. Оно мне нравится, и оно идет к моим волосам. Я обычно ношу с ним сапфиры, иногда – бриллианты, а сегодня под него я надену изумруды Я…

– Ты не оденешь это платье сегодня утром! – поучительным тоном сказала Виридис. – Это платье – для бала! И в нем неприлично обнажена грудь!

Пичи немного подумала и ответила:

– Вы считаете приличным показывать мои груди вечером, на большом балу, а в дневное время – неприличным?

Виридис одобрительно кивнула головой, радуясь тому, что до Пичи стало что-то доходить. Но она была совсем обескуражена тем, как она сказала слово «груди».

А тем временем Пичи продолжала:

– Впрочем, мне от этого ни холодно, ни жарко! Я только не пойму, почему женщины должны прятать свои груди при солнечном свете, а высовывать их вечером, когда луна проглянет на небе? Глупейшая вещь, скажу я вам!

– Тем не менее этого требует этикет! – продолжила Виридис. – И тем более ты говоришь неправильно. Нужно говорить слово «грудь», а не «груди», и то только тогда, когда ты общаешься со своими служанками или придворными дамами.

– Ха! – воскликнула Пичи. – Грудь? Да я их зову мисс Полли и мисс Молли!!!

Виридис раскрыла глаза от удивления.

– Я такого еще не слыхала. Так могут только шутить дети, а не принцесса. Такие глупости несовместимы с ролью принцессы, – сказала Виридис и добавила: – Ас красным бальным платьем можно и нужно носить бриллианты и жемчуг, но ни в коем разе не сапфиры!

Пичи увидела, что в комнату вошла служанка и принесла бутерброды. Пичи облизнулась.

А Виридис продолжала поучать:

– Да, и корону – корону королевы Диандры – ту что ты носишь постоянно, нужно надевать только в особых случаях. Сними ее сейчас же! Я прослежу, чтобы ее отнесли в хранилище и закрыли. Здесь ты не будешь хранить свои драгоценности.

Кусок бутерброда застрял у Пичи в горле. Она бросила остаток его на блюдо, погладила свою корону и надулась. Она будет носить большую корону и будет хранить все свои драгоценности в своей комнате. Она обожает красивые вещи, и эта спесивая тетушка Сенеки не запретит ей делать то, что она пожелает.

– Ну, вот, – сказала Виридис. – Эта одежда будет тебе впору. Она – для утра!

Пичи нахмурилась, когда увидела то, что тетушка назвала «одеждой для утра». Это был утренний халат из безобразного серо-сизого шелка. На спине халата была огромная черная бабочка. На шее халат завязывался тонким черным шнурком. Пичи знала, что этот шнурок будет обязательно царапать ей подбородок. Рукава халата были очень узкими. Пичи ненавидела такую одежду. Ей нужен был простор действий.

– Я не надену это… – выпалила Пичи.

– Да, моя дорогая, наденешь! – сказала Виридис.

– Нет, моя дорогая, не надену! – ответила Пичи. – Такая безобразная одежда годится только для сумасшедших!

– Пичи! – всплеснула руками Виридис и побледнела.

Августа захихикала. Это повергло Виридис в шок.

– Августа! – воскликнула она. – Я думала, что ты будешь оказывать хорошее влияние на Пичи. А мне кажется, что она влияет на тебя. Стыдись Августа!

Пичи вспылила:

– Так вы можете отчитывать меня! Но что касается Джусси… Говорю вам здесь и сейчас: приберегите свои словечки для кого-нибудь… Если я услышу, что вы стыдите ее снова, я…

– Настоящие леди не угрожают, – перебила ее Виридис.

– Угрожают, когда ее друзей стыдят без основания. Джусси не за что стыдить, – сказала она и повернулась к Августе.

– Не обращай внимания. Августа, – сказала Пичи. – Возможно, ты когда-нибудь соберешься с силой духа и постоишь за себя перед старой Виридис. Ты все правильно сделала, Джусси. А сейчас завтракай получше! Я специально для тебя заказала яблочный пирог!

– Пичи, – сказала Виридис, – если ты уже закончила со своим завтраком, мы начнем одеваться…

Пичи взглянула на безобразный халат снова.

– Я же ведь сказала, что я не надену его.

– А когда ты оденешься, – продолжала Виридис, не слушая ее, – то мы найдем Сенеку и спросим его мнение.

Напоминание о Сенеке заставило ее подчиниться. Она утешала себя мыслью о том, что тетушка Виридис скоро уедет и она будет делать то, что сочтет нужным.

Виридис стояла на пороге кабинета Сенеки.

– Вот твоя принцесса, – сказала она, входя в комнату и указывая на дверь.

Сенека очень хотел увидеть, что тетушка преуспела сделать с Пичи. Он поднялся из-за стола и стал ожидать появления Пичи.

Увидев ее, он нахмурился. Пичи была в сером, а он ненавидел этот цвет. Этот наряд делал ее бледной и несчастливой. Ее любимой короны не было на голове. Вместо этого ее красивые волосы были уложены кругом. Она стояла, будто бы окаменевшая. Виридис же довольно улыбалась, глядя на Пичи.

– Ну, что, мой дорогой? Посмотри! – сказала она Сенеке. – Я объяснила, что она всегда должна блистать рядом с наследным принцем как драгоценное украшение.

Сенека посмотрел на одежду Пичи и понял, что на нее надели много нижнего белья. А еще он понял, что она была в корсете, так как не могла свободно дышать и свободно двигаться.

Она сделала несколько шагов по комнате и пробормотала:

– Я не хочу быть украшением, Сенекерс! То, как она назвала его, всколыхнуло в нем воспоминания. Он увидел в ее глазах боль, и ему стало жаль ее.

– Пичи, ты не украшаешь, – мягко сказал он.

– Пичи, – обратилась к ней Виридис. – Неприлично называть своего мужа таким вульгарным именем. Он наследный принц и не заслуживает такого обращения. Если ты не хочешь быть украшением своего мужа, то просто веди себя подобающим образом. Ты не должен выставлять напоказ свои чувства.

– Я не украшение и не выставляю свои чувства напоказ, тетушка Виридин!

– Еще раз повторяю, меня зовут Виридис! И дай мне закончить объяснение…

– Вы уже объясняете и час, и другой, и третий. И как тебя такую матушка вырастила? Боже святый! Ты, леди, хватит болтовни! Я лучше оглохну чем дослушаю тебя! – сказала Пичи.

Во время этой перепалки Сенека рассматривал аппликацию на платье у Пичи. Ему стоило большого труда сдержать улыбку.

– Тетушка Виридис, – обратился он к ней. – Разрешите мне переговорить с Пичи, «тет-а-тет».

Виридис всплеснула руками.

– Только на минуточку. У нас с Пичи много дел до ночи. Я надеюсь, что она поймет простую истину: язык лучше держать за зубами.

– Пичи, – обратилась она к принцессе, – Августа и я будем ждать тебя в королевских апартаментах.

Когда Августа и тетушка Виридис ушли, Сенека дотронулся до руки Пичи.

– Почему твоя рука такая холодная? Такого раньше с тобой не бывало, – сказал он. Она подала ему другую руку и сказала:

– Это все из-за этих чертовых рукавов. Они такие тесные, что я не могу рук развести.

– А почему ж ты тогда надела это платье? – спросил Сенека.

– «Генерал фон Вардис» сказала, что это платье подходяще для утреннего туалета. Я хотела надеть свое любимое красное платье с сапфирами, но она… Сенека, я понимаю, что ты хочешь, чтобы она из меня сделала леди. Я также хорошо знаю, что она твоя тетушка, и все равно я не могу остаться с ней. Я говорю тебе, что если бы она попала на небеса, то и там бы она всех учила. С ней очень неприятно быть.

Сенека усмехнулся.

– Пичи… – произнес он.

– У меня так не болело бы тело, если бы надела свое красное платье и сапфиры. Какая разница, во что я одета? Ты можешь сказать своей тетушке, что мы не нуждаемся в ней?!

Он положил руку ей на плечо и… не ощутил ее волос. Он и забыл, что волосы были скручены на затылке. Да и еще что-то было непривычно в ней… Тот неуловимый запах магнолий…

– Твой запах… Он сегодня другой. Ты что, не купаешься больше в отваре из лепестков магнолий?

– Я хотела было искупаться, но злодейка Висурис сказала мне, что жасмин более подходящ к настоящей леди. Она положила в мою ванну жасмин, а затем добавила еще больше… Отошли ее домой, Сенека! Умоляю тебя! – попросила она.

– Пичи, она здесь для того, чтобы учить тебя.

– Прошу тебя, Сенека! Она даже не разрешает мне носить мою корону. И она заставляет носить меня это дурацкое нижнее белье, все эти рюшечки-хрюшечки! А корсет?! Я же ведь не могу в нем продохнуть. Ведь я себя так хорошо чувствовала до ее приезда. У меня есть списки всего того, чему должна учиться леди. Я и выполняю, что надо, одно за другим. Умоляю тебя, отправь свою тетушку домой!

Ее наивное объяснение растрогало его. Он хотел обнять ее за талию, прижать к себе и успокоить, но ее корсет не дал ему этого сделать. Он почувствовал, что обнимает железную крепость, а не свою невесту. Ему захотелось помочь ей высвободить ее из этого металла и прижать к себе так, как это бывало прежде.

Но он отдавал отчет в том, что осталось меньше месяца до истечения срока сделки, секретной сделки.

Если Пичи не станет настоящей леди до истечения срока, то ему придется долгие годы ждать того момента, когда он унаследует корону короля. А Пичи будет вынуждена вернуться в Америку. Эти мысли разозлили его. Если только Пичи узнает про пари между ним и отцом, она сильно оскорбится из-за того, что она стала объектом сделки. А если король узнает, что Сенека не сохранил их сделку в тайне, то он просто объявит ее незаконной.

– Виридис останется на время, Пичи, – сказал Сенека, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Сенекерс, умоляю тебя, заклинаю тебя, сделай это для меня, – прошептала она со слезами на глазах.

Ее поведение, как и ее прозвище, вновь растрогало его. Но он должен был быть решительным ради ее собственного блага и ради их блага.

– Тетушка Виридис остается, чтобы обучить тебя всем тонкостям этикета, – сказал он твердым голосом.

– Но… – возразила Пичи.

– Я – твой муж, и ты сделаешь так, как я сказал, – повторил Сенека.

Она пристально посмотрела в его темно-голубые глаза и сказала:

– Розы красны, сено укладывают в кипы. Сделай мне одолжение и сядь на гвозди.

Запах жасмина, исходящий от Пичи, окутал Сенеку как густой туман. Он знал, что большая половина женщин имеет свой особый запах.

Но он не ощутил запаха магнолий!?!

Тиблок едва сдержал свое волнение, когда увидел принцессу, поднимающуюся по главной лестнице. Он хотел подождать, пока не закончатся утренние занятия принцессы с Виридис Элсдон, но теперь ему стало ясно, что она убежала с уроков своего домашнего учителя.

– Ваше Высочество! – обратился он к ней.

Пичи взглянула гневно на него.

– Ну что тебе надо, дружище Руперт-Дуперт? – спросила она.

Он был возмущен таким обращением.

– Это не мне надо, Ваше Высочество. – сказал он обиженно, – это крестьянам надо. У дворцовых ворот стоит группа людей. Некоторые из них говорят, что они болеют, и просят мадам помочь им. Другие пришли с больными животными. Я уверен, что видел ягненка… Да, а одна старуха принесла птицу с переломанным крылом, – сообщил он.

Пичи остановилась и резко повернула вниз.

– Попроси Кэтти и Нидию, – сказала она Тиб-локу, – чтобы они захватили мою сумку с травами и мази. Скажи им поторопиться. А я буду ждать их в башне. Они найдут меня. А если ты не сделаешь, Тиблок, то, что я прошу, – то я шкуру с тебя спущу и повешу на самое видное место.

– Что вы, мадам! Я все выполню! Я мигом! – пролепетал Тиблок.

Пичи сурово взглянула на Тиблока. Тот отвел глаза, а Пичи подняла высоко свои юбки и спустилась вниз по лестнице. Она направилась к парадному входу.

А Тиблок тешился мыслями о том, как он расскажет королю о том, что Пичи приведет в замок этих вонючих крестьян и животных. О, с каким наслаждением король узнает об этом!

Орабелла, с раненой птицей в руках, сидела и дожидалась своей очереди. Бубба находился рядом.

Она хотела оставить его за воротами, но он начал швьфять в них камнями. Поэтому у нее не было выбора и она взяла Буббу с собой. Орабелла осмотрела комнату, где Пичи вела прием. Чуть раньше здесь было полным-полно народу. Одного за другим Пичи осматривала, оказывала помощь, давала лекарства и людям, и животным. Теперь она была занята осмотром ягненка, которого принесла какая-то старуха. Орабелла восхищалась познаниями Пичи в травах. Но она была уверена, что Пичи не сможет помочь себе, если Орабелла применит свои познания в травах. Пичи не сможет помочь себе, так как яд, который она приготовила, будет действовать мгновенно.

Пичи оказала помощь ягненку, и старая женщина с ягненком ушла. Бубба и Орабелла остались в комнате одни с принцессой. Орабелла вытащила крошечную птичку.

– Ох ты, маленькая бедненькая птичка, – сказала Пичи и взяла раненую птицу из рук женщины. – Ей нужен лубок под крыло, но у меня под рукой нет ничего деревянного, но я думаю, что я что-нибудь сейчас придумаю.

Не раздумывая, она вынула из головы четыре длинные шпильки, которыми Виридис закрепила прическу на ее голове. Тотчас же густые локоны рассыпались у нее по плечам. – Мы сейчас обвяжем эти заколки тряпками, и «лубок» будет готов, – объявила она.

Орабелла обратила внимание на то, что шпильки были золотыми, с маленькими бриллиантами. В душе, Орабеллу вполне устраивало происходящее. «Пусть она помогает этой глупой птице, – думала Орабелла, – а шпильки понадобятся мне, чтобы оплатить дорогу назад, в Северную Каролину».

у Пичи ушло совсем немного времени, чтобы зафиксировать переломанное крыло птицы. Когда все было сделано, Пичи поднесла птичку к себе, поцеловала ее в крошечную головку и передала женщине. Бубба не вытерпел от счастья и тоже расцеловал птичку.

Пичи всплеснула руками, когда разглядела разбитое лицо Буббы.

– О, Боже! – сказала она. – Ты выглядишь еще похуже твоей птицы! Что с тобой случилось?

– Парень немой, – сказала Орабелла, стараясь не выдавать своего волнения. Она взглянула на Буббу так, чтобы тот понял, что нужно делать. Орабелла продолжала:

– Он упал с сеновала несколько дней назад, но с ним все в порядке, – заверила Пичи Орабелла.

– Да как же все в порядке? – возмутилась Пичи и поднесла руку к лицу Буббы, покрытому синяками. Но прежде чем она успела дотронуться до него, Бубба отскочил от нее в сторону.

– Подойди сюда! – сказала она ему. – Я тебе не сделаю больно, обещаю. Я не смогу зафиксировать твой нос, но я дам тебе примочку.

Пичи вытерла свой лоб рукавом платья и начала готовить лекарство.

Пока Пичи была занята приготовлением примочки, Орабелла вытащила бутыль с сидром.

– Может быть. Ваше Высочество желает выпить? У меня с собой есть немного холодного сидра. Пожалуйста, выпейте его в знак моей благодарности.

Увидев питье, Пичи облизнула свои сухие губы.

– Премного благодарна, – сказала она, взяла бутыль и поставила ее на пол.

– Я выпью сидр через несколько минут, когда закончу приготовление лекарства.

Она закончила делать примочку и улыбнулась глядя на большущего парня.

– Подойди, дорогой! Не бойся! Я не причиню тебе боли. Я только помажу этой мазью, – сказала она нежным голосом.

Бубба взглянул на нее: никогда в жизни он еще не видел таких женщин. А когда ее руки прикоснулись с мазью к его лицу, то он в тот момент стал самым счастливым человеком на свете. Ее руки были мягки и нежны.

– Ну, что? Теперь получше? – спросила она, нанеся мазь на ушибленные места.

Бубба заулыбался и дотронулся рукой до ее роскошных волос.

– Ты… ты прекрасна, – прошептал он, забывая, что он должен притворяться немым.

– Иногда он может шептать, – пояснила Орабелла. – А теперь Вы, Ваше Высочество, выпьете сидр?

Пичи закончила осмотр парня и пришла к выводу, что он был глуповатым, хотя вызывал симпатию.

– Ваше Высочество… сидр… – настаивала Ора-белла.

Убрав пряди с лица, Пичи подняла бутыль с пола и поднесла ее к губам.

Наблюдая за ней, Бубба от волнения сжал своими пальцами птичку. Птичка запищала и, захлопав здоровым крылом, вырвалась из его рук. Бубба бросился ее ловить, наступил на сумку с травами, что лежала на полу, и стал падать. В падении он толкнул Пичи, и они оба шлепнулись так, что Пичи упала на Буббу сверху. Бутыль выпала у нее из рук, и содержимое бутыли пролилось на деревянный пол.

У Орабеллы все слова застряли в горле. Она словно онемела. Она стояла и смотрела на Буббу,

Пичи, на содержимое бутыли. Гнев охватил всю ее.

– С тобой все в порядке? – спросила Пичи Буббу.

Она попыталась встать, но ей это сразу не удалось яз-за ее «вычурной», как считала она, одежды. Бубба поднялся первым и подал ей руку, стараясь помочь ей встать на ноги. Потом он показал Пичи свою маленькую птичку.

Пичи усмехнулась.

– Ты не повредил свою малютку, когда упал на пол? Ты настоящий мужчина, ты знаешь это?

Бубба весь сиял от радости. Он хотел дотронуться до ее щеки, но Орабелла сказала леденящим голосом:

– Теперь пойдем!

Бубба все понял сразу. Он понял, что тетушка вновь изобьет его, когда они покинут дворец. Он знал все наперед, а потому пошел вслед за ней с поникшей головой, тяжело ступая по ступенькам. На прощанье Орабелла поблагодарила Пичи.

Когда дверь за последними посетителями закрылась, Пичи подумала о том, что эта женщина как-то странно говорила, с акцентом, которого Пичи на острове не слышала. Она решила, что эта женщина, наверное, уроженка какой-то другой страны.

Пожав плечами, Пичи взяла метлу, закрутила канат, что свисал с потолка, и подошла к тому месту, где разбилась бутыль. Она собрала осколки стекла в кучу у стены и решила выбросить этот мусор попозже. Поставив метлу у стены, она прошла в дальний угол комнаты, где обнаружила большой дорожный сундук. Она вспомнила, что видела его раньше, но тогда у нее не было времени заглянуть вовнутрь. Надеясь, что сундук не закрыт, она нажала на задвижку, и сундук легко раскрылся. Когда она потянула на себя его крышку, то столб пыли плеснул ей в лицо. Внутри сундука она увидела много серебряных ложек. Пичи попыталась взять одну, но удивилась, что ложки были связаны одна с другой и прикреплены внизу сундука таким образом, что сформировали букву «X». Пичи ломала голову и никак не могла понять, для чего предназначались эти ложки.

– Пичи, – вдруг кто-то окликнул ее. Пичи подняла голову и увидела в дверном проеме Кэтти.

– Что, старая летучая мышь ищет меня? – спросила она, имея в виду тетушку Виридис.

– Она вышла из себя. И не только из-за того, что ты убежала от нее с утра, а еще из-за того, что ты пригласила крестьян во дворец.

– Это что, Тиблок проболтался? – спросила она у Кэтти.

– Нет, – ответила служанка. – Она сама разговаривала с некоторыми из них, когда они покидали дворец. Они сказали ей, что ты лечила их в своей больнице в башне. Но так как во дворце много башен, то эту она еще не отыскала.

– А что Сенека? – спросила Пичи.

Кэтти стояла и теребила пальцами свой передник.

– Он отсутствовал все утро. Он уехал на своем скакуне. Нидия и я видели его, когда он выезжал.

– А, вот вы где!!! – раздался душераздирающий окрик Виридис.

Перепуганная Кэтти стремглав выбежала из комнаты.

– Я ищу тебя сегодня везде! Посмотри на себя! Почему ты вся грязная? Пичи, что это за поведение? Тем людям и их животным нет и не должно быть места в замке! Ты и они – это несовместимые вещи. Ты не можешь общаться с людьми низших сословий.

Пичи язвительно ухмыльнулась. – Ты послушай меня, тетушка… как тебя… – сказала Пичи.

– Нет, ты послушай меня, – перебила ее Виридис. – У тебя есть какие-либо чувства к своему мужу?

– Что? – переспросила Пичи.

– Волнуешься ты о нем или нет? – вновь задала вопрос Виридис.

Пичи хлопнула крышкой сундука.

– То, что есть между мною и Сенекой, не должно тебя беспокоить, – дерзко ответила Пичи.

– Нет, дорогая! Меня это беспокоит, да еще как! Я здесь по приглашению Сенеки. И он хочет, чтобы ты стала настоящей леди.

– Вот я и делаю то, что он мне говорит, – сказала Пичи.

– Но ты неправильно понимаешь его желания, Пичи. Ты обещала ему, но делаешь все по-своему, не так, как этого хочет он. Вот почему он попросил меня сделать из тебя достойную леди. Я думаю, что если бы ты делала все так, как ему нравится, ты сделала бы его самым счастливым человеком на земле. Я никогда не была замужем, но я полагаю, что обязанность жены по отношению к мужу – сделать так, чтобы он любил ее. Или привязанность Сенеки ничего не значит для тебя? – спросила Виридис.

– Конечно же, черт возьми, значит! Разве жена не хочет, чтобы ее любил муж?

Виридис нахмурила свои серебристые брови.

– И если ты сильно жаждешь его любви, то я полагаю, что ты сможешь завоевать ее. Я здесь для того, чтобы помочь тебе это сделать. А если ты будешь только сражаться со мной, ты, возможно вызовешь негодование у Сенеки.

– Ты… – вдруг запнулась Пичи. Ее глаза расширились, а затем сузились. В памяти у нее всплыло только одно слово: «обязанность». Была ли это одна-единственная дорожка к сердцу Сенеки? Если она будет делать только то, что ей нравится, то как отнесется к этому Сенека? Будет ли он любить ее? Оценит ли он ее любовь? Боже! Неужели она выполняет свои обязанности не так, как надо.

Появившаяся на лице Пичи задумчивость вселила надежды. Виридис продолжила:

– Он дал тебе все, о чем могут только все женщины мечтать: дворец, прекрасную одежду, драгоценности. Он заботится о твоем здоровье. И он дал тебе титул принцессы. Я не знаю, что тебе еще можно пожелать? А взамен он желает только одного, чтобы ты стала леди, достойной его.