Текст книги "Полуночное солнце"

Глава тридцать третья

Конечно, Джонни понимал, что придется подождать. Синоптик сказал, снег, когда соберется, начнется с самого севера, а к ним придет, может, спустя недели. В любом случае, это означало только то, что синоптик не знает наверняка, когда именно начнется снег, и уж точно никому не повредит, если он, Джонни, будет время от времени посматривать на небо, чтобы узнать, не сгущаются ли тучи. Уже скоро он глядел на небо еще и для того, чтобы позлить Маргарет, заметив, как та от этого закатывает глаза и делает страдальческое лицо. На самом деле, она была взволнована не меньше его, просто старалась казаться взрослой. Однако если ты взрослый, это не означает, что нужно постоянно изображать скуку, потому что Джонни прекрасно видел, с каким нетерпением ждет снегопада их отец.

По временам папа как будто отгораживался от всех, особенно когда работал над книгой, хотя мама Джонни никогда так не делала, когда рисовала. И в такие моменты Джонни всегда чувствовал, что его отец копит какие-то тайны, готовясь показать их семье и всему миру, и вот теперь он с легкостью определил, что у отца зреет новая тайна. Утром он проснулся и увидел, что папа стоит в дверях его спальни и глядит на него.

Он смотрел на Джонни так, словно приготовил какой-то сюрприз, только забыл, какой именно. Когда Маргарет вышла из своей комнаты, чтобы поздороваться, отец наскоро обнял ее и поплелся вниз с таким видом, будто не вполне понимая, куда идет. Они услышали, как он включает телевизор, и поспешили за ним, успев как раз к прогнозу погоды. Джонни не сомневался, что отец уже знал о снегопаде – то была часть его тайны, которую он подготовил для них.

А мама знает? В этом Джонни сомневался: когда она сошла вниз, то явно удивилась, почему это отец выглядит таким довольным собой.

– Мама, – сообщил он, – на Рождество везде пойдет снег!

– Кое-кто будет счастлив. И когда, Бен? Сильный снегопад?

– Сильный как никогда.

Джонни не показалось, что в прогнозе погоды говорилось о чем-то исключительном, однако папа частенько выбирал слова, от которых явления становились масштабнее.

– Только не в ближайшие дни, – сказала мама так, словно загадывала желание. – Я вполне обойдусь без субботней поездки в Лидс, когда на носу Рождество.

– Тебе и не придется.

Они имели в виду секрет, о котором детям не полагалось знать, – в Лидсе предстояло закупать рождественские подарки.

– Что ж, начинаем копить силы на зиму, – сказала мама, направляясь в кухню. – Если хочешь поболтать, идем со мной.

За оживленными голосами детских программ, которые они выбрали вместе с Маргарет, Джонни услышал, как его мать говорит:

– Тебе было так же одиноко, как и мне? Мне казалось, не хватает частицы меня.

Джонни смущенно поежился и постарался не слушать, пока мать не спросила:

– Куда ты ходил вчера ночью, после того как приехал? Неужели не мог подождать?

– Я не против подождать, когда знаю, что дело стоит ожидания.

Когда ароматы готового завтрака заманили Джонни в кухню, оказалось, что родители держатся за руки. Они и за завтраком время от времени касались друг друга, словно проверяя, здесь ли каждый из них. Вместо того чтобы хихикать, Джонни поглядывал на небо над нахохлившимся лесом.

– Мне кажется, еще рано высматривать снег, – сказала в конце концов мама, – не среди ясного же неба.

Джонни не знал, как именно описать небо над лесом.

– Оно не ясное, – сказал он.

– Как и твоя голова, – сообщила ему Маргарет.

– Не надо спорить, лишь бы спорить, – сказала им мама, – а не то никаких посиделок допоздна.

– Только с утра пораньше, – вставил папа.

– А ты мог бы и помочь.

– Я возьму их проветриться, идет? – предложил он и спросил детей: – Куда отправимся?

– В Лидс.

– В Ричмонд, – сказала Маргарет, – посмотрим, какая у меня будет школа в следующем году.

– Может быть, вашему отцу не стоит садиться за руль, ведь он вчера так поздно вернулся?

Его явно только что встревожило что-то, и Джонни недоумевал, неужели упоминание следующего года.

– Как насчет пешей прогулки куда-нибудь? – спросил папа.

– В лес! – прокричал Джонни.

– Маргарет?

– Если хотите.

– Что скажешь, Эллен? Ты ведь хотела посмотреть, как сейчас в лесу.

– Хотела, но только не сегодня. Слишком много работы. Кстати, о работе, я набросала несколько мыслей по поводу нашей книги. Там на столе.

– Ты что, не нашла бумагу? – Он тут же вскочил с места, как будто ему было невыносимо оставаться в одной комнате с этой дурацкой шуткой. – Посмотрим, что там.

Мама забрала тарелку Джонни, отдав ему бекон, к которому отец так и не прикоснулся. Как только за ним захлопнулась дверь кабинета, мама сказала:

– Вы сегодня будьте помягче с отцом, дети. Мне кажется, он сильно вымотался за вчерашний день.

Когда они помогли убрать со стола после завтрака, а отец так и не вышел из кабинета, Джонни подумал, не заснул ли тот за столом. Нет, наверное, он просто читал мамины заметки, потому что спустя несколько минут, в которые Джонни изнывал от нетерпения, он спустился по лестнице, и так тихо, что никто не заметил, пока он не вошел в комнату.

– Ты гораздо лучше меня проникла в суть книги, – сказал он. – Я не смог вдохнуть в нее жизнь, а ты можешь.

Мама снова взяла его за руку и сделалась так трогательно похожа на маленькую девочку, что Джонни пришлось скорчить Маргарет рожу, на что она укоризненно нахмурилась.

– Но ты ведь еще не закончил ее, – сказала мама.

– Я закончил еще перед отъездом. Теперь твоя очередь. Если хочешь, оставь на обложке мою фамилию.

– Конечно, хочу. Но, Бен, автор ведь ты.

– А вы, дети, что скажете? Стоит вашей маме рассказать свою сказку, раз она может?

– Да! – хором закричали они.

– Не позволяй своему воображению снова заснуть, – сказал он ей и посмотрел долгим взглядом, пока она не кивнула. – Так, дети, одевайтесь как следует, и мы идем гулять.

– Но сначала умываться, – велела мама.

– Не торопись, – крикнул отец вслед Джонни, который рысью кинулся наверх. – У нас времени сколько угодно.

Джонни старался сохранять терпение, пока сестра целую вечность расчесывала волосы. Он застегнул «молнию» на своем пухлом анораке и вылетел из дома. Небо над вересковыми пустошами было безнадежно ясным, а ярко подсвеченная дымка над лесом, похоже, была какой-то разновидностью тумана, скорее всего, появившегося из-за того снега, который еще оставался на деревьях. Джонни, сощурившись, глядел на эту дымку, топая впереди отца и Маргарет. Она могла бы скрыть что-нибудь очень большое, даже целый лес, думал он, представляя себе гигантскую стаю птиц или рой насекомых, миллионы особей, которые держатся друг от друга на небольшом расстоянии, чтобы парить. Потом он мысленно увидел, как они вырываются из тумана, словно снежный вихрь, только не успел вообразить, как именно они выглядят – но точно не птицы и не насекомые. Джонни споткнулся на грунтовке и ухватился за обледенелую голову снеговика с себя ростом, который и вырвал его из сна наяву.

Должно быть, именно так он и ходил во сне, подумал он, потому и не смог потом вспомнить, что ходил. Мама улыбалась им из кухонного окна, Маргарет пригнулась на случай, если он запустит снежком, – никто из них, похоже, не заметил ничего необычного над деревьями. Отец обогнал его и, размашисто шагая, миновал огороды, направляясь к лесу, над которым была только туманная дымка. Джонни старался на нее не глядеть, пока шел по хрусткой траве к деревьям.

Туманная дымка окутала лес сумерками, в которых стволы деревьев, напоминавшие слоистые кости, как будто светились. Как только Джонни ступил на дорожку, он увидел пар собственного дыхания. Он побежал вперед, высматривая деревья, с которых можно было бы стрясти снег, и постарался обогнать своих, чтобы скрыться из виду и устроить им засаду. Только вот деревья не поддавались: он наваливался на стволы всей тяжестью тела, но стряхнуть удалось всего пару снежинок. В какой-то момент ему показалось, что отец с Маргарет прокрались ему за спину, но потом он увидел, как они приближаются по дорожке: глаза отца сияют в сумеречном свете, а Маргарет растирает руки в перчатках. Она, похоже, замерзла и сейчас предложит вернуться домой, поэтому Джонни закричал:

– Давайте играть в прятки! Папа водит!

Отец отошел к ближайшему синему столбику, отмечавшему маршрут, и весело поглядел на них, прежде чем закрыть глаза.

– Я вас найду, обещаю, – провозгласил он голосом, похожим на свист ветра между деревьями. – Прячьтесь!

Когда Джонни увидел, что сестра осталась недалеко от верстового столба, он на цыпочках помчался в лес. К тому моменту, когда отец досчитал до тридцати, Джонни достаточно далеко убежал от дорожки и уже не видел своих за стволами деревьев. Он метнулся за два дерева, росших очень близко друг к другу, и присел на корточки, глядя в просвет между ними. Он услышал, как отец прокричал: «Пятьдесят!» – и объявил, что идет искать, но его крик прозвучал еле слышно, придавленный лесным молчанием. Джонни еще ближе припал к земле, дожидаясь, пока отец увидит его. Он все еще наблюдал, прислушиваясь к любым движениям в тишине, которую как будто пригвоздили к земле все эти деревья, когда почувствовал, что либо отец, либо Маргарет обошли его со спины.

Нет, не они. Их дыхание у него на шее не было бы таким холодным, и даже если бы они стояли у него за спиной оба, их присутствие не показалось бы таким огромным. Он развернулся на месте, разметав опавшую хвою. Никого не было, только деревья, словно прутья чудовищно громадной клетки, но на миг показалось, то, что он ощутил за спиной, чем бы оно ни было, только что спряталось за всеми деревьями сразу. Должно быть, померещилось из-за сумерек, а дыхание на шее – просто случайный порыв ветра. Все равно он обрадовался, когда услышал голос отца:

– Я тебя вижу, Гретель!

Маргарет разочарованно пискнула, а Джонни теперь мог вернуться обратно к столбу, не опасаясь, что придется водить.

Когда Маргарет начала считать, он убежал с дорожки. Она чуть ли не кричала, но ее голос тут же становился едва слышным, даже тише, чем до того звучал голос отца. Джонни свернул в сторону, потому что отец тоже направился в недра леса, и спрятался посреди хоровода из пяти тесно растущих деревьев. Он видел, как отец скрылся из виду среди деревьев слева от него, и услышал, что Маргарет пока еще считает, значит, он явно ошибается, когда ему кажется, что он в этом уединенном месте не один. Джонни огляделся по сторонам, поднял голову. Ну, конечно, сгусток тумана висел над ним на уровне деревьев. Бледная дымка над ветвями, отяжелевшими от снега, показалась ему похожей на фрагмент лица – лица настолько громадного, что по такому крошечному кусочку было невозможно оценить его черты. Подумав о лице, которое шире леса и нависает прямо над ним, он рванул обратно к верстовому столбу, как только услышал, что Маргарет перестала считать.

– Туки-туки, Джонни! – выкрикнула она почти сразу, постучав по столбу, впрочем, без особенной радости. Когда он зашаркал ногами по дорожке, взрывая слежавшуюся хвою, она сказала: – Я больше не хочу играть.

Теперь, когда она призналась в этом, ему не придется признаваться самому. Когда он пожал плечами, хотя и не так непринужденно, как собирался, она прокричала:

– Папа, мы больше не играем!

Наверное, папа решил, что она хитрит, выманивая его, потому что не издал в ответ ни звука. Интересно, он подкрадывается к ним или же неподвижно замер в лесу?

– Мы больше не играем! – прокричали они более-менее хором, но тишина словно обрубила их голоса, как только они достигли ближайших деревьев

– Он хочет нас попугать, – жалобно произнесла Маргарет.

Джонни не понял, это он задрожал или это лес. На мгновение показалось, что деревья каким-то образом сплотились, а потом что-то начало медленно приближаться к ним с Маргарет из-за стволов. Он ничего не различал дальше ближайшего ряда сосен, окутанный паром от собственного дыхания. Когда справа между самыми дальними деревьями, напоминавшими больше сплошную чешуйчатую стену, возникла какая-то фигура, он усомнился, хочет ли знать, кто там.

Джонни шумно втянул в себя воздух, как будто ледышку в рот положил, и увидел, что это отец. Наверное, из-за мороза тот выглядел каким-то иным – из-за морозной дымки в воздухе, – но когда он решительно направился к детям, его лицо показалось таким пустым и бледным, что Джонни испугался за него. Затем отец заметил, что Маргарет вся дрожит, и на его лице отразилось беспокойство.

– Ты что, продрогла? – спросил он. – Тогда пойдемте быстрее.

– Разве мы не возвращаемся домой? – спросила Маргарет.

– Нет, ну мы ведь никуда толком не ушли. До темноты еще несколько часов.

Он развернулся на дорожке и зашагал так быстро, что детям пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Джонни решал, он хочет таким способом согреть Маргарет или же торопится куда-то? Лицо отца было совершенно лишено всякого выражения, но при этом сосредоточенно, и Джонни подумал, интересно, можно ли быть лунатиком, когда не спишь.

Они почти подошли к той точке, где маршрут начинал выводить из леса. Папа сошел с дорожки, не сбавляя шага, и направился дальше в лес, в лабиринт сосен, которые напоминали Джонни великанов или насекомых: многочисленные ноги с ледяными клешнями,

тощие чешуйчатые тела, белые головы. Они замерли неподвижно, словно вот-вот набросятся всем лесом. Джонни пошел бы вслед за отцом, если бы Маргарет не остановилась на дорожке, возмутившись:

– Папа, ты нас там потеряешь.

– Не нужно бояться. – Он крутанулся на месте и поманил их рукой, а его ноги при этом как-то странно приплясывали, как будто он был не в силах удержаться. – Это последнее место на земле, где я мог бы вас потерять. Совсем наоборот.

– Мама бы не позволила нам гулять там, где нет никаких дорожек.

– Там есть дорожки, поверь мне. Сама увидишь. – Однако упоминание мамы задело его. Сначала он рассердился, но затем окинул взглядом выстроившийся рядами безмолвный лес, и его лицо просветлело. – Она должна быть здесь, – пробормотал он вполголоса. – Мы должны быть все вместе.

Он вышел обратно на дорожку так резко, как будто оттолкнулся от чего-то. Вид у него был озадаченный, на лице снова проступало то самое пустое выражение.

– Пойдем обратно за вашей мамой.

– Она сейчас занята, – напомнила ему Маргарет.

Его глаза опасно заблестели, но затем он улыбнулся, так смутно, как будто сам не понимал причины.

– Отлично, – произнес он. – Если мы подождем, сможем увидеть больше.

Пока он вел их по маршруту в сторону вересковых пустошей, он то и дело оборачивался, поглядывая на сосны, хотя, судя по его виду, уже не помнил, что именно

высматривает. Джонни не хотелось разговаривать, пока они не прошли почти весь маршрут.

– А чего мы увидим больше, если подождем? – спросил он в итоге. – Больше снега?

Его отец заулыбался так, словно Джонни разрешил сложную задачу.

– Снег, какого вы никогда не видели раньше, – пообещал он. – Зима до самого конца.

Глава тридцать четвертая

Снега не было почти неделю, да и потом он пошел только по телевизору. Джонни увидел в детских новостях и позвал всех, чтобы они пришли и сами посмотрели. Снежные бури бушевали на севере Шотландии. Еле-еле ползущие вереницы автомобилей успевали побелеть еще сильнее за те секунды, пока их показывали на экране, а желтый свет их фар – потускнеть. Люди, замотанные в шарфы, нагибали головы навстречу белоснежному ветру, чтобы устоять на ногах. Стадо овец в буране было бы совершенно неразличимо, если бы не глаза. Когда телеэкран заполнило изображение соснового леса – Маргарет на какой-то фантастический момент показалось, это Лес Стерлингов, – все краски поглотил белый цвет.

– Приближается! – завопил Джонни.

– Мама, у нас ведь не будет так ужасно, как там?

– А что тут ужасного? – тут же заныл Джонни, словно ее высказывание могло сдержать стихию, – все-таки он совсем еще ребенок. – Отлично все. Я-то думал, ты любишь снег.

– Но не столько же.

– Давайте подождем и послушаем, что скажет прогноз, – предложила мама.

Но до прогноза оставался еще целый час. Маргарет пошла к себе в комнату. На верхнем этаже было темно, должно быть, отец выключил свет в кабинете, чтобы лучше вообразить себе новую сказку. Она оставила дверь своей комнаты приоткрытой, чтобы остальной дом составил ей компанию, и сняла с книжного стеллажа в углу, рядом с битком набитым гардеробом, том братьев Гримм.

Присев на край кровати, она раскрыла книгу, держа на коленях. Когда она была в возрасте Джонни, то читала ее так часто, что теперь ее можно было держать только так, иначе страницы вылезали из корешка вместе с марлей, на которую были приклеены. Книга раскрылась на сказке о Гензеле и Гретель, и она вспомнила, каким именем ее в шутку назвал отец, когда они играли в лесу. Наверное, она стала уже слишком взрослой для этой истории: сжигать в печи старуху показалось ей бессмысленной жестокостью. Она попыталась полистать книгу Ганса Андерсена, но там все оказалось еще мрачнее – от одной мысли о Снежной королеве ее затрясло. Она оставила обе книги в комнате Джонни и надела наушники, чтобы послушать записи «Кучи коров», любимой лидской рок-группы Рамоны, пока мама не крикнула снизу:

– Ужин через пять минут.

Маргарет спустилась как раз вовремя, чтобы увидеть подробный прогноз погоды, и отец тоже. Синоптик, человек, похожий на сову, который, судя по выражению его лица, подсмеивался над самим собой, стоял спиной к карте Европы, через которую ползли белые завитки. Карта сменилась картой Британии, и Маргрет показалось, как будто белая клешня смыкается на острове. Снежные бури ожидались на юге Англии к концу недели.

– Ну, и почему не здесь? – заныл Джонни.

– Мама, а если у нас такое растянется на недели? Как же мы будем жить?

Отец одарил Маргарет ослепительной улыбкой.

– Ты изумишься.

– Я завтра поеду в Лидс и закуплю провизии. У нас в морозилке полно места.

– Насмотрелись уже на картинки со снегом? – спросил папа, выключая телевизор. – Они никак не ускорят его появление.

Джонни подумал, что все-таки могут, Маргарет поняла это по выражению его лица – его было просто читать, когда он думал, что на него никто не смотрит. Когда все заняли свои места за обеденным столом, Маргарет сказала:

– Я оставила у тебя в комнате мои старые книги со сказками. Теперь они твои.

Джонни сказал спасибо и сразу же повеселел.

– Старые сказки не умирают, – вставил папа.

После ужина Джонни то и дело раскрывал шторы, чтобы узнать, не пошел ли снег, так что даже мать в итоге потеряла терпение. Из-за него кажется, будто дом в осаде, подумала Маргарет, – ночь снаружи сделалась почти осязаемой и готовой разродиться снегопадом. Ей вспомнилась последняя суббота в лесу, когда она остро ощутила всю тяжесть снега на ветвях и испугалась, что они не выдержат, и она с Джонни и отцом окажется погребенной в сугробе. Должно быть, это часть взросления – любить снег не так сильно, как когда-то.

Столько всего незнакомого вокруг. Хорошо, хотя бы Рамона уже прошла через это: приступы одиночества, когда ты совершенно их не ждешь; беспричинное желание расплакаться; и младший брат выводит из себя все сильнее и сильнее. Мысль о том, что пока Маргарет растет, ее чувства тоже вынуждены расти вместе с нею, пугала. Она могла поговорить с мамой о том, какие перемены скоро произойдут с ее телом, но ей вовсе не хотелось упоминать чувства, потому что они, как ей казалось, каким-то образом предавали семью. А теперь появилось и кое-что еще, в чем невозможно признаться: она боится, что снегопад застигнет маму на пути из Лидса.

Вечером Маргарет лежала в кровати, чувствуя себя совсем беспомощной и маленькой. Он еще глупее Джонни – ведь она же слышала, что сказал синоптик. Проснувшись утром, она чувствовала себя так, словно не спала вовсе. Спотыкаясь и путаясь в одеяле, она подошла к окну. Вересковые пустоши до самого горизонта были белыми, словно там лежал снег, но только эта белизна оказалась туманом, похожим на гигантский неспешный выдох. Она наскоро умылась и побежала вниз смотреть прогноз погоды. Снег накрыл южную оконечность Англии и медленно-медленно полз в северном направлении к Шотландии. На карте показали холодные солнышки, они усеивали всю остальную часть страны, выставив лучи, словно крылья. Они напомнили Маргарет ангелов, новые огоньки в небесах, рождественские, хотя к тому времени они уже угаснут. Главное, прогноз сказал ей, что матери ничего не угрожает.

Вот только прогнозы иногда врут, размышляла она по пути в школу. Она не знала, что сказать. Джонни добежал до школьных ворот и обернулся, дожидаясь остальных, а Маргарет вдруг выпалила:

– Ты за нами зайдешь?

Мать поглядела с недоумением.

– А что, ты хочешь, чтобы вас забирала я?

– Нет, не вместо папы. Вы можете прийти оба?

– Мы попробуем. Если я успею вернуться. Милая, я же не на край земли отправляюсь, всего-навсего в Лидс. Может быть, уговорю вашего отца помочь мне носить покупки. В таком случае я все сделаю быстрее. – Мама поцеловала ее и Джонни, а потом снова Маргарет. – Не переживай, это последняя поездка в этом году.

Когда Джонни с Маргарет вошли на школьный двор, Джонни спросил:

– Почему мама сказала тебе не переживать?

– Просто если в Лидсе будет полно народу, она не успеет вернуться, чтобы зайти за нами, – пояснила Маргарет, чувствуя, что он сейчас украл у нее уверенность, которую она обрела, поделившись своими страхами с матерью, чувствуя, как ее пригибает к земле груз ответственности старшей сестры. Джонни побежал играть с друзьями, а Маргарет смотрела, как фигурка матери становится все меньше и меньше, спускаясь с холма, пока небо над головой все сильнее бледнеет, промерзая.

До того Маргарет с нетерпением ждала, пока начнутся репетиции рождественской пьесы, но теперь это не приносило столько радости, сколько обычно. Они с Сарой и Рейчел играли посетителей таверны – на роль Марии была назначена любимица учительницы, Элли, несмотря на протестующие стоны остальных девочек, – а дети из класса Джонни изображали животных, приходивших в финале к яслям. Обычно Маргарет с удовольствием вспоминала свои реплики из сцены, где она притворялась, будто ей не по вкусу вино, поданное Сарой, – на самом деле, черносмородиновый сок, а теперь ей даже не нравилось наблюдать за Джонни и его одноклассниками, с воплями несущимися в школьный вестибюль. Когда миссис Хоггарт поинтересовалась, что случилось, она смогла лишь промямлить: «Ничего, мисс», чтобы не наябедничать на Джонни.

На большой перемене она поиграла с Сарой и Рейчел, чтобы отвлечься от мыслей, но все равно ей казалось, будто гул школьного двора недостаточно громок, словно за ним каким-то образом скрывается тишина. Наконец прозвенил звонок, и ее класс вернулся в зал, чтобы продолжить репетицию. Маргарет не пела соло ни в одном из рождественских гимнов и была уверена, что ее голос теряется в хоре, пока миссис Хоггарт не обратилась прямо к ней:

– Соберись уже и пой, Маргарет, – сказала учительница. – Мы же хотим, чтобы родители тобой гордились, правда?

И Маргарет вдруг пронзила ужасная мысль: если она не поет со всей душой, значит, ведет себя так, словно не надеется увидеть их снова. Остаток репетиции она пела так, словно только рождественские гимны и могли задержать снегопад.

– Вот так гораздо лучше. Чувствуется, что тебе есть о чем петь, – похвалила миссис Хоггарт.

Раздалась пронзительная трель последнего за день звонка, и Маргарет понеслась в класс впереди всех одноклассников. Она схватила коробку для ланча и пальто и принялась пробивать себе дорогу на улицу сквозь толпу детей из других классов. Она еще не успела увидеть школьные ворота, но хотя бы небо за окнами было ясное.

– Пр’шу пр’щения, – повторяла она, пока наконец не выскочила из здания школы под тень леса. И тут сердце у нее екнуло. Все родители стояли, выстроившись вдоль длинных перил, в ожидании своих детей, но среди них не было ни мамы, ни папы.

Хотя бы один из них должен быть здесь, если только ничего не случилось. Она пожалела, что не может снова стать такой же маленькой и беспечной, как Джонни, или же наоборот, стать гораздо старше: ужасно несправедливо, что ей придется готовить его к самому худшему в ее-то возрасте. Ей показалось, ясное небо над головой вдруг почернело. Дети, которых она едва замечала, протискивались мимо нее к воротам, а потом она услышала, как во двор выбежал Джонни.

– Вон моя сестра, – сказал он мальчишкам. – Мне пора.

На мгновение Маргарет показалось, она сейчас расплачется, однако ей удалось сделать строгое лицо, разворачиваясь к брату. Она старалась придумать, что же ему сказать, когда он попросту прошел мимо.

Ее охватил гнев, такой жгучий, что она сама испугалась. Она развернулась на месте, пытаясь сдержаться и хотя бы не схватить его, потому что она только сделает ему больно и все окончательно испортится, если такое вообще возможно, но затем она поняла, почему он так уверенно протопал к воротам. По Черч-роуд поднимался к школе отец.

От облегчения закружилась голова, но все же его появление не принесло той надежной уверенности, на какую она надеялась. Почему с ним нет мамы? Маргарет закрыла глаза, сглотнула комок в горле и бочком протиснулась между двумя детскими колясками к воротам, побежала вслед за Джонни вниз, навстречу отцу, который рассеянно им улыбнулся.

– Где мама? – спросила она как можно небрежнее.

– Она загружает морозилку. Мы только что приехали.

Этот ответ должен был избавить Маргарет от ее страхов, но вдруг тут кроется нечто большее, чем она подозревает, или же это тень леса нагоняет на нее дрожь? Она ухватилась за бугристую каменную стенку чьего-то садика и стояла, пока Джонни с отцом не обернулись посмотреть, почему она не идет.

– Пойдем же, если ты так торопишься увидеть маму, – позвал папа.

Она устало потащилась за ними, мимо информационного центра, где Салли Квик успела развесить по стенам мамины картины, вдоль мертвой железной дороги и вверх по неровной грунтовке. Хотя на дом уже легла тень от леса, ни одно из обращенных на эту сторону окон не светилось. Фигуры снеговиков поблескивали – разве это не значит, что в кухне горит свет? Она пробежала мимо дома, хотя на нее чуть ли не набросился лесной холод, но нажимать на кнопку звонка и дожидаться было бы слишком долго. Мама была в кухне, она помахала Маргарет из окна.

Маргарет захотелось кого-нибудь обнять. Она пронеслась по садовой дорожке и обняла Джонни, который завозмущался: «Отстань!», а потом отца, который поглядел озадаченно. Как только он отпер входную дверь, она бросилась в кухню и крепко обняла мать.

– Я тоже тебя люблю, – сказала мама, отвечая на ее объятие.

Маргарет так и подмывало разреветься, но уже не было нужды, слезы больше не имели значения – семья вместе и в безопасности. Она больше не будет обращать внимания на свои фантазии и на любые переживания по поводу зимы. Она снова стиснула мать в объятиях и не спешила выпускать.

– Мы никогда не забудем это Рождество, правда? – спросила она, как будто давая обещание.