Текст книги "Полуночное солнце"

– Посвяти-ка меня в свою тайну.

– Потом, когда подрастешь, – отшутился он, но поцеловал ее, чтобы не схлопотать подзатыльник. – Когда прочие члены семейства улягутся спать, – прибавил он Эллен на ухо.

Она погнала его в гостиную, как только уложила детей.

– Ну так что?

– Я вот подумал, если бы у нас было побольше комнат, мы бы нашли им применение.

– Продолжай.

– Так вот, если жить здесь и использовать дом моей тети в качестве офиса, у нас будет покой, так необходимый для работы.

– Это глупо и, что еще хуже, затратно.

– Полагаю, так и есть, когда у нас имеется еще один дом, который по размерам превосходит два этих вместе взятых. Мы можем продать наш дом или дом тети, оставив один на тот случай, если захочется вернуться сюда.

– Похоже, ты все уже продумал.

– Будешь меня за это винить?

– Нет, конечно. Я рада, что ты так настроен. Мне было непонятно, как на тебя повлияло возвращение в город детства.

– Дело не только во мне. Сегодня утром дети снова спрашивали, можно ли нам переехать.

– Интересно, они сами-то понимают, какие перемены это повлечет, ведь придется ходить в новую школу и оставить здесь всех друзей.

– Они утверждают, что это неважно. Они, по всей видимости, считают, что это будет приключение.

– Но какую работу ты сможешь найти? Я что-то не заметила там избытка вакансий.

– Я как раз подумал, не воспользоваться ли нам шансом, которого мы так ждали.

– Писать и рисовать полный рабочий день, ты имеешь в виду?

– Ты ведь по-прежнему этого хочешь, правда? Иначе ты бы и слова не стала слушать из того, что я тут наговорил. Прошло уже несколько лет с той годовщины, когда мы поднимали бокалы и пили за день, когда сможем быть теми, кем мы на самом деле являемся.

Она понимала, как много это для него значит – даже больше, чем это значит для нее. Его предложение, похоже, разрешит массу проблем, и потому она интуитивно заподозрила какой-то подвох.

– Дай мне время все обдумать, – попросила она и едва не растрогалась, потому что он сразу же отошел к письменному столу, чтобы поработать над новой книгой. Он напомнил ей ребенка, который находит себе занятие, чтобы не думать о том, чего неудержимо желает. Примерно через час он снова подошел к ней.

– Хочу выйти подышать ночным воздухом.

Он аккуратно закрыл за собой входную дверь, впустив в дом холодный воздух, зашуршавший бумагами на столе. Она слушала, как ветер уносит прочь звук его шагов, и чувствовала, что это ее нерешительность лишает его покоя. Когда он вернулся с блестящими от холода глазами, она сказала ему:

– Сначала я съезжу в Старгрейв, чтобы взглянуть на все еще раз.

Глава семнадцатая

Спустя два дня, когда над Нориджем, словно громадный пожар, пылала заря, Эллен выехала в Старгрейв. Она поймала себя на том, что стоит ей оказаться на свободном от машин участке шоссе, как она принимается сочинять ответ на письмо Сида Пикока.

Дорогой мистер Пикок!

Хотя я оценила Ваше предложение стать напористее, мне кажется, Вы предпочли бы обратное…

Дорогой Сидни!

Отдавая должное Вашему умелому подбору слов, сомневаюсь, что Вы действительно нуждаетесь в моей помощи…

Дорогой Сид!

Благодарю за письмо, в котором Вы ясно дали понять, что не растеряли прежней галантности…

Дорогой Пикок!

Выше нос…

Нельзя рассуждать так, словно все уже решено, повторяла она себе. Она едет в Старгрейв понять, что нужно сделать в доме.

Оставив позади деревни за Лидсом, она старалась не слишком любоваться пейзажами за окном. Когда дорога между кочками блестящей от влаги травы начала забирать вверх, к пегому небу, машина спугнула из вересковых зарослей куропатку. Проследив за полетом птицы, Эллен взглянула на первые хребты, темные массивы бородавчатых камней, над которыми были бессильны и растительность, и погода, и ей показалось, этот ландшафт обнажает перед ней душу. Она проехала полчаса, не встретив ни одной машины, и ужасно обрадовалась, когда впереди показался железнодорожный мост. Чувство одиночества было не лишено приятности, вот только у нее имеется семья, о которой не следует забывать.

– Решили отдохнуть от семьи? – сказала администратор в гостинице «Вокзальная» и проводила Эллен в маленький номер в фасадной части здания. Лифт по-прежнему не работал. – Вот так находишься, и никаких прогулок не надо, – тяжело дыша, проговорила она, отпирая номер Эллен.

Эллен привела себя в порядок с дороги и отправилась в агентство недвижимости, где Генри Тоуви встретил ее своей белозубой улыбкой.

– Все еще нет предложений? – спросила она.

– Одни люди из города сказали, что дадут нам знать. Вы, наверное, заметили, что в основном местные предпочитают недвижимость более компактную. Но я гарантирую, что Элгин придаст дому более привлекательный вид.

В свой первый приезд они с Беном попросили Тоуви порекомендовать им подрядчика, и вот теперь риелтор вел Эллен к нему на площадку. Она располагалась по диагонали от школы, между двумя петлями дороги, вдоль Круглой площади и Черч-роуд. Когда Тоуви открыл калитку в деревянных воротах, какая-то женщина, переходившая Черч-роуд в окружении детей, которые галдели «миссис Венейбл», улыбнулась Эллен, прежде чем войти на школьный двор, где ее буквально поглотила толпа учеников. Ах да, это же она ужинала с мужем в гостиничном ресторане, когда там останавливались Стерлинги.

– Школьная директриса, – пояснил Тоуви, пропуская Эллен в калитку.

Мясистый мужчина в комбинезоне и черной вязаной шапочке захлопнул капот единственного в мощеном дворе фургона и двинулся им навстречу, вытирая руки тряпкой, которую потом затолкал в карман. Глядя на его румяное широкое лицо и чуть пританцовывающую походку, Эллен решила, что он похож на сошедшего на берег моряка.

– Стэн Элгин, – представился он и осторожно пожал Эллен руку двумя пальцами, большим и указательным. – Я позабочусь о ней, Генри. Постелю в фургон тряпку.

И он застелил пассажирское сидение, как ей показалось, кружевной скатертью.

– Я тут подумал, можно показать вам работу, которую мы уже сделали, – сказал он. – Поедем смотреть или сначала к вам, как желаете?

– Давайте сначала к нам.

– Ваша воля.

Он выехал через нижние ворота на Круглую площадь, где дома, отказавшись от своих садиков, превратились в магазины. Когда они доехали до конца Рыночной улицы и в начале грунтовой дороги, ведшей к дому Стерлингов, показался новый коттедж, подрядчик указал на него, не выпуская руля.

– Помогал отцу его строить.

– Выглядит очень уютно.

– На этом месте когда-то жила старая миссис Бродбент. Ваш муж должен ее помнить. Она держала магазинчик с товарами для шитья, когда он уехал из города. – Подрядчик свернул на грунтовку, добавив: – Ее дом сгорел в то Рождество. У нее случился сердечный приступ или что-то подобное. Упала на плиту, когда работала духовка, и, вероятно, сорвала газовую трубу.

– В Рождество, – скорбным эхом отозвалась Эллен, и ее голос дрогнул в такт движению машины по кочкам. Когда подрядчик припарковал фургон рядом с домом, на травянистом пятачке, промерзшем до твердости бетона, она произнесла: – Наверное, родным моего мужа стоило бы привести в порядок эту дорогу.

– Сдается мне, они были не настолько зажиточными, как считали местные, да и гостей принимать им было особо некогда.

Эллен выбралась из фургона, подумав, каким одиноким этот дом, должно быть, казался ребенку. Лес и мили таинственных теней вокруг него выглядели более реальными, чем город. И она внезапно твердо вознамерилась спасти этот дом от его собственного одиночества. Она отперла входную дверь, и ее дыхание облаком разошлось по вытянутой обшарпанной прихожей.

– Что этому дому пригодится, так это система отопления, – объявила она.

– Сделаем. – Подрядчик вошел вслед за ней и принялся топать по полу, закатывая ковры и тыкая в половицы отверткой, открывая и закрывая двери, пристально рассматривая потолок, постукивая по стенам и время от времени опуская на них ладонь, как будто слушал сердцебиение. При этом он постоянно делал заметки в блокноте таким почерком, словно ему приходится сражаться с ураганным ветром. На верхнем этаже он подошел к мансардному окну, высунулся наружу, упираясь локтями в сланцевый шифер, и внимательно осмотрел крышу.

– Нам придется поставить лестницы с противоположной стороны, но это, конечно, скала, а не дом, – сказал он. – Гидроизоляция, отопление для вас, новое окно взамен разбитого и хороший слой краски снаружи – по большому счету, только это и нужно. Завтра утром могу завезти смету в гостиницу, если вам понравится, как мы отремонтировали те дома, которые я хочу показать.

– Это было бы просто идеально, – согласилась Эллен, выглядывая из окна, которое он освободил. Отсюда, сверху, лес, кажется, подавлял еще сильнее. Потому что видно больше деревьев, сказала она себе. – А люди по этому лесу гуляют?

– Да не особо. Дорожек тут нет, главное, не обмануться и не решить, что идешь по натоптанной тропе. Это не то место, где стоит гулять одному, хотя некоторые пробовали.

– И что с ними случилось?

– Заблудились и не смогли выйти до наступления темноты. Пришлось заночевать в лесу, и они замерзли насмерть. – Он медленно покачал головой и развернулся к лестнице. – Во всяком случае, если они не отправились туда посреди ночи.

– С чего бы им вдруг такое делать?

– Вот и я о том же, – отозвался он таким тоном, словно она выразила больше недоверия, чем было на самом деле. – Но, если послушать кого-нибудь из ровесников моего отца, можно подумать, это лес виноват, а не они сами – шляются где ни попадя, когда ни один разумный человек и носа наружу не высунет, была бы его воля. Если хотите знать мое мнение, некоторые такими уродились. Если не застрянут на скале, потому что решили потягаться с Эдмундом Хиллари [6]6
    Сэр Эдмунд Персиваль Хиллари (1919–2008) – новозеландский альпинист, исследователь и филантроп, который вместе с шерпом Тенцингом Норгеем первым покорил Эверест 29 мая 1953 года.


[Закрыть], то попытаются доказать, что у них в жилах больше льда, чем у всех остальных, когда дело касается погоды.

– А что, здесь очень холодно зимой?

– По большей части, так же как сейчас. Но если вдруг мороз по всей стране, тогда надо смотреть в оба. Может, эти люди от холода с ума сходят, – произнес он таким тоном, словно объяснение только что пришло ему в голову, – поэтому и бредут в лес после наступления темноты.

Когда она заперла входную дверь, он повез ее к дому, стоявшему на другой стороне железнодорожных путей. Миссис Рэдклифф, которая попеременно то кашляла, то затягивалась сигаретой, гордилась своей новой теплицей, выходившей на вересковую пустошь, даже больше, чем сам подрядчик, хотя он свою гордость тщательно скрывал.

– Если хотите хорошие окна, вы знаете, к кому обратиться. И размерам нет предела, как все время говорит мой старик, – сказала она Эллен, провожая ее до садовой калитки.

Следующей остановкой стал дом где-то в середине сплошного ряда домов на Хилл-лейн, узкой улочке, которая вела от станции к Черч-роуд, извиваясь так, словно не было особой нужды торопиться. В доме жили Уэсты, встретившие Эллен так же тепло, как и подрядчика. Пока они показывали Эллен все работы Стэна Элгина – камин из песчаника, встроенные книжные стеллажи, раздвижные двери между двумя комнатами внизу, – она успела узнать, что Терри водит по Старгрейву фургон с передвижной библиотекой, а Кейт помогает воспитательнице в общественном детском саду. На каминной полке из песчаника Эллен заметила фотографию мальчика и девочки немногим старше Маргарет и Джонни.

– Они уже в среднюю школу ходят?

– С прошлого сентября, – сказал Терри.

– Здесь, в городе?

– Здесь у нас нет, – ответила Кейт. – Каждое утро Стефан и Рамона отправляются на автобусе через перевал, почти час до Ричмонда и столько же обратно. Дорога хорошая, так что они успевают сделать домашку, и мы бы горячо рекомендовали эту школу. А что, у вас имеются кандидаты?

– Только одна, десять лет.

– Если вам понадобится помощь с обустройством, просто скажите. Нет ничего хуже, когда переезжаешь куда-то и никого не знаешь.

Последняя остановка в экскурсии была у дома на Круглой площади, где улица изгибалась так круто, что крыльцо имело форму клина. Хозяйка, Хэтти Соулсби, морщинистая маленькая женщина лет шестидесяти, в одежде которой насчитывалось с полдюжины ярких цветов, угостила Эллен и Стэна чаем из глиняного чайника, огромного, как футбольный мяч, прежде чем провести их по дому; она подпихивала Стэна Элгина локтем, приговаривая: «Это его», – каждый раз, когда они доходили до очередной его работы: новый потолок, встроенная кухня, центральное отопление, похожее на теплое дружеское объятие. В гостиной Хэтти взгромоздилась на стул и спросила у Эллен:

– Муженек сегодня работает?

– Да, в книжном магазине.

– И еще он сочиняет книжки, верно?

– Мы с ним вместе работаем.

– Вы точно женщина его мечты, – заявила Хэтти, подаваясь вперед. – Я просто хотела сказать, надеюсь, вы приехали одна не потому, что он побоялся встретить здесь холодный прием.

– А он мог?

– Уже нет, насколько я знаю обитателей Старгрейва. Когда в детстве он сбежал от тетки сюда, добрая половина моих друзей усыновила бы его, если бы имелась такая возможность, так что он вполне мог бы остаться там, где чувствовал себя как дома.

– А что они думали до того?

Хэтти, похоже, смутилась.

– Вы ведь знаете, как люди воспринимают то, чего не могут понять. Мне кажется, его родные без проблем влились бы в местное общество, если бы позабыли об этом старом путешественнике.

– Об Эдварде Стерлинге? Но что с ним не так?

– Его душевное состояние, когда его пришлось привезти обратно в Англию. Мой дед говорил, об этом писали все газеты.

– Простите мое невежество, но в каком состоянии он был?

Хэтти удивленно вскинула брови, но тут на помощь пришел Стэн Элгин.

– Его нашли во льду и снегах в чем мать родила. Иногда холод заставляет людей срывать с себя одежду, но только тогда, когда они уже умирают от переохлаждения. Жизнь в экспедициях, похоже, закалила его.

– Я понятия не имела, что его нашли в таком виде, – призналась Эллен.

– Ну вот, теперь знаете, – сказала Хэтти. – Видимо, вашего муженька это не волнует, иначе он рассказал бы вам. А вы передайте ему от меня лично, что тем, с кем стоит водить дружбу, на это плевать.

– Какой была его семья?

– Они воспитывали вашего муженька на свой манер. Не думаю, что это причинило ему какой-то вред. – Хэтти этот вопрос показался, вроде бы, неуместным, однако она продолжила: – Мне бы хотелось чаще видеть ребенка за игрой, но неудивительно услышать это от меня, ведь мы с Кейт работаем в детском саду. Моему старику приятно, что есть дети, которых можно отправить по домам, потому что своих-то у нас нет.

Эллен сказала несколько комплиментов ее дому и подрядчику, а потом пешком отправилась к гостинице по улицам, которые внезапно заполнились детьми, болтающими, играющими, дерущимися. Она с полчаса полежала на кровати, компенсируя нехватку отдыха, на который не было времени с момента приезда в Старгрейв, а потом позвонила домой. Никто не ответил. Она приняла ванну и спустилась на ужин, надеясь, что в ресторане будет с кем перекинуться словечком. Там человек шесть отмечали день рождения своей коллеги, молодой женщины, работавшей на углу площади – в банке, размером с маленький домик, все они загалдели и замахали флажками с другой стороны зала, приглашая Эллен к себе. Она выпила с ними и присоединилась к хору, распевавшему: «С днем рожденья, наша Мона». После того как к ее громадной чашке кофе ей прислали кусок именинного торта, она вернулась в номер.

На этот раз Бен снял трубку.

– Только что выудил Маргарет из ванны, чтобы рассказать им сказку на ночь.

– Только не слишком длинную, ладно? Джонни в это время уже полагается спать. И не забудь положить им одежду на утро. Что они, кстати, ели на обед?

– Каждый получил по «Биг Маку», – сообщил он, и это объясняло, почему она не смогла дозвониться раньше. – Как тебе мой дом?

– Стоит крепко, как утверждает подрядчик. Мне он, кстати, показался надежным парнем.

– Как бы я хотел быть сейчас там.

– Со мной, я надеюсь.

– Со всеми вами.

«Возможно, так и будет», – чуть не сказала она, но еще оставались вопросы, которые она хотела задать ему с глазу на глаз. Не успела она что-то ответить, как он произнес:

– Тут Джонни рвется с тобой поговорить, и еще мокрая Маргарет.

Она велела Джонни как следует почистить зубы, а Маргарет – собрать утром волосы в хвост, Бену она послала на прощанье поцелуй.

– Не скучай там один в постели, – сказала она.

После долгого дня она была почти без сил. Уже собираясь лечь в постель, она подошла к окну, чтобы бросить на город последний взгляд. Фонари цепью тянулись над Рыночной улицей к церкви, но ей показалось, это лес притягивает их к себе. В воздухе над ним что-то слабо поблескивало. Туман, подумала она, блестит в свете лунного серпа в безоблачном небе. Он что, движется? Когда она присмотрелась, то не смогла понять, где заканчиваются вершины деревьев и начинается призрачное свечение. Если бы она наблюдала достаточно долго, то решила бы, что этот неяркий свет и лес сливаются, приобретая новые очертания. Она задернула шторы и сильно потерла глаза, а потом, дрожа от холода, забралась в кровать. Не должен ли Бен теперь взять на себя заботу о Лесе Стерлингов? Наверняка, это не смертельно дорого – проложить через лес дорожки. Если их семья переедет сюда жить – если переедет, повторила она про себя, словно донося мысль до нетерпеливого ребенка, – тогда меньшее, что они могут сделать для города, – дать людям возможность гулять по лесу.

Глава восемнадцатая

На накрытом к завтраку столе лежал конверт от Элгина. Цена в смете оказалась настолько низкой, что Эллен поначалу не поверила цифрам – примерно десятая часть суммы, которую можно выручить за любой из домов в Норидже. Это означает лишь то, что они смогут привести в порядок дом Стерлингов, сказала она себе, но она еще должна взглянуть на среднюю школу. Она набрала номер, оставленный Кейт Уэст, и секретарь предложила ей приехать и увидеть все собственными глазами. Эллен уложила чемодан и выписалась из гостиницы.

Как только машина проехала между первыми хребтами, Старгрейв исчез. Еще пару миль Эллен ехала в окружении скал, напоминавших дуги нескольких концентрических кругов из камня, слишком больших, чтобы увидеть их целиком, или же фрагменты чего-то такого, чью изначальную форму можно постичь лишь после сотен лет исследований. Эти скалы наводили на мысль, что ландшафт еще когда-то давно пытался сложиться в какой-то орнамент над лесом. Пятнадцать минут езды от Старгрейва, и хребты уменьшились до каменных валов в милю шириной, состоявших из сотен скальных обломков, позади которых расстилался, напоминая клетчатую шотландскую ткань, вереск с известняком да трава, усеянная каменными барашками. Если не считать барашков настоящих и криков одинокого кулика, единственным признаком жизни здесь было пятно, поблескивавшее впереди. Пятно оказалось зеленым двухэтажным автобусом, который возвращался из Ричмонда в Лидс. Водитель автобуса помахал Эллен, ее «фольксваген» качнуло воздушной волной от большой машины, а затем он исчез из виду, лишь отблеск его стекол вспыхнул в ее зеркале заднего вида. Когда автобус скрылся за горизонтом в стороне Старгрейва, она услышала где-то над головой пронзительный птичий крик, в такой вышине, что звук успел истончиться, спускаясь оттуда. По какой-то причине, которую сама она не смогла понять, ей представилось, как автобус, перевалив через гору, превратился в чайку, темную и огромную, как ночное небо.

– Придержи воображение, – посоветовала она самой себе и передернула плечами от неожиданного озноба.

Ричмонд представлял собой скопление домиков из коричневого кирпича под сланцевыми крышами, напомнившими Эллен гигантское гнездо птиц с вересковых пустошей. Она влилась в поток транспорта, держа путь на обелиск с каменным шаром на верхушке, и остановилась рядом со школой. Пересекая пустынный двор, она услышала звуки оркестра, более-менее попадавшего в ноты. Долговязая школьница в коротенькой юбке, разносившая по классам сообщения, проводила ее к директрисе, пышной даме со спокойным голосом, которая предложила Эллен кофе и подробно расспросила о Маргарет и Джонни, прежде чем показать свою школу. Ученики здесь казались сообразительными и радостными, и на Эллен произвели впечатление и учебный процесс, и его результаты.

– Если вы решите записать к нам свою дочь, – сказала директриса, – я бы хотела узнать об этом пораньше.

Эллен больше не видела причин затягивать с решением.

– Я хочу записать ее прямо сейчас, – сказала она и тут же ощутила себя совершенно свободной от всяких сомнений.

Она ведь всегда сможет отказаться, если вдруг передумает, решила она, направляясь на юг через долину Йорка, но с чего бы ей передумать? Спустя несколько часов, в лучах блеклого заката, она въехала в Норидж, и когда сворачивала на свою улицу, уже зажглись фонари. Дети, услышав, как хлопнула дверца машины, выскочили из дома ей навстречу.

– Мы туда переедем? – выкрикнула Маргарет.

А Джонни подхватил эхом:

– Переедем?

– Дайте мне хотя бы в дом войти. И неужели никто не хочет меня поцеловать?

Джонни затопал к дому с ее чемоданом, а Маргарет, взяв ее за руку, принялась болтать о том, как прошел день в школе, словно ей была невыносима тишина, в которой повис ее вопрос.

– Я бы не отказалась от чашечки чаю, – намекнула Эллен, упав в кресло в гостиной.

– А мы еще десять минут назад догадались, что так будет, правда, дети? – отозвался из кухни Бен. Уже скоро он появился с исходившими паром чашками в каждой руке и поцеловал ее таким долгим поцелуем, что она побоялась расплескать свою чашку, которую он успел ей отдать. – Ты сегодня сразу поехала домой?

Эллен предпочла бы отдохнуть, прежде чем начнется кутерьма, но не надо было заводить детей, сказала она себе, если хочешь отдыхать.

– Нет, я заглянула там в среднюю школу.

Маргарет подскочила на месте и выпучила глаза, словно все ее тело обратилось во внимание.

– Она хорошая? Тебе понравилось?

– Послушай, Маргарет, я еще не сказала, что мы туда переедем.

Маргарет стиснула кулаки и зубы, шлепнувшись на стул.

– Ну, мама…

Эллен стало ее жалко.

– А ты, Бен, что думаешь теперь?

– Насчет Старгрейва? То же самое, что я говорил перед твоим отъездом.

Она протянула ему смету от подрядчика, отметив, что он приятно удивился.

– А вы двое, слушайте меня, – объявила она детям. – Я хочу удостовериться, что вы сознаете, на что будет похожа жизнь там, жизнь, а не просто воскресная поездка. Подумайте, насколько тот городок меньше Нориджа. Подумайте о тех местах, куда вы не сможете там пойти…

Только это она и успела сказать, потому что дети вскочили с мест и заплясали по комнате, а потом кинулись ее обнимать.

– Когда мы переезжаем? – выкрикнула Маргарет.

– Через несколько месяцев, самое раннее.

Когда дети отпустили ее и, взявшись за руки, закружились по комнате, она обернулась к Бену.

– Что ж, похоже, решено.

– Пора нам уже отправиться в большой мир.

Он выглядел довольным, однако она предпочла бы, чтобы он высказался более прямо. Позже, слишком уставшая после целого дня за рулем и способная только лежать в постели рядом с ним, она сонно пробормотала:

– Знаешь, как они нашли Эдварда Стерлинга?

– В недрах леса, который тогда еще даже толком не вырос.

– Я не о том разе, когда он погиб, я имею в виду, когда ему пришлось вернуться в Англию.

– Где-то под полуночным солнцем, там, где может оказаться только чокнутый или же англичанин.

– Как думаешь, чего он искал?

– Кого-нибудь, кто сможет рассказать ему самую древнюю сказку на свете, наверное, – ответил Бен и улыбнулся немного презрительно. – На самом деле, понятия не имею. Я всегда считал его больше легендой, чем родственником. Он был фольклористом, а о книге, которую он писал, когда умер, я помню, что это было собрание сказок и легенд о полуночном солнце. Насколько я знаю, в книге не говорилось о том, что именно он обнаружил в самом конце.

– А ты знаешь, что, когда его нашли, он был без одежды?

– Нет, не знаю, хотя, наверное, мог бы догадаться. От деда я слышал, прадед с трудом дождался, пока оттает, перед тем как его зачать. Должно быть, Эдвард был горячий перец, раз холод так на него воздействовал. А кто тебе рассказал?

– Подрядчик. Мне кажется, об этом знает весь Старгрейв.

– Ага, кроме меня.

– Неужели никто из твоих школьных приятелей не разболтал тебе?

– У меня не было настолько близких приятелей. Подозреваю, это семейная черта.

– Как думаешь, твоих родных беспокоило, что столько народу это знает?

– Насчет старины Эдварда? Подозреваю, что да. Они все-таки были не настолько странными.

– Возможно, поэтому они держали остальных на расстоянии?

– И поэтому, и еще потому, что не желали смешиваться со стадом. – Бен уперся локтем в подушку, приподнявшись над Эллен. – К чему ты ведешь? Что за загадка?

– Мне просто непонятно… если они испытывали в Старгрейве подобные чувства, почему не уезжали оттуда?

Она вдруг испугалась, что копнула его воспоминания слишком глубоко или слишком грубо, потому что в его глазах появился холодный блеск.

– О чем ты на самом деле? Ты передумала? Пытаешься убедить меня не возвращаться туда?

– Конечно, нет, Бен.

– Потому что если у тебя имеются хоть какие-то сомнения, мы просто останемся там, где мы сейчас.

– Я действительно хочу переехать. Я уверена, что люди там будут нам рады. Я только хотела удостовериться, что будешь рад и ты.

– Тогда хватит переживать. – Он коснулся ее щеки так нежно, что сначала она не поняла – он утирает с ее лица слезу. – Я не хотел говорить раньше, – продолжал он, – и я не могу объяснить, откуда такая уверенность, поскольку и сам не знаю, но я чувствую, что стану там другим человеком.

– А можно мне оставить того, за которого я вышла замуж?

– Погоди, сперва испытаешь новую улучшенную версию, – подмигнул он и провел пальцем вдоль ее позвоночника, вызвав сладкую дрожь. Когда его рука остановилась на ее ягодицах, она свернулась клубочком, прижавшись к нему, и почти сразу провалилась в сон.

Г

лавным событием недели стало предложение от Керис Торн: двадцать тысяч фунтов аванса к авторскому

вознаграждению за две следующие их книги, на которые издательство «Эмбер» покупает права.

– Это доказывает, какие надежды мы возлагаем на ваши книги, – заверила их Керис, когда они позвонили ей. Бен держал трубку между своим лицом и лицом Эллен. – Мы будем выступать в качестве вашего агента, поскольку своего у вас нет. Давайте я пришлю контракт, и если что-то в нем вас не устроит, сразу звоните.

– Звучит отлично, – одними губами проговорила Эллен, и Бен сказал в трубку:

– Звучит отлично.

Контракт прибыл через три недели, и Керис, судя по голосу, обрадовалась, когда они попросили кое-что изменить.

– Вы в любом случае сохраняете права на публикацию и удваиваете число авторских экземпляров. Я с вами, чтобы вы были счастливы.

К этому времени Эллен уже отправила веявшее ледяной вежливостью письмо Сиду Пикоку, благодаря его за участие и выражая надежду, что он будет рад узнать о полученном ею более выгодном предложении. А еще она возвратилась в Старгрейв, чтобы понаблюдать, как идет ремонт дома, поскольку Доминик Миллиган попросил Бена обходиться пока без выходных. В заново оштукатуренных стенах нижнего этажа, со снятыми с пола потертыми коврами, ее шаги отдавались таким эхом, словно она ступала под арочными сводами. Она слышала, как работники Элгина возятся на крыше, словно огромные птицы, и один раз ей показалось, она услышала голос откуда-то из пространства над крышей. Должно быть, это был один из строителей, однако в тот момент ей показалось, что она услышала свое имя. Возможно, по этой причине она смутно подумала о Бене, хотя высокий пронзительный голос нисколько не напоминал голос Бена.

Стэн Элгин предложил ей заново обставить дом. Выбирая в Старгрейве ковры, краски и обои она уже ощутила себя частью городка. На следующий день, в Норидже, она узнала, что одна супружеская пара, оба учителя, предложила цену за ее дом. Картина ее жизни и жизни ее семьи вырисовывалась, но она все равно не могла не ощущать смутную тоску, расставаясь с домом, где ее дети жили с рождения. Интересно, разделяет ли Бен ее хандру – он казался настолько поглощенным какими-то мыслями, что она решила не задавать вопросов.

Скоро она приободрилась. Еще одна супружеская пара подписала договор о найме дома, оставшегося от тетушки Бена, а Доминик Миллиган провел собеседование с одной молодой женщиной, которая, как он решил, идеально подходит для работы в книжном магазине. Она еще не приступила к работе, когда пришло время в последний раз проверить, как продвигается ремонт в доме Стерлингов.

Дом как будто переменился. Снаружи он был покрашен в красный цвет осени, за исключением деревянных деталей – они были ярко-желтыми. Эллен включила центральное отопление и прошлась по всему дому, упиваясь запахами новизны. Единственное обновление, по поводу которого она усомнилась, оказались обои в коридорах и над лестницей с узорами из сосен, настолько темных, что требовалось присмотреться, чтобы увидеть зеленый цвет, однако она научится с ними жить.

– Твое здоровье, Стэн Элгин, – провозгласила она вслух, и ей показалось, она услышала, как эхо повторило последнее слово, хотя голос не был похож на ее. Впрочем, если подумать, должно быть, это донесся чей-то голос с улицы.

Супруги-учителя взяли ипотеку и хотели переехать в Норидж через шесть недель. И у Стерлингов подготовка к переезду заняла столько же времени: завернуть в газету все хрупкие вещи; упаковать картонные коробки – целые горы коробок поднимались едва ли не до потолка в тех комнатах, содержимое которых они вместили, – позже Бену пришлось разбирать эти горы, чтобы написать на каждой коробке, в какую из комнат в Старгрейве она предназначена; а еще убедить детей, что они переросли, по меньшей мере, некоторые свои книжки и игрушки… В этой суматохе Бен еще умудрился завершить текст их новой книги, перепечатать его и отправить Керис за день до отъезда из Нориджа.

Утро переезда выдалось солнечным и холодным, весенний день из тех, что словно балансируют на грани, готовые сорваться обратно в зиму. Джонни потребовал, чтобы ему разрешили помогать грузчикам заполнять их огромный фургон, а потом стоял, тяжело дыша и наблюдая, как вырывается изо рта пар от дыхания.

– Мы оставляем за собой свое дыхание, – сообщил он.

Маргарет поглядела на нарциссы, цветущие вдоль садовой дорожки, и кинулась в дом, чтобы скрыть слезы, и Эллен позволила ей остаться там, пока не пришло время проверять, все ли они погрузили. Бен разок прошелся по комнатам так, словно не мог дождаться отъезда, Эллен утерла Маргарет глаза и уговорила ее выйти из оголенных стен.