Текст книги "Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги"

Единокровный сын «мешка с говном»

Лежу, значит, размышляю, дело уже к вечеру. И вдруг раздался звонок в дверь. Я пошлепала открывать.

– Кто? – спрашиваю.

– Максим, – ответил мужской голос.

Я не поняла, что это за Максим, но открыла.

– Вам кого? – спрашиваю.

– Тебя, наверное… ты Юля?

– Я Юля, а ты кто?

– А я Максим, – опять повторил он, переминаясь с ноги на ногу.

Я недоуменно уставилась на него.

– Ты к кому, ко мне? Ты кто вообще?

– Максим. Я это… – замялся он. – Сашин сын, в общем.

У меня челюсть отвисла.

– А я уж думала, псих какой-то, три раза представляется! Ну и чего пожаловал? – с вызовом спросила я.

– Поговорить хочу.

– ??? – Я молча смотрела на него. – Где ты адрес взял-то?

– Да пахана вчера к стенке прижал, он сам и дал…

– Ну говори, что ты хочешь? – наигранно зевая, поторопила его я.

– Оставь отца в покое! Вот что хочу. Мне на него чихать, он всегда козлом был. А мать жалко, она его всю жизнь любила, они двадцать лет прожили! – выпалил парень.

– А, понятно… Вот иди и передай своему предку, что никто за ним не охотится. Поиграли, и ладно. Как ты думаешь? Мне восемнадцать лет, нужен ли мне этот «мешок с говном»? Ладно, был бы он «мешком с деньгами», тогда – понятно. А так… – презрительно скривившись, попыталась растолковать я сопляку.

– Да просто он сам вчера доказывал, что ты его страшно любишь, он от тебя избавиться не может… Мать в слезы, приготовилась к одинокой старости уже.

– Люблю? Домогаюсь? – возмутилась я.

– Ну это он так сказал, не мои слова. Но я все понял уже, он просто старый олух, – усмехнулся сынок.

– Ну, раз понял – гудбай, я спать хочу, – попыталась захлопнуть я дверь.

Но Максим придержал ее.

– А можно я зайду когда-нибудь?

– Заходи, – удивленно улыбнулась я, – только с другими намерениями.

– Я зайду! – спускаясь вниз по лестнице, крикнул он.

– И не с пустыми руками приходи! – весело откликнулась я.

Захлопнула дверь и усмехнулась. Что це було? Мабуть НЛО…

А еще я почему-то подумала, что он симпатичный. И понравился мне. Тьфу, дура!

Мы с Галкой хотим на Кипр

– Твой выход, Юсь, – окликнула Галка, меняя музыку. – Да проснись же ты!

Зазвучала «Металлика». Я выскочила полусонная на сцену, сонно оттанцевала, механически перебирая ногами и сияя улыбкой.

Я вообще очень люблю рок-музыку. И зарубежную, и отечественную. Конечно, больше нашу. А больше всех уважаю панк-рокера Егора Летова. Вот где талант! Его музыка заводит, одновременно успокаивает, настраивает на боевой лад. Хотя, откровенно сказать, у него такие странные тексты, я не всегда понять могу, о чем именно он поет. Когда я включаю его диск, девчонки называют его по-всякому. Кто придурком, кто недоразвитым, кто даже хренопотамом. А вот мне он нравится.

Специально под рок-музыку я сшила себе танцевальный костюм. Кожаные черные ремни и ботфорты. Очень уж я себе нравилась в таком образе.

Под последние аккорды зашла в гримерку, отдала администраторше деньги, чтобы к утру мне отдали половину. Заработки становились все меньше с каждым днем. Народ потихоньку «наедался» стриптиза. Бывало, что никого за целую ночь и не было. Обидно до ужаса: не спать всю ночь, а на утро получить дулю. И на троллейбусе трястись домой. Ставки у нас не было, только то, что натанцуешь, да и то половина.

Я накинула платье и вышла в зал, там сидела моя подружка. Галка что-то азартно доказывала новенькой девчонке.

– Да глупости все это, лично я знаю одну девку, она уже два раза съездила и вернулась! Машину себе купила, «девятку» правда, но ведь и то хлеб, – горячо шептала Галка.

– А я вот знаю, что едут туда – и ищи ветра в поле. Продают их, пашут бесплатно в борделях, а если кому-то вырваться удастся, то это – счастье, – не сдавалась девчонка.

Я уселась рядом и развесила уши.

– В борделях! А ты где сейчас, можно узнать? – ехидно осведомилась у нее Галка, глядя на меня, ища в моем лице поддержки.

– Но здесь мне по крайней мере платят, – разумно ответила девица.

– А если не заплатят, что сделаешь, в ментовку побежишь? «Так, мол, и так, командир, ходила давеча на второй этаж я, думала перепихнусь, а мне деньги заплатят. Не заплатили. Что делать, накажите их!» – тоненьким противным голоском, издеваясь над девчонкой, смеялась Галка.

– Да, – поддакнула я, – три дня назад сходила. В уме уже денежки посчитала, а утром сунулась за зарплатой, а мне в ответ: «А клиент денег не дал, сказал, кошелек дома забыл. Не платить же нам из своего кармана!»

И отдавать никто не собирается. Дурак он, что ль, долг-то нести? А если и принесет, то я точно об этом не узнаю.

Девчонка недоуменно хлопала накладными ресницами.

Я спросила:

– Как тебя звать-то?

– Рита, то есть, тьфу, Марго.

Мы с Галкой хмыкнули. Галочка сидела, рассматривала себя в маленькое зеркальце, пряча его под барной стойкой.

Галка была далеко не красотка. Высокая, но неладная, угловатая какая-то, светло-зеленые глаза навыкате, слишком большие ноздри, щель между зубами. Но издалека эффектная. И работать умела. Что умела, то умела! Мы с ней пришли сюда почти одновременно, я уже говорила, так она уже через полмесяца мобилку заимела и постоянного клиента в придачу. Подарил он ей. Не знаю как, но вытягивала она из мужиков бабки, как пылесос.

А я, честно сказать, – лохушкой была и лохушкой сдохну. Сколько раз она пыталась меня учить:

– Дура ты, Юся, неужели тяжело тебе поплакаться? Денег, мол, должна. Давят, дома жизни нет, противна мне эта работа, но пришла по большой нужде… Нет же! Она не пойми кем себя выставляет. Ну зачем всем трепаться, что тебе тут весело? Ты страдать должна! – назидательно вещала Галка, поднимая вверх наманикюренный указательный пальчик.

Но не в коня корм: слишком уж я искренняя. Ну не могу врать, и все тут. Уж если мне не тяжело, то изображать страдания падшей души я не могу. На любимый вопрос клиентов: «зачем ты здесь работаешь?» я говорила правду. Дескать, нравится мне жизнь веселая. Не хочу на базаре за три копейки ишачить. Естественно, никто мне денег лишних не отсыпал…

Так что профессионалом в этом деле я не была. Держали за то, что молоденькая, веселая. Броская внешность привлекала клиентов. Когда шла по улице, цокая каблучками, я ловила восхищенные взгляды. Кто вскользь глянет, кто шею сворачивает, но реагировали почти все прохожие мужики. А мне-то лестно! Иду и ног под собой не чую. Тут, в баре, меня часто называли Клеопатрой. Черное каре по плечи, брови вразлет, темно-карие, чуть раскосые глаза… Эх, да я ж красавица!

– Галь, чего ты там не видела? Прячь зеркало, на нас уже Гарьевна зыркает, – обратилась я к подруге.

– Нос свой рассматриваю, – ловко пряча зеркальце в карман, пояснила подруга.

– А что с носом-то? – удивилась я.

– Да вот хочу операцию пластическую сделать. Я была сегодня в клинике, приценивалась. Антошка обещал оплатить.

Антошка! Антошке уже глубоко за пятьдесят, Антошка! Но мужик хороший, нежадный. Балует Галочку невозможно. И мне иногда перепадает, как лучшей подруге. Когда он выводил Галку в дорогие кабаки, она всегда меня с собой таскала, как группу поддержки.

– Не знаю, как ты, Юсь, а я хочу на Кипр поехать. Там хорошо заработать можно. И мир посмотреть. И себя показать…

– Да ну, стремно как-то. Столько страшилок наслушалась, – засомневалась я.

– Ничего стремного, информация из первых рук. Соседка моя была там. Причем два раза. Было б плохо, второй раз бы не сунулась, – ответила резонно Галка.

– А может, врет? – не сдавалась я.

– Ничего не стоит это проверить. Она дала мне адресок конторы, которая этим занимается, надо сходить, послушать, – соблазняла Галка. – Там только зарплата официальная – шестьсот баксов в месяц, а за выход с клиентом отдельная плата. И то это не обязаловка, а по желанию.

– Ну не знаю, хочется, конечно, тут делать нечего, и потом страшно: вдруг на какого-то знакомого нарвешься. Вот где стыд-то… – начала сдавать я позиции.

– Я тебе говорю, ехать надо, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! – продолжала уговаривать она. – И потом, Ленка говорит, они такие лоховатые, с ними так можно в любовь играть. Уж не знаю, как ты, а я точно с деньгами приеду!

– Так давай завтра сходим. Может, правда, это наш шанс?

На этом мы и остановились, решив в ближайшие дни сходить, все лично разузнать.

Аркадий Амаякович и заманчивый контракт

Утром, после закрытия клуба, мы с Галкой условились идти в агентство, не теряя и минуты.

Подремав в гримерке пару часов, отправились в путь. В мечтах я уже была хозяйкой маленькой квартирки с красивой мебелью и китайскими розами.

– А что, подружка, мы там и на квартиры себе заработать сможем! – возбужденно болтала я.

– Конечно, и на обстановку. Если однокомнатная стоит четыре тысячи, а зарплата у нас шестьсот в месяц. То если еще с клиентами выходить, то обязательно хватит! – поддержала азартно Галка.

Директором этой фирмы был мужчина со звучным именем Аркадий Амаякович. Я представляла его себе солидным, полным, важным. И очень робела. Мне настолько хотелось поехать, что я уже не представляла, что буду делать, если я не подойду, если вдруг этот мужчина возьмет и забракует меня. Жизнь тогда смысл потеряет просто!

Офис находился в здании днепропетровского цирка! Добрались мы туда быстро, строя радужные мечты. А когда подошли ко входу, струсили.

– Стой, – говорю, – давай покурим.

– Давай, – согласилась Галка, доставая сигареты. Ее голос начал предательски подрагивать.

Мой, к слову, тоже. На лице расплывалась дурацкая нервная улыбочка. Ну покурили и потопали.

На втором этаже цирка располагались административные помещения. Комната номер восемь щеголяла дорогой дубовой дверью, бросаясь в глаза на фоне обшарпанных фанерных. И ее украшала латунная табличка, которая сообщала о том, что кабинет принадлежит главному дирижеру цирка, имя которого Мирзоян Аркадий Амаякович. Мы с Галкой удивленно переглянулись, и я подумала о том, что если уж дирижер тут заведует, то все должно быть честно. Не стали бы работорговцы располагаться в здании цирка…

Я робко постучала.

– Входите! – донесся хорошо поставленный баритон.

Открыв дверь, мы обалдели.

Навстречу нам семенил маленький, щупленький мужичонка. Седая шевелюра стояла дыбом, на носу криво сидели очочки. Бешеный профессор, блин!

От моей робости и следа не осталось. Мы внимательно выслушали условия контракта. Они были вот какие.

Билет нам оплачивает кипрский работодатель, но по приезде мы должны отработать и вернуть ему потраченное.

Жилье бесплатное, проживает в квартире человек по пять, но за свет мы платим сами.

Продукты покупает босс, а готовим, само собой, сами.

Когда он сказал, что мы должны сами приготовить себе еду, я сказала: «Естественно, как по-другому!» – на что он ответил: «Было раньше по-другому. Жена босса готовила для девочек, а сейчас слегла».

Мы вообще обалдели – кто здесь нам приготовит? Если мы хотели в своем баре съесть бутербродик, нам продавали его по прейскуранту, ни копеечки не скидывая, как персоналу.

Контракт на три месяца, если понравится, мы там, на месте, можем продлить еще на столько же, но за дополнительную плату.

Вылет из Борисполя, и что он, дескать, лично нас туда доставит, на самолет посадит. По окончании контракта встретит.

За его услуги он много не попросит, всего сто долларов, в случае продления контракта – двести.

Для того чтоб работодатель выслал нам визу, нужны фотографии, желательно профессиональные. И пока все.

Ну что? То, что мы соблазнились, это ничего не сказать. Мы просто загорелись. В этот же момент мы подписали контракты, дали ему добро делать нам паспорта и понеслись к фотографу, которого посоветовал вездесущий Аркадий Амаякович.

– Знаешь, Галка, пусть там будет даже половина того, что он нам обещал, и то хорошо, – вдохновенно мечтала я вслух.

– Конечно ж хорошо. Непохоже, чтоб он врал! Забавный старикашка, да? – хихикнула подружка.

– Да уж, я его тоже другим представляла, – поддакнула я.

Принеслись по нужному адресу. Но на двери с вывеской «Фото» белела еще одна, поменьше, «Закрыто». Мы решили отложить до завтра, ведь самое главное уже сделано, контракт подписан, а остальное уже детали.

Любовь напала

Возвращаясь домой, увидела возле подъезда моего недавнего знакомого, Максима, сына «мешка с говном».

– Какие люди! – удивилась я.

– Ну я ж обещал прийти еще раз, и вот стою уже два часа, жду, – с улыбкой ответил он.

– А ну-ка, покажи руки! – скомандовала я.

Парень недоуменно протянул руки. А потом как хлопнет себя по лбу!

– Ты о том, что не с пустыми руками приходить! – смеясь, догадался он. – Так я и не с пустыми.

С этими словами он вытащил из внутреннего кармана куртки джентльменский набор: слегка примятую розочку, бутылку шампанского и шоколадку.

– Не фонтан, – говорю, – но брызги есть! И где ты предлагаешь распить это угощение?

Мне было забавно смотреть на него. Он стоял такой трогательный, как-то застенчиво улыбался. Высокий, подтянутый. И такой молодой, стеснительный. Было приятно, как он на меня смотрит своими темно-серыми глазами, обрамленными пушистыми черными ресницами. Не нагло в упор, а украдкой, когда я не смотрю на него. Ну захотелось мне с ним шампанского выпить, и все тут!

Мы бродили по аллее, чуть-чуть захмелевшие. Веселились, валяли дурака. Он забегал чуть вперед и начинал копировать походки прохожих. Давно я не развлекалась таким образом. От смеха просто мышцы на лице сводило. И с ним я себя чувствовала легко и беззаботно. Но, конечно, понимая, что это наверняка первая и последняя прогулка. Слишком уж он молод, скорей всего серьезно не отнесется. А я захочу видеть его часто, может, слишком часто. Сама не знаю почему, но мне было хорошо-хорошо.

День пролетел незаметно. Нужно было домой, собираться на работу.

Только мне совсем не хотелось идти туда. Я давно не ощущала такого бесшабашного счастья в душе, что казалось, попади я сейчас в наш «вертеп», больше такого не испытаю.

– Максим, мне нужно идти уже, – с грустью сказала я.

– Ну почему, время ж еще детское!

– Мне нужно на работу. Я работаю, Максим. Стриптизершей, – решила сразу сказать ему правду.

– Ничего себе! Я тоже работаю, машины мою. Не фонтан, но брызги есть, – повторил он мои слова. – А ты не хочешь прогулять сегодня?

– Если даже хочу, не выйдет, – покачала я головой. – Меня тогда оштрафуют – это в лучшем случае. Могут даже выгнать.

– Но это же хорошо, если выгонят! Ты такая красивая, зачем тебе эта работа? – с надеждой в голосе спросил мальчишка.

– А там некрасивых и не берут. Кто ж на некрасивую клюнет? – цинично ответила я, видя, как ему это больно слышать.

– И вообще, что ты так смотришь? Повеселились – и ладно, больше с тобой нам не по пути… А ты уже что-то намнил себе, уже задаешь глупые вопросы. Ты меня видишь второй раз в жизни, а уже хочешь, чтоб я там не работала! Насмешил! – гневно заявила я этому дурачку.

Нет, не то чтоб дурачок, просто объяснять ему, почему мне необходима эта работа, не было желания. Да и разве поймет? Он из вполне благополучной, среднего достатка, семьи. Вряд ли поймет, как мне хотелось стать самостоятельной и вырваться из этого ада, каким для меня была жизнь в доме с матерью…

– Я не говорю тебе, – зачастил он. – Мне просто неприятно, что такая, как ты, работает в таком месте. А вижу я тебя не во второй раз. Два месяца назад я мыл машину отца и нашел твое фото. И поверь мне, я сразу влюбился. Я даже спать ложился с фоткой!

– Ладно, пустой это разговор. Слишком уж ты мал и глуп и не видал больших за…уп! – куражилась я, хотя, признаться, меня он очень растрогал. – На этом давай попрощаемся, некогда уже.

– Пока, – тихо сказал Максим.

– Пока! – бросила я, забегая в подъезд.

Неродная дочь…

Пришла, скинула туфли и, наплевав на работу, заснула. А, будь что будет! Спать хочется…

В девять вечера мать начала будить меня.

– Ты на работу думаешь идти? – с раздражением спросила она. – И давай деньги, пришли квитанции на квартплату…

Я вскочила, наспех умылась и вызвала такси. Жду десять минут, жду двадцать: нет машины. Тогда я, решив, что это знак судьбы, вместо работы пошла к тете Ире. У меня так язык чесался, так хотелось рассказать о предстоящей поездке, о прогулке. Все равно оштрафуют, так хоть ночь отосплюсь.

– Кому ж не спится в ночь глухую? – раздался из-за двери голос моей неунывающей крестной.

– Я! – весело отозвалась я.

– Ах, это же само Чудовище пожаловало, ну проходи! – пригласила она меня, распахнув дверь. Замахала руками на разбушевавшуюся собачку Боню, выполняющую свой святой долг охранницы.

Усевшись на кухне, я хотела начать рассказ о поездке, но крестная опередила меня:

– Юлька, – загадочным тоном начала она. – Я сегодня позвонила Светочке…

– Опять жалуется! – возмущенно перебила я. – Ну когда это кончится? Зачем она меня только рожала?

– Вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Только отнесись к этому правильно, пожалуйста. Светка тебя удочерила! – с ходу ошарашила меня крестная.

– Это она сказала? А я и не удивляюсь, я это и так чувствовала. Чуяла подвох, чуяла! – с чувством отозвалась я.

– Она мне это рассказала с одной целью, чтоб тебя вразумить. Может, после этого ты по-другому на нее посмотришь. Ведь теперь, зная, что она не родная мать, ты уже не станешь ждать от нее понимания. Слишком вы разные…

Она остановилась, насыпала собачке еду.

– Но ты теперь должна чувствовать к ней хотя бы благодарность, – чуть погодя продолжила она. – Я надеюсь, сейчас не случится обратной реакции? Ты скандалить не побежишь?

– Не побегу. Знаете, если честно, я рада. У меня камень с души упал. Я ее так всегда стеснялась, а сейчас, узнав, что мы не родные, я спокойней к ней стану относиться, – обалдело ответила я.

Тетя Ира села за стол, наблюдая за моей реакцией, наверное.

– А кто моя настоящая мать, она сказала? – осторожно поинтересовалась я.

– Кто мать – не сказала, но сказала, что взяли тебя в полгодика, и фамилия твоя была Башарова. Сказала, где взяли – в нашем городе.

– Такая фамилия интересная, мне нравится, – с замирающим сердцем отозвалась я.

– Это татарская фамилия, Юлечка. Значит – ты татарка у нас. А я всегда смотрела и не могла понять, с кем же твоя матушка погуляла, – улыбнулась тетя Ира.

Я сидела как мешком прибитая. Даже не знала, что и думать.

Ясно одно – я этому открытию рада. И теперь очень хочу увидеть свою мать. Ни обиды, ни злости на нее не было. В жизни всякое бывает. Я бы ей все простила. И, наверное, мы с ней очень похожи. Мне очень хотелось в это верить.

Неустойка

С работы меня не уволили, но, конечно, повесили штраф. Я походила пару вечеров еще, а на третий не пришла. Мне уже уезжать через пару недель, а штраф я еще неделю точно бы отрабатывала.

И потом, мне теперь было чем заняться. Любовь на меня «напала», большая и светлая. С Максимкой теперь мы виделись каждый день. После работы он сразу бежал ко мне. Очень быстро я к нему привязалась. Мы с ним мечтали, что поженимся, какие детки красивые у нас родятся, какая будет квартирка и китайские розы. И я все тянула момент, боясь сказать об отъезде.

Три дня назад я ведь передумала ехать. Хотела остаться с ним. Набрала номер Амаяковича и сказала о том, что моя поездка срывается.

– Нет проблем, детка. Тогда заплати неустойку – тысячу долларов, и будь свободна, – спокойно ответил он.

– Какую еще неустойку? – с отчаянием воскликнула я. – Вы ничего не говорили нам. Не предупредили!

Тысяча! Для меня просто астрономическая сумма!

– Помилуй, дорогая, ты ж собственноручно подписала контракт, – невозмутимо продолжил гнусный старикашка.

– Ну… – задумчиво протянула я.

– Приезжай-приезжай и посмотри, в чем теперь Аркадий Амаякович виноват? Или он должен из своего кармана отдать твоему работодателю деньги, потраченные на билет? Я должен? Ну скажи? – сердито вопрошал он.

Идиотка! Кретинка!

Я ругала себя самыми последними словами. Ну, конечно, что там было написано в контракте, я толком не посмотрела. Какие еще там пункты? Мы с Галкой быстренько поставили свои подписи, находясь просто в эйфории от услышанного. Чирк – и готово! А может, там написано, что на Кипре нас на органы разберут? А мы, две утки, – чирк – и готово!

Тогда я наспех оделась и понеслась к нему, в эту паршивую контору.

Слава богу, других неожиданностей в контракте обнаружено не было. На органы нас продавать не собирались. А вот пункт о неустойке действительно был.

Я уже и так и сяк. И бабушка у меня, дескать, при смерти, и я болею. Но главный дирижер стоял насмерть. Плати, и делай что душе угодно.

Несолоно хлебавши, убитая горем, вышла я от него. Все, любовь моя накрывается медным тазом. И жизнь в квартирке с китайскими розами. И пусть мы не знали, где мы возьмем денег на эту самую квартирку, но мы бы были вместе. Заработали бы…

Денег на неустойку, само собой, не было. Максим старался, работал. Но найти за две недели такие деньги было нереально. Поэтому и говорить ему что-то смысла не было. Только расстроится.

А в один из вечеров он радостно сказал мне:

– Собирай чемодан, мать. На море через неделю поедем!

У меня перехватило дыхание:

– Чемодан собран, – говорю. – Только на море мы не поедем… – Из глаз у меня брызнули слезы. Плача, я, наконец, выложила ему все. Что через четыре дня море я все-таки увижу. Но Средиземное. И что плясать буду. И что отказаться не могу, неустойку оплачивать нечем.

Теперь плакали мы на пару. Он утешал меня, говорил, что будет ждать, что ему, кроме меня, не нужен никто и т. д. и т. п.

Я даже плюсы начала искать. И деньги у нас будут, заодно любовь нашу в разлуке проверим. Мне почему-то показалось, что и он не против денег. Хотя говорил, что они ему и даром не нужны. Но что-то такое мелькнуло у него в глазах. А может, мне показалось?

В последнюю ночь перед отъездом мы не заснули ни на минуту. Пили вино, занимались любовью, плакали. Потом опять пили. Клялись в вечной любви и считали оставшиеся нам минуты.