Текст книги "Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги"

Юля, какая же ты дура!

Лайнер, наконец, выпустил шасси и соприкоснулся с землей. В салоне раздались аплодисменты.

«Я дома, я увижу Максима, я увижу маму с бабушкой! Я дома, дома!» – билась в голове одна мысль.

Пройдя паспортный контроль, забрав багаж, я остановилась. Перевести дух. Бориспольский аэропорт гудел родной речью, я с удовольствием прислушивалась к разговорам земляков.

Все произошло так внезапно, когда я почти уже отчаялась…

Вышла на улицу. В легкой куртенке меня тут же пробрало до костей. Если б я знала, оделась бы теплей… А сейчас я просто замерзну, не доехав до своего города. Проклятая амнезия! Я нащупала в кармане джинсов деньги благодетеля, была еще мелочь.

Разменяв доллары, я купила телефонную карточку и позвонила домой. Сообщила, что сейчас сяду на автобус и через шесть часов буду в городе. Позвонила Галке. Оказалось, и ей дал денег дядя Сатириса за то, что мы не сдали полиции его племянника… Ну дела! Мог бы и не давать, я все равно ни черта не помню.

– Ну что, Юлечка-золотце, землю будешь целовать? – Навстречу мне бежал муж моей крестной. Он всегда так меня называл, Юлечка-золотце. Рядом улыбающаяся тетя Ира. Я с разбега повисла у нее на шее и заревела.

Дома я отметилась, бабушка дождалась, надо было бежать к Максиму. Но куда? Рано еще, конечно. Но заснуть уже я не смогу. Квартиру он уже не снимает, я еще с Кипра звонила своей соседке, просила сходить к нему, узнать, почему письма не приходят. Но он съехал оттуда. Дорого, конечно. Он же тоже собирает деньги на квартиру. Зачем тратить зря?

Я оделась, тщательно накрасилась и пошла к нему на работу. На мойке он тоже, оказывается, уже три месяца не работает. Ну что делать? Я решила идти к его дому, стать в сторонке и подкараулить его. А вдруг он сегодня не выйдет на улицу? А вдруг он лежит с температурой и не выйдет и завтра, и послезавтра. Как я к нему зайду? «Если его батюшка увидит меня, его кондратий прикондратит! – весело думала я. – А если все-таки не дождусь, я подошлю кого-нибудь!»

Я стояла за углом его дома, взрагивая от каждого скрипа дверей его подьезда. В два часа дня, промерзнув до нитки, я хотела уже уходить, но тут дверь открылась, и появился он. Боже мой! Как он одет, какой он красивый! Я рванула к нему. А он шел быстрым шагом и остановился возле красной иномарки. Он машину купил! Но нет, он сел на место пассажира. Я подбежала к машине и заледеневшей рукой постучала в стекло. За рулем сидела немолодая, но ухоженная дама.

Что он там говорил, мои мозги отказывались воспринимать. Что-то вроде того, что все было ошибкой, и вообще, детский сад…

– Юля, мне некогда сейчас, я потом объясню!

Вцепилась в его руку и не отпускала. Он убирал ее, я опять цеплялась.

– Ну ты что, не видишь, я не один! – нервно, срывающимся голосом шипел он.

– Максим, она же старая! Посмотри на нее! – изо всех сил стараясь не заплакать, выкрикнула я.

– У нас нет будущего, пойми же ты, – он, досадливо морщась, пытался освободиться.

– Почему? У меня есть деньги, слышишь, мы купим квартиру! – кричала я, а перед глазами плыли круги. – У меня много денег, Максим, три тысячи! Ты ж с ней из-за денег, да? Я очень тебя люблю! Максим! Максимка мой!

Он вывернулся и сел в машину. А я так и осталась стоять на дороге, размазывая сопли…

Гаишник моей мечты

Я бродила по улицам, заходила в кафешки, хлопала то тут, то там по пятьдесят, презрев клятву, данную самой себе еще вчера. Пьяная, цеплялась к людям… К дому я подошла, когда уже стемнело. На дорожке показался знакомый силуэт.

– Леха! – радостно завопила я, кидаясь ему на шею.

– Вот те на! Лягушка-путешественница приехала! – обрадовался он.

– Леха, пошли, отметим мой приезд! – тащила я его.

– А давай! Садись в машину, съездим в одно место, по работе надо. Машину поставим, а потом как отметим! – Смеясь, он многозначительно щелкнул себя под подбородком.

Всю дорогу я болтала, вываливая ему на голову все-все. И про работу, и про роковую пьянку, и про Максима. И понемногу сердце, сжатое в кровавый комочек, отходило. Действительно, если разобраться, никакого будущего у нас не было… Жить с ним в осадном положении, наперекор всем его родным? И правда детский сад… И сказать, чтоб я сильно его любила? Тоже нет, скорей мне хотелось жить отдельно… И пикантности этой ситуации добавлял тот факт, что был так называемый роман с его папашкой… Одно обидно, что из-за своей упертости и глупости я и не заработала как следует на Кипре, и попала в переплет. Хотя у меня есть три штуки!!! Кто знает, может, у меня и не вышло бы заработать больше…

– Вот, блин, доблестная-честная! – возмутился он. – Ну чего не спится?

Я выглянула в окошко. Молоденький, страшно симпатичный сержант с серьезным лицом проверял Лехины документы.

Мы съездили по делам, и только заехали на Новый мост, опять нам преградила путь полосатая палочка.

– Это что ж это такое творится-то? А? Не торопитесь, мы только планируем выпивать! И опять тот же щегол! Вишь, худющий какой! Сразу видно, недавно на службу человек поступил! – Кряхтя, он вылез из машины.

Опять высунулась из окошка, смотрю – симпа-тии-ичный, сил нет! Губастенький! Вот вам крест, глаз не оторвать! Эталон красоты мой, вышедший из ясных светлых снов!

– Командир, давай познакомимся, – улыбаюсь ему я, блистая пьяными очами.

А он так серьезно мне отвечает, очень достойно, знаете ли:

– Ну выходите, будем знакомиться.

Я засмеялась и поняла. Жить буду. Ведь жизнь только начинается. Жизнь – это вообще, если хотите, только начало Великого Пути!

II
2003 год

Кормилец

– А чего, посуду вымыть времени не было? – вскинул удивленно брови мой муж, не разуваясь, в форме проходя на кухню.

Как правило, именно с таким вопросом «хозяин» входил в дом.

Потом, проведя «ревизию», возвращался в прихожую, садился на маленькую табуреточку. Раздраженно сбрасывал на пол сиреневую круглую подушечку, лежащую на этой самой табуреточке. Снимал обувь, которую аккуратно, носочек к носочку, ставил в открытую обувную тумбу.

– Слышь, согрей пожрать, я поем и убегаю! – скомандовал он, снимая форму дорожного инспектора и вешая ее в шкаф.

Я, ставя на газ кастрюльку с супом, крикнула из кухни:

– А ты куда идешь, Ром?

– Куда я хожу? Как обычно, по работе. Я, в отличие от тебя, херней не страдаю! – (Намекает на мое новое увлечение – вязание крючком) – тут же взвился благоверный.

Я тяжело вздохнула.

– Сидишь дома целыми днями, даже посуду помыть не можешь! Белья куча уже неделю тебя ждет! Нюхряйка! – обвинял меня «кормилец».

Сегодня я во что бы то ни стало решила не реагировать. Все-таки работает человек, устает. Потому и срывается. Нужно его попробовать понять и пожалеть. Может, ему как раз этого и не хватает?

Обычно в ответ на его замечания я тут же вспыхивала, как спичка. Даже не спичка – взрывпакет. Обычное приветствие вернувшегося в дом добытчика с завидной регулярностью превращалось в пошлейший скандал. Со слезами, упреками и, конечно, трехэтажным матом и проклятиями. Нет, нужно сменить тактику.

Ну что поделаешь? Вот он такой. Пусть он занудный, пусть вредный, пусть придирчивый. Но он же старается, работает? Квартиру, как и обещал, купил. Сделал в ней шикарный ремонт. Подружки, приходя в гости, завистливо вздыхают. Они-то ютятся вместе со свекровями, в лучшем случае со своими родителями. А такой ремонт и подавно они лицезреют только лишь в журналах. И я в такие моменты чувствую себя очень даже везучей. Очень даже состоявшейся.

Конечно, подробности, как покупалась эта квартира, я опускаю. Зачем им знать, что моего мнения никто не спрашивал? Мой муж затыкал мне рот в ответ на каждое мое замечание, касающееся осмотренной квартиры. Ну да. Как же по-другому? Он заработал – ему и решать. А ремонт у нас растянулся на семь месяцев только по одной причине. Недостатка в деньгах не было, была нанята бригада профессионалов. Но…

Вот стоим мы перед стендами с обоями.

– Смотри, Юляша, давай вот эти возьмем, в спальню, – предлагал Роман.

– Да нет. Слишком темная будет выглядеть комната, – забраковывала тут же я.

– А вот эти, с розами? – указывал он на следующие.

– Рома, ну это же колхозный вариант! Ты что, сам не видишь? – шипела я в ответ.

Тут муж краснел, разворачивался и вихрем уносился к машине. Я неслась за ним, провожаемая недоуменным взглядом продавца.

– Поехали! Достала ты меня! – раздраженно заводя машину, орал он.

– Ну хватит. Пошли назад, я тебя прошу. Рабочие уже подготовили стены, и назавтра им нужны обои! – начинала я уговаривать его.

– Колхозные! – с сарказмом восклицал он. – Да ты всю жизнь в сраче прожила! А теперь вдруг разбираться она стала!

– Да, в сраче. Ты сам не в лучшем сраче жил! Наплодила вас мамаша, трех уродов. И ютилась со всем выводком в малосемейке. Цепляясь за мотню блудливому папаше! – не уступала я, намеренно кусая за самое больное место.

– Как тебе не стыдно? У тебя ничего святого нет. Разве можно так говорить об умерших? – пытался он пристыдить меня.

– А почему ты можешь носом меня тыкать? Ты, получается, из говна меня вытащил? Осчастливил! – неслась я дальше.

– Да, именно из говна, из грязи! Трахалась с мужиками за деньги! Тварь! – тут же разъярялся окончательно муженек. Кусая теперь меня за самое больное.

– Так а кто ж тебя просил? – картинно изумлялась я. – Между прочим, я тогда гораздо счастливей была! И где ж ты взялся на мою голову! Прилип, как банный лист к жопе. Возомнил себя капитаном Шмидтом! Кто мне названивал в Японию каждый день? А? Рыдал, стенал, умолял вернуться! Обещал на руках носить и пылинки сдувать! Кто?

– Дураком был. А сейчас очень жалею. Уже б давно от тебя избавился, так ребеночка жалко! – прикусывал он язык на какой-то момент.

– Ах, ребеночка? А ты ребеночком не спекулируй! Я могу сейчас же пойти аборт сделать! А ну останови машину! – требовала я.

Аборт я рвалась сделать тогда каждую неделю. Но все меня что-то останавливало. А срок увеличивался. Потом я хотела сделать так называемую «заливку», но опять что-то останавливало. Потом я думала о самоубийстве. Даже накупила однажды пять упаковок снотворного. Но опять что-то остановило.

А останавливало меня то, что я действительно безумно его любила. А он меня не столь страстно, как казалось мне. Именно поэтому у нас с ним разгорались такие безумные скандалы. Ревность, страх быть разлюбленным – вот истинные мотивы наших диких «разборок». А невымытая посуда или поздний приход домой – только следствие, а не причина.

Моя любимая и мудрая крестная всегда мне говорила:

– Детка, выходить замуж по большой любви нельзя. Слишком уж сильный накал страстей. Как правило, слишком безумная любовь очень быстро превращается в ненависть. В браке нужно иметь спокойное отношение к партнеру, дружеское. Нужно трезво смотреть на человека, а не сквозь призму страсти. Иначе слишком больно, слишком уж неспокойно. Как на пороховой бочке!

– Но я люблю его, я не смогу видеть его редко. Я хочу знать о нем все. Где он сейчас, что делает? Я хочу засыпать и просыпаться, обнимая его, – убеждала ее я.

– Юлечка, я не хочу тебя заранее расстраивать. Но мне б не хотелось, чтоб тебе было впоследствии очень больно… – объясняла она мне.

– Но а как тогда выходить замуж? Не любя? – спорила я.

– Да нет. Просто у вас слишком сильно кипят страсти, слишком. Ведь и любить можно по-разному… И, знаешь, мое мнение таково: «Из этого рая не выйдет ни х…я»!

И сейчас, закрыв за ним дверь, я остановилась в прихожей. Присела на дубовую табуреточку. Почувствовала сильный толчок ребенка. Девятый месяц, вот-вот родится девочка. Маленькая девочка.

Я корила себя за то, что я не чувствую любви к ней. Если б не этот проклятый живот, все бы сложилось по-другому, он не относился бы так ко мне. Просто теперь он не боится потерять меня, зная, что с ребенком мне деться совершенно некуда… А ведь как все красиво начиналось…

Воспоминания – обрывками, цветными, яркими, – всплывали в памяти. В тот день, когда он первый раз меня ударил, нужно было навсегда вычеркнуть его из жизни. Но это было выше моих сил. И так хотелось верить…

Милиционеришка поганенький

– Юляня, когда ты родишь уже? Я, наверное, не дождусь, помру, – надтреснутым голосом спросила бабушка, поправляя на шее неизменные бусы из бирюзы. Сто лет в обед, а все красуется!

– Дождешься-дождешься. Через недельку, врач сказал, – успокоила я старушку.

– А где же твой «прихехе»? – ворчливо поинтересовалась она, важно шаркая в направлении кухни.

– Бабушка, он уже давно не «прихехе». Законный муж мой! – засмеялась я.

Тут я должна сделать небольшое отступление и объяснить читателю, что ж это за зверь такой – «прихехе»?

Бабушка у меня очень старенькая. «Музейный экспонат», так сказать. Настоящая донская казачка. Высокая, седовласая и необыкновенно величавая. Не было случая, чтоб когда-либо она закричала, потеряла самообладание, – нет, она всегда сохраняла спокойствие. В силу того, что рождена она была в начале столетия, кстати уже прошлого, в лексиконе ее порой проскакивали совершенно невероятные словечки. «Прихехе», к примеру, значит просто кавалер, ухажер. Она очень забавно ругалась. Но, повторюсь, никогда она не делала это всерьез, со злости. Как-то шутя, ворчливо.

– Хм, муж! Какой это муж? Подумаешь! Милиционеришка поганенький, а не муж, – высказалась бабуся, втискивая свое величавое тело в узкое пространство между стареньким столом и табуреткой.

– Мама! Хватит тебе! – резко оборвала ее моя мать, возникая в дверном проеме. – Хороший парень. Серьезный, неплохо зарабатывает. Чего ты взъелась на него?

– Ничего хорошего! – припечатала бабулька, не желая вступать в длинную дискуссию. – Говно на лопате!

Евдокия Лукинична невзлюбила «внучатого зятя», как она выражалась, с первого взгляда. Когда мы только начали встречаться, я притащила Ромчика домой.

Тихонько пройдя мимо полуглухой бабушки, мы уселись на балконе, в полной уверенности, что остались незамеченными. Открыли пивко, разложили рыбку… И только хотели приступить к поглощению, скрипнула балконная дверь.

– Юлия, это что такое? Что это? – тыкая узловатым пальцем в сторону жениха, вопрошала она.

– Бабушка, познакомься, это Рома, мой парень, – прокричала я ей в ответ.

– Очень приятно, – «присел в реверансе» Роман.

– А мне не очень приятно! – Уперев руки в бока, она уничтожающим взглядом воззрилась на него. – Вот что, молодой человек! Вы на нашу квартиру не рассчитывайте!

– Да я и не рассчитываю, – опешил он.

Бабка, не удостоив его ответом, гордо удалилась…

– А кто у тебя хороший? – пыталась вызвать ее на спор мать. – У тебя все плохие. Меня шпыняла всю жизнь!

– Да, вот именно плохие. А этот вообще – «говно на лопате», – стояла на своем бабка, сердито насупив седые брови.

Я засмеялась, глядя на эту перепалку. Мать у меня была «синим чулком», мужчин у нее не было никогда. Очень странно, ведь в молодости она была довольно хорошенькая. Это сейчас, на пороге шестидесятилетия, она превратилась в унылую, неухоженную особу. Я же у нее появилась не путем «непорочного зачатия», а гораздо проще, меня удочерили, причем по настоянию бабушки (которая, к слову, меня и воспитывала). Так вот, во всех своих неудачах на личном фронте мать привыкла винить бабу Дусю, злилась на нее, спорила. Хотя, чего злиться, мне было непонятно. Она хоть и не жаловала моих женихов, но вреда не делала, и все ее высказывания только смешили меня. Мать же принимала все за чистую монету. И оспаривала, оспаривала!

– Юляня, это синяк, что ль? – Бабушка подслеповато прищурилась, приглядываясь.

– Да, ударилась ночью об дверь, – молниеносно выдала я приготовленный заранее ответ.

– Видишь, Света… Вот тебе и хороший парень, – задумчиво сказала она.

– Мама! Да она сама небось напрашивается! Ты что, не знаешь, какая Юлька? – почему-то радостно откликнулась маман.

– Какая же? Хорошая у нас Юлечка! – качая головой, твердо сказала бабушка.

Да, воистину, правильно гласит народная пословица: «Хорошая теща – плохая мать». Светлана Михайловна же – тещей была идеальной. Ненаигранно демонстрировала любовь, как это обычно делают матери жен, дабы сохранить видимость хороших отношений. О нет! Она истово признавала за ним правоту, была готова в любую минуту грудью лечь на защиту зятя. Я же смертельно обижалась на нее. Ведь прекрасно ж видно, кто прав, кто виноват! Тем более, – он начал поднимать руку. И что ни говори, мое мнение таково: мужчина в любой ситуации, прав он или не прав, руки в ход пускать не должен. Как только он ударил – он уже не прав – по определению. Даже если только что застукал женушку в чужой постели. Не должен – потому лишь, что сильнее. Это все равно, что бить котенка. Сие правило не работает только в одном случае: если жена имеет разряд по борьбе. Тогда – пожалуйста! Силы равны, и рукоприкладство уже не будет выглядеть в этом случае мужской низостью.

Когда муж бьет – это не настолько больно, сколь обидно. Он бьет по самолюбию. Тем более, никаких любовников я не имела. А поколачивал он просто так, для профилактики. Чтоб жизнь малиной не казалась и чтоб помнила, кто в доме хозяин!

А маман, казалось, в упор не видит, что он просто рвет мне сердце. А может, она именно поэтому его и любила? За то, что он делал мне больно? Похоже на то. Иначе ее преданность Роме объяснить невозможно. Мы с ней общего языка найти никогда не могли, ну совершенно разные люди! Наверное, моя родная мать поняла б и пожалела меня…

Куда уходят деньги облапошенных водителей

Двенадцать ночи…

Я уже, наверное, в сотый раз набираю номер мужа. И мне опять талдычит в ответ оператор: «Ваш абонент находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позже».

Послушно пробую – и опять автоответчик! Из большой комнаты донесся крик младенца. Я побежала к девочке. Кряхтит, беспокоится, тоже, наверное, чувствует тревогу. Ведь говорят же, что у матери и новорожденного одна душа на двоих. Вот и не верь потом в суеверия.

Дочка, словно понимая, что мне помочь некому, с самого рождения была спокойнейшим ребенком. Ни тебе ночных бдений, ни болезней, даже кожа не была склонна к раздражению, как это часто бывает у младенцев. Ребенок засыпал в девять вечера и просыпался лишь в восемь утра. Четыре месяца пролетели как один день. Я автоматически делала то, что нужно. Ухаживала за ней, купала, кормила. Но особой трепетности я не чувствовала. Не испытывал ее и мой муж. Вернувшись из роддома, я надеялась на помощь. А он даже на руки ее брать не желал, говорил – боялся.

А о милых семейных прогулках с коляской можно было и не мечтать. Квартира наша находилась на восьмом этаже. И лифт иногда не работал. Верней, работал он иногда. Самой тащить коляску вниз, потом наверх – удовольствие сомнительное. Поэтому на прогулки я не ходила. Да и то сказать – зима. Район мне не знакомый. Друзей рядом нет. А ходить в поисках таких же скучающих мамаш, прогуливаться с ними, обсуждать детские болезни и цвет какашек было выше моих сил. Ну не интересно мне это! Мало того что я день в день этим занимаюсь, еще это обсуждать? Увольте.

Помогал он одним – бесконечными ЦУ. То не так, это не эдак. Сколько я ни пыталась смириться с его характером, так и не смогла. Едкий голос, делающий замечания, меня уже и во сне преследовал.

Покормив Ариночку, так я назвала дочку, я вернулась на пост. К телефонному аппарату. Намедни муженек собрался на «мероприятие». Проще говоря – коллективную пьянку, которым в последнее время не было конца и края. И слово-то какое! Мероприятие. Меры они, значит, принимать будут. Только какие меры? Меры измерения жидкости в стаканах? А может, меры, направленные на погашение «горящих труб»? Хрен их знает.

Ясно одно, Рома явится, как всегда, в невменяемом состоянии. Будет становиться в позу, хвастаться достижениями, заработками, требовать чистоты, порядка и уюта.

Порой доходило до абсурда. Однажды, подогретый спиртным, он, стоя возле подъезда, где живет моя мама, развлекал соседей.

– Да-да, смотрите все! Это – моя машина! – торжественно указывал он на «девятку». – А это – моя мобилка! А это – мои деньги!

С довольным хихиканьем он доставал купюры из кошелька и по одной вышвыривал на пол. Соседи недоуменно переглядывались, не зная что предпринять. Зато Роман знал что делать. Задорным голосом массовика-затейника он крикнул:

– Становитесь в ряд, люд честной! Буду доллары вам кидать, на собачку-драчку!

И в небо взмылся фонтан из денег, кровных денег облапошенных на дороге водителей. Как же им, бедным, икнулось в тот момент, наверное!

Оно б и черт с ним, но я безумно боялась одного – разобьется. Садиться за руль в нетрезвом состоянии – было делом обычным.

Час ночи, два… Секундная стрелка, еле слышно тикая, причиняла просто физическую боль. Маленькие, острые камушки били по сердцу – секунды… И наконец, в три ночи я услышала поворот ключа в замке. Весело хихикая, муженек ввалился в дом. Безмятежно напевая песенку, как ни в чем не бывало! Плюхнулся на табуретку, сопя, попытался разуться. Не удалось. Меня он вроде бы не замечает.

– Ты ненормальный? – налетела я на него с порога. – Какого перца телефон отключаешь?

– Та я нечаянно, Юляша! – взглядом «пожилого окуня» уставился на меня гуляка.

– Как тебе не стыдно! Ты ж знаешь, что я не сплю! – со слезами на глазах пыталась я пристыдить пьянчужку.

– Тю, а чего ты не спишь? Иди, спи, – радостно махал он ручкой в сторону дивана.

При этих словах я разъярялась окончательно. Хотелось вцепиться когтями, зубами в это пьяное, но такое любимое лицо. Мне он в любом виде казался красавцем, как ни странно.

– Ну спасибо! Всю ночь я на нервах, а он спать меня укладывает! – начинала я «концерт». – Хоть бы раз с ребенком посидел, помог! А он только шляется!

Причем миллион раз я давала себе зарок: к пьяному не цепляться, отложить до утра. Но я опять нарушала данный себе обет.

– Отвали, я спать хочу! Я ж работаю! Мне завтра во вторую смену, – начинал злиться он.

– А чего ж не спишь? Я тебя что, в дом не пускаю? – гневно кричала я.

Если б он подошел, обнял бы меня, поцеловал, то скандала бы не было. Мне так его не хватало! Находясь безвылазно дома, я чувствовала такую одинокость, такое отчаяние! Казалось, жизнь безвозвратно уходит, а я все сижу тут и кудахтаю, как наседка.

А он пропадал на работе сутками, а если вдруг и случался выходной, то он уходил пить. А вернувшись, заваливался спать…

– Слышь, хорош уже отчитывать! – Он, шатаясь, с превосходством смотрел на меня. – Не нравится, пошла вон! Это моя квартира! Иди к своей маме!

– К маме? Это ты иди к своей маме! На кладбище! – заорала я, топая ногами.

Вместо ответа – получила в ухо.

Роман невозмутимо, чувствуя себя хозяином положения, растянулся на диване. А я, в соплях, вышла на балкон покурить.

И не могу даже вспомнить, в какой момент все уже стало необратимо. Взаимное недовольство росло, как снежный ком. Уже давно пошел процесс разрушения. Я просто разучилась думать тогда. Просто чего-то ждала. С ребенком, однозначно, деваться мне было некуда. Да и жить не на что. На все упреки ответ один – пошла вон!

Из комнаты донесся раскатистый храп. Тогда я тихонечко, на цыпочках, подошла к его куртке и вытащила кожаный «лопатник». Не удивляйтесь, я начала воровать деньги у собственного мужа.

Долгое время я заблуждалась насчет его доходов. Старалась экономить, покупая самые дешевые продукты и только самую необходимую одежду. Но однажды муж пришел домой и радостно сообщил:

– Посмотри-ка в окно!

На улице, мерцая в темноте серебристым, стояла новенькая иномарка…

Сделав открытие, что он зарабатывает гораздо больше, при этом мне выделяя копейки, я начала проверять кошелек. И каждый раз брала оттуда немного, чтоб не заметил. Начала откладывать на «черный день». Когда я уже не смогу больше терпеть.

Он целенаправленно загонял меня в угол. Сначала я страдала, пыталась все исправить, понять, что с ним. Почему он так жесток? Я даже купила книгу Фрейда, пытаясь отыскать в его поведении патологию. Мне было его жалко, я ждала, что этот момент самолюбования пройдет, все ж в какой-то момент начинают зарабатывать и зарываются… Но, похоже, чувак зарвался всерьез и надолго. Он не оставил мне другого выхода, кроме как затаиться и ждать.

Спрятав деньги в книжку, я зашла в ванную комнату. Оглядела себя в огромное, во всю стену, зеркало. Поплескала на опухшее лицо холодной водички. Из зеркала на меня смотрели чужие глаза. Холодные, злые и отчаянные.

«Поплывшая» после родов фигура, кокетливый фартучек. Хозя-я-юшка. Губы дрогнули, я улыбнулась своему отражению. Хозяюшка, а по сути-то! Неудачно вышедшая замуж блядь! Так определила мой нынешний статус тетушка Ира, а она-то редко ошибается.

Сняла одежду, постелила себе в другой комнате и блаженно вытянулась на постели. Разглядывая на свежеоклеенной стене замысловатый орнамент, я мысленно молила Бога: «Боженька добренький, Иисус сладчайший, пошли мне откровение, как мне жить дальше…»

И, вы знаете, он таки послал. Выйдя однажды в тамбур на перекур, я увидела, что от соседей вышла незнакомая девица. Вслед за ней выскочила моя соседка Оксанка. Держа наманикюренными пальчиками тоненькую сигарету, попросила зажигалку. Я поднесла огонек.

– А кто это? – полюбопытствовала я.

– А, это Ритка, маникюрша. Я ее теперь каждую неделю вызываю. Берет недорого, а делает очень качественно, – выпуская сизую струйку дыма, поведала соседка.

Тут у меня в голове щелкнул выключатель. У меня частенько так бывает. Щелк – и появилась в голове идея! И я моментально приступаю к исполнению, ибо по натуре слишком нетерпелива, натуральный холерик.

– Ты, как она придет в следующий раз, позови меня. Я хочу спросить, не захочет ли она меня выучить на дому?

Так, неожиданно для всех и самой себя я стала учиться. И почувствовала себя гораздо спокойней. Хрен с ней, с неудачной личной жизнью, уйду рано или поздно. Но у меня уже будет профессия!