Текст книги "В погоне за Солнцем"

Финальным ингредиентом в этом котле становится народное движение (фелькише). Еще до появления Ницше, Вагнера, Мунка и прочих в северных и центральных германских землях, наконец объединившихся в 1871 году, разгоралась гордость принадлежностью к древнему германскому архетипу, как его описывал римский историк Тацит в своей великой пионерской работе по этнографии “О происхождении германцев”:

Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто полагает, что населяющие Германию племена, никогда не подвергавшиеся смешению через браки с какими-либо иноплеменниками, искони составляют особый, сохранивший изначальную чистоту и лишь на себя самого похожий народ. Отсюда, несмотря на такое число людей, всем им присущ тот же облик: жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела[846]846
  Публий Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии / Сочинения: в 2 т. Т. 1. Анналы. Малые произведения. Л.: Наука, 1969. Пер. А. Бобовича.


[Закрыть].

Идея особого народа, воспетого в Тацитовом описании древних лесных прародителей, проживающих среди певучих ручьев и живописных гор, с 1870-х годов начала широко распространяться. Храм был открыт для всех. Как отмечает Саймон Шама, туда входило юношеское движение “Вандерфогель” (подобие скаутов) наряду с путниками, которые “собирались в духе Зигфрида вокруг костров на склонах лесистых холмов”, и многими другими, которые позднее составят ревностную поддержку Третьему рейху. Но поначалу все это носило совершенно невинный характер.

Среди “народных” (völkisch) увлечений был и нудизм (как мы уже видели, форма солнцепоклонничества), превозносимый в метко озаглавленном сочинении Генриха Пудора “Обнаженное человечество: прыжок в будущее” (1893), которое также было неприкрыто антисемитским. Ницше был особенно близок к этой “народной” традиции, к которой он относился с удивительным почтением. Это находило взаимность. Ричард Нолл пишет: “Получив толчок провозглашенной Ницше “смертью Бога”, [“народники”] создавали собственные формы личной религии”[847]847
  Richard Noll, The Jung Cult: Origins of a Charismatic Movement. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1994. Р. 104. Нолл вновь полемизирует с Юнгом в The Aryan Christ: The Secret Life of Carl Jung. New York: Random House, 1997, называя его амбициозным шарлатаном. Это вызвало дискуссию, и дошло до того, что юнгианские круги стали демонизировать фигуру самого Нолла.


[Закрыть]. Оккультизм, идеи и символы древних теократий, тайные общества и мистический аппарат розенкрейцерства, каббализма и масонства – все сплеталось воедино[848]848
  См.: Nicholas Goodrick-Clarke, The Occult Roots of Nazism. New York: New York University Press, 1985. Р. 5.


[Закрыть]. Все шло в дело.

Солнце подвигалось к середине сцены. К 1890-м многие “народники” считали солнце “единственным богом настоящих германцев”[849]849
  George L. Mosse, The Crisis of German Ideology. New York: Howard Fertig, 1964. Р. 59.


[Закрыть]и начинали возрождать языческие праздники на смену церковным. Нолл отмечает:

Возможно, центральным элементом неоязычества в германских “народных” движениях стало солнцепоклонничество, воспетое как настоящая древняя тевтонская религия, и, хотя первоначально это было просто литературным приемом и яркой риторической метафорой для познания Бога, имели место и реальные солнцепоклоннические ритуалы[850]850
  Noll, Jung Cult. Р. 80–81.


[Закрыть].

После поражения Германии в Первой мировой войне много “народных” движений были реорганизованы в соответствии с главенствующей пропагандой, а их члены стали еще большими шовинистами; “народнические” мыслители начали противопоставлять Германию как нацию героев Британии, “острову торговцев”, символизирующему деградацию современного материализма. Гитлер, присоединившийся к движению (“основные идеи национал-социалистического движения – народнические”, – писал он в Mein Kampf), тоже воспользовался солярным образом в форме свастики[851]851
  Свастика (от санскр. su – хороший и asti – быть, с добавлением суффикса ka) использовалась в разных культурах во всем мире (не считая Австралии и территорий южнее Сахары). Древнее население долины Инда считали солнце квадратным, а свастика была его символом – ее перекрещенные лучи символизировали катящееся по небу в своем годовом цикле солнечное колесо. Мадам Блаватская сделала символ частью эмблемы Теософского общества и своего личного герба (см.: Servando Gonza´lez, The Riddle of the Swastika: A Study in Symbolism, privately published by the author, Box 9555, Oakland, Calif., 94613. См. также: раздел Psyche and Swastika в Geoffrey Cocks, Psychotherapy in the Third Reich. New York: Oxford University Press, 1985. Р. 50–86). В Ирландии крестьяне прикрепляли свастики, которые назывались крестами Бригитты, на двери. Во время Первой мировой войны свастики встречались на нашивках американской 45-й пехотной дивизии, а уже после Второй попадались на униформе финских военно-воздушных сил. Во всех культурах, где она встречалась, правоориентированная (по часовой стрелке) свастика служила выражением жизни и удачи. Левоориентированная свастика, напротив, символизировала Кали, ужасную темную богиню смерти, и имела значение в черной магии. У нацистов были в ходу оба варианта, хотя говорят, что Гитлер отдавал предпочтение последнему. Популярность свастики в Германии началась в 1870-х, когда археолог Генрих Шлиман обнаружил много свастик в своих раскопках Древней Трои и Микен и рассказал об этом в двух прекрасно продающихся изложениях открытий. Многие антисемитские и военизированные группировки начали использовать свастику, когда та была принята национал-социалистами, в 1935 году. Обычно называемая “хакенкройц” – мотыгообразный крест – или “молот Тора”, свастика стала официальной эмблемой Германской лиги гимнастов, а круглые солярные символы начали появляться на плакатах, повязках, стягах, книгах, журнальных обложках и т. д. по всей Центральной Европе. Один немецкий еврей, покупая гигиенические принадлежности в 1933 году, обратил внимание, что даже тюбик с зубной пастой был украшен свастикой (см.: Richard J. Evans, The Third Reich in Power, 1933–1939. New York: Penguin, 2005).


[Закрыть], которая 7 августа 1920 года в надлежащем порядка была принята в качестве официальной эмблемы нацистской партии НСДАП.

Придя к власти, национал-социалисты запретили некоторые традиционные христианские праздники и заменили их на более подходящие для “новой Германии”. Летнее солнцестояние было как раз таким. К юго-западу от Ганновера расположены так называемые эскерские камни, известные также как “солнечные скалы”. Четыре выветрившихся известняковых столба, возраст которых достигает 70 млн лет, вздымаются на 30 м, а сверху располагается неолитическая обсерватория, круглое отверстие которой ориентировано ровно на линию рассвета в день летнего солнцестояния. Гитлер, восторженно принимавший все, что могло восславить древних прародителей тевтонской расы, с большим энтузиазмом отнесся к этому месту, которое стали пропагандировать как самое священное место древних германцев, проводя там в дни равноденствий и солнцестояний празднества, свадьбы и церемонии гитлерюгенда.

Все эти верования требовали интеллектуальной базы, и национал-социалисты стали подыскивать подходящих кандидатов. Во время Первой мировой войны для кайзеровской армии было напечатано 150 тыс. экземпляров “Так говорил Заратустра”; теперь нацисты распространили книгу среди гитлерюгенда, а в 1934 году заложили ее роскошное издание в Танненбергском мемориале (воздвигнутом в честь немецких солдат, павших при Мазурском сражении). К большому ликованию, они обнаружили, что сам Гете прославлял “естественное” язычество, написав за одиннадцать дней до смерти следующее:

Если меня спросят, способен ли я по своей природе благоговейно перед ним [Христом] преклониться, я отвечу: несомненно. Я преклоняюсь перед ним как перед божественным откровением высшего принципа нравственности. Если спросят, способен ли я по своей природе поклоняться солнцу, я тоже отвечу: несомненно! Ибо и оно – откровение наивысшего, самое могучее из всех явленных земнородным[852]852
  Экерман И. Разговоры с Гете. В юношестве Гете решил, что величайшим символом Бога является солнце, и решил возжечь жертвенный огонь, чье пламя должно было вспыхнуть прямо от жара звезды. Чтобы сделать этот ритуал более основательным, он хотел не использовать дрова или уголь, а поджечь ароматические палочки, потому что “это нежное горение и испарение гораздо лучше выражает то, что происходит с разумом, чем открытый огонь”. Он закрепил несколько палочек на небольшом столе и поджег их с помощью лупы, как только солнце появилось над крышами соседних домов. Он был так поглощен происходящим, что не заметил, как палочки сгорели дотла, испортив красивые цветы, нарисованные на фамильном столе. См.: Dr. Otto F. Schrâder, The Religion of Goethe, Adyar Pamphlets no. 38, Theosophical Publishing House, Adyar Chennai (Madras). 1914. Февраль.


[Закрыть].

Под рукой оказались не только Гете и Ницше. Начиная с 1901 года Карл Юнг также высказывает энтузиазм в отношении “народнических” идей, его интерес к ним возник благодаря одному пациенту, который считал, что солнце обладает гигантским фаллосом, управляющим погодой. Юнг отметил сходство между иллюзиями своего пациента и языческим солнцепоклонничеством и использовал это как доказательство существования того, что он назвал коллективным бессознательным. В конце 1909-го и в 1910-х годах он увлекся литературой о зорастризме, митраизме и их корнях в древнеиранском солнцепочитании и развивал тему солнца как бога, дополняя список солярных соответствий (свет, бог, отец, огонь, жар) словами “либидо” и “герой”[853]853
  См.: Carl Gustav Jung, Symbols of Transformation. New York: Bolingen Foundation, 1976, first published 1912. Р. 121–31 и 171–206.


[Закрыть].

В 1912 году Юнг опубликовал “Психологию бессознательного”, которую Нолл называет “Литургией “народничества”… современным мистическим вкладом в солярную мифологию Мюллера”[854]854
  Noll, Jung Cult. Р. 133.


[Закрыть]. Юнг именно этим и занимался, он возвращал к жизни сочинения верного солнцепоклонника Макса Мюллера, чьи книги и статьи полностью совпадали с собственными занятиями Юнга того периода. “Все ли заря? Все ли Солнце? – размышлял Мюллер. – Этим вопросом я задавался много раз, пока мне его не задали другие”[855]855
  Max Mülller, Lectures on the Science of Language, Delivered at the Royal Institution of Great Britain, февраль – май 1863, second series. New York: Scribner, 1869. Р. 520.


[Закрыть]. Юнг писал ровно об этом – о герое как солнце, о солнце как боге, о Боге как саморазрушающемся божестве. Мюллер был возрожден, чтобы стать плакатным профессором новой Германии[856]856
  Напротив, Рудольф Штайнер, чьи школы были закрыты национал-социалистами, считал евреев der Sonnenwiese, солнечными существами, и это не расистское выражение, а часть философии, “антропософии”, в рамках которой Христос был последним солнечным существом. Система Штайнера, ведущая отсчет с 1913 года, строилась на том допущении, что душа может контактировать с духовным миром. Для этой системы концепции реинкарнации и кармы были центральными, столь же важным было и восприятие Христа космической силой, “солнечным существом”, воплотившимся в поворотный момент человеческой духовной эволюции. Антропософия была осуждена католической церковью в 1919 году.


[Закрыть].

Чарли Чаплин в “Великом диктаторе” (Photofest)

Сочинения Мюллера предоставили нацистам больше чем просто возможность выстроить солярную мифологию, потому что он развивал два направления: центральное место солнца в языке и мифе, а также высшее место, занимаемое арийской цивилизацией. Он сам мог и не быть расистом, но оказался идеальным проводником нового мироустройства: его работы о происхождении ариев стали подкреплять нацистские притязания на научную обоснованность антисемитизма.

Присвоение солнца выражалось разными способами, но наиболее злонамеренной и одновременно надуманной оказалась фантазия Генриха Гиммлера, рейсхфюрера СС. Именно он выступил инициатором поисков древнего наследия языческой культуры, вытесненной христианской церковью. И он же всецело принял учение о “черном солнце”[857]857
  Черное солнце недавно получило новую жизнь в качестве объединяющего начала для экстремистов правого крыла. Бывший эсэсовец Вильгельм Ландиг (1909–1997) использовал символику черного солнца, свастики и прочих образов “народничества” для создания движения, которое в Австрии и Германии к концу 1980-х стало “серьезной политической оппозицией демократии и либерализму Запада” (Nicholas Goodrick-Clarke, Black Sun: Aryan Cults, Esoteric Nazism and the Politics of Identity. New York: New York University Press, 2002. Р. 4. См. также жуткую расистскую трилогию Ландига, начинающуюся романом Götzen gegen Thule (1971) и Goodrick-Clarke’s The Occult Roots of Nazism). Его движение продолжает существовать и сейчас.


[Закрыть], Schwarze Sonne, происходящее от древних шумеров и аккадов, которое утверждает, что солнце проявляется в двух формах: “белой” – как светило в центре нашей солнечной системы и “черной” – невидимой, но светящей духовно, “сильнейшей и наиболее явной манифестацией Бога”. Это невидимое или выгоревшее солнце, источник мистической энергии, способной возродить арийскую расу, имеет очевидное сходство с солнцем в теософии Блаватской (“Тайное учение” впервые вышло в Германии в 1901 году), с “внутренним солнцем” Юнга и с шопенгауэровским противопоставлением ноумена и феномена. Schwarze Sonne стало также центральным элементом тайных обрядов инициации высшего генералитета СС. Для рядовых членов СС (около 50 тыс. человек) аббревиатура означала просто Schutzstaffel (охранный отряд), но для посвященных это было Schwarze Sonne, черное солнце.

В сатире Чарли Чаплина “Великий диктатор”, где он играет выжившего из ума Аденоида Хинкеля, прием приближенных происходит в огромном зале, за гигантским письменным столом, а над головой диктатора висит огромный флаг с двумя черными крестами в круге – символ партии “Сыновья и дочери Двойного креста”. От него расходятся в разные стороны лучи солнца. Вышедший в 1940 году фильм во многом оказался пророческим.

Япония не нуждалась в прозрениях Юнга или Гете, чтобы увидеть в образе солнца политические возможности. Еще с древнейших времен японские мифы строились вокруг солнечной богини Аматэрасу и божественной природы тэнно (небесного правителя), считающегося прямым наследником Солнца: “Как Солнце является центром вселенной, так и императорская династия – центр жизни японской расы”[858]858
  David H. James, The Rise and Fall of the Japanese Empire. London: Allen and Unwin, 1952. Р. 50 и 181. Слова и иероглифы для солнца в японском языке отражают много оттенков смысла. Китайский иероглиф hi в японском означает и “солнце”, и “день”. Современный абстрактный иероглиф происходит от буквального изображения солнца. Его сегодняшнее произношение совпадает с произношением слова “огонь”, что наводит на мысль о том, что до появления китайской иероглифики солнце и огонь у японцев были сходными явлениями природы. Базовый иероглиф hi с его близостью к стихийным силам встречается чаще других “солнечных” иероглифов в старейшей японской рукописи “Кодзики” (712). Слово для обозначения самой Японии – Ni-hon – состоит из ni (усеченная формы от nichi, альтернативное чтение hi) и hon, “источник”, так что название страны можно переводить как “источник солнца”. Китайцы, не разделяя энтузиазма японцев по поводу собственной культуры, стали искажать имя своего меньшего соседа как Zipango, что постепенно дало в западной культуре “Японию”.


[Закрыть]. Японский флаг, который уже более тысячи лет изображает восходящее солнце, утверждает чувство принадлежности нации к солнечному роду вместе с синтоизмом – государственной религией. Когда вспыхнула Вторая мировая война, солнечный образ стал самым визуально запоминающимся символом нации: в бой солдаты отправлялись с национальным флагом, повязанным наискосок через грудь, и головной повязкой, украшенной восходящим солнцем. Пилоты-камикадзе также вдохновлялись связью бога-императора с солнцем.

Связь между солнечной богиней, императором и японскими хищническими амбициями 1930-х была красноречиво изложена известным американским репортером Джоном Гюнтером, который сразу после войны писал: “Легенда о прямом происхождении [императора] от богини Солнца и, соответственно, его “божественная природа”… сделали императора священным, а нацию объединили в сильном чувстве не просто верности, но настоящего родства с императорским домом”. После капитуляции Японии в 1945 году верховный командующий союзными войсками, генерал Дуглас Мак-Артур, желая развеять мистику императорской династии, просил императора Хирохито объявить населению об отказе от своей божественной природы. Это было не бессмысленным требованием. Вот комментарий Гюнтера:

Давайте вспомним. Незадолго до войны дорожный полицейский дал неверный сигнал императорскому кортежу и покончил с собой от стыда. Придворный портной не мог снять мерку с императора иначе как на расстоянии, потому что прикасаться к императорской персоне строжайшим образом запрещалось. Когда император находился в путешествии, все ставни на его пути наглухо закрывались, потому что считалось, что один вид Сына Небесного может ослепить человека[859]859
  John Gunther, The Riddle of MacArthur: Japan, Korea and the Far East. New York: Harper, 1950. Р. 107–108.


[Закрыть].

Сознавая, что многие на Западе хотели бы судить его за военные преступления, Хирохито подчинился требованиям Мак-Артура. В своем историческом “Императорском рескрипте о восстановлении нации”, подписанном 1 января 1946 года, монарх-долгожитель (1901–1989) отрекался от своего божественного статуса.

Но отрекся ли он в действительности? Это заявление, первое обращение императора к своим подданным после приказа о сдаче в августе 1945-го, никогда не имело широкого хождения на японском. Исходно составленное американскими окуппационными властями, оно было искусно отредактировано приближенными Хирохито – скорее чтобы успокоить победителей, чем чтобы действительно донести его смысл до подданных. В то время как на Западе декларация Хирохито была воспринята как важнейшая уступка (редакционный материал New York Times заявлял, что эта декларация нанесла “дикой религии” синто “удар, от которого ей уже не оправиться”), многие японцы даже сегодня не знают, что император когда-либо отказывался от своей божественной сущности. Это заявление, известное как Декларация о человеческой природе (Нингэн-сэнгэн), никогда не обсуждалось и не анализировалось в японских медиа. Мак-Артур требовал отречения, чтобы усилить разрыв с довоенной ситуацией, для Хирохито и его приближенных цель была противоположной – уменьшить эффект от документа. Ключевые фразы звучат так:

Связи между Нами и Нашим народом всегда строились на взаимном доверии и привязанности и не зависят от каких-то легенд и мифов. Они не определяются ложным представлением о том, что император будто бы обладает божественной природой, а японский народ превосходит прочие расы и предназначен для мирового господства[860]860
  См.: John W. Dower, Embracing Defeat: Japan in the Wake of World War II. New York: Norton, 1999. Р. 310. Расширенная дискуссия – см.: р. 308–318. См. также: Herbert P. Bix, Hirohito and the Making of Modern Japan. New York: HarperCollins, 2000. Р. 560–562. Официальный перевод появился в U. S. Department of State, Foreign Relations of the United States, 1946. Vol. 8. Р. 134–35.


[Закрыть].

Эти слова были опубликованы лишь однажды, в газетах от 1 января 1946 года, и в отличие от капитуляционной речи императора (14 августа 1945 года) никогда не транслировались по радио. Более того, все заявление намеренно составлено максимально туманным и двусмысленным образом, субъектом каждого предложения является не сам Хирохито, а некие “связи между Нами и Нашим народом”. Предположение об отречении императора от своей божественной сути базируется на одном только прилагательном – “ложный”. Чтобы еще более затуманить вопрос, язык заявления был пышным архаическим и официальным японским, использующимся при дворе. Фраза “идея о том, что император есть божество” передается одним не очень ясным словом “акицу-миками”, записанным тремя иероглифами, которые знакомы далеко не всем образованным японцам: когда 30 декабря один из черновиков заявления отправили японскому Кабинету министров, слово снабдили фонетической транскрипцией, чтобы министры смогли уловить смысл. Неудивительно, что советники Хирохито сравнивали эффективность этого документа с “резкой дыма ножницами”[861]861
  См.: Dower, Embracing Defeat. Р. 307.


[Закрыть]. В сложившемся контексте, напротив, вырисовывался триумф императорского мифа. Хирохито было разрешено оставить три священных символа владычества – зеркало, подвеску из яшмы и меч, – которые являются подтверждением божественного происхождения. При настоящем отречении эти символы священного императорства должны быть переданы оккупационным властям или как минимум на хранение в музей. Божественный ветер задул вновь. Уже в июне Хирохито был формально реабилитирован, обвинения в агрессии и военных преступлениях с него были сняты[862]862
  Хирохито стал центральным героем захватывающего фильма “Солнце” (2005), снятого русским режиссером Александром Сокуровым в качестве заключительного фильма трилогии о падениях лидеров с вершины власти. В фильме сорокачетырехлетний император под домашним арестом не находит себе места, перебирая в голове варианты своего ответа на ультиматум генерала Мак-Артура. “Я перестал быть богом”, – говорит он слугам. “Я отказался от своей божественной природы, – говорит он позже, – божество в этом несовершенном мире может говорить только по-японски”. Звукоинженер, назначенный на работу во время передачи отречения в эфир, совершает харакири, а Хирохито, напыщенная фигура в чаплинском стиле, в цилиндре и визитке, объявляет: “Солнце полностью заходит на глазах у народа”. Никакого эфира на самом деле не было, так что можно только предполагать, какие еще допущения были сделаны. Несмотря на все отрицательные сообщения, предварявшие его японскую премьеру, фильм демонстрировался при набитых до отказа залах.


[Закрыть].

Недавно традиционалисты стали использовать в своих интересах трюк Хирохито. Его сын, настоящий император Японии Акихито (р. 1933), по сообщениям, возобновил церемонии поклонения восходящему солнцу у себя во дворце, в уединении. По всей стране консервативные политики усердно работают над возвращением патриотизма в школы. Националистическое движение активно продвигает мистическую силу императорской власти параллельно с пропагандой той версии истории, которая не вызывает угрызений совести за Вторую мировую войну. Как сказал один министр на встрече “Ниппон Кайги”, одной из крупнейших националистических организаций, императорская семья “является ценнейшим сокровищем японской расы, да и всего мира”[863]863
  См.: Norimitsu Onishi, Wanted: Little Emperors. The New York Times. 2006. 12 марта, Р. 4.


[Закрыть].

Хотя историки относят начало японской императорской системы к IV–V векам, согласно мифам, первый император Дзимму, сын Аматэрасу, начал свое правление две тысячи шестьсот шестьдесят пять лет назад. В сегодняшней японской политике это констатируется как факт, в то же время продвигается связанный с этим миф об исключительности японской расы и пропагандируется ревизионистское изложение военной истории страны. Осенью 2006 года страна проголосовала за премьера-националиста, комментаторы сообщали, что “японские патриоты ощущают восход своего солнца после десятилетий позора”[864]864
  Michael Sheridan, Japan Flexes Its Military Muscles. London Sunday Times. 2006. 17 сентября. Р. 31. В обществе с резко выраженным мужским преобладанием солнце время от времени врывалось в самый центр политики благодаря женским голосам. Писательница и политическая активистка Хирацука Раичо (1886–1971), основательница зарождающегося женского движения Японии, стремилась вновь объявить солнце феминистским символом. Ее заявление о том, что “в древние времена нашей истории солнце было женщиной”, приобрело известность по всей стране. В поэме “Скрытое солнце” она развила эту тему, утверждая что “изначально женщина была самобытным человеком, а теперь стала луной”. Борьба японских женщин за освобождение была “борьбой за право вновь стать солнцем”.


[Закрыть].

В течение прошедшего столетия правители Китая также в полном объеме эксплуатировали властный символизм солнца. Мао Цзэдун (1893–1976) пришел к полной власти только в 1949 году, но уже в 1936-м, после его жестких действий в Яньане (конечной цели Великого похода длиной в 13 тыс. км), он стал двигаться к культу личности, куда входило сближение Мао с солярной образностью. В 1948 году Лю Шаоци (1898–1969), заместитель председателя и секретарь ЦК Компартии Китая, характеризовал мысли Мао как “подобные лучам солнца Востока”.

“Красная книжечка” Мао (“Цитатник”). “Коммунистическая партия похожа на солнце”, – поется в гимне культурной революции. “Где оно светит, там ясно”. Но Мао умело пользовался солярными образами задолго до того, как пришел к власти

Председатель поощрял изображение собственной персоны внутри солнечного круга и последовательно воплощался в роли “никогда не заходящего солнца”. К 1960-м его изображения наводнили страну: они были в песнях, фотографиях, резных деревянных образах, живописи, а также на чашках, деньгах и купальных плавках. Типичная графика времен Культурной революции изображала красное солнце над бескрайними полями пшеницы – Мао как источник процветания. Знаменитая “Красная книжечка” (или “Цитатник”, впервые опубликованный в апреле 1964 года тиражом около 1 млрд экземпляров) изображала Мао в круге в сиянии золотых лучей – одновременно солнце и бог. Фактический гимн Культурной революции “Алеет восток” тоже внес особый вклад в отождествление Председателя Мао и его партии с солнцем:

 
Алеет восток, взошло солнце,
В Китае родился Мао Цзэдун.
Он работает ради счастья народа,
Он звезда, спасающая народ.
Председатель Мао любит народ,
Он наш вождь.
Чтобы строить новый Китай,
Он ведет нас вперед.
Коммунистическая партия подобна солнцу:
Приносит свет всюду, где она сияет.
 

Слова приписывались Ли Юаню, крестьянину из северной части провинции Шаньси, предположительно вдохновленному восходящим солнцем. В течение всех десятилетий правления Мао эта песня разносилась из динамиков в каждом городе и селе с рассвета до заката. Был создан эпический мюзикл “Алеет восток”, прославляющий коммунизм, киноверсия была выпущена в 1965 году. Название песни также дало имя серии китайских спутников, первый из которых, “Дунфан Хун I”, имел радиопередатчик, передававший знаменитые строфы на неведомые планеты.

Из-за ассоциации гимна с Культурной революцией он был практически изгнан из общественной жизни после начала правления Дэн Сяопина в конце 1970-х, а сегодня рассматривается как нежелательное напоминание о культе личности. То же самое относится и к визуальным образам Великого кормчего. В новом современном Китае могут показаться странными пропагандистские фильмы о “сияющем Мао” с его изображением, снятым на ярком красном фоне в окружении расходящихся лучей, но в течение почти тридцати лет это было повседневной реальностью для сотен миллионов китайцев[865]865
  Конечно, солярные образы использовались в китайской политической жизни задолго до Мао. Активист и художник Лю Хаодун (1869–1896), один из основателей Гоминьдана (обновленного Общества возрождения Китая, которое превратилось в Национальную народную партию), нарисовал флаг Гоминьдана – синий круг с белым двенадцатилучевым солнцем в нем. Позднее, когда образовалась Лига наций, к этому символу добавили красный фон, и получился китайский флаг. Хаодун стал “первым мучеником народной революции” – он был арестован маньчжурским правительством, его пытали и казнили.


[Закрыть].

Несмотря на политическое затмение, солнце не рискует исчезнуть из пантеона китайской символики, поскольку оно издавна играет важную роль в традиционной медицине. Это четко формулируется во фразе “Китайские врачи считали, что человеческое тело, как и вся вселенная, состоит из инь и ян; этимологически – темные клубящиеся облака и яркий солнечный свет”[866]866
  Vincent Cronin, The Wise Man from the West. New York: Dutton, 1955. Р. 97.


[Закрыть]. Прошедшее время не должно здесь никого смущать – традиция жива в Китае и по сей день[867]867
  Летом 2005 года моя дочь Мэри несколько месяцев перед колледжем провела, работая в двух больницах Шанхая. Одна из этих больниц вернулась к старым медицинским методам. Мэри показывала мне книжку, которую ей рекомендовали, – “Базовые теории традиционной китайской медицины”. В ней с самого начала объяснялось: “Исходное значение инь и ян очень просто. Вначале этими терминами обозначались освещенные и не освещенные солнцем места. Обращенное к солнцу место или место, залитое светом, называлось ян, а место, повернутое от солнца, – инь” (Basic Theories of Traditional Chinese Medicine. Beijing: Academy Press, 1998. Р. 23.). Методы, основанные на этом учении, используются наряду с современной медициной западного толка.


[Закрыть].

Но не только главы государств стремились встать в один ряд с солнцем. Многие религии использовали солнечную атрибутику, но ни одна не сравнится в этом по эффективности с Римской католической церковью. В 2000 году была опубликована книга наиболее влиятельного помощника папы Иоанна Павла II, кардинала Йозефа Ратцингера (р. 1927), который в 2005 году сам стал папой Бенедиктом XVI. Ратцингер имел репутацию главного теолога Второго Ватиканского собора и написал книгу “Дух литургии”, будучи префектом Конгрегации доктрины веры – чин, уступающий лишь самому папе в определении того, чему и как католики должны верить.

В процессе обсуждения литургии, которую он рассматривает как непосредственный дар Господа, Ратцингер рассматривает и многообразие солярных образов в христианстве – их источники, значение, важность и, самое главное, их отождествление с Христом, который, с его точки зрения, свободен от каких-либо языческих влияний. Это позволяет утверждать, что, поскольку Христос “воплощен в солнце и мы видим Христа в символе восходящего солнца, нам следует поменять ориентацию молитвы и даже ориентацию самих церквей, чтобы “символизм креста совпал с символизмом востока”. Базилика Св. Петра ориентирована на запад “по топографическим обстоятельствам”, но теологически это неудачно. Современные теологи, по мнению Ратцингера, считают, что “поворот к востоку, по направлению к восходу, – это то, что сегодня мы просто не можем ввести в литургию. Но так ли это? Мы больше не заинтересованы в космосе?” Он считает, что для молитвы запад должен повернуться лицом к востоку[868]868
  Joseph Ratzinger, The Spirit of the Liturgy. San Franciscо: Ignatius Press, 2000. Р. 24, 54, 42, 68, 69, 82, 96, 101, 103, 107, 107, 109 и 128–129.


[Закрыть].

В следующей главе, “Освященное время”, Ратцингер рассматривает то, как “первый день недели стал днем солнца” и в рамках этого же космического символизма “солнце провозглашает явление Христа”. Он продолжает: “Мы уже видели, как глубоко христианство отмечено символизмом солнца”, которое становится “вестником Христа”. Каждый год праздники Рождества и Богоявления обозначают “рассвет нового света, подлинное солнце истории”. Он хитроумно добавляет: “Не будем задерживаться на сложных и порой спорных деталях развития этих двух праздников… Обычно утверждается, что дата 25 декабря появилась в качестве противовеса митраистскому мифу или же как христианский ответ на культ непобежденного солнца, на который делали ставку римские императоры в III веке в попытках основать новую имперскую религию. Однако старые теории более не подтверждаются”. Для него это утверждение – само по себе достаточный аргумент.

Йозеф Ратцингер, папа Бенедикт XVI (Courtesy of the Weltenberg Cathedral)

То же уверенное отрицание любых связей между языческим зимним солнцестоянием и праздником Рождества применяется и к наблюдению о Воскресении в Пасху, во время весеннего равноденствия: “Тесное переплетение воплощения и воскресения можно увидеть именно в их взаимоотношении, в частном и в общем, где каждое имеет свой солнечный ритм и его символизм”. К концу главы солнце становится “образом Христа”. Наш старый приятель де Вольней расхохотался бы (или, скорее, рассвирепел) от чтения подобной софистики: двести лет спустя церковь-мать все еще занимается присвоением древних языческих традиций, одновременно это отрицая! Древние религии обладали солнцем не в большей степени, чем те, что пришли им на смену. Любой может приспособить его к своим нуждам, и всегда все будут это делать. Политика, религиозная или государственная, есть не более чем искусство управления. А что может быть лучшим адресатом призывов о помощи, символической или какой-либо другой, как не правящая нами великая звезда? Каждый лидер находит свой собственный способ высадиться на Солнце.