Текст книги "В погоне за Солнцем"

Еще один связанный с глобальным потеплением фактор, который может парадоксальным образом ускорить наступление нового ледникового периода, – огромные запасы замерзшей воды в Антарктике, простирающиеся на несколько километров в глубину. По мере медленного продвижения льда в сторону океана он тормозится прибрежными слоями. Подъем уровня моря может разрушить прибрежные слои льда и вынести эти гигантские ледники в открытое море, что способно радикально понизить температуру. Есть и другие сценарии наступления ледникового периода, в которых не участвует глобальное потепление – ни вызванное человеческой деятельностью, ни какое-либо другое. “Ледниковые циклы запускаются небольшими периодическими изменениями земной орбиты”, – пишет Колберт, и они “изменяют распределение солнечного освещения на различных широтах в различные времена года и происходят согласно полному циклу, который завершается за сотни тысяч лет”[951]951
  Kolbert, Field Notes from a Catastrophe. Р. 32.


[Закрыть].

Нынешнее состояние наших технологий делает почти невозможным предсказание того, следует ли нам готовиться к глобальному потеплению или к наступлению нового ледникового периода, не напрямую вызванного более горячей Землей или каким-либо другим фактором. Разнообразные компьютерные модели глобального климата на сегодняшний день слишком неточны. Один из создателей такой модели жалуется: “Мы изголодались по данным… В ситуации такой большой естественной вариативности опасно связывать какое-то конкретное изменение с какой-то конкретной причиной”[952]952
  Wildavsky, But Is It True? Р. 352–353.


[Закрыть]. Найджел Калдер, автор The Weather Machine, называет климатические изменения “одной из самых неаккуратных областей современной науки”[953]953
  Nigel Calder, The Weather Machine. London: BBC, 1974. Р. 76.


[Закрыть]. Или, пользуясь очаровательным сравнением джойсовского Леопольда Блума, погода “ненадежна, как попка младенца”[954]954
  Джойс Дж. Улисс. Пер. С. Хоружего, В. Хинкиса.


[Закрыть].

И вот здесь Пирс Корбин, несмотря на всю свою эксцентричность (британский Метофис назвал его “сумасшедшим ученым”), оказывается незаменим. В отличие от Метофиса он считает Солнце ключевым фактором в климатических изменениях. Хотя он скрытен в отношении своих методов, известно, что прогнозы Корбина строятся на предположении, что нашим климатом управляют солнечные частицы и магнитные связи между Солнцем и Землей на любом временном отрезке – от дней до сотен и тысяч лет. Солнечные частицы сильно подвержены изменениям в земном магнитном поле, особенно сдвигам магнитных полюсов и отклонениям частиц вблизи экватора. Корбин изображает солнечные вспышки и прочие коронарные выбросы, с удовольствием отмечая каждый последующий фактор. “Имеется двадцатидвухлетний цикл, Луна, магнитное поле Солнца – все это воздействует на погоду. Нельзя забывать и об ударных волнах в солнечном ветре, известных как “красные пики”, и о наклоне самой Земли”. Чем сильнее магнитное поле Земли, тем больше частиц оно собирает из солнечного ветра; чем больше частиц собирается, тем более теплой становится Земля. Магнитная активность Солнца более чем удвоилась с 1901 года, напоминает Корбин, усилив поле в 1,4 раза с 1964 года, и имеются растущие свидетельства того, что эта активность достигает сейчас своего восьмитысячелетнего пика.

У Корбина, разумеется, тоже есть на счету неправильные прогнозы – снежная Пасха в 1989 году и “неистовая погода” в сентябре 1997-го: оба периода оказались тихими и теплыми. Но записи Метофиса значительно хуже, они обеспечивают прогнозами погоды Би-Би-Си с 1923 года, но эта франшиза вновь открыта для претендентов после особенно неудачного 2009 года: Метофис предсказал “лето шашлыков”, которое оказалось таких холодным и мокрым, что пришлось извиняться; видимо, вследствие этого Метофис предсказал мягкую зиму – последовал самый холодный январь за последние двадцать три года. Недавний опрос показал, что 74 % опрошенных считают прогнозы Метофиса в целом неточными[955]955
  The Week. 2010. 20 февраля. Р. 13.


[Закрыть]. Лучшую репутацию среди погодных прогнозистов еще нужно поискать.

В этой чрезвычайно обостренной дискуссии одно, на мой взгляд, работает в пользу Корбина – факт, что первый доклад IPCC полностью игнорировал изменчивость Солнца, а недавние “Резюме для политиков” упоминают солнечный свет только мельком, не говоря ни о частицах, ни о магнитном поле[956]956
  IPCC, Summary for Policymakers, Climate Change 2007: The Physical Science Basis. Contribution of Working Group 1 to the Fourth Assessment Report of the Intergovernmental Panel on Climate Change. Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2007.


[Закрыть]. На Копенгагенской конференции в декабре 2009 года акцент делался на антропогенных факторах потепления, а солнечные факторы практически даже не упоминались[957]957
  См.: Elizabeth Kolbert, The Copenhagen Diagnosis: Sobering Update on the Science, Yale Environment 360. 2009. 24 ноября, http://e360.yale/edu/content/feature/ msp?id=2214


[Закрыть].

Но для Корбина любое явление на Солнце считается ключевым для понимания того, что мы можем ожидать на Земле. В мою последнюю встречу с ним в марте 2009 года он был увлечен двумя новыми областями исследований: первая – воздействие Луны на солнечный ветер и магнитное поле Земли, иногда оно оказывается достаточно сильным, чтобы нарушить силовые линии, протягивающиеся от Солнца к Земле; вторая – то, что Корбин назвал “нагреванием виртуальных частиц”: заряженные солнечные частицы меняют поток тепла от экватора к полюсам, воздействуя таким образом на циркуляцию тепла на земном шаре.

Послужной список Корбина в прогнозах погоды (он ожидал, что в 2010 году его “доля” успешных предсказаний составит 80 %; как заявил канал ABC News, “он не идеален, но весьма хорош”) свидетельствует о его правоте и недооценке IPCC солнечного воздействия – вопрос только в степени этой недооценки. Сами Соланки, директор авторитетнейшего немецкого Института Макса Планка, занимает нейтральную позицию: “Повышение яркости Солнца и рост уровня так называемых парниковых газов повлияли на изменения в земной атмосфере, но невозможно сказать, чье влияние больше”. Тимоти Паттерсон, директор Центра геонаук Оттавы – Карлтона в канадском Карлтонском университете, более однозначно встает на сторону Корбина. “Солнечная активность превосходит любое воздействие, которое могла оказать или еще окажет двуокись углерода. Если мы столкнемся даже со средним солнечным минимумом, – говорит он, имея в виду период минимальной активности солнечных пятен, – мы станем свидетелями значительно более тяжелых последствий, чем те, что подразумевает “глобальное потепление”[958]958
  The Sun Also Sets, Investor’s Business Daily. 2008. 7 февраля.


[Закрыть]. Чтобы закончить этот список игроков первой лиги, приведу фразу Вилли Суна, климатолога и физика Солнца из Гарвард-Смитсоновского центра астрофизики: “Билл Клинтон часто подводил итоги в политике, говоря: “Это экономика, дурак!” Теперь мы можем смело подытожить все эти климатические изменения словами: “Это Солнце, дурак!”[959]959
  Вилли Сун, письмо автору 7 мая 2009 года.


[Закрыть].

Кому же в итоге верить – тем, кто вместе с IPCC считает, что спровоцированное человеком глобальное потепление “есть твердый как камень факт, который можно потрогать руками”[960]960
  Weart, The Discovery of Global Warming. Boston: Harvard University Press, 2008. Р. 196.


[Закрыть], или тем, кто считает спекуляцию на этих страхах мошенничеством? Что нас ждет, очередной ледниковый период или поджаривание планеты? Или и то и другое одновременно? Вспоминается рассуждение великого математика и философа Альфреда Норта Уайтхеда: “Нет абсолютных истин, есть лишь полуистины. Попытки трактовать их как окончательные истины радуют только дьявола”. Две крайние точки зрения очевидны. Одна рисует мрачную картину, скрытую в словах Ревелла: “Мы на развилке истории”; другая близка к ее полному отрицанию. Одна сторона собирает ученых, которые верят в антропогенные причины климатической катастрофы и ощетиниваются картами, графиками и данными, а другая предъявляет свой список экспертов, которые разворачивают набор карт, графиков и прочих исследований, чтобы отстоять собственную аргументацию, – обе стороны рычат, что противник жестоко заблуждается[961]961
  В ноябре 2009 года хакерская атака сделала публичными тысячи писем и документов отдела климатических исследований Восточноанглийского университета, из которых было ясно, что исследователи скрывали или даже искажали исходные данные, но протест был излишне горячим – имеется масса других хороших данных для рассмотрения.


[Закрыть].

Единственное, что мы можем определенно сказать, – что наука никак не определилась, да и как она могла бы, когда нам еще так много всего неизвестно? Судя по тому, что я узнал за последние восемь лет от наблюдателей в Таксоне и на Маут-Уилсон, астронома-иезуита в Кастель-Гандольфо и погодного аналитика в Восточной Англии, физиков в Пасадене и ученых в Китае, Японии, Индии, Западной Европе, России и Южной Африке, совершенно очевидно, что пока нигде в этом потоке информации еще не существует никакой адекватной теории. Мы до сих пор находимся в процессе понимания климата. Я считаю, что мы на свою погибель упускаем контроль за парниковыми газами, а также верю, что то, что десять лет в начале XIX века стали самыми жаркими за последние сто сорок лет, – это повод для беспокойства. Хотя, как отмечал Роберт Кунциг в своем исследовании мирового океана, “возможно, через сто лет наше беспокойство по поводу углеродного загрязнения заставит усмехнуться наших праправнуков, как мы сами смеемся сегодня, читая прогнозы о городских улицах, заваленных лошадиным навозом, сделанные до появления автомобилей”[962]962
  Robert Kunzig , Mapping the Deep. Р. 318–319.


[Закрыть]. Возможно, это форма самомнения – приписывание таких явлений, как климатические сдвиги, в первую очередь причинам человеческого происхождения.

Но один факт во всей этой дискуссии звучит ясно и неоспоримо: мы очевидным образом полностью находимся в объятиях Солнца, в окружении его атмосферы и ветра, в волнах его вещества, и мы должны признать – светило остается самым главным фактором влияния на наши жизни и на наш климат.

Глава 31
За пределами невозможного

Закон № 1. Если заслуженный, но престарелый ученый говорит, что нечто возможно, он почти наверняка прав. Если же он говорит, что нечто невозможно, он почти определенно ошибается.

Закон № 2. Единственный способ установить границы возможного – попытаться сделать шаг за эти границы.

Закон № 3. Технология, значительно превосходящая по уровню известные нам, неотличима от магии.

Артур Ч. Кларк[963]963
  Arthur C. Clarke, Astounding Days: A Science Fictional Autobiography. London: Gollancz, 1989. Р. 207.


[Закрыть]

Нам остается теперь лишь строить догадки.

Г. Уэллс, “Машина времени”[964]964
  Здесь и далее – пер. К. Морозовой.


[Закрыть]

Уже около 2 тыс. лет в области так называемой научной фантастики авторы сочиняют сценарии, в которых фигурирует Солнце. На заре жанра эти истории отражали ценности и опасения соответствующих эпох, но имели довольно мало общего с тем, что мы сегодня привыкли называть наукой. Время шло, человеческие знания о вселенной множились, и фантасты начали предвосхищать, порой на сотни лет, открытия ученых. Академическая дисциплина и литературные дерзания словно соревновались в гипотезах, иногда опираясь друг на друга примечательным образом. Первой известной нам научной фантастикой следует считать произведения Лукиана из Самосаты (120–180), древнегреческого писателя с сирийско-римскими корнями. В его произведениях встречаются межзвездные войны, похищение инопланетянами, путешествие на Луну в стиле наиболее странных заморских приключений Одиссея. Этот сборник называется “Правдивые истории”, хотя там не содержится ни слова правды. Персонаж по имени Эндимион рассказывает, как очутился на Луне, пока спал. Он строит планы войны с солнечным народом (гелиотами), чей царь Фаэтон отказал ему в колонизации Венеры. В последующей битве гелиоты побеждают, Фаэтон строит большую стену, которая препятствует попаданию солнечного света на Луну, тем самым обрекая ее на пребывание в вечной тьме.

Другие литературные титаны древних времен, Цицерон со “Сном Сципиона” и Плутарх с “О лике видимом на диске луны”, предшествовали Лукиану, но их рассуждения о небесных телах относились скорее к разряду документальной литературы, чем к чистой выдумке. Чтобы обнаружить кого-то еще среди ранних визионеров и фантастов (примерно во времена Лукиана), нам придется отправиться через весь земной шар к Чжан Хэню (78–139), великому китайскому придворному астроному, который в своем “Размышлении о тайне” описывает путешествие за пределы Солнца[965]965
  См.: Joseph Needham, Science and Civilization in China. Cambridge: Cambridge University Press, 1959. Р. 440.


[Закрыть]. Много веков спустя Иоганн Кеплер вновь подхватит идею космических путешествий, когда будет писать роман “Сон”, повествующий о путешествии мальчика на Луну.

В XVII веке случился прорыв в распространении сказаний о межпланетных приключениях[966]966
  См.: Marjorie H. Nicolson, Science and Imagination: Collected Essays on the Telescope and Imagination. Ithaca: Cornell University Press, 1965. Р. 71.


[Закрыть], причуда, которая подпитывалась взрывным ростом интереса к науке и вниманием к ней литераторов всех мастей; это не изменилось и в XVIII веке. В 1705 году Даниэль Дефо печатает свое произведение The Consolidator, or Memoirs of Sundry Transactions from the World in the Moon, в котором предвосхищает создание мощной машины, способной достичь наш далекий спутник.

Двадцатью годами позже Джонатан Свифт публикует “Путешествия Гулливера”, где, вероятно, впервые, пусть даже в качестве шутки, писатель рассматривает концепцию смертности Земли и Солнца (одним из страхов народа лапутян, например, был тот, что “поверхность солнца постепенно покроется коркой от его собственных извержений и не будет больше давать света”*[967]967
  Здесь и далее – пер. А. Франковского.


[Закрыть]). Когда Гулливер посещает великую академию в Лагадо, он обнаруживает, что ее члены живут в страхе перед кометой, хвост которой “длиной в миллион четырнадцать миль”, пройдя слишком близко от Солнца, получит от него тепла “в десять тысяч раз больше, чем его содержится в раскаленном докрасна железе” – достаточно, чтобы спалить Землю дотла. “Когда лапутянин встречается утром со знакомым, – сообщает нам Гулливер, – то его первым вопросом бывает: как поживает солнце, какой вид имело оно при заходе и восходе и есть ли надежда избежать столкновения с приближающейся кометой?”. Но это было не единственным катастрофическим сценарием. Свифт также высмеивает страхи лапутян перед возможной гибелью Солнца из-за чрезмерного расхода топлива – идея, поражающая своим предвидением, хотя сам Свифт, кажется, не воспринимал ее всерьез.

К XIX веку авторы художественных произведений начали воспринимать Солнце как рядовое небесное тело. Уильям Гершель (1738–1822), хотя и не стремился к сочинению научной фантастики, оставил далеко позади существовавшую на тот момент науку, когда предположил обитаемость Солнца. Эдвард Уолтер Маундер (ранее мы обсуждали “минимум Маундера”) подытожил предположение Гершеля:

Он представил себе возможность того, что запасы солнечного света и тепла могут располагаться в относительно тонкой оболочке в верхних слоях атмосферы, а ниже этой оболочки облачный покров способен ограничивать проникновение излучения вглубь, что позволит существовать внутреннему ядру в достаточно холодном и твердом состоянии. Этот воображаемый внутренний шар будет пользоваться постоянным дневным освещением и неизменным климатом, одинаковым от полюса до полюса. Обитатели будут наблюдать ярчайшие небеса без концентрации света в какой-либо одной части свода. Предполагалось, что таким образом счастливая раса, не знакомая с течением времени, будет процветать, возделывая свои бескрайние солнечные поля в постоянном свете дня… но мы знаем, что это ни в одной своей детали не соответствует действительным фактам[968]968
  E. Walter Maunder, Are the Planets Inhabited? London: Harper & Bros., 1913. Гл. 3.


[Закрыть].

Невзирая на точность допущений, эта идея могла бы стать неплохой почвой для соответствующих выдумок, но писатели обошли ее стороной. Жюль Верн, от которого можно было ожидать проявления любопытства в адрес Солнца, на самом деле посвятил ему довольно мало времени. Писатель, конечно, не обошел его вниманием, но прошелся несколько вскользь – в “Двадцати тысячах лье под водой” и “Таинственном острове” (1874), скорее романе, чем научно-фантастическом произведении. Верн писал о равноденствиях, о различиях среднего солнечного и земного времени, о вращении Земли, об использовании гномона для определения времени, но воображаемые прыжки в межзвездном пространстве находились за пределами орбиты его интересов[969]969
  Не стоит забывать и о романе “С Земли на Луну прямым путем за 97 ч 20 мин” (1865).


[Закрыть].

Множество прозаиков XIX века попробовало себя в научной фантастике хотя бы единожды – Редьярд Киплинг (“Ночной почтой” и As Easy as A. B. C.), Эдгар По, Джеймс Фенимор Купер, Марк Твен, Герман Мелвилл и даже Генри Джеймс, – но главное фантастическое произведение, выстроенное именно вокруг Солнца, появилось только в 1895 году. Лондонский издатель заплатил 100 фунтов (немаленькая сумма для молодого человека, только что закончившего колледж) за сочинение в 38 тыс. слов, которое стало одной из вех в научной фантастике, – за “Машину времени”.

Герберт Джордж Уэллс (1866–1946) сочинил как минимум три версии этой истории для разных журналов, но именно в книжной форме произведение совершенно загипнотизировало читателей. Никто раньше так не писал. Повесть – продукт своего времени, но при этом она несет явный отпечаток восприимчивости автора, который уже сложился как мыслитель, считающий, что будущее всегда будет прямым результатом существующих общественных сил. Это столь же социалистская антиутопия, сколь и научная фантастика. Уэллс рисует перед читателем портрет изобретателя, который открывает способ перемещения в будущее и обратно и в спокойные 1890-е отправляется на 30 млн лет в будущее. В далеком мире безымянный путешественник во времени встречает последних обитателей умирающей Земли, которая “перестала вращаться и была обращена к Солнцу одной стороной”, одно ее полушарие все время подвергалось воздействию жара, а другое лежало в вечном холоде и мраке. В светлом полушарии ужасные крабоподобные создания бродили по кроваво-красным пляжам посреди “темно-зеленой растительности”. Путешественник прыгает дальше в будущее, где видит Солнце еще более потускневшим и багровым:

В конце концов над землей повисли сумерки, которые лишь но временам прорывались ярким светом мчавшейся по темному небу кометы. Красная полоса над горизонтом исчезла; солнце больше не закатывалось – оно просто поднималось и опускалось на западе, становясь все более огромным и кровавым… Наконец, незадолго до того как я остановился, солнце, кровавое и огромное, неподвижно застыло над горизонтом; оно походило на огромный купол, горевший тусклым светом и на мгновения совершенно потухавший. Один раз оно запылало прежним своим ярким огнем, но быстро вновь приобрело угрюмо-красный цвет. Из того, что солнце перестало всходить и закатываться, я заключил, что периодическое торможение наконец завершилось. Земля перестала вращаться, она была обращена к Солнцу одной стороной точно так же, как в наше время обращена к Земле Луна…

Так продолжал я передвигаться по времени огромными скачками, каждый в тысячу лет и больше, увлеченный тайной судеб Земли и в состоянии какого-то гипноза наблюдая, как Солнце на западе становится все огромней и тусклей, как угасает жизнь.

В действительности Уэллс расширял тему, которая притягивала писателей по меньшей мере со времен Свифта: как долго проживет Солнце (а с ним и наша планета). Некоторые произведения времен Уэллса – “Омега” (1893) выдающегося астронома Камилла Фламмариона, “Последние дни Земли” Джорджа Уоллиса, “Дом на краю” (1908) Уильяма Хоупа Ходжсона – основываются на том, что Солнце поддерживается химическим горением и когда-то в обозримом будущем наступит время, когда оно выгорит дотла[970]970
  См. полный список подобных произведений в: John Clute and Peter Nicholls, eds., The Science Fiction Enc yclopedia, 2nd ed. New York: St. Martin’s Press, 1993. Р. 1177– 1178.


[Закрыть].

Уинстон Черчилль в своем единственном романе “Саврола” (1899) также рисует перед нами истощившееся Солнце, но представляет это как постепенный процесс угасания – вызов, который человечество может принять, обладай оно определенными моральными и психологическими качествами. В одном из эпизодов главный герой (идеализированная версия автора) наблюдает Юпитер в телескоп и размышляет о “непостижимом отрезке времени, которое должно пройти прежде, чем охлаждение сделает возможной жизнь на его поверхности”, что, как можно предположить, ведет дальше к своего рода внеземной утопии. Однако в конце автор заключает: что бы ни случилось, все равно неумолимо “совершенное развитие жизни закончится в смерти; вся солнечная система, вся вселенная однажды станет холодной и безжизненной, как выгоревший фейерверк”[971]971
  См.: P. K. Alkon, Winston Churchill’s Imagination. Lewisburg, Pa.: Bucknell University Press, 2006. Р. 150.


[Закрыть]. Это рассуждение могло бы послужить заключением и к истории Уэллса – оба меланхолических финала написаны амбициозными депрессивными типами, великими людьми, посвятившими себя поискам лучшей жизни для человечества[972]972
  Черчилль был большим поклонником произведений Уэллса, заимствовал оттуда разнообразные выражения вроде “надвигающаяся буря”, а в 1931 году заявил, что, пожалуй, мог бы “пройти экзамен” на героя Уэллса. В 1947 году он воздал дань Уэллсу как провидцу: “Его “Машина времени” – поразительная книга, того же класса, что “Путешествия Гулливера”. Это одна из тех книг, что я бы взял с собой в чистилище”. Уэллс со своей стороны создал карикатуру на Черчилля в “Люди как боги” (1923).


[Закрыть].

К 1930-м уже было известно, что Солнце производит тепло термоядерным синтезом и однажды погаснет. Клэр Эштон, одна из немногих женщин, пишущих в этом жанре, написала “Феникса” – проникновенную историю о путешествии сквозь космос с целью вновь возжечь гаснущее Солнце; эту идею подхватил Джин Вулф в серии “Книги нового Солнца” (1980–1983)[973]973
  Кино и телевидение также разделяли интерес к этим идеям. К Солнцу как таковому интерес был не столь велик (хотя в “Звездных войнах” Люк Скайуокер смотрит в бескрайние пустыни родной планеты на два заходящих солнца), фильмы вполне понятным образом сосредотачивались на космических путешествиях и межзвездном соперничестве. Замысел фильма Дэнни Бойла “Пекло” (2007) состоит в том, что Солнце стремительно теряет энергию, поэтому к нему запускается пилотируемая ракета, чтобы вновь запустить термоядерную реакцию: “Наше солнце умирает, наша цель – зажечь звезду внутри звезды”. Сценарист Алекс Гарленд любезно показал мне съемочную площадку, несколько акров складов в юго-восточном Лондоне: каждая деталь, даже кислородные оранжереи на кораблях, проверялась с помощью астрономов – возможно, впервые в истории.


[Закрыть]. Хотя температура солнечной поверхности стала известна еще в 1890-е, Джон Мастин тоже описывал такое путешествие в Through the Sun in an Airship (1909), а Х. Канер развернул действие книги The Sun Queen (1946) на солнечном пятне.

Начиная с 1930-х статус писателей, возделывающих ниву научной фантастики, постепенно рос и становился больше, чем просто уровень восторженных любителей; в ноябре 1945 года в редакционной статье во влиятельном журнале Astounding Stories of Super-Science редактор Джон У. Кэмпбелл подвел итоги предыдущего десятилетия: “Интересующиеся наукой неожиданно оказались признаны окружающими не такими уж и наивными мечтателями, как считалось раньше, а во многих случаях даже заработали себе в глазах других некоторый авторитет”[974]974
  Цит. в: Clarke, Astounding Days. Р. 224.


[Закрыть]. Клиффорд Саймак в “Большой уборке на Солнце” (1940) и Филипп Лэтем в “Тревожном Солнце” (1959) соотносили события на Земле с циклами солнечных пятен. Шесть произведений Роберта Хайнлайна, составляющие “Человека, который продал Луну” (1950) (“бесстрашные приключения храбрецов будущего… мир, где энергия Солнца прямо преобразуется в силу, используемую людьми”), заканчиваются схемой “Истории будущего 1951–2600”, где на 2075 год намечено решение проблемы предсказания погоды, на 2100-й – начало межзвездных полетов, а завершается все объединением солнечной системы.

В фильме Дэнни Бойла “Пекло” (2007) фигурирует умирающее Солнце и пилотируемая ракета, которая направляется к Солнцу, чтобы оживить его термоядерной бомбой (Fox Searchlight / The Kobal Collection / The Picture Desk)

В 1950-е начался второй золотой век научной фантастики. К нему относятся такие фигуры, как Кордвейнер Смит (псевдоним великого борца с Китаем на психологическом фронте Пола Лайнберджера, 1913–1966) и Пол Андерсон (1926–2001). В повести Смита “Леди, которая плавала на “Душе” (1960) описываются космические путешествия с помощью парусов и солнечного ветра[975]975
  В ноябре 2009 года научный корреспондент New York Times писал: “Примерно через год, если все пойдет по плану, предмет размером с буханку хлеба будет выброшен из ракеты на высоте 500 миль над Землей. Там, в вакууме, он расправит четыре треугольных паруса – блестящих, как лунный свет, и лишь немногим более материальных. Затем он медленно заскользит по солнечному лучу вдаль сквозь звезды… это станет вехой на пути к мечте, которая так же стара, как и сама космическая эпоха, и столь же романтична: путешествовать в космосе на крыльях звездного света”. К тому времени, когда вы прочтете это, научная фантастика превратится в научный факт (Dennis Overbye, Setting Sail into Space, Propelled by Sunshine. The New York Times. 2010. 10 ноября. D1).


[Закрыть]. Андерсон, одинаково успешный и в классической научной фантастике, и в новом мире научной фэнтези, интересовался пригодными для жизни планетами неземного типа, а разведку космоса и путешествия за пределы солнечной системы на сверхсветовой скорости считал враждебной и скучной чепухой. В его книгах “Невидимое солнце” (1966), “Мир без звезд” (1966) и “День гнева” (1967) космические путешественники отправляются в другие планетные системы, а в “Долгой дороге домой” (1955) писатель воображает, как солнечная система становится центром межзвездной империи, а Земля превращается в Эдем благодаря глобальному потеплению. Солнце при этом скромно стоит поодаль, и вряд ли его можно в чем-то обвинять.

Сходная вера в человеческую изобретательность появляется в “Слабом человеке” (1962) Теодора Томаса, где техники скользят по солнечной поверхности в “сидячих шлюпках” для модификации его излучения – оптимистический взгляд на будущее для инженера-химика. В “Расточительном Солнце” (1964) Филиппа Хая внезапный интенсивный выброс солнечной радиации направляется к Земле, ученым нужно спешно создать газовый экран в верхних слоях атмосферы.

Но многие писатели, напротив, изображали, как Солнце нагревается, а не охлаждается. “Прыжок в Солнце” Дэвида Брина (1980), где в фокусе произведения оказывается тесный контакт между человеком и звездой, демонстрирует исключительное владение современной наукой. В “Одном из трехсот” (1954) Джеймс Макинтош сопровождает в полете десять человек, которые отправляются на Марс вскоре после того, как становится ясно, что наш мир приговорен: “К этом времени Земля уже была мертва, ошпарена и стерильна” (о Марсе, кстати, написано больше произведений, чем о любом другом небесном теле). У Роберта Сильверберга в повести Thomas the Proclaimer, одной из частей трилогии разных авторов The Day the Sun Stood Still (1972), Солнце останавливается, превращаясь в ловушку для космических кораблей.

Ни один из этих авторов не интересовался исследованием Солнца как таковым или помещением звезды в центр событий из-за того, что происходило в ней (или на ней); это касается даже “Конца света” (1924) Хью Кингсмилла или “Непостоянной Луны” (1971) Ларри Нивена, где в основе повествования лежит превращение Солнца в сверхновую. Одним из исключений является Рэй Брэдбери, который в “Золотых яблоках Солнца” (1953) посылает к звезде очередного Икара, чтобы “долететь, коснуться Солнца и навсегда унести частицу его тела”[976]976
  Здесь и далее – пер. Л. Жданова.


[Закрыть]. Брэдбери делает смелую и вполне убедительную попытку вдохнуть жизнь в это приключение на страницах книги, описывая гигантскую металлическую чашу, которую протягивает антропоморфная рука, зачерпывая ею требуемое количество “драгоценного газа”. Миссия выполнена, рассказ заканчивается тем, что космическая ракета направляется домой, чтобы “доставить на Землю дар немеркнущего огня”. Зачем, спрашивает себя капитан, вся эта затея с путешествием к Солнцу – “прилететь, осалить – и стремглав обратно”? Брэдбери дает нам живой ответ: “Затем что атомы, которые мы подчинили себе на Земле, слабосильны; атомная бомба немощна и мала; лишь Солнце ведает то, что мы хотим знать, оно одно владеет секретом”. Это не единственный случай, когда Солнце наделяется сознанием, но здесь это звучит особенно убедительно.

19 мая 2005 года исследовательский марсоход НАСА Spirit сделал этот потрясающий снимок Солнца, заходящего за край красной планеты в окрестностях кратера Гусева. Поскольку Марс находится дальше от Солнца, чем наша планета, видимый размер светила составляет две трети от наблюдаемого с Земли (JPL / NASA)

Где-то между безудержным фантазированием и научными прогнозами располагается идея зажигания новых солнц на замену нынешнему. В 1957– 1958 годах Фредерик Пол и Сирил Корнблат написали роман “Проклятие волков”. Действие его разворачивается в 2023 году, бродячая планета, населенная машинами, Пирамидами, похищает Землю и Луну, утаскивая их за собой в межзвездное пространство. Солнце осталось позади, чужаки-Пирамиды зажгли новое солнце из старой Луны, которое надо было менять снова и снова, каждые пять лет. Роман начинается с размышлений персонажа о том, будет ли возобновлено последнее солнце:

Через неделю астрономы поняли, что происходит невероятное. Через месяц старое солнце заметно отдалилось, стало меньше, холоднее… Затем луна внезапно вспыхнула [и стала новым солнцем]. И как раз вовремя. Потому что Солнце-отец удалилось еще больше, а через несколько лет оно стало просто одной из многих звезд.

Когда неполноценное маленькое солнце сгорало дотла, они… обычно вешали в небе новое; это происходило приблизительно каждые пять лет. Это была все та же луна, которая стала теперь для людей солнцем. Но оно сгорало, и светило нужно было вновь зажигать. Первые такие солнца светили Земле с населением в десять миллиардов. По мере того как солнца разгорались и затухали, на Земле происходили изменения, менялся и климат, громадные изменения имели место в объеме и виде радиации от нового светила[977]977
  Цит. по: Пол Ф., Корнблат С. Проклятие волков. М.: Библиополис, 1993.


[Закрыть].

Концепция Пола и Корнблата на этом доходит до своего логического завершения, а повествование принимает более традиционный оборот. Но это становится любопытной вариацией темы догорающих солнц, которая будет подхвачена и получит более масштабное развитие в произведениях Айзека Азимова и Артура Кларка, двух королей научной фантастики ХХ века.

Айзек Азимов (1920–1992) родился в местечке Петровичи Смоленской области в Советском Союзе, но в 1923 году его семья уехала в США, где родители купили небольшую сеть магазинов сластей, в большинстве из которых продавалась научная фантастика, был самый расцвет старомодных журналов на дешевой бумаге. К одиннадцати годам Азимов уже сочинял собственные истории (в совокупности он написал или отредактировал более пяти сотен книг и приблизительно 9 тыс. писем и открыток, выпустив как минимум по работе в каждом разделе библиотечной десятичной классификации Дьюи, кроме философии). К двадцати одному году Азимов написал тридцать одно произведение. “Мой статус… был – не более чем упорный и (возможно) подающий надежды бездарь”[978]978
  Isaac Asimov, In Memory Yet Green. New York: Doubleday, 1979. Р. 295–296.


[Закрыть]. 17 марта 1941 года он посетил редакцию Astounding, где у редактора Джона Кэмпбелла нашлась задачка для этого неопытного юнца.

Он наткнулся на цитату у Эмерсона в его “Природе”. В первой главе Эмерсон говорит: “Если бы звезды появлялись на небе раз в тысячу лет, то как бы люди обожали и охраняли в течение многих поколений память о городе Бога, показанном им”. Кэмпбелл попросил меня прочесть ее и спросил: “Как вы думаете, Азимов, что случится, если люди вдруг увидят звезды впервые за тысячу лет?”

Я подумал и не смог ничего придумать. Ответил, что не знаю.

Кэмпбелл сказал: “Я думаю, они сойдут с ума. Я хочу, чтобы вы написали об этом рассказ”[979]979
  Азимов А. Приход ночи. Пер. Д. Жукова.


[Закрыть].

На следующий день Азимов начал “Приход ночи”, повесть на двадцать восемь страниц (13 300 слов), которую двадцатью тремя годами позже Американская ассоциация писателей-фантастов признала (со значительным отрывом) лучшей в своем роде. Ее так часто перепечатывали, что Азимов признавался: “Она уже так хорошо известна, что ничего подобного больше не напечатаешь”. Хотя самому писателю удалось позже написать обработку этой повести, дополнив ее деталями, включая финальную катастрофу. Я, признаться, нахожу персонажей скучноватыми, а сам сюжет – не блестящим, но ему удается ввести несколько интересных идей, особенно о возможности существования планет с множеством солнц.

Приверженцы НЛО считают, что летающие тарелки особенно хорошо наблюдать во время солнечных затмений. Два круглых пузыря на этом снимке приводятся как доказательство (снято Милдред Майер в Чикаго 30 июня 1954) [from Harold T. Wilkins, Flying Saucers Uncensored (New York: Pyramid Books, 1955)]

Действие происходит в городе Саро на планете Лагаш, которую веками омывает негаснущий свет ее шести солнц. Они находятся в постоянном движении, так что по крайней мере одно всегда светит, но в самом начале истории пять из шести светил погасли. Когда исчезает и Бета, последнее солнце, планета оказывается перед лицом страшной ночи. Население Лагаша интеллектуально не готово принять такой поворот событий, оно помышляет о том, что станет последней цивилизацией в череде девяти предыдущих, рухнувших на самом подъеме своей культуры.

Многочисленные солнца Лагаша, как мы теперь знаем, имеют реальные аналоги. В 2006 году астрофизики сообщили, что продолжают открывать планетные системы (как минимум с одной планетой), где присутствует более одной звезды: одна из недавно открытых систем, названная HD 188753, находится в ста сорока девяти световых годах от созвездия Лебедя, ее согревают три солнца[980]980
  См.: Charles Liu, My Three Suns, Natural History. 2006. Октябрь. Р. 70–71. Девятнадцатого июля 2005 года газета The New York Times сообщила о том, что астрономы открыли планету с тремя солнцами.


[Закрыть].

Тема дозаправки или замены угасающего солнца или даже превращения в солнце луны (как это произошло в “Проклятии волков”), была ранее подхвачена Артуром Кларком (1917–2008) в романе “Пески Марса” (1951). В этой фантастической истории ученые работают над проектом “Заря”, нацеленным на зажигание спутника, Фобоса, который будет гореть около тысячи лет и служить Марсу вторым солнцем. Дополнительное тепло в совокупности с массовым ростом кислородпроизводящих растений должно наконец сделать марсианскую атмосферу пригодной для дыхания. Наука в “Песках Марса” на порядок обгоняет “Проклятие волков”, что неудивительно, учитывая масштаб автора.