Текст книги "Фараби – основоположник исламской философии"

Глава III
Праведный город Фараби в истории утопических идей

Историю учения о «праведном городе» Фараби можно проследить через проникновение идей греческой философии или философии, находящейся под влиянием греческих мудрецов. Исламское мировоззрение на основании идей Второго учителя через призму западного общества отвечает на многие вопросы о сущности данного города или общества, указывает на различные его формы.

В Новое время эти идеи приобрели форму утопии. Начиная с философии Платона и заканчивая Томасом Мором и Джорджем Оруэллом[80]80
  Д. Оруэлл, известный английский писатель, автор книги «1984», ставшей идейным продолжением «Скотного двора», изобразил будущее мировое общество как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом и доносами. – Примеч. пер.


[Закрыть], «праведный город» (или как его принято называть, «утопия») был частью мировоззрения западного общества.

Этот «праведный город» и учения о нём имеют единый источник и общую идеологическую основу. Что это за источник и основа? Где их искать? Неужели все исследователи праведного города-утопии ссылаются исключительно на Платона? И только ли время и определённые особенности позднейших авторов-утопистов изменили идеи Платона? Авторы утопий, указывая на то, что город-утопия должен иметь наилучшего правителя, обладающего наиболее совершенными добродетелями, выступали как критики идей своих предшественников.

В некоторых случаях эта критика присутствует в скрытой форме, но в некоторых она не только явна и открыта, но полностью утверждает себя только тогда, когда выказывает критическое отношение по отношению к прошлому. Однако данное направление не является сутью утопии, ибо авторы утопий писали свои труды, не стремясь критиковать существующий порядок и строй.

Труд Платона «Государство»[81]81
  В «Законах» Платон описывает аристократическую республику. В диалогах «Федон», и особенно в «Республике» ясно прослеживается морально-нравственный аспект философии Платона, получающий новую ориентацию, требующую очищения души. – Примеч. пер.


[Закрыть] со времён появления первых утопий был в центре внимания очень многих авторов данного направления. Возможно, что те из авторов утопий, которые придерживались наиболее радикальной точки зрения, были под влиянием Лукиана Самосадского[82]82
  Известный греческий писатель, автор сатирических произведений, осуждающих клерикализм.


[Закрыть]. Так, Атлантида, которая приводится у Платона, не имела места во многих из последующих работ, несмотря на то, что сама Атлантида не является утопией.

Можно представить, что разночтение и разногласие утопических идей и мировоззрений связаны с тем, что имелись разные представления и понятия. Утопии Томаса Мора, Кампанеллы, Фурье, Этьена Кабэ были основаны на общем мнении предшествующих утопистов. Сирано де Бержерак, Олдос Хаксли также опирались на представления Лукиана Самосатского.

Надо сказать, что поиски новых земель и путешествия не были лишёнными смысла. Некоторые труды этого жанра настолько похожи на «Государство» Платона, что можно представить, что если бы Платон мог прочитать «Утопию» Т. Мора или «Город солнца» Кампанеллы, он не нашёл бы в них ничего нового, не сказанного им самим в «Государстве». Также если бы Т. Мор мог прочитать книгу «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, он мог бы представить, что эта работа написана как ответ на вопросы, заданные им самим.

Сущность всех утопий одна, несмотря на определённые расхождения с «Государством» Платона. Эти расхождения, объясняются различиями в методе размышления на двух разных этапах истории западной философии. Внешне они имеют схожие моменты. Эти трудности можно считать до определённой степени «разрешёнными». Всё станет на свои места, когда мы поймём сущность утопии как таковой. Тогда мы найдём общую основу различных утопических идей.

Что есть утопия? Общее или частное представление общества или праведного города, которое непосредственно соотнесено с условиями природы, материального мира в целом, в частности, условиями географическими и упорядоченными особым образом? Может ли он (этот город) рассматриваться как нереальный? Является ли он сновидением или видением освобождение человека от страха через остановку времени, истории, запредельное всякому чувству нужды и бедности? Является ли видением обещанный рай, потерянный когда-то человечеством? В каком-то смысле всё это верно, но нельзя его считать ограниченным определёнными рамками. Ниже мы приведем общие моменты, разделяемые различными утопическими теориями.

1. В утопических мировоззрениях Бог не занимает видного места, ибо утопия – это город людей, цель которых счастье и душевное успокоение в этом мире. Другими словами, утопия – это поиск земного рая, религия не играет здесь решающей роли.

Платон в одной из своих книг упоминает важность и необходимость следования религиозным предписаниям. Он, конечно же, имеет в виду религию, которая следует за философией. В утопии Т. Мора правители очень небрежно относятся к выполнению религиозных предписаний. Всё это ясно указывает, что утопия не имеет связи с внутренним психическим миром человека в контексте его связи с обществом.

Томас Мор в одно время занимал положение духовного лица в обществе и жертвовал своей жизнью за религиозные убеждения. Значит, в утопии религия не занимает привилегированного места, есть только имеющие исключительно внешнюю роль положения. Основание истинных положений религии есть необходимость обращения своего внимания на бытийную нищету человека; с другой же стороны, утопия есть иллюзия, в которой отсутствуют недостатки, существующие в обществе и в человеке. Таким образом, утопия находится в состоянии конфронтации и противоречия с религией.

2. Утопический город лишён реальных интеллектуальных, логических и рациональных основ. Правильнее было бы сказать, что утопия ограничивает мышление и волю человека. Ошибки в утопии не допускаются, и все должны слепо следовать этим утопическим идеям. Жители города никогда не должны чувствовать одиночества и страха; они знают, что находятся под покровительством этого города. Поскольку размышление и грехи часто совершаются, когда человек находится в одиночестве, им (мыслям и грехам) нет места в утопии.

3. Все утопии имеют особое географическое положение. Это или остров, окружённый морями и отдалённый от всякой суеты, где люди города сохранены от различных бед и проблем, или удалённая от всех существующих цивилизаций местность, не имеющая связи с другими обществами.

В «Новой Атлантиде» Френсиса Бэкона только обладающие знанием являются правителями и живут в центре города в обители под названием «Дом Соломона». Они имеют право покидать в целях исследований свой город, направляясь в разные стороны света.

Но неправильно было бы предполагать, что утопии отстранены от цивилизации только географическими расстояниями. Интересно и то, что в утопиях нет времени, то есть время в этом обществе остановилось. Утопии не имеют ни прошлого, ни будущего. Утопии реальны и всегда находятся в настоящем, но никогда ни в прошлом, ни в будущем. Жители города-утопии следуют и подчиняются закону справедливости, этот закон и подчинение ему дают гарантию их безопасности от бед, проблем и несбыточных надежд.

Итак, время остановлено, и тем самым мысль о смерти не имеет значения. Люди умирают по причине того, что не могут связать между собой точку отчёта и действия; если же они смогут это сделать, то история прерывается, и смерть становится забытой. Другими словами, в утопическом обществе нет и не может быть никаких изменений. Платон обращал внимание жителей Афин на то, что город может погибнуть от природных катастроф, набегов чужеземцев или в результате междоусобицы. Он считал, что город должен быть отстроен заново, следуя законам справедливости, забытым новым поколением, чтобы, таким образом, сохранить себя от Господнего гнева. Даже в утопиях более позднего периода, скажем, XVIII–XIX вв., когда существовало некое превосходство промышленного характера, не происходит ничего, нет никаких изменений, ибо всё, что есть, совершенно и не нуждается в изменении, оно уже достигло всего необходимого.

4. Основы, на которых строится идея утопий, очень похожи одна на другую. Не только мир утопии должен быть далёк от всякой цивилизации, ограждён морем, непроходимыми лесами, но даже природные явления, такие, как наводнение, сель, землетрясения не должны угрожать этому городу-утопии. В частности, дома жителей города не должны выделяться на фоне других домов, таким образом, у жителей города не будет возникать чувства превосходства и соперничества. Все должны чувствовать, что они дети этого города, а их мать – город, оберегающий их от всех бед и проблем. В городе отсутствуют гнёт и унижение.

В древности, согласно Аристотелю, Гипподам начертил план города Милета в соответствии с природой мироздания, затем заново отстроил на основании этой схемы сам город. Здания в этом городе полностью соответствовали мировоззрениям мыслителей о мироздании. Город имел математическую точность, улицы в точности соответствовали друг другу в размерах, дома походили один на другой, как две капли воды. Если бы сады в городе не отделяли дома и улицы, можно было бы подумать, что это один единый дом. Вкратце говоря, город утопий – это мир в миниатюре. Его жители не нуждаются ни в чём, что есть вне этого города. Дома в городе подобны семьям, они не отличаются друг от друга, и это потому, что семьи как таковые ликвидированы, то есть не играют никакой роли. Как утверждали Зигмунд Фрейд и его ученики (фрейдисты), «утопия – это бессознательное желание, нереализованное в детстве».

Как мы сказали ранее, Платон хотел огородить жителей города утопии от всевозможных бед, ибо любые изменения он считал синонимом разрушения и упадка данного общества. Он считал, что новые основания для города-утопии должны начинаться там, где был нарушен завет, то есть в историческом прошлом, что является основой всякой мудрости и кладезью всевозможных богатств. Он искал это прошлое в древних Афинах, вследствие чего власть имущие, мягко говоря, не понимали его. Здесь, наверное, будет уместно указать на единство власти, с одной стороны, и определённую связь всех творений – с другой.

Платон в «Критее» говорит об организации политических и культурных Афин, описывая город как республику. Схожесть Афин с мировой системой порядка придаёт ей гармонию. Не без причины Платон планировал написать три трактата, связанные друг с другом. В этих своих работах он намеревался описать миропорядок, причины появления человека, человеческой культуры и положение правителей в городе. Из этих работ была написана только одна из частей – «Тимей».

Третья из работ Платона, посвящённая Гермокриту, не была написана или не сохранилась. Вторая часть также не была завершена, однако то, что сохранилось и дошло до нас, ясно указывает на то, что город Платона был абсолютно противоположен Атлантиде, которая соответственно выглядит как страна заблуждения. Основа этого города – воспитание чувств низменного характера (как явствует из рассказа о Посейдоне и Клейто).

Посейдон, которому Клейто родила десять мальчиков, поделил Атлантиду между своими детьми. Таким образом, десять царей правили на Атлантиде. Эти цари до времени следовали мудрости и порядку, и всё, что противоречило добродетели, вызывало их неприятие. По мнению Платона, их мудрость не была основана на совершенстве их разума, но исключительно на божественной милости и божьем провидении. Затем, поскольку божественный дух постепенно угасает в них, а с другой стороны, материальные предпосылки берут верх, они отстраняются от мудрости и впадают в грехи. Когда Зевс (как главное божество) видит, что народ, обладающий таким величием, правит на земле несправедливо, он решает их наказать: собирает все божества и говорит… Далее рассказ Критея прерывается, и, соответственно мы не знаем, что же сказал Зевс всем собравшимся, но знаем точно, что Платон в некоторых сохранившихся работах указывает на то (со слов того же Критея), что атланты были наказаны за собирание драгоценностей, золота и прочего.

Жители Афин, несмотря на то, что смогли один раз отразить нападение атлантов, были всё же сильно расстроены, так как боялись разрушения города. Но как мы знаем, Атлантида со всеми её богатствами была потоплена в пучине вод. Затем и Афины были разрушены природными явлениями (скорее всего, землетрясением).

Атлантида – это символ Востока, в частности, Персии, где власть всегда считалась божественной прерогативой[83]83
  Древнеегипетский жрец описал для Тимея географическое расположение Атлантиды, а это, в свою очередь, явилось приблизительной сферой влияния Древней Мидии.


[Закрыть]. Удивительно то, что архитектура Атлантиды, как описывает её Платон, точно сходится с городом Экбатан, не упоминающимся в работах Геродота, который описывает семь величественных колонн с прекрасной отделкой. Всё это нас наталкивает на мысль об Атлантиде…

Оставим этот разговор. Сейчас нам важно то, что Платон считал невозможным построение божьего града на земле. Такой город, если даже он будет создан под влиянием божества, такого, как Посейдон, несомненно, придёт в нравственный упадок, ибо когда люди отдаляются от своей человеческой основы, возврат в добродетельную натуру невозможен. Афины были разрушены возможно именно ради возвращения древней мудрости и сохранения её основ, что возможно будет только тогда, когда жители обратятся к мудрости, которая есть справедливость.

Человеческое общество есть проявление соответствия и порядка справедливости, подобно тому, как люди города соответствуют самому городу, как буквы – книге. На «страницах» же целого города большими и жирными буквами написано «справедливость»… Их можно читать, но на «страницах» отдельно взятого индивидуума прочесть это трудно, ибо оно скрыто за занавесью. На «страницах» учёного мужа эта надпись мелкая, но её можно прочитать, и её могут читать только мудрецы-философы. Таким образом, справедливость города одинакова, но она по-разному проявляется и отражается на трёх стадиях: индивидуальной, общественной и совершенного учёного.

Всё сказанное выше можно охарактеризовать как суть города, а покорение его и овладение им в действительности есть определённое представление интеллекта, новая его часть. Эта особенность платоновского города послужила источником для последующих утопий, несмотря на то, что представление о разуме у утопистов было иным, чем у него.

Особенности, которые мы приписали «праведному городу», в действительности есть указание на саму его суть. Итак, мы здесь можем сказать, что утопия в своей основе есть сон или видение, появившееся снова, по прошествии многих лет. Этот сон даёт утешение до полного падения.

Важнейшим, с точки зрения рационального мышления, в данном городе является религиозная мысль, так как она – причина боли. Руми прекрасно подметил это в одном из стихов своего «Маснави»:

 
Так знай же эту основу, о путник ищущий её…
Всякий имеющий боль, раб, познающий её…
 
 
Ведь только пробуждённый страдает от боли сильней…
И знающий только страдает и станет ему больней…
 
 
Знающий слово о воле, отсутствии таковой…
Знает, что цепи на теле лишь сон с головы больной.
 

Запад на протяжении своей истории в две тысячи пятьсот лет «лечил» душевные боли тем, что это утопическое видение стремился сделать рациональным, создав государство, основанное на этом рациональном методе. Западные интеллектуалы всегда были в поиске этого видения. Они стремились этот сон о рае найти на земле, море и даже в небесах, где основа всему опять же интеллект.

Зигмунд Фрейд это господство интеллекта в человеке не считал хорошим явлением. Устремление человеческого «я» к возвращению в доисторическое прошлое человека есть основа всякого удовольствия и человеческой жизни. Мы видим здесь стремление к единству между общим и частным, человеком и семьёй, семьёй и обществом. Нельзя сказать, что Фрейд здесь опирается на разум и интеллект и односторонне принимает порядок, установленный в утопии. Плохое мнение по отношению к будущему достигает своей кульминации, когда Фрейд становится похожим на идеологов утопии. Он интересуется доисторическим прошлым человека лишь с целью показать, что человечество имеет защиту от природных стихий, чтобы человек более не чувствовал себя слабым и зависимым. Незрелая и ещё несовершенная природа человека может таким способом достигнуть свободы.

Этот мир с природой упоминается практически во всех утопических теориях. Но в некоторых теориях человек побеждает природу и главенствует над ней, благодаря своему разуму. З. Фрейд, когда хочет найти замену религии, предлагает её преемниками науку и знание, а с другой стороны, косвенно, для полного их господства над человеческим интеллектом, вынуждает их одобрять этот свершившийся факт. Следствием побега от истории и, следовательно, поиска различных утопий является обращение к неполному, несовершенному и частному интеллекту.

Что это за мышление? Откуда оно берёт свои корни? Что нужно иметь в виду под интеллектуальным мышлением, основанным на определённых техниках мышления, где поручителем и гарантом правдивости выступает логика?

Имеются в виду определённые техники мышления, возникшие с появлением софистов и последующим приходом Сократа. С тех пор истинность бытия остаётся в забвении. Это мнение, возможно, кого-то удивит, и они спросят: разве до софистов люди не обладали интеллектуальным мышлением?

В ответ на это можно сказать, что, несомненно, люди имели интеллект, но логика не была критерием истины. Логика как основа правильного мышления, даже мифического мировоззрения, есть бесспорная основа, заложенная древними греками. С оглядкой на это мы скажем, что философия начинается с Сократа, Платона и Аристотеля, и на протяжении истории Запада прилагались усилия, чтобы нейтрализовать всякие мнения и мысли посредством философии. В утопических учениях также существует интеллектуальный порядок, но общество не может пользоваться им, более того, ему запрещено думать об этом.

Теперь зададимся вопросом, есть ли связь между западным обществом буржуазного либерализма и утопиями? Поскольку интеллекту в нём уделяется важнейшее и первейшее место, постольку утопии предельно близки именно западному обществу и общественному строю. Видение или сон (как вам угодно) о мире на планете, спокойствии и порядке были и остаются мечтой мировых утопий. Но западное общество имеет совершенно другой сон и видение, где общество имеет только видимость интеллекта[84]84
  Здесь разум включает понятия представления, поэтому нет ничего страшного, что мы говорим о человеческом интеллекте в терминах сна и видения.


[Закрыть], считая его главенствующим и важнейшим, в надежде, что будет жить в покое. Можно ли говорить, что утопии подобны в своих структурах западному обществу? Конечно же, нет! Западное общество имеет историю, имело исторические периоды, в каждый исторический период существовало определённое правление. Никто не станет считать строй средневековой Европы копией древнегреческой культуры и социально-политического строя, или цивилизацию и культуру нового и новейшего времени в Европе считать идентичной древнегреческой. Эти три стадии есть те образы мысли, которые были установлены в Древней Греции.

Теперь в общей классификации мы можем историю Запада разделить на три части. К какому из трёх этапов истории мы можем отнести период, подобный утопиям? Ранее мы говорили, что «Государство» Платона и утопические идеи имеют определённые расхождения и несовпадения между собой. Различия главным образом мы можем наблюдать в определённом строе и этапе истории и культурного различия. Что касается общих позиций, то их гораздо больше, так что, если кто-то не будет обращать внимания на особенности исторического и культурного характера, то он будет видеть только одни общие и близкие друг другу ситуации. Поэтому кажется, что авторы утопий после Платона следовали ему во всём. Откуда эта близость? Почему на протяжении двух тысяч лет Запад пытается найти опору в едином общем порядке, в котором человечество удовлетворялось бы лишь представлением о рае?

Если утопию считать отражением определённого положения времени, которое утверждается в мыслях философа, тогда нет места дискуссиям касательно истории Запада и сути утопий. Тогда мы вынуждены признать случайность как причину и как ложное представление о литературе и даже фантазии.

Но так ли похожа в действительности «Новая Атлантида» Бэкона на «Государство» Платона? Если же разница есть, то сводится ли она только к особенностям этих дух философов или к особенностям времени и географического места? Философ-мудрец в городе Платона не рассматривает природу как нечто особенное, представляемое учёными в доме Соломона (центр города, место сбора учёных новой Атлантиды).

Вообще в мировоззрении Платона вопрос господства людей над природой ещё не поднимается. Жители новой Атлантиды, или лучше сказать, правители её не имеют никаких целей помимо установления счастья. Томас Мор, Кампанелла и все утописты последующих поколений смотрели в направлении техник и технологий, которые ещё не были установлены в мире. Они пребывали в ожидании машин, которые будут выполнять за человека всю работу, а также будут исцелять его от болезней и охранять от бед. В «Новой Атлантиде» общество живёт на основе и в гармонии с природой. Но интересно то, что этот закон есть результат экспериментального опыта учёных. Учёные Дома Соломона свои жизни посвятили поискам и открытию этих законов, их феноменологии.

С точки зрения Бэкона, знание, как таковое, есть не что иное, как результат опыта и действия, т. е. экспериментальной науки. На этом основании «Новую Атлантиду» нужно считать одной из сторон «Нового Органона» Бэкона. Но основой новых знаний и культуры не был только «Новый Органон» Бэкона. Если бы люди хотели достичь новых технологий исключительно через опыт, то они не достигли бы успеха. Здесь необходимо так же теоретическое знание и интеллектуальное исследование природы явлений, связи с другими ее частями.

Платон и позднейшие философы, вплоть до нового времени, не пытались навязывать материальному миру математические науки, например, математику, ибо считали последнюю выше того, чтобы она приобретала смысл только в соотнесении с материальным физическим миром. Декарт вышел из подобного ограничения, поставив математику перед реальностью бытия и физики, сообщив важность пути технологий.

Какое влияние могло всё это оказать на утопии? Внешний вид утопий после Декарта остался таким же, как его представляли до него. Но правители и предводители его уже не такие, как мыслители дома Соломона, они не ограничиваются только чувствами и полученным посредством их опытом. Так, Сен-Симон, говоря о в воображаемом городе технократов Бэкона, считал его опыт ограниченным и неполным. По его мнению, заместителями философии республики и Дома Соломона нужно считать людей склада Фауста. Другими словами, совет из 21 человека под названием «совет Ньютона» должен править на земле вместо Бога.

Познание физического мира и установление принципов особых интеллектуальных техник нужно для того, чтобы человечество посредством этого достигло совершенства. Если же мы скажем, что одно из особенностей «праведного города» на протяжении истории сохранилась, пусть читатели не считают, что наше толкование основано на структурализме. В каждом из периодов истории Запада эта важная деталь всегда присутствовала. Новая цивилизация нуждается в своей основе в некоторых категориях, которые отличаются от тех, что были в древней Греции. Тогда почему все утопии в целом похожи как две капли воды на «Государство» Платона?

Одной из причин этого на наш взгляд является то, что даже если утопии выступают как начало цивилизации, в то же время они есть её конец. В утопиях начало и конец едины. Если диалектика Платона есть начало западной мысли и основа западной цивилизации, его «праведный город» есть конец этой цивилизации.

Итак, все утопии похожи на платоновскую республику, ибо они все находятся в конце человеческой истории и во времени, когда истории более нет. Конечно, нашим читателям довольно сложно принять тот факт, что Платон 2500 тысяч лет назад создал принципы и категории, которые полностью соотносятся с технологиями нашего времени. Ведь он влечёт признание, что понятия исторического прогресса и влияния исторических причин лишены смысла. В Новое и Новейшее время эти смыслы и понятия установлены в центре несомненности явных истин. Они даже появляются как новая философская идея, способная изменить историческое и общественное состояние. Теперь они принимаются многими как несомненные истины, не нуждающиеся в доказательстве.

Итак, как можно интеллектуальное мышление, зародившееся в Древней Греции, сравнивать с идеями, возникшими в XVIII–XIX веках на Западе? Если появление новых знаний есть результат широты воззрений западной мысли, основанной на данных философских идеях, то почему мы должны считать это началом конца интеллектуального мышления на Западе? Разве идеи утопий на Западе не оказали влияние на появление новых знаний, культуру и цивилизацию Запада? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо дать определение цивилизации по отношению к той или иной культуре вообще. Также важно определить особенности и основы такого понятия, как прогресс, установив, что собою представляет он и всё, связанное с ним, то есть колоссальные изменения в обществе, сознании людей в Новое и Новейшее время, обусловленные знакомством с новейшими технологиями?

Необходимо пояснить, что нашей целью не является пространные философские размышления на эту тему. Поэтому вкратце скажем, что цивилизация есть образ практической жизни людей, того или иного общества, выявленные на основании его культуры и мировоззрения. Другими словами, цивилизация есть целостность обычаев, традиций, поведения, ремесленного и индустриального искусства общества, которое связано основами мировоззрения и культуры, то есть распространение определённой цивилизации есть следствие этих основ. Но ни в коем случае не надо полагать, что распространение влияния какой-либо цивилизации есть продукт развития самого по себе интеллектуального мышления, даже понятие прогресса не есть результат исторических изменений в обществе в Новое и Новейшее время.

Можно, однако, предположить, что человечество имеет силы подчинять себе мироздание. Это подчинение происходит на основании лучшего использования благ мира для самих себя. Это мнение не следует понимать в том смысле, что утопии есть отражение положения и ситуации исторического времени в сознании того или иного писателя.

Цель данного мнения, скорее, заключается в том, что это только часть общего огромного мировоззрения, часть проявления одного общего культурного пласта, общественного порядка. Этот порядок по отношению к культуре необходимо исследовать в рамках определённого исторического цикла. Этот порядок нельзя считать результатом утопических мировоззрений как некую основу для открытия новых знаний. Утопия и новые знания имеют одну основу, они вышли из одного источника. Но не надо думать, что между ними есть причинно-следственная связь. Знания и утопия заложены в мировоззрении западного общества, как нечто единое, вернее, объединённое в единое целое.

Представление о прогрессе в утопиях не имеет места и не вытекает как следствие из новых полученных временем знаний. Однако идеи прогресса и гуманизма сами по себе превращаются в некую утопию. Эта утопия, выстроенная в определённую единую мировоззренческую систему, распространённую везде и всюду, отчасти основывается на представлении о том, что знание несёт прогресс и на своём пути уничтожает все препятствия, проблемы и недостатки. Следовательно, «прогресс наук» самодостаточен, и другие цели представляются незначительными и не особо важными.

Эрнст Ренан в ответ на вежливую критику Ромена Роллана, ставившего под сомнение значение прогресса, писал в книге «Будущее наук»: «Чувства и надежды человечества не важны, важны только прогресс и знание – новые знания прекрасны, они красивы подобно тому, как молодые девушки находятся в ожидании расцвета своей красоты».

Если раньше утопии прошлых поколений в философии противостояли религии, то в Новое и Новейшее время эта роль передана наукам. Зигмунд Фрейд правильно предвидел, что если западная цивилизация освободится от религиозного контекста (конечно, Фрейд зря добавил слово «если»), эта цивилизация без того, не отрекаясь от религии, официально будет смотреть и пользоваться ею исключительно как ценным орудием в политических интересах. То, что осталось от религии в наше время – только её внешние «законы, но не истинная сущность самой религии, ибо последняя скрыта за занавесами тайны. Следовательно, существует некий её суррогат, подобие, имеющее все её признаки и особенности.

Это может быть внешняя «священная» оболочка религии, не имеющая внутреннего содержания, то есть её подлинной святости, достоинств и благодати. С другой стороны, знания не имеют подобных признаков и особенностей[85]85
  То есть её подмены.


[Закрыть]. Но, с точки зрения религиозного взгляда на «первичность знания», мы видим, что все эти особенности и признаки присутствуют в утопиях (З. Фрейд).

Эрнст Ренан и Огюстен Тьерри без всяких предпосылок отнесли знания к священному, то есть к сакрально-религиозному. Теперь говорится, что всякое мировоззрение должно следовать за новыми знаниями и науками, а всё, что не имеет научного обоснования, бесполезно и бесцельно. С другой стороны, все признаки невнимательности в интеллектуальном опыте и препятствия к размышлению выглядят как защита знаний и науки и имеют прямую связь с утопическими идеями.

Мы не исследовали, почему Фрейд эти особенности и атрибуты относит к религии, соотнося их затем с утопическими взглядами. Подобно всем гуманитариям своего времени, религию он видит исключительно во внешних её проявлениях, в то время как её внутреннюю, основную фундаментальную суть не замечает. З. Фрейд видит религию только как внешнюю атрибутику и символику, за которой ничего не стоит. Однако внешняя сторона, если она не имеет соотношения с истиной, по его мнению, лишена реального объективного бытия, то есть обычаи, традиции, устаревшие обряды, внешняя национальная атрибутика могут заменить религию как таковую. Именно по этой причине З. Фрейд смог склонить на свою сторону многих учёных для того, чтобы они приняли его точку зрения о том, что знание и наука есть не что иное, как сакральные новейшие знания[86]86
  В действительности это был решительный удар по религии и религиозному мышлению, по сакральной традиции и убеждениям.


[Закрыть].

Тем не менее всем известно, что знания и науки не заняли место религиозного сознания, ибо были результатом исторических изменений в обществе. Если мы захотим установить причины таких идей и мыслей, нам необходимо будет обратиться к истории нового периода западной цивилизации. Мы видим, что буржуазия перед страхом революций обращается к утопиям. Конечно, революционеры, или те, кто, так или иначе, относил себя к таковым, отчасти сами были утопистами, и многие из них считали именно религию исключительным препятствием для прогресса и гуманизма.

С другой стороны, философия (её подлинная сторона) теперь теряется в новых науках и знаниях. Но эти новые знания есть знания профанические, ибо основываются в основном на представлениях, а не на реальности. Естественный результат таких знаний – утопия. Если бы не было этих представлений, заменивших подлинное знание, как общество в своих мировоззрениях пришло бы к утопии?