Текст книги "Неандертальский параллакс. Гибриды"

– Преподавать в Лаврентийском вместе со мной. Ни один университет в моём мире не откажется иметь неандертальского геолога в своём штате.

– Правда?

– Истинная правда.

– То есть в твоём мире мы будем и жить и работать вместе?

– Да.

– Но… будешь ли ты счастлива?

Мэри улыбнулась:

– Не бывает идеальных решений. Но это очень близко к идеалу.

Бандра заплакала, но то были слёзы радости.

– Спасибо тебе, Мэре.

– Нет, – ответила она. – Это тебе спасибо. Тебе и Понтеру.

– Я понимаю, Понтеру, но мне? За что?

Мэри снова её обняла.

– Вы с ним показали мне новые способы быть человеком. И за это я буду вам благодарна всю жизнь.

Глава 31

Конечно, когда мы окажемся там, когда мы посадим цветы в ржавые пески четвёртой от Солнца планеты, когда мы напоим их водой, добытой из полярных шапок Марса, мы, Homo sapiens, можем снова на короткое время остановиться, чтобы насладиться запахом этих роз…

– Козёл!

Джок знал, что водитель соседней машины не может его слышать – день выдался холодный, и все окна были закрыты. Но он терпеть не мог, когда всякие ублюдки его подрезают.

Движение сегодня было просто бешеное. Конечно, рассудил Джок, скорее всего, оно всегда такое в Рочестере в это время дня, но буквально всё теперь казалось нестерпимо раздражающим после чистой, идиллической красоты, которую он видел на той стороне.

«На той стороне». Чёрт возьми, его мать говорила так про рай. «Всё снова станет хорошо на той стороне».

Джок не верил в рай – да и в ад, если уж на то пошло, но не мог отрицать реальность мира неандертальцев. Разумеется, они там у себя всё не загадили исключительно в силу случайного стечения обстоятельств. Будь у настоящих людей такие носы, они бы тоже не захотели жить среди собственных отходов.

Джок остановился на светофоре. Ветер нёс по мостовой страницу из USA Today. Подростки курили на автобусной остановке. В квартале впереди был «Макдоналдс». В отдалении глухо выли сирены, бибикали машины. Грузовик рядом с ним кашлянул чёрным дымом из вертикальной выхлопной трубы. Джок посмотрел направо и налево и, наконец, заметил одинокое дерево, растущее в кадке в половине квартала впереди.

Выпуск новостей по радио начался с сообщения о мужчине, который застрелил четверых сослуживцев на заводе электроники в Иллинойсе. Потом диктор уделил десять секунд теракту в Каире, ещё двенадцать, по-видимому неизбежной, войне между Индией и Пакистаном и завершил свою минуту разливом нефти в заливе Пьюджет-Саунд, крушением поезда под Далласом и ограблением банка здесь, в Рочестере.

Какой бардак, думал Джок, барабаня пальцами по баранке и дожидаясь зелёного сигнала. Какой жуткий бардак.

* * *

Джок вошёл в занимаемый «Синерджи Груп» особняк через главный вход. В коридоре ему встретилась Луиза Бенуа.

– Здравствуйте, Джок, – сказала она. – На той стороне и правда так здорово, как говорят?

Джок кивнул:

– Поверю вам на слово, – сказала Луиза, – но здесь вы пропустили совершенно потрясающее полярное сияние.

– Здесь? – удивился Джок. – Так далеко на юг?

Луиза кивнула:

– Невероятно, правда? Я никогда ничего подобного не видела, а ведь я – специалист по физике Солнца. Магнитное поле Земли действительно начинает барахлить.

– Вы вроде бы пока ещё в сознании, – криво усмехнулся Джок.

Луиза улыбнулась и указала на длинный свёрток, который он держал в руках:

– Я пропущу эту реплику мимо ушей, раз уж вы принесли мне цветы.

Джон взглянул на посылку, которую дала ему Мэри Воган.

– О, это Мэри попросила захватить с той стороны.

– Что это?

– Я как раз собирался выяснить.

Джок двинулся дальше по коридору к столу миссис Уоллес, секретаря компании и личного помощника Джока.

– С возвращением, сэр! – сказала она.

Джок кивнул:

– Что-нибудь запланировано на сегодня?

– Только одна встреча. Я её назначила, когда вы были в отъезде; надеюсь, вы не возражаете. Специалист-генетик ищет работу. Очень хорошие рекомендации.

Джок хмыкнул.

– Он будет здесь к 11:30, – сказала миссис Уоллес.

* * *

Джок проверил свой имейл и голосовую почту, налил чёрного кофе, а потом развернул свёрток, который передала ему Мэри. С первого взгляда было очевидно, что это продукт чужих технологий: текстуры, цветовая гамма, общий внешний вид – всё это выглядело не так, как сделали бы люди. Неандертальская любовь к квадратам была совершенно очевидна: квадратный профиль, квадратные дисплеи и контрольные штырьки, собранные в квадратные группы.

Многие элементы управления были подписаны – некоторые, к его удивлению, явно от руки. Этот прибор, очевидно, не производился серийно; возможно, какой-то прототип…

Джок взял телефонную трубку и набрал внутренний номер:

– Лонвес? Это Джок. Подойдите ко мне в кабинет, пожалуйста…

* * *

Дверь кабинета отворилась – без стука, – и вошел Лонвес Троб.

– Что случилось, Джок? – спросил старый неандерталец.

– У меня тут один прибор, – Джок указал на вытянутое устройство, лежащее на его столе, – и я не могу разобраться, как его включить.

Лонвес пересёк кабинет; Джок мог поклясться, что расслышал, как поскрипывали при этом его суставы. Он склонился над столом – в этот раз скрип прозвучал яснее – и приблизил свои механические глаза к прибору.

– Вот здесь, – сказал он, указывая на отдельно стоящий контрольный штырёк. Он схватил его скрюченными пальцами и потянул на себя. Прибор тихо загудел. – А что это такое?

– Мэри сказала – синтезатор ДНК.

Лонвес внимательно оглядел прибор.

– Корпус стандартный, но ничего подобного именно этому устройству я никогда не видел. Вы не могли бы его приподнять?

– Что? – переспросил Джок. – А, конечно. – Он оторвал прибор от столешницы, и Лонвес сгорбился, заглядывая под его днище.

– Вам захочется подключить его к внешнему источнику питания, и… ага, отлично: у него есть стандартный интерфейсный порт. Мы с доктором Бенуа собрали несколько устройств, позволяющих подключать неандертальские приборы к вашим персональным компьютерам. Выделить вам одно?

– Э-э… конечно. Да.

– Я попрошу доктора Бенуа позаботиться об этом. – Лонвес двинулся к дверям. – Весело провести время с новой игрушкой.

* * *

Следующие несколько часов Джок провёл, изучая кодонатор и читая заметки, которые приготовила для него Мэри.

Эта штука умела изготовлять ДНК, это было понятно.

А также РНК – Джок знал, что это другая разновидность нуклеиновых кислот.

Похоже, что она также могла производить ассоциированные белки, наподобие тех, что связывают дезоксирибонуклеиновую кислоту в хромосомах.

У Джока были некоторые базовые познания в генетике: многие из исследований, в которых он участвовал в RAND, имели отношение к биологической войне. Если этот прибор может производить цепочки дезоксирибонуклеиновой кислоты и белки, то…

Джок сплёл пальцы. Ребята в Форт-Детрике[54]54
  Американский центр разработки биологического оружия. (Прим. пер.)


[Закрыть] отдали бы за такую штуку всё!

Нуклеиновые кислоты. И белки.

Это строительные компоненты для вирусов, которые, собственно, и являются кусочками ДНК или РНК в белковой оболочке.

Джок уставился на машину, размышляя.

* * *

Телефон на столе Джока издал особый сигнал, означающий внутренний звонок.

– Прибыл соискатель, назначенный на 11:30, – произнёс голос миссис Уоллес.

– Хорошо, спасибо.

Через пару секунд в дверь вошёл тощий голубоглазый мужчина.

– Доктор Кригер, – сказал он, протягивая руку. – Рад познакомиться.

– Садитесь.

Мужчина сел, но прежде вручил Джоку копию своего довольно объёмного резюме.

– Как видите, я получил докторскую степень в области генетики в Оксфорде. Я там работал в Центре изучения древних биомолекул.

– Вы работали с неандертальцами?

– Нет, с ними нет. Но я делал много другой работы, связанной с поздним кайнозоем.

– Откуда вы узнали о нас?

– Я работал в Йоркском университете, где раньше работала Мэри Воган, и…

– Обычно мы сами приглашаем нужных нам людей.

– О, я прекрасно это понимаю, сэр. Но я подумал, что раз Мэри уехала в другую вселенную, вам, возможно, потребуется новый генетик.

Джок бросил взгляд на лежащий на столе прибор.

– Знаете, доктор Раскин, он нам и в самом деле требуется.

Глава 32

Но наслаждение марсианскими розами будет лишь короткой паузой, нужной, чтобы перевести дух и поразмышлять, прежде чем отправиться в новое путешествие, двигаясь прочь, всё дальше и дальше, учась, делая открытия, взрослея, расширяя границы не только нашей области обитания, но и нашего разума…

Прошло почти три недели с тех пор, как делегация ООН, включая Джока, вернулась домой. Понтер и Адекор работали в своей квантово-вычислительной лаборатории в тысячах саженей под землёй, когда с той стороны пришло сообщение в виде запечатанного пакета, доставленного через деркерову трубу офицером канадской армии.

Так случилось, что пакет вскрыл сам Понтер. На оказавшемся внутри конверте красовался рассечённый надвое земной шар – логотип «Синерджи Груп», и Понтер решил, что письмо для Мэре. Но, как оказалось, он ошибся. К его изумлению, на конверте стояло его собственное имя, написанное английскими буквами и неандертальскими идеограммами.

Понтер вскрыл конверт; Адекор заглядывал ему через плечо. Внутри оказалась бусина памяти. Понтер опустил её в гнездо проигрывателя, и перед ним появилось трёхмерное изображение Лонвеса Троба; его механические глаза светились собственным синим светом. Изображение было в масштабе примерно один к трём и парило в полусажени над консолью.

– Здравый день, учёный Боддет, – сказал Лонвес. – Мне нужно, чтобы вы вернулись в штаб-квартиру «Синерджи Груп» сюда, на южный берег озера Жорлант, которое глексены упорно называют Онтарио, хотя я их уже десять раз поправлял. Как вам известно, я работаю здесь с доктором Бенуа над проблемами квантовых вычислений, и у меня появилась новая идея о методах предотвращения декогерентности даже в системах, расположенных на поверхности. Однако мне нужны ваши знания и опыт в области квантовых вычислений. Возьмите с собой вашего коллегу Адекора Халда; его опыт также будет очень ценен. Жду вас через три дня.

Изображение застыло, что означало, что запись была проиграна полностью. Понтер взглянул на Адекора:

– Поедешь со мной?

– Ты шутишь? – воскликнул Адекор. – Шанс познакомиться с самим Лонвесом Тробом! Обязательно поеду!

Понтер улыбнулся. Глексены говорят, что у барастов отсутствует желание исследовать новые места. Может быть, они правы: до сих пор, несмотря на то что это им разработанная установка сделала возможным путешествия между мирами, Адекор ни разу не высказывал желания взглянуть на мир глексенов. Но сейчас он готов был отправиться туда – ради встречи с одним из своих кумиров.

– Три дня – это куча времени на сборы, – сказал Понтер. – «Синерджи Груп» не слишком далеко отсюда – я имею в виду, от «отсюда» на той стороне.

– Интересно, что у Лонвеса за надбровьем, – сказал Адекор.

– Кто знает? Но я уверен – что-то гениальное.

Кроме Понтера и Адекора, в пультовой никого не было, хотя неандертальский техник работал в вычислительной камере, а неандертальский принудитель сидел на стуле у выхода из портала – просто на всякий случай.

– Я должен пригласить Мэре поехать с нами, – сказал Понтер.

Глаза Адекора сузились:

– Но Двое ещё не стали Одним.

Понтер кивнул:

– Я знаю. Но в их мире это правило не действует, и она меня не простит, если я отправлюсь туда и не возьму её с собой.

– Учёный Троб её не приглашал, – напомнил Адекор.

Понтер протянул руку и коснулся его плеча.

– Я знаю, что тебе нелегко. Я провожу слишком много времени с Мэре и слишком мало – с тобой.

Адекор медленно кивнул:

– Прости. Я пытаюсь – по-настоящему стараюсь – не быть мелочным, когда речь идёт о тебе и Мэре. То есть я хочу, чтобы у тебя была партнёрша. Но я никогда не думал, что это может так сильно изменить привычный уклад жизни.

– Это очень… сложно, – сказал Понтер. – Прости меня за это. Но уже очень скоро к нам переедет Даб – и тогда у тебя будет гораздо меньше времени для меня.

Понтер пожалел об этих словах сразу же, как только их произнёс. Обиду на лице Адекора было невозможно не заметить.

– Мы будем растить Даба вместе, – сказал он. – Так у нас заведено, и ты это знаешь.

– Я знаю. Прости. Просто это…

– Просто это всё до ужаса нелепо, – сказал Адекор.

– Я со всем разберусь, – сказал Понтер. – Скоро. Обещаю.

– Как?

– Мэре уедет на ту сторону и будет жить там, в своём мире, а к нам приезжать, только когда Двое становятся Одним. И всё снова вернется к привычному порядку.

– Когда?

– Скоро. Обещаю.

– Но ты хочешь взять её в эту поездку – чтобы она вместе с нами поехала в «Синерджи Груп» к Лонвесу.

– Ну вообще-то её текущий вклад как раз и состоит в работе исследователем в «Синерджи Груп». Разумеется, ей нужно возвращаться туда время от времени.

Адекор медленно наклонил голову и потом, беря инициативу в свои руки, произнёс в компаньон:

– Соедини меня с Мэре Воган.

Через мгновение из динамика компаньона послышался синтезированный Кристиной голос Мэре, который произнёс по-неандертальски:

– Здравый день.

– Здравый день, Мэре. Это Адекор. Как ты смотришь на то, чтобы кое-куда съездить с Понтером и со мной?

* * *

– Это поразительно! – восклицал Адекор во время поездки по Садбери. – Всё застроено! И столько народу! Мужчины и женщины вместе!

– И это у них маленький город, – напомнил ему Понтер. – Погоди, вот приедем в Торонто или Манхэттен.

– Невероятно, – повторял Адекор; Понтер сел в машине сзади, чтобы Адекору с переднего места было лучше видно. – Невероятно!

Прежде чем отправиться в долгое путешествие до Рочестера, они заехали в Лаврентийский университет поинтересоваться вакансиями для Мэри и Бандры. Понтер был совершенно прав: встреча была назначена с главами факультетов генетики и геологии, но вскоре к ним присоединились ректор и проректор. Лаврентийский очень хотел нанять их обеих и с превеликим удовольствием согласился составить для Мэри план занятий, который включал бы четыре выходных дня подряд ежемесячно.

Раз уж они оказались в Лаврентийском, то сходили в подвал навестить Веронику Шеннон. Адекор вошёл в «Чулан Вероники» с надетым на голову новым шлемом, учитывающим особенности неандертальской анатомии.

Мэри надеялась, что хотя бы Адекор ощутит что-нибудь, когда левая часть его теменной доли подвергается стимуляции, но тщетно. На тот случай, если у неандертальцев распределение мозговых функций зеркально по сравнению с глексенами (весьма маловероятный, учитывая преобладание среди них праворукости), Вероника устроила повторный прогон, стимулируя правую часть теменной доли, но это также не вызвало никакой реакции.

После этого Мэри, Понтер и Адекор поехали прямиком в квартиру Мэри в Ричмонд-Хилл; Адекор в абсолютном изумлении разглядывал окрестности и другие автомобили на шоссе.

Добравшись до дома Мэри, они забрали со стола консьержа в вестибюле огромную кипу накопившейся почты и поднялись на этаж.

Адекор сразу вышел на балкон, заворожённый зрелищем. Пока он был поглощён созерцанием, Мэри заказала ужин, который, как она знала, должен прийтись Понтеру по вкусу: жареная курица из KFC, салат из зелени, картошка фри и двенадцать банок «Пепси».

В ожидании еды Мэри включила телевизор, надеясь застать выпуск новостей, и через некоторое время буквально прилипла к экрану.

– Habemus papam! – провозгласила ведущая новостей, белая женщина с каштановыми волосами в очках с тонкой оправой. – Такая новость была получена сегодня из Ватикана: у нас новый Папа.

В кадре появился столб белого дыма, поднимающийся из дымохода Сикстинской капеллы, означающий сожжение бюллетеней после того, как один из кандидатов получил необходимое большинство в две трети плюс один голос. Мэри ощутила, как у неё радостно забилось сердце.

Потом на экране появилось фото: белый мужчина лет пятидесяти пяти, с проседью в волосах и узким, словно стиснутым с боков, лицом:

– Новым понтификом избран кардинал Франко Ди Карио из Флоренции. По имеющейся информации, он избрал себе имя Марк II.

В кадре теперь было двое: ведущая и чернокожая женщина лет сорока в изящном деловом костюме.

– С нами в студии «Си-би-си» Сьюзен Донкастер, профессор религиоведения из Торонтского университета. Спасибо, что пришли, профессор Донкастер.

– С удовольствием откликнулась на ваше предложение, Саманта.

– Что вы можете сказать о человеке, родившемся под именем Франко Ди Карио? Какого рода изменений в Римско-католической церкви имеет смысл ожидать от него?

Докастер слегка развела руками:

– Многие из нас надеются, что назначение нового Папы принесёт глоток свежего воздуха: возможно, ослабление некоторых наиболее консервативных позиций Церкви. Однако злые языки уже сейчас отмечают, что имя, избранное новым Папой – Марк Второй, – намекает, что он будет лишь поддерживать то, что было установлено до него. Также отметим, что на престол Святого Петра вернулись итальянцы и что в качестве кардинала Франко Ди Карио считался консерватором.

– То есть мы вряд ли дождёмся от него ослабления позиций, скажем, в вопросе контроля рождаемости?

– Этого не будет почти наверняка, – ответила Донкастер, качая головой. – Ди Карио всегда называл Humanae Vitae Папы Павла VI важнейшей энцикликой второго тысячелетия, чьими догматами, по его мнению, Церковь должна руководствоваться и в третьем.

– А по вопросу целибата священнослужителей? – спросила Саманта.

– Опять же, Франко Ди Карио часто упоминал о том, насколько важны обычные обеты – бедности, целомудрия и послушания – для принимающих сан. Я не вижу ни единой возможности для того, чтобы Марк II поменял позицию Рима в этом вопросе.

– У меня складывается впечатление, – сказала ведущая, едва заметно улыбнувшись, – что о рукоположении женщин нет смысла и спрашивать.

– Не при Франко Ди Карио, в этом нет никаких сомнений, – сказала Донкастер. – Его Церковь в осаде, и она укрепляет свои традиционные баррикады, а не разбирает их.

– Так что и ослабления позиций по отношению к разводам тоже ожидать не приходится, не так ли?

Мэри задержала дыхание, хотя и знала уже, каков будет ответ.

– Никаких шансов, – ответила Донкастер.

Мэри с начала лета хранила пульт управления от телевизора в комоде; она пыталась похудеть, и это был простой способ заставить себя больше двигаться. Она поднялась с дивана, подошла к телевизору и тронула кнопку выключения.

Когда она снова повернулась, то увидела смотрящего на неё Понтера.

– Новый Папа тебя не порадовал, – сказал он.

– Да уж. И многих других людей тоже. – Она рассеянно пожала плечами. – С другой стороны, не может же всё быть хорошо.

– Что ты теперь будешь делать? – спросил Понтер.

– Я… я не знаю. Ну то есть отлучение мне не грозит, я ведь пообещала Кольму, что соглашусь на аннуляцию вместо развода, но…

– Но что?

– Не пойми меня неправильно, – сказала Мэри. – Я очень рада, что у моего ребёнка будет «орган Бога». Но меня уже начинают раздражать эти дурацкие ограничения. Чёрт побери, мы ведь живём в двадцать первом веке!

– Новый Папа ещё может тебя удивить, – сказал Понтер. – Если я правильно понимаю, с момента избрания он сам ещё не сделал никаких заявлений. Всё, что мы слышали до сих пор, – лишь домыслы.

Мэри уселась обратно на диван.

– Я знаю. Но если бы кардиналы хотели перемен, они бы избрали кого-нибудь другого. – Она рассмеялась. – Ты только послушай меня! Это, конечно, чисто светский взгляд. Предполагается, что выбор Папы вдохновляется самим Богом. Так что я должна бы была сказать, что если бы Бог хотел перемен, то Он бы избрал кого-нибудь другого.

– В любом случае, как сказала та женщина, у вас есть Папа, и он выглядит достаточно молодо, чтобы выполнять свои обязанности в течение многих декамесяцев.

Мэри кивнула:

– Я получу аннуляцию. Я в долгу перед Кольмом. В конце концов, это я настояла на расставании, а он не хочет, чтобы его отлучали. Но пусть даже аннуляция означает, что я могу остаться в лоне католической Церкви, я этого больше не хочу. В конце концов, есть масса других христианских деноминаций – это вовсе не означает, что я утратила веру.

– Звучит как важное решение, – сказал Понтер.

Мэри улыбнулась:

– В последнее время мне часто приходится их принимать. И я не могу оставаться католичкой. – Она удивилась тому, как легко ей удалось произнести эти слова. – Я не могу.

Глава 33

Нам, разновидности людей, называемой Homo sapiens, разновидности, которую наши неандертальские братья зовут глексенами, присуще стремление, уникальное среди приматов, стремление, характерное лишь для царства осознающих себя существ…

– Здравствуйте, Джок, – сказала Мэри Воган, входя в его кабинет в здании «Синерджи Груп».

– Мэри! – воскликнул Джок. – С возвращением! – Он вскочил со своего аэроновского кресла и пожал ей руку. – С возвращением.

– Рада вас видеть. – Она сделала жест в сторону двери, в которой появились двое её спутников. – Джок, вы уже знакомы с посланником Понтером Боддетом. А это учёный Адекор Халд.

Кустистые брови Джока взлетели к самому краю причёски.

– Бог ты мой! – вскричал он. – Вот это сюрприз!

– Вы не знали, что они собирались приехать?

Джок покачал головой:

– Я полностью погрузился в… в другие дела. Я получаю доклады о приезде и отъезде всех неандертальцев, но давно их не просматривал.

Мэри мимоходом вспомнила старый анекдот. Плохая новость: ЦРУ читает всю вашу почту. Хорошая новость: ЦРУ читает всю вашу почту.

– В любом случае, – сказал Джок, выступая вперёд и протягивая руку Понтеру, – с возвращением. – Потом он протянул руку Адекору: – Добро пожаловать в Соединённые Штаты Америки, доктор Халд.

– Спасибо, – ответил Адекор. – Я… несколько ошеломлён.

Джок изобразил тонкую улыбочку:

– Это мы можем.

Мэри снова указала на двоих барастов:

– Лонвес Торб попросил Понтера вернуться и в этот раз взять с собой Адекора.

Понтер улыбнулся:

– Я уверен, что, на вкус Лонвеса, я слишком большой теоретик. Но Адекор хорошо знает, как создавать реальные вещи.

– К слову, о неандертальской изобретательности, – сказала Мэри, указывая на стол в углу кабинета Джока. – Я вижу, вы разбираетесь с кодонатором.

– О да, – ответил Джок, возвращаясь в кресло. – Это совершенно потрясающий прибор.

– Ага, – согласилась Мэри. Она посмотрела на Джока, раздумывая, стоит ли ему сказать. Искушение было слишком сильно. – С его помощью мы с Понтером собираемся завести ребёнка, несмотря на разницу в числе хромосом.

Джок выпрямился в своём аэроновском кресле.

– Правда? Какая… неожиданность. Я не… я и не думал даже, что такое возможно.

– Очень даже возможно! – Мэри сияла от радости.

– Гм… э-э… поздравляю, – сказал Джок. – И вас, Понтер, разумеется. Поздравляю!

– Спасибо, – ответил Понтер.

Внезапно Джок посерьёзнел, словно вспомнил о чём-то важном.

– Гибрид между Homo sapiens и Homo neanderthalensis, – сказал он. – У него будет двадцать три пары хромосом или двадцать четыре?

– Вы хотите сказать, будет он глексеном или барастом с точки зрения разработанного мной теста? – спросила Мэри.

Джок кивнул:

– Ну, знаете, просто праздное любопытство.

– Мы долго обсуждали этот вопрос. В конце концов решили, что будет двадцать три пары. С точки зрения теста ребёнок будет глексеном.

– Понятно, – сказал Джок. Ответ его как будто бы немного огорчил.

– Поскольку эмбрион будет помещен в мою матку, – она похлопала себя по животу, – мы решили попытаться избежать возможных осложнений с иммунной системой.

Джок проследил взглядом за её рукой:

– Но вы ведь ещё не беременны, я полагаю?

– Нет-нет. Поколение 149 будет зачато только в следующем году.

Джок моргнул:

– Так ребёнок будет жить в неандертальском мире? Значит ли это, что вы перебираетесь туда насовсем?

Мэри бросила взгляд на Понтера и Адекора. Она не ожидала, что эта тема всплывёт так скоро.

– В основном, – осторожно сказала она, – я буду жить в нашем мире…

– Звучит так, словно за этим следует большое «но», – сказал Джок.

Мэри кивнула:

– Так и есть. Вам известно, что я закончила работу, для которой вы меня наняли в «Синерджи», гораздо быстрее, чем изначально предполагалось. Я думаю, что мне пришло время уйти. Мне предложили полный бессрочный контракт профессора генетики в Лаврентийском университете.

– Лаврентийском? – сказал Джок. – Это где?

– В Садбери – там, где портал. Лаврентийский – небольшой университет, но у них отличный факультет генетики, они выполняют анализы ДНК для федеральной полиции. – Она помолчала. – В последнее время я заинтересовалась этой областью.

Джок улыбнулся:

– Кто бы мог подумать, что настанет время, когда Садбери станет пользоваться популярностью из-за удачного географического положения?

* * *

– Привет, Мэри.

Мэри выронила кружку, которую держала в руках. Она разлетелась вдребезги, горячий кофе с шоколадным молоком расплескался по полу её офиса.

– Я закричу, – сказала она. – Я позову Понтера.

Корнелиус Раскин закрыл за собой дверь.

– В этом нет никакой необходимости.

Сердце Мэри бешено колотилось. Она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что можно бы было использовать в качестве оружия.

– Какого чёрта ты тут делаешь?

Корнелиус выдавил из себя кривую улыбку:

– Я тут работаю. Меня наняли тебе на замену.

– Это мы ещё посмотрим, – сказала Мэри и схватила трубку офисного телефона.

Корнелиус придвинулся ближе.

– Не касайся меня! – сказала Мэри. – Не смей!

– Мэри…

– Пошёл вон! Пошёл вон! Пошёл вон!

– Мэри, дай мне две минуты – это всё, чего я прошу.

– Я позвоню в полицию!

– Ты знаешь, что не позвонишь. Ты не можешь, только не после того, что Понтер сделал со мной, и…

Внезапно Корнелиус замолк. Сердце Мэри выпрыгивало из груди, и, должно быть, Корнелиус заметил что-то в выражении её лица.

– Ты не знаешь! – сказал он, широко раскрыв глаза. – Ты ведь не знаешь, правда? Он тебе так и не сказал!

– Не сказал мне что? – спросила Мэри.

Худая фигура Корнелиуса обмякла и просела, словно соединение его ног с туловищем вдруг ослабло.

– Мне и в голову не пришло, что ты в этом не участвовала, что ты ничего не знала…

– Не знала чего? – требовательно сказала Мэри.

Корнелиус попятился.

– Я не причиню тебе вреда, Мэри. Я не могу причинить тебе вреда.

– О чём ты говоришь?

– Ты знаешь, что Понтер приходил ко мне домой?

– Что? Ты врёшь.

– Нет, не вру.

– Когда?

– В сентябре. Поздно ночью…

– Ты врёшь. Он никогда…

– Не вру.

– Он бы мне сказал.

– Я тоже так думал, – согласился Корнелиус, безучастно пожав плечами. – Но, как видим, он не сказал.

– Послушай, – сказала Мэри. – Мне на всё это плевать. Просто убирайся отсюда. Я приехала сюда, чтобы от тебя избавиться! И я позвоню в полицию.

– Ты не хочешь этого делать, – сказал Корнелиус.

– Следи за руками – и если ты сделаешь ещё шаг, я заору.

– Мэри…

– Не подходи.

– Мэри, Понтер кастрировал меня.

Мэри почувствовала, как у неё упала челюсть.

– Ты врёшь, – сказала она. – Ты всё это выдумал.

– Могу показать, если хочешь…

– Нет! – Мэри чуть не вырвало – мысль о том, чтобы увидеть его обнажённую плоть, была нестерпима.

– Это правда. Он пришёл ко мне домой, где-то в два часа ночи, и…

– Понтер никогда бы такого не сделал. По крайней мере, не рассказав мне.

Корнелиус поднёс руку к молнии на ширинке.

– Как я уже сказал, я могу доказать.

– Нет! – Мэри дышала тяжело и судорожно.

– Кейсер Ремтулла сказала мне, что ты натурализовалась – переселилась на ту сторону навсегда. В противном случае я бы никогда сюда не приехал, но… – Он пожал плечами. – Мэри, мне нужна эта работа, – сказал Корнелиус. – Йоркский для меня тупик – для меня и любого другого белого мужчины моего возраста. Ты это знаешь.

Мэри была близка к гипервентиляции.

– Я не смогу с тобой работать. Я не смогу даже в одной комнате с тобой находиться.

– Я буду держаться от тебя подальше. Обещаю. – Его голос стал тише: – Чёрт возьми, Мэри, по-твоему, мне тебя приятно видеть? Это напоминает мне о… – Он замолчал: его голос дрогнул, самую малость: – О том, чем я был раньше.

– Я тебя ненавижу, – прошипела Мэри.

– Я знаю. – Он двинул плечом. – Я… я не могу тебя за это винить. Но если ты расскажешь обо мне Кригеру или кому угодно, для Понтера Боддета это будет конец. Он попадёт за решётку за то, что сделал со мной.

– Будь ты проклят, – сказала Мэри.

Корнелиус кивнул:

– Наверняка буду.

* * *

– Понтер! – сказала Мэри, ворвавшись в лабораторию в «Синерджи», которую отвели для работы ему, Адекору и Лонвесу Тробу. – Пойдём со мной!

– Привет, Мэре, – сказал Понтер. – Что случилось?

– Прямо сейчас! – рявкнула Мэри. – Немедленно!

Понтер повернулся к двум другим неандертальцам, но Кристина продолжила переводить:

– Простите, я должен ненадолго отлучиться…

Лонвес кивнул и намекнул Адекору, что это, должно быть, Последние Пять. Мэри вышла из комнаты, и Понтер последовал за ней.

– На улицу! – приказала Мэри и, не оборачиваясь, направилась по укрытому коврами главному коридору особняка к дверям, забрав по пути с вешалки своё пальто.

Понтер поспешил за ней без верхней одежды. Мэри пересекла побуревшую лужайку, перешла через улицу и остановилась только на идущем вдоль опустевшей пристани для яхт променаде. Тут она резко развернулась к Понтеру:

– Здесь Корнелиус Раскин.

– Нет, – сказал Понтер. – Я бы его унюхал, если бы…

– Должно быть, у него запах изменился от того, что ты ему яйца отчекрыжил, – прорычала Мэри.

– Ах, – сказал Понтер. И потом: – Ой.

– И всё? – спросила Мэри. – Это всё, что ты можешь сказать?

– Я… э-э… в общем…

– Какого чёрта ты мне не сказал?

– Ты бы не одобрила, – ответил Понтер, глядя в асфальт, полузасыпанный опавшей листвой.

– И это, черт возьми, истинная правда! Понтер, ну как ты мог совершить такое? Господи Иисусе!..

– Иисус, – тихо повторил Понтер. – Он учил, что прощение – это величайшая добродетель. Но…

– Что? – резко спросила Мэри.

– Но я – не Иисус, – сказал он, и в его голосе послышалась печаль. – Я не умею прощать.

– Ты пообещал мне, что не причинишь ему вреда, – сказала Мэри. Над их головами пролетела чайка.

– Я пообещал, что не убью его, – уточнил Понтер. – И я не убил. Но… – Он пожал своими массивными плечами. – Первоначально я собирался просто предупредить его, что я опознал в нём насильника, чтобы он никогда больше не совершал преступлений. Но когда я его увидел, учуял его зловоние, зловоние, которое он оставил на одежде последней жертвы, я не смог сдержаться…

– Боже мой, Понтер. Ты ведь знаешь, что это значит: он теперь на коне. В любой момент, когда ему вздумается, он может донести на тебя. Подозреваю, что вопрос о том, виновен ли он в изнасилованиях, суд даже не станет обсуждать.

– Но он виновен! И я не смог смириться с мыслью, что ему ничего не будет за его преступление. – А потом, видимо, чтобы упрочить свою защиту, он повторил последнее слово во множественном числе: – Преступления, – напоминая Мэри, что она не была единственной жертвой Корнелиуса Раскина и что второе изнасилование произошло потому, что Мэри не сообщила о первом.