Текст книги "Смертельный эксперимент"

ГЛАВА 30

По мнению Саркара, прошло уже достаточно времени, чтобы двойники приспособились к своему новому окружению. Теперь пришла пора задавать серьезные вопросы. Но и у Саркара, и у Питера были неотложные дела и только через два дня они наконец смогли встретиться в компьютерной лаборатории «Зеркального отражения».

Саркар вызвал в актуальную память Амбротоса. Он уже хотел было начать задавать ему вопросы, но передумал.

– Это твое сознание, – обратился он к Питеру. – Ты и должен задавать вопросы.

Питер кивнул и прочистил горло.

– Привет, Амбротос, – сказал он.

– Привет, Питер, – ответил механический голос.

– На что в самом деле похоже бессмертие?

Амбротос долго молчал, прежде чем ответить, было такое впечатление, что он предается созерцанию этой самой вечности.

– Оно… отдыхательно, это, наверно, лучшее слово для его описания. – Снова пауза. Ему некуда было спешить. – Я и не подозревал, как угнетает нас старение. О, я знаю, женщины иногда говорят, что постоянно ощущают тиканье своих биологических часов. Но есть еще большие часы, которые действуют на всех нас, по крайней мере на целеустремленных людей, которые хотят чего-то достичь, одним словом, таких, как мы с тобой. Мы знаем, что в нашем распоряжении весьма ограниченный запас времени, а так много хочется успеть. Мы проклинаем каждую минуту, потраченную впустую. – Снова пауза. – Что же, теперь это для меня не имеет значения. Я по-прежнему стремлюсь доводить дела до конца, но для меня всегда будет завтра. Всегда будет время докончить начатое.

– Я не уверен, что уменьшение мотивации можно считать положительным аспектом. Я люблю все доводить до конца, – немного подумав, заметил Питер.

Ответ Амбротоса был полон бесконечного спокойствия:

– И я люблю отдыхать. Мне нравится знать, что я могу, если захочу, провести три недели или три года, обучаясь чему-то, что мне пришлось по вкусу, без всякого ущерба для своего продуктивного времени. И если мне сегодня больше хочется читать роман, чем корпеть над каким-нибудь проектом, то что в этом плохого?

– Но, – возразил Питер, – ты так же, как теперь и я, знаешь, что существует какая-то форма жизни после смерти. Разве тебе это не интересно?

– Мы с тобой никогда не верили в жизнь после смерти. Даже сейчас, когда мы знаем, что да, нечто действительно переживает физическую смерть тела, меня не привлекает загробная жизнь, какой бы она ни была. Ясно, что она должна выходить за рамки физического существования – она связана с интеллектом, а не с телом. Я никогда не считал себя сенсуалистом, и мы оба знаем, что я не очень атлетически развит. Но мне нравится секс. Мне нравится чувствовать солнечные лучи на своей коже. Я люблю поесть по-настоящему вкусную пищу и просто какую угодно пищу. Лишившись своего тела, я бы скучал по нему. Мне не хватало бы физических стимулов. Я бы скучал – скучал по всему. По гусиному мясу и щекотке, по возможности от души пукнуть и провести рукой по собственной тени и по многому другому. Конечно, жизнь после смерти может быть вечной, как, впрочем, и телесное бессмертие, а мне больше нравится телесная часть.

Питер был начеку; Саркар внимательно слушал эту беседу.

– А что насчет… насчет наших взаимоотношений с Кэти? Наверно, ты думаешь, что этот брак – всего лишь мимолетный эпизод в огромной жизни?

– О нет, – не согласился Амбротос. – Странно – несмотря на ту шутку Колина Годойо, мне казалось, что бессмертный должен проклинать тот день, когда он поклялся делать что-то, «пока смерть не разлучит нас». Но теперь я так не думаю. На самом деле это перевело бы брак в совершенно новое измерение. Если бы Кэти тоже стала бессмертной, появилась бы возможность – настоящая возможность, – что я смогу окончательно, доподлинно, полностью узнать ее. Даже за те пятнадцать лет, которые мы прожили вместе, я уже изучил ее лучше, чем какого-либо другого человека. Я знаю, какого рода рискованная шутка заставит ее хихикнуть, а какая вызовет негодование. Я знаю, как важны для нее ее керамические работы, знаю, что она на самом деле не вполне искренна, когда утверждает, что не любит фильмы ужасов, но что ей серьезно не нравится рок-музыка пятидесятых годов. Я много раз убеждался, насколько она сообразительна – сообразительнее меня во многих отношениях; в конце концов, я никогда не мог разгадать кроссворда из газеты «Нью-Йорк таймс».

При этом я все еще знаю лишь крохотную ее часть. Несомненно, она ничуть не проще меня самого. Что она на самом деле думает о моих родителях? О своей сестре? Молилась ли она когда-нибудь про себя? Действительно ли ей доставляют удовольствие некоторые вещи, которые мы делаем вместе, или она только терпит их? Есть ли у нее тайные мысли, которыми она даже после стольких лет не решается поделиться со мной? Конечно, мало-помалу мы в совместных делах обмениваемся небольшими кусочками наших душ, но проведенные вместе десятилетия позволят нам еще лучше узнать друг друга. И это порадовало бы меня больше всего на свете.

Питер нахмурился:

– Но люди меняются. Потратить тысячу лет на изучение человека – почти то же самое, что тысячу лет заниматься изучением, к примеру, города. Проходит какое-то время, и прежняя информация полностью устаревает.

– И это замечательно, – сказал двойник, на этот раз не медля ни секунды. – Я смог бы вечно жить с Кэти и без конца узнавать о ней что-нибудь новое.

Питер откинулся назад в своем кресле, обдумывая услышанное. Саркар воспользовался случаем и вступил в разговор:

– Но разве бессмертие не наскучит?

Двойник рассмеялся:

– Прости меня, дружище, но это одна из самых дурацких идей, о которых я когда-либо слышал. Скучать, когда перед тобой открыта для постижения вся совокупность творения? Я не читал ни одной пьесы Аристофана, не выучил ни одного азиатского языка. Я ничего не смыслю в балете, или в лакроссе, или в метеорологии, кроме того, не умею читать ноты и играть на барабанах. – Снова смех. – Я хочу написать рассказ, сонет и песню. Да, пока что у меня получается дерьмо, но в конце концов я научусь делать это хорошо. Я хочу научиться живописи и пониманию оперного искусства, хочу по-настоящему изучить квантовую механику, хочу прочитать все великие книги и все паршивые тоже. Мне хочется узнать о буддизме, иудаизме и адвентистах седьмого дня. Я хочу побывать в Австралии, Японии и на Галапагосских островах и отправиться в космос. Или спуститься на дно океана. Одним словом, я хочу научиться всему этому, сделать все это, прожить все это. Бессмертие скучно? Какая ерунда. Даже всей жизни Вселенной может не хватить, чтобы сделать все то, что мне хочется сделать.

Беседа Питера и Саркара с двойником была прервана звонком секретаря Саркара.

– Прошу прощения, – извинился маленький азиат, появившийся на экране видеофона, – поступил вызов по линии дальней видеосвязи, просят доктора Хобсона.

Питер удивленно пожал плечами. Саркар жестом показал ему на кресло перед видеофоном.

– Я здесь, Чин.

– Я слушаю, – сказал Питер.

Картинка на экране изменилась, теперь это была рыжеволосая женщина средних лет: Бренда Мак-Тавиш, директор приюта для престарелых шимпанзе в Глазго.

– Ах, Питер, – возбужденно заговорила она, – я звонила вам в офис, и мне помогли вас найти.

– Привет, Бренда, – поздоровался Питер. Он внимательнее вгляделся в экран. Неужели она плакала?

– Простите, что я в таком виде, – продолжала она. – Мы только что потеряли Корнелиуса, одного из наших старейших обитателей. У него случился сердечный приступ; обычно у шимпанзе их не бывает, но его много лет использовали в исследованиях по курению. – Она укоризненно покачала головой, осуждая подобную жестокость. – Когда мы в первый раз беседовали, я, конечно, еще не знала, чем вы занимаетесь. Теперь я видела ваши телеинтервью и прочла о вашем открытии все, что писали в «Экономисте». Так или иначе, мы получили нужные вам записи. Сегодня вечером я отправлю их вам по сети.

– Вы их просмотрели? – спросил Питер.

– Угу, – кивнула она. – У шимпанзе есть души. – В ее голосе прозвучала горечь, очевидно, она подумала о своем потерянном друге. – Как будто в этом вообще можно было сомневаться.

Первое, что пришло в голову двойнику, – это попробовать проникнуть в базу данных сети аптек, которой пользовался Род Черчилл. Но несмотря на многочисленные попытки, ему это не удалось. И неудивительно: конечно же, у аптеки должна была быть очень надежная система безопасности. Правда, существовало много других способов спустить шкуру с учителя физкультуры. И кругом было полно компьютерных систем с низким уровнем безопасности…

С начала семидесятых годов иммиграционные чиновники Международного аэропорта им. Пирсона в Торонто использовали простой способ проверки каждого, у кого были не совсем в порядке документы, если он утверждал, что является жителем Торонто. Они спрашивали у этого человека телефонный номер знаменитой торонтской фирмы по доставке пиццы на дом. Нельзя было жить в Торонто и не знать этого номера: он красовался на рекламных щитах, в бесчисленных газетных и телевизионных рекламах, его назойливо пели, как стихи, в рекламных радиопередачах.

Проходили десятилетия, и фирма все расширяла свой набор доставляемых на дом блюд, сначала добавив к пицце другие образчики итальянской кухни, затем сандвичи, потом гамбургеры, и, наконец, охватила весь диапазон современной кухни – от дешевых закусок, которые обычно едят на ходу, до экзотических кулинарных шедевров. Но даже в первые годы своего существования, когда она торговала только пиццей, эта компания гордилась своей самой современной для тех лет компьютеризованной системой приема заказов. Все заказы принимались централизованно по одному-единственному телефонному номеру и затем передавались в тот из более чем трехсот филиалов компании, который находился ближе всего к дому заказчика, так что горячая пища доставлялась в течение получаса после его звонка – в противном случае клиент получал ее бесплатно.

Что же, Род Черчилл сказал, что каждую среду вечером, когда его жена уходила на курсы разговорного французского языка, он заказывал ужин в компании «Фуд Фуд». В памяти компьютеров этой сети должны были быть записи о всех блюдах, которые он когда-либо там заказывал, – «Фуд Фуд» славилась тем, что не только могла выдать ваш предыдущий заказ, но также по вашему желанию повторить любой заказ, который вы когда-либо у них делали.

На это ушла пара дней упорного труда, но двойнику удалось в конце концов подобрать отмычки к системе защиты компьютеров «Фуд Фуд» – как он и ожидал, меры безопасности здесь были не такие строгие, как в аптеках. Он вызвал досье на заказы Рода.

Отлично. Как и все рестораны, компания «Фуд Фуд» была обязана предоставлять клиентам полную информацию об ингредиентах и химическом составе всех заказываемых блюд; заказчик мог прочесть ее у себя дома по видеотелефону. Двойник тщательно просмотрел эту информацию, пока не нашел как раз то, что искал.

ОБЗОР СЕТЕВЫХ НОВОСТЕЙ

Папа Бенедикт XVI сегодня огласил энциклику, подтверждающую существование бессмертной божественной души у человеческих существ. Понтифик сообщил, что Папская Комиссия по науке сейчас занимается оценкой доказательств, связанных с открытием душеграмм. По непроверенным данным, Ватикан заказал у компании «Хобсон мониторинг Лимитед» три детектора душеграмм.

Новости благотворительности: торонтский филиал организации «Объединенный путь» объявил сегодня, что пожертвования за последнюю неделю достигли рекордной суммы. Американский Красный Крест сегодня сообщил, что за последние десять дней было собрано больше порций донорской крови, чем за любой сопоставимый период после Великого калифорнийского землетрясения. Филиал Общества по борьбе со СПИДом штата Айова с признательностью сообщает о получении анонимного пожертвования в $10000000. А телепроповедник Гус Хонейуэлл, чей собственный орбитальный ретранслятор обеспечивает прямую передачу его телепрограмм на весь мир, недавно удвоил сумму благотворительного вступительного взноса в его «Круг избранников Божьих» с $50000 до $100000.

В 1954 году американский врач Мозес Кеналли учредил премиальный фонд на сумму $50000 в пользу любого, кто сможет доказать существование какой-либо формы жизни после смерти. В течение прошедших с тех пор пятидесяти семи лет управление фондом осуществляло Коннектикутское парапсихологическое общество, которое сегодня вынесло решение о том, что предусмотренная условиями премиальная сумма, составляющая ныне $1077543, будет выплачена Питеру Дж. Хобсону из Торонто, первооткрывателю душеграмм.

Лучший памятник! Похоронное бюро Дэвидсонов теперь предлагает сделанные у смертного ложа записи отбывающих душеграмм. Обращайтесь к нам за подробностями.

Член палаты представителей Пол Кристмас (республиканец от штата Айова) сегодня внес на обсуждение в палате законопроект, требующий от администрации госпиталей прекращать жизнеподдержание пациентов, не имеющих реальных шансов на возвращение сознания. «Мы препятствуем стремлению Бога вернуть домой эти несчастные души», – заявил он.

ГЛАВА 31

Питер сделал несколько телефонных звонков, чтобы передать новости, полученные из Глазго, затем снова присоединился к Саркару. Саркар переместил Амбротоса в резервный банк памяти, сделав его фоновым процессом, и вызвал в рабочий блок памяти Духа, посмертного двойника. Питер склонился к микрофону.

– Мне бы хотелось задать тебе один вопрос, – сказал он.

– Несомненно, самый главный вопрос, – перебил двойник. – На что это похоже – быть мертвым?

– Совершенно верно.

Из динамика послышался голос Духа:

– Это как… – Но затем голос затих.

Питер наклонился вперед в нетерпеливом ожидании:

– Да?

– Это все равно что быть трубкозубом.

Питер слегка опешил:

– Как же это может быть похоже на жизнь трубкозуба?

– Или, может быть, муравьедом, – добавил двойник. – Я себя не вижу, но знаю, что у меня очень длинный язык.

– Перевоплощение… – задумчиво произнес Саркар, покачав головой. – Моих друзей-индуистов это порадует. Но должен заметить, Питер, я надеялся, что тебя ожидает нечто более приятное, чем перевоплощение в трубкозуба.

– Я проголодался, – нагло заявил голос из динамика. – Не найдется ли у кого-нибудь из вас немного муравьев?

– Я этому не верю, – проворчал Питер.

– Ха! – откликнулся динамик. – Я видел, как ты заглянул сюда на минутку.

– Нет, – возразил Питер. – Ты не мог меня видеть.

– Ну, – неохотно согласился голос, – тогда, значит, это был Саркар.

– Кончай заливать, – возмутился Саркар.

– Ты просто нас дразнишь, – поддержал Питер.

– Каков отец, таков и сын, – ответил двойник.

– Ты что-то слишком много шутишь, – сказал Питер в микрофон.

– Смерть очень забавна, – продолжал Дух. – Нет, скорее это жизнь очень забавна. Нелепа, сказать по правде. Все это – сплошная нелепость.

– Забавна? – переспросил Саркар. – Я думал, смех – это физиологическая реакция.

– Хохот – возможно, хотя я пришел к выводу, что это скорее социальное, чем биологическое явление, но способность находить что-то смешным не биологична. Я знаю, что, когда Питер смотрит по телевизору комедии, он почти никогда не смеется вслух, но это вовсе не значит, что ему не смешно.

– Пожалуй, – согласился Питер.

– По правде сказать, я теперь точно знаю, что такое юмор: это реакция на внезапное образование неожиданных нейронных сетей.

– Не дошло, – сказал Питер.

– Вот именно. «Не дошло». Люди говорят в точности одно и то же, когда они не понимают чего-то серьезного и когда они не понимают шуток: мы интуитивно чувствуем, что не хватает какого-то соединения. Это соединение является нейронной сетью. – Загробный двойник продолжал без единой запинки. – Смех – даже если это всего лишь внутренний смех, кстати, единственно возможный для меня сейчас, так как и сторона у меня теперь только одна, внутренняя, – это реакция, сопровождающаяся образованием в мозгу новых соединений. Но при этом наблюдается очень сильное возбуждение синапсов. Так они никогда прежде не возбуждались или в крайнем случае делали это очень редко. Когда вы слышите новую шутку, вам смешно, и вы даже можете рассмеяться, услышав ее во второй или в третий раз, но любая шутка рано или поздно приедается. Вы ведь знаете старую шутку: «Зачем цыпленок перешел через дорогу?» Мы все смеялись над ней в детстве, а вот взрослым она совсем не кажется смешной, и это различие в нашей реакции связано вовсе не с тем, что в самой этой шутке есть что-то детское – на самом деле это не так, – она, напротив, весьма изощренная. Все дело в том, что соответствующая нейронная сеть теперь уже прочно установлена.

– Какая нейронная сеть? – спросил Питер.

– Та, которая связывает наши представления о домашней птице, которую мы обычно считаем глупой и пассивной, и наши представления о целеустремленности и личной инициативе. Вот что смешно в этой шутке: идея, будто цыпленок мог перейти через дорогу потому, что он сам этого захотел, потому что ему, возможно, стало любопытно, что там, на той стороне; это новая идея, и образование новой сети взаимодействующих нейронов, выражающей эту идею, и вызывает то мгновенное нарушение мыслительных процессов, которое мы называем смехом.

– Я не уверен, что могу с этим согласиться, – сказал Питер.

– Я бы пожал плечами, если бы мог. Хорошо, постараюсь это доказать. Знаешь, что заказывает мистер Спок, когда заходит в интендантство Звездного Флота? – Здесь двойник впервые сделал паузу, как заправский комик. – Один «Вулкан», только, пожалуйста, не с расплавленной системой управления.

– Очень неплохо, – одобрил Питер, улыбнувшись.

– Спасибо. Разумеется, я только что это придумал, не мог же я рассказать тебе анекдот, который мы оба уже знаем. А теперь подумай: что, если бы я рассказал этот анекдот немножко по-другому, начав, к примеру, так: «Ты когда-нибудь слышал о „Вулкане“ с расплавленной системой управления?» Так вот…

– Это бы все испортило.

– Вот именно! Та часть твоего мозга, где содержатся мысли о «Вулкане» с расплавленной системой управления, была бы заранее активирована, и в конце рассказа не возникла бы неожиданная ассоциация между мыслями о еде, например, о мороженом, и бомбардировщиках «Вулкан». Обычно они не связаны между собой. А ведь именно это новое соединение и вызвало смех.

– Но мы редко смеемся вслух, когда остаемся одни, – заметил Саркар.

– Совершенно верно. Мне кажется, смех в обществе служит совсем другой цели, чем внутренний смех. Видишь ли, неожиданные соединения могут доставлять удовольствие, но они могут также и огорчать – мозг начинает тревожиться, все ли с ним в порядке, – так что когда рядом есть другие люди, он посылает им свой сигнал, и если этот сигнал возвращается, то мозг успокаивается; если же нет, то мозг озабочен – может, со мной что-то не так? Вот почему люди столь серьезны, когда говорят: «Ты что, не понял?» Им отчаянно хочется разъяснить шутку, и они сильно расстраиваются, когда другой человек не находит ее смешной. Именно поэтому в комедиях положений, предназначенных для показа по телевидению, приходится заранее записывать на пленку звуки хохота в определенных местах. Это делается не для того, чтобы подсказать нам, где мы должны смеяться, а чтобы заверить нас, что мы действительно смеемся там, где надо, что смеяться здесь нормально. Звуковая дорожка с записью хохота не может сделать глупое шоу хоть чуточку смешнее, но она помогает получить максимум удовольствия от смешной комедии, позволяя нам расслабиться.

– Но какое это может иметь отношение к загробной жизни? – спросил Питер.

– Самое прямое. Поиск новых ассоциаций – вот все, что мне осталось. С юных лет я каждые несколько минут думал о сексе, но теперь я не только не чувствую полового влечения, а даже не понимаю, почему был настолько всем этим озабочен. У меня также были навязчивые мысли о еде, я вечно гадал, что буду есть в следующий раз, но и это меня теперь нисколько не волнует. Единственное, что мне осталось, это искать новые связи. Единственное мое теперешнее достояние – это юмор.

– Но у многих людей почти нет чувства юмора, – заметил Саркар.

– Я теперь могу представить себе ад, – не слушая его, продолжал Дух, – только как необходимость проводить вечность, не имея возможности находить целый океан новых ассоциаций, не видя вещи в новом свете, не хихикая над абсурдностью экономики, религии, науки, искусства. Все это очень, очень смешно, стоит только хорошенько вдуматься.

– Но… но что насчет Бога?

– Бога нет, – весьма категорично заявил Дух, – по крайней мере такого, каким его описывают в воскресной школе, но, разумеется, не нужно умирать, чтобы в этом убедиться: зная, что миллионы детей в Африке умирают от голода, что двести тысяч человек погибли при Великом калифорнийском землетрясении, что повсюду людей пытают, насилуют и убивают, нетрудно сделать вывод, что никто не заботится о каждом из нас в отдельности.

– Значит, всего лишь к этому и сводится жизнь после смерти? К юмору?

– Не вижу в этом ничего плохого, – произнес Дух. – Ни боли, ни страдания, ни желаний. Только множество восхитительных новых ассоциаций. Много смеха.

Род Черчилл набрал волшебный номер и услышал, как его телефон издал знакомую серию нот.

– Спасибо, что позвонили в «Фуд Фуд», – ответил женский голос на другом конце провода. – Могу я принять ваш заказ?

Род вспомнил былые времена, когда «Фуд Фуд» и ее прародитель-пиццерия всегда начинали с того, что спрашивали номер вашего телефона, так как именно по этому номеру они индексировали записи в своей базе данных. Но с появлением автоматического определителя номера записи с адресом заказчика и его предыдущими заказами появлялись на экране оператора по приему заказов в тот момент, когда он отвечал на звонок.

– Пожалуйста, – сказал Род. – Я бы хотел получить то же самое, что и в прошлую среду.

– Ростбиф средней поджаристости, с нежирной подливкой, печеный картофель, овощное рагу и яблочный пай. Правильно, сэр?

– Да, – ответил Род. Перед тем как начать заказывать у них ужин, он тщательно просмотрел по сети список ингредиентов, используемых в «Фуд Фуд», выбирая только такие блюда, которые были совместимы с принимаемым им лекарством.

– Нет проблем, сэр, – сказала приемщица. – Что-нибудь еще будете брать?

– Нет, спасибо, это все.

– Всего с вас 72 доллара 50 центов. Платить будете наличными или по кредитной карточке?

– По моей карточке «Виза», пожалуйста.

– Номер карточки?

Род знал, что она видит этот номер перед собой на экране, а проверка является просто мерой предосторожности. Он продиктовал цифры и, не дожидаясь следующего вопроса, сообщил срок действия карточки.

– Хорошо, сэр. Сейчас 6:18. Ваш ужин будет доставлен не позднее чем через полчаса, в противном случае вы получите его бесплатно. Спасибо, что позвонили в «Фуд Фуд».

Питер и Саркар сидели в буфете «Зеркального отражения». Питер потягивал из банки диетическую колу; Саркар пил настоящую колу – только когда им с Питером приходилось пользоваться одним кувшином, Саркар довольствовался низкокалорийными напитками.

– Много смеха, – задумчиво произнес Саркар. – Какое странное определение смерти. – Пауза. – Может, нам лучше отныне называть его «Бренность», а не «Дух» – в конце концов, он теперь юморист.

Питер улыбнулся.

– А ты заметил, как он разговаривает?

– Кто? Дух?

– Да.

– Я не заметил ничего необычного, – пожал плечами Саркар.

– Он очень многословен.

– Ха, Питер, тогда у меня есть для тебя новость. Ты тоже.

Питер хмыкнул.

– Я имею в виду, он говорит невероятно длинными фразами. Очень сложными, с массой придаточных предложений и причастных оборотов.

– Да, действительно.

– Ты когда-нибудь беседовал с ним раньше?

– Да.

– Мы можем получить тексты этих бесед?

– Конечно. – Они прихватили с собой напитки и вернулись в лабораторию. Саркар нажал нужные клавиши, и принтер выплюнул несколько десятков тоненьких страничек.

Питер взглянул на текст.

– У тебя есть программа грамматического контроля?

– У нас есть кое-что получше: Вычитчик, одна из наших экспертных систем.

– Ты можешь пропустить через нее этот текст?

Саркар ввел в компьютер несколько команд.

Анализ реплик Духа из различных бесед появился на экране.

– Поразительно, – изумился Саркар. Он показал на одну из цифр. – Если отбросить простые междометия, Дух в среднем использовал тридцать два слова в каждом предложении, а в некоторых местах ухитрялся составить предложения более чем из трехсот слов в каждом. Нормальная средняя цифра составляет всего около десятка слов в одном предложении.

– Может твой Вычитчик выправить все эти протоколы?

– Конечно.

– Ну так прямо сейчас и займись этим.

Саркар ввел еще несколько команд.

– Невероятно, – воскликнул он, как только результаты появились на экране. – Здесь почти нечего было править. Дух полностью справляется с синтаксисом своих длиннющих предложений и никогда не теряет нить разговора.

– Потрясающе, – восхищенно сказал Питер. – Это может быть какой-нибудь программный глюк?

Саркар провел ладонью по волосам.

– Ты видел, чтобы Контроль или Амбротос делали что-нибудь подобное?

– Нет.

– Тогда я бы сказал, что это не глюк, а скорее всего побочный эффект внесенных нами изменений. Дух – это имитация жизни после смерти, бестелесного интеллекта. Я думаю, что этот эффект может быть следствием удаления некоторых связей между нейронными сетями, посредством которого и была создана такая модель.

– О Боже! – воскликнул Питер. – Ну конечно же! Для других двойников ты по-прежнему имитировал дыхание. Но у Духа нет тела, поэтому ему, когда он разговаривает, не приходится останавливаться, чтобы вздохнуть. Дыхательные паузы, возможно, и заставляют людей выражаться короткими фразами.

– Интересная мысль, – согласился Саркар. – Пожалуй, избавившись от необходимости дышать, можно было бы в одном предложении выразить более сложную мысль. Но от этого ведь не поумнеешь. Важно не как ты говоришь, а как ты думаешь.

– Это верно, но, хм, я заметил, что Дух склонен выражаться несколько уклончиво.

– Я тоже обратил на это внимание, – подтвердил Саркар. – Ну и что?

– А что, если это не уклончивость? Что, если он – мне даже страшно подумать, – что, если он просто говорит нечто превосходящее наше понимание? Что, если не только его манера говорить, но и сами его мысли сложнее моих собственных?

Саркар подумал.

– Ну, в работе физического мозга нет ничего похожего на дыхательные паузы, кроме… кроме…

– Кроме чего?

– Видишь ли, нейроны могут испускать импульсы лишь кратковременно, – пояснил Саркар. – Нейронная сеть может оставаться возбужденной только в течение ограниченного периода времени.

– Это, конечно, самое фундаментальное ограничение человеческого разума.

– Нет, это фундаментальное ограничение человеческого мозга – точнее, ограничение электрохимического процесса, посредством которого работает мозг. Конструкция мозга не рассчитана на то, чтобы удерживать какую-либо мысль неизменной в течение долгого времени. Я уверен, ты сам это чувствовал, например: тебе приходит в голову некая блестящая мысль, которую хотелось бы сохранить, но к тому времени, когда ты соберешься ее записать, она куда-то улетучивается. Оказывается, она уже просто угасла в твоем мозгу.

– Но Дух мыслит не с помощью мозга, – возразил Питер. – Он – просто освобожденный разум, душа. Это чистая программа, работа которой свободна от аппаратных ограничений. Никаких пауз для дыхания. Никаких нейронных сетей, угасающих прежде, чем он успеет разобраться с ними. Он в состоянии построить такое длинное предложение или развить такую сложную мысль, какую только захочет.

Изумленный Саркар медленно покачал головой.

– Вот как сознание может работать вечно после смерти, – продолжил Питер. – Нельзя же ограничиться только установлением простых связей, вроде шуток о цыпленке, перешедшем через дорогу. В конце концов все новые сопоставления одних лишь А и В исчерпаются довольно быстро. А вот Дух может сопоставить одновременно все буквы от А до Z плюс к тому же все буквы от альфы до омеги, плюс от алефа до тав, пока во всех этих сложных комбинациях не появится некая новая восхитительная, смешная ассоциация.

– Невероятно, – воскликнул Саркар. – Это значит…

– Это значит, – подхватил Питер, – что загробная жизнь может быть полна шуток, но шуток таких сложных, тонких и нетривиальных, что нам с тобой их никогда не понять. – Он помолчал. – По крайней мере пока мы не умрем.

Саркар изумленно свистнул, но затем выражение его лица изменилось:

– Кстати, раз мы уж заговорили о смерти: мне необходимо срочно отправляться домой, не то Рахима меня убьет. Сегодня моя очередь готовить обед.

Питер взглянул на часы.

– Черт возьми. Я опаздываю на встречу с Кэти – мы собирались пообедать в городе.

Саркар засмеялся.

– Что тут смешного?

– Потом поймешь, – сказал Саркар. – Когда-нибудь.