Текст книги "Проклятие и невидимка"

13

Сквозь зыбкую стену желтого света я отчетливо видел руку Зака, протянутую ко мне. Цепочка свисала с его ладони, точно дохлая гадюка.

– Она оборвалась! – его голос звучал встревоженно.

Я смотрел на эту цепочку, и у меня было такое чувство, что я уношусь прочь. Что я растворяюсь в полном небытии.

Где-то – далеко-далеко – что-то кричала Эйприл. Я слышал голос, но уже не различал слов.

Левша застыл, точно статуя, в центре комнаты. Наверное, первый раз в жизни я видел брата таким. Он вечно возится, ерзает, переминается с ноги на ногу, подпрыгивает на месте, куда-то несется, шлепается на пузо или на пятую точку. Но сейчас он стоял совершенно неподвижно и глядел на цепочку в руке у Зака широко распахнутыми глазами.

Свет стал еще ярче.

И вдруг краем глаза я уловил какое-то движение.

Кто-то прошел через комнату. Я попытался сосредоточиться и сфокусировать взгляд.

Это была Эрин. Она тащила по полу тяжелую картонную коробку. Скрип от соприкосновения с досками был едва различим. Как будто все это происходило в соседней комнате.

Я отчаянно пытался сопротивляться этой неведомой силе, что тащила меня за собой. Я наблюдал за Эрин. Она подтащила коробку к зеркалу и взобралась на нее.

Я видел, как Эрин тянется к лампе. Видел, как она щурится от яркого света.

Я хотел спросить, что она собирается делать, но был уже так далеко. Я был легким, как перышко. Перышко, подхваченное ураганным ветром.

Я летел сквозь слепящий свет. Свет обволакивал меня, растворяя в себе.

А потом свет резко погас.

И я оказался в непроницаемой темноте.

– У меня получилось! – торжествующе объявила Эрин.

Я слышал, как она объясняет остальным:

– Там еще оставался маленький кусочек цепочки. Я за него потянула, и лампа выключилась. – Она обшарила глазами комнату: – Макс, ты в порядке? Ты меня слышишь?

– Ага. Я в порядке, – отозвался я.

Я чувствовал себя лучше. Намного лучше.

Меня больше ничто никуда не тянуло.

Я пока оставался невидимым, но чувствовал свое тело.

Я шагнул к зеркалу и вгляделся в пустое место, где вскоре должно было появиться мое отражение.

– Страшно было, – произнес Левша у меня за спиной.

– Я чувствую, что возвращаюсь, – сказал я.

– Какое у него время? – спросил Зак у Эйприл.

Эйприл была бледной как смерть. Ей явно было не по себе.

– Пять сорок восемь, – рассеянно проговорила она и быстро добавила: – Правда, ребята, может быть, вы прекратите это дурацкое состязание?

– Ты побил мой рекорд! – взвыл Зак, поворачиваясь к тому месту, где, по его расчетам, должен был находиться я. – Как же так? Почти шесть минут!

– Я еще дольше пробуду невидимым, – заявил Левша, подходя к зеркалу.

– Сначала надо что-то придумать с цепочкой, – сказала Эрин. – Там остался маленький кусочек. Замаешься всякий раз вставать на коробку.

– В конце что-то странное произошло, – сказал я им, все еще невидимый. – Свет разгорался все ярче и ярче.

– А у тебя не было ощущения, что тебя куда-то тянет? – спросила Эрин.

– Было, – отозвался я. – И еще мне казалось, что я растворяюсь.

– У меня тоже так было! – воскликнула Эрин.

– Опасную вы игрушку нашли, – покачала головой Эйприл.

И тут я появился.

У меня подогнулись колени, и я едва не свалился на пол. Но в последний момент ухватился за зеркало. Через пару секунд почувствовал себя увереннее. Дрожь в коленках прошла. Я оторвался от зеркала и немного прошелся по комнате.

– А если однажды свет просто не выключится? – не унималась Эйприл. Она поднялась на ноги и отряхнула пыль с шортов. – Что, если цепочка совсем оторвется, и мы не сможем выключить лампу? Что тогда делать?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты побил мой рекорд! – Бедного Зака аж перекосило. – Значит, мне надо попробовать еще раз.

– Нетушки! – заорал Левша. – Теперь моя очередь!

– Вы что, не слушаете меня?! – теперь уже и Эйприл кричала. – Кто-нибудь мне ответит? Что будет, если кто-то из вас сделается невидимкой, а свет не выключится?

– Да не волнуйся ты. Как это он не выключится? – Зак достал из кармана кусок веревки. – Вот. Я ее привяжу к оставшейся цепочке. – Он встал на коробку и принялся прилаживать веревку. – Дерни за веревочку, свет и отключится, – обернулся он к Эйприл. – Какие проблемы?

– А кто из нас первый станет невидимым и так выйдет на улицу? – спросила Эрин.

– Я хочу пойти в школу невидимым и застращать мисс Хокинс, – захихикал Левша (мисс Хокинс – это его учительница по социальным наукам). – Она меня с начала учебного года достает. Я бы подкрался к ней сзади и сказал: «Здравствуйте, мисс Хокинс». Она обернется, а там никого. Круто получится, да?

– И это все, что ты можешь придумать?! «Здравствуйте, мисс Хокинс»? – фыркнула Эрин. – Левша, где твое воображение? Ты мог бы выхватить мел у нее из рук. Или швырнуть через комнату тряпку для классной доски. Или воду разлить у нее на столе. Или кинуть в нее яблоком.

– Ух ты! – выдохнул Левша с искренним восхищением. – Вот это да!

Я рассмеялся. Идея Эрин мне понравилась. Я представил себе, как мы вчетвером – все невидимые – заявляемся в школу. Да мы всю школу поставим на уши за десять минут! Все перепугаются. Будут вопить и махать руками. Начнется паника. Все ломанутся к дверям. А мы здорово повеселимся…

– Но мы это потом как-нибудь провернем, – ворвался в мои мысли голос Левши. – Потому что сейчас моя очередь на рекорд. – Левша повернулся к Эйприл, которая стояла в дверях и, встревоженно хмурясь, нервно накручивала на палец прядь волос. – Засечешь время?

– Давай, – обреченно вздохнула Эйприл.

Левша встал перед зеркалом и, не сводя глаз со своего отражения, протянул руку к веревке.

14

– Левша! – донеслось снизу из коридора. – Левша!

Я испуганно вскрикнул – слишком уж неожиданно нас прервали. Левша поспешно отскочил от зеркала.

– Левша, скажи брату, что его друзьям пора домой. Уже время обедать. К нам Буля с Дедулей приехали. Очень хотят тебя видеть!

Это была мама. Она стояла внизу, у самой лестницы.

– Ладно, мам. Мы сейчас спустимся! – крикнул я.

Я не хотел, чтобы она сюда поднималась.

– Но так нечестно! – заныл Левша. – Сейчас моя очередь.

Он шагнул обратно к зеркалу и сердито ухватился за веревку.

– Левша, не дури, – процедил я сквозь зубы. – Нам надо спуститься. И побыстрее. Ведь мы не хотим, чтобы родичи поднялись сюда и увидели зеркало, верно?

– Ну ладно, – буркнул Левша. – Но в следующий раз я буду первым.

– А потом я, – сказал Зак, направляясь к лестнице. – Я побью твой рекорд. Слышишь, Макс?

– Только ни слова про зеркало, – предупредил я всех, когда мы спускались по лестнице. – Говорите о чем-нибудь постороннем. А то вдруг нас кто-то услышит.

– А можно мы завтра придем? – спросила Эрин. – И продолжим наше состязание.

– Завтра я занята, – сказала Эйприл.

– Завтра ничего не получится, – сказал я. – Мы поедем в Спрингфилд. К моим тете с дядей.

Когда я об этом вспомнил, у меня сразу испортилось настроение. У моих двоюродных братьев была такая здоровенная овчарка. Больше всего на свете она любила, извалявшись в грязи, наскочить на меня и вытереть лапы о мою одежду. Наверное, она ловила кайф от этого. Но не я.

– В среду у нас нет уроков, – сказал Зак. – У них там какое-то учительское собрание. Может быть, соберемся в среду?

– Может быть, – протянул я.

Мы вышли в коридор. Все замолчали, как по команде. Дверь в столовую была открыта, и я видел, что дедушка с бабушкой и мама с папой уже сидят за столом. Буля и Дедуля никогда не едят на кухне. Для них еда – что-то вроде торжественного ритуала. Все размеренно и строго по часам. Если обед задержится еще на минуту, у Були с Дедулей настроение будет испорчено на весь день.

Я быстренько спровадил ребят, напомнив им на прощание, чтобы они никому не рассказывали, что мы делали на чердаке. Зак еще раз уточнил, можно ли будет собраться в среду. Но я снова ответил, что еще не знаю. Посмотрим.

Игра в невидимку – это действительно здорово. Но в то же время немножечко страшно. Я не был уверен, что мне захочется повторить этот подвиг уже в следующую среду. Я хотел выждать какое-то время и попробовать разобраться, что меня так беспокоит. Меня явно что-то тревожило.

– Ну пожалуйста!..

Tb ли мне показалось, то ли в голосе Зака действительно проскользнули просительные нотки. Ему не терпелось скорее стать невидимым и побить мой рекорд. Он не мог смириться с мыслью, что его в чем-то обошли.

Закрыв за ребятами дверь, я пулей бросился в столовую. Дедушка с бабушкой уже приступили к супу.

– Привет, Буля! Привет, Дедуля! – Я подошел к ним по очереди и чмокнул каждого в щеку. От Були пахло апельсинами. Ее щека была мягкой-мягкой.

Буля и Дедуля – так я называл бабушку с дедушкой, когда был маленьким. Сейчас это уже звучит немного смешно, но я все равно продолжаю их так называть. Это тоже уже традиция. Да и что мне остается делать, если даже они сами называют друг друга Булей и Дедулей!

Они очень похожи. Как брат и сестра. Наверное, так и должно быть с людьми, которые женаты уже сто лет. У них худые вытянутые лица и короткие седые волосы. И тот и другой носят очки с толстыми стеклами в тонкой посеребренной оправе. Оба худущие, точно щепки. У обоих печальные глаза и вечно грустное выражение на лице.

Я люблю Булю с Дедулей, но в тот день мне совсем не хотелось сидеть за обеденным столом и поддерживать вежливый разговор. Все мои мысли были заняты волшебным зеркалом.

И я еще не успокоился после всего, что сегодня произошло.

Быть невидимым – это действительно очень круто.

Мне хотелось побыть одному и подумать об этом. Ну вы понимаете. Припомнить все до мельчайших деталей. Свои ощущения. И вообще…

Такая вот у меня привычка. Когда я нахожу для себя что-то по-настоящему интересное и увлекательное, я закрываюсь в комнате, ложусь на кровать и начинаю все это обдумывать. Анализировать.

Папа говорит, что у меня аналитический склад ума. Наверное, он прав.

Я уселся за стол.

– Я думал, что ты подрастешь, а ты вроде бы стал ниже ростом, – сказал Дедуля, вытирая рот льняной салфеткой.

Это его дежурная шутка. Он всегда это говорит, когда меня видит. Я вежливо рассмеялся.

– У тебя суп, наверное, совсем остыл. – Буля неодобрительно зацокала языком. – Что может быть хуже холодного супа? Я имею в виду, какой смысл есть суп, если он не горячий?

– Все равно вкусный, – сказал я, отправив в рот первую ложку.

– Прошлым летом мы с тобой ели холодный суп, – сказал Дедуля. Он обожает спорить с Булей. Что бы она ни сказала, он обязательно возразит. – И вкусный был суп. Помнишь, клубничный? Такой суп вообще не едят горячим.

– И никакой не клубничный, – нахмурилась Буля. – И даже вообще не суп. А что-то вроде жидкого йогурта.

– Нет, это был определенно холодный суп, – не унимался Дедуля.

– Ты, как всегда, ерунду говоришь! – Буля сердито поджала губы.

Их спор грозил перерасти в настоящую перепалку.

– А это какой суп? – спросил я у мамы, чтобы отвлечь внимание Були с Дедулей от разговора об этом клубничном супе-йогурте.

– Куриная лапша, – отозвалась мама. – Ты разве не чувствуешь?

– Пару недель назад мы с Дедулей обедали в ресторане, и там нам подали суп неизвестно из чего сваренный. Мы так и не поняли, что это было? – Бабушка покачала головой. – Пришлось спросить у официанта. Мы заказывали совершенно другой суп, а нам принесли непонятно что. Что-то вроде картофельного супа-пюре с луком. Да, Дедуля?

Дедуля сначала дожевал лапшу, потом ответил:

– Нет. Это был томатный суп.

– А где твой брат? – спросил папа, глядя на пустой стул рядом со мной.

– А? – Я растерянно огляделся. Я так увлекся этим дурацким спором о супах, который затеяли бабушка с дедушкой, что совершенно забыл про Левшу.

– У него суп остывает, – сказал Дедуля.

– Придется разогревать. – Буля снова зацокала языком.

– Ну и где же он? – спросил меня папа. Я пожал плечами.

– Не знаю. Он шел за мной. – Я повернулся к двери и громко позвал: – Эй, Левша! Левша!

– Не кричи за столом, – сделала мне замечание мама. – Лучше сходи и приведи его.

– А суп еще есть? – спросил Дедуля. – Что-то я не наелся. Хочу добавки.

Я положил салфетку на стол и отодвинул стул. И тут я увидел, как тарелка Левши приподнимается над столом.

«Нет, только не это!» – взмолился я про себя.

Потому что сразу понял, что происходит.

Мой придурочный братец сделался невидимкой и теперь забавляется, пытаясь напугать всех собравшихся за столом. Я всегда говорил, что у моего брата очень своеобразное чувство юмора.

Тарелка Левши приподнялась еще выше.

Я быстро перехватил ее и поставил на стол.

– Пошел отсюда! – прошептал я себе под нос, обращаясь к Левше.

– Что ты сказал? – переспросила мама, с подозрением взглянув на меня.

– Я говорю, я пошел за Левшой. – Мне пришлось соображать очень быстро. – Пошел отсюда, ты… – шепнул я невидимому Левше.

– Ну так иди быстрее, – раздраженно проговорила мама.

Я вышел из-за стола. И в эту секунду мой недоумок-братец поднял свой стакан. Естественно, со стороны это смотрелось так, как будто стакан сам по себе приподнялся над столом.

Я тихо ойкнул и перехватил стакан.

Но я немного не рассчитал силы. Вырывая стакан из невидимых рук Левши, я разлил воду по всему столу.

– Что ты делаешь?! – возмутилась мама.

Я поставил стакан на место.

Подняв глаза, я увидел, что папа пристально смотрит на меня. И взгляд у него очень сердитый.

«Он знает», – подумал я, и меня вдруг пробил неприятный озноб.

Он видел шалости братца.

И знает, в чем дело.

Левша все испортил.

15

Папа сердито смотрел на меня.

У меня внутри все оборвалось. Я ждал, что он сейчас скажет: «Макс, почему твой брат заявился в столовую невидимым?», но вместо этого он заорал:

– Хватит дурачиться, Макс! Что ты тут цирк устраиваешь? Разыщи брата и приведи его к нам.

Я с облегчением вздохнул. Папа ни о чем не догадывался. Он просто решил, что я ломаю комедию.

– Можно мне еще супа? – снова спросил Дедуля.

Папа повернулся к нему, а я поспешил убраться из-за стола и вообще из столовой.

– Ты и так съел достаточно, – насупилась Буля.

– Нет, я бы съел еще порцию.

Я прошел через гостиную, поднялся на второй этаж и остановился у лестницы, ведущей на чердак.

– Левша, – прошептал я, – надеюсь, ты идешь за мной?

– Ага, – тоже шепотом отозвался Левша. Он стоял рядом со мной. Конечно, видеть его я не мог. Но голос его звучал совсем-совсем близко.

– Что еще за фокусы? – спросил я сердито. На самом деле я не был сердит. Я был просто взбешен. – Ты что, пытаешься выиграть это дурацкое состязание?

Левша рассмеялся. Мои волнения были ему до лампочки.

– Заткнись! – прошипел я. – Ты действительно идиот каких мало.

Я включил свет на чердаке и бегом бросился вверх по лестнице. Я слышал у себя за спиной шаги невидимого Левши. Хорошо еще, что ему хватило ума пойти следом за мной.

Впрочем, хихикать он не перестал.

– Я выиграл! – объявил он и пихнул меня в спину.

– Перестань, ты, дубина! – Я ворвался в комнату с зеркалом. – Неужели ты не понимаешь, что ты мог все испортить?!

– Но я выиграл! – ликующе завопил он.

Лампа над зеркалом, понятное дело, горела. Ее свет растекался по зеркальной поверхности блестящим желтым пятном.

У меня не было слов. Я всегда знал, что Левша – эгоист. Но не настолько же!

– Разве ты не понимаешь, что все это пахнет очень крупными неприятностями? Для нас всех?

Если бы Левша не был сейчас невидимкой, я бы, наверное, его придушил.

– Я выиграл! Я выиграл! – вопил он, явно не слушая, что я ему говорю.

– И долго ты был невидимкой? – Я подошел к зеркалу и дернул за веревку выключателя. Свет погас. Но у меня перед глазами осталось желтое сияние.

– Как только вы все спустились вниз, – похвалился он. Все еще невидимый, но, судя по голосу, очень собой довольный.

– Почти десять минут! – быстро прикинул я.

– Теперь я чемпион! – объявил он.

Я смотрел в зеркало, дожидаясь, пока там появится отражение Левши.

– Чемпион по тупости и кретинизму. – Я все еще не успокоился. – Сегодня ты сам себя превзошел в этом смысле.

Левша промолчал.

Прошло какое-то время, и он все-таки заговорил. Только теперь он уже не смеялся. Теперь его голос звучал испуганно:

– Почему я так долго не возвращаюсь?

Я открыл было рот, но тут снизу донесся папин голос:

– Макс? Вы там вдвоем наверху?

– Ага, сейчас спустимся! – крикнул я.

– Что вы там делаете? – с раздражением спросил папа.

Я услышал, как он поднимается по лестнице, и пулей бросился туда, чтобы не дать ему войти на чердак.

– Сейчас, папа, – сказал я ему. – Уже идем.

Он остановился на ступеньках и пристально поглядел на меня, задрав голову.

– Что там такого уж интересного на чердаке?

– Ничего, – пробормотал я. – Просто всякие старые вещи.

У меня за спиной возник Левша. Вполне нормальный Левша. И вид у него был вполне нормальный. Папа развернулся и пошел вниз. Мы направились следом за ним.

– Да, это было что-то! – воскликнул Левша.

– А ты не почувствовал ничего странного? – спросил я. Я говорил шепотом, хотя папа уже спустился на первый этаж и мы были с Левшой одни.

– Нет. – Он покачал головой. – Я себя чувствовал абсолютно нормально. Но это было действительно круто! Жалко, что ты не видел, какая у тебя была рожа, когда я поднял тарелку с супом! – Он опять захихикал. Тоненько и пронзительно.

Меня просто бесит, когда он так хихикает.

– Послушай, Левша, – я остановился, преграждая ему путь в коридор, – игра в невидимку – это все хорошо и забавно. Но это может быть и опасно. Ты…

– Это круто! – перебил он. – И рекорд теперь у меня!

– Послушай меня, пожалуйста! – Я схватил брата за плечи и как следует встряхнул. – Просто послушай. Ты должен пообещать мне, что никогда больше не будешь подниматься в ту комнату и становиться невидимым, когда никого нет рядом. Я всерьез тебя предупреждаю. Обещаешь? – Я с силой сдавил его плечи.

– Ладно, – он весь извивался, пытаясь вырваться, – обещаю.

Я посмотрел на его руки. На обеих были скрещены пальцы. Тоже мне, хитрец нашелся.

В тот же вечер, часов в одиннадцать, мне позвонила Эрин. Я уже лежал в постели, читал книжку и подумывал о том, как бы спуститься вниз и подлизаться к родителям, чтобы они разрешили мне посмотреть передачу «В субботу вечером».

Эрин была явно на взводе. Даже не поздоровалась. Она сразу же затараторила своим тонким мышиным голоском, буквально захлебываясь словами. Я с трудом понимал, что она говорит.

– Что там насчет фестиваля точных наук? – переспросил я, отводя телефонную трубку подальше от уха в надежде, что так лучше смогу разобрать слова Эрин.

– Конкурс механических приспособлений, – выдохнула Эрин. – Помнишь, какие призы победителю? Серебряный кубок и бесплатный абонемент в «Видеомир».

– Ну и что? – Я все еще не врубался, при чем здесь этот конкурс? Наверное, был уже сонный. Денек выдался нервный. Одно «приключение» с Левшой-невидимкой отняло у меня все силы.

– А то, что ты мог бы притащить зеркало в школу! – Голос Эрин звенел от возбуждения. – Я бы тебе помогла исчезнуть, а потом вернула обратно. А потом сама бы стала невидимкой. И не надо будет ломать голову, какой проект выставлять на конкурс.

– Но, Эрин… – возразил было я.

– Мы бы заняли первое место! – Она не дала мне даже договорить. – Точно бы заняли, без балды. Что еще может сравниться с твоим зеркалом? Мы бы выиграли первый приз. И стали бы знаменитыми.

– Знаменитыми? – тупо переспросил я. Я действительно туго соображал.

– Ну да, знаменитыми! – Эрин едва не захлебывалась от восторга. – Во всех газетах и журналах напечатали бы наши фотки! Весь мир стал бы о нас говорить!

– Эрин, мне кажется, что это не очень удачная мысль. – Я попытался сосредоточиться.

– Насчет чего неудачная мысль?

– Ну, насчет всего… Во-первых, я не уверен, что мне хочется стать знаменитым. А во-вторых, мне уж точно не хочется, чтобы весь мир узнал про зеркало.

– Но почему? – искренне изумилась Эрин. – Все хотят стать знаменитыми. И богатыми.

– Но если о зеркале кто-то узнает, его у меня отберут, – объяснил я. – Это волшебное зеркало, Эрин. Tb есть… ну в общем, мы же не знаем, как оно действует. Что это? Магия? Или какая-то хитрая электроника? Ведь кто-то его изобрел, правильно? Но как бы там ни было, это действительно вещь необычная. Невероятная. И никто не позволит, чтобы такая вещь оставалась у какого-то школьника.

– Но оно же твое! – не унималась Эрин.

– Его вздумают изучать. Желающих будет немало. Ученые. Или правительство. Или военные. Вдруг они захотят использовать зеркало для каких-то секретных операций или целую армию сделать невидимой…

– Жуть какая-то, – задумчиво проговорила Эрин.

– Вот и я говорю, что жуть, – подтвердил я. – Так что, Эрин, я не знаю. Надо подумать. И как следует. А пока что никто не должен узнать о зеркале.

– Да, наверное, – с сомнением протянула она. – Но ты все же подумай о фестивале точных наук. Мы бы заняли первое место. Точно бы заняли, Макс.

– Я подумаю, – сказал я.

Я и так только и думал что об этом загадочном зеркале.

– Эйприл тоже хочет попробовать, – сказала Эрин.

– Да?

– Я ее уговорила. Сказала, что это совсем не опасно. И вовсе не страшно. Она хочет попробовать в среду. Мы ведь собираемся в среду, да, Макс?

– Да, наверное, – промямлил я без особой охоты. – Раз уж все так хотят…

– Классно! – обрадовалась Эрин. – Я побью твой рекорд.

– Новый рекорд – десять минут, – сообщил я и рассказал ей о выкрутасах Левши за обеденным столом.

– У твоего брата действительно с головой не в порядке, – заметила Эрин.

Я был полностью с ней согласен. На этом мы и распрощались.

В ту ночь я еще долго не мог заснуть. Я ворочался с боку на бок. Считал овечек. Овечки перевалили за тысячу, но я так и не заснул.

Не то чтобы мне не хотелось спать. Спать-то как раз хотелось. Просто меня одолевало какое-то странное возбуждение. Сердце бешено колотилось, как будто я только что пробежал кросс. Я лежал, глядя в потолок, и думал о необычном зеркале.

Промучившись до трех ночи, я решительно встал с постели. Сна не было ни в одном глазу. Сегодня я даже не стал искать тапки. Я прокрался по коридору к лестнице, ведущей на чердак. Как и в прошлый раз, поднимался, опираясь всем весом о перила, чтобы не перебудить весь дом скрипом рассохшихся деревянных ступеней.

Я так спешил в комнату с зеркалом, что ударился пальцами босой ноги о край тяжелого деревянного сундука.

– Ой! – вскрикнул я.

В другой ситуации я бы, наверное, запрыгал на одной ноге, держась руками за ушибленные пальцы. Но тут я заставил себя замереть на месте и подождать, пока боль не утихнет.

Потом я вошел в маленькую комнату, пододвинул картонную коробку поближе к зеркалу и уселся на нее, глядя на свое отражение.

Нога все еще болела, но я старался не обращать на это внимания. Я изучал свое темное отражение. Разумеется, уже по привычке, первым делом я задержал взгляд на своей прическе. Сейчас она опять представляла собой что-то вроде последствий взрыва на макаронной фабрике. Однако меня это не волновало.

Сейчас меня беспокоило совсем другое.

Я попристальнее всмотрелся в глубь зеркала, глядя как бы сквозь свое отражение. Наверное, я пытался увидеть, что скрывается за спиной у того – зеркального – меня. Я не знал, что именно я так высматриваю. Я даже не понимал, зачем я вообще поднялся сюда.

С одной стороны, мне ужасно хотелось спать, но с другой, я весь был охвачен какой-то тревожной нервозностью.

Я провел ладонью по стеклу, в который раз удивляясь тому, что стекло было холодным как лед, хотя в самой комнате было жарко и душно.

Я растопырил пальцы и плотно прижал ладонь к зеркальному стеклу. Потом убрал руку. На стекле не осталось никакого отпечатка.

Я погладил гладкую деревянную раму. Потом встал и зашел за зеркало. Там было слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Впрочем, рассматривать там было особенно нечего. Обычная задняя часть рамы зеркала. Глухая деревянная доска. Ничем не примечательная и не интересная.

Я вышел из-за зеркала и поднял голову к лампе на верхней перекладине рамы. С виду – ничего особенного. Обыкновенная лампа. Разве что лампочка не совсем обычной формы. Длинная и очень тонкая. Хотя такие лампочки продаются в любом магазине электротоваров.

Я опять сел на коробку, подпер лицо кулаками и сонно уставился в зеркало. Потом беззвучно зевнул.

Умом-то я понимал, что мне надо спуститься к себе и лечь спать. Завтра рано вставать. Мы же едем в Спрингфилд. Так что родичи поднимут нас с братом ни свет ни заря.

Но что-то держало меня у зеркала.

Думаю, любопытство.

Я не знаю, сколько я там просидел неподвижный, как каменное изваяние, глядя на свое застывшее отражение. Может быть, пару минут. Может быть, полчаса.

Но через какое-то время отражение в зеркале начало расплываться, теряя четкость. Скорее всего, это был обман зрения. Но мне вдруг показалось, что я различаю в глубинах зеркала какие-то смутные силуэты, смазанные разноцветные пятна, дрожащие тени.

А потом я услышал шепот:

– Ма-а-а-а-а-а-а-а-акс.

Как шелест листвы под ветром.

Не голос. И даже не шепот.

А только намек на шепот.

– Ма-а-а-а-а-а-а-акс.

Сначала я подумал, что это шумит у меня в голове.

Так тихо. Едва уловимо. И все же так близко.

Я задержал дыхание и прислушался.

Ничего.

– Значит, мне действительно это почудилось, – сказал я себе.

Просто глюк.

Я вдохнул, потом медленно выдохнул.

– Ма-а-а-акс.

Опять этот шепот.

На этот раз громче. Было в нем что-то очень печальное. Точно мольба. Точно призыв о помощи, доносящийся откуда-то издалека.

– Ма-а-а-а-а-а-а-акс.

Я зажал уши руками. Я сам не понял зачем. Может быть, я пытался отгородиться от этого странного шепота?

В глубине зеркала зашевелились тени. Я снова взглянул на свое отражение. Лицо у меня было испуганным, напряженным. Только теперь до меня дошло, что меня бьет озноб. Я весь дрожал.

– Ма-а-а-а-акс.

И вдруг я понял, что шепот идет из зеркала.

От моего отражения? Или из темных глубин за спиной моего отражения?

Я вскочил на ноги и побежал прочь из комнаты. Под ногами скрипели рассохшиеся половицы, но мне было уже все равно. Я едва ли не кубарем скатился по лестнице, пролетел коридор, ворвался к себе и нырнул под одеяло.

Я крепко-крепко зажмурил глаза.

Я молился, чтобы этот пугающий шепот не настиг меня и здесь.