Текст книги "Особые отношения"

– Как себя чувствует моя любимая маленькая марксистка? – спросил Рик, отводя ее от ошарашенного преподавателя.

«Сам ты маленький», – обиженно подумала Роза.

Темные, проницательные глаза Рика были всего на несколько дюймов выше ее собственных. Она всегда чувствовала, что он над ней смеется. Но он, по крайней мере, ценит ее общество. И она подарила ему одну из своих самых лучших улыбок.

– Что касается «Червилл», – произнес он. – Мне они говорили, что газете нужна помощь по части рекламодателей. Я подумаю, что могу для тебя сделать.

Объявления! Роза с разочарованием прикусила губу, как она могла принимать слова Рика всерьез? По всей вероятности, он уже потерял к ней интерес, махая рукой кому-то за ее спиной.

– Это кто-то, кого я знаю? – спросила она, не желая, чтобы ею пренебрегали.

– Это просто один из моих соотечественников – Джордан Хоуп.

Через комнату им улыбался высокий загорелый американец, пышущий здоровьем.

– Ух ты, – произнесла Роза. – Это реальное существо?

Рик нахмурился. Первый раз Роза видела, что он не знает, что сказать.

– Хороший вопрос, – произнес он наконец. – Когда я был на корабле, мне стало очень плохо. Ко мне пришел Джордан и стал мне читать. Это было поразительно – деревенщина с Юга, и так хорошо понимает Дилана Томаса! [4]4
  Томас Дилан (1914 – 1954) – уэльский поэт.


[Закрыть]

– С ним стоит познакомиться? Он интересный человек?

Рик сделал рукой неопределенный жест.

– Пожалуй, но только если вы не касаетесь политических вопросов. Однажды он так долго читал мне лекцию об экономическом и социальном значении урожая арбузов, что я чуть не стал молиться, чтобы на нас налетел айсберг.

Джордан Хоуп. Роза постаралась запомнить это имя. Внезапно она сжала руку Рика.

– Не верю своим глазам! Это Дон Яго?

– Возможно. Ты хочешь познакомиться с ним? Какую сексапильную даму он привел! Роза щелкнула языком.

– Это не дама, это – моя лучшая подруга.

Анни танцевала с австралийцем по имени Джон, а может быть, Дон или Рон – здесь было слишком шумно, чтобы хорошенько расслышать. Впрочем, неважно. Он был хороший танцор, и после шампанского было замечательно плыть с ним в танце. Вверху разбрасывал разноцветные лучи вертящийся стробоскоп. «Давай проведем ночь вместе», – от этой песни чуть сотрясался пол. Она улыбнулась и, тряхнув своими длинными волосами, всецело отдалась танцу. Вот бы и Эдвард оказался здесь, но ей и так было хорошо. Роза спасла ее от скучного вечера, который она собиралась пожертвовать перебиранию шмоток. Когда музыка кончилась, австралиец потащил ее к столу с напитками с криком: «Пить! Пить! Меня мучает жажда!» При свете она увидела, что он довольно стар, ему было уже около тридцати. Он наполнил два стакана и, подмигнув, вручил один ей.

– У меня есть травка, которая может тебе понравиться. Хочешь попробовать?

Анни никогда не пробовала наркотиков, но ей не хотелось в этом признаться. Не успела она ответить, как знакомый голос произнес:

– Я хочу. – Это была Роза, откидывающая назад волосы, как она всегда делала, когда была чем-то увлечена. – Вы – Дон Яго?

– Похоже на то. Это зависит от того, с кем я говорю. – Он обнажил зубы в улыбке, обнял Анни и подтолкнул ее к человеку, который подошел вместе с Розой. – Эй, Рик, ты встречал такое удивительное создание?

Рик заключил руки Анни в свои.

– Анни, – произнес он, – здравствуй и прощай. – Он погладил ее руку, от неожиданности она вздрогнула. – Сделай мне одолжение, парень, – холодно произнес он. – Если ты хочешь курить наркотики, иди отсюда.

– Отлично! – сказал Дон. – Мы пойдем наверх посмотреть на луну.

– Только если у вас есть приборы ночного видения, – рассмеялась Роза. – А ты что скажешь, Анни?

– Почему нет? – ответила Анни.

На лестнице было полно народа. Кто-то прислонился к перилам, кто-то сидел на ступеньках, со стаканами в руках и с сигаретами. Дон провел их в застекленную комнатку на крыше. Удостоверившись, что их здесь никто не видит, он вытащил из кармана маленький пакет, Анни наблюдала за ним внимательно. Хотя она часто слышала о таком развлечении на вечеринках, но ни разу еще не видела, как выглядит сигарета с марихуаной.

Дон зажег сигарету, затянулся и передал ее Розе. Когда наступил ее черед, Анни тоже с шумом втянула дым и медленно его выпустила. Однако ничего не произошло. Она разочарованно откинулась к стене, ожидая, когда до нее дойдет сигарета следующий раз. За окном шумел дождь, но его заглушала песня «Поезд на Марракеш». Дон стал им рассказывать о том, как попал в тюрьму. Худшим было, по его мнению, то, как стригли в тюремной парикмахерской. Англией управляет свора зашоренных старых пердунов. И Лондон будет ареной борьбы с ними, он в свою Австралию возвращаться не собирается.

– Вы знаете разницу между Австралией и йогуртом? – спросил он.

– Йогурт – живая культура, – выпуская дым из ноздрей, ответила Роза.

– Да. Точно. – Он опустился на колени. – Слушайте, цыплята. Я здесь скоро отморожу свои яйца. Почему бы не отправиться к вам, согреться и повеселиться?

– Ты имеешь в виду – в колледж? – поколебавшись, спросила Роза.

Джон вскочил, как будто увидел прекрасную даль.

– Эй, целый колледж наполнен отличными девочками, кровь с молоком. Я могу начать с вас двух, а затем продолжить с остальными. Трогаемся!

Анни хихикнула. Он был довольно привлекателен, несмотря на то, что был стар. Возможно, на нее начала оказывать влияние сигарета. Она почувствовала легкость, ее скандальный дом с его невыносимой атмосферой остался где-то далеко. Кроме того, ей показалось, что Розе этот парень зачем-то нужен.

– Ты можешь отвезти нас домой, если хочешь, – она услышала собственные слова.

Когда они вернулись за своей верхней одеждой, то услышали странный шум в кустах.

– Иисус! Что это? – спросил Дон, привлекая к себе обеих девушек.

– Возбужденный олень, – произнесла Анни. Им почему-то ее слова показались ужасно смешными.

Дон зашел в микроавтобус, разрисованный сердцами и солнцами.

– Это мой фургон.

Анни забралась назад. Сиденья были покрыты овчиной и вышитыми подушками. Окна закрывали занавески из индийского шелка. В машине как-то странно пахло.

Взвизгнув колесами, фургон двинулся в путь.

– Куда едем, красотки? – крикнул Дон. Анни хотела сказать, что он пьян, но какое это имело значение? И она тоже была пьяна. Она лежала поперек сиденья, ноги находились около заднего окна. Голова кружилась.

– Осторожнее, красный! – вскрикнула Роза. Раздался громкий сигнал. Фургон резко затормозил, потом снова двинулся в путь. Что-то перекатывалось рядом с головой Анни, она протянула руку и вытащила бутылку водки. Было слышно, как на переднем сиденье Роза ругает Дона.

– Это действительно был красный светофор? – спросил он в изумлении. – А я думал, что в воздухе гигантская клубника. Он резко крутанул руль, и машина вильнула.

Он начал петь, аккомпанируя себе ударами по рулю. Анни и Роза присоединились к нему.

 
– Один, и два, и три,
За что воюешь ты?
За что? Не знаю сам.
Лечу я во Вьетнам.
И пять, и шесть, и семь,
И вот – в раю мы все,
Так не успев понять,
Зачем нам умирать.
 

– Поворачивай направо! – воскликнула Анни. – На Вудсток Роуд.

– Вудсток! Это прекрасно! – Дон заерзал на сиденье. – Я хотел бы там побывать. Все эти люди шли рука в руке, прямо как в садах Эдема. Вы можете представить себе, как здорово это было? Лежать на траве, слушать музыку и заниматься любовью?! Вот таким и должно быть будущее. Никто не будет жить в своем крохотном ящике, жениться и выходить замуж. Мы все будем жить в коммунах, среди полей и тучных стад, и босые дети будут бегать под солнцем.

– Под каким солнцем? – удивилась Анни.

– Моногамия умрет, это уж точно! – согласилась Роза. – Сугубо буржуазный пережиток. Это же мука – жить всю жизнь с одним и тем же человеком.

– А если ты его любишь? – спросила Анни, но ее слов никто не расслышал.

Когда они подъезжали к Леди Маргарет Холлу, ворота уже закрывались.

– О, погодите! – воскликнул Дон, выскакивая из фургона. – Я только приехал. Девочки, вы не можете меня спрятать где-нибудь у себя – можно в кровати? Я обещаю хорошо себя вести.

Роза погладила его по руке.

– Может быть, в другой раз. – Ее глаза блеснули под ресницами. – Если ты попросишь меня написать что-нибудь для своей газеты, я могла бы по возвращении в Лондон… обсудить это с тобой.

– Ты – маленькая ведьма, – улыбнулся он и похлопал ее по животу. – Тебе надо следить за ней, – сказал он Анни. – Она может завести тебя на плохую дорожку.

Он достал фломастер, поднял рукав Розы, и написал номер своего телефона на ее руке. Потом вздохнул и с чувством запечатлел по поцелую на губах обеих.

– Вы обе – потрясные чувихи. Я люблю вас. Увидимся, девочки.

Анни и Роза глядели, как он возвращается к фургону в своих ботинках с высокими каблуками.

– Он совсем пьяный, – хихикнула Анни.

– У него есть газета, – сурово заметила Роза. – Тебе надо научиться концентрироваться на самом важном.

– Я это и делаю. – Глядя на Розу, Анни вытащила что-то из кармана.

Роза разразилась смехом.

– Анни!

Анни вручила Розе бутылку и обняла ее за плечи.

– Пойдем, прикончим эту водку.

Джордан ехал в машине, думая об Элридже. Даже сейчас было не поздно изменить свое решение. Один телефонный звонок в Штаты – и его имя будет занесено в список призывников. Может, стоит сыграть в орлянку с судьбой? Но ему была нужна его жизнь, он не хотел умирать. «Дворники» хлопали, качаясь влево и вправо. Да, нет. Да, нет.

Джордан остановился на Валтон-стрит. В доме было темно и тихо. В сердце Джордана закралась тревога. Даже не поставив сумку на пол, Джордан бросился наверх, одолевая по две ступеньки кряду, и заколотил по двери Брюса. Ответа не последовало. Он повернул ручку, и на него пахнуло густым сигаретным дымом.

– Брюс? – с тревогой произнес он. Пружины кровати скрипнули, и надтреснутый голос произнес:

– Ради Христа, Джордан, я говорил вам всем, я не собираюсь становиться самоубийцей. – Брюс втянул воздух носом. – Я пахну, как карри?

Они ели на кухне. Джордан попытался повеселее рассказать о вечеринке, стараясь при этом не переборщить, чтобы Брюс не расстраивался, что не поехал. Брюс сказал, что намерен прогуляться. И ему неважно – есть на улице дождь или нет. Он обожает дождь. Джордан глянул на его неуклюжую походку и нечесаные волосы, прикрывшие клетчатый воротник сорочки. Бессмысленно было говорить ему, что он через минуту промокнет до нитки.

Джордан взял чашку с кофе в свою комнату и, войдя в нее, прищурился от света. На глаза ему попалось письмо. «Дорогая миссис Диксон…» Джордан снял пиджак, стащил с шеи галстук и, сев, забарабанил пальцами по столу. Вдруг вниз рухнула стопка книг. Он бережно поднял их с пола – «Государь» Ювенала, «Европа и европейцы» Белова и «Как становятся президентами» Теодора Уайта. Среди книг был пластмассовый кубик, на каждой грани которого было приклеено по фотографии. Этот кубик подарила ему на прощание мать. Джордан стал медленно его поворачивать. На маленьком кубике, казалось, вся его жизнь. Вот он маленький мальчик, наряженный пиратом на Хэлловин. А здесь – абсолютно невероятная фотография – он жмет руку президента Кеннеди в Белом доме. А вот он с мисс Пурвис, учительницей из родной его школы, благодаря ей он поверил в себя, в то, что сможет достичь всего, что захочет. Была и фотография матери, держащей в руке пачку долларовых банкнот после его победы в гонке. Последним был черно-белый портрет отца, сделанный в фотосалоне. Он был таким серьезным и таким красивым в своей военной форме, отец, которого он никогда не видел.

Он погиб не в войне, а в дорожной аварии всего за неделю до того, как родился Джордан. Джордану только исполнилось три года, когда мать показала ему в первый раз грамоту отца – благодарность президента за военную службу. Впоследствии каждый год на годовщину его смерти она доставала эту грамоту и рассказывала Джордану о том, кого так любила и кем так восхищалась. Иногда Джордан видел отца во сне. Он всегда был в военной форме. А Джордан, проснувшись среди ночи, часами лежал без сна, остро чувствуя горечь утраты.

Какой бы ответ подсказал ему отец? Что честней – вступить в армию и участвовать в грязной войне или бороться против нее? Кофе остыл, пока Джордан глядел в ясные глаза на фотографии, стараясь найти ответ. Наконец он взял ручку и начал писать, сначала медленно, затем быстрее, и, наконец, с увлечением, когда понял, что пишет именно то, что следовало. Он опустит письмо сегодня же вечером, бросит его в красный почтовый ящик на углу улицы, пока не передумал. Миссис Диксон решит, что у него что-то с головой, но все равно, он уже принял решение.

Он кончил письмо. Элридж как живой стоял перед глазами. Отныне он будет его вести.

13
Минуты счастья

– Куда мы идем? – спросила Анни, когда они, обнявшись, вышли из дверей Леди Маргарет Холла. Вечерело. Они встретились спустя сутки после вечеринки у Рика.

– К Дадли, я думаю, – сказал Эдвард. Анни глянула на него с удивлением, Дадли был владельцем загородного ресторанчика «Ягненок и ирис». Чаще его звали Старина Дадли, в отличие от Малыша Дадли, его сына, который работал там же. Угощение здесь было дешевым, а атмосфера непринужденной, и поэтому сюда влекло студентов начальных курсов, пустых мест никогда не было. Однако было одно существенное неудобство – ресторанчик располагался в десяти милях от Оксфорда, в деревушке Кингстон Багпуиз. Анни совсем не хотелось, чтобы кто-то их туда прихватил. Ей нужен был только Эдвард, а не какая-то гопкомпания.

– А как ты намереваешься туда попасть? – спросила она.

– Думаю, лучше всего – на автомобиле, – театральным жестом он показал на ярко-синюю спортивную машину, припаркованную под уличным фонарем.

– Ух ты!

– Отцовский подарок на мое совершеннолетие, – объяснил Эдвард. – Я хотел, чтобы это было для тебя сюрпризом.

Анни сделала круг вокруг машины.

– Эдвард, ты – счастливец. Она восхитительная. Мы можем опустить верх?

Он взглянул на нее с удивлением.

– Ты замерзнешь.

Анни посмотрела на него долгим взглядом из-под челки.

– Не замерзну. Особенно после того, чем мы займемся.

Эдвард освободил крепления и опустил верх машины. Затем открыл дверцу Анни. Анни села на сиденье, вернее, почти легла, зная, что взгляд Эдварда обязательно задержится на ее распахнувшемся пальто и ногах под тонкой полоской юбки. Когда он обогнул машину, чтобы сесть за руль, она улыбнулась, делая вид, что хочет повернуть ручку коробки передач.

– Погоди, – простонал Эдвард, забираясь внутрь.

Затем он наклонился к Анни, застыл в долгом поцелуе, и его рука проскользнула под ее пальто.

– Боже, как я без тебя скучал, – произнес он голосом, полным страсти. – Ты абсолютно, на сто процентов уверена, что хочешь поехать в ресторан?

– Да, – рассмеялась она. – Остальное потом. Эдвард облегченно вздохнул, улыбнулся, и машина тронулась. В Оксфорде они часто останавливались и сбавляли скорость, но как только выехали за черту города, лихо понеслись к Хинкси Хилл.

– Как тебе моя машина?

Анни только улыбнулась, закрывая глаза от холодного ветра и слушая, как шумят деревья, проносящиеся мимо. Она подумала, что никогда раньше не чувствовала себя такой счастливой.

Они заехали в колледж Эдварда. Поначалу они говорили о том, что делали в разлуке. Эдвард путешествовал по Сьерра-Неваде в Испании. Он привез ей расписной, ручной работы, кофейник и миниатюрное издание португальских «Сонетов» Элизабет Браунинг, которое он ей надписал. Анни нашла его подарок страшно романтичным. Их скованность, вызванная долгой разлукой, постепенно исчезла. Скоро они уже целовались. Затем Эдвард запер дверь, и они занялись любовью на его узкой кровати. Ничего не изменилось. Может быть, даже стало более интимно и естественно, чем раньше. Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и тихо переговаривались. Наконец стали одеваться, улыбаясь друг другу. «Впереди целый год, – подумала Анни, – целый год любви». Да, он будет полон любви, и они проведут его вместе.

Она обнаружила, что улыбается, и глянула на Эдварда. Тот был забавно серьезен. Когда он снова сел за руль, волосы его развевались, воротник был расстегнут. Она почувствовала такой прилив счастья, что ей надо было как-то его выплеснуть. Она громко запела:

 
– Когда сажусь в машину я,
Ко мне подходит человек,
И говорит, каким мне быть,
Какие галстуки носить
И сигареты мне курить…
 

Когда они приехали в ресторанчик, щеки Анни пылали. Ей было так хорошо, что, когда Малыш Дадли узнал ее, она его поцеловала. Он отвел их в дальний угол, к треугольному столику.

– Я уже знаю, что хочу заказать, – заявила она. – Рагу из курицы, мед, мороженое и как можно больше какого-нибудь хорошего вина.

В ресторане было тепло. Здесь кипела жизнь и стоял настоящий гомон. Анни счастливо огляделась кругом – все такое чудесное и такое знакомое. Вино появилось на столе почти мгновенно. Эдвард зажег две сигареты и одну протянул ей.

– А какую пьесу мы поставим на этот раз? – спросила его Анни. – Это было бы здорово, если бы мы сыграли Беатриче и Бенедикта или Элизу и Хиггинса.

Эдвард вздохнул с сожалением.

– Да, здорово бы, но я не смогу. Не в этом году. На это уходит слишком много времени. Анни рассмеялась.

– Но ведь экзамены еще только в июне!

– Ты так говоришь, будто это в двухтысячном году. Мне нужно получить степень с хорошими отметками, чтобы можно было рассчитывать на хорошее место.

Анни осушила свой стакан. Она почувствовала разочарование.

– Ну, я думаю, это, с твоей стороны, глупо. Я надеюсь, ты не потребуешь, чтобы я торчала рядом с тобой и варила тебе кофе?

– Не говори ерунды.

– А что, я уже видела такое. Несколько девушек, которые повстречали своих парней на первом курсе. Они из кухни просто не вылезают. Правда-правда, – добавила она, потому что Эдвард засмеялся над ее удрученным тоном. – Я захожу к ним иногда, чтобы попросить молока или еще чего-нибудь, вечно сидят у камина в халатах и что-нибудь зашивают. С тем же успехом они могли бы просто выйти замуж. – Она решительно покачала головой. – Это так буржуазно.

Эдвард удивленно поднял брови.

– Кто это сказал?

– Я, – выпалила Анни.

Пока они ели, Эдвард рассказывал, как он путешествовал. После Сьерры-Невады он попал в городок под названием Кадакес, там полно хиппи и джаз-групп.

– И красивых девушек? – спросила Анни.

– Их там просто толпы. Но с тобой ни одна из них не могла сравниться. – Эдвард взял ее руку и поцеловал. – Но мне было все равно. На меня возложили роль шафера на свадьбе двоюродного брата. Семейный, так сказать, долг. Торты, цветы – и невеста, белая, как лебедь, плывет по проходу, на третьем месяце беременности.

– Ого! – хихикнула Анни.

– Да, – Эдвард закатил глаза. – Трудно представить, как на это реагировала моя мама.

– А как реагировал твой двоюродный брат?

Эдвард пожал плечами.

– Прекрасно, поскольку мы напоили его виски. Бедняга, он всего на год старше меня. Теперь он связан со своей подругой навсегда. Хотя думаю, что так на его месте должен поступать каждый.

Анни принялась рассказывать Эдварду о вечеринке прошлым вечером. Чувствуя ревность по отношению к испанским девушкам, она поведала о том, какое блистательное общество собралось и какими смешными историями забавлял их Дон.

– Ты что, поехала вместе с ним? – уязвленно спросил Эдвард.

– Но ничего не было. Я была с Розой. К тому же он был стар, даже старше тебя, – поддразнила она его. – И он дал нам покурить «травку». Это было здорово, – добавила она.

– Ну, Роза, – протянул Эдвард.

В прошлом семестре Роза отправилась с ними на ялике по реке. Ничего хорошего из этого не получилось. Роза и Эдвард сделали все возможное, чтобы предстать друг перед другом в наихудшем свете. Под конец они затеяли горячий спор о том, стоит ли студентам организовывать совместные акции с рабочими. Конечно, Роза, как всегда, не слушала возражений. Эдвард называл ее аргументы идеалистической болтовней, приводя в пример события в Париже в 1968 году. Анни устала их успокаивать, и Эдварда, и свою подружку.

– Ну, я люблю Розу, – произнесла она сейчас. – Я собираюсь с ней на демонстрацию на следующей неделе. Мы пойдем к американскому посольству. – До этого разговора Анни еще не приняла окончательного решения.

– С каких это пор тебя интересует Вьетнам?

– Это очень важно, – вспыхнула Анни. – Так называемые цивилизованные народы Запада осуществляют чудовищное преступление против гуманизма. Они бомбят мирных жителей, заживо сжигают детей, уничтожают леса. Если достаточное число людей выступит против этого, мы сможем это прекратить. Разве это не достойная цель?

– Конец войне настанет, только когда придет понимание, что ее нельзя выиграть, и когда подойдет время следующих выборов, на которых Никсон захочет быть переизбранным.

– Как ты можешь быть таким циничным? – горячо возразила Анни. – Даже если ты прав, нам надо сделать все, что в наших силах. До следующих выборов могут погибнуть сотни тысяч людей. Это – чудовищное подавление бедной страны богатой сверхдержавой. И это должно быть прекращено. Если ты не можешь пойти из-за своей дурацкой работы, это не значит, что я не пойду.

Эдвард откинулся на сиденье.

– Хорошо, хорошо. – Его рот стал узкой полоской. – Ты превратилась в маленькую революционерку из Леди Маргарет Холла.

– Ты считаешь, что это никчемная трата времени?

– Я считаю, что ты должна делать то, что сама считаешь необходимым. И не слушать ни Розу, ни кого-нибудь еще.

– Включая тебя.

– Включая и меня, – согласился Эдвард. Но было видно, что это его задело.

Возможно, чтобы растопить появившийся ледок, он заказал коктейль «Ржавые гвозди», фирменное блюдо Дадли, состоящее из смеси виски и «Драмбуе». Коктейль обжег горло Анни, но не успокоил ее, а, наоборот, сделал более задиристой.

Когда они покинули ресторанчик, Эдвард примирительно обнял ее за плечи.

– Что мы будем петь по пути назад?

– Ничего. Слишком холодно. Я не хочу, чтобы верх был опущен.

Обратно они ехали в тишине. Анни чувствовала, что выпила слишком много. Когда машина стала вилять по улочкам Оксфорда, ей стало совсем плохо. Она закрыла глаза, притворяясь спящей.

– Проснись, маленькая, – пропел Эдвард ей в ухо, когда они остановились перед светофором. – Едем ко мне?

– Не сегодня, Эдвард. Я еще не успела даже распаковать свои вещи, а в понедельник начинаются занятия. Ты сам говоришь, что работа – прежде всего, – ехидным голосом сказала она.

Он не ответил. Когда впереди показался Леди Маргарет Холл, Эдвард положил руку на ее колено.

– Не меняйся, – произнес он. – Я люблю тебя такой, какая ты есть.

– Все меняются, – ответила Анни, чувствуя, что настроение у нее совсем испортилось. Если он считает, что она изменилась, может, он ее больше не любит?

Как только Эдвард остановил машину, Анни открыла дверцу.

– Спасибо за вечер, – быстро произнесла она и начала выбираться из машины. Он протянул руку и сжал ее плечо.

– А как насчет ленча завтра вместе? В «Кингз Армз»?

Анни повернулась, сменив гнев на милость.

– Хорошо, – и улыбнулась.

Первое, что она увидела в своей комнате, был тот огромный букет роз. Анни почувствовала, как забилось ее сердце. Она действительно любила Эдварда. И, возможно, иначе, чем в прошлом семестре. Она наклонилась, чтобы почувствовать их запах, но они не пахли. Лепестки стали уже чуть вянуть.